Кровь смешивалась с водой, текущей из-под крана умирающей струйкой, и окрашивала треснувшую белую раковину поначалу в багряный, а затем, когда воды становилось больше, в светло-красный цвет. Труба была засорена, и вскоре раковина, наполненная уже почти до краёв, превратилась в розовое озерцо. В Австралии есть розовое озеро Хиллиер. Воды его, в зависимости от погоды, завораживают своим цветом – от нежно-розового до насыщенного фуксии. Настоящее чудо природы.
Но она была не в Австралии. Она была в пропахшем плесенью и горелым тмином туалете с обшарпанными зелёными стенами и разбитым кафелем на полу. Зеркала над раковиной не висело, и это было к лучшему – вряд ли бы ей понравилось то, что она увидела бы в отражении. Вода чуть выплеснулась на пол, и она закрыла кран. На вид руки казались чистыми, но она знала, что на самом деле ей никогда не смыть эту кровь. Она прижала ладони к дну раковины – снова выплеснулось немного воды, – упёрлась головой в стену и закрыла глаза. Прислушалась к своему дыханию, но ничего не услышала. Как обычно – беззвучна и невидима. До неё долетел приглушённый звук телевизора. Наверное, черноволосый включил. Внезапно звук стал громче, намного громче. Кого-то заинтересовало то, что показывали. Она знала, что. Чувствовала. И подтверждение не заставило себя ждать: «…тела невозможно опознать, и полиция заявляет…» Что заявляет полиция, она не узнала – в ушах зашумело, ноги задрожали, ей пришлось опуститься на грязный пол с лужицами воды. Осколки кафеля звякнули под коленями. Говорят, розовый цвет озера Хиллиер природа составила благодаря одновременному обитанию в нём особой водоросли и определённых микроорганизмов, удивительно гармонично переплетающихся в солёной австралийской воде.
Цвет её личного озерца – тоже удивительное переплетение. Переплетение затхлой воды из-под крана и крови, смытой с её рук.
Крови этих людей.
Здание было заброшенным, как им и говорили. У входа стоял новенький фургон, наподобие тех, где делают флюорографию, и именно туда их пригласили.
Четверо совершенно разных людей зашли внутрь, и дверь фургончика захлопнулась. Каждый из них вздрогнул, но решил сделать вид, что всё в порядке. К тому же они здесь не просто так. И готовым надо быть ко всему.
В рамках разумного, конечно.
Они огляделись, насколько позволяло пространство. Небольшой столик, на нём новенький прямоугольный чемодан и какая-то колонка, рядом вешалка, перегородка, окошко, как в кассе какого-нибудь вокзала, только закрытое.
– Кхм, – громко кашлянул один из них, и створка окошка слегка приподнялась, но не настолько, чтобы они увидели менеджера.
– Добро пожаловать, – услышали они мужской голос из портативного динамика на столе. Он звучал слегка неестественно – возможно, был пропущен через программу изменения голоса. – Рады приветствовать вас на игре «Пятый лишний». Уверяем: то, что вы собрались здесь, великая удача и возможность сорвать неплохой куш. Он, кстати, находится в чемодане на столе. Можете проверить. Смелее, друзья!
Светловолосый мужчина хмыкнул, открыл чемодан и развернул его так, чтобы видели все остальные.
– Один миллион рублей наличными, друзья. Он может стать вашим.
– Неплохо, – сказал светловолосый и посмотрел на девушку, стоявшую в профиль напротив него.
Четвёртый размер, втиснутый в чёрный лифчик, – слегка просвечивающий сквозь светлую блузку без рукавов, но с дразнящим воротничком, застёгнутым слишком плотно. Настолько, что хотелось его расстегнуть. Возможно, на это и было рассчитано. Чёрные джинсы, обтягивающие вполне аппетитную крепкую задницу. Огненно-рыжие волосы, собранные в пышный пучок на макушке. Девушка повернула голову и встретилась с ним взглядом тёмно-карих глаз. Засекла оценивающий осмотр, слегка улыбнулась хищным ртом, обильно накрашенным красной помадой. Он бы с лёгкостью нашёл применение этому рту. Но, напомнил он себе, он здесь совершенно не за этим.
