Алексей Наумов
Сновидец
– Немало друг мой, немало, – весело ответил Манчини. – И я очень надеюсь, что скоро их станет ещё больше… А теперь идёмте скорее, я умираю с голоду. Сегодня, друг мой, мы с вами закажем такой ужин, который был бы под стать самому королю!..
Они вышли из дома, сели в карету и помчались домой.
Когда экипаж скрылся за углом, баронесса отошла от окна, из которого она наблюдала за отъездом гостей и позвонила в колокольчик.
– Узнайте, кто они такие, – сказала она пришедшему на её зов высокому статному мужчине лет пятидесяти с военной выправкой и лихими офицерскими усами.
– Господа обманули вашу светлость? – спросил тот, грозно хмурясь.
– Нет, – ответила баронесса. – Напротив, они сказали мне чистую правду, и это крайне подозрительно… Разузнайте о них всё и сообщите мне немедленно.
– Слушаюсь, ваша светлость.
– И не скупитесь на золото! Я должна знать абсолютно всё о них обоих…
– Да, ваша светлость.
Едва мужчина удалился, как баронесса торопливо открыла медальон, висящий на её шее, и покрыла поцелуями крохотный портрет, находящийся внутри.
– Я найду тебя, мой мальчик! – горячо прошептала она. – Верь мне, я обязательно тебя найду.
Глава 5
Весть о Лунном Прорицателе из Мадраса мигом облетела столицу, и то, что она шла из уст самой баронессы Софии де Рюд, придавала ей особую ценность. Богачи наперебой приглашали великого чародея к себе в гости и платили огромные суммы за один часовой сеанс «Сновидения» и последующей трактовки их снов. Деньги потекли к Манчини рекой, в то время как Нандор по-прежнему получал по одной серебряной монете в день и даже представить себе не мог, какие богатства он каждый вечер уносит в старом саквояже. Шарлатан всё устраивал таким образом, что юноша сам никогда не видел клиента и не слышал, о чём с ним говорит Манчини. Он заходил в комнату, только когда очередной богач засыпал за толстой ширмой и шёпотом пересказывал свои видения «учёному», который с важным видом записывал их в записную книжку. Затем он удалялся и ждал своего друга в соседней комнате, до смерти пугая слуг, если те тревожили его. Однажды он даже выхватил свои кинжалы и стал выкрикивать жуткую тарабарщину, когда один настойчивый лакей попытался прикоснуться к нему пальцем. Бедняга так перепугался, что начал заикаться и его пришлось перевести в конюшню, потому что никто не мог понять, что он лепечет. После этого случая все слуги стали относиться к мавру с величайшим почтением и даже боялись взглянуть в его сторону, потому что по городу начал ходить упорный слух, что тому, кто потревожит помощника прорицателя, мавр немедленно отрежет язык своим чудовищным, зазубренным кинжалом…
После каждого визита Манчини рассказывал Нандору, что он вот-вот поймёт, как помочь его недугу, и что тому нужно потерпеть ещё совсем немного.
– Я невероятно близок к разгадке, – радостно щебетал старый плут. – Просто невероятно! Мне осталось сделать буквально один шаг. Полшага! Четверть шага, и я, то есть мы, будем у цели! Потерпите ещё чуть-чуть, друг мой, молю вас! Ещё самую малость!
Нандор охотно соглашался потерпеть ещё немного. Ему нравилась его новая жизнь. Манчини снял роскошный особняк на окраине города, и они жили там вдвоём, вдали от любопытных глаз. Слуги приходили утром и покидали дом вечером, так что ночью дом пустовал. Сам аферист предусмотрительно ночевал в самом дальнем флигеле, так чтобы юноша случайно не увидел его снов и ни о чём не догадался, но его опасения были напрасны – юношу устраивало абсолютно всё. Он сытно ел, долго спал, и накопил уже более 40 новеньких монет, среди которых попадались и золотые. Для него это было целое состояние, которое он, ко всему прочему, совершенно не мог потратить. Манчини не позволял ему выходить на улицу кроме как для поездки к его очередному «другу», объясняя эти предосторожности соображениями безопасности.
