Алексей Наумов
Соляные исполины и другие невероятные истории
Зимние цветы
Два снежка одновременно просвистели над стеной ледяной крепостью и смачно впечатались в папу. Один попал ему в живот, а другой сбил с головы шапку.
– Ага! – закричал Серёжа. – Получил?! Сдавайся по-хорошему!
– Ни за что! – прокричал в ответ папа, силясь вырвать упавшую шапку из пасти невесть откуда взявшегося Степашки. – Отдай шапку, поросёнок! Отдай! Фу! Всё равно моя крепость никогда не падёт! Слышите, никогда!
В этот момент, новый снежок залетел папе прямо за шиворот. Папа ойкнул, разжал на мгновенье руки, и торжествующий скотч-терьер опрометью вылетел из крепости, крепко сжимая в зубах свой трофей. Ребята захохотали.
– Сдавайся, а не то мы сделаем из тебя снежное чучело! – крикнула разгорячённая боем Варя. – Выходи с поднятыми руками, и мы гарантируем тебе горячий чай и печенье!
– Нет! – донеслось из-за полуразрушенных стен. – Вам никогда меня не победить! Белая крепость никогда не сдастся врагу!
– Ну, держись! – хором воскликнули ребята и кинулись на решающий приступ. Снежки замелькали в воздухе с удвоенной силой. Оставшись без головного убора, папа, тем не менее, продолжал упорно отбиваться, но былого азарта у него уже не было, и ребята неуклонно приближались к стенам, прячась за деревьями и снеговиками. Наконец, по сигналу Серёжи, они внезапно ворвались в крепость с двух сторон и повалили папу на спину.
– Пощады или натрём тебе уши снегом! – закричали они.
– Нет! То есть да! Пощады, пощады! – завопил папа, беспомощно дрыгая ногами. – Сдаюсь! Хватит! У меня снег за пазухой! И прошу вас, кто-нибудь, пожалуйста, отберите у Стёпы мою шапку! Она же новая!
– Это трофей, – важно сказала Варя, нехотя слезая с папиной груди. – Ну да ладно… Стёпа, ко мне! Отдай! Молодец, хороший пёс…
Стёпа нехотя выплюнул измятую шапку и жадно проглотил несколько комьев снега. Ему было жарко и весело.
«Отлично погуляли, – думал он, ложась на снег и тяжело вываливая язык. – А то всё на поводке, да на поводке… Так даже за кошками не побегаешь… То ли дело играть в снежки!.. Вот бы ещё сейчас сосисок покушать…»
– А пойдём те ка домой, – сказала мама, которая не участвовала в схватке, боясь испортить своё новое модное пальто. – Нам давно пора обедать, да и темнеть уже начинает.
– Давайте ещё разочек сыграем, – загудели ребята. – Пожалуйста…
– Если не устали, то хоть папу пожалейте, – сказала мама. – Он уже и так на снеговика похож.
Папа грустно развёл руками:
– Боюсь, мама права, пора домой. Тот снежок, что вы коварно бросили мне за шиворот, растаял и теперь я весь мокрый… А ещё, Степашка прокусил мне шапку! Это против правил! В 87 пункте Кодексе снежного боя чётко прописано, что никаких собак в ледяной крепости быть не должно! Если бы не он, я бы точно победил, так и знайте.
Однако, завидев, что ребята вновь потянулись за снежками, папа сменил тон:
– Впрочем, я припоминаю, что 112 пункт Великой Снежной Хартии допускает использование в перестрелке снежками «зайцев, лис, барсуков и прочих мелких животных с их полного согласия…»
Папа подошёл к Степашке и присел напротив:
– Степан, ответь мне, только честно, ты добровольно принимал участие в этой схватке?
Стёпа наклонил голову, озорно посмотрел на притихших ребят, а затем звонко тявкнул.
– Ура, мы победили! – обрадовались дети.
– Увы, да, – сокрушённо покачал головой папа. – Но я надеюсь гарантии горячего чая и печенья всё ещё в силе?
