Алексей Наумов
Горячка
– Да-а-а, – подытожил я, – полный мрак!
– Точно! Ещё по одной?
– Давай!
– А где эта чёртова пицца?
– Потерпи, уже везут. Слушай, а может это, того… Юльку из бухгалтерии позовём? Или Верку из рекламного, ты как?
– Да совсем охренел! – поперхнулся дымом Вадим. – Ты что блять предлагаешь?! Ты и так уже тут бардак устроил!
– Да я просто предложил…
– Обалдеть, ни хуя себе предложенице!… Давай уж вон, на Тверскую выглянем, снимем кого!
– Да ладно, ладно… – я помолчал. – Ну, давай тогда Цоя позовём…
– Кого!? – тупо уставился на меня Вадим.
– Цоя… Виктора… «Кино»…
– Он же умер!
– Не умер, а погиб…
– Ну да, на машине.
– По секрету – это всё враньё, ага… – я многозначительно поднял палец.
– Да ладно?
– Точно. На самом деле, Цой ехал не на машине, а на велосипеде.
– Да ну? – всё ещё не замечал подвоха Вадим.
– Абсолютно точно. А на машине, навстречу, ехал Гитлер…
– Кто!?
– Гитлер. Слышал, наверное… Мюнхен, Вторая мировая… все дела…
– Тьфу, дурак! – Вадим сокрушённо махнул на меня рукой.
– Точно тебе говорю! Так вот, навстречу ему ехал Гитлер, на "волге", причём, ты не поверишь, в полном неглиже… Жарко ему, подлецу, было!..
– Ну ничего святого, – сокрушался Вадим, – ничего! Даже Цоя не пожалел… Ох, Жигунов, Жигунов… Ну, и куда же он, этот твой Гитлер, ехал?
Настал мой черёд удивляться:
– А куда он мог ехать? К себе на дачу конечно… В Крым… А тут Цой… Ну, он, Гитлер-то, и…
Вадим упал в кресло и, прикусив кулак, беззвучно затрясся. Сопротивляться моему безумию в такую жару было бессмысленно.
Глава 5
Лешка влетел в бар и тяжело плюхнулся за мой столик.
– Привет.
– Сука, – с ходу начал он. – Я убью её! Найду и вырежу ей сердце! Пизда! Грязная, вонючая пизда!
– Постой, ты о ком? О Белоснежке?..
– Какая, нахуй, Белоснежка? – взвился Лёха. – У меня трипак! Три-пак! Эта сука, Надежда, наградила меня гонореей!
Я безжалостно захохотал.
– Тебе, блять, легко, а я как будто колючей проволокой ссу! Полный аврал…
– Да ладно, не дуйся! Трипак – не сифилис, два укола – и вперёд! Можно снова трахать старушек по помойкам…
– Мразь, – неизвестно в чей адрес пробормотал Алексей и ухватил принесённую ему кружку.
– Э-э-э, постой!
– Чего ещё?
– Тебе нельзя сейчас.
– Как это, блять, нельзя? Да ты блядь в своём уме? Я подохну сейчас от жары и несчастий, а ты такое под руку говоришь!
Лёшка разинул пасть и приготовился пить.
– Натурально нельзя, а то ещё хуже будет. Там же воспаление. И после уколов тоже нельзя, недели три или месяц.
– Целый месяц! – Лёшка выпучил глаза и застонал, – О-о-о-о, да я же сдохну на этой треклятой жаре… Целый месяц, рехнуться можно!
– Ничего, потерпишь. Всё на пользу. Мозги прочистятся, печень подсохнет. Да и пися поостынет, а то стёр небось всю… Давай ка свою кружку, я выпью.
– Ну уж хрена лысого! – огрызнулся Алексей. – Эта…эта… кляча старая, будет значит где-то там пакостить, а я тут умирай от жажды?! Дудки! Сегодня напьюсь, а к врачу завтра. Или в среду…
С этими словами он молниеносно опустошил свою кружку и заказал ещё.
– Как в песок ушла, – сообщил он.
– Ты б ей того, позвонил бы что ли…
– Да у меня и номера нет. Выкинул.
– Ладно, бывает. Ничего страшного. Всё нормально будет.
– А-а-а, блять… – сокрушался Алексей и так же залпом выпил вторую порцию.
– Ты не части так, а то знаешь…
– Да хрен с ним, пусть отваливается… Только проблемы от него…
– Пробьемся, не дрейфь.
– А ты этой, своей, не звонил?
