Алексей Наумов
Горячка
– И льда побольше, – прохрипел я. – И лимона… И джина… Всего…
– Это называется – два джина с тоником, – нравоучительно заметил Лёха. – Принесите ему два, это пойдёт ему на пользу. И ещё одно пиво мне захватите сразу…
– Хорошо.
Миниатюрная кареглазая официантка стрельнула по нам глазами и ушла.
– Жаркий денёк выдался, а, Лёх?
Но я ещё не был в состоянии, что-либо обсуждать. Я молча набил свою трубку и выпустил густой клуб дыма.
– Выглядишь хреново, – продолжал радовать меня Алексей. – Мятый весь…рожа красная… И шляпа вся покоробилась…
– Новая… была. Вчера купил…
– Можешь покупать следующую.
– Мерси…
– Рад тебя видеть!
– И я…
– Не слышу!
– Да иди ты…
– Узнаю старину Жигунова… А вот и твой эликсир. Спасибо сестрёнка! Давай Лёх, за победу!
– Угу…
Я сделал долгий глоток и ощутил на языке восхитительное покалывание, а потом горьковатая прохлада докатилась до моего желудка и осветила его ровным пламенем.
– Уф! – сказал я и продолжил пить. Лёшка понимающе смотрел на меня и улыбался.
– Ну, как? – спросил он, когда я допил первый бокал и снова взялся за трубку.
– Оживаю.
– Ну, а теперь ты рад меня видеть?
– Очень… Я так рад тебя видеть, ты даже представить себе не можешь. Ты меня просто спас.
Я взялся за вторую порцию.
– Тогда платишь ты. Я на нуле.
– Зараза! – поперхнулся я.
– Не имей сто друзей, а имей сто рублей.
– Всё-то ты врёшь!
– Кто-то должен… Как джин?
– Джин плохой люди, однако… Джин вечер пьешь, утро голова болеть шибко…
– Так ты не пей, дружище!
– Ещё чего…
В полдень, за шесть часов до этого, прошёл короткий штормовой ливень, слегка прибивший пыль и малость освеживший чахлую зелень. Не остудив город должным образом, все краны на небе быстро перекрыли и, исключительно назло горожанам, а вовсе не под действием примитивных законов физики, то, что успело долететь до земли, тут же стало испаряться обратно на небо, окончательно превратив Москву в пряные душные тропики. У меня было катастрофически много дел, и пережидать шквал я не мог, да и не хотел. Пропотев, полностью вымокнув под дождём, высохнув и снова вспотев, изнывая от духоты и недосыпа, я шагал в смятом белом костюме и уже не новой соломенной шляпе с видом колониального завоевателя, глядя по сторонам одновременно надменно и затравленно. Тяжёлый портфель, туго набитый бумагами оттягивал мне руки, штаны норовили сползти, асфальт походил на мазут и клеился к подошвам ботинок, а до вечера было ещё ох как далеко.
Я остановился у палатки с квасом, выпил стакан тёплой кисло-сладкой бурды и содрогнулся. Сомнений не оставалось – боги гневались на нас, и хотели испепелить непокорных своим огнём, сравняв наши города с землёй, и загнав выживших обратно на деревья. Им нужны были более сговорчивые и мудрые существа на этой чудесной голубой планете, которые беспрекословно бы верили в их незыблемое могущество не только на словах, но и на деле, и не только в беде, но и в радости. За неимением рядом с Москвой приличных вулканов, на нас посылался солнечный огнь, а дабы усилить остроту пытки, губы пытаемых смачивали бензином, а пятки – горячим асфальтом. И даже ночь не давала покоя и прохлады.
Я выбросил стаканчик в урну и ухмыльнулся – сначала грустно, а потом весело и пошёл по своим делам. Всё это было старо как мир и, скажу вам по секрету, мне было глубоко насрать на всю эту поднебесную возню! Пусть они там делают всё что хотят, мне было всё равно, лишь бы только этот день сменился вечером, а там мы ещё посмотрим кто кого. Да! Умирать, не выпив напоследок холодного пива, просто не имело смысла. Я столько пережил, что заимел толстенную шкуру и мог терпеть ещё сколько угодно долго. Всё что мне было нужно, так это хотя бы одно единственное уцелевшее на Земле заведенье, где стада гладких жопастеньких официанточек, с пластмассовыми глазами жриц, подавали бы по вечерам холодненькое и бодрященькое «Аллилуйя» в высоких запотевших стаканах, а вокруг бы плескалась и таяла в сигаретном дыму тихая музыка и женский смех. Ожидание этого чуда, было хорошим поводом, чтобы пережить любой самый тяжёлый день. А ночами – короткими и огненными, – меня алчно обвивала своими стройными ногами плутовка Оксана, призывно постанывая и подставляющая под мой удар своё жадное до удовольствия лоно, и этого было вполне достаточно, чтобы дожить до утра.
