полная версия

Алексей Белов-Скарятин
Миры Эры. Книга Третья. Трудный Хлеб

Первый урок

Когда наконец наступило утро, я встала с болью во всём теле – будто меня избили, целиком покрыв его синяками. И мне потребовалась уйма времени, чтобы принять ванну и одеться. Только выпив несколько чашечек крепкого кофе, я почувствовала себя чуточку лучше. Вяло подтащившись к уже полюбившемуся окну над водопадом и присев на край стула, я стала ждать. Когда же часы вдалеке пробили девять, у меня зазвонил телефон.

"Это Мадам? – крикнул мне прямо в ухо знакомый надтреснутый голос миссис Хиппер. – Раз это вы, тогда будьте любезны, немедленно спускайтесь. Я в холле и не смогу ждать вас дольше пяти минут. И я послала консьержа за вашей поклажей, так что поторопитесь!"

Лихорадочно напялив шляпку и прихватив свои вещи, я выбежала из номера. Посреди холла с привычно недовольным видом стояла миссис Хиппер и смотрела на свои наручные часы с бриллиантами.

"Бонгжу́р⁴⁸", – буркнула она, когда я подошла.

"О, как поживаете, миссис Хиппер?" – запыхавшись, выдохнула я в ответ.

"Бонгжу́р, – буркнула она снова, укоризненно добавив, – Мадам, будьте добры говорить со мной исключительно по-французски! Помните, что сейчас уже девять часов и ваши обязанности начались".

С ощущением, будто меня только что окатили ледяной водой, я послушно ответила: "Бонжю́р, Мадам, комёнталевю́?⁴⁹" Однако она посмотрела на меня так, словно я выдала нечто по-китайски, потом приказав впредь говорить медленней и чётче, а также сопровождать каждую сказанную фразу её переводом на английский.

К этому времени мы уже подошли к огромному авто, за рулём которого восседал мистер Браун, глядя прямо перед собой с бесстрастным лицом безукоризненно воспитанного шофёра. Но всё же, пока я, стоя на тротуаре, ожидала, когда миссис Хиппер погрузится внутрь, он вдруг подмигнул мне одним глазом, как бы говоря: "Всё в порядке, я знаю, кто вы такая, и хотел бы поздороваться, но, видите ли, в данный момент это невозможно!"

Когда мы обе оказались в салоне, миссис Хиппер повернулась ко мне с очень недовольным видом.

"Не соизволили бы вы продолжать разговор, Мадам? – строго сказала она. – Помните, мне нужно как можно больше практиковаться в языке, и чем непрерывнее вы будете говорить, тем лучше".

Я стала лихорадочно напрягать мозги в поисках какой-то подходящей случаю, умной и занимательной темы для беседы, однако не смогла придумать ничего лучше, чем довольно бессмысленную фразу о размерах лимузина.

"А теперь переведите то, что вы сейчас сказали", – произнесла моя работодательница с выражением растущего интереса на лице. "Бедняжка, как же ей не терпится услышать мудрые слова своей учительницы французского", – думала я, неуклюже переводя свою дурацкую ремарку и определённо ожидая получить за неё выговор. Однако та удовлетворённо кивнула и самодовольно промолвила: "Ох, крошка, это очень хороший автомобиль, фактически лучший в городе, и он обошёлся мистеру Хипперу в кругленькую сумму", – затем снова потребовав сказать всё это на французском, что я и сделала, чувствуя себя глупее некуда.

Первую остановку мы совершили у продуктового магазина с загадочной вывеской "Пиггли-Виггли", и там миссис Хиппер, выйдя, жестом показала мне следовать за ней, в то время как мистер Браун шёл позади нас с большой корзиной. Попав в заведение и миновав маленькие деревянные распашные дверцы (удивительно, что поблизости не оказалось ни одного продавца), мы процессией обошли все ряды, и миссис Хиппер, выбирая всевозможные товары, просила меня называть каждый из них по-французски, а потом складывала в корзину мистера Брауна. Завершив данный тур, мы оказались у очередной невысокой деревянной калитки, и здесь женщина в синем халате, проверив всё набранное, предъявила счёт, который был оплачен нашей хозяйкой. После чего мы, вернувшись к лимузину, напрямую отправились в потрясающий особняк Хипперов. На этот раз автомобиль остановился у парадного входа, и я проследовала туда за миссис Хиппер. В холле резвились две маленькие девочки, гоняясь друг за другом вокруг длинного стола в центре помещения, в то время как их няня Анна, сидя рядом, наблюдала за происходящим. Стоило нам войти, как те, тут же перестав бегать и открыв рты, уставились на меня округлившимися глазами.