– Да я тоже её телефон выкинул!
– Правда?
– Ну да!
– Дураки мы с тобой, а?
– Полные! – согласился я. – И… алкаши!
– Точно, – Лёха отпил от третьей кружки. – А помнишь, как в походе были, на лодках?
– Ага. Как я тебя за водой послал к колодцу, а ты через 10 минут вернулся с ящиком водки…
– Там всего-то и было 16 бутылок…
– Да, но и нас-то было только трое, и плыть всего два дня оставалось! Да и без того у нас с собой было припасено порядочно…
– Эх… были времена! – Лёшка мечтательно зажмурился. – Вылезем утром из палатки, глазки в речке сполоснём… А как речка-то называлась, забыл…
– Нерль.
– О, Нерль! Так вот, глазки в Нерли протрём, сарделечек на костерке нажарим – и за самогон… Благодать! Только он гад, больно крепкий был, аж жуть!
– Сами покупали, я водку предлагал брать…
– Что водка, – поморщился Алексей. – Водка – это так, пустяк, – каннибализм и мракобесие. А вот самогон – это да, это я понимаю. Да на свежем воздухе, у костерка… Эх!
– А как за тобой дед с двустволкой гонялся, помнишь?
Лёшка загоготал.
– Тогда тебе смешно не было! Нёсся, только пятки сверкали.
– Ещё бы! Я у него дров хотел свистнуть, на растопку…
– Так мы и свистнули, пока он за тобой в потёмках гонялся.
– Да?! А я всё думал – откуда вы сухих достали, дождь же кругом…
– Не ты один такой умник!
– А если б он меня пристрелил!?
– Тогда бы ты, Алексей, стал бы Новым Прометеем, даровавшим огонь людям ценой собственной жизни!
– Да-а-а…
– А как вы лодку свою надувную пропороли, помнишь?
– А то! – ухмыльнулся Лёха. – Топором её, родимую, хвать – и все дела! Чуть не потонули!
– Психи…
– Нормально… Сам-то ты, вспомни, по два пузыря в день закладывал, а то и поболе…
– Было дело…
– Ну вот, а ты говоришь… Одно слово – Романтика!
Мы выпили ещё немного и разошлись. Лёшка поехал домой, а я решил немного пройтись и углубился в густую сеть переулков между Маросейкой, Покровкой и Мясницкой. Эти старинные места всегда привлекали меня своим покоем и печальной ветхостью. Я довольно долго кружил там пока, наконец, не вышел к Чистым прудам. Там было прохладно и оживлённо. На лавочках теснилась молодёжь, слышалась гитара и девичий смех. По дорожкам, в причудливом свете фонарей, прогуливались парочки, а над самой водой, в темноте, стремительно и ловко проносились почти невидимые крохотные летучие мыши. Я побрёл дальше, прошёл весь Покровский бульвар, затем – Яузский, в глубокой задумчивости перешёл через мост и влился в тихие зелёные проулки Замоскворечья. Ночь была тиха и пустынны, в домах гасли окна, последний трамвай тревожно прогромыхал в депо, а я всё бродил и бродил меж чужих домов, и сам не знаю почему, отчаянно, почти до слёз, грустил о чём-то несбыточном.
Глава 6
– Жигунов!
Вадим высунулся из кабинета и грозно поманил меня пальцем.
– А ну зайди.
– Я спешу! – пробовал отвертеться я, но он вкрадчиво схватил меня за рукав:
– Живо!..
– Вадим Сергеевич, – изумлённо забормотал я, – ещё и двенадцати то нет…
– Цыц, – зашипел на меня Вадим и запер дверь. – Я о другом! Садись…
Я сел.
– Так, – стараясь говорить строго, начал Вадим, – на тебя поступают жалобы.
– Хм-м…
– От женщин!
– Мистика…
– Да-да, не прикидывайся девственником-паралитиком! Я тебя насквозь вижу, пакостник ты этакий, – зашипел Вадим. – Ты к Юльке приставал? А?
Я замялся.
– Да ты отвечай, отвечай – приставал или нет?
– А что такое-то? – не выдержал я. – Она что, жалуется?
Вадим нахмурился. Мы оба знали, что рыльце у меня в пушку.
– Она-то не жалуется, а вот другие…
– И кто же сей достойный человек?
– Неважно. Важно то…
– Что?
– А то, – захрипел Вадим, – что вы с ней на второй этаж бегаете, на склад, и там…
Вадим выразительно постучал одной ладонью по другой. Я, кажется, покраснел.
