Алексей Кыласов
Этноспорт. Руководство пользователя
Обращение к проблематике мировой экономики в контексте нашего исследования обусловлено тем, что совокупный мировой капитал стал глобальным донором и обеспечил устойчивое развитие мирового спорта как системы. В результате такого анализа, спорт может быть сопоставлен с иерархией капиталистической мир-системы, состоящей из ядра (развитых стран Запада) и периферии (стран Третьего мира). Высокая адаптивность спорта обеспечила ему имидж спутника модернизации и сделала его одним из универсальных инструментов глобализации. Немаловажную роль сыграло и «благородное происхождение» спорта, он был рожден в Великобритании – первой из всех стран вставшей на путь Прогресса. Британский опыт, ставший догмой индустриализации, побуждает копировать весь образ жизни англичан, включая формы досуга, где спорт имеет привилегированное положение во всех слоях общества. Именно в Pax Britannica впервые в истории спорт оформился как социальный институт и приобрел черты общенационального приоритета.
Стоит отметить, что в самом начале распространения англосаксонского спорта Запад превосходил весь мир и доминировал в науке, общественной жизни, политике, экономике, а также в технологическом развитии. Кроме того, на рубеже XIX–XX вв. европейцы или выходцы из Европы составляли едва ли не половину человечества, что во многом оправдывало вестернизацию глобальных преобразований [Кыласов, Гавров 2011].
Ситуация радикально изменилась к концу XX в., когда Китай, Индия, Япония, Корея и другие страны Юго-Восточной Азии стали промышленной опорой Запада. Произошедшие индустриальные изменения привели к реформированию и эволюционным преобразованиям всей социальной инфраструктуры Востока. Появились новые институциональные формы спорта, которые мы рассмотрели в подразделе о цивилизационных методах исследований, эти новые формы создают эрозию в некогда монолитном англосаксонском спорте. Зародившиеся на Востоке, новые формы спорта проникают на Запад и продолжают свое автономное существование даже в чужой цивилизационной среде: восточные единоборства, исламский спорт, сионистское спортивное движение «Маккаби» и множество этнически стилизованных видов спорта.
Важно отметить, что новые культурные формы спорта, возникшие под воздействием этнокультурных и религиозных особенностей, легитимированы в рамках национальных государств. Например, в России и республиках бывшего СССР они так и называются – «национальные виды спорта». Но такое определение – не более, чем игра слов: «национальность» видов спорта нельзя принимать всерьез с учетом их интернационализации – стремления распространиться по всему миру. И. Валлерстайн отмечает, что с позиций мир-системы капиталистической экономики, национальные государства имеют только внешние признаки независимости, но по факту они детерминированы в глобальные процессы. Следовательно, «национальные виды спорта» тоже не являются таковыми, потому что (к примеру) абсурдно считать японцами всех тех, кто практикует дзюдо.
Изучив учредительные документы признанных международных спортивных организаций, которые объединились в Глобальную ассоциацию международных спортивных федераций (GAISF)68, мы установили, что иерархия в спорте строится на принципах колониальных отношений. Международные спортивные организации, штаб-квартиры которых находятся исключительно в развитых странах Запада, выступая как метрополии, облагают организации стран периферии поборами в виде членских взносов (membership fee), специальными сборами за участие в соревнованиях (licensing fee), а также взымают плату за право проведения (royalty-free) международных турниров. При этом сам процесс сбора денежных средств представляет собой уплату подати (налогов) захваченных территорий. Проведение международных турниров носит разрешительный характер со стороны метрополий и подлежит обязательному уведомлению о намерении, которое должна одобрить Высшая инстанция – международная спортивная организация.