– Только, после того как вы все съедите суп, – сказала мама и внушительно добавила, глядя на папу. – Я уверена, что в правилах упоминается горячий суп…
– Конечно, конечно, – рассеянно согласился папа, всё ещё исследуя свою шапку. – Там так и сказано – «…вне зависимости от выявленного победителя, обе стороны поединка обязаны совместно вкусить большую порцию супа или иного горячего блюда. В противном случае, победа не засчитывается, и участники дисквалифицируются сроком на одну зиму…» 34 пункт Хартии, часть вторая, пункт Б… Дорогая, а как ты думаешь, эти дырки можно будет как-то заштопать?..
Спустя час, после сытного обеда, все собрались в большой комнате. Уставший больше всех Степашка спал без задних лап на кресле, мама вязала Варе свитер, а ребята обступили папу, требуя рассказать им новую историю.
– Мы уже вторую неделю не слышали ничего новенького, – шумели они. – Раньше ты нам каждый день что-нибудь рассказывал.
– Я был очень занят, – безуспешно пытался оправдываться папа. – Вы же знаете, моя новая книга только что вышла, и меня почти не было дома. К тому же…
– Мы всё знаем, папочка, – взмолилась Варя, – но пожалуйста, расскажи нам какую-нибудь историю…
Папа умолк, потом поёрзал на диване, затем снял свои очки и начал усиленно их протирать. Ребята переглянулись – это был хороший знак.
– Как я уже сказал, – прервал через минуту своё молчание папа, – я был ужасно занят, но, как раз сегодня, мне, совершенно внезапно, вспомнилась одна восхитительная история. Правда, сразу после этого, прямо мне в ухо попал чей-то снежок, и история мигом вылетела в другое… Так что мне очень жаль, я всё забыл…
Папа деланно зевнул и прикрыл глаза, делая вид что дремлет.
– Наверняка она так и лежит там, где упала, – заметила мама, продолжая вязать. – Может вам стоит одеться и сходить посмотреть… А заодно можете ещё раз сыграть в снежки… Пожалуй, в этот раз я бы тоже поучаствовала… Втроём мы бы быстро взяли крепость… Думаю и Степашка не прочь ещё немного порезвиться…
– Так, стоп, на сегодня никаких больше снежков, – подпрыгнул на диване папа. – У нас перемирие, забыли? К тому же, я, кажется, что-то припоминаю… Точно, точно… Да, вспомнил! Всё-таки у меня исключительная писательская память…
Папа снова прикрыл глаза, мечтательно пошевелил губами и начал своё повествование:
– В одной далёкой стране, где вечно царила зима, и никто из её жителей никогда не видел зелёной травы и не слышал пения соловья, в небольшом городке, жил часовщик по имени Николас Блум. Он был настоящим мастером своего дела. Николас находил поломки в больших и малых часах с такой легкостью, что казалось, они сами говорили ему, в чём причина их остановки. Порой ему хватало всего одного взгляда на замерший перед ним механизм, или лёгкого щелчка пальцами по крышке часов, чтобы понять, что с ними случилось. Это походило на магию, и некоторые жители города были уверенны, что Бум чародей, каким был его прапрапрадедушка, но никакого чуда тут не было. Николас просто любил свою работу и проводил долгие часы, разбирая и вновь собирая различные механизмы, чтобы понять, как они устроены, так что в конечном итоге даже самое сложное сплетение шестерёнок и пружин давно не могло сбить его с толка, и он мгновенно находил причину поломки.
Однако, мало кто в заснеженном городе знал, что у старого часовщика Николаса Блума была ещё одна страсть, которую он держал в строжайшей тайне. Его второй любовью были… цветы. Да, да, вы не ослышались, цветы, но не обычные, а те, что могли цвести прямо посреди снежных равнин, наперекор ледяному ветру и неуёмной вьюге, собирая лишь крохи тепла от низкого солнца и стылых звёзд. Николас знал, что если он расскажет о своих мечтах обычным людям, те, в лучшем случае, поднимут его на смех, а быть может и вовсе решат, что он сумасшедший, и больше не будут отдавать ему в починку свои часы. Поэтому, он разделил свой секрет лишь с двумя живыми существами на этой земле: своей дочерью Ильгой, которой в тот год исполнилось 13 и ленивым котом Василиском, что вечно дремал у окна на старой подушке, сонно разглядывая сквозь полуопущенные веки, пролетающие мимо снежинки.