– О, господи, да это не офис, это просто бордель какой-то! – продолжал он. – Один пьёт, другой …. А-а!
Он махнул рукой.
– Знать ничего не знаю, ведать ничего не ведаю, – твёрдо ответил я. – Миф. Морок. Наговоры.
– А вот Ирина Михайловна…
– Ирина Михайловна – старая припизднутая сука, – отрезал я.
– А не её ли ты за задницу на прошлом корпоративе ущипнул, а?
– Это была чудовищная ошибка! Прицел сбился!
– Ни хуя себе сбился! Да у неё зад как у кобылы, захочешь не обойдешь!
Я устал от этой душной перепалки и пошёл напрямик.
– Короче, Вадим, эта она воду мутит?
– Да. Говорит, что Юля на рабочем месте не бывает, отлучается, опаздывает и т.д. Придирается, как может.
– Это ложь, – я вскочил.
– Да я знаю, – мягко сказал Вадим, – знаю… Просто я провожу воспитательную беседу… Ты не переживай…
– Да я её, гадину, носками задушу!
– Да бог с ней! Дело молодое… Только ты… в смысле вы… там это, не очень-то… Не увлекайтесь… А то я в прошлый вторник, заглянул на склад в обед – хотел сумку забрать, – и мне показалось…
– Тебе показалось, – я сделал пасы руками над его головой. – Это от жары всё, Вадим, от жары. Галлюцинации там, видения…
– И мне блять показалось, – совсем тихо и зло закончил Вадим, – что какой то мерзкий сатир, который прячет свои козлиные ноги под белыми льняными брюками, поставил нашу Юлечку раком и ….!
В кабинете повисло молчание. Мы оба, с красными, очень похожими рожами, уставились друг на друга и с трудом сдерживали смех.
– Ты, Вадик, со здоровье, поаккуратнее будь, – заметил я.
– С чего это, – возмутился Вадим.
– А того, беречь себя надо… Постарайся спать побольше, телевизор смотри поменьше… И пожалуйста, очень тебя прошу, не читай ты на ночь «Легенды и мифы древней Греции». Тебе и так уже чертовщина всякая мерещиться! Сатиры, козлики… А если не спится – почитай лучше Толстого или Голсуорси…
Вадим не выдержал и прыснул:
– Вот язва, – громыхал он. – Вот сукин сын!..
– Я же тебе говорю – морок!
– Да уж конечно! – сказал Вадим, выпил стакан холодной воды, поморщившись как от водки, и вконец успокоился. – Ладно. Ты меня понял.
Я кивнул.
– Хорошо. Иди.
Я «щёлкнул» каблуками, лихо повернулся и пошёл к двери.
– Может – коньячку… – донеслось мне вслед дуновение.
– Нет, – бросил я через плечо.
Вадим восхищённо присвистнул:
– Ну ты молоток! Даже по маленькой нет?
– Работа.
– Далеко пойдёшь, курьер! Ну, иди, иди, работай…
Когда я уже выходил Вадим не выдержал:
– Слышь, да погоди… – он подошёл ближе. – А ты, это, ну с Юлькой… как она? Ну скажи?! Как другу?
Я молитвенно сложил руки на груди и монотонно забормотал:
– Понятия не имею о чём ты… У меня обет… Воздержание, воздержание и ещё раз воздержание…
– Ну серьёзно! Как?
– Полное воздержание, – бормотал я, – пол-но-е…
– А это не вредно? – осклабился Вадик.
– Если при этом ещё и не пить, то вредно, а так – в самый раз!
– Хм, говнюк-затейник…
– А ты кобелино!
– Что-о-о, – подпрыгнул Вадим.
– Я о тебе тоже наслышан, – нагло продолжил я, хотя ничего подобного не знал. – Знаю я про твои похождения, знаю! Кобелино! Как есть кобелино! Даже нет, вру…. м-м-м… О! Перпетум Кобеле, вот ты кто! Да да. Небось, сам тут уже всех перещупал!.. А?!
– Я?! Ах ты!.. – не находил слов Вадим, но по его глазам я видел, что он весьма польщен.
– Что, нечем крыть!
– Брысь отседа – хамло!
– Жеребец!
– Вон!!!
– Хорошо, хорошо… Только не забывай кабинет изнутри запирать, когда к тебе на подпись документы носят, а то вдруг что…
– Во-он!