Нет, определённо я не собирался сдаваться. К чему это? Я вошёл в ритм всеобщего безумия, и сам стал настолько жарок, что солнце не могло больше причинить мне вреда. Я стал его частью; его тенью. Я чувствовал себя молодым задорным кабанчиком, который весело топчет своими крепкими копытцами растрескавшуюся и испепелённую землю, в поисках Золотых Желудей Счастья. Мой нахальный пятачок нетерпеливо тыкался в неё снова и снова, заставляя старушку поёживаться от щекотки и раскатисто пускать густые ветры.
«Эй, старомазенькая, – кричал я земле. – Где мои треклятые жёлуди? А!? Отдавай ка их по-хорошему, слышишь, а иначе!..» Что «иначе» я не знал. Землю трудно было напугать. Эта вечно юная проблядь всегда готова была сдаться на милость любого победителя, и дать оросить себя горячим семенем Новых Богов. Чтобы затем, наперекор зажравшимся завоевателям, вновь родить себя саму, явившись пред следующим поколением пришельцев всё той же чистенькой и опрятной девственницей. Что ж, я был согласен и на этот трюк. Я был на всё согласен! Сейчас было моё время, и я пользовался им, как умел, а когда наступит черёд других и милая старушка с косой сметёт мой дряблый труп на обочину, на прокорм червям и личинкам, всё повториться заново; и в этом нет ничего ужасающего, мрачного, таинственного или обидного – так уж устроен этот мир.
Около трёх мне позвонил Лёшка и сказал, что будет ждать меня сегодня вечером в «Ванильном небе», а буквально через минуту, телефон снова завибрировал.
– Центр Управления Полётами, – представился я.
– А-г-а-а! – закричала трубка. – Попался, дядька-негодядька!
– Роман, ты!?
– Х-а-а! Я!
– Куда пропал? Блин, я тебя совсем потерял!
– Никуда я не пропал! – хохотал в трубку Роман. – Никуда ха-ха! Хватит мне мозг ебать! Поехали!
– Куда? – смеялся я.
– Да какая разница куда! – сказал Роман. – Куда глаза глядят! В Шатуру! На Марс! К звёздам, к бабам, к чёрту на куличики – растудыть их, куда ни попадя!
– А когда?
– Что ты там бормочешь!
– КОГДА!?
– Когда? Ха! Сегодня! Га-га-га! Завтра! Когда хочешь! Просто надо ехать, понимаешь?! Спешить, Леха, надо спешить!
Я отлично его понимал. Я и сам безумно любил всякое бесцельное движение, движение не к какой-то конечной точке на карте, а просто бесконечное путешествие в погоне за вечно ускользающей дорогой; путь из ниоткуда в никуда; бег в себе; жизнь.
– Так как? Не слышу радости!
– Да! Я согласен, Ром! Едем!
– Молоток! Созвонимся. Конец связи!
– Отбой!
– Э-ге-гей!.. Живём, славяне! – донеслось до меня, и трубка стихла.
Я расправил плечи и двинулся дальше. «Как хорошо, – думал я, шагая в толпе, – что у меня есть такие славные, ненормальные друзья! Как здорово, что они волнуются и сходят с ума где-то в далёких барах Москвы, Афин или Суздаля, маются, пьют и звонят мне, звонят – сами не зная зачем, – но, твёрдо зпонимая, что это необходимо, что только так и нужно жить! И пока это происходит, всё не так уж и плохо, друзья мои!»