Когда на город опускалась ночь, и огни в домах один за другим угасали, Николас варил себе крепкий кофе, желал дочери спокойной ночи и спускался в подвал, где, в призрачном свете нескольких свечей, погружался в чтение старинных фолиантов, которые ему регулярно присылал его друг из столицы. Часовщик силился понять, как можно вырастить цветы на снегу и тщательным образом выискивал в старых книгах любое упоминание о цветах, способных цвести в мороз. Нередко он засиживался так долго, что проснувшаяся поутру Ильга спускалась к нему, дабы напомнить, что настал новый день.
– Ну, как, – спрашивала она, – нашёл что-нибудь новенькое?
– Да, – радостно кивал головой Николас. – Я нашёл рассказ о редчайших северных розах, которые цветут так долго, что их нередко накрывает снег, однако они не вянут, а продолжают алеть сквозь него, точно закатное солнце и пахнуть летом. А в другом месте, я вычитал, как один хитрый китаец много лет закалял ледяной водой семена лилий, так что, в конце концов, те совершенно перестали бояться холода и цвели даже в стужу. Одна беда, и северные розы и китайские лилии вырастали летом и успевали окрепнуть до наступления холодов. Но никому ещё не удавалось вырастить цветы прямо на снегу, под полярным сиянием, когда даже человеческое дыхание застывает в воздухе и превращается в лёд… Никому… Ах, Ильга, Ильга, порой мне кажется, что я никогда уже не увижу цветущих в снегах цветов… Никогда…
– Не отчаивайся, папочка, – утешала его дочь. – Я знаю, у тебя всё получится. Вспомни, как ты разбил свои первые часы, что принес тебе в ремонт мясник? Они разлетелись в дребезги, и тебе пришлось отдать ему свои собственные, которыми ты так дорожил, но теперь, посмотри – каждый в округе знает, что ты лучший часовой мастер, а мясник стал твоим лучшим другом!
– Что правда, то правда, – засмеялся Николас. – Хорошо помню, как у меня затряслись руки, когда он отдал мне те первые часы. Немудрено, что я уронил их! Но это послужило мне хорошим уроком. С той поры, ни одна даже самая малюсенькая шестерёнка больше не выскользнула из моих ладоней, хотя через мои руки прошли тысячи часов.
– Я знаю, папочка, – сказала Ильга. – И с цветами у тебя тоже всё получится. Просто нужно ещё немного постараться. Кстати, как поживают те странные семена, что ты посадил на прошлой неделе, они взошли?
– Увы, Ильга, они замёрзли, – вздохнул Николас. – А ведь из них вырастают цветы, что живут высоко-высоко в горах, где частенько бывает очень холодно.
– Но не так как у нас, – улыбнулась Ильга.
– Да, – согласился часовщик. – Холоднее чем у нас бывает только на Северном полюсе.
Часовщик снова вздыхал, задувал ставшие ненужными свечи, и поднимался наверх, чтобы позавтракать и открыть свою мастерскую.
Вы можете спросить, откуда у старого часового мастера, всю жизнь прожившего среди бескрайних снегов и ледяных глыб, взялись такие странные мечты? Я вам отвечу. Однажды, когда Николас был ещё молод, а мать Ильги жива, к ним на постой попросился путник. Денег у него не было, но зато были кисти и краски, и он пообещал хозяевам расписать им гостиную в обмен на их гостеприимство. Николас всегда был добрым человеком и согласился, хотя его жена с неодобрением отнеслась к предложению нежданного гостя.
– Где это видано, что бы взрослые люди вместо того, чтобы работать, бродили точно нищие с полной сумкой красок и кистей, – бормотала она. – Не понимаю я таких людей.
– Но послушай, Хельва, мы же не можем оставить его на улице, в такой жуткий мороз, – отвечал Николас. – К тому же, я давно хотел, чтобы нашу гостиную украшали яркие картины. Я даже хотел попросить Трога Петерсена разрисовать её, но всё что он умеет, это делать вывески с окороками и бубликами для лавочников, да и те выходят такими кривыми, что все смеются.