– Разумеется, – продолжил голос, – вы получите его, только если выиграете. А для этого вам придётся стать одной командой: в Игре не будет победителей, победят либо все, либо никто.
– То есть если мы выиграем, каждый получит по двести пятьдесят тысяч? – недоверчиво спросил мужчина в немного старомодном коричневом вельветовом костюме, впрочем, неплохо на нём сидящем. Для него такие деньги были огромной суммой.
– Совершенно верно, – подтвердил голос менеджера. – Попрошу каждого подойти к окошку и назвать своё имя. Начнём как раз с вас.
– Э… Ну ладно, – мужчина в костюме посмотрел на остальных. – Ладно. – Он подошёл к окошку.
– Ваше имя?
– А… Альберт, – нервно ответил он.
– Прекрасно! Значит, вы у нас будете… – и в щель между створкой окошка и подоконником быстро высунулась рука в перчатке и исчезла, оставив какой-то клочок. Словно кассир выдал билет на поезд, который увезёт их всех в неизвестном направлении. – В Игре, разумеется, будут игровые предметы, игровые задания, и – та-дам! – игровые имена. Очень легко. Вы у нас Эйнштейн. Пожалуйста, прилепите наклейку на пиджак, так, чтобы всем было её видно.
– О…
Новоиспечённый Эйнштейн отлепил от основы стикер с написанными чёрным маркером крупными буквами и сделал, что ему сказали.
– Следующий, пожалуйста!
Рыжеволосая шагнула было вперёд, но её опередили: шатенка с короткой стрижкой и в чёрной потрёпанной джинсовке уже встала у окошка, вызвав неудовольствие рыжеволосой.
– Агата, – сказала она, и рука в перчатке выдала ей стикер.
– Поздравляю, вы – Кристи! – заявил менеджер-организатор.
– Круто, – буркнула она и отошла.
– Известная писательница, как ни странно, страдала дисграфией, —прокомментировал Эйнштейн, но никакой особенной реакции со стороны игроков не встретил.
Рыжеволосая тут же подошла к окошку:
– Мария.
– О! Так-так… Что ж, прошу вас!
На наклейке было всего четыре буквы.
Кюри, подумал светловолосый. Женщина-радиация.
– Надо же, а мы ведь с вами дружили! – воскликнул Эйнштейн. – Забавно.
– Что? – не поняла она.
– Ну, не мы, конечно. А настоящие Эйнштейн и Кюри.
– Понятно.
Ни его слова, ни его знания не произвели на неё ни малейшего впечатления, как и он сам. А вот тот, в кроссовках, что пялился на неё, и пялился, кстати, до сих пор, был гораздо интереснее. Зелёные глаза, прекрасно оттенённые на фоне хлопкового тёмно-зелёного спортивного костюма, явно удобного и почти не скрывающего отличные мускулы, светились самоуверенностью. Кюри нравилась самоуверенность. У неё она тоже была. А вот Кристи ей не очень нравилась. В немыслимой джинсовке, серой футболке и тёмно-серых джинсах, слишком сильно обтягивающих тонкие ноги и плоский зад. Тощая, с тёмно-каштановым каре. Красивая, вообще-то, подумала Кюри, смотря на неё. Но какая-то забитая. С тоской в этих совершенно миндалевидных серых глазах. Раз уж они будут одной командой, им бы пригодился боец, а не побитая собака, пусть даже и красивая. Остаётся надеяться, что она умна.
Выглядит как сука, подумала Кристи, глядя на Кюри. Рыжая сука. Больше Кристи о ней не думала. Ей было на неё плевать.
Пока что.
– И последний игрок! – пригласил голос.
– Ага, – светловолосый подошёл к окошку. – В общем… Леонид.
Кюри улыбнулась. Это имя больше подошло бы старомодному коричневому пиджаку.
– Только не говорите, что я Брежнев, – с шутливой опаской добавил он.
Кюри прыснула: а он забавный.
– Ну что вы! – ответил голос. – Ни в коем случае. Никакой политики на нашей Игре.
Через пару мгновений рука в перчатке пододвинула стикер с буквами к игроку.
– Что ж, – сказал да Винчи, прикрепляя наклейку к зелёной толстовке, – это мне нравится.
