Алексей Наумов
Сновидец
Глава 1
Деревушка, где родился Нандор, стояла на высоком берегу Дуная. Широкий и могучий, Дунай неспешно нёс свои кружевные воды куда-то вдаль, и от его влажного дыхания всё вокруг было зелено, а воздух чист и свеж, точно после грозы.
С детства Нандор любил сидеть на краю высокого песчаного обрыва и смотреть вниз, разглядывая снующие по реке пёстрые рыбацкие лодки, тяжёлые, неповоротливые баржи и лёгкие, грациозные парусники, спешащие после разгрузки обратно к морю.
«Когда я вырасту, я тоже уплыву на паруснике, как мой дед, – думал мальчик, глядя им вслед. – Я уплыву далеко-далеко и увижу всё на свете, надо только немного подрасти…»
Уголёк сидел рядом со своим хозяином. В отличие Нандора он был занят важным делом – следил за порядком на реке. Он внимательно оглядывал каждое пробегавшее мимо них судёнышко и, если оно казалось ему подозрительным, или две баржи внизу никак не могли разойтись, он поднимал свою косматую голову и негромко рычал, напоминая, кто тут главный.
«Интересно, а корабли видят сны? – размышлял мальчик, положив голову на колени. – Быть может, им снится океан и тропические острова с пальмами… Хотел бы хоть одним глазком увидеть, о чём они думают, когда дремлют у угольной пристани… Хоть одним глазком…»
Весной, когда по всей округе начинали цвести сады, берега Дуная тонули в бело-розовом мареве, и пчелы со всей округи спешили к ним за сладким нектаром, наполняя воздух деловитым гулом. В такие дни Нандору всегда казалось, что это облака спустились с прозрачного апрельского неба и прилегли отдохнуть на мягкой воде, чтобы затем продолжить свой далёкий путь.
«Они как те птицы, что отдыхают в наших полях осенью, перед тем как продолжить свой путь в тёплые края, – думал Нандор. – Жаль, люди тоже не улетают на юг, когда наступает зима… Было бы здорово, улетать вместе с ними и возвращаться обратно только когда весь снег уже растаял и абрикосовые рощи начинают цвести… Да, было бы здорово…»
Притихший Уголёк тоже о чём-то мечтал, но мальчик не знал, о чём именно.
«Может, и Уголёк хочет летать… – думал Нандор, гладя своего друга. – А может, и нет… У собак свои мечты, совсем не такие как у кораблей и людей…»
Мальчик снова смотрел на пушистые облака, и пытался вообразить, как выглядит его родная деревня и он с Угольком с высоты птичьего полёта. Порой ему это удавалось, и он улыбался, но затем ему всегда становилось немного грустно, потому что всё это были лишь мечты, и им никогда не суждено было сбыться.
«Папа всё время говорит, что мечтать не нужно,– вздыхал Нандор. – Но как же не мечтать, когда сами облака лежат у моих ног и не торопятся улетать?.. Разве это не чудо?.. Разве это не волшебство?.. Наверное, нет, раз я один вижу это…»
Когда небо темнело, а розовые облака вокруг начинали сладко пахнуть фруктовым джемом, Нандор нехотя поднимался и говорил:
– До завтра, облака… Не улетайте пока, пожалуйста… Я ещё не налюбовался вами… Подождите ещё немного… Хотя бы ещё один день… Прошу… Только один…
Потом он спешил домой, а Уголёк радостно скакал вокруг, делая вид, что хочет укусить его за ноги.
Друзья Нандора посмеивались над ним и дразнили его Мечтателем, но мальчик не обижался. Он знал, что бело-розовое чудо скоро исчезнет и ему придётся дожидаться новой весны, а потому утром вновь спешил на берег и был счастлив, видя, что облака ещё тут.