– Конечно же, мы его накормим и обогреем, – продолжала ворчать жена. – Не хватает ещё, чтобы люди стали судачить, что мы не уважаем северных традиций и прогоняем странников со своего порога, когда за окном бушует вьюга. Но я просто не понимаю…
Она ещё долго обсуждали гостя, который, тем временем, уютно устроился у очага с тарелкой горячей похлёбки и жмурился на огонь как заправский кот. Он просидел так до глубокой ночи, почти не проронив слова, жадно впитывая в себя жар огня, а потом уснул.
– Надеюсь, он хотя бы одну стену покрасит, а не сбежит спозаранку, – сказала Хельва, засыпая. – Впрочем, так будет даже лучше… Не понимаю я таких людей…
Но художник не сбежал. Он встал чуть свет и начал трудится и не выпускал кисти из рук до самой темноты. Под его рукой тёмные стены дома оживали. На них зеленела трава, синели озёра, порхали птицы и играли странного вида звери, но больше всего там было цветов, – всех размеров и оттенков,– столь прекрасных и волшебных, что Хельва украдкой смахнула слезу.
Следующим утром художник покинул их дом, нарисовав на прощанье ещё один цветок, который не понравился Хельве, но заставил онеметь от восторга Николаса. Это был крупный, яркий, синий цветок, похожий на лотос, растущий прямо на снегу, и сияющий сквозь метель точно огромный сапфир.
– Чепуха какая-то, – буркнула Хельва. – Цветы не могут расти на снегу, это каждый знает. Ну что ему стоило просто нарисовать букет фиалок на берегу ручья? Нет, что не говори, а художники очень ненадёжные люди. Пойду ка я, пересчитаю наши серебряные ложки…
Но Николас не слушал жену. Он всматривался в картину снова и снова, ловя каждую деталь, каждый лёгкий штрих, каждую мелочь. Потом он схватил пальто, шапку и опрометью выскочил за дверь, отставив её открытой. Он догнал художника на другом конце города, по дороге к гавани.
– Постойте, уважаемый, постойте… – закричал задыхающийся Николас. – Постойте…
Художник повернулся и вытащил изо рта свою трубку.
– Постойте, – повторил часовщик, никак не в силах отдышаться. – Цветок… Тот цветок, что вы нарисовали последним… Ярко синий… Он… он существует?.. Вы его видели?..
Художник усмехнулся, и его голубые глаза засветились озорным огоньком.
– Он вам понравился?
– Я в восторге! – выдохнул Николас. – Но разве это возможно, чтобы такие чудесные цветы росли и цвели прямо посреди снега и льда? Они же замёрзнут!
– Это зимний цветок, – ответил художник. – Он очень редкий. Можно сказать единственный, в своём роде.
– И вы видели его? Правда, видели?
– Да, – ответил художник. – Я его видел. Я никогда не пишу того, чего не существует, хотя глупые люди часто меня в этом обвиняют.
– Давно вы его видели? И где? Где растут такие дивные цветы?
– Я видел его недавно, но не помню точно в каком месте, – ответил художник. – Вам стоит хорошенько потрудиться, чтобы найти его. Но мой вам совет, лучше всего самому вырастите зимний цветок. Так будет проще. Вам даже не придётся покидать стен своего родного дома. А теперь – прошу меня простить, мне никак нельзя опоздать на этот корабль.
Художник приподнял свою шапку и удалился, а Николас побрёл домой и с того дня не переставал думать о зимних цветах, видя их и во сне и наяву, когда разглядывал потемневший от времени рисунок странствующего художника.
Чего он только не предпринял, чтобы вырастить волшебные зимние цветы, однако, несмотря на упорный труд, все его усилия были тщетны. Всё чаще часовщику приходило на ум, что художник просто посмеялся над ним, и чудесный синий цветок был лишь плодом его воображения. В такие минуты Николасу становилось очень грустно, и он брал Василиска к себе на колени и гладил его, изливая ему свою скорбь. Василиск слушал внимательно, щуря жёлтые глаза, и мурлыкал в такт движению руки хозяина. У кота тоже были свои тайны, но он предпочитал держать их в секрете.
