полная версия

Алексей Белов-Скарятин
Миры Эры. Книга Третья. Трудный Хлеб

Вечер трудного дня

Когда я вернулась, она ждала меня, лёжа на диване с влажным полотенцем, обёрнутым вокруг головы, и стаканом ледяного лимонада в руке.

"Вы опоздали на двенадцать минут – переведите это на французский, – заметила она, стоило мне, извиняясь, войти в библиотеку. – И переведите на английский то, что вы мне ответите. А затем дэй пэй шэй-ву⁵³ – я нашла это, пока ожидала вас, в учебнике грамматики, – и продолжайте урок".

Всю жаркую вторую половину дня я бубнила себе под нос, а она слушала и дремала. У меня отчаянно болела голова и не проходили сухость во рту и першение в горле. Стрелки на вычурных мраморных часах, стоявших в центре каминной полки, казались в этот знойный день такими же вялыми, как и всё остальное, и несколько раз мне пришлось до боли сжимать пальцы, чтобы тоже не заснуть. Я в невыразимой тоске смотрела на циферблат, а потом говорила себе: "В следующие полчаса не буду на него пялиться". Но когда решала, что полчаса истекли, и с надеждой поднимала глаза, то в отчаянии видела, что прошло всего пять минут.

"Если так и будет продолжаться, то я закричу", – подумала я, затем спросив себя, что произойдёт, дай я действительно волю пронзительному воплю. "Каким бы это было облегчением", – продолжала я приятно размышлять и неожиданно расхохоталась, представив себе, как удивилась бы миссис Хиппер, если бы такое и вправду случилось.

"В чём дело? – спросила реальная миссис Хип-пер, проснувшись, приведя своё тело в сидячее положение и сурово глядя на меня, в то время как её вьющиеся крашеные волосы имели растрёпанный вид, а лицо слегка припухло с той стороны, которой она прижималась к подушке. – Почему вы смеётесь, Мадам? Я не вижу для смеха никаких причин!"

"Всего лишь забавная история, которую я вдруг вспомнила", – ответила я, пытаясь закончить хихикать, но, к своему ужасу, безуспешно.

"Ну, если она так забавна, то поведайте её мне. Я люблю смешные истории", – промолвила она, снова устраиваясь поудобнее на подушках и вылупившись на меня, будто выжидающая сова. "Вы можете сначала рассказать её по-английски, а затем перевести на французский", – заботливо добавила она.

Я стала отчаянно ломать голову в надежде вспомнить хоть что-то забавное и не смогла отыскать ни одного анекдота, что спас бы мне жизнь.

"Она смешна только на французском, поскольку игра слов при переводе потеряет весь свой шарм", – запинаясь, пробормотала я. Но это её не убедило. Она желала услышать смешную историю, и по решительному выражению её лица, ставшему мне уже хорошо знакомым, я поняла, что мне ни за что не отвертеться.

"Итак, вот она", – начала я, не зная, что скажу дальше, и всё ещё лихорадочно пытаясь нащупать в памяти хоть что-нибудь смешное. "На самом деле это вовсе не французская история, а древнегреческая", – продолжила я, вдруг с радостью вспомнив ужасную бессмыслицу, которую слышала от своей сестры, когда была ещё совсем крошкой: "Однажды Фемистокл отправился на прогулку и неожиданно столкнулся лицом к лицу со своим врагом. 'Ага! – громко воскликнул благоразумный Фемистокл. – Ага! Ты хочешь убить меня, не так ли?' И с этими мудрыми словами он быстро скрылся за углом".

"И это всё?" – спросила миссис Хиппер, всё так же выжидающе уставившись на меня, словно была уверена, что непременно последует продолжение.

"Да, всё", – ответила я, чувствуя себя немного смущённой, так как было предельно ясно, что моя история отнюдь не являлась чем-то таким, над чем можно было бы ухохотаться.

"Ну, тогда я о ней невысокого мнения, – осуждающе заявила миссис Хиппер, – и более того, я не могу признать, что у вас хорошее чувство юмора".

"О, но, миссис Хиппер, – запротестовала я, – она действительно ужасно смешна, если рассказать её по-гречески, но я же предупреждала вас, что при переводе она растеряет все свои достоинства".