«Интересно, есть ли на свете края, где сады цветут круглый год, и птицы никогда не покидают своих гнёзд? – размышлял он, провожая взглядом новенький, сияющий парусник. – Папа говорит, что это всё выдумки, но Сильвей, слепой старик с рынка, рассказывал, что видел такие земли в юности, когда был моряком… Кто из них прав?.. Непонятно… Но ничего, скоро я всё узнаю сам… Нужно только немного подрасти…»
После того как цветы опадали и внезапно побелевший Дунай уносил их прочь, первые смельчаки отваживались купаться. Они с криком бросались в холодную воду, но тут же выскакивали обратно, клацая зубами и растирая ладонями свои посиневшие тела. Уголёк носился меж ними по берегу и отчаянно лаял, пока кто-нибудь не хватал его и не спихивал в воду. Мокрый и взъерошенный, он пулей выскакивал на берег и начинал валяться в песке, сопя и фыркая, после чего ложился в стороне и больше уже никому не докучал.
Нандор всегда ходил на эти первые омовения, но не лез в реку, потому что ему казалось, что в мутной майской воде притаилось чудовище и оно обязательно схватит его и утащит в свою подводную нору. Он хорошо помнил дедушкины истории о том, как чудовище утаскивало уснувших рыбаков, а их крохотные лодки находили потом пустыми ниже по течению, там, где Дунай лениво поворачивал на юг. Нандор верил, что чудовище всё ещё живо, хоть дедушка и говорил, что в конце концов отчаявшиеся рыбаки перегородили Дунай металлической сетью и пронзили запутавшееся в нём чудовище большим китобойным гарпуном.
«Ничего ещё не закончилось… – думал он, глядя на тёмную воду. – С чего они все решили, что здесь было только одно чудовище?.. Быть может, их было несколько, и другие чудовища просто затаились на время… Быть может, они до сих пор живут где-то на дне и смотрят на проплывающие над ними корабли своими змеиными глазами… С чудовищами никогда нельзя быть ни в чём уверенным… Кто знает, что у них на уме…»
Страшась попасть в лапы чудовищу, Нандор никогда заплывал на середину реки, предпочитая барахтаться у берега, и уж конечно никто не мог уговорить его спрыгнуть в Рыбачий омут со Старого моста, как это делали некоторые сорвиголовы.
«Может быть, чудовище дожидается именно меня, – размышлял мальчик, разглядывая с высоты моста кружащийся внизу чёрный омут и головы смельчаков, что отважились туда спрыгнуть. – Может, оно знает моё имя и ему не нужен никто другой… Дедушка говорил, что однажды чудовище целых полгода подстерегало рыбака, которому удалось от него ускользнуть прежде, а потом, одним сентябрьским утром, его пустую лодку прибило к Сухому острову за поворотом, и все сразу поняли, что чудовище победило… Может быть, именно это хитрое чудовище и уцелело тогда, а в сети попало другое, глупое, а люди решили, что всему конец… Но я-то знаю, что это не так… Рыбачий омут глубокий, тут кто угодно может спрятаться… Нет, я не буду прыгать… Может быть, в другой раз, в следующем году, когда немного подрасту…»
Нандор пятился от края и каждый раз готов был поклясться, что в этот самый миг вода внизу начинала бурлить, точно в глубине кто-то большой и сильный сердился и шевелил своим гигантским хвостом…
Лето, когда Нандору исполнилось десять, было на редкость сухим и жарким. Каждую ночь в небе мелькали далёкие сполохи зарниц, и ветер доносил до деревни глухие раскаты грома, но дождя всё не было, и поля совсем пересохли. Старики качали головами и говорили, что это не к добру, и что если так пойдёт и дальше, весь урожай погибнет. От страшной духоты и зноя было только одно спасение – быстрые воды Дуная и окрестные мальчишки целыми днями не покидали его берегов, и, конечно же, прыгали со Старого моста в вечно ледяную воду Рыбачьего омута.
«Наверное, чудовищу тоже жарко, – думал Нандор сидя вечерами над обрывом. – Может, оно выплывает ночами, чтобы остыть и посмотреть на луну?.. Дедушка говорил, что все чудовища любят луну, потому что она не выставляет напоказ их уродство… Наверное, это ужасно скучно, весь день лежать на дне в одиночестве среди скользкого чёрного ила и поджидать меня… Да, чудовищам не позавидуешь… Но на то они и чудовища…»
В тот памятный день жара стояла просто испепеляющая. Всё в округе замерло и только невидимые глазу жаворонки пели в сияющем небе, поднимаясь всё выше и выше над раскалёнными полями. Ребята собрались пойти на реку ещё до завтрака, и Нандор охотно присоединился к ним.