– А вы знаете, что да Винчи был амбидекстером и страдал дислексией? – встрял Эйнштейн.
– Ну, с чтением у меня всё нормально, – подмигнул ему да Винчи.
– А ещё он расчленял трупы.
Повисла неловкая тишина.
– Конечно, – сказал да Винчи, – как ещё он бы изучил анатомию?
– Что-нибудь ещё? – насмешливо спросила Кюри.
– Пока нет, – скромно ответил Эйнштейн.
Он привлёк их внимание, но злоупотреблять им не стоит.
– Подождите, – сказал менеджер, когда да Винчи стал отходить от окошка, – это тоже вам. – И на подоконник выехал небольшой ключ с меткой зелёной краской.
Да Винчи взял его, и менеджер продолжил:
– Храните этот ключ до конца. С его помощью вы завершите Игру. А теперь к правилам. Всё очень просто: наверняка вы уже догадались о цели Игры из названия. Итак, в здании вам встретятся предметы с зелёными метками. Такие, как этот ключ. В конце Игры у вас будет пять предметов, если, конечно, вы найдёте их все, и вы должны будете правильно определить лишний. Не спешите с суждениями: возможно, всё будет не так легко, как вам покажется.
– И сколько у нас на это времени? – спросил Эйнштейн.
– Главное – дойти до конца и разгадать загадку. Но мы полагаем, часа вам хватит.
– Вы будете за нами следить? – поинтересовалась Кюри, непроизвольно убирая мизинцем крошку помады в уголке губ.
– На всякий случай мы будем наблюдать за ходом Игры. Однако бояться вам нечего – здание хоть и частично разрушенное, но проверенное на безопасность. В нём установлено несколько камер, также вам полагается это, – на подоконнике появилось четыре маленьких чёрных петличных микрофона с коробочками-передатчиками.
Да Винчи с ключом в руках уже отошёл от окошка к остальным, поэтому микрофоны забрал Эйнштейн, один прицепил на пиджак, другие раздал.
– Раз-раз, проверка, – шутливо сказал он в чёрное ушко микрофона.
– Не волнуйтесь, всё сработает как надо, – заверил их голос менеджера.
– А если мы не найдём все игровые предметы? – спросила Кристи.
– Ну-ну, не стоит заранее настраиваться на неудачу, – отозвался голос из окошка. – Честно говоря, учитывая размеры здания, мы оставили вам некоторые подсказки. Помещения, помеченные красными сигнальными стикерами, могут представлять для вас интерес.
– Это хорошо, – кивнул да Винчи, думая про себя, что его интерес вряд ли сможет вызвать хоть одно из помещений. Поскорее бы отсюда убраться.
– Антураж оставлен оригинальный, надеемся, он вам понравится, – словно прочитав его мысли, сказал ведущий, менеджер, или кто он там, этот прячущийся за окошком незнакомец, раздающий им указания. – Есть в здании и новые детали, установленные специально для Игры. Так сказать, прошлое и современность в одном флаконе.
– А с вами можно будет связаться, если что? – спросила Кюри.
– Да, конечно. У вас будет две подсказки, но не советуем тратить их зря. Если вы пройдёте Игру без подсказок, докажете, что ваша команда действительно достойна миллиона.
– И как к вам обращаться? – полюбопытствовал Эйнштейн.
– Что?
– Ну, у всех нас есть игровые имена, – сказал он, – а вас-то как называть?
– О, зовите меня Македонским.
Ага, подумал Эйнштейн, всё понятно.
– Только не надо исторических фактов, ладно? – подала голос Кристи.
– Ха, – ответил тот, – я и не думал.
Факты, что у Александра Великого было три жены и от него всегда приятно пахло благовониями, пришлось проглотить.
– Пожалуйста, оставьте всё, что у вас с собой, в сейфе – он стоит в углу. Во время Игры запрещено пользоваться личными вещами, особенно гаджетами. Не волнуйтесь, всё будет в целости и сохранности до тех пор, пока вы не вернётесь.
– Ну вот, – пробурчал да Винчи. Поняв, что делать нечего, он вытащил из карманов смартфон, кошелёк, ключи и жвачку, положил их в сейф, на который они до этого не обратили внимания, и обернулся.