– Пока-пока, развратник…
В эту минуту к его кабинету прибежала наш администратор Евгения, пухленькая и розовенькая, точно молочный поросёночек. Я задвигал бровями и стал отчаянно подмигивать Вадиму. Он ответил мне серией быстрых, свирепых взглядов.
– Вадим Сергеевич, Вадим Сергеевич, – затарахтела она, топчась от нетерпения на месте, так что её пышные формы ходили ходуном. – Подпишите нам отправку, срочно, пожалуйста!
Вадим посторонился и пропустил её в кабинет. За её спиной я быстро изобразил пантомиму, которая изображала мужчину с огромным членом, который сначала закрывает дверь на ключ, а потом набрасывается на грудастую женщину и совершает с ней ряд причудливых и совершенно нецензурных кульбитов. В конце я показал вздыбившегося коня и тихонько заржал… Вадим погрозил мне кулаком, плотоядно улыбнулся и скрылся в кабинете, притворив за собой дверь. Что там происходило, сказать не берусь, но через пару минут, Евгения, совершенно пунцовая, смущённая и окрылённая, пронеслась мимо меня с грацией молодого гиппопотама. На её огромных, пухлых, ярко размалёванных губах радостно сверкала ухмылка преступницы и блудницы…
Вечером я пил в ГУМе. С моего столика открывался чудесный вид на всю стройную и ажурную протяжённость здания. В кафе было немного душно, но там разрешалось курить, а остужал я себя ледяным белом вином, коего я попросил для себя заморозить целых три бутылки. Я исправно прикладывался к бокалу и читал уморительно смешные рассказы Чарльза Буковски. Его словам легко было верить, он точно знал, о чём говорил. В каждой капле его смеха тонко сияла грусть, было чертовски здорово чувствовать, что ты не одинок. Я допил первую бутылку и взялся за вторую. Зазвонил телефон.
– Привет.
– Привет. Узнал?
Что за манера?..
– Нет. А кто это?
– Эх ты, это же я, Валя…
– Валя! Какой же я кретин! Молодец что позвонила, ты где?
– Я-я-я, – протянула она, – ну-у-у…
– В гостях?
– Да!
– И не одна?
– Да!
– А зачем же тогда звонишь?
– Не знаю, – весело сообщила она и засмеялась. – Просто вдруг вспомнила о тебе и позвонила. Как ты?
– Славно. Живу помаленьку.
– Не женился?..
– Жду тебя!
– Так я тебе и поверила, – довольно проворковала Валя.
– А ты как, замужем?
– Почти…
– Да ладно? Правда что ль? Ну, ты молодчина! – совершенно искренне обрадовался я.
– Только никому-никому, ладно?
– Могила! И кто сей счастливчик?
Валя замялась и я, смеха ради, предположил:
– Неужели Олег!
– Да.
– Да?! – у меня челюсть отпала.
– Да. Ты только не смейся…, – но было поздно: я хохотал и ничего не мог с собой поделать.
– Ну, какой же ты! Ну, хватит! Лёша, – заражаясь моим смехом хихикала Валя. – Прекрати! Хватит! Ой, мамочки, сейчас умру, ха-ха-ха, хи-хи-хи…
Отсмеявшись, я от души поздравил Валю с таким выбором.
– А что, – говорил я, – не пьёт – раз, спортсмен – два, по девкам не бегает – три! Сплошные минусы короче…
– Он хороший…
– Четыре!
– Может… встретимся как-нибудь?
– Пять… Валя, ты чего это?
– Да это я так… ладно… Не важно… Целую тебя, пока.
Она повесила трубку. Я сделал большущий глоток вина. И смех, и грех…
Валя была старше меня на три года. Она жила через два дома, рядом с футбольным полем. Мы знали друг друга ещё со школы, но встречаться начали, когда мне было лет 18. Наш роман был недолгим, всего пара месяцев. Я приходил к ней домой с бутылкой вина или пивом, она что-нибудь готовила, мы ели, пили и вволю резвились у неё в комнате, пока родителей не было дома. Как есть голенькие, мы любили выглядывать в окно и сплетничать о наших общих знакомых, которых оттуда видели. Среди «постоянных клиентов» был и Олег, в адрес которого я часто и зло шутил, вызывая у Вали бурный хохот.