– Айда на Старый мост, – предложил кто-то. – Там самая холодная вода, а на обратном пути мы можем заглянуть на пекарню. Быть может, толстый пекарь Пети опять угостит нас свежими лепёшками, а если нет, то мы попробуем стащить пару штук, когда он отвернётся…
– Айда, – согласились остальные. – Нет ничего лучше холодной воды в такую жару и свежих лепёшек от Пети.
Идти было не далеко, но солнце пекло столь немилосердно, что казалось, будто уже давно миновал полдень. От жары и ослепительного света, голова у Нандора немного кружилась и его подташнивало. Мальчик шагал, как во сне, и так же, словно во сне, поднялся со всеми ребятами на мост. Он вовсе не собирался прыгать в то утро, а просто хотел в который раз убедиться, что его чудовище всё ещё там, внизу, и не забыло про него. Нандор рассеянно смотрел, как его друзья один за другим прыгают в омут, а затем подошёл к перилам и глянул вниз. Вода в омуте была похожа на расплавленное золото, струящееся меж чёрных свай. Это было красиво и жутко, и мальчик на мгновенье зажмурился и отпрянул.
– Смотрите-ка! – донеслось до него снизу. – Мечтатель снова трусит!
– Эй, Мечтатель, прыгай к нам! – раздался другой голос и звонкий смех.
– Давай, давай! – закричали все разом. – Прыгай! Вода отличная!
– Вовсе я и не трушу, – пробормотал Нандор, сквозь окутывавшую его жаркую дремоту. – Я сейчас… Я тоже прыгну… Вот увидите… Я совсем не трус… Это просто чудовище… Моё чудовище… Вы не знаете… Никто не знает… Я сейчас…
Плохо понимая, что он делает, мальчик перелез через перила и встал лицом к бездне. Смех внизу стих. Время будто остановилось, и вокруг вдруг стало так тихо, как бывает только перед опасным прыжком воздушного гимнаста из-под самого купола цирка. Медленно, один за другим, Нандор разжал сжимавшие горячие перила пальцы, и когда обе его руки стали свободными, он развёл их в стороны, точно это были крылья. Он всё ещё медлил, покачиваясь на носках взад вперёд, не решаясь сделать последний шаг, как вдруг ему показалось, что кто-то окликнул его сзади. Он повернул голову и увидел странного полуголого старика с огромными глазами и длинной седой бородой, украшенной яркими бусами. Старик пристально смотрел прямо ему в глаза, а затем, оскалив белоснежные зубы, протянул к нему свои костлявые руки.
– А-а-а, – закричал Нандор, взмахнул руками и вверх тормашками полетел вниз…
Солнце и небо на секунду смешались в его голове в один слепящий комок, после чего он тяжело ударился о воду, и его окутала гулкая тишина. Мальчик забарахтался, силясь всплыть на поверхность, но руки и ноги его не слушались. Он погружался всё глубже и глубже в холодные глубины Рыбачьего омута, и перед тем как окончательно потерять сознание, с ужасом увидел, как навстречу ему поднимается какая-то громадная тень…
***
Нандор пробыл в воде довольно долго: течение унесло его безвольное тело под мост и когда мальчишки наконец-то нашли его и вытащили на берег, он был белее бумаги и не дышал. К счастью, прибежавшие на помощь прохожие, сумел вернуть его к жизни, и спустя несколько мгновений мальчик вздохнул, закашлялся и ненадолго пришёл в себя.
– Вы видели того ужасного седого старика, что хотел столкнуть меня в воду? – первым делом спросил он. – Видели? Где он? Это всё он! Он!
Ребята и прохожие удивлённо переглянулись и пожали плечами.
– Там не было никакого старика, – сказал кто-то. – Никто тебя не толкал. Ты перелез через перила, а потом вдруг чего-то испугался, закричал и упал вниз… Ты ударился о воду спиной и сразу пошёл на дно… Мы уж подумали, ты утонул, но течение вынесло тебя на отмель…
– А чудовище?.. – прошептал Нандор, вновь начиная терять сознание. – Я видел чудовище… Оно прячется на дне… Я видел его… Вы видели его?.. Кто-нибудь?..