Таким образом, мы установили, что международные спортивные организации являются ядром мир-системы спорта. Периферию мир-системы спорта образуют национальные федерации и специализированные институты, деятельность которых направлена на всестороннее развитие спортивной индустрии как совокупности международных спортивных организаций. Внутри периферии спорта сложились следующие институты: антидопинга, спортивной журналистики, спортивной индустрии (оборудование и экипировка), спортивного маркетинга, спортивной медицины, спортивного менеджмента, спортивной науки, спортивного права, спортивных сооружений (строительство и эксплуатация). Организации ядра и периферии мир-системы спорта имеют общее глобальное распространение и заинтересованы в кросс-культурном продвижении общих ценностей, а также едином демократическом принципе взаимодействия с государственными органами и бизнесом. Такой подход вполне укладывается в определение коммунитаризма А. Этциони, разработавшего теорию взаимодействия глобальной совокупности местных сообществ, руководствующихся ценностями «всеобщего блага» (1993) [Этциони 2004: 95].
Результирующим документом, отражающим текущий статус мир-системы спорта, стала Международная хартия физического воспитания, физической активности и спорта (1978), которая носит конвенциональный характер и декларирует общие походы к развитию и оценке состояния спорта в странах [Хартия о спорте]. Ключевыми стали следующие положения хартии: «органы государственной власти должны обеспечить соблюдение права спортивных организаций на свободу ассоциаций, отсутствие каких-либо ограничений в осуществлении этого права, помимо ограничений, предусмотренных законом и необходимых в любом демократическом обществе». Особое внимание в документе уделено автономии спортивных организаций, «свободы установления регламентов и контроля за применением правил проведения спортивных соревнований, определения организационной структуры и структуры управления своих организаций и проведения выборов без какого-либо вмешательства извне». Но главным положением, гарантирующим устойчивое развитие спорта, стало обязательство стран-участниц предоставлять финансовую, материальную и иную поддержку организациям, оказывающим услуги в области физического воспитания, физической активности и спорта, при этом государственные органы имеют право осуществлять ревизии и надзор за надлежащим использованием выделенных ими ресурсов.
Таким образом, согласно определению (1974) И. Валлерстайна [Валлерстайн 2001], можно заключить, что спорт стал одной из основных мировых систем наряду с денежной системой, глобальными индустриями, коммуникациями и транспортом. Культурологический подход позволил выявить, что транслируемые спортом смыслы органично вписываются в каждый из пяти уровней культурного пространства теории «воображаемых миров» (1996) американского социального антрополога А. Аппадураи, развивающего идеи И. Валлерстайна: медиапространство, пространство идей, технопространство, финансовое пространство, этнопространство [Appadurai 1996].
В ходе исследований была выявлена дихотомия в культурной перцепции спортивного контента, основанного на позитивизме бинарного нарратива, в котором признается, что спорт способствует формированию здорового образа жизни (ЗОЖ) и трансформации социального пространства в целях поощрения физической активности населения, при этом негативные последствия развития спорта рассматриваются как неизбежно возникающие фракталы рисков потенциального травматизма, обусловленнного преодолением интенсивных физических нагрузок, а также возникающие контексты социальной агрессии, вызванной развитием единоборств, хулиганством болельщиков и внесудебными санкциями за нарушение правил соревнований вопреки устоявшимся нормам и принципам современного права.
Пост-спорт: результаты индоктринации трансгуманизма
Современный спорт возник на идеях гуманизма и первоначально служил созданию коллективного идеала физического совершенства человека, демонстрирующего рекорды скорости, силы и ловкости. Чемпионы стали воплощением идеальной телесности и в сочетании с religio athletae П. Кубертена, где «спорт был религией, церковью и догмой» представляли собой ярчайший образец либерально-религиозного (нетеистического) гуманизма [Кубертен 2011: 37].
Предельные значения физических возможностей человека были достигнуты довольно быстро почти во всех видах соревнований, и тогда сами спортсмены оказались заинтересованы в их расширении, чтобы сохранить едва возникший в обществе интерес к развитию спорта. Поначалу пресловутое «расширение возможностей» спортсмены достигали тренировками, но довольно быстро возник опыт использования фармакологического допинга, а главный прорыв наступил с появлением методов генной модификации организма, ознаменовавшей собой супергуманизацию спорта, мгновенно превратившегося в пост-спорт, устремленный в «наше постчеловеческое будущее», по определению Ф. Фукуямы [Фукуяма 2008].
