Алиса Бастиан
Летопись Океана
Глава 31. Желаемое
Они выбрались из карьера и обнаружили, что находятся вовсе не у Синей реки, а в самом центре графства Океан.
– Как удобно! – восхитилась Изумруд.
– А я уж испугалась, как Терций поплывёт в одиночку, – добавила Аврора. – Он, кажется, об этом совсем не подумал.
– Но ему повезло, – улыбнулась Черешня. – И нам тоже.
– Странно, но я не помню, как я возвращался домой в прошлом году, – задумчиво протянул Сириус. – Хотя в этом, как мы уже поняли, всё по-другому. Впрочем, оно и к лучшему. Быстрее окажемся дома. Честно говоря, я умираю с голоду.
– Я тоже! – воскликнул Макс.
– Тогда идём!
Примерно полчаса они шли по тропинкам, сначала серьёзные, задумавшиеся о том, что с ними произошло, и том, что могло бы произойти, а потом радостные, осознавшие, что им выпало величайшее счастье исполнить свои желания. Каждый из них получил желаемое, и оно наполняло их радостью изнутри, буквально подбрасывая в воздух, словно гелий воздушные шарики. Ещё чуть-чуть, и ветер подхватил бы их счастливые фигурки и унёс куда глаза глядят.
А глаза, куда бы они ни глянули, выхватывали лишь яркие цветы, сочную зелень и нежно-голубое небо. И никаких забот. Счастье разливалось в воздухе и грело им души. Когда они дошли до мозаичной дорожки, настроение у них стало ещё лучше. Они направились к поместью Сириуса. Истинного графа, преданного своему народу и графству.
Вдруг из-за поворота показалась большая полосатая зебра, на спине которой сидела маленькая птичка-колибри (это была уже знакомая Максу Бри). Зебра, окинув их оценивающим взглядом, уважительно кивнула Сириусу и Авроре и статно, гордо и грациозно прошагала мимо, направившись в сторону Океана.
– Зебра? – удивился Макс. Почему-то он никак не ожидал увидеть в графстве зебру.
– Это Бра, – отозвалась Черешня. – Вообще она очень весёлая, особенно любит играть и бегать на берегу Океана. Устраивают там с Бри гонки. А иногда и с Риком и Зо.
– А почему Бри на ней катается, если она может летать? – спросил он.
– О, – засмеялась Аврора. – Они весьма дружны. Эта своеобразная игра: Бри любит кататься на Бра, хоть и поддразнивает её, что та слишком медленная. Но Бра не обижается и тоже подшучивает над Бри по разным поводам. Вообще-то она рада их дружбе и даже гордится ею: нечасто встретишь зебру, веселящуюся с графской колибри!
Макс улыбнулся и покачал головой. Даже когда их путешествие, казалось бы, окончено, графство Океан не перестаёт показывать ему удивительное! Тем временем поместье графа уже показалось на горизонте.
– А мы позовём Терция? – спросила Изумруд.
– Конечно. Но сейчас, думаю, ему не до нас, – ответил Сириус.
Он не ошибся. Меньше всего Терций, шагая по мозаичной дорожке, но далеко впереди них, думал о своих друзьях. Он так и не признался им, что пожелал. Высказанные предположения отрицал, хотя вообще-то они были недалеки от истины. Теперь пора было понять, что же в итоге получилось. Обрёл ли он желаемое.
Терций глубоко вдохнул, медленно выдохнул, кивнул своим надеждам и постучал в дверь Чайницы.
– О, я знала, знала, что у вас получится! – воскликнула она, почти сразу открыв дверь, и от радости бросилась его обнять.
Терций смутился, похлопал легонько её по спине, и Чайница отступила на порог.
– Я чувствовала, что всё будет хорошо, – сказала она. – Я так вами горжусь! Вы справились! Как Макс? Всё в порядке? Терций? Ау, Терций! Приём! – рассмеялась Провидица, помахав рукой у него перед носом.