– Он бредит, – сказал один прохожий другому. – Нужно срочно отнести его домой и послать за лекарем… Так долго пробыть под водой и уцелеть, это просто чудо… Нам нужно спешить…
Они подняли бесчувственное тело Нандора и в сопровождении ватаги перепуганных ребят понесли его к дому.
Глава 2
Более трёх суток Нандор метался в бреду, кричал и отмахивался от чего-то руками, но на четвёртый день жар внезапно спал, и мальчик быстро пошёл на поправку.
Друзья часто навешали его, а Уголёк так и вовсе целыми сутками лежал у его ног и ворчал на доктора, который приносил мальчику горькие лекарства. Нандору становилось лучше и лучше, и спустя неделю он как ни в чём ни бывало, вновь играл со своими товарищами. Казалось, всё опять пошло своим чередом, и люди стали забывать о его падении, когда на исходе второй недели Нандора внезапно начали преследовать странные видения…
Они обрушивались на мальчика незадолго до наступления темноты, усиливаясь с наступлением ночи и становясь невыносимыми, когда в доме все засыпали. Вначале, Нандор думал, что у него снова поднялась температура, и он бредит. Не желая попусту беспокоить своих родителей, он тихо лежал в кровати, положив на голову холодное полотенце, и терпел, но легче ему не становилось…
Галлюцинации окутывали его своей паутиной и зачастую, Нандор не понимал, где находится. Как правило, его видения они были незамысловаты: он оказывался среди пасущихся коров, ил в кругу друзей, или своих сестёр и братьев, но иногда… Иногда мальчик точно наяву видел перед собой невероятных животных, диковинные чужеземные страны, огромных траурных птиц с головами пантер, а однажды, он даже путешествовал к далёким звёздам и купался в солнечном огне, точно это были воды его родного Дуная. Нандор не понимал, что с ним твориться, и чем дольше это длилось, тем меньше ему хотелось говорить об этом кому либо.
«Температуры у меня нет, а значит, я здоров, – размышлял он, ворочаясь в своей кровати и ощупывая прохладный лоб. – А если так, то кто поверит моим словам?.. Отец опять скажет, что я просто слишком размечтался и мне пора повзрослеть… А то и вовсе, чего доброго решит , что я сошёл с ума… Но я не сошёл с ума… Я просто маленький мальчик, который видит что-то странное… Просто маленький мальчик… Обычный мальчик…»
Под утро видения, как правило, стихали, и измученный Нандор засыпал, а когда его вскоре будили, вставал совершенно разбитый. Весь день он клевал носом и норовил уснуть в самых неподходящих местах, иногда даже стоя, а с наступлением темноты всё повторялось, и спустя неделю, мальчик и сам уже начал думать, что сходит с ума. Он обречённо сидел в кромешной тьме на кровати, обхватив голову руками и зажмурив глаза, чтобы ничего не видеть, но от этого видения становились лишь ярче и он уже не знал, что ему делать. Наконец, после ещё одной недели таких мучений, Нандор всё же решился и рассказал о своей беде маме, но простая женщина не поняла, о чём толкует её сын. Пощупав ему лоб и покачав головой, она, недолго думая, отвела мальчика к пастору Мизи.
Пастор был толст, добр и туговат на ухо. Когда он шёл по улице, мальчишки дразнили его из-за заборов, но Мизи их не слышал (или делал вид, что не слышит) и продолжал свой путь с добродушной улыбкой на лице. Он вполне искренне желал помочь мальчику, и долго беседовал с ним о его видениях, но, увы, мало что понял, а потому, на всякий случай, объявил, что в «малыша» вселился злой дух и тому следует чаще бывать в церкви. С тех пор Нандор исправно посещал церковь каждый день и, хотя пользы от такого лечения было мало, там он по крайней мог хоть немного вздремнуть после бессонной ночи под монотонное бормотание пастора.