– Вы не представляете, до чего пронырливы эти шпионы, – говорил он. – Нам нужно постоянно держать ухо востро. Очень скоро, обещаю вам, мы закончим свои дела в этом городе и заживём спокойно, а пока наберитесь терпения и всё делайте так, как я вас учу.
Сам Манчини проводил дни весело и беззаботно, разъезжая в роскошных экипажах, посещая лучшие рестораны, театр, оперу и повсюду находил новых «клиентов». В его отсутствие Нандор не должен был покидать своих десяти комнат на втором этаже и держать все окна плотно зашторенными, а если он желал посмотреть на солнышко, то ему сначала следовало наложить грим, чтобы какой-нибудь праздный зевака не узнал в нём внезапно поблёкшего мавра. Что же касается слуг, то те и вовсе не знали, кому они прислуживают. Все распоряжения они получали заранее и в письменном виде, а двойное жалованье не располагало их к излишней болтливости. Хотя, несмотря на все эти предосторожности, пару раз они замечали в окнах второго этажа какого-то чёрного как уголь субъекта и догадывались, кто живёт в странном особняке, но их страх перед «ужасным чёрным варваром» был столь велик, что они держали язык за зубами, боясь и вовсе его лишиться. Одним словом, всё шло своим превосходно, и ничто не предвещало беды.
«Кажется, я неплохо устроился, – размышлял Нандор, важно прохаживаясь по своим роскошным владениям, облачённый в шёлковый халат, мягчайшие турецкие туфли и рассеянно обгладывая жаренную фазанью ножку в клюквенно-медовом соусе. – Определённо, так можно жить! Кто бы мог подумать, что я так хорошо заживу? Как же мне повезло встретить этого чудесного человека! Подумать только, не заболей я такой серьёзной болезнью, я бы никогда не оказался бы здесь. Да, наука это сила, что ни говори…»
Оставив ножку недоеденной, Нандор замирал у огромной вазы с фруктами, чтобы придирчиво выбрать себе персик, а затем ложился на софу, чтобы лениво насладиться сочным плодом.
«Хотел бы я, чтобы меня сейчас видели мои деревенские друзья, – думал он спустя минуту, отбрасывая в сторону едва надкусанный персик и беря в руки большую кисть винограда. – Теперь они едва ли бы стали потешаться надо мной. Ещё бы, из старого сарая с дырявой крышей я переехал в огромный особняк со слугами, в котором я ем, пью и сплю в своё удовольствие, и за всё это мне ещё платят по целой серебряной монете в день! Вот ведь удача так удача. Вот ведь везение так везение. То-то матушка обрадуется, когда я вернусь к ней с горой подарков и большим мешком серебра. То-то будет удивления…»
Юноша откладывал виноград и тянулся к пирожным, раздумывая какое ему больше хочется – кремовое со свежей малиной или шоколадное с белыми трюфелями.
«Теперь я понимаю богатых, – грустно вздыхал Нандор, держа в руках оба пирожных и задумчиво откусывая от каждого. – Делать выбор, когда у тебя есть всё, так утомительно…»
Юноша со вздохом откладывал пирожные и перебирался на кресло, чтобы выкурить сигару и выпить рюмку отменного коньяка.
«Да, жить хорошо!»
Тем временем Манчини со дня на день ожидал приглашения в королевский дворец. Мысленно он уже примеривал на себя герцогский титул и придумывал себе новое звучное имя, соответствующее высокому званию. Он даже заказал у лучшего столичного художника эскиз фамильного герба на дверцу своей кареты.