– А? А, да… – опомнился Терций, которого снова, как и всегда, заворожили глаза Чайницы, лучащиеся тёплым светом, и её янтарные волосы, до которых ему всё время хотелось дотронуться. – Да, всё хорошо.
– Жуть как хочу послушать! – взмолилась Провидица. – Не знаю ничего после того момента, как вы вошли в пещеры. Пыталась узнать, посмотреть, погадать, но без толку – видимо, это особая зона, которая блокирует ментальные вмешательства извне. Расскажи! Я заварю чаю, – добавила она и засмеялась: можно было и не добавлять. По-другому быть и не могло.
– Давай лучше пройдёмся, – беззаботно сказал Терций. – Чай ещё успеется.
Чайница кивнула, не раздумывая, прикрыла дверь в домик и доверчиво, с готовностью шагнула к Терцию. У того даже сердце защемило от такой непосредственности. Всё-таки Провидица, хоть и пользовалась уважением всех графств, несмотря на все свои способности и своё бремя, всё ещё оставалась ребёнком. Смогла его в себе сберечь.
Чайница засунула руки в карманы своего янтарно-оранжевого вельветового комбинезона (по мнению Терция он шёл ей не меньше, чем платье) и улыбнулась. Терций посторонился, пропуская её на дорожку, и они стали прогуливаться по владениям Провидицы. Терций в красках (но не приукрашивая) рассказывал ей, как они проходили пещеры, а Чайница, то с ужасом, то с восторгом качая головой, внимательно слушала. Ей было жаль, что Черешня не попала в гущу событий – должно быть, очень обидно остаться на обочине приключений, пусть даже и опасных, когда ты собирался в них поучаствовать. Чайница отлично её понимала. Терций продолжал рассказывать всё, что они успели обсудить, выбравшись на свободу: про серебряное свечение, глаза Макса, красную туманную Пещеру Желаний, про сделку Макса и про Изумруд, по доброте душевной сумевшей обхитрить Пещеру и спасти Макса, сама того не зная. Дойдя до этого места в рассказе, Терций с Провидицей дошли до Чайной черты. Рассказ получился долгим, и они с Чайницей обошли почти все её владения, даже не обратив на это внимания.
– Потрясающе, – рассмеялась Провидица. – Должно быть, Сириус сначала здорово испугался. А Изумруд-то всё-таки добилась своего. Восхищаюсь, – улыбнулась Чайница.
– Добилась?
– Разве все вы не относились к ней слегка снисходительно? Маленькая влюблённая болтушка с бесполезным даром, зелёными кудрями и неисчерпаемым оптимизмом. И огромным сердцем, как оказалось.
– Она крута, – признал Терций.
– Думаю, теперь все вы немного поменяете мнение о ней. Даже Сириус, – хитро улыбнулась Провидица. – Может быть, Изумруд не так уж и прогадала, не пожелав его влюблённости… Она молодец.
Терций кивнул.
– Ну а ты? – спросила Чайница, и голос её внезапно стал медовым. Терций даже почти почувствовал его вкус.
– Я?
– Говорят, музыканты эгоистичны. Но ты ведь не такой, я знаю… – Чайница поправила выбившуюся из-за уха прядь волос. – Правда ведь?
Терций рассмеялся, но почему-то весьма нервно.
– Конечно, правда, – ответила за него Чайница. – Хотя… Кто-то из вас двоих всё-таки мог сделать это. И если это не Изумруд… Ты ведь не загадал столь бесполезное желание, правда?
– Ты о чём? – спросил Терций, хотя уже всё понял.
– Я знаю, что нравлюсь тебе. Я ведь Провидица.
– Да все это уже знают, – буркнул Терций и уставился на кончики волос Чайницы, только бы не смотреть ей в глаза. Хватало того, что он чувствовал, как к щекам прилила кровь.
– Всё в порядке, – мягко сказала Чайница. – Просто скажи мне. Скажи, что ты не променял свой шанс пожелать всё, что угодно, на глупое и бесполезное любовное желание.