Генная инженерия отправила гуманизм на свалку истории. Устаревание этой первичной идеи модернизации общества одним из первых отметил французский философ Л. Альтюссер (1918–1990). В работе «За Маркса» (1965) он заявил об исторической ограниченности эпохи гуманизма, вместе с которой на наших глазах элиминирует спорт как его соматическая репрезентация. Он отмечал, что «на смену темам классового гуманизма приходят темы социалистического гуманизма», в корне меняющие парадигму этого понятия [Альтюссер 2006: 314]. Л. Альтюссер иронично констатирует утрату «теоретической ценности» этого некогда революционного понятия, «говоря о том, что понятие гуманизма является идеологическим (а не научным), мы в одно и то же время выдвигаем два утверждения: мы говорим, что оно и в самом деле обозначает некую совокупность существующих реальностей, но в отличие от научного понятия оно не дает нам средств, необходимых для их познания [Альтюссер 2006: 316].
Лишившись своей теоретической опоры – гуманизма, современный спорт оказался ввергнут в пучину трансгуманизма и открыт «бесчеловечным» экспериментам генной инженерии, порождая вариативность симбиозов человека-животного-растения-механизма. Британские исследователи М. Макнами, С. Оливер и П. Уэйнрайт в совместной работе «Этика исследований в области физической подготовки, здоровья и спорта» отмечают, что спортсмены стали той социальной группой, которая постоянно «подвергается инвазивным, навязчивым, потенциально опасным экспериментам, и в некоторых случаях это приводит к пагубным последствиям» [McNamee, Olivier, Wainwright 2006: 12]. Рефлексируя происходящее, британский философ М. Мор в статье «Технологическое самопреобразование: расширение личной экстропии» (1993) вводит понятие «морфологической свободы», которая выражается в принятии или отказе от использования технологий «улучшения» человеческого организма [More 1993].
В то же самое время, работая над технологиями взаимодействия машин и людей, британский кибернетик К. Уорвик разработал интерфейс и вживил себе и своей жене электронные чипы. Результаты эксперимента он описал в нескольких научных статьях и позже дополнил их описанием личных переживаний в автобиографии «Я киборг» (1999), где предрек неизбежность чипирования людей и животных в обозримом будущем [Warwick 2004]. Успешный эксперимент К. Уорвика привел к тому, что Евросоюз принял решение об обязательном чипировании домашних животных (Регламент ЕС № 998/2003). Имплементация чипирования стала началом широкой дискуссии о чипировании спортсменов национальных олимпийских команд, военных, полицейских и преступников, отбывающих наказание.
Всему этому предшествовала разработка идей трансгуманизма. Введение в научный оборот самого этого понятия (1927) связано с именем британского эволюционного биолога Дж. Хаксли (1887–1975) [Хаксли 1992], который также был автором таких понятий, как ритуализация (1914) [Brooke 2014] и этнические группы вместо расы (1935) [Huxley, Haddon 1935], имеющих прямое отношение к теме нашего исследования. Будучи первым генеральным директором ЮНЕСКО, он обеспечил всестороннюю поддержку ученым в рационализации начавшихся преобразований. Исходя из этого можно с уверенностью утверждать, что деятельность Дж. Хаксли предвосхитила появление целого ряда важных документов, принятых впоследствии ЮНЕСКО и использованных нами в качестве источников конъюнктурных исследований:
– подходы к сохранению традиционных игр и состязаний регулирует «Международная конвенция об охране нематериального культурного наследия» (2003) [Конвенция НКН ЮНЕСКО];
– модификацию тела человека регулирует «Всеобщая декларация о биоэтике и правах человека» (2005) [Декларация ЮНЕСКО по биоэтике];
– использование препаратов и методов улучшения спортивных достижений регулирует «Международная конвенция о борьбе с допингом в спорте» (2005) [Антидопинговая конвенция ЮНЕСКО];
– использование спорта в сохранении традиционных игр и состязаний регулирует «Международная хартия физического воспитания, физической активности и спорта» (начиная с редакции 2015) [Хартия о спорте].