"Ну-ка, пожмите руку Мадам, нашей новой учительнице французского", – ободряюще сказала им миссис Хиппер, но они, будто и не услышав, продолжали стоять, таращась на меня, словно две мелкие совы. Тогда уж пришлось Анне подойти к ним и легонько встряхнуть каждую, что оказалось более действенным, чем устная просьба миссис Хиппер. Первой пришла в себя старшая из них, Дженни – малышка лет семи с жидкими рыжеватыми волосами, бледным заострённым личиком и необычными глазами, всем своим видом сразу напомнившая мне лису.

"Бонгжу́р, Мадам", – сказала она, подходя ко мне, вымученно улыбаясь и протягивая вялую, анемичную ручонку. Как только все приличия были соблюдены, она, резко повернувшись к своей приёмной матери и скорчив на лице убедительную гримаску, заискивающе произнесла: "Ох, дорогая мамочка, я так рада вас видеть! Что вы принесли мне сегодня?" И миссис Хиппер, восторженно воскликнув: "Ну разве она не ангел?" – прижала её к своей усыпанной драгоценностями груди. Затем Анна подвела ко мне вторую крошку, которая, всё ещё глядя на меня широко открытыми глазами, пробормотала что-то невнятное – должно быть, также "бонгжу́р". И этот ребёнок, Белла, мне сразу понравился. Лет четырёх-пяти, пухленькая, розовощёкая, с огромными фиалково-голубыми очами, золотистыми локонами и неподдельно детским выражением на личике, она напомнила мне одного из херувимов Рафаэля, того, что, высовываясь с небес, своими задумчивыми глазами с таким интересом смотрит на лежащую внизу грешную землю.

"Это ты, славная толстушка, ты здесь ангел", – хотела сказать я, обняв её, однако, вспомнив о своём положении, сочла более разумным вообще не выказывать никаких чувств. Наконец пришёл черёд Анны поприветствовать меня неизменным "бонгжу́р", и та сделала это чопорно и сухо, будто никогда прежде и не играла по отношению ко мне роль приветливой хозяйки.

Я задумчиво стояла посреди холла, гадая, что же случится дальше, и одновременно изучая все детали удивительного убранства его интерьера. Странные картины в тяжёлых позолоченных рамах, сложные псевдоантичные предметы мебели, серебряные каравеллы с парусами, раздуваемыми воображаемым ветром, канарейка в яркой клетке – всё это создавало впечатление демонстрационного зала в очень дорогом декораторском магазине. И по мере того, как миссис Хиппер гордо вела меня сквозь анфиладу комнат, это впечатление становилось всё острее, пока я не стала ожидать, что вот-вот появится обходительный продавец, указывающий наманикюренным пальчиком на любой из заинтересовавших меня товаров. Впрочем, кульминацией всего этого стала картинная галерея с её коллекцией шедевров. Я обошла её в изумлении, тогда как миссис Хиппер выразительно называла каждое творение и заоблачную цену, которая была за него заплачена. Я с трудом могла поверить, что вижу и слышу подобное. Наконец мы подошли к маленькой яркой картине в аляповатой позолоченной раме.

"А это Рембрандт", – хвастливо заметила миссис Хиппер, я же была потрясена. "Мистер Хиппер заплатил за него целое состояние, – продолжила она, – но не думаю, что мне следует говорить вам, сколько это стоило – ему может не понравиться. А теперь переведите всё это на французский".

Я покорно подчинилась, и затем мы продолжили обход дома. Пройдя через столовую, мы оказались в библиотеке, которая с её белыми книжными шкафами, необъятным камином и кожаными креслами была, на мой вкус, лучшей комнатой из всех.