– Любовное желание? – воскликнул Терций.
– Не уверена, что лично я на месте Изумруд удержалась бы от искушения влюбить в себя того, о ком думаешь день и ночь. Я бы провалила вам всю миссию.
– Ты думаешь… Думаешь, я поступил глупее Изумруд? Да она вообще без ума от Сириуса, только и трещала о нём с утра до вечера, и то – не совершила такой ошибки! А я всего лишь…
«Всего лишь люблю тебя», – хотел сказать Терций, но осёкся. Провидица и так в курсе, не стоит сейчас об этом. К тому же в таких делах «всего лишь» не бывает.
– К тому же, – чересчур громко сказал он, прерывая повисшую паузу, – если бы я, будем говорить прямо, возжелал бы, чтобы ты в меня влюбилась, – тут голос Терция почему-то дал трещину, – а я бы такого не сделал, конечно, но всё-таки – ты бы уже знала об этом. Ты бы уже почувствовала, поняла, что произошло. Что я своим эгоистичным желаньишком испортил тебе жизнь, – закончил Терций совсем уж зло. Зло и с обидой. – Надо было всё испортить? – Он не выдержал и отвернулся. Щёки полыхали всеми огнями вселенной.
– Что испортить?
Терций не ответил.
– Что ты пожелал?
Молчание.
– Мне нужно знать! – взмолилась Чайница. – Я бы не спрашивала, если бы могла почувствовать и понять. И я бы не спрашивала, если бы могла определить, это ли ты загадал. Но я не могу.
Терций снова посмотрел на Чайницу, теперь уже недоверчиво.
– Почему это?
Чайница вынула руки из карманов, вздохнула и сказала:
– Да потому что откуда я узнаю, что ты пожелал влюбить меня в себя, если это и так давным-давно произошло?
Сердце Терция пропустило удар. И ещё один.
– Что? – переспросил он.
– Я и так давно в тебя влюблена, милый мой музыкант, – улыбнулась Чайница, наблюдая за лицом Терция, прекраснее которого для неё не было. – Просто не хотелось бы узнать, что ты потратил своё желание впустую, пожелав то, что уже есть.
– Но почему ты ничего не говорила?! Почему сказала только сейчас?!
– Я и сейчас ничего не говорила, – покачала головой Чайница. – Это так, ветер чайные кусты пошевелил.
Терций сжал кулаки, и у Чайницы дрогнуло сердце. Конечно, она могла бы объяснить. Сказать, как это тяжело – молчать и держать в себе любовь к тому, кого не хочешь к себе привязывать своим бременем. К тому, с кем сможешь быть только на этих чёртовых плантациях, тому, кто не заслуживает заточения – да и не его это судьба. Как это тяжело – заточить в себе любовь, чтобы не заточить в ней любимого. Но это стоит того. Терций не страдал от неразделённой любви, но страдал бы от разделённой – их всегда разделяла бы Чайная черта. Они никогда никуда не смогли бы пойти вместе, сходили бы с ума в окружении чайных кустов и чайников – вдвоём веселее, конечно, но Чайница бы себе этого не простила. Терций бы страдал от того, что его любимая в вечном заточении, она бы мучилась, видя это, и ничем хорошим это всё равно бы не закончилось.
– Ты должна была сказать раньше.
– Зачем?
– Нельзя о таком молчать! Нельзя, понимаешь? Особенно, когда ты знаешь…
«…знаю, что ты в меня влюблён. И что если узнаешь о моей взаимности, можешь пожелать совсем не то, что хотел. Совсем не для себя. Милый мой, я просто не хотела тебя использовать. Я ведь знала – если скажу, покоя тебе не будет. Нет ничего приятнее рыцарских желаний освобождения принцесс. Пожалуй, только само это освобождение. Но кем бы я была, если бы призналась раньше – зная, к чему это приведёт? Самой расчётливой и эгоистичной Провидицей в мире. Я бы себе этого не простила», – подумала Чайница.