В своей книге «Удивительный мир эволюции» (1969) Дж. Хаксли утверждает, что «отныне история человека стала историей его культурной эволюции: эволюции идей и машин» [Хаксли 1971: 80]. С этим трудно не согласиться, потому что индустриализация коренным образом изменила жизненный уклад человека: конвейер стал универсальным символом современного бытия. Теперь даже смена поколений воспринимается в параметрах смены промышленного дизайна и сродни обновлению модельного ряда автомобилей, бытовой техники, мебели, телефонов и другой производственной номенклатуры:
– эндемичные показатели – предпочтительный тип фигуры, выраженность мышечной массы, наличие волос на теле и голове, и другое;
– экзогенные показатели – паттерны поведения, стиль одежды, предпочтительный цвет волос, татуировки, и другое.
Дизайн поколений привел к появлению квазинаучной «теории поколений», ставшей частью глобальной поп-культуры, сродни гороскопам и «веры в великие преобразования» псевдорелигии «Нью-эйдж». На фоне массового распространения этих оккультных практик и эзотерических знаний перестали быть священными «обрядами перехода» (по определению А. ван Геннепа) рождение и смерть [Геннеп 2002], их стандартизировали, лишили этнических маркеров, и низвели до сферы ритуальных услуг по обращению с телами: в тезаурусе медицины и права появились релевантные понятия «тело новорожденного» и «тело умершего», означающие факта наличия или отсутствия живого состояния организма человека и животного. Следует сказать, что к ритуальным и социальным услугам отнесли и другие «обряды перехода», причем как симпатические, так и контагиозные в классификации А. ван Геннепа, среди которых:
– рождение и получение свидетельства о рождении;
– достижение социальной зрелости с получением паспорта;
– окончание школы и получение аттестата об образовании;
– окончание колледжа или университета и получение диплома;
– свадьба и получение свидетельства о браке;
– достижение старости с получением пенсионного удостоверения;
– похороны и получение свидетельства о смерти.
Кроме того, десакрализации подверглось и понимание телесности человека: тело перестало быть вместилищем души и превратилось в анимистический ангар, в котором содержатся его органы. Человек перестал быть неделимым целым в результате развития трансплантологии, теперь его тело может быть подвержено дроблению. Органы тела больше не воспринимаются нами как уникальное достояние человека от рождения и до самой смерти, они обрели иную ценность, потому что сейчас их можно заменять, дарить, продавать, завещать. О.В. Попова считает, что уже запущен процесс снятия ограничений, в которых «тело человека и полученные из него биоматериалы до определенного этапа развития науки и техники (в частности, до появления представлений о ликвидности знания) не рассматривались как товар и не могли использоваться с целью получения прибыли» [Попова 2018].
Возможно, в скором времени даже появятся специальные службы по контролю за содержанием телесных органов. Ненадлежащее содержание тела и его составных частей приведет к изъятию тела для последующего распределения его органов в тела по-настоящему нуждающихся, чьи органы требуют замены по уважительным причинам. Исходя из этого здоровый человек теперь должен обладать установленными параметрами жизнедеятельности, которые уже сейчас выявляются специальными тестами санитарных служб. Например, наличие вируса может привести к принудительной изоляции.