"Что ж, вы были правы, – сказала она, – и я в вас разочарована. Я ожидала, что вы поведаете мне кучу забавных французских историй. Это была одна из причин, по которой я вас наняла. Но если все они такие же 'смешные', как эта, то можете оставить их при себе. А теперь перед ужином Браун отвезёт вас в то место, где вы будете ночевать".

"В ещё одно место?! – испуганно ахнула я, и моё сердце вновь ушло в пятки. – Ох, и куда же на этот раз?"

"Вам покажут комнату, которую я сняла для вас в доме миссис Дейзи Уоппл. Это очень хорошая комната, и она обойдётся вам всего в тридцать долларов в месяц".

"Обойдётся мне? – вскричала я. – Я что же, должна буду оплачивать постой и питание из своего кармана?"

"Естественно! – решительно ответила миссис Хиппер. – Мы будем платить вам сто двадцать пять долларов в месяц, так что вы легко сможете сэкономить довольно много денег: если вычесть тридцать за комнату и тридцать за кормёжку, то у вас остаётся шестьдесят пять долларов чистыми – я бы сказала, весьма достойная сумма. Если вы меня устроите, то я, возможно, помогу вам с питанием, но я пока не приняла по этому поводу окончательного решения – это полностью зависит от качества вашей работы. Теперь же отправляйтесь вместе с Брауном в дом миссис Уоппл, а оттуда можете прогуляться, чтобы поужинать, до "Белла Виста". После этого вы вернётесь сюда. И если мы всё ещё будем за столом, то вам разрешается подождать в библиотеке".

"Ах ты, ужасная, мерзкая, бездушная, порочная, хладнокровная старая тварь! – в бешенстве думала я, садясь в лимузин. – Ты была груба со мной весь день! Ты даже не поприветствовала меня должным образом и не спросила, хорошо ли прошло моё путешествие и не устала ли я! Никакого такта и ни одного доброго слова. И теперь я должна ночевать в одном месте, потому что ты считаешь, что я не достойна жить в твоём доме, а столоваться в другом, да ещё платить за всё это из того убогого жалования, что ты мне положила! И вдобавок ко всему у тебя хватило жестокости показать мне все свои картины и сказать: 'Эта стоила пятнадцать тысяч долларов, а та – двадцать пять'. Ох, как же я ненавижу тебя, ненавижу тебя, ненавижу!"

Хотя эта мысленная вспышка притушила мои еле сдерживаемые эмоции, я всё равно вся дрожала, когда мы добрались до дома миссис Уоппл. Мистер Браун, бросив лишь один встревоженный взгляд на моё лицо, видимо, понял, что слова бесполезны, и молча открыл дверь авто. Однако, когда я выходила, он мягко шепнул: "Я подожду вас, Мадам, и отвезу потом к миссис Пэнс. Не торопитесь – у меня ещё уйма времени".

Чувствуя себя и социалисткой, и большевичкой, и анархисткой до мозга костей, я медленно шла к дому, думая: "Лишь бедные, трудящиеся люди были добры ко мне. Что же касается этой миллионерши Хиппер, то как бы я хотела увидеть её в эпицентре старой доброй революции, что сожгла бы её картины, разрушила дом, конфисковала драгоценности и деньги и заставила бы её саму работать! Да, это то, что ей нужно – работать, чтобы стать человеком".

На крыльце я едва избежала столкновения с высоким плотным парнем лет пятнадцати, который не отступил в сторону, чтобы дать мне пройти, хотя и стоял прямо на пути к двери, уставившись на меня необычным, отсутствующим взглядом.

"Дома ли миссис Уоппл?" – спросила я, думая над его странным видом, но тот не ответил, а взгляд стал ещё пристальнее.

"Так она дома?" – повторила я громче, гадая, не глухой ли он, но ничего не изменилось. Внезапно он разразился визгливым смехом и, указывая на меня пальцем, быстро произнёс: "Кто, кто, кто, кто? …" – громким гортанным голосом, одновременно размахивая вверх-вниз руками и прыгая на одной ноге в состоянии сильного возбуждения.