Вслух же она сказала:
– Поверь, так лучше для нас обоих. Ты просто…
– Не желал я никаких влюблённостей, – перебил её Терций. – Я ещё в своём уме. Если уж Изумруд понимает, что к чему, невысокого же ты мнения обо мне.
– Да я не… – начала Чайница, но Терций повернулся к ней спиной и шагнул за Чайную черту.
Теперь он был там: свободный, настоящий житель графства Океан, который мог отправиться поплавать в Океане или в далёкое путешествие, или куда душе угодно. А она всё ещё была здесь, и останется здесь навсегда, вдыхать неизменный аромат чая и провожать взглядом редких далёких прохожих.
– Прости, – сказала она.
А потом почувствовала рывок и едва не упала прямо на Терция. Тот сжимал её руку в своей. И они оба были за Чайной чертой.
– Нет, не надо! – испугалась Чайница. – Я не могу! Нельзя!
Она пробовала пересечь черту не три, а четыре раза. Просто никому об этом не сказала. О том, что чуть не потеряла сознание от боли, о том, что плантации мгновенно засохли, даже не дав ей времени опомниться, и о том, как она почти две недели восстанавливала их и почти два месяца – себя, смирившуюся наконец со своим проклятьем.
Чайница пыталась вырваться, не желая терять сознание прямо перед Терцием, этим глупым влюблённым мальчишкой, упрямым и обиженным, выдернувшим её из принадлежавшего ей мира, которому принадлежала и она сама и правил которого он никогда не сможет принять.
Терций пошёл к пляжу, волоча её за собой и не выпуская её руки, и Чайница взмолилась:
– Пожалуйста, не надо! Давай вернёмся и просто поговорим! Пока ещё не поздно…
– Успеем ещё наговориться, – бросил Терций, и Чайница ужаснулась: неужели она настолько его задела, что он даже не понимает, что делает?
– Перестань, я не могу! – снова крикнула она, собрав в голосе всё умоляющее отчаяние, какое только смогла в себе найти. – Мне нельзя, совсем нельзя!
Мольбы помогли. Терций внезапно остановился, но руки Чайницы не отпустил. Посмотрел на её домик, оставшийся далеко позади. На сочные плантации, слегка движимые лёгким ветерком. На Чайницу. Улыбнулся. Коснулся её мягких янтарных волос и сказал:
– Теперь можно.
Глава 32. Почему бы и нет?
Пирушка, как назвал её Сириус, продолжалась до самого вечера. Своего пика она достигла, когда в графское поместье подтянулись Терций с Чайницей, чем вызвали бурю восторгов. Но апофеозом программы стало появление самой Графини, а вместе с ней и её верной белки-Секретаря. Графиня, хотя ей и сложно было выражать чувства, была счастлива, что Сириус спасён от своего проклятья. Она ничем это не показала, но все знали, что так оно и было. По велению Графини в поместье Сириуса доставили вкуснейшие яства, предназначенные для праздников, и они пробовали их и веселились до самого вечера (Графиня почтенно ушла раньше всех, чтобы никого не смущать своим присутствием; Секретарь осталась, узрев на столе редкие заморские орехи). Ближе к ночи Максу захотелось прогуляться – ночное графство Океан было поистине волшебным, со сверкающими серебряными звёздами, освещающими мозаичную дорожку, золотыми светлячками, разноцветными огоньками, рассыпанными тут и там, словно яркие конфетки-леденцы (это были диковинные ночные насекомые графства), – поэтому его отправили принести немного фруктов к праздничному столу из чудесного фруктового сада, так впечатлившего Макса. А чтобы он не заблудился, да и вообще для компании, с ним пошли Рик и Зо, недавно пришедшие поучаствовать во всеобщем веселье и праздновании.