Олег каждый день бегал кругами по стадиону, делал гимнастику и был несколько манерным типом. У него почти не было друзей. Я изображал его движения, смех и неторопливую манеру говорить. Он был благодарным объектом для насмешек. Я придумывал про него всё новые и новые невероятные истории, где он, то боролся с пришельцами-мухоморами, которые постоянно ловили его и пытали, ставя клизмы с холодными отбросами, то он охотился на «кровожадных еното-людоедов», то попадал в страшную гей-засаду… Но чаще всего, он попросту пытался закадрить «в одном славном ковбойском баре» симпатичную девушку, говоря при этом дикие несуразности и противно похохатывая. В этих историях он выступал под именем Чак-коневод. Это были Валины любимые истории.
– Расскажи, расскажи, – говорила она, сидя на кровати и заранее повизгивая от предвкушения.
– Какую?
– Про бар, про бар! – хлопала в ладоши Валя. – И показывай тоже!
– Хорошо, крошка, – говорил я особым, с хрипотцой, голосом Чака и, похохатывая, хлопал себя по животику.
Потом, голый, я выходил в коридор и надевал что-нибудь из одежды: шарф и сапоги, шляпу и ремень или, хит сезона – лисью шубу её мамы (нараспашку) и папины шлёпанцы. Потом я заходил обратно, откляча зад, слегка подавшись грудью вперёд, с болтающимися как плети руками и утробно похохатывая.
Подойдя к «стойке бара», я просил «соорудить ему «Двойной Мужской Специальный, с говном и стельками» и просил бармена сделать его «погуще». Затем Чак садился на воображаемый табурет и потягивал «контрабандное пойло», ругал погоду и «этих несговорчивых на любовь кобылиц…» Потом появлялась Она. Причём обязательно с томиком Цветаевой ! Чак сразу начинал пускать слюни и всячески к ней клеиться, предлагая то «обкатать его старого красного жеребчике», то «пойти и как следует погарцевать», а то и попросту «перешмыгнуться по скорому». В конце концов, за девушку вступался бармен. Чак, с неподражаемым пафосом, говорил ему: «Не лез не в своё дело, малыш! Ты, может, не узнал меня, так вот, я – чемпион по постельному двоеборью, имею голубой пояс по мужеложской борьбе и у меня убийственный левый апперхуй! Понял?! Но если ты такой глупый и настырный, то мы запросто можем выйти и поговорить как самец с самцом…»
Бармен – «парень из простых», пожимал плечами, выходил и не долго думая, крепко утюжил коневода. От последнего удара Чак «пролетал» через всю комнату и падал на кровать в объятья хохочущей Вали. Занавес.
Эта пастораль длилась недолго. Почувствовав, что Валя привязывается ко мне сильнее, чем я того хотел, я просто бросил её в один день, без всяких внятных объяснений. Валя сумела не обидеться на это свинство и спустя некоторое время, мы снова стали хорошими друзьями. И вот, спустя почти пять лет, такой поворот… Я допил вторую бутылку и неудержимо хмыкнул:
– Удачи, Чак! – и тихонечко, с хрипотцой в голосе, хохотнул…
Я был ещё тот фрукт.
Глава 7
По средам в офисе бывало затишье, но я всё равно приехал к 8:30. Это позволяло мне ехать на работу в относительно незабитом вагоне метро, не расплескав по пути хрупкий от похмелья сосуд собственной личности, и не вцепиться кому-нибудь в глотку.
В офисе было тихо и свежеубранно. Я открывал окна (все кондиционеры сломались ещё в июне и никто, похоже, чинить их не собирался), варил себе кофе и спокойно готовился к новому рабочему дню. Помимо всего прочего, у меня была ещё одна «святая» обязанность, а именно – досадить Косте Васильеву, мудаку и прохвосту.
Этот пухлый белобрысый невысокий малый с липкими руками и полным отсутствием дезодоранта на теле совершил в начале своей карьеры роковую глупость, поссорившись со мной и Вадимом. Он сдал нас по какой-то мелочи и, получив свой положенный примерному пёсику кусочек сахара, побежал работать. Его повысили, и он постепенно пошёл в гору. Уверен, если бы он больше следил за собой, чаще мылся и не имел вида задорного пиздюка, он поднялся бы ещё выше, но рост его карьеры остановился на начальнике отдела сбыта, где он и вонял с 9:30 до 19:00.
Мы с Вадимом, конечно же, быстро прознали про его стукачество. Вадим предлагал расчленить эту падаль, а кости бросить бродячим собакам или, на худой конец, «отпиздить мразоту втёмную», но всё это было излишним. Константин не был стукачём от природы. Он действительно плохо понимал, что творил. Бить его было бы всё равно, что пытаться высечь дождь или пинать зной. Когда я прижал его в коридоре и гневно ткнул пальцами под рёбра, он страшно удивился и испугался. Разинув рот, он уставился на меня пустыми мутными глазами, и я брезгливо его отпустил. Оглядываясь, он засеменил по коридору к себе в отдел, а я, испытывая тошноту, пошёл мыть руки.