– И не скупитесь на позолоту, дружок, – напутствовал он мастера. – Пусть каждый видит, что перед ним настоящий дворянин, а не какой-нибудь проходимец! Пусть это будет самый большой и самый блестящий герб, на который вы только способны, так чтобы сам король втайне ему завидовал ему…
Всё было настолько хорошо и безоблачно, что когда Прорицателя из Мадраса арестовали средь бела дня в ресторане на главной улице, он так натурально возмутился, что сделал бы честь любому театру, сыграв на его подмостках роль несправедливо обиженной добродетели. Барон Жюльен, с которым аферист в этот момент завтракал, был страшно возмущён и грозился отправить сыщиков чистить свинарники, однако улики против Манчини были столь многочисленны и неопровержимы, что «чародея» всё же отправили в тюрьму, где к нему была приставлена самая надёжная охрана. Богатые друзья шарлатана собирались жаловаться самому королю, а барон Жюльен даже предлагал взять тюрьму штурмом и освободить «всемирно известного короля Магии и Волшебства», но когда при обыске особняка Манчини там были найдены пропавшие в Лондоне драгоценности, все поняли, как они жестоко ошибались. Помимо вещей, украденных в Англии, в доме также обнаружились некоторые драгоценности, исчезнувшие ранее в Милане, Вене, Париже и Копенгагене и прочих городах, где ранее гастролировал Манчини. После этих известий весь город забурлил с удвоенной силой. Тот же самый барон Жюльен, вновь потребовал штурмовать тюрьму, но на этот раз уже с тем, чтобы немедленно повесить «этого ужасающего лгуна и проходимца, который оскорбляет сей прекрасный город уже одним фактом своего существования…» Он приказал готовить виселицу на центральной площади и начал вооружать слуг мушкетами, так что не вмешайся в дело королевская гвардия, эта история могла пойти совершенно иным путём.
Слыша крики толпы за зарешеченными окнами, Манчини грустно улыбался, разглядывая эскиз герба, который он успел получить от художника накануне своего ареста.
– Кажется, я немного переборщил с позолотой… – бормотал он. – В следующий раз нужно будет ограничиться одной маленькой короной на голубом фоне… Да, маленькой короны определённо должно хватить… Хотя…
Как и следовало ожидать, вместе с Манчини был арестован и ничего не подозревающий Нандор. Свидетели легко опознали в юноше грозного мавра, а коробочка с ваксой и прочие детали его костюма послужили достаточным поводом для обвинения в соучастии. Юношу затолкали в чёрную карету и тоже отвезли в тюрьму, но в отличие от Манчини, к которому тюремщики относились с неким презрительным почтением и неплохо кормили, юношу бросили в самую сырую, грязную и холодную камеру, где было только одно крошечное окошко у самого потолка, а по полу бегали гигантские крысы.
Первые дни, Нандор всё ещё верил, что произошла какая-то страшная ошибка и его отпустят, но время шло, и постепенно он начинал понимать, в каком ужасающем положении оказался. По законам королевства Манчини грозила смертная казнь, так как он готовился обмануть самого короля, и юноша мог легко оказаться на плахе вместе с ним, так как в глазах всех был с ним заодно.
Дни в тюрьме были ужасны, но ночи были ещё хуже, так как несчастный юноша никуда не мог убежать от окружавших его образов, которые были один кошмарнее другого. Нандор худел, его непрерывно сотрясал хриплый кашель, а от бессонницы у него мутился разум и порой он не понимал толком, спит ли он или бодрствует.
«Что же я наделал? – думал он, скрючившись на гнилой соломе, служившей ему постелью. – Как я мог быть таким глупым и доверчивым? Почему я не желал видеть очевидное, и доверился этому гнусному обманщику Манчини, купившись на его лестные слова и блеск серебряных монет? Как я мог?! Говорила мне матушка, что я слишком доверчив и должен быть осторожен с незнакомыми людьми, да я всё позабыл и вот теперь сижу здесь, в этой ужасной тюрьме, и кто знает, не слетит ли моя голова с плеч в скором будущем… Какой же я дурак…»
Отгоняя надоедливых крыс, кусающих его за ноги, юноша осторожно доставал единственную свою драгоценность, которую ему каким-то чудом удалось сохранить при себе – крохотное медное колечко, и бережно ощупывал его.
«Как ты поживаешь, милая моя Тека? – бормотал он, крутя кольцо в пальцах и чувствуя, как слёзы струятся по его щекам. – Ты, наверное, подросла и твои косы теперь длинные, и ты расчёсываешь их по много раз на дню, как ветер расчёсывает спелую пшеницу… Как там мой Дунай?.. Сладкие облака всё так же ложатся весной на его тёмную воду, чтобы отдохнуть немного?.. А вода в Персиковом ручье у мельницы всё также весела и прохладна?.. Готов поспорить, что мальчишки по-прежнему таскают лепёшки у толстяка Пети!.. Скажи, всё также ли темны воды в Рыбачьем омуте?.. А чудовище?.. Ждёт ли меня там моё чудовище?.. Говорят, чудовища ужасно терпеливы… Эх… Похоже, я уже никогда не узнаю этого… Никогда… Никогда…»
Слёзы окончательно заливали глаза юноше от таких мыслей, и он глубоко прятал кольцо за пазуху, опасаясь, как бы его не утащили наглые крысы.