"Ох, бедный мальчуган!" – подумала я и, сжавшись как можно сильнее, чтоб не толкнуть его, проскользнула мимо него в дом. Поначалу я ничего не могла разглядеть, поскольку после яркого света снаружи помещение, казалось, было погружено в кромешную тьму, но постепенно мои глаза привыкли к перемене, и я увидела, что стою в очень маленьком холле у подножия очередной лестницы из золотистого дуба, похожей на ту, что была в доме миссис Пэнс. Не зная, что делать дальше, я лишь крикнула: "Миссис Уоппл, вы дома?" – несколько дрожащим голосом, не похожим на мой. К моему облегчению, кто-то немедленно крикнул в ответ: "Я здесь", – очень бодрым голосом, и тут же в дверях показалась его обладательница, снова крупная женщина, тоже одетая в сине-полосатое платье.

"Лестницы из золотистого дуба, тучные хозяйки, платья в синюю полоску – видимо, тут всё такое", – размышляла я, пока она шла ко мне, улыбаясь. А затем я услышала: "Добрый вечер! Миссис Хиппер только что позвонила мне, сказав, что вы уже в пути. Ваша комната готова, пойдёмте".

И, поднявшись по узкой лестнице, мы оказались на крошечной площадке, которая вела в недлинный тёмный коридор с дверями по обе стороны.

"А вот и ваша комната", – сказала она, распахивая первую дверь налево и пропуская меня внутрь.

Та была маленькой и квадратной, с выцветшими серыми обоями, просто необъятной металлической кроватью, занимавшей больше двух третей её пространства, комодом, тумбочкой, столом и стулом – всё это когда-то было выкрашено в белый цвет. У изножья кровати размещалось одно-единственное окно, которое смотрело прямо на другое окно, принадлежавшее соседнему дому, в котором я сразу же узрела солидных размеров виктролу⁵⁴.

"Если я сползу с кровати наполовину, то смогу просунуть ноги в своё окно, а затем, если продвинусь ещё чуть дальше и упрусь задом в подоконник, то, возможно, смогу попасть ногами в окно другого дома", – думала я, пока миссис Уоппл тщательно объясняла мне, сколь комфортно я буду здесь жить.

"Ванная комната находится прямо по коридору слева, – сказала она, – и поскольку у нас с моими детьми есть своя, то вы будете делить эту только с другим нашим постояльцем, мистером Пондом. Это очень приятный молодой человек, и я уверена, что вы с ним прекрасно поладите. А теперь есть ли что-нибудь ещё, что вы хотели бы знать?"

"Нет, благодарю, – ответила я, – но если вы не возражаете, я, пожалуй, приму ванну и переоденусь к ужину".

"О, но горячей воды ещё нет, слишком рано!" – воскликнула она, удивлённо посмотрев на меня и, похоже, испытав большое облегчение, когда я объяснила, что меня устроит и холодная.

"О, всё в порядке, всё в порядке, поступайте, как знаете", – воскликнула она, опять гостеприимно улыбаясь и услужливо выходя за дверь.

Удручённо опустившись на край кровати, я огляделась. Из розетки на стене уныло свисала лампочка, выполнявшая роль бра, в комнате стоял неприятный, тошнотворный запах газа, а виктрола, видневшаяся в окне соседнего дома, внезапно заиграла первые аккорды песни "Да, у нас нет бананов"⁵⁵, да так громко, что можно было подумать, будто она стоит в моей комнате.

"Не только бананов, но и вообще ничего у нас нет сегодня, решительно ничего", – подумала я, захлопывая окно, опуская штору и начиная раздеваться. И всё время, пока я мылась и наряжалась в свежую одежду, виктрола продолжала свою сводящую с ума банановую песню, пока мне не захотелось, прыгнув в соседское окно, повалить её и разбить вдребезги.

Закончив сборы, я сбежала вниз, и мистер Браун снова любезно отвёз меня в "Белла Виста". Когда я появилась, ужин был в самом разгаре, а потому миссис Пэнс не преминула громогласно провозгласить: "Так, так, миссис Дюкенни, ты опоздала, но больше так не делай! Мэриголд-Роуз не может позволить себе ждать каждого по отдельности. Ужин в шесть, и в шесть ты обязана здесь быть. Это понятно?"