Он был просто огромной амёбой, гигантским сообщество 50 триллионов простейших, которые просто хотели сосуществовать наравне с остальными живыми существами на этой планете. По стечению генетических обстоятельств, это существо умело незамысловато двигаться, есть, срать, вонять, разговаривать и скверно руководить отделом. Он не был человеком в полном смысле этого слова, и не имел собственной, осознанной, критической личности. Он здоровался и прощался, словно зомби, ел в столовой глядя в пространство, и управлял людьми с видом человека, которым манипулирует вселившийся в него злобный пришелец. Он увольнял сотрудников не вдаваясь в обстоятельства дела, совершенно прямолинейно подчинялся внутреннему распорядку, отдавал распоряжения достойные роботов и с самым идиотским видом заглядывал под юбки девушкам, поскольку 50 триллионов его клеток упорно хотели воссоздать свою копию… В 19:00 реле в его голове отключалось, и мозг Константина переходил в спящий режим. На автопилоте он ехал домой (никто не знал где он живёт), запирал дверь на засов, опускал шторы (впрочем, я думаю, он никогда и не поднимал их), снимал голову с плеч, ставил её на подзарядку, а сам ложился рядом. Телевизор он включал лишь затем, чтобы не вызывать подозрений у соседей. Утром, по звонку будильника, Константин ставил голову обратно и двигался в офис. Иногда программа позволяла ему сменить носки и немного смочить своё тело проточной водой.
В целом, Костя был идеальный менеджер среднего звена и его единственной проблемой были люди, потому что люди не любят дебилов. Они плюют им в кофе, подкладывают кнопки на стулья, присобачивают им бумажные хвосты и говорят в курилке о них всякие гадости. (Кто не понимает силу разговоров в курилке, этого наиточнейшего офисного барометра и эпицентра заговоров, то не знает жизни!) Константин довольно безропотно терпел эти невзгоды. Все, кроме одной – моих записок, которые я регулярно прикреплял ему к монитору. Похоже, их содержание или сам стиль, чем-то задевали алгоритм его примитивной программы, и перфокарта в его голове стопорилась. Он начинал перегреваться, вонять ещё пуще и выглядеть полным придурком. Это было забавное зрелище. Все девушки отдыхали душой, когда он мрачно расхаживал с очередным моим творением в руках, а иногда и бегом бежал с ним к начальству. После этих посещений он был расстроен ещё больше, а наш коммерческий директор (к генеральному он идти боялся) бежал отхохатываться в туалет, а однажды, даже хитро мне подмигнул… Впрочем, мне могло и показаться.
Записки эти, – как и полагается боевым листовкам, – были лаконичны, шаблонны и неприличны. Именно это, по всей видимости, и обуславливало их магическое действие. Вот их примеры:
Васильев – с разбегу говно укусильев!
Или
Васильев – труп коня изнасильев!
или вот:
Васильев – задом член искусильев!
Случались сочинения гораздо более пространственные и замысловатые, где зоо- и некрофилия теснейшим образом сплеталась с гомосексуализмом и импотенцией. Приводить их я не буду, но теперь, имея перед глазами схему, вы сами можете попрактиковаться в этом увлекательном занятии, ведь пришельцы есть в каждом офисе…
Как то раз, уходя вчера вечером с работы, Константин (роботам тоже здорово достаётся от жары), забыл выключить свой компьютер. Это было превосходно. Я быстренько открыл Word и крупным жирным шрифтом набрал очередное послание землян. После этого я спокойно стал варить свой кофе. К тому времени, когда Костя придёт на работу, все уже будут в сборе, и как только он появится, я уверен, не одна пара глаз «случайно» заглянет сквозь стеклянную перегородку, отделяющую его от рядовых сотрудников отдела, дабы узреть его потемневший лик. Жаль, сам я этого не увижу – ведь в 9:45 я должен буду быть уже далеко отсюда.
Я пошарил в общественном холодильнике, обнаружил пару забытых кем-то глазированных сырков и позавтракал. Пора было бежать по делам, но напоследок я снова заглянул к Константину и в творческом порыве взял лист бумаги, и добавил к своему творению кое-что ещё, завершив и без того совершенно неприличную речёвку на экране. Теперь можно было работать. Окрылённый и гениальный, я выпорхнул на улицу, ударился о стену удушающего зноя, поник и как раненная чайка заковылял по своим обыденным курьерским делам.