Дни сменялись ночами, ночи днями, и судьба юноши висела на волоске, но фортуна благоволила ему, и спасение пришло совершенно неожиданно.
Однажды вечером, когда отвратительный ужин уже был проглочен, и Нандора начали обступать видения, от которых кровь стыла у него в жилах, он услышал за дверью шаги. Это было странно, так как никто из тюремщиков не любил спускаться на ночь глядя в сырой и жуткий подвал, где содержали особо опасных преступников. Юноша насторожился, а когда шаги замерли у его двери, а затем послышался звон ключей, он страшно перепугался, так как решил, что его ведут на казнь. Однако когда тяжёлая дверь камеры приоткрылась, внутрь вошёл лишь один человек и Нандор вздохнул с облегчением. Он встал и отошёл к стенке, решив, что тюремщик хочет обыскать камеру, но тот молча стоял у дверей, глядя куда-то в сторону.
– Вам пора… – сказал тюремщик тихим, вкрадчивым голосом, словно обращаясь к самому себе.
– Пора? – удивился юноша. – Куда?
– Я не знаю… – ответил тюремщик, продолжая смотреть в стену. – Но я полагаю, что вам нужно спешить, пока никто не поднял тревогу…
– А кто должен поднять тревогу? – ещё больше изумился Нандор, решив, что это одно из его видений.
– Я, – ответил тюремщик. – Я подниму тревогу, когда выпутаюсь из верёвки, которой вы меня свяжете…
– Какой такой верёвки? – разинул рот юноша.
– Вот этой, – простодушно ответил надзиратель, вынимая из-за спины моток грубой верёвки и всё также не глядя на Нандора протягивая её арестанту. – Ума не приложу, откуда у вас взялась верёвка… Наверное, вы её сплели из своей рубахи… Заключённые жутко изобретательны…
– Но… – пробормотал юноша, не зная, что и думать.
– Похоже, вы решительный малый, если прикинулись больным, а потом осмелились напасть на вошедшего к вам тюремщика, – продолжал надзиратель, – а потом ещё на одного, который, по-видимому, слегка задремал на своём посту этажом выше… Такого бы никогда не случилось, но вот беда – его сменщик внезапно тяжело заболел, и бедняге пришлось работать двое суток подряд без сна… Вот так-то…
С этими словами, надзиратель встал спиной к Нандору и выжидательно протянул назад руки, словно приглашая его связать. Стараясь унять лихорадочную дрожь в руках, юноша стал спешно связывать своего сторожа…
– И что же я сделал дальше? – спросил Нандор надзирателя, укладывая его в угол.
– Ума не приложу… – ответил тот, поворачиваясь лицом в угол. – Я думаю, что вы перелезли через стену по остаткам строительных лесов, что остались неубранными в северном углу тюрьмы… Там ужасно темно, и охранники не любят заглядывать в тот угол слишком часто… А за стеной, как мне кажется, вас могла ждать карета, запряжённая четвёркой вороных лошадей… Она наверняка стояла где-то поблизости, и ждала, когда вы заберётесь на стену, и зажжёте пару спичек, что вытащили у меня из кармана… По этому сигналу карета подъехала к стене, вы спрыгнули на её крышу, где заботливо был постелен матрац, а затем умчались прочь…
– И куда же? – почти весело поинтересовался юноша, которому начинала нравиться эта игра.
– Этого я знать точно никак не могу, – ответил надзиратель, зевая, – но я могу сказать, что через 15 минут начнётся обход и вам лучше поспешить…
– Спасибо вам, – сказал Нандор. – Я могу ещё что-то для вас сделать?