"Да, миссис Пэнс", – кротко ответила я, занимая своё место между мистером Холлом и мистером Дьюти, тогда как Мэриголд-Роуз с презрительным видом принесла мне тарелку супа.

"Не стоит так поступать, – встревоженно прошептал мистер Дьюти, – она всегда злится, когда кто-нибудь опаздывает. Ужасно злится", – добавил он, торжественно покачав головой. Затем ко мне повернулся мистер Холл.

"Где ты была, девочка? – спросил он с упрёком. – Я снова чуть не подавился своими зубами, а всё потому, что тебя не было рядом, чтобы напомнить". Однако потом, увидев, как мне жаль, он смягчился и рассказал длинную историю о своей молодости.

Покончив с ужином, я отправилась к Хипперам, застав их обоих сидящими в библиотеке и пьющими кофе.

"Здравствуйте, Мадам, – сказал мистер Хиппер, вставая при моём появлении и пожимая мне руку. – Как ваши дела? Не видел вас после того, как вы прибыли. Была ли ваша поездка приятной? Вчера я собирался встретить вас в Метрополе, но банально опоздал на поезд. Надеюсь, вы комфортно переночевали?"

"С ней всё в порядке, Хайрам", – перебила его миссис Хиппер, прежде чем я успела вымолвить хоть словечко. Она с тревогой наблюдала за нами и, судя по всему, была очень раздосадована сердечным отношением ко мне своего супруга.

"Я думаю, Мадам, – продолжила она с нервно подёргивающимся лицом и красными пятнами, появившимися на обеих щеках, – что вы мне больше этим вечером не понадобитесь. Вы можете идти к себе прямо сейчас и соблаговолите быть здесь вовремя завтра утром, ровно в восемь часов. Спокойной ночи".

"Спокойной ночи", – ответила я, собираясь уходить, но мистер Хиппер с упрямым выражением на лице протянул руку, останавливая меня.

"Одну минуту, – безапелляционно произнёс он, – я желаю, чтобы мне тоже давали уроки французского. Полчаса каждое утро, начиная с девяти, меня вполне устроят. А как насчёт вас?"

"Что ж, меня это тоже устроит, если только у миссис Хиппер нет на мой счёт иных планов", – вопросительно глядя на неё, ответила я. Запунцовев ещё сильнее, та пробормотала: "Хорошо, в девять так в девять", – и махнула мне тыльной стороной ладони, словно говоря: "А теперь ступайте, ступайте!"

"Я никак не могу взять в толк, Белла, почему ты не выделила ей спальню в нашем доме?" – услышала я его слова, проходя через холл и направляясь к выходу, но её ответ так и не достиг моих ушей.

Я медленно шла по улице к дому миссис Уоппл с неприятным чувством, будто прожила в этом городе всю свою жизнь.

"А ведь прошёл только первый день, – думала я. – Как же мне выносить этот ужас целый год? Триста шестьдесят пять дней, подобных этому, – и что со мной будет?"

Подойдя к дому, который должен был стать моим на год вперёд, я услышала, как соседская виктрола опять заиграла на полную громкость, и с ужасом поняла, что это всё та же банановая песня. В отчаянии я посмотрела на окно, откуда с такой мощью лились опостылевшие звуки, и мгновенно решила, что нет никакого смысла подниматься к себе, где, как я знала, грохот будет только усиливаться, как в оркестровой раковине на открытой эстраде.

"Пойду-ка я лучше прогуляюсь", – подумала я и двинулась дальше по улице.

"Ты, ты, ты! – завопил несчастный мальчик, махая мне руками с крыльца, когда я проходила мимо. – Ты, ты …" Очевидно, он был страшно расстроен из-за того, что я не свернула к входной двери, и, вероятно, решил, что я забыла, где живу, изо всех сил стараясь показать мне, что это тот самый дом.

"Всё хорошо, я скоро вернусь, я всего лишь собираюсь пройтись", – крикнула я ему, и он вмиг успокоился, хотя продолжал, вытягивая шею, следить за мной встревоженным взглядом. Я пока не знала, кто он такой, но предположила, что, должно быть, сын миссис Уоппл. Очевидно, он жил в этом доме, а она ведь упоминала в нашей беседе о своих детях.