Вечером того же дня меня вызвал Вадим. Я как раз хотел занять у него деньжат, а потому прибежал по первому зову и завилял хвостом.
– Моё почтение, господин начальник отдела доставки, могущественный и многоуважаемый Вадим Сергеевич Бушуев. Чем обязан, столь приятной встрече?
– Садись.
– Конечно-конечно, Вадим Сергеевич, не извольте беспоко…
– Да хватит уже! и так тошно!
– Молчу.
– Так, Жигунов, я серьёзно сейчас говорю, понял, – ты давай прекращай эти твои штучки.
– Какие? – силился понять я, прокручивая в голове, какие же из моих грехов стали ему известны.
– Ладно дурочку-то валять! Я про Васильева.
– Про какого такого Укуси… бр-р-р Васильева? А-а-а! Это про нашего, что ли?
– Да, про нашего. Про этого муделя в панталонах. Он опять начальнику жаловался.
– Ай-ай-ай, бедненький! Что такое с ним приключилось?..
– А приключилась, Жигунов, пиздец какая некрасивая история! Пришли наши партнёры – англичане, а он, урод, задержался на 5 минут. А потом они вместе с ним к нему и зашли. Зашли, Жигунов, и узрели у него на мониторе полный пиздец! Полный! блять, да ты хоть представляешь какое мне тут пришлось дерьмо расхлёбывать от начальства! Ты представляешь?!
– А почему ты?
– Да, блять, потому, что все знают, кто этой хуйнёй в офисе занимается! А я, блять, твой начальник!
– Да кто ж знал-то, Вадь! Совпадение! Да и ты сам говоришь, это иностранцы были, как же они прочитали-то так быстро?
– Да что там читать! – переходя звуковой барьер лопнул криком Вадим. – Это блять, что, иероглифы что ли?!!!
И он стал трясти листом бумаги, о котором я совершенно забыл.
– Ой ё моё… – схватился я за голову. – Мама дорогая! А я и забыл!
– Да тебя за эти твои штучки гильотинировать надо! – кричал Вадим. – Руки отрубить и засунуть в задницу! И… И… – тут он рухнул в своё кресло и ещё раз глянув на мой рисунок, который я прикрепил перед уходом к монитору Константина, безудержно заржал.
На рисунке был нарисован огромный пухлый и очень грустный член. У него были волосатые подмышки, над которыми роились мухи, тупые глазки и ленинская залысина. Шарж чертовски точно ухватывал весь облик Константина. Одной своей яичко-рукой член приподнимал юбку мясистой девицы, а другой яичко-рукой поглаживал самого себя. Для достоверности внизу была надпись: Go fuck yourself, Konstantin…
– Ты мерзкий извращенец, – хрипел и кувыркался в своём кресле Вадим. – Я блять чуть не треснул, когда это увидел. Меня, блять, от смеха чуть не разорвало нахуй! Блять, ты убил его, просто убил!.. Этот твой хуешарж весь офис для себя отксерил, на память! Даже шеф! Теперь ему пиздец! Натурально пиздец! Ха-ха-ха, го-го-го, гы-гы-гы…
– Случайно как-то навеяло, – замеялся я. – Какой-то он… ну-у-у…
– Хуёвыйвый! – продолжил Вадим. – Ху… ху… га-га-га… Ой не могу… Ой помогите!..
– Ну и чего теперь?
– Да ничего. На самом деле, англичане потом сами ржали. Он им тоже, знаешь, не очень то приятен. Пугало обдристаное… Я так думаю, что его теперь попрут… Или, заставят в принудительном порядке мыться. Так что, нет худа без добра!
– Вот видишь, а ты сразу ругаться. Кстати, слушай, раз ты такой тонкий ценитель искусства, споможи бедному художнику-хуиционисту на пропитание…
– Что, не доедаешь, художник? – приосанился Вадим. – Голодно? Опять все деньги на баб своих спустил?
– Это, Вадим, полбеды. Я не только не доедаю, но и не допиваю! А это для творца моего уровня – смерти подобно.
– Держи, – протянул мне Вадим требуемую сумму. – Будут – отдашь.
– Ой-ёй, можно подумать, я хоть раз взял и не вернул вовремя! – надулся я.
– Ладно тебе, извини, бери на здоровье.