Я был рад за своих друзей. И рад за себя. Хоть нас всех здорово потрепало, и наши шкуры заметно пообтёрлись, мы всё ещё крепко стояли на ногах. Наша глина была замешана и обожжена какнадо, без дураков. Мы прорвёмся, пусть только настанет вечер, а следом за ним явиться ночь – чёрная и горячая как ад, – ей не испугать нас. Ведь всё что нам нужно, это не растеряв мужества пройти через тьму в своих сердцах. И мы снова будем пить, и шататься среди остывающих каменных громадин, и наш громкий смех будет разноситься по бульварам, пугая призраков и ожившие памятники. А потом, очень поздно, мы расстанемся, и я вновь понесусь на такси по заснувшей Москве, и липкая тьма будет отчаянно цепляться за стёкла машины, тщетно пытаясь вселить в меня ужас. Смешно! Мне станет очень смешно, и я попрошу шефа поддать газу, и он, снисходительно глянув на меня, нажмёт на педаль. И ночь отстаёт! Она превратится в слепящий белый свет, собранный воедино из калейдоскопа бешено мелькающих мимо огней витрин и реклам. Я растворюсь в нём, и всё повторится: я снова буду парить над городом, прожив за один вечер десятки, сотни, миллионы жизней. Я растаю в жаркой истоме Москвы и растекусь по её прудам, зашумлю в листве её тополей, невыносимо ярко засияю в блеске её рубиновых звёзд…
– Эй, проснись!– Лёшка ткнул в меня в колено. – О чём размечтался, солдат?
– О вечном.
– Хм, – Лешка прикурил сигарету и с интересом посмотрел на меня. – И как оно, вечное, нормально?
– Отлично.
– А поподробнее…
– Знаешь, я тут подумал… Нам нечего бояться! Мы – бессмертны!
– Так-так… Продолжай.
– Пусть только настанет вечер, а следом…
«Ванильное небо» наполнялось людьми и гудело как огромный улей. Дым и смех витал под его сводами, отбрасывая причудливые тени на разгорячённые лица людей. Вечер вступал в свою полную силу, и ночь уже стояла на пороге закутанная в свой звёздный плащ. Август сдавал свои позиции, тлен осени сквозняком струился по площадям и скверам Москвы. Жара спадала.
– Ещё по стаканчику?
– Конечно.
– Сестра!
День перелистывал свои последние страницы – он был прожит, и теперь его место на полке, средь множества других пыльных книг. А завтра – я верю! – должен был наступить новый, пленительный и нежный, и его света должно было хватить на всех.
Дети ждут ёлок!
Повесть.
Экспедиторам, водителям и их боевым машинам посвящается!
Глава 1
Открытая дверь склада призывно светилась во мраке раннего декабрьского утра, и наивный человек мог бы подумать, что там царит тепло и уют, – иначе зачем бы мне было так спешить туда, наперекор мелкой едкой метели и холоду, в настежь распахнутой чёрно-жёлтой куртке, делавшей меня похожим на гигантского зимнего шершня. Но я-то знал, что ожидает меня внутри, и, ворвавшись на склад, с ходу ощутил привычное биение сумасшествия, неизменно сопутствующего всякой работе по доставке чего-либо куда-либо.
– Здравствуйте, товарищи экспедиторы!!! – дико заорал я, вклиниваясь в хаос безмерно суетящихся людей и пытаясь найти Генерала Склада с моим путевым листом на сегодня. Наш склад располагался в большом общественном туалете на территории старого парка, недалеко от центра Москвы. Зимой туалеты не работали, и администрация с радостью сдавала их под жильё гастарбайтерам или любые другие коммерческие нужды, в частности, под наш склад “элитных датских ёлок”, продажей и доставкой которых мы тогда занимались. Несколько просторных помещений были до отказа набиты ёлками всех размеров и мастей, так что приходилось протискиваться и переступать через них на каждом шагу. Часть лесных красавиц, заботливо выращенных на ферме в Дании и привезённых сюда для медленной смерти в жарких московских квартирах, стояла вдоль стен. Одно неудачное движение влекло за собой их дружное падение, и вы, придавленный и погребённый этой щетинистой лавиной, долго и отчаянно барахтались где-то внизу, нещадно ругаясь и силясь встать, а встав, нещадно пинали их тщательно упакованные в сетку упругие тела. Ёлки проникали в ваш мозг, желудок и задницу, они снились вам, являлись вам наяву, и весь мир был замкнут только на них. Всё на свете пахло и выглядело как они, и это великое и прекрасное безумие уже никогда нельзя было полностью вычеркнуть из своей жизни. Это было нечто вроде клейма, изображавшего (по моему разумению) две скрещенные ёлки на фоне бешено мчащейся сквозь снежную пургу газели с включёнными фарами, которые символизировали ночь, в которую погружалось ваше сознание.
– Здравствуйте, товарищ Генерал Склада!