"Очень надеюсь, что они не все так же необычны", – сочувственно вздохнула я, продолжая идти дальше.

Широкая улица под названием Джексон-авеню, будучи обсаженной высокими тенистыми деревьями и с приятными на вид домами, расположенными на порядочном отдалении от дороги, была довольно привлекательной. Между тротуаром и постройками раскинулись симпатичные маленькие лужайки, а за ними я могла различить сады с множеством цветов. Горячий воздух начинал потихоньку остывать; поднялся ветерок, и листья мягко-мягко зашелестели над головой. Всё дальше и дальше я шла мимо этих жилищ с зажжёнными лампами и поднятыми шторами на окнах, так что я могла прекрасно видеть их интерьеры. Было забавно заглядывать внутрь и отмечать более-менее единообразное убранство всех жилых комнат. Камин, большое кресло со столиком и лампой рядом с ним и мужчиной в нём, читающим газету, домашнее пианино, виктрола, радио, диван-кровать, большой стол с лампой посередине и ещё одно кресло, в котором женщина читала или шила. Почти везде звучала музыка – либо дамы играли на пианино и пели джаз, либо виктролы или радио орали на всю катушку. Четыре раза, заслышав песню про бананы, я быстро пробегала мимо. Но я нигде не видела детей и решила, что все они в кроватях, поскольку время от времени из затемнённых окон верхних этажей доносились детские визги, и тогда женщины, вскочив со своих кресел, бежали наверх. И по мере того, как я брела и брела, я постепенно стала чувствовать себя призраком, таинственно летящим вдоль улицы и наблюдающим сквозь окна за бытом живых людей. В итоге я дотопала до конца авеню, до поля, которое в темноте казалось бескрайним, так как простиралось до горизонта и сливалось с освещённым сияющими звёздами куполом неба. Мириады светлячков танцевали над этим полем, а ночной воздух благоухал невидимыми цветами. Измученная, я уже собиралась опуститься на траву, как вдруг заметила большое бревно рядом с тем местом, где стояла.

"Вот мой приют, моё пристанище, – подумала я, усаживаясь на него, – единственный дом, который у меня теперь есть во всём белом свете", – а потом, поскольку у меня выдался такой трудный день и я устала и на сердце было тяжело, я вдруг заплакала, и проплакала очень долго. Вдоволь наревевшись, я сидела, вперив взгляд в беспредельные пространства надо мной и предо мной, залитые светом звёзд и светлячков. Мне чудилось, будто я достигла края земли, остановившись на самой его кромке, чтобы вглядеться в неизведанное за этим краем, наполненное лучистыми сферами, одни из которых были огромными, как Юпитер, а другие совсем маленькими, как крошечное пятнышко светлячка.

"Стоит мне подпрыгнуть, и я, покинув землю, исчезну в космическом эфире, в вечности", – думала я, и от этой мысли у меня закружилась голова, будто я действительно стояла на краю земли. Время шло, всплыла убывающая луна, и, одеревеневшая и испытывающая боль во всех конечностях, я поднялась со своего бревна.

"До свидания, мой Дом Слёз, – сказала я вслух, поворачиваясь, чтобы уйти. – Прощай на сегодня. Но я буду возвращаться к тебе каждый вечер, пока остаюсь в этом городе".