– Спасибо. По маленькой?
– Рано. Через часик приноси. Только тихо! И не надо, блять, приносить сюда весь магазин! Не надо! Четыре маленьких – и всё.
– А я что всегда приношу?
Вадим замахнулся на меня дыроколом, и я смиренно присел:
– Хорошо, хорошо… Глупый раб всё сделает для Великого Фараона…
– Убил бы тебя, Жигунов! так вот взял бы – и убил! Иди, давай, работай…
– Слушаюсь.
– А, постой… Распишись.
Я взял ручку.
– Опять доверенность какая-то? Или за премию?
– Да какая премия! – возмутился Вадим. – На рисунке, говорю, распишись!
– А-а-а, вот оно что. Это я могу. И всего-то 40 баксов… Копейки!
– Пиши! Импрехуенист…
Я начертал на листе свою министерскую роспись.
– Так значит, через 20 минут приносить, да? – спросил я, открывая дверь.
– Через час! Ты слышишь! – закричал Вадим, но я уже выскочил наружу и захлопнул дверь.
Нужно было срочно узнать свои дела на завтра. Приплясывая, я побежал в курилку. В коридоре мне встретился Константин.
– Привет, кучерявый! – приветствовал его я, игнорируя всякую субординацию. – Чё кислый такой?
Константин остановился и промямлил, по-рыбьи разевая рот:
– Устал…
– А ты пойди и утопись! Сразу полегчает! – сказал я и исчез за поворотом.
Семь бед – один ответ! Будь что будет.
Глава 8
– Ехать всего ничего! – увещевал меня по телефону Сергей в субботу утром. – Выйдешь на конечной, сядешь на *** маршрутку и минут через 25 будешь на месте. Запиши название. Я тебя встречу…
Я исполнил все требуемое и вскоре сошёл остановке «Садовое товарищество «Колос». Сергей и Светлана неподалёку и улыбались.
– А мы уж думали, потерялся, – приветствовал меня Сергей.
– Вот ещё, – буркнул я.
– Идёмте скорее, – сказала Светлана, – всё уже готово давно, только накрыть…
Мы зашагали через рощу по тропинке и вышли к большому угловому участку, двумя сторонами примыкающему к густому лесу.
– Вот это да, – увидев дом, сказал я.
– Нравится? – спросила Света.
– Очень, – честно признался я. – Какой же он огромный! И такой аккуратненький!
– Да-а, – сказал Сергей. – Дом – на славу. Корабль, а не дом.
– Дредноут!
– Во-во! Ну, идём, чего встал.
На кухне хлопотала Оля. Сегодня она выглядела иначе. Простое длинное платье с короткими рукавами, нитка жемчуга, волосы зачёсаны в хвост, полное отсутствие косметики. В таком виде она была похожа на милую, порядочную работницу, которых постоянно совращают в Мопассановских рассказах. От весёлой и порочной вакханки не было и следа. Я даже взгрустнул.
– Привет.
– Привет.
Я очень осторожно чмокнул её в щёчку, а затем крепко пожал руку Михаилу. Он был всё тот же, серьёзный и собранный.
«Мудила», – почему-то пронеслось у меня в голове.
– Идём, пока они тут хлопочут… – подхватил меня под локоть Сергей и увлёк в бильярдную. Михаил идти с нами не захотел.
– Серёжа! – укоризненно сказала Света.
– Света! – отозвался Сергей. – Мы умеренно…
Мы скрылись в лабиринте комнат и лестниц.
– Однако славно ты тут устроился! Небось, и банька есть, и всё такое?
– Есть всё! – гордо заявил Сергей и вдруг хлопнул себя по лбу. – Чуть не забыл, идём что покажу.
Мы снова спустились на первый этаж и прошли в ванную.
– Ё моё, – охнул я, – да у меня такой в Москве нет, а тут и ванна на даче… и кабинка душевая…
– Да ты сюда смотри, дурик, – нетерпеливо показывал мне Сергей на ванну. Там плавали какие-то рыбины.
– Ну, – торжествующе произнёс он. – Как?
– Постой, постой… это же… Не может быть!
– Она родненькая, стерлядь! Из Астрахани друзья привезли. Уже неделю тут живёт, почти всю съели, а эту оставили, тебя дожидались. Ел когда-нибудь уху из свежей стерляди?
– Нет.
– А шашлык?
– Да откуда!
– То-то и оно! – причмокнул он языком. – А это, братец, совершенно недопустимо, уж поверь!