«Наверное, это то чудовище из Рыбачьего омута заколдовало меня… – размышлял мальчик, сидя вечерами на берегу реки. – Или тот ужасный старик с глазами колдуна… Кто-то из них сделал это… Я знаю… Только зачем?.. Что я им сделал?.. Я же просто маленький мальчик… Не пойму…»
Спустя месяц видения мальчика обострились до такой степени, что он больше даже не пытался ложиться спать вечером, предпочитая до рассвета бродить вокруг дома в компании сонного Уголька, держась за голову и грустно вздыхая. Он ходил и ходил, и ходил, не чувствуя под собой ног, а странные видения разворачивали перед ним свой пёстрый ковёр, и порой он не знал, идёт ли он или летит.
Во время одной из таких утомительных ночных прогулок, мальчик решил ненадолго прилечь на сеновале, что стоял в стороне от дома. Подойдя к нему, он неожиданно для себя почувствовал, что его видения становятся менее яркими по мере того, как он удаляется от дома. Чтобы удостовериться в своём чудесном открытии, мальчик ускорил шаг, а затем и вовсе побежал прочь от деревни, прямо на пустынный берег Дуная, к своему излюбленному месту у обрыва. Там, он с несказанным облегчением осознал, что странные видения почти полностью покинули его. От счастья Нандор немедленно забрался под ближайший куст и мгновенно уснул, да так крепко, что не слышал и не видел ничего вокруг. Он проспал почти сутки, а когда, счастливый, отдохнувший и жутко голодный, вернулся домой, там царил страшный переполох. Накануне кто-то из соседей видел, как Нандор в сумерках побежал к реке, и не вернулся обратно. В деревне и так уже ходили нехорошие слухи о его странном поведении, а потому, когда на утро его спохватились, на ноги была поднята вся деревня. Его искали по всему берегу, и рыбаки проверяли свои сети, но никто не догадался заглянуть под куст над обрывом, где мирно сопел Нандор. Мальчику тогда здорово досталось от отца, но, несмотря на это, на следующую ночь он вновь сбежал из дому, едва почувствовав, что видения снова начали окружать его. На этот раз он решительно направился в лес и провёл ночь под большим дубом, соорудив себе отличную постель из сухой травы и накрывшись вместо одеяла прихваченным из дома рваным мешком. Он вернулся в дом на заре, чтобы его отсутствие не заметили, но встревоженная мать уже ждала его на пороге, и ему пришлось всё ей рассказать. Поохав и поплакав, она согласилась, что раз странный недуг так досаждает её ребёнку дома, но не тревожит снаружи, то так тому и быть.
– Только тебе не стоит спать в лесу, точно дикому зверю – сказала она, обнимая сына. – У тебя должна быть хоть какая-то крыша над головой. Вот как мы поступим. На краю пшеничного поля есть старый сарай, который мы больше не используем. Будет лучше, если ты станешь ночевать в нём. Я отнесу туда сухой соломы, а отец подлатает крышу. Я уверена, что ты скоро поправишься и вернёшься в дом, и мы опять заживём по-старому, как и полагается.
Нандор с радостью принял это предложение. Он готов был жить где угодно, только бы докучавшие ему видения хоть ненадолго оставили его в покое.
В течение следующих дней родные устроили Нандору маленькую спальню в старом сарае, в котором даже не было окна, а дверь нужно было подпирать камнем, чтобы она не упала, но мальчик был счастлив.
«Теперь у меня есть свой домик… – с улыбкой думал он. – Ничего, что он небольшой… Мне и Угольку вполне хватает тут места, если сильно не вытягивать ноги… Зато у меня есть своя собственная спальня… Ни у кого в деревне нет собственной спальни, а у меня есть… Я живу как принц… Да…»
Отныне, после простого и сытного крестьянского ужина, Нандор желал всем спокойной ночи и шёл в свой «Замок», как его прозвали местные ребята, чтобы провести ночь там. Весть о том, что младший сын Элика, пахаря, спит отдельно ото всех, быстро облетела округу. Товарищи стали потешаться нам Нандором, а некоторые даже бросали камни в его домик. Мальчик мужественно сносил все насмешки, а Уголёк, которому не нравилось, когда его сон тревожат, как-то раз не удержался, выскочил из «замка» и разорвал штаны двум метателям камней. С тех пор их больше никто не тревожил, и они мирно спали, прижавшись друг к другу.