– Да… Привет…
– Какова дислокация противника?! Что докладывает телефонная разведка?
Андрей, третий день подряд дежуривший по складу, вконец очумевший от бессонницы, отгрузки, суматохи и плохого кофе, хмуро протянул мне лист с адресами клиентов и размерами ёлок, которые нужно было им доставить. Я бегло глянул маршрут.
– Ого! Рублёвка, “Алые паруса”… Пойду, пороюсь в унитазах – таким людям ведь подавай всё самое лучшее!..
Серёга безнадёжно махнул мне рукой и исчез между ёлок. Вытащив из кармана рулетку, я побежал в мужское отделение, лавируя между сотнями ёлок и весело покрикивая на однополчан. В мужском было относительно тихо. Тут хранились небольшие, до полутора метра, ёлочки – предмет нашей гордости и восхищения. Они действительно были великолепны, вот только место их хранения вызывало у нас бесконечное и радостное злословие. Эти чуда были аккуратно навалены в длинном ряду кабинок, штук по 20 – 30 в каждой, а особенно хорошенькие были любовно вставлены в холодные и бессердечные глубины унитазов и писсуаров. Если бы владельцы огромных, баснословно дорогих квартир, таун-хаусов и рублёвских особняков знали, где и как хранятся их дорогущие древа, они бы просто обосрались бы от горя и возмущения. В этом отношение особенно приятно было вручать такие ёлочки (а такая ёлочка была у каждого уважающего себя экспедитора!) каким-нибудь расфуфыренным и снобически настроенным мадам, мелочно торгующимся из-за копеек и брезгливо смотрящим на вас и весь мир. В таких случаях я обычно просил их понюхать, как замечательно пахнут эти продукты датской предусмотрительности… И когда их высоко-холёные носы придирчиво склонялись к хвое, я расплывался в улыбке: “Чувствуете?” – спрашивал я. “Да… – неуверенно говорили они. – Пахнут не как наши ёлки, но запах… приятный… Да, определённо они ОТЛИЧНО пахнут!” Я улыбался ещё шире и отказывался от чаевых – зачем так много удовольствий сразу?!
В сущности, рулетка мне была не нужна. Я на глаз легко определял размер ели с точностью до 5 – 10 сантиметров, а по внешнему виду (все ели ещё в Дании были надёжно упакованы в плотную сетку и были похожи на торпеды) мог определить, насколько она будет пушистая, ровная и красивая вообще. Я работал на совесть и по возможности всегда брал самые лучшие ёлки, но к концу декабря их оставалось всё меньше и меньше, и нередко клиент получал довольно-таки чахлое деревце, взамен на свой совершенно полновесный и длинный рубль. И это притом, что сделать заказ он мог ещё в ноябре, с тем условием, чтобы елку доставили ему ближе к Новому году. Увы, такая предусмотрительность оборачивалась ему боком, и его справедливое возмущение не знало предела. Это был самый неприятный аспект работы, и тут мы были совершенно бессильны. Возможно, этих людей успокоил бы тот факт, что другие клиенты, получившие отличные елки раньше всех, звонили нам и тоже жаловались, что те высохли и пожелтели…
Воистину нельзя было предусмотреть всего наперёд: и самая лучшая ель могла не понравиться клиенту, и самая обычная нередко вызывала умиление всей семьи.
Оперативно отобрав и закинув в газель нужные ели (и положив про запас ещё с десяток), прихватив подставки, пилу, топор и прочую мелочь, я закрыл борт машины, опустил и закрепил тент и побежал к Андрею, хотя в этом и не было никакой необходимости.
– Разрешите доложить! – бодро рапортовал я. – Первая Краснознамённая Конно-Газельная Ёлочная Бригада им. товарища Доставки к отправке готова! Загрузка отсеков полная – 25 торпед!
Андрей неистово замахал на меня руками. Его тошнило от моей кипучей энергии и нездоровой бодрости в такую рань, но я был неумолим и продолжал орать:
– Дети ждут ёлок! Разрешите отдать концы?!
– Да катись ты! Псих! – не выдержал он.
Чудовищный распорядок этой работы безнадёжно расшатывал всем нам нервы, и если кто-то (вроде меня) становился от этого истерично-бодрым, то у других, напротив, начиналась глубокая и чёрная депрессия, выражавшаяся в апатии, отсутствии аппетита и неожиданных вспышках беспричинного гнева.