– Благодарим, – сказал голос, и Кюри, пожав плечами, положила в сейф свою миниатюрную чёрную кожаную сумочку.
Эйнштейн похлопал себя по карманам пиджака, извлёк допотопный телефон, обмотанный наушниками, и проездной, из кармана брюк – ключи, и последовал примеру да Винчи и Кюри.
Кристи не сдвинулась с места.
– Твоя очередь, – по-доброму сказал Эйнштейн, но Кристи почему-то огрызнулась:
– У меня ничего нет.
– Как это? – удивился он. – Даже телефона? Или ключей? Или…
Кристи с недовольным видом всё-таки вынула из кармана джинсов маленький старый мобильник и положила его в сейф.
– И всё? – не унимался Эйнштейн.
– Всё, – отрезала она.
– Что ж, замечательно, – вмешался менеджер-ведущий, – тогда закройте, пожалуйста, сейф.
Да Винчи захлопнул дверцу сейфа, и они услышали, как внутри автоматически закрылся засов.
– Напоследок: если вдруг захотите закончить Игру раньше, чем разгадаете главную загадку, то проиграете и не получите ни копейки.
– Ни за что, – сказал да Винчи.
– Что ж, мы искренне желаем вам захватывающего приключения и успехов! – слегка насмешливо сказал голос. – Ну что, готовы начать? Или есть какие-то вопросы?
– Готовы, – кивнула Кюри, а Кристи одновременно с ней ответила:
– Вообще-то есть.
Кюри недовольно на неё покосилась.
– Что вас интересует?
– Могу я играть без обуви?
– Э-э… Что?
– Можно играть в носках?
– Ну, там довольно грязно. Больница давно заброшена, частично разрушена. Грязно и местами даже опасно.
– Да или нет?
Голос усмехнулся и ответил:
– Всё, что пожелаете.
Кристи удовлетворённо кивнула, сняла кожаные ботильоны на шпильках и, осмотревшись, просто открыла дверь фургона и вышвырнула их на улицу. Попала прямиком в грязную лужу.
Больная, подумала Кюри, успев увидеть в полёте фирменную красную подошву ботильонов. Совсем больная.
То же подумала и сама Кристи, когда они шли от фургончика ко входу в здание Игры. Могла бы не выпендриваться и снять их в больнице, раз уж так приспичило, думала она, шагая в носках по влажной почве и стараясь не замечать пристальных взглядов других игроков. Если я и дальше буду такой дурой, никаких денег мне не видать, злилась она на себя и свою эмоциональность и поспешность.
Впрочем, её поведение вписывалось в антураж.
С момента, когда все они встретились у метро в назначенное время и сели в микроавтобус с красивой табличкой «Пятый лишний», в котором водитель коротко поприветствовал их и раздал распечатанные анкеты и ручки, каждый из них находился в предвкушении. Чего-то нового, интересного и, несомненно, прибыльного. Анкеты с вопросами типа «как-вы-о-нас-узнали» и «удобно-ли-было-нас-найти» отвлекли их от дороги достаточно, чтобы они потеряли нить маршрута. На вопросы они получали неизменное «скоро приедем, всё увидите», «игра пройдёт в интересном месте», «не волнуйтесь, назад мы доставим вас к метро». Привезя игроков в пункт назначения, водитель указал на фургончик («вас там ожидают, удачи») и тут же смылся. Но это их не насторожило: всем их вниманием целиком завладело место проведения Игры. Заброшенная психушка, это было видно сразу, ни у кого даже вопросов не возникло. Двухэтажное здание красного кирпича с серой крышей и четырьмя кирпичными печными трубами, грязными белыми ступеньками с облупившейся краской и кое-где разбитыми окнами. И это, в принципе, казалось логичным: многие игры-квесты, рекламируемые тут и там, имели в своём репертуаре сюжеты типа «Психбольница» и «Побег из психушки», а заброшенное здание – локация как нельзя более подходящая для проведения игры с большим призовым фондом: мрачная, пугающая, большая, и, что, вероятно, немаловажно, не требующая арендной платы, которая уменьшила бы выигрышные выплаты. Во всяком случае, так они посчитали, и кому-то выбор показался весьма уместным, а кому-то – крайне неудачным, но отказываться от участия, естественно, никто не захотел.