Огромная молочная луна висела прямо над фруктовым садом, особенно ярко освещая его и ближайшие к нему окрестности. Почти дойдя до фруктового сада (они шли, негромко переговариваясь, как старые друзья, и любуясь дорогой; о пещерах они не говорили, справедливо рассудив, что для этого ещё найдётся время), Макс внезапно остановился.
– О, смотрите! Смотрите, смотрите, СМОТРИТЕ! – закричал он. На лице у него был неописуемый восторг.
Рик и Зо повернули головы. На ближайшем дереве, на самой крупной его почти горизонтальной ветви сидел большой хамелеон. Ярко-изумрудного цвета со сверкающими золотыми полосками, сонными изумрудными глазами и голубым хвостом, обвивающим ветвь дерева. Луна ярко освещала его, словно прожектор, и в её свете он сверкал как драгоценное сокровище.
– А, это Леон, – сказал Рик.
– Леон! Хамелеон Леон! – рассмеялся Макс и подбежал поближе, не отрывая взгляда от прекрасного животного. «Колибри Бри и зебра Бра, – подумал он. – И хамелеон Леон. Здорово, что легко запомнить!»
– Что? – отозвался хамелеон, поменяв окраску на радужную.
Макс встал прямо перед веткой с Леоном. Разноцветные крупные полосы – жёлтые, алые, салатовые, голубые, сиреневые – словно покрывала серебряная пыль, отчего Леон сиял, словно какой-то космический объект.
– Какая красота! Я никогда, никогда не видел живого хамелеона! Какой же он краси-и-ивый! – протянул Макс, оборачиваясь на подошедших Рика и Зо. – Вообще!
– Добрый вечер, мальчик, – медленно и с расстановкой выговорил хамелеон, ставший белым с оранжевыми вкраплениями.
– Добрый вечер, Леон! – ответил Макс, улыбаясь.
– Что вы себе позволяете, молодой человек?! – возмутился хамелеон, одновременно с этим поменяв свой цвет на фиолетовый. – Попрошу обращаться ко мне не иначе как «месье Леон», – высокомерно сказал он, свернув свой длинный хвост в фиолетовую высокомерную спираль.
– Ой, извините, – сказал Макс, растерявшись.
– «Извините»?! Что ты тут мямлишь, малец?! – крикнул Леон, мгновенно покраснев до кончика хвоста, теперь обвившегося вокруг ветви дерева. – Будешь вечно перед всеми извиняться, так и останешься тряпкой, неужели непонятно? А вы, вы куда смотрите, а, собаки? Как вы меня все достали! – рявкнул он и стремглав взлетел по стволу дерева к верхушке, скрывшись в густой листве ветвей.
– Не обижайся на него, – сказала Зо, подойдя к ошалевшему Максу и доброжелательно ткнувшись ему в ногу маленьким мокрым чёрным носиком.
– Я…
– Не бери в голову, – повёл ушами Рик, прислушиваясь к шуму в кроне дерева. Очевидно, Леон лихорадочно ползал с ветки на ветку, пытаясь успокоить нервы. – Он же хамелеон. Такова его природа. Вместе с окраской меняются и его настроения. В нём одном уживается столько настроений, сколько цветов! И их комбинаций. Поначалу удивляешься, но потом привыкаешь. Так-то Леон парень неплохой. Если не меняет раскраску каждую минуту, конечно. Это сейчас он от волнения – не привык, что ему уделяют столько внимания. Ничего, успокоится.
Рик подошёл к Максу и сел рядом. Макс не удержался и погладил его большую мудрую голову. Зо звонко тявкнула, и Макс погладил и её тоже. Потом Зо тявкнула ещё раз, но уже смотря на дерево: Леон, успокоившись, свесился с ветки дерева. На этот раз он был ярко-синего цвета с крупными лимонными точками.
– Чаво это вы тут прохлаждаетесь, братва? – поинтересовался он. – Ну ладно, мальчонка из другого мира, подумаешь, всякое бывает… Но вы-то? Бездельники… Полюбовались чуточку, и идите куда шли!