На обратном пути я шла очень быстро, поскольку было поздно, свет почти во всех окнах уже не горел, и на улице было темно и безлюдно. Подходя к перекрёстку недалеко от дома миссис Уоппл, я внезапно услышала громкий колокольный звон, за которым последовал яркий, едва меня не ослепивший сноп света. Инстинктивно я остановилась, и в следующую минуту прямо передо мной на тротуаре возник огромный железнодорожный локомотив, медленно пересекавший улицу, скрипя, постанывая и дребезжа, а за ним длинной вереницей тянулись тёмные товарные вагоны. Никогда прежде не видевшая поездов, идущих напрямую сквозь обычные уличные перекрёстки, я, как только состав исчез, опомнившись, решила, что стала жертвой галлюцинации, и, похолодев из-за таких мыслей от страха, бросилась бежать, ни разу не остановившись и не оглянувшись назад, пока не добралась до цели. Кое-как вставив трясущимися пальцами ключ в замок, открыв входную дверь и опрометью взлетев по лестнице, я бросилась на кровать, дрожа всем телом. Мне казалось, что вдалеке всё ещё слышен зловещий звон этого призрачного колокола, и я, скованная ужасом, долго лежала, натянув одеяло на голову и заткнув пальцами уши. В голове крутился один и тот же вопрос: было ли это видение предсказанием судьбы и стои́т ли уже на пороге, словно у Анны Карениной, моя смерть? И только ближе к утру, когда бледный свет зари начал проникать в мою комнату, я, совершенно разбитая душой и телом, заснула.

Скандал и свадьба

Разбуженная будильником в семь утра, я сначала едва могла пошевелиться, а потом, как и накануне в городском отеле, с мучительным трудом умылась и оделась. Без четверти восемь я направилась к дому Хипперов и пять минут спустя уже входила в дверь. В холле я встретила Анну с обеими девочками, которые выглядели свежо и прелестно после, по-видимому, здорового ночного сна. Взглянув же мельком в зеркало на себя саму, я с горечью отметила, что мой внешний вид больше всего напоминал пугало.

"Доброе утро, Мадам, – весело поприветствовала меня Анна. – Знаете ли, вы теперь всегда будете завтракать с нами. Миссис Хиппер сказала мне вчера вечером, что забыла предупредить вас об этом перед вашим уходом, и потому попросила меня вас встретить. Кроме того, она сказала, что хочет, чтобы вы за завтраком беседовали с нами по-французски, дабы мы с детьми смогли тоже выучить язык".

"Хорошо", – уныло согласилась я, проследовав за ней в тот же маленький закуток без окон, где я пыталась ужинать в день своего приезда. Поначалу дети были застенчивы и мне не отвечали, но вскоре новые слова стали их забавлять, и они повторяли за мной, щебеча и болтая без умолку, как две мелкие сороки. Анна же отнеслась к своему первому уроку крайне серьёзно и, внимательно наблюдая за моими губами, всеми силами старалась добиться правильного произношения.

После завтрака миссис Хиппер позвала меня в библиотеку, и там я пребывала до девяти часов, пока не вошла Анна и не сказала, что мистер Хиппер уже меня ждёт. К тому моменту я снова чувствовала себя ужасно расстроенной и взъерошенной, так как миссис Хиппер успела отчитать меня за всю ту газетную шумиху, что поднялась вокруг меня в Нью-Йорке.

"Разве я не говорила вам, Мадам, что не хотела бы, чтобы кто-либо знал про ваш титул? – ворчала она. – А вы при этом идёте и рассказываете всё о себе репортёрам, после чего ваше имя красуется на первых полосах всех газет!"

И хотя я пыталась объяснить ей, как это произошло и что они узнали, кто я такая, от корабельного казначея, она не желала меня слушать и с каждой минутой становилась лишь сварливее и злее.

"У одного из этих писак даже хватило наглости сюда явиться, – возмущённо клокотала она, – и, кроме всего прочего, хотеть заполучить вашу фотографию! Однако я отправила его куда подальше, и, поверьте, вряд ли он поторопится возвращаться".

Итак, после подобного разговора я находилась не в том состоянии, чтобы быть по отношению к кому-либо любезной, и на сказанное мистером Хиппером сердечное: "Здравствуйте, Мадам! Как ваши дела в этот дивный день?" – ответила коротким "бонжю́р" и кивком. Мы старательно проштудировали первую главу школьного учебника Берлица, будучи однако пару раз прерванными таинственным появлением миссис Хиппер, столь бесшумно ступавшей в своих тапочках и с подозрением заглядывавшей в дверь, что в конце концов её муж, выйдя из себя, сердито закричал: "Что с тобой такое и чего тебе нужно?" Вскочив, он с грохотом захлопнул книгу и бросился за ней в холл. Потом оттуда долго доносился его голос, говоривший что-то яростно и громко, хотя что именно, я не поняла, да и не желала этого знать. Но я была рада слышать, как её бранят, и от всего сердца желала, чтобы он её вдобавок отшлёпал.