– Да, – кивнул надзиратель. – Стукните меня слегка… Если у меня не будет синяка, то никто не поверит, как я храбро отбивался…
– О, – поспешил успокоить его юноша, – обещаю, все увидят, что вы сражались как лев!
С этими словами, Нандор от души огрел тюремщика, а вдобавок ещё и дал ему хорошего пинка, вспомнив, как тот смеялся над ним в первые дни.
– Ой-ой! – завопил тюремщик. – Так мы не договаривались!
– Тише-тише, – сказал Нандор. – Вы же не хотите, чтобы я заткнул вам рот гнилой соломой… Кстати, это отличная идея, а иначе вас обвинят в том, что вы не кричали… Откройте как рот, дружище…
Юноша сел на тюремщика верхом и набил ему рот соломой.
– Ведите себя хорошо, и быть может вам дадут ещё и медаль, – сказал он на прощанье. – И будьте поосторожнее с крысами – вашими заботами их тут полным-полно и они жутко голодные…
Заперев камеру, юноша проворно взлетел по лестнице и осторожно приблизился к безмятежно храпящему на стуле охраннику.
– Я совершенно ничего не слышу, – сказал тот, не открывая глаз. – Свяжите меня моим ремнём, заткните рот грушей, которой я собирался поужинать, и заприте меня в каморке… Но предупреждаю, как только я прожую грушу, я закричу! Впрочем, груша мне сегодня как назло попалась такая твёрдая, что, похоже, мне с ней придётся изрядно помучиться… Эх, никогда нельзя экономить на грушах…
Нандор быстро связал сторожа, заткнул ему рот неспелым фруктом и запер в крохотной комнатке, где хранились вёдра и грязные тряпки. Затем он прокрался по коридору, отпер дверь большой связкой ключей, прихваченной у «сони», и выбрался наружу, в тюремный двор. Погода была скверной, и он едва не заблудился, но в конце концов добрался до северного угла тюрьмы, где нашёл старые леса. Памятуя дни, проведённые в цирке, он ловко вскарабкался по скользким доскам на стену и замер. На мгновенье ему показалось, что стражник на соседней башне его заметил, и юноша решил, что всё пропало, но часовой только зевнул и отвернулся в другую сторону. От сильного ветра и мелкого дождя спички постоянно гасли в руках Нандора, и ему никак не удавалось подать сигнал. В этот момент по всей тюрьме вдруг раздались крики, забегали люди и раздались удары колокола, возвещающие о побеге. Всюду замелькали факелы и залаяли собаки. Не теряя ни секунды, Нандор разом запалил весь коробок и через несколько секунд увидел, как из темноты вылетела чёрная карета и остановилась прямо под ним. Белый матрас на её крыше был отлично виден сверху, и он приземлился точно на него. Чьи-то сильные руки помогли ему забраться внутрь экипажа, и не успел он откинуться на мягкое сиденье, как лошади пустились в бешеный галоп и помчались прочь от тюрьмы.
Немного отдышавшись, Нандор огляделся и, несмотря на полумрак, смог разглядеть своего спутника – крупного мужчину с короткой стрижкой и пышными усами.
– Меня зовут Филастр, – сказал тот, опережая расспросы юноши. – Путь нам предстоит неблизкий, так что я рекомендую вам отдохнуть. Если желаете, то у меня найдётся немного холодного мяса, хлеба и свежих фруктов.
– Так это вы меня освободили? – спросил Нандор.
– Нет, – ответил мужчина. – Я лишь исполняю поручение одной особы.
– И кто же этот таинственный добродетель, могу я узнать? – полюбопытствовал Нандор.
– Этого я вам пока сказать не могу, – ответил Филастр. – Вдруг нас схватят.
– А куда мы направляемся? – не унимался юноша.
– Боюсь, что и этот вопрос временно останется без ответа, – покачал головой мужчина. – Могу сказать лишь одно – к вечеру мы покинем королевство, и там, где мы окажемся, вам ничто не будет угрожать.
– Я уже доверился однажды обещаниям одного незнакомца и оказался в тюрьме, – воскликнул юноша. – Я больше не попадусь на эту удочку. Я желаю немедленно знать, кто и что меня ждёт, в противном случае высадите меня прямо сейчас!