Высшая категория антропологической оценки тела – человек спортивный, обладающий изящным дизайном тела, хорошим кожным покровом, разработанным опорно-двигательным аппаратом и внушительной мышечной массой. Такому телу можно заявить максимальную цену, потому что спортивность создает добавочную стоимость всех его органов, а значит, мы сталкиваемся с новой телесностью в антропологическом измерении – дихотомией «спортивный» и «неспортивный». В контексте этой дихотомии происходит ресоциализация традиционной двигательности – обществом теперь оценивается не только кинестетика, но и адаптивность опорно-двигательного аппарата в механических категориях «проходимости off-road» автомобилей, а также умение плавать в открытой воде и под водой, бегать и прыгать по пересеченной местности, взбираться и спускаться по склонам гор и другое. Все эти естественные навыки должны сочетаться с уверенным пользованием гаджетами навигации и перспективной возможностью удаленного доступа для контроля за действиями со стороны родителей-жены/мужа-компании-государства.
Перерождение человека, его дискретное функциональное совершенствование по свойствам приведет к тому, что восприятие тела станет субстратным, как это предвидел испанский философ Х. Ортега-и-Гассет (1883–1955), а предтечу этих морфологических мутаций он видел в стремлении «делать игру и спорт своим главным занятием» [Ортега-и-Гассет 2002: 94]. Очевидно, такие выводы Х. Ортега-и-Гассет сделал, наблюдая тотальную спортизацию досуга в ущерб другим формам свободного времени. На его глазах зарождались привычные нам сейчас основные формы физической активности, которые тогда только разрабатывали и начинали продвигать:
– основатель олимпизма Пьер Кубертен (1875–1957) хотел сделать сильными представителей изнеженной аристократии, увлекая их античными образами эллинистических игр [Кубертен 2011];
– морской офицер и физиолог Жорж Эбер (1875–1957) хотел привить населению городов навыки силовой подготовки и двигательной активности «естественным методом» (la méthode naturelle) на разработанной им полосе препятствий, давшей миру паркур, экотропы и специальную подготовку военных и спасательных служб [Эбер 1925];
– генерал армии и основатель движения скаутов Роберт Баден-Пауэлл (1857–1941) всячески превозносил физическую активность детей и призывал поощрять их стремление путешествовать [Баден-Пауэлл 2001];
– цирковой атлет и борец Евгений Сандов (1867–1925)69 стал основателем бодибилдинга и движения стронгмен, предопределив главное притягательное средство фитнеса – силовые упражнения с тяжестями для доведения тел до антропологического идеала [Сандов 2013].
Под воздействием пропаганды физических упражнений, люди принялись избавляться от внешних признаков несовершенства, чтобы исправить их в ходе изнурительных экзерсисов. Процесс перестройки тел и доводки их до совершенства получил название «культуризм» по-французски (от фр. culturisme) и «бодибилдинг» по-английски (от англ. bodybuilding). Для облегчения изнурительных тренировок тела были разработаны специальные диеты с биодобавками, мочегонные средства для избавления от лишнего веса, энергетические напитки для повышения тонуса, стероидные гормональные препараты для интенсивного наращивания мышечной массы и многое другое. Но настоящая революция в трансфигурации тела произошла с разработкой хирургических операций по корректировке, наращиванию и замене органов, включая имплантацию механических суставов и связок неорганического происхождения.
П. Кубертен уверял, что спорт изменит весь мир, и это произошло еще при его жизни. Спортивная фигура стала эталоном красоты и оказалась востребована в современном обществе как никогда ранее в истории человечества, она вызывает симпатии окружающих и служит прологом карьерного роста. Но спорт стал не только символом красоты, но и апофеозом уродства специализации, выраженной в деформации тел профессиональных спортсменов, которых готовят для установления рекордов по принципу «человек-функция». В результате спортивной специализации формируется гипертрофия торса и рук в сочетании с худыми ногами гребцов, или гипертрофия ног с худым торсом конькобежцев, или гипертрофия всех мышц тяжелоатлетов и бодибилдеров, глядя на которых не покидает ощущение, что видишь человека без кожи. Но самое удивительное заключается в том, что многие не видят в такой профессиональной деформации ничего плохого, полагая, что нет нужды заставлять штангистов бегать, велосипедистов плавать или лучников бороться.