К примеру, Василиск знал, что раз в году, за три недели до Пасхи, на чердаке дома ночуют южные феи, которые держат свой путь к своим кузинам, феям севера, чтобы вместе отметить наступление нового года, который, по старинному обычаю, празднуется у всех древних существ весной. В ледяных пещерах Кольтуруса – старинного города, надёжно укрытого от человеческих глаз холодным морем и высокими, скалами – феи могли от души повеселиться, дружно спеть свои странные песни, сплясать причудливые танцы и вспомнить те далёкие времена, когда им не нужно было прятаться среди снегов от вездесущих людей.
«Часовщик всегда был добр ко мне, – подумал Василиск как-то раз. – Он никогда не ругал меня и не бил, и вдоволь кормил сметаной, если она была… Пожалуй, настало время отплатить ему за его заботу… До Пасхи осталось как раз три недели, а это значит, что сегодня ночью, когда все уснут, маленькие феи вновь спрячутся под нашей крышей, чтобы переждать холодную и тёмную ночь… Что ж, встречу ка я их и потолкую немного… Феи знают много разных чудес, быть может, они помогут и моему другу …»
Сказано – сделано. Под вечер, Василиск прокрался на чердак и спрятался среди стропил. Ждать пришлось недолго. Когда город погрузился во тьму, он услышал легкий шелест крыльев, точно стая стрекоз закружилась неподалёку, а потом разглядел в темноте несколько маленьких фигурок. Феи негромко хихикали, отряхиваясь от снега, и устраивались на ночлег. Василиск выждал, пока они не утихомирились, а затем, бесшумно подобравшись к ним, схватил крайнюю фею, так что она не успела даже пискнуть, и проворно уволок её на кухню.
– Ну, здравствуй, моя дорогая… – сказал он, усаживаясь под столом и держа фею в лапах. – Что-то я нынче проголодался… Не перекусить ли мне?..
Василиск облизнулся и неспешно обнюхал зажмурившуюся от ужаса фею.
– Пахнет аппетитно… – промурлыкал кот, трогая фею своими усами. – Интересно, какие феи на вкус?.. Как сметана или как курица?..
– Не ешь меня! – запищала фея. – Это неправильно!
– Неправильно?! – расхохотался кот. – А по-моему, неправильно тайком пробираться в чужие дома среди ночи…
– Мы же никому не мешаем и ведём себя тихо, как мышки, – сказала фея. – Утром мы улетим!
– Как мышки… – усмехнулся Василиск. – Знаешь, мышки ужасно мне досаждают, а ты как раз похожа на одну из них, только с крылышками…
– Отпусти меня, прошу, – заплакала фея.
– А что будет, если я тебя отпущу?.. – промурлыкал кот, рассматривая фею в упор своими огромными, жёлтыми глазами.
– Я буду тебе очень благодарна!
– Благодарна?.. – рассеянно зевнул кот. – Хм… Это скучно… Нам, котам, одной благодарности мало… Что ещё ты можешь предложить?
– Ну, я не знаю, – растерялась фея. – А что ты хочешь?
– Я хочу, что бы ты помогла моему другу, старому часовщику, в доме которого вы ночуете уже много лет. Думаю, это будет справедливой платой за крышу над головой, не так ли?..
– Конечно, конечно, – закивала головой фея. – Что хочет твой друг? Найти клад? Многие люди хотят найти клад, а я знаю, где лежит один. Рассказать?
– Может быть… – промурлыкал кот. – В другой раз… А сейчас, я хочу, чтобы ты помогла моему другу вырастить зимние цветы… Такие, что способны цвести в самую лютую стужу, прямо на снегу…
Фея осторожно хихикнула:
– Зимние цветы? Что за невидаль! Я не знаю где их достать!
– Жаль… – грустно сказал кот и в очередной раз облизнулся. – Ну, что ж, рад был поболтать, но мне пора ужинать…
– Эй, эй, постой, – закричала фея, видя, что кот и вправду собирается её съесть. – Я кое-что вспомнила…
– Как странно… – усмехнулся Василиск. – И что же?.. Только не вздумай меня обманывать… Коты этого не прощают…
– Вот ещё, обманывать, – обиженно фыркнула фея. – Да будет тебе известно, что феи никогда не врут!
– Я наслышан об этом, – примиряюще промурлыкал кот. – Прошу меня простить… Так что же ты вспомнила, моя хорошая?..