Вскоре с треском захлопнулась и входная дверь, а Анна, очевидно, до этого их подслушивавшая, прошмыгнула в кабинет, где я так и оставалась сидеть, многозначительно прошептав: "Сейчас он ушёл, но, Боже мой, какую же трёпку он ей задал! Она рыдает. Не ходите к ней, пока она сама не позовёт, и не принимайте близко к сердцу, когда она так гневается. Она часто такая – ревнует, знаете ли".

"Ревнует к кому? Ко мне?" – вскричала я в изумлении и чуть было не расхохоталась, но она, замахав на меня руками и воскликнув: "Тс-с-с, замолчите, а то и у вас, и у меня будут проблемы", – на цыпочках выбежала вон.

Потом я просидела там, видимо, ещё около часа, если не больше, пока не появился мистер Гудман, объявив с официальным поклоном, но неофициальным шёпотом: "Идите, Мадам, представление окончено, и теперь с ней всё в порядке. Она вас ждёт в библиотеке". И я застала миссис Хиппер полулежащей на диване с опухшими глазами и заплаканным лицом.

"Так тебе и надо", – мстительно подумала я, но, узрев, сколь растрёпанной, и старой, и несчастной она выглядела, вдруг пожалела её и решила приободрить.

"У меня идея, – воскликнула я так радостно, как только смогла. – Вместо того, чтобы говорить вам просто отдельные слова, что вас утомляет до смерти, я почитаю вам вслух из какой-нибудь забавной французской книги. Сначала предложение за предложением, каждое из которых буду тут же переводить, а вы – записывать все новые слова, после чего прочту их опять по-французски. Как вам такое?"

Похоже, моя идея пришлась ей по вкусу, и, найдя старый томик Дюма, она попросила сразу же начать с него. Вскоре я заметила, что моя система успешно работала и что она, удивительно хорошо запоминая слова для дамы её возраста, судя по всему, страшно увлеклась и сюжетом самой книги. Тогда я решила продолжать в том же духе, что и делала до самого конца пребывания в их доме. Результаты были весьма отрадными, поскольку, когда истёк мой год в Рассвете, она уже довольно сносно говорила, читала и писала по-французски, а также явных успехов добились и девчушки с Анной. Но с мистером Хиппером у нас больше не случилось ни одного урока.

Итак, мои дни превратились в скучную рутину. Подъём в семь утра под яростный звон будильника, завтрак с Анной и детьми, а затем неразбавленное ничем, кроме всего двух перерывов на обед и ужин в пансионе, общение до ночи с миссис Хиппер. Изредка она отпускала меня домой перед ужином, и тогда я была свободна весь вечер, но чаще всего она заставляла меня, поев, возвращаться и удерживала до тех пор, пока не приходило время идти спать. В таком обычном режиме я находилась с ней с восьми часов утра до десяти или одиннадцати, а подчас и до двенадцати часов ночи, читая вслух книги Дюма и только их, так как другие её не интересовали. Никогда прежде я не испытывала такой интеллектуальной скуки! Потом наступило время, когда мои глаза ослабли и понадобились очки, а также стало болеть горло и охрип голос. И вот однажды, когда я читала, вдруг лопнул какой-то кровеносный сосуд, и у меня пошла горлом кровь, так что пришлось обратиться в больницу. Но это случилось позже.

Вскоре после приезда я стала получать письма от людей из Метрополя, которые были знакомы с моими друзьями в Англии и, узнав от тех, что я нахожусь в Рассвете, приглашали меня к себе в гости на выходные. Но миссис Хиппер никогда никуда меня не отпускала, и, за одним или двумя исключениями, я прозябала в Рассвете безвылазно. Как ни странно, у миссис Хиппер бывало очень мало посетителей, хотя бо́льшую часть своей жизни она прожила именно в этом городке, и я часто задавалась вопросом, в чём причина. Стыдилась ли она своих старых приятелей теперь, когда стала так богата и жила в столь роскошном доме, и потому намеренно держалась от них подальше (как Мэгги в комиксе "Воспитание отца"⁵⁶) либо же просто не была любима земляками?