Однако дуализм в спорте продуцируется не только в отношении красоты и уродства, но и в отношении к допингу – с одной стороны, для спортсменов необходимо разрабатывать средства для адаптации к высоким нагрузкам, с другой стороны, эти же препараты представляют собой стимуляторы. В конце концов, спорт стал едва ли не самой яркой иллюстрацией противопоставления человека и сверхчеловека. В постановке этой проблемы немецкий философ Ф. Ницше (1844–1900) провидел будущее, задаваясь вопросом в философском трактате «Так говорил Заратустра» (1883): «Что такое обезьяна в отношении человека? Посмешище или мучительный позор. И тем же самым должен быть человек для сверхчеловека: посмешищем или мучительным позором» [Ницше 1990: I-3].
Ф. Ницше утверждал, что сверхчеловек обладает сверхтелом, пробуждаемым новой волей к жизни. С этого началась деконструкция нового человека, которая привела к появлению постмодернистской идеи тела без органов, живущего в техносфере – искусственной среде. Сегодня созданная человеком искусственная среда обитания позволяет поддерживать высокий уровень жизни все большему количеству людей, но с одной существенной оговоркой – они вынуждены жить в неблагоприятных условиях техногенных изменений. Таков результат человеческих преобразований окружающей среды, получивший название культуры постмодерна. Но будет ли продолжение этих преобразований в виде антропологической революции с появлением сверхчеловека?
Ж. Делез в работе «Ницше и философия» (1962) заявляет о решимости развивать «ницшеанское вдохновение» и утверждает, что «проходя через стадию последнего человека, но проникая по ту сторону человеческого» возникает сверхчеловек, наделенный «избытком жизни» [Делез 2003: 344]. Однако появление сверхчеловека уничтожает человеческую цивилизацию, ее больше не существует, она превращается в пост-человеческую, утверждают Ж. Делез и Ф. Гваттари в работе «Что такое философия?» (1991) [Делез, Гваттари 2009]. Дефиниция «пост-человеческой» цивилизации делает допустимыми различные производные – постмодернизм, пост-история, постструктурализм и другое. В этом ряду возникает и наше определение – «пост-спорт», для обозначения пост-человеческого участия в спорте.
В определении пост-спорта мы апеллируем к работе «Экзистенциализм» (1946) Ж.-П. Сартра (1905–1980) с утверждением о том, что сам человек и есть будущее человека [Сартр 1989]. Следовательно, пост-спорт одновременно формируется пост-человеком и формирует его. Исходя из этого, есть все основания полагать, что в ближайшем будущем человек модернизированный отправит в прошлое человека естественного в его текущем биологическом статусе, уготовив ему судьбу неандертальца.
О.В. Попова описывает казус удвоения физического плана человеческого бытия, она отмечает, что «человек, будучи смертным существом», предоставаляя свой биоматериал, «становится потенциально бессмертным, пополняя биобанки, становясь основателем клеточных линий либо всего лишь присутствуя в теле другого человека в виде органа своего уже мертвого тела, являясь абстракцией, моделью, созданной средствами науки и ее прикладной мощью». По мнению О.В. Поповой «это бессмертие достигается путем овеществления человеческой идентичности», когда создаются из человеческого тела «объекты исследования, конструируют артефакты, вещи, которыми можно манипулировать не только (а зачастую – и не столько) в целях науки или человека, сколько в финансовых интересах» [Попова 2018]. Например, создания универсального спортсмена или универсального солдата.
Получив доступ к большим базам данных и возможность оперативного управления этими данными, человек модернизированный запустит процесс конституирования видоизмененной евгеники и поставит перед нами вопрос: будут ли традиционные игры и состязания в его исполнении теми же самыми, поверим ли мы в их аутентичность?