– Да, сеньор, – тявкнула Зо и улыбнулась.
– Ишь, какие вежливые! Ну ладно, можете заходить иногда… Любоваться.
– Обязательно, милорд, – с благоговением рыкнул Рик, и вся троица чуть не покатилась со смеху. Но им удалось сохранить серьёзный вид.
– Ну-ну, – ответил Леон, подмигнул и улыбнулся, становясь розово-лиловым. – Удачи!
– Спасибо, – отозвались все трое хором.
Макс помахал хамелеону, и они направились дальше.
– Как же здесь всё-таки здорово! А можно сделать так, чтобы здесь оказались моя мама и бабушка? – Макс от весёлого возбуждения буквально подпрыгивал. – Им бы так понравились все эти чудеса!
– Нет, – покачал головой Рик. – Для всего должна быть причина. То, что ты хотел бы, чтобы мама жила здесь, – не причина. Но, может быть, однажды…
Они дошли до сада и набрали сочных ярких фруктов, сверкающих в свете луны, словно разноцветные новогодние игрушки: обратно Макс тащил большую корзину, Рик нёс в зубах корзинку поменьше, а Зо шла впереди в качестве проводника (мало ли что). Веселье продолжилось, и когда всё было съедено и выпито, все они – дети и животные, – уставшие и счастливые, рухнули на кровати и заснули крепким, спокойным сном.
Утром они пошли на пляж. Конечно, на пляж. Океан встретил их ласковой сине-бирюзовостью и серебристыми барашками волн, тёплым мягким песком и солёным ветром. Кроме них на пляже никого не было. Сейчас он принадлежал им одним.
Они расстелили большое одеяло и разложили вещи. А потом наконец сделали то, о чём Макс мечтал с самого начала своего путешествия, но на что у него не было ни времени, ни дерзости.
Они побежали купаться.
Аврора, Черешня, Изумруд, Терций с Чайницей и даже Сириус весело забежали в Океан, и Макс, не успев опомниться, очутился рядом с ними. Вода была именно такой прохладной, как ему хотелось, и именно такой мягкой, какой никогда не была у него дома. Ныряя в одну волну и выныривая в другой, плескаясь, смеясь, наслаждаясь Океанскими объятиями, гостеприимными и заботливыми, они плавали, плавали, плавали, и Максу казалось, что его захлестнула сама Вечность. Наверное, сейчас Океан тоже вписывал их в свою летопись, и эти страницы будут одними из самых радостных. Счастливые, с исполнившимися заветными желаниями, любящие и любимые, они окунались в бархатные бирюзовые воды, сбрасывая с себя всё напряжение последних дней, все сомнения, страхи, неуверенность, сопровождавшие их, оставляя себе только чистую эссенцию безоблачной, светлой радости. Глядя на Терция с Чайницей, Макс вспомнил, что в чайной гуще Терций разглядел море. Значило ли это уже тогда, что его желание исполнится? Или лишь то, что Макс, попав сюда через море, через море же и вернётся домой, связав с ним свою жизнь?
Макс не знал, сколько прошло времени, прежде чем они вылезли обратно на берег и расположились на одеяле, чтобы обсохнуть и отдохнуть. Они сидели, кто скрестив ноги, кто вытянув их на сухой песок, и вспоминали своё путешествие. О расставании думать не хотелось, поэтому о нём и не говорили.
– Пойду прогуляюсь по берегу, – через какое-то время, устав от нет-нет, да проскакивающих хвалебных слов в его сторону, сказал Макс, которому отчаянно необходимо было подумать. Ещё раз осознать всё, что с ним произошло. Убедиться, что это был не сон. Почувствовать под ногами мягкий песок. Услышать шёпот тёмно-бирюзовых волн. Подставить лицо тёплому солнцу и мягкому, лёгкому бризу. Почувствовать себя счастливым.
– Хорошо, – кивнула Аврора, внимательно посмотрев ему в глаза. – Мы будем тут, – улыбнулась она.