"Тут мы и будем заниматься бо́льшую часть времени", – объявила миссис Хиппер, и я молча, но от всего сердца поблагодарила за это Высшие силы.

Наверху было множество спален, и пока она меня по ним водила, я снова задавалась вопросом, почему меня не сочли достойной проживания в какой-то из них. Но это осталось тайной, которую мне так и не суждено было разгадать. Закончив экскурсию, миссис Хиппер заявила, что настало время со всем усердием приступить к учебному процессу, и мы вернулись в библиотеку, где она, усевшись передо мной, серьёзно промолвила: "Начинайте!"

"С чего начинать?" – хотелось спросить мне, но тут глупейшие слова: "Начни с начала и закончи в конце", – промелькнули в моей голове. Поэтому я, сумев напустить на себя мудрый вид, серьёзно ответила: "Очень хорошо, давайте приступим".

В течение всего следующего часа я указывала на различные окружавшие нас предметы, озвучивая их французские названия и заставляя её повторять за мной каждое слово, что она, стоит признать, делала весьма старательно. Тем не менее ближе к концу сего упражнения я заметила, что она устала и клюёт носом, а по истечении ещё пары минут она, закрыв глаза и открыв рот, откровенно заснула, как это бывает с людьми в поездах. И пока я бубнила: "Кресло – ан фоте́й, ковёр – ан тапи́", – и так далее, она спала, но как только я замолкла, она сонно крикнула: "Продолжайте, я вас слышу! Не останавливайтесь, я учусь!", – отчего в моей голове родился вопрос, не запоминает ли она слова так же, как это делают попугаи, то есть во сне.

Внезапно воздух прорезал пронзительный свист, затем к нему присоединился ещё один, и ещё, пока комнату не наполнил настоящий хор демонических звуков. Я встревоженно посмотрела на миссис Хиппер, ожидая, что она сейчас в панике вскочит, но та лишь слегка пошевелилась, медленно открыв глаза с рыбьим видом спящего, который только начинает просыпаться, и невнятно пробормотав, будто её рот был набит кукурузными хлопьями: "Вот и полдень. Вам лучше пойти и позаботиться о своём обеде в пансионе. Сегодня днём Браун отвезёт вас и покажет дорогу. Тогда вечером вы сможете дойти туда сами и поужинать. А теперь позвоните в колокольчик и скажите Кэтлин, что я желаю, чтобы он подал автомобиль, а сами ступайте и наденьте шляпку".

С трясущимися пальцами я вышла исполнять всё сказанное, ошеломлённая мыслью, что очень скоро ещё один опыт добавится к уже у меня имевшимся.

Первый обед

Когда я забралась в авто и мы резво покатили в то таинственное место, где мне суждено было есть, мистер Браун, обернувшись, ободряюще произнёс: "Послушайте, Мадам, вам не стоит так унывать. У вас сейчас такие круглые и испуганные глаза, что мне и самому становится не по себе. Честно говоря, так оно и есть. Я понимаю, что всё это для вас довольно ново и непросто, но вы быстро привыкнете. Не вижу причин, почему хозяйка не разрешает вам питаться в доме, где остаётся так много еды, но вы не должны переживать, ведь, в конце концов, пансион не такое уж и плохое место".

И, сказав эти слова утешения, он остановил лимузин перед двухэтажной грязно-жёлтой каркасной постройкой, точно над входной дверью которой красовалась надпись "Белла Виста", выполненная потускневшими золотыми буквами на чёрном фоне.