«Всё же мне интересно, – размышлял Нандор, лежа в своей «спальне». – Почему чудовище просто не съело меня тогда?.. Может, оно ошиблось и приняло меня за кого-то ещё?.. А может, это было не моё чудовище, а чужое?.. Но тогда где же моё?.. Неужели оно забыло про меня?.. Странно…»
Время шло, но загадочная болезнь не оставляла мальчика. Много раз он думал, что выздоровел, и пытался спать дома, но всё было тщетно. Лишь только звёзды зажигались на ночном небе и все засыпали, видения окутывали Нандора, словно гигантские сети, и он вынужден был покидать родной кров и брести в свой сарайчик, который стал для него настолько мал, что ему пришлось сделать маленькую пристройку, чтобы можно было вытянуть во сне ноги. Постаревший Уголёк теперь мало бегал и всё больше спал, свернувшись на соломе. Только в тёплые, погожие дни он сопровождал мальчика на прогулку, но если дул ветер и небо заволакивало тучами, то он даже носу не показывал наружу, предпочитая весь день дремать на своей подстилке.
– Ничего, Уголёк, – говорил Нандор, поглаживая своего верного друга. – Ничего… Я тебя не брошу, как ты не бросил меня… У тебя всегда будет крыша над головой и вдоволь косточек… Спи, приятель, спи… Всё будет хорошо…
Самому Нандору жить становилось всё трудней. В деревне его избегали и даже родные братья и сёстры смотрели на него косо. Отец и вовсе считал, что Нандор всё выдумывает и его нужно отправить в армию, где от всех его хворей очень скоро не останется и следа. Только мать, да маленькая соседская девочка Тека не сторонились Нандора, и всегда были приветливы и милы. Тека часто навещала его и, сев на камень рядом с его «замком», просила рассказать ей, что он видит. Поначалу Нандор смущался, думая, что девочка хочет просто подшутить над ним, но у неё и в мыслях не было смеяться над мальчиком. Ей очень нравились его истории о чудовище, о странных животных и о летающих людях, которых она, как и Нандор, иногда видела в своих снах.
– Как странно, – говорила она. – Я никому до этого не рассказывала про летающих людей, а ты всё про них знаешь. Отчего так?
– Я не знаю, – смущённо отвечал Нандор. – Наверное, это из-за того, что меня заколдовал старик со Старого моста. Никто не верит, что я его видел, но это правда. Он наверняка какой-нибудь злой странствующий волшебник, который насылает порчу на детей и коров.
– Я тебе верю, – говорила Тека и её щёки краснели. – А расскажи ещё раз, пожалуйста, о твоём чудовище, что живёт в Рыбачьем омуте и любит смотреть на луну… Это так чудесно, иметь своё собственное чудовище… Это даже, наверное, лучше чем новое платье…
Как-то раз, весной, когда облака по привычке отдыхали на воде, вернувшийся вечером с обрыва Нандор нашёл Уголька совершенно больным. Накануне тот ничего не ел, а теперь даже не мог встать на ноги, чтобы поприветствовать своего хозяина, а только слабо помахал хвостом. Нандор просидел с ним всю ночь, гладя по голове и давая ему воду. Уголёк тяжело дышал и с благодарностью лизал руки мальчику, а под утро его маленький друг в последний раз лизнул ему руку, тяжело вздохнул и уснул, чтобы никогда уже больше не проснуться. Прибежавшая навестить мальчика Тека горько расплакалась узнав о смерти Уголька. Нандор вырыл для Уголька могилу недалеко от обрыва, а Тека положила на холмик большой венок из луговых трав.
– Прощай, Уголёк, – сказал Нандор, с трудом сдерживая слёзы. – Ты был мне верным другом. Я никогда тебя не забуду.
– Прощай, Уголёчек, – рыдала Тека. – Ты был таким хорошим! Я буду навешать тебя, часто-часто!
В тот вечер они долго просидели на берегу вместе, а ещё через неделю Нандор по секрету рассказал девочке, что вскоре покидает родную деревню.