У Макса почему-то защемило сердце, и он невнятно кивнул в ответ, а затем встал и зашагал по песку, оставляя Аврору и остальных позади. Несколько минут он шёл, не думая ни о чём, просто наслаждаясь этим удивительно согревающим чувством благости. Потом слегка притормозил. Маленькие следы таксячьих лап на влажном песке цепочкой тянулись по берегу. Рядом были следы крупнее. Зо и Рик. Макс пошёл вдоль Океана, намереваясь дойти до места, где следы оборвутся, и найти там закадычных друзей, но следы оборвались, а собак нигде не было видно. Оглядевшись, Макс обнаружил, что они плескаются невдалеке на мелководье, где вода доходила Зо до середины хвоста, а Рику едва мочила лапы. Макс сел на бревно и стал за ними наблюдать.
Набрызгавшись и увидев Макса, овчарка с таксой выбежали на берег и подбежали к нему.
– Поздравляю! – тявкнула Зо. – Ты справился. Вы справились!
– Уважаю, – рыкнул Рик. – Впрочем, мы и не сомневались.
– Спасибо, – пробормотал Макс, опустив голову.
Рик и Зо задумались, не отводя от него глаз.
– Почему такие невесёлые мысли? – спросила наконец Зо.
Макс поднял голову и улыбнулся. Он уже успел забыть, что рядом с Риком и Зо ничего тайного не остаётся.
– Взрывной коктейль, – сказал Рик. – Смесь тоски по дому и тоски от расставания с друзьями, радости от того, что с ним всё это произошло и печали от того, что всё это подошло к концу, чувства благодарности ко всему и всем и почему-то собственной никчёмности, бесполезности и лишности в этой идиллической картинке.
– Какой же он глупец всё-таки, – отозвалась Зо.
– Может, просто скромный? – предположил Рик.
– Я вообще не понимаю, о чём вы говорите, – рассердился Макс.
– Я объясню, малой. – Рик уселся на песок и внимательно посмотрел на Макса. – Ты помог им всем. Ты спас их. Ты – действительно их шанс на нормальную жизнь. И шанс этот вы, к счастью, не профукали.
– Я мало что сделал, – покачал головой Макс.
– Ты сделал самое главное. Ты появился именно тогда, когда был нужнее всего. Ты придал им веры. Разжёг в них желание действовать. Помогал в пути. Если бы вы не попали в Пещеру Желаний – а им бы не удалось без тебя, Макс, – кто знает, сколько печали это бы принесло. Сириус совсем отчаялся бы, потерял остатки человечности. Аврора бы этого не вынесла. Не вынесла бы ещё больше потерять брата, проиграть свою битву за него. Изумруд, влюблённая в него всем сердцем и принимающая его страдания почти как свои, – тоже. Чайница, привязанная к своим плантациям, уже давно на грани. Свобода снится ей каждую ночь. Терций не в силах был бы вынести свою неспособность ей помочь. Черешня страдала о прошлом, о времени, когда Сириус, она и Аврора были счастливы, и что бы она ни говорила – просто отпустить то время ей не удаётся. Воспоминания о том, чему не суждено вернуться, подтачивали её изнутри. Ты освободил всех шестерых.
– Вот именно, – радостно подтвердила Зо. Рик, как и всегда, умел доступно излагать.
Макс растерянно молчал. Обдумывал, что бы сказать, но ничего не придумал.
– Ты – герой, – гавкнула Зо и ткнулась ему в ногу маленьким холодным носиком.
– Просто прими это, – вальяжно сказал Рик, но в жёлтых глазах его видна была гордость.
Макс посмотрел на них и не смог сдержать улыбки. Ему вдруг стало легко, словно с плеч свалился какой-то невидимый груз. Может, так оно и было.
– Приятно было познакомиться, – сказал Рик.
– Очень, – кивнула Зо.