Хотя их бы и не отпустили.
И вот, после дороги, впечатлений от локации и таинственного инструктажа, они стояли перед входом в психбольницу. Игра вот-вот начнётся. Микрофоны нацеплены, как нацеплены и хладнокровные выражения лиц, но внутри у каждого ворочалось что-то малоприятное. У каждого – своё. Они здесь не просто так. И, может быть, именно здесь они и должны быть.
– О, не беспокойтесь. Там открыто, – сказал им менеджер в фургончике. – Просто заходите внутрь – и Игра начнётся.
Кюри взглянула на свою команду. Да Винчи был спокоен и выглядел вполне уверенным в себе. Кристи молча смотрела на свои носки. А вот Эйнштейн с горящими глазами явно был возбуждён и выглядел так, словно выиграл в долбанную лотерею – словно выиграл весь призовой фонд Игры. Нездоровое возбуждение. Сама же Кюри чувствовала некую нереальность происходящего. Что она здесь делает? Что надеется делать потом? Ладно. Главное – деньги. Хотя бы на первое время. И ещё – здесь её точно не найдут. Здесь никто ей не враг. Одна слаженная долбанная команда. И, похоже, возглавлять её придётся именно ей.
Дверь в больницу – большая, металлическая, со следами ржавчины и маленькой гладкой круглой ручкой, с выбитым окном – действительно оказалась открытой. Первым потянул её на себя Эйнштейн, он же, обернувшись на остальных, первым и вошёл в неизвестность. Кристи направилась за ним. Да Винчи смотрел на открытую дверь со странным выражением лица, поэтому дальше, пожав плечами, пошла Кюри. Неужели и этот слабак, подумала она. Внутри было темновато, затхловато и душераздирающе пусто – не физически, нет, они увидели и мебель, и следы былого присутствия людей, – пустота была истинной, как она есть; разлагающаяся заброшенность психушки и жуть, творившаяся здесь когда-то, не оставляли сомнений, не оставляли выбора воображению: просто били наотмашь и по кому-то – особенно сильно. Позади Кюри что-то хрустнуло; все разом обернулись. Да Винчи вошёл внутрь, и теперь его лицо выглядело иначе: на нём явно читалась решимость, а в глазах появилось чувство превосходства, но превосходства объективного. Словно он оказался на своей территории, где правила ему известны, а остальным – нет.
Да Винчи закрыл за собой дверь, как бы отсекая от них внешний мир и концентрируясь на Игре. Он не просто так зашёл последним, поняла Кюри. Он замыкающий. Вожак. Альфа-самец, лидер стаи, принимающий все важные решения. Но с этим она будет готова поспорить. Если придётся, конечно. Лучше быть с ним на одной стороне. Хотя все они здесь на одной стороне, верно? Нуждающихся в деньгах, очевидно.
Внутри было прохладно. Кристи посмотрела на мокрые черные носки, уже покрывшиеся серой пылью и подумала, не снять ли их вообще. Они попали как бы в предбанник, несколько ступенек из которого вели наверх, в общий коридор. Судя по стрелке, туда и нужно было идти. На сей раз первым пошёл да Винчи, но Эйнштейн решил не отставать и двинулся с ним в ногу. Они прошли в проём, и эхо их шагов гулко отскакивало от стен.
– Давайте начнём игру, дамы, – сказал да Винчи, осмотревшись по сторонам и повернувшись к девушкам. Кюри уловила в его голосе насмешливость, а Кристи – какую-то необъяснимую грусть.
Как и мужчины, они пошли вровень. Кюри не позволила бы оставить себя позади, а Кристи просто не хотела идти в конце. Пока, не считая носков Кристи, обе они выглядели слишком свежими (аккуратные причёски, ярко-рыжая и тёмно-каштановая, почти что чёрная, чистая одежда, даже макияж) и слишком лишними в этом полуразрушенном здании, но это было ненадолго.
Так они и зашли: бок о бок, смоль и огонь.
– Не вижу на столе сдачи, – ожидаемо слышу я и втягиваю голову в плечи. Ничего, справлюсь.