– Но почему? – воскликнула девочка.
– Мне уже 16, – ответил Нандор. – В этом возрасте мой дед уже два года как служил юнгой на шхуне и успел пересечь экватор. А что ждёт меня здесь? Все сторонятся меня, точно я чумной. Я не хочу вечно спать в сарае и слышать насмешки. Я хочу увидеть мир.
– Но я не сторонюсь тебя… – прошептала девочка, едва дыша от волнения. – Я не никогда не смеюсь над тобой… Я… Я…
– Я благодарен очень тебе, Тека, – не дал ей закончить нетерпеливый Нандор. – Поверь, я всегда буду помнить твою доброту. Ты и моя мама, вы единственные люди, которыми я дорожу здесь, но я уже вырос. Мне пора уходить.
– Но куда же ты отправишься? – спросила девочка, стараясь спрятать слёзы. – Твой дом здесь. Разве ты не будешь скучать по весеннему Дунаю, по полям пшеницы, по старой мельнице у Персикового ручья? Кто тебе поможет, если ты вдруг заболеешь? Кто поддержит тебя? Кто будет рядом в трудную минуту? Кто, скажи?..
Нандор высокомерно улыбнулся.
– Ты просто маленькая девочка, которая не понимает, что творится на душе у мужчин, – ответил он, и ему самому вдруг стало неловко от своего тона. – Понимаешь, Тека… Меня словно зовёт за собой ветер… Я точно дикий гусь, который должен лететь за своей стаей… Пусть мой путь будет не близок и опасен, но я должен, понимаешь, должен идти… Должен…
– Может, я и маленькая девочка, – топнула ногой Тека, – но я тоже кое-что чувствую! А ты… Ты… Ты можешь идти куда хочешь! Я не буду скучать!
С этими словами Тека расплакалась, вскочила на ноги и убежала, и прежде чем растерянный юноша смог её остановить, исчезла в лесу.
«Странно, – думал Нандор той ночью, ворочаясь в своём хлипком сарайчике. – Почему она так разволновалась? Можно подумать, что это ей, а не мне нужно покидать родной дом… Вечно с этими девчонками какие-то проблемы… Что они могут знать о том, что творится у меня в душе… Никто не может этого знать… Никто…»
Но Нандор ошибался. Его мать чувствовала, что её сын вдруг изменился, и на заре, когда он собирался тайком покинуть деревню, она встретила его на краю поля.
– Сынок, – сказала она, прижимая к себе Нандора. – Мой любимый мальчик! Как жаль, что ты покидаешь нас, но уж такая, видать, у тебя судьба. Ты всегда отличался от своих братьев и сестёр. В тебе кипит кровь твоего деда. Так уж случилось, и этого не переменить. Иди, куда следует, и не забывай про свой дом и своих родных. Знай, мы всегда будем рады тебе.
Слёзы выступили на глазах юноши от таких слов.
– Я всегда буду помнить, откуда я родом, и не посрамлю нашего имени, – ответил он. – Не переживайте за меня. Я не пропаду. Я вернусь.
Они расстались, и Нандор поспешил дальше, боясь оглянуться, чтобы не пасть духом и не вернуться обратно. Однако на другом конце поля его ждала ещё одна встреча. Маленькая Тека стояла там, потупив свой взор. Её платье было мокрым от росы. Она, должно быть, встала ещё затемно, а может и вовсе не ложилась, чтобы успеть добраться сюда и простится с Нандором.
– Вот, – сказала она место приветствия, протягивая что-то зажатое в её кулаке. – Возьми… На память…
Она вложила свой подарок Нандору в руку и хотела убежать, но юноша остановил её. Он раскрыл ладонь и увидел там крохотное медное колечко.
– Его подарила мне мама, – пролепетала пунцовая от смущения девочка. – Оставь его у себя, и когда тебе станет грустно или одиноко, посмотри на него и тебе будет легче вспомнить свой дом и… и меня…
– Оно всегда будет со мной, обещаю, – очень серьёзно ответил Нандор. – Спасибо тебе, Тека. За всё.
Он обнял окаменевшую от смущения девочку и поцеловал её в щёку, как целовал своих сестрёнок.