Но однажды, примерно спустя месяц после моего приезда, одна из соседок миссис Хиппер, некая миссис Милтон, пришла пригласить её на свадьбу своей дочери и, так как я, разумеется, присутствовала в комнате, любезно пригласила и меня.

"Спасибо, я бы очень хотела прийти, – с готовностью ответила я. – Вы знаете, я никогда раньше не бывала на американской свадьбе, и мне было бы крайне интересно посмотреть".

"Что ж, тогда решено, и мы будем рады видеть вас в церкви, – вежливо произнесла миссис Милтон. – А потом вы просто обязаны прийти на приём в нашем доме, включающий ужин и танцы".

"О, у Мадам не получится побывать и там, и там, – перебила её с очень раздражённым видом миссис Хиппер. – Она сможет посетить церковь, и этого будет вполне достаточно. Нет абсолютно никакой необходимости звать её к вам в дом".

Миссис Милтон, покраснев и довольно быстро попрощавшись, встала, чтобы уйти, тогда как я вскочила, буквально потеряв дар речи от гнева. Стоило миссис Милтон покинуть нас, как я повернулась к миссис Хиппер.

"Мне жаль, что я не смогу сегодня продолжить чтение, – сказала я, сдерживаясь изо всех сил, хотя она, вероятно, видела, как я расстроена. – У меня просто раскалывается голова, и я должна прилечь".

"Хорошо, – нахмурившись, ответила та, – хорошо, сейчас вы можете идти и немного отдохнуть, но непременно возвращайтесь через час, я буду вас ждать". И она вышла из комнаты, хлопнув за собой дверью, дабы продемонстрировать, как недовольна мной из-за моей головной боли.

Однако в день свадьбы она вдруг стала более любезной и даже сказала мне, что я могу поехать с ней в церковь на их автомобиле.

"И у меня есть старая накидка, которую я могу вам одолжить", – довольно благосклонно промолвила она, увидев, что у меня нет своей.

Когда мы подошли к церкви, она что-то шепнула двинувшемуся нам навстречу высокому молодому человеку.

"О, разумеется, миссис Хиппер", – ответил тот, зыркнув на меня, а затем подозвав к себе другого молодого человека с таким же цветком на лацкане. "Найдите ей место", – сказал он тихим голосом, но достаточно громко, чтобы я могла слышать, а после, избавившись от меня, повёл миссис Хиппер по проходу. Юноша, которому было приказано куда-либо меня усадить, похоже, решил долго не возиться и, надменно махнув рукой в белой перчатке, указал на место в заднем ряду, рядом с которым я и стояла. Я тихо села, радуясь, что наконец-то нашлось куда, и сразу огляделась по сторонам. Церковь была изумительно украшена цветами, а лёгкие летние платья дам придавали тёмным скамьям весёлый оттенок. Тихо играл орган, и приглушённый шум голосов наполнял благоухающий воздух. Я могла видеть мистера и миссис Хиппер, величественно сидевших в первом ряду, но глядя дальше на море незнакомых лиц вокруг себя, я думала, как странно находиться в городке, где я не знала ни единой живой души, за исключением Хипперов, Уопплов и своих сотоварищей по трапезам в пансионе. И пока мой взгляд бессознательно блуждал по всем этим чужим и не особо интересным профилям, я вдруг с удивлением заметила лик молодой женщины, который привлёк моё внимание и, более того, обернулся ко мне в тот самый миг, когда я его узрела. Миниатюрный, прелестный, с большими сверкающими и полными ума карими очами, тот выделялся в этой толпе, словно окружённый сорняками чудесный цветок. Девушка смотрела на меня с полуулыбкой, которая, казалось, застенчиво говорила: "А вы кто такая? Я никогда вас раньше не видела. Но вы мне нравитесь. А я вам?"

И я инстинктивно улыбнулась в ответ. Это было всё равно, что встретить старого друга в скопище чужаков, и впервые со дня своего приезда я почувствовала, что теперь не одна в этой унылой дыре. И так мы продолжали смотреть друг на друга и улыбаться, совсем как две маленькие девочки, которые жаждут познакомиться поближе.