– И мне тоже! – воскликнул Макс, вскочил с бревна и, не в силах сдержать чувств – всех, что он испытывал в этот момент, – опустился коленями на тёплый песок и крепко обнял Рика, зарывшись носом в его густую шерсть. А потом склонился ниже и обнял Зо, осторожно поглаживая её маленькое, но отважное тельце, нагретое солнцем.
– Ну ладно, ладно, – проворчал Рик, и Макс, с трудом подавляя желание зацеловать обеих собак в носы, поднялся с колен.
– Удачи во всём! – вильнула хвостом довольная Зо.
Рик, тоже довольный объятиями, но не показывающий этого, сказал:
– Да. Удачи. А теперь иди к своим друзьям.
Макс обернулся и различил крохотные фигурки, оставленные им далеко позади. Пора было возвращаться. И прощаться. Он вздохнул, напоследок всё же не удержался и быстро чмокнул Зо в маленький хорошенький чёрненький носик, а Рика в ухо (целился тоже в нос, но Рик увернулся), сказал: «Спасибо вам! За всё», и отвернулся, пытаясь скрыть нахлынувшую на сердце тоску. Медленно зашагал по песку.
– Тебе спасибо, Макс, – услышал он и обернулся, но ни Рика, ни Зо уже не было видно.
Он вернулся к друзьям, и они посидели вместе, и снова хорошенько выкупались в тёплых волнах, и посидели ещё, говоря обо всём на свете, кроме предстоящего расставания. В какой-то момент ветер переменился, и Макс отстранился от происходящего. Этот ветер пах домом. Он точно знал это. Макс встал и подошёл к кромке Океана. Бирюзовые волны с белоснежной пеной лизнули берег и его ноги. Ветер снова стал прежним. Макс мог бы вечно стоять так, ногами в мокром, проваливающемся песке, смотря, как вода набегает, дразня его, и отбегает, маня за собой. Вместо этого он сунул руку в карман. Ощутил прохладу и рельеф ракушки. Обернулся к друзьям. Меньше всего ему хотелось делать то, что он собирался.
Макс смотрел на них. На Чайницу, радостно бегающую по пляжу, на котором она раньше никогда не была. На Терция, с трудом поспевающего за ней и светящегося от счастья. На Сириуса, наконец-то без тёмных очков, с усмешкой чинящего сломавшийся замочек на изумрудной сумочке. На Изумруд, прижавшей руки к груди в немом обожании, стоящей рядом. На Черешню, разливающую по стаканам свой прохладный фирменный сок, сидящую между Сириусом и Авророй с самым довольным видом. На Аврору. Солнечное счастье ей очень шло. Утренняя Заря – теперь она поистине была ею.
Макс сжал в руке ракушку. Он хотел бы остаться. В этом волшебном графстве с ещё более волшебными людьми – его друзьями. Но пора было возвращаться домой. Он сохранит воспоминания об этом невероятном путешествии на всю жизнь. Ярче всего их будут подсвечивать серебринки Аврориных глаз.
– Макс! – услышал он голос, от которого внутри всё расплавилось. Аврора поднялась с одеяла и подошла к нему.
– Ну… Мне пора, – выдавил Макс.
– Ты же помнишь, что говорила Криста? – Аврора заглянула Максу в глаза, и тот едва не забыл собственное имя. Но, взяв себя в руки, сказал:
– Ага.
Хотя и не понял, что именно имела в виду Аврора.
– Там, у тебя, не прошло и минуты, – сказала она, и сердце у Макса сжалось.
– Может быть, останешься ещё хотя бы на недельку? – улыбнулась ему Утренняя Заря, и в горле у него пересохло. – Я приготовлю лимонад из лесной брусники и грозового дождя, – словно угадав его мысли, добавила Аврора.
Мимо пробежали Чайница с Терцием, дурачась и размахивая руками. Сириус рассмеялся какой-то удачной шутке Изумруд. Макс посмотрел на ракушку, потом на Аврору.
И сказал:
– Почему бы и нет?