– Потому что её и нет, – говорю с вызовом, но никакого вызова, конечно, в голосе не звучит – только страх.
– Что-то я не расслышал.
Всё ты расслышал, тупой ублюдок, только не хочешь в это поверить. Я складываю руки на груди и повторяю (на этот раз почти непринуждённо):
– Сдачи нет.
Артур усмехается моей попытке бунта. Эта усмешка сводит на нет все мои старания хоть что-то изменить, а его дальнейшее игнорирование моих попыток вызвать его на разговор окончательно отбивает всякое желание унижаться. Как будто мне и без того мало. Как будто я правда думала, что смогу этим на что-то повлиять. Только его повеселила – и в глубине души я знала, что так и будет.
Так будет всегда.
Артур – прирождённый унизитель. Это у него в крови, и стоило раскусить его раньше, но до меня, как всегда, всё слишком медленно доходит. В качестве ежедневного развлечения он унижает сразу и человеческое, и женское достоинство – хотя живём мы бесконечно далеко от черты бедности, прокладки мне разрешается покупать самые дешёвые. Негоже тратить больше, чем необходимо, на мусор для мусора. Для Артура мы с почти что бомжатскими толстенными отвратительно впитывающими прокладками практически одно и то же. Отходы. Он не тиран, потому что выше этого именования, и оно ему совсем не подходит, но всё это не отменяет того, что он скрупулёзно проверяет все чеки и заказы. Мне не удаётся ни отложить, ни спрятать деньги для своего отступления – ни рубля. Когда он нашёл мою единственную заначку в пачке моих дешёвых прокладок (уж туда-то он точно не полезет, была уверена я), она стала и последней. Больше наличных я не вижу. Постепенно Артур выбивает из моей головы эту мысль, мысль о том, что я могу существовать отдельно от него, с собственными средствами, и я сдаюсь. Он хочет видеть меня сломленной и забитой жертвой. Я хочу видеть его мёртвым. Из нас двоих в своих желаниях преуспеваю, конечно, не я. И хотя последнее, что я хочу, это доставить Артуру удовольствие его очередной правотой, я не могу обмануть не то что его – даже себя.
Как ни посмотри, всё так и есть. Я думаю, что это не он сделал меня такой. Что я была такой до него. Что это не его достижение, что бы там он ни думал. Моё прошлое и без Артура сделало из меня то, что я из себя представляю. Он не влияет на меня так, как считает. У него нет надо мной такой власти.
Но кого, чёрт возьми, я пытаюсь убедить?
Он отбил у меня даже способность к счёту. Я понятия не имею, сколько дней, недель, месяцев я падаю в эту чёрную зловонную дыру. Не знаю, есть ли у неё дно. И хочу ли я узнать, что меня там ждёт.
Сегодняшняя попытка бунта, похоже, его даже возбудила. Ночь у нас начинается раньше, чем обычно. И проходит унизительнее прошлых. Когда всё наконец заканчивается, я понимаю, что и меня моя хоть уже и утерянная, но всё-таки дерзость возбудила. Я опускаю голову на подушку и закрываю глаза. Под мерное (и мерзкое) сопение Артура я строю план. Может быть, сегодня у меня хватит сил.
Лежу так какое-то время. Потом решаю: всё, хватит. Уже хватит. Осторожно спускаю ноги с кровати. Бесшумно одеваюсь, беру сумку, бросаю в неё телефон, зарядку, несколько вещей. Входной замок сегодня со мной заодно – ни единого скрипа, щелчок тихий и мягкий. Лифт не вызываю, ноги сами несут меня вниз по лестнице. Вниз, к свободе. У подъезда никого. Темно и влажно. Слегка душновато. Но для меня – освежающе и восторженно пьяняще. Долго радоваться не приходится – свет от фонаря сползает на асфальт большой оранжевой каплей, как в замедленной съёмке, когда я чувствую на шее дыхание Артура.
Чувствую – и открываю глаза. Электронные часы на прикроватной тумбочке тускло мерцают, в который раз приветствуя моё позорное возвращение. Рука Артура скользит по моему животу. Я всё ещё здесь. Я всё ещё с ним, потому что у меня нет выбора.
Он прекрасно это знает.