– На пиру в честь Нового года, куда мы с подружками держим путь, во всех вазах стоят странные ярко-синие цветы. Они точно сделаны из тончайшего льда. Но однажды я случайно уронила один из них, и он не разбился, и тогда я поняла, что он живой!
– Очень интересно… – сказал кот. – А не могла бы ты принести мне такой цветок?..
– Нет, – замотала головой фея. – Для меня он слишком большой, к тому же, феям запрещено уносить что-либо из Кольтуруса в мир людей. Это очень древнее правило и нам ни в коем случае нельзя его нарушать.
– Подумать только… – покачал головой Василиск. – Вот незадача… А ведь всего один маленький цветочек, мог бы очень помочь моему другу и одной маленькой фее… Как же нам быть?..
– Я что-нибудь придумаю, – сказала фея, немного подумав. – Но ты должен отпустить меня. Скоро рассвет, никто не должен знать, что меня похитил, а не то подруги могут что-то заподозрить.
– А ты даёшь мне слово, что вернёшься, и вернёшься не с пустыми руками? – хитро прищурился кот.
– Даю! – сказала фея. – Честное и нерушимое слово южной феи.
– Этого мне вполне достаточно… – промурлыкал кот, разжимая лапу. – Когда мне тебя ждать?..
– Я вернусь ровно через неделю, ночь в ночь, но никому ни слова о нашем разговоре! – предупредила фея.
– Я нем, как кот, – ответил Василиск.
На том они и расстались. Фея проворно упорхнула обратно на чердак, а довольный собой Василиск вальяжно отправился в подвал, чтобы полежать на коленях у Николаса, уткнувшегося в очередную книгу о выращивании цветов.
Неделя пролетела быстро. В назначенную ночь, кот был на чердаке. Около полуночи, послышалось стрекотание крыльев, и маленькая фея закружила над его головой.
– Вот, держи, – сказала она, протягивая коту крошечный мешочек. – Это для твоего друга. Прости, не могу больше говорить, я и так уже отстала от стаи. На обратном пути на юг мы летим без отдыха, круглые сутки. Так что прощай, кот!
Фея хихикнула и скрылась в темноте. Василиск обнюхал мешочек, недоверчиво заглянул в него и расплылся в широкой улыбке.
– То, что нужно… – промурлыкал он. – Николас и его дочь будут рады… Какой я молодец…
Кот спустился вниз, выбрался наружу через приоткрытую форточку, пробежал по карнизу и мягко спрыгнул на снег.
– Кажется, это должно быть где-то здесь… – пробормотал он. – Ага, нашёл…
Кот подошёл к воткнутой в сугроб большой палке, отмечающей грядку, где Николас высаживал семена различных цветов и начал разгребать лапой снег. Выкопав небольшую ямку, он вытряхнул из мешочка дюжину фиолетовых зёрен, засыпал их, аккуратно замёл свои следы пушистым хвостом и вернулся в дом. Там он лёг поближе к печке, чтобы подсушить свою промокшую шерсть и закрыл глаза:
«Теперь всё будет хорошо… – подумал он. – Можно и вздремнуть…»
Чудо произошло 10 дней спустя. Утром, по своему обыкновению, Николас вышел во двор, чтобы проверить, не взошли ли цветы на его снежной грядке и остолбенел.
– Ильга! – закричал он спустя мгновенье. – Ильга, скорее беги сюда! Мне кажется, что я сошёл с ума!..
Перепуганная девочка выскочила из дома и подбежала к отцу:
– Что случилось? Ты весь бледный!
– Скажи мне, доченька, только скажи честно, мне кажется или на моей грядке и вправду взошли цветы?..
– Ах! – воскликнула Ильга, посмотрев на снег. – Они взошли, папочка, твои семена проросли!
Лицо часовщик расплылось в улыбке, но внезапно омрачилось.
– Наверняка это чья-то злая шутка, – сказал он. – Кто-то узнал про мою тайну и решил посмеяться. Держу пари, это обычные бумажные цветы, которые кто-то воткнул в снег. Вот смотри…
С этими словами Николас схватил один из небольших синих ростков и попытался выдернуть, но у него ничего не получилось.
– Что за дела?.. – удивился он. – Неужели это правда?..