– Пить, товарищ генерал! То есть – есть! – снова гаркнул я и, глянув на часы, стремглав кинулся к газели. Ввалившись в кабину, я толкнул мирно спящего Василия – своего пилота.
– Вася! Московское время семь часов и хрен знает сколько минут, а дети уже плачут, смотрят в темноту и ждут своих злое…их ёлок! Подъём!
Вася, тридцатипятилетний мужчина со стажем, весёлый матершинник и дорожный ас, сладко потянулся и, приняв мой тон, зарычал в ответ:
– Едрить колотить! Есть контакт! Куда летим, штурман?
– На Смоленскую, мать её! Нас ждут там через 10 минут! Жми, Вася, дава-а-ай! – не прекращая орал я, выщёлкивая и прикуривая папиросу из пачки “Беломорканал”. Таких пачек у меня уходило за смену ровно две, хотя “на гражданке” я не курил вообще.
– Не бузи, желтопузенький, – осаживал меня Василий. – Московское время семь ноль две, успеем! Это ж газель, а не вертолёт! Домчимся – лучше не бывает!
Он сунул в рот сигарету, добавил громкости на магнитоле и газанул так, что машина пошла юзом, выбрасывая снег в лицо всякой “тыловой сволочи”, т.е. тем, кто оставался на складе, а не работал на переднем крае доставки датских ёлок страждущим человекам.
Глава 2
– Вот там – направо!
– Да вижу, не слепой! Номер дома какой?
– Четырнадцатый.
– Вон он. Устанавливать надо?
– Да кто ж их знает?! Народ дикий!!
– Прибыли…
Машина ещё не остановилась, как я уже лихо выпрыгнул из неё в придорожную московскую грязь и побежал открывать борт. Следующая доставка была с восьми до девяти, а я ещё не разобрался с первой, а ведь нужно было ещё туда доехать…. Такой дикий график убивал, но изменить что-либо было невозможно. Каждый раз происходило одно и то же – мы всюду успевали впритык, едва-едва, а как только выкраивалась свободная минутка, нам тут же подбрасывали дополнительный заказ (а обычно – несколько). К этому невозможно было привыкнуть, и мы вволю бесились, громко проклиная диспетчера.
Со второй попытки я вытащил нужную ёлку из кузова, прикинул, влезет ли комель в подставку, чуть подтесал его топором, сунул в карман ключ, отвертку, подхватил елку на плечо, взял в левую руку подставку и ринулся к подъезду жилого дома.
Почти сбив с ног выходящего из него мужчину, я юркнул в стремительно закрывающуюся дверь и замер у лифта. Здесь меня ждало жестокое разочарование: в доме был только маленький лифт, и моя почти трехметровая красавица туда никак не входила. В слепой надежде я глянул в примечания и чертыхнулся – седьмой этаж!
– Чтоб вам везло всю жизнь!
Так (или почти так…) подумал я про заказчиков и стал подниматься. К слову сказать, датские ели не чета нашим, и весят они ого-го, но после недели-другой “зелёных атак” я бывал крепок настолько, что с лёгкость поднимал их на любой этаж, даже не запыхавшись. Фитнес – отдыхает, уж поверьте!
Вот и квартира. Жму звонок. Что ждёт меня за этой дверью?
– Кто там?
– Доставка елки!
– Ой!… Уже…
– Как заказывали!
– Сейчас, сейчас…
Щёлкают запоры, и дверь открывается. Заспанная женщина в халатике внимательно смотрит на меня, на ёлку, на подставку и наконец, проснувшись, изрекает:
– Ого!
“Это она про меня”, – самолюбиво думаю я, но на галантность времени нет.
– Куда ставить?..
– Так… Сейчас… Да вот прям тут в коридоре и положите.
“Положите” – какое замечательное слово! Положите – это значит, ёлку не нужно устанавливать, корячась и потея под ней, стараясь установить её строго вертикально, а потом двигать её по комнате, ожидая придирчивого решения заказчика, и многое, многое другое. Ах, как хорошо жить! Я сразу теплею:
– Как скажете! Могу и поставить…
– Нет-нет, муж сам поставит…
– Тут всё просто. Только ключ нужен, на четырнадцать. Он поймёт…
Я быстро вношу елку и гигантскую (made in RUSSIA!!!) металлическую подставку, в просторечье – миномёт. Это было очень точное определение. Тяжёлая, трёхпалая, сделанная из толстого железа и выкрашенная в защитный цвет, она если и не может использоваться непосредственно как оружие, то легко может послужить отличной станиной для тяжёлого крупнокалиберного зенитного пулемёта или гранатомёта. Надёжная и чудовищная, как танк, она неизменно вселяет трепет в женщин и вызывает восторженное изумление у маленьких мальчиков. И те и другие просто не могут оторвать от миномёта глаз.