– К сожалению, как я уже сказал, я не могу вам сообщить, куда и к кому мы направляемся, – вежливо ответил Филастр, – однако я могу вам поведать, что ожидает вас здесь, на случай если вы не пожелаете продолжить наше милое путешествие.
– И что же? – запальчиво спросил юноша.
– Пожизненная каторга, – вкрадчиво сообщил мужчина. – Вас и Манчини. И не где-нибудь, друг мой, а на ужасных Фаленизийских островах, на которых до сих пор живут людоеды и осы-убийцы. Я слышал, там почти нет охраны. Едва солнце начинает садиться, бедные каторжане сами бегут, как угорелые в свои лачуги и умоляют стражу запереть их покрепче… Жуткое место, друг мой, просто жуткое…
Филастр со скучающим видом посмотрел на поёжившегося юношу и произнёс:
– Так как же мне следует поступить, любезнейший?.. Приказать кучеру, чтобы он остановил карету?.. Вы всё ещё желаете сойти?..
– Я желаю… – ответил Нандор, стараясь придать себе тот же скучающий вид, что и его собеседник. – Я желаю немного холодного мяса.
– Превосходный выбор, друг мой, – позволил себе улыбнуться доселе невозмутимый Филастр. – Мясо нежнейшее…
Глава 6
Карета неслась целые сутки напролёт, сделав в пути лишь несколько коротких остановок, чтобы сменить лошадей. При подъезде к границе Филастр приказал Нандору спрятаться в потайной отсек под сиденьями, но как оказалось, в этом не было нужды. Знатный экипаж со старинными гербами на дверцах беспрепятственно покинул королевство, после чего шторы на окнах были сняты и юноша увидел вокруг себя живописные луга, а в отдалении величественные горы, увенчанные белыми шапками снега.
«Что же, – подумал Нандор, глазея по сторонам, – где бы я ни был, места тут красивые… Едва ли меня похитили и увезли в такую даль, чтобы затем обращаться дурно… Но всё же, куда мы едем?.. И главное, кому я мог так сильно приглянуться, чтобы украсть меня из тюрьмы?! Чудеса, да и только…»
Филастр упорно отказывался отвечать на все расспросы, рекомендуя запастись Нандору терпением и, в конце концов, юноша последовал его совету. Карета катила ещё много часов, пока не замерла у небольшого, но необычайно красивого замка с одной единственной башней, доверху увитой плющом. Филастр подвёл недоумевающего Нандора к воротам, те беззвучно раскрылись, пропуская путников внутрь, затем захлопнулись за их спиной, а мгновеньем позже юноша увидел перед собой улыбающуюся баронессу Софию де Рюд.
– Добрый день, Нандор, – приветливо сказала она, протягивая юноше руку. – Или же мне стоит назвать тебя Нандормандин?.. Как прошло твоё путешествие?
– Отлично, благодарю вас, – смущённо пробормотал юноша, сгорая горя от стыда и любопытства. – Но…
– Я всё объясню тебе завтра утром, – властным жестом прервала его баронесса. – Сейчас тебе следует отдохнуть. Филастр отведёт тебя в баню, а затем покажет твои покои и даст всё необходимое. Выспись, как следует, силы тебе пригодятся. Впереди у тебя много дел и новых знакомств. Впрочем, мне кажется, кое-кого ты вспомнишь…
Баронесса кивнула на прощанье и удалилась, а озадаченный Нандор последовал за Филастром.
Первым делом тот отвёл юношу в искусственный грот, где в просторной мраморной купели дымилась вода, бьющая из горячего подземного источника. Нандор с великим наслаждением забрался в предложенную ему ванну, где с помощью внушительного арсенала различных щёток, губок, мочалок и огромного куска душистого мыла оттёр с себя всю грязь и противные тюремные запахи. Затем, облачившись в поданный ему халат, он сел на кресло, и Филастр, оказавшийся мастером на все руки, проворно постриг и побрил юношу. После чего он сопроводил чистого, распаренного и благоухающего Нандора в его комнату – небольшую, но крайне опрятную и удобную, где и оставил одного, заперев, однако, дверь на ключ.