– Да, папочка, правда, – смеялась Ильга. – У тебя всё получилось! Я так рада!
Через три дня последние сомнения у часовщика пропали. Небольшие ростки превратились в полуметровые стебли и расцвели невероятными ярко-синими цветами, точно такими же, как на картине, что нарисовал ему художник. Только лепестков у них было не 10, а 16, и листья были ажурными, а не гладкими, но это были мелочи.
Цветы радовали глаз часовщика и его дочери две недели, после чего медленно увяли, а когда бутоны окончательно засохли, часовщик собрал с них горсть фиолетовых семян и посадил снова.
Усилиями Николаса и его дочери, меньше чем через год, весь его дом был окружён яркими цветами невиданной красоты. Весь город приходил полюбоваться на них. Сразу же нашлось множество желающих купить у Николаса чудесные семена, но часовщик отказался. Он раздавал по дюжине семена бесплатно, каждому желающему, и очень скоро, весь город зацвёл, так что даже среди самой сильной метели, любой мог видеть за окном восхитительные зимние цветы.
– Только, пожалуйста, закрывайте их в солнечную погоду плотной тканью, а то они высохнут, – не уставал напоминать часовщик людям, которые приходили к нему за семенами. – Эти зимние цветы очень чувствительные к теплу. А если вы хотите их срезать и поставить в вазу, не забудьте каждый день добавлять в воду горсть льда, чтобы они простояли долго и пахли…
Говорят, что со временем, часовщик, у которого теперь было много свободного времени по ночам, сделал маленьких заводных пчёл, которые могли летать от цветка к цветку и собирать зимний мёд. Правда, его получалось собрать совсем немного, всего одну маленькую баночку со всего города, и он был совершенно синим, но на вкус он был слаще самого сладкого сахара и ароматнее любого фруктового варенья.
Поговаривали также, что сами феи раз в год слетались посмотреть на это чудо, но в эти сказки мало кто верил. Разве что один мудрый кот, который очень любил лежать на старой подушке у окна и смотреть сквозь полуопущенные веки на пролетающие мимо снежинки…
Инар
Дождь закончился, и Счастливчик со Степашкой от души резвились на влажной траве. Они полдня проскучали дома и теперь, старались наверстать упущенное время. Стёпа бросался на малыша со всех сторон, норовя повалить его на спину, но Счастливчик ловко уворачивался и время от времени хватал скотч-терьера за хвост, вызывая шквал возмущения. Оба вымокли с ног до головы и, в конце концов, усталые и довольные легли на полу веранды, где мама с Варей накрывали обеденный стол.
– Ты только посмотри на них, – всплеснула руками мама. – Мало того, что они все мокрые, так ещё и с ног до головы перепачкались землей. Кажется, придётся их вымыть…
При слове «вымыть» оба друга навострили уши, но Счастливчик радостно, потому что обожал купаться, а Стёпа настороженно, так как не очень любил, когда его намыливали и поливали из шланга.
«И почему они всё время хотят меня помыть, – думал он, спрятавшись на всякий случай под стулом. – Что я им плохого сделал? Вечно с этими хозяевами какие-то проблемы…»
По счастью для Степашки, папа, который принёс с кухни кастрюлю с супом, поставил её так неудачно, что залил борщом всю скатерть, и мама совершенно забыла про своих питомцев.
– Боже мой, опять! – сказала она. – Можно подумать, что ты нарочно это делаешь!
– Я всё могу объяснить, – забурчал папа. – Просто я обжёгся и…
– Отлично, ты ещё и обжёгся, – всплеснула руками мама. – Это просто безобразие какое-то. Тебе ничего нельзя доверить.
– Просто он так на меня посмотрел… – пробормотал папа, незаметно подмигивая Серёже и Варе.
– Кто посмотрел, – насторожилась мама.
– Суп…
– Суп!?
– Ну да, суп, – подтвердил папа. – Мне показалось, что он что-то замышляет (и как оказалось, я был прав!), и решил наблюдать за ним, но он вероломно обжёг мне руку, а потом и вовсе, пролился на стол. О, эти супы полны коварства!
От таких заявлений, мама потеряла дар речи и едва не выронила из рук корзиночку с хлебом.