– А она и должна быть такая большая?..
– Кто? – наиграно хлопал глазами я. – Ёлка?
– Нет… ОНА…
Я небрежно задвигаю миномёт в угол.
– Конечно! У вас ведь большая ёлка!
– Хмм-ммм…
– Если хотите другую подставку, придётся взять ёлку поменьше, а иначе она упадёт!..
– Ой… Не надо падать… Просто ОНА ТАКАЯ БОЛЬШАЯ…
– Зато надёжная! – подытожил я, взял с дамы полагающуюся сумму и, оставив её в окружении зелёных гигантов, вышел… Пусть человек порадуется на Большое!..
Вася вновь мирно спал, удобно устроившись на сиденьях и положив под голову маленькую подушечку. Я жестоко вырвал его из этого состояния своим громким криком:
– Рота подъём!!!
– А? ЧТО?! Уже?!!!
– Крути педальки, дети ждут ёлок!
– Эх, такой сон видел… – горестно зевнул Вася, заводя мотор. – Куда?
Я назвал адрес.
– К скольким туда нужно?
– По плану – мы уже там!..
– Конец связи…
Мы вырулили на Садовое и стали пробираться в потоке машин к своей цели.
В примечаниях к доставке стояло “В дверь не звонить!”. Я набрал номер мобильного.
– Доброе утро. Доставка ёлок, мы у подъезда, можно подниматься?
– Да… Только не звоните в дверь… Вы когда будете?
– Через две минуты. Вам устанавливать нужно будет?
– Конечно…
– Я поднимаюсь.
Ёлку на плечо, подставку в руку – и вперёд. Выхожу из лифта и вижу чуть приоткрытую дверь. Подхожу. Меня встречает Григорьев-Аполлонов, тот, что из “Иванушек”. Хорошо, что мне не 15 лет и я не девочка, а то бы прямо задушил его в объятьях… Он с ужасом смотрит на мои ботинки.
– Вы только разуйтесь, пожалуйста…
– Конечно…
– И потише, если можно, ребёнок спит…
Дети – это святое! На цыпочках вхожу в квартиру.
– Куда ставить?
– Вот сюда, у столика. Это долго?
– Минут 5 – 10.
– Хорошо, вы как закончите, меня позовите…
– Да.
Быстро и аккуратно ставлю ёлочку, стараясь не шуметь. Ёлочка хорошая, пушистая (и не унитазного хранения, даю слово!), и подставка по тем временам хорошая, с водой.
Проверив вертикаль и покрутив ёлку, я тихонько зову хозяина.
– Всё?..
– Да…
– А воду куда?
– Вот сюда…
– Отлично. Сколько с меня.
Пока я одевался, он рылся в поисках искомой суммы. Рублей не хватало.
– А в долларах возьмёте?..
“Вот чёрт!” – затосковал я. Брать в валюте нам категорически запрещалось, люди разные бывают… Потом хлопот не оберешься.
Смотрю на него. Решаюсь:
– Давайте.
Долго мучаемся с курсом, вдруг его осеняет, что разница как раз будут мои чаевые. Получается что-то около 5 долларов.
– Вот, берите.
Отказаться невозможно, сдачи нет, а бегать менять некогда. Беру деньги, хоть чаевые мне и не нужны. Ёлки – это идея, а не только голый бизнес. Ну да бог с ним.
– Спасибо. С наступающим!
– И вас! До свиданья.
Ухожу и тихо закрываю за собой дверь. Хороший парень.
Василий опять спит. Толкаю его в бок:
– Проснись и пой! Путь зовёт!
– А кто спит? Я не сплю!.. – он закуривает и заводит движок. – Куда?
– На Остоженку.
– Мы ж мимо неё час назад ехали, сразу нельзя было… – ворчит он.
– Тогда было рано ещё…
– А сейчас?..
– Сейчас – опаздываем! Ты же знаешь, – график, график, юбер алис!! Жми!
– Да пошёл он, этот график!!! Вертимся как белки! Нельзя, что ль, нормально маршрут составить?