– Ха, – усмехнулся юноша, – если это моя новая тюрьма, то она гораздо комфортнее предыдущей, и вид из окна куда как приятнее… Ручаюсь, тут не встретишь крыс, да и кормят, я уверен, недурственно…
Не успел он это произнести, как замок в двери снова щёлкнул и на пороге вновь появился Филастр с большим подносом, на котором красовался столь любимый Нандором жареный фазан с клюквенным соусом и прочие изысканные лакомства.
– Приятного аппетита, – сказал Филастр. – Если вам что-то потребуется, просто позвоните в этот серебряный колокольчик. Сегодня ваша дверь будет закрыта на замок, но уверяю вас, вы не пленник. Спокойной ночи…
Когда он удалился, юноша безо всякого стеснения набросился на еду, а после блаженно растянулся на мягкой кровати. После тюремных нар мягкая перина показалась ему райским ложем, и его глаза начали слипаться.
«Надеюсь, мои видения этой ночью не будут слишком навязчивыми…» – успел подумать Нандор и тут же уснул, даже не заметив как.
Он не слышал, как дверь снова скрипнула и на пороге показалась молчаливая тень Филастра, забравшего поднос и одежду юноши, а следом ещё одна, не менее молчаливая и странная. Тень приблизилась к спящему юноше и ненадолго склонилась над ним, а затем, довольно хмыкнув, так же бесшумно удалилась. Замок в двери щёлкнул, и всё в маленьком замке замерло до утра.
Нандор проснулся рано утром и никак не мог понять, снится ли ему всё это или нет. Ему всё казалось, что мягкие простыни и громадные горы за окном лишь очередное его видение и что на самом деле он по-прежнему заточён в грязной, холодной камере, кишащей крысами, а на завтрак его ожидает кусок гнилого хлеба и кружка тёплой бурды. Однако сколько он ни тёр глаза, сидя в кровати, комната не пропадала, а за окошком даже послышалась свирель пастушка, гонящего отару овец в долину, и юноша понял, что это не грёзы.
Он встал и огляделся в поисках своего халата, но вместо него обнаружил в шкафу отменный кафтан, новые штаны, изумительную шёлковую рубаху и превосходные ботинки. Обновка пришлась ему как раз впору и, оглядев себя в зеркало, он улыбнулся.
– Жалко, меня не видит сейчас моя матушка, – сказал он. – Ей бы понравилось…
– У вас ещё будет возможность увидеться с ней, – послышалось за его спиной.
Юноша вздрогнул и обернулся. Как всегда невозмутимый Филастр стоял на пороге его комнаты.
– Баронесса ждёт вас внизу, – сказал он.
– Но… – начал было Нандор.
– Баронесса не любит ждать, – внушительно отчеканил Филастр и стальные искры блеснули в его голубых глазах. Решив не гневить судьбу, юноша быстро причесался и поспешил вниз.
Баронесса сидела во главе длинного стола. По правую руку от неё стоял странный смуглый человек с косматыми седыми волосами и длинной бородой. Из одежды на нём были лишь короткие белые штаны, а шею и бороду украшало множество разноцветных бус. Едва повстречавшись с ним взглядом, юноша испуганно вскрикнул:
– Это он, он! Тот старик, что хотел сбросить меня с моста! Что вы тут делаете?!
– Доброе утро, друг мой, – улыбнулась баронесса.
– Доброе утро, – эхом отозвался Нандор не в силах отвести глаз от широко улыбающегося старика.
– Вижу, вы не забыли моего друга, – сказала баронесса. – Позвольте мне представить вам вашего будущего учителя и наставника, Шарма Аниша, мудреца, йога и сновидца. К сожалению… – Баронесса бросила странный взгляд на улыбающегося старика. – К сожалению, у вас мало времени на учёбу. Аниш должен вскоре покинуть нас, поэтому прошу тебя, слушай его внимательно и старайся всё запоминать с первого раза…
– Моего учителя, вы сказали? – ужаснулся Нандор. – Вы, наверное, шутите?! Из-за этого вашего «учителя» я едва не утонул! Он хотел сбросить меня с моста!