– Ага, – радостно сказал папа. – Видишь, он и на тебя действует! Супы всегда в сговоре с хлебом и посудой. Это та ещё шайка! Давайте ка быстренько разольём его по тарелкам и съедим, пока он ещё чего-нибудь не натворил. Известны ужасные случаи, когда голодный суп нападал на человека и бедняга с трудом уносил ноги…
Мама вздохнула и стала разливать суп по тарелкам.
К тому времени, когда с «вероломным» супом было покончено, вновь стал накрапывать дождик и ребята загрустили.
– Дурацкое лето, – сердился Серёжа. – Дождик каждый день. Мы почти не купались!
– Да, – соглашалась Варя. – Так нечестно! Я хочу, чтобы солнышко светило всегда, вот!
– Это очень опасные слова, моя дорогая, – сказал папа и зябко повёл плечами. – Честно говоря, я даже немного напуган. Страшно даже представить, что случиться, если твоё пророчество сбудется. Впрочем, я неправ, это очень легко представить. Лет 10 назад, я был в стране, где когда-то давно, один человек произнёс точно такие же слова и то, что стало после… Б-р-р-р!
Папа поёжился и стал кутаться в свою куртку.
– Пап, расскажи что случилось, – попросил Серёжа. – Всё равно дождь идёт.
– Да, папочка, расскажи, – поддержала брата Варя.
– Что ж, охотно, – легко согласился папа. – Это очень поучительная история и я хотел бы, чтобы вы её хорошенько запомнили.
Все устроились поудобнее на своих местах и приготовились слушать. Даже Стёпа, поняв, что опасность водных процедур миновала, подошёл ближе и улёгся у самых папиных ног, положив свою морду на беспечно дремавшего Счастливчика.
– Много веков назад, весь африканский берег Средиземного моря походил на оазис, в котором водилось бесчисленное множество различных зверей, редких птиц и прочих живых существ. Проплывающие мимо моряки могли видеть львов купающихся в море, величественных жирафов, неспешно поедающих сочные побеги, стремительных страусов и муфлонов – диких баранов с роскошными рогами. Земля Северной Африки была настолько обильной и плодородной, что урожай вызревал несколько раз в год, и никто не знал печали и голода, и всем казалось, что так будет вечно. Один за другим, на побережье вырастали города, которые быстро росли и процветали. Одним из таких городов-царств, самым крупным и самым могущественным, правил некий Инар, сын Нассариха и был он по приданию самым богатом и самым жадным царём мира. Его дворец утопал в роскоши. Вся мебель, вся посуда, все предметы обихода были сделаны из чистого золота и богато украшены драгоценными камнями. Даже кровать Инара была золотой и, сказать по правде, очень неудобной, так что он каждое утро вставал не с той ноги. Сам дворец, снаружи был тоже покрыт золотом и сверкал в лучах солнца так сильно, что люди не могли смотреть на него, и прикрывали глаза, ослеплённые этим сияньем. Целыми днями, Инар проводил в своём дворце, расхаживая по золочёным залам или спускаясь в хранилище, доверху забитое драгоценностями. Каждый день всё новые и новые караваны груженые серебром и золотом, алмазами и рубинами, персидскими коврами и китайским шёлком проходили через город и скрывались за воротами дворца, чтобы выйти оттуда пустыми. Но Инару всё было мало и он требовал больше и больше богатств, покуда его рассудок не помрачился окончательно от блеска золотых слитков. Он решил, что отправлять караваны и ждать их возвращения это слишком долго и велел созвать к нему всех мудрецов, чтобы спросить у них совета – как ему быстро заполучить ещё больше золота.
Мудрецы пришли в его дворец и в один голос заявили ему, что у него и так слишком много золота, и каждый день караваны привозят новое и Инару нужно остановиться, ибо такое богатство непосильно для человека, но Инар не послушал мудрецов. Золото уже лишило его разума, и он призвал к себе магов и колдунов и спросил их, как ему заполучить ещё больше золота и побыстрей. Колдуны и маги посовещались, но их ответ был тем же – быстро получить ещё больше золота, чем есть у Инара невозможно. Его сокровищ было так много, что из них можно было построить огромную пирамиду, точь в точь как у древних фараонов Египта.