– Клиент и диспетчер всегда правы! Гони, дорогой друг, гони!
– А-ааа, – отчаявшись машет рукой Василий, и мы несёмся обратно.
Что бы как-то развеять его, рассказываю ему, у кого я сейчас был. Вася чуть руль не роняет. Признаться, не ожидал от него…
– Правда?! – хрипит он.
– Правда, правда… Ты, это, на дорогу поглядывай!..
Но Василий всё ещё в шоке.
– Ну надо же!..
Я всерьёз начинаю волноваться.
– Вась, – говорю, – а ты… поклонник, что ли, я что-то не пойму никак?..
– Да ты что! – успокаивает он меня. – Дочка балдеет! И жена немного…
– А-ааа… Тогда ладно.
Но Вася не может успокоиться.
– А какой он?
Я аж подпрыгиваю на месте.
– Ну…. – кошусь на Васю. – Ростом под два метра, косая сажень в плечах, один глаз зелёный, а другой как сажа… И клыки, Вась, клыки, – давлюсь я смехом. – Вот такие! – и показываю отогнутый мизинец. Машина рвётся от хохота и виляет по сторонам.
– Ну а правда?
– Да я откуда знаю! Обычный… Вежливый…
– А квартира?
– Да я не разглядывал…
Вася немного разочарован. Мы едем некоторое время молча, потом он не выдерживает и начинает звонить жене.
– Привет! Ты представляешь Кому МЫ сейчас ёлку ставили… Этому, из “Иванушек”! Прикинь!.. Да правда!.. Да… А то! Ты Машке, Машке скажи! Автограф?.. – Вася косится на меня… – Да неудобно было… мы спешили очень!.. Ну давай, приеду расскажу! – и, успокоившись, он кладёт трубку.
“Эх Вася, Вася…” – думаю я, смоля папиросу и глядя в окно.
Город оживает. Метель почти кончилась, и в морозном небе блекло болтается солнышко. Люди спешат на работу, зябко пряча лица в воротники и шарфы, не подозревая о том, что на улицах города уже неутомимо кружат грязные машины битком набитые красноглазыми водителями, безумными экспедиторами и чудесными новогодними ёлками. Праздник грядёт! Э-ге-гей, дети ждут ёлок! Гони, Василий, нам ли быть в печали! Гони! Зелёный свет спецтранспорту! Мать, мать, мать!!!
Глава 3
В переулках между набережной и Остоженкой стоит множество старых особняков с железными воротами, охраной и безликими глазками телекамер, часть из этих строений розданы под банки и рестораны, часть – гниёт, но в большинстве из них всё же живут люди, и живут, должен вам заметить, совсем не плохо.
– В эти ворота въезд запрещён. Вам надо объехать и заехать с другой стороны, через *** переулок.
Охранник был пузат и надменен, камуфляж и высокие берцы анекдотично подчёркивали нелепость его фигуры, это был тот самый “колосс на глиняных ногах”.
Я вернулся в кабину.
– Ну? – буркнул Василий. – Откроет он наконец или нет?..
– Объезжать надо. Тут – ВЫЕЗД, понимать надо!
– ……………..!!!!! – Вася крутанул руль, и мы стали объезжать особняк с другой стороны.
У другого входа охрана была посерьёзней. Наличие длинноствольного оружия позволяло этим ребятам быть менее надменными, и они, корректно заглянув в кузов, быстро пропустили нас внутрь.
– Мать честная, – вертел головой Вася, проезжая вглубь, – живут же люди! А это чё, дом, что ли, их?
– Похоже…
– Ну ни хрена себе!.. А окна, окна! Да-а-а-а… Замок!
– Вот, будешь хорошо учиться, пойдешь работать, и у тебя такой же будет!..
– Нет, – совершенно серьёзно отвечает Василий, – не будет. Упашусь, а не будет.
Я молчу. А что тут скажешь?!
У дверей нас встречает экономка и сразу показывает мне, кто в доме хозяин.
– Проходите очень осторожно, без обуви, и куртку ПОЛОЖИТЕ вон там. У нас тут стены новые, не заденьте ёлкой, когда будете вносить… и т.д. и т.п.