– Прощай, Тека, – сказал он, выпуская её из своих объятий. – Однажды ты ещё услышишь обо мне! Прощай!
– До свидания… – с трудом вымолвила девочка, держась за щёку. – Не забывай нас… Мы… я… Я буду скучать, Нандор! Я буду очень по тебе скучать!
Но юноша только рассмеялся в ответ и махнул ей рукой на прощанье.
Когда солнце осветило Дунай, Нандор уже миновал Старый мост, мимоходом бросив прощальный взгляд на Рыбачий омут, и двинулся дальше, по большой дороге, держа свой путь в столицу.
«Вот я и свободен! – говорил он себе, чеканя шаг по пыльной дороге. – Совершенно свободен! Я могу идти куда захочу, и никто-никто в целом свете не может мне запретить это. Разве это не чудесно?.. Именно об этом я всегда и мечтал… Именно об этом… Да…»
Солнце приветливо улыбалось путнику, и сердце юноши пело, а на его груди, в такт шагам, на тонком кожаном ремешке покачивалось крохотное медное колечко, и отчего-то Нандору было приятно ощущать его робкую прохладу.
Глава 3
Прошло три года. Нандор успел много повидать за это время. Он уже не был тем скромным и робким деревенским мальчиком, который с разинутым ртом рассматривал большие дома в городах и показывал пальцем вслед богато украшенной карете. Он стал более сдержанным и уверенным в себе юношей, который не разучился мечтать и видеть в окружающем мире красоту. И уж конечно он был абсолютно уверен, что он знает всё на свете и никто не сможет его облапошить…
Юноша был хорошим и честным работником, однако мало где задерживался, поскольку никак не мог уснуть в одной комнате с другими людьми, отчаянно мучаясь своими навязчивыми видениями. Юноша рыл колодцы, чинил кровлю, был конюхом и помощником кузнеца, торговал тканями и зерном, а один раз даже немного послужил в цирке, и всё же, он по-прежнему всюду был чужим, и оттого он вновь и вновь пускался в странствия, пытаясь найти тот краешек земли, где ему будут рады.
«А есть ли такой край? – размышлял он порой, шагая по очередной дороге навстречу новым приключениям. – Быть может, такого края вовсе и нет… Быть может, я всю жизнь буду скитаться с места на место… Что толку от свободы, когда ты всем чужой и на тебя косятся, узнав, что ты как дикий зверь предпочитаешь спать один, в лесу… Э-хе-хех… Стоило ли ради этого покидать отчий дом?..»
Но всё же, где-то в глубине души, Нандор верил в то, что он найдёт своё место под солнцем. Какая-то его часть непрерывно нашёптывала ему, что всё будет хорошо и что ему следует верить своему сердцу и продолжать идти выбранной им дорогой. И юноша верил и шёл вперёд, невзирая на голод, усталость и плохую погоду. Шёл, ведомый своими мечтами, и новые города и лица мелькали перед его глазами.
К тому времени Нандор уже догадался, что его недуг как-то связан со спящими людьми. Теперь он старался найти работу в деревнях или на окраинах городов, чтобы после трудового дня ночевать в стогу сена или в лесу. Юноша даже рассчитал расстояние, на которое ему нужно было удалиться, чтобы видения не беспокоили его. Оно равнялось примерно 500 шагам. Сделав их, он мог быть уверен, что сможет уснуть и ничто не потревожит его покой. Ещё он выяснил, что время года также имело значение. Нандор обратил внимание, что весной и летом его видения становятся ярче и красочней, тогда как зимой и осенью они обычно были серыми и печальными.
Временами он обращался к различным лекарям и знахарям в надежде исцелиться, но как вскоре он убедился, всё это было лишь напрасной тратой денег и времени. Все эти шарлатаны в один голос убеждали юношу, что помогут ему, но ни один не справлялся с задачей, хоть и пичкали его всякой гадостью круглые сутки. Крысиные хвосты, крылья летучих мышей, тропические жуки, горькие коренья и кислые ягоды, вонючие настойки и отвратительные мази, что только не перепробовал Нандор и, в конце концов, решил никогда больше не поддаваться на их уговоры.