– Уверяю, он оказался там случайно и хотел лишь помочь вам, друг мой, – мягко возразила баронесса, – но сейчас давайте поговорим о другом… Вы наверняка в смятении и никак не можете понять, что происходит, и почему вы оказались здесь, в одном из моих замков? Не тревожьтесь. Я всё вам подробно объясню, а пока, прошу вас, сядьте. Филастр варит восхитительный кофе. Не желаете чашечку?
– Кофе горький, – буркнул Нандор, так и не успевший привыкнуть к излюбленному напитку Манчини. – Я бы выпил…
– Какао, – сказал Аниш. – Вы бы выпили чашечку ароматного какао, верно? Нет ничего лучше чашечки какао с утра. Лично я выпиваю 11 чашек какао с молоком и сахаром каждое утро, и весь день чувствую себя превосходно. Не верите?
Прежде чем юноша успел что-то ответить, странный старик встал в буквальном смысле на голову, взял поданную ему Филастром крохотную фарфоровую чашечку с какао и принялся прихлёбывать его как ни в чём ни бывало.
У Нандора глаза полезли на лоб от таких выкрутасов. Он молча уселся за стол, взял другую чашку и сделал несколько глотков вкуснейшего какао.
– Вот и чудесно, – сказал баронесса. – Кстати, вы можете звать меня просто, Софи. Уверена, мы скоро подружимся, а между друзьями нет места титулам. Скажи, как тебе спалось сегодня? Твои видения не досаждали тебе?
– Нет, – ответил Нандор, с трудом отрывая свой взор от Аниша. – Я спал так глубоко, точно был в чаще леса, хотя, сказать по правде, даже в самом дремучем лесу видения не оставляют меня полностью. Просто они становятся спокойными и кроткими, и совершенно не мешают мне.
– То сны деревьев и животных, – негромко произнёс Аниш, принимаясь за вторую чашку какао. – Они не такие яркие, как человеческие, но в них много смысла и гармонии. И кстати, там обитает множество удивительных существ…
– Сны? – удивлённо переспросил юноша. – Какие сны? О чём вы говорите?
– То, что ты называешь своими «видениями», не что иное, как сны других живых существ, – ответила баронесса. – Но лучше тебе об этом расскажет Аниш. Он приехал к нам из Индии и поможет тебе многое понять о снах и о самом себе. Постарайся слушать его как можно внимательнее и хорошенько запоминай всё, чему он тебя обучит. Возможно, вскоре от этого будет зависеть твоя жизнь. И не только твоя…
Нандор захлопал глазами, не понимая, разыгрывают ли его или говорят серьёзно, но ни у кого из присутствующих не мелькнуло и тени улыбки.
– Но разве это возможно, – пролепетал он, – видеть чужие сны?..
– Да, если у тебя есть такой дар, – ответила баронесса.
– Или если ты намеренно развил его в себе, – добавил Аниш. – Кстати, ты хорошо искупался этой ночью?..
Нандор недоумённо вытаращил глаза на Аниша.
– Я?! Искупался?! – переспросил он. – Вы имеете в виду ту мраморную ванну?
– Вовсе нет, – безмятежно ответил йог. – Ты купался в Дунае этой ночью, вместе со своими друзьями, разве ты забыл?
Нандор нахмурился, а затем подпрыгнул на своём стуле и покрылся холодным потом. Он вдруг вспомнил, что действительно купался ночью со своими друзьями в Дунае, но всё это происходило в его сне!
– Как вы догадались? – выдохнул изумлённый Нандор. – Это какой-то фокус, да? Вас тоже раскрасили ваксой?
– Нет, – расхохотался йог, вставая на ноги. – Просто я, как и ты, могу видеть чужие сны. Но я не обманщик и лицемер вроде твоего приятеля Манчини, который дурит головы всяким богатым простакам. Хотя, надо отдать ему должное, он сразу понял, каким бесценным даром ты обладаешь.
– Я сразу заподозрила неладное, – вставила своё слово баронесса. – Я за версту чую обман, но этот проныра настолько точно описал мой сон, что я была в полном недоумении. Мне и в голову не пришло, что всё это проделываешь ты. По счастью, я велела навести справки и вскоре поняла, что настоящим сновидцем являешься ты, а мошенник просто использует твой неоперившийся талант в своих целях.