Я снова молчу. Я кремень. Ботинки я сам всегда снимаю, не собака чай, и куртку не вешаю, а кладу на пол, т.к. грязная она действительно. Меня её слова не задевают, насмотрелся таких. Ещё посмотрим, как жизнь повернётся…
– Ёлку нужно развернуть здесь, отряхнуть и внести уже чистой… – продолжает она, – а потом…
Глядя на неё, хочется плакать, но я держусь. “Может, ей подлянку кинуть, сама ведь напросилась? – мелькают мысли. – Развернуть ёлочку и внести, вот она запрыгает… Ну да нет, конечно. Это я так, для смеху. В конце концов, ёлка не ей…”
Я перебиваю её:
– Разворачивать ёлку будем внутри, – негромко говорю я и с удовольствием замечаю, как она бледнеет и синеет.
– ПОЧЕМУ?
– Ёлка три с половиной метра, если её здесь развернуть, она в дом не влезет. А если и влезет, то все ваши стены обдерёт. И сама обдерётся.
Экономка бледнеет ещё сильней. И я знаю почему. Рассказать? Пожалуйста. Ситуация рядовая. Всё дело в том, что они говорят языком своих хозяев, а не своим. То, что им приказали, то они и исполняют, всячески выдавая это за свои решения и приказания. Разоблачается это очень легко: стоит только возникнуть какой-то нестыковке, вроде нашего случая, как выясняется, что проявить инициативу, т.е. нарушить ПРИКАЗ, они не в состоянии. Вообще. Это как лакмусовая бумажка, можешь решать проблему на месте – хозяин, бежишь куда-то звонить – слуга. Экономка побежала звонить. Я закурил и стал выгружать ёлку, миномёт и инструмент.
– Всё в порядке, – послышалось за спиной. – Можно вносить так.
– Хорошо, – лучезарно улыбнулся я. – Показывайте, куда.
Дом был большим и неуютным, он напоминал скорее дворец для официальных приёмов, нежели человеческое жильё. Впрочем, где нам, дуракам, чай пить! Бурно покрытая золотом лепнина грозила рухнуть вам на голову, а от нежно-салатовых стен тянуло холодом и слякотью, как от болота. Мы прошли несколько комнат и вошли в гостиную. Пустынно и скучно. Огромный белый овальный стол в кругу стульев, гигантский бар и огромный белый диван с подушечками.
– Ставить вон туда, – экономка показала мне на крохотный свободный угол за диваном.
– Не получится.
– Как? Почему?
– Всё по той же причине. Ваша ёлочка туда не поместится. Там и маленькая не встанет, а эта и подавно.
– Но… Подождите. Только не садитесь на диван!
– Да нет, спасибо!..
Она опять убежала звонить и вскорости вернулась, осчастливленная благословением свыше.
– Ставить туда, только диван нужно отодвинуть!
– Отлично.
Я не тронулся с места и внимательно смотрел на неё. Я ёлки ставлю, а не диваны. Помочь – пожалуйста, а так… Поняв свой промах, она убежала и привела двоих охранников. Они поднатужились и не сдвинули диван ни на дюйм. Позвали ещё двоих. Мало. В конечном итоге, четверо охранников, электрик и я сдвинули этого крокодила на два метра в сторону и, тяжело дыша, отступили. Теперь места было достаточно.
Я подготовил миномёт, расчехлил верхушку ёлки (т.к. потом не достал бы до неё, а если бы расчехлил всю, то не смог бы подступиться к ней и поставить), поставил её, тщательно закрепил болты и снял оставшуюся сетку. Это сродни поднятию занавеса в театре, очень ответственный момент. Если ёлка плохая, а брак случался, примерно штук пять на сотню, ведь разглядеть её всю под сеткой не сможет даже намётанный глаз, то дела были плохи. Упаковать её обратно не представлялось возможным, и по сути дела, эту ёлку ждала помойка. Но брак – это полбеды, брак – редкость, а вот человеческое восприятие – это беда настоящая. Даже самая симпатичная ёлочка может быть отвержена желчным клиентом как “лысая, голая, кривая” или “какая-то не такая”. Тут мы не спорим и не убеждаем, у каждого свой вкус. Единственное наблюдение, которым я хочу поделиться, следующее: некоторым людям нужен Выбор Ёлок, а не Хорошая Ёлка (ведь в конечном итоге, они, в большинстве случаев, выбирали совсем непрезентабельное деревце), и они всячески ругают первую ёлку, сомнительно осматривают вторую и радостно хватают третью. Но я забываюсь. Итак, сетка спадает с веток, и исключительная по пушистости ёлка медленно начинает расправлять свои лапы.