"Мы на месте, Мадам, всё хорошо, взбодритесь, – прошептал он, помогая мне выйти. – И, о, послушайте, – воскликнул он, когда я уже собиралась войти внутрь, – я заеду за вами через час. Даже не буду никого спрашивать, можно мне это сделать или нет", – добавил он, многозначительно тыча большим пальцем в предполагаемом направлении резиденции Хипперов. Я благодарно кивнула с тем, что, как я надеялась, можно было бы назвать лучезарной улыбкой, но, скорее всего, она таковой не являлась. Затем с замиранием сердца вступила в пансион. В крошечном вестибюле, у подножия лестницы из золотистого дуба, в плетёных креслах-качалках, яростно раскачиваясь, сидели несколько человек, с волнением поглядывавших в сторону закрытой двери, из-за которой явственно доносился грохот не слишком осторожно расставляемой посуды. Никто не обратил на моё появление ни малейшего внимания, и, видя, что мне не на что сесть, я, подойдя, прислонилась к стене. Пару минут царило молчание, а затем: "Где наши еды?" – вдруг проорал какой-то старик в рубашке без рукавов. Его серые брюки держались на алых подтяжках, а очки в золотой оправе опасно съехали на самый кончик носа.

"Да, еды где?" – раздался другой голос, на этот раз женский, и, оглядевшись, я увидела, что он принадлежал высокой и худой, необычайно невзрачной женщине лет тридцати пяти, с лошадиным, сильно напудренным и грубоватым лицом, увенчанным завитым париком, столь откровенно, столь вопиюще выглядевшим именно как парик – без малейшего намёка на натуральные волосы, – что это вызывало неловкость.

"Почему же она, бедняжка, не придаст этим локонам естественности?" – удивилась я, но, судя по самодовольной ухмылке на её лице, она, очевидно, так нравилась себе, что моя жалость была ей явно ни к чему.

"'Еда' во множественном числе, – с интересом подумала я, – ведь они оба сказали 'еды', а я ни разу в жизни не слышала, чтобы это слово так употребляли", – и решила постараться не забыть занести это в свою маленькую записную книжку, куда я методично записывала все выражения и старые слова с новым смыслом, такие как: "эдэбо́й, гай – малый, парковаться" и прочие подобные, которые я теперь слышала каждый день, тщательно проговаривая и заучивая с невероятной быстротой. В этот момент в дом ввалилась группа молодых людей в засаленных комбинезонах, громко распевая песню "Вон там"⁵⁰:

"Подходят янки⁵¹, подходят янки,

Барабанным боем грохоча".

В мгновение ока к песне присоединились и все остальные, и в течение следующих пяти минут шум стоял неимоверный. Затем дверь, за которой все с таким волнением наблюдали, распахнулась, и на пороге возникла огромная женщина в мешковидном платье в синюю полоску и со скудными волосами, стянутыми в узел на макушке, и громовым голосом объявила: "Заходите, ребята, угощение на столе!"

После чего в столовую начался массовый наплыв, при котором каждый явно стремился поскорее занять определённое для него место. И пока я стояла, размышляя, где бы приткнуться мне, толстуха меня заметила.

"Привет, незнакомка, – воскликнула она, подходя ко мне и оглядывая с ног до головы. – Ты та француженка от Хипперов? Да? Что ж, меня зовут миссис Пэнс, и я леди, что управляет этим заведением. Ужасно рада с тобой познакомиться. А теперь дай-ка решить, куда мне тебя посадить. Думаю, тебе самое место между мистером Холлом" (она указала на того пожилого джентльмена в алых подтяжках) "и мистером Дьюти – они не станут шибко приставать, если ты им не позволишь, но они будут стараться, ох, как стараться, особенно мистер Холл. Он горячая штучка".

"О чём ты?" – спросил старик, поворачиваясь на стуле и глядя на нас поверх очков. Но она жестом велела ему замолчать.

"Итак, а как твоё имя? – спросила она. – Мне нужно представить тебя ребятам. Скажи погромче, девочка".

"Меня зовут Мадам де Келлер", – ответила я тихим голосом, после чего она повернулась к своим деловито жевавшим гостям и рявкнула так, что, вероятно, и на улице было слышно: "Ребята, я хочу представить вам миссис Дюкенни, француженку, что приехала работать к Хипперам. А теперь давайте-ка все вместе её поприветствуем!" И они скопом покорно заорали: "Привет, миссис Дюкенни, рады с тобой познакомиться!"

Смущённая и не знающая, что сказать, я тихонько выдохнула: "Как поживаете?" – и упала на стул между мистером Холлом и мистером Дьюти. В течение нескольких секунд все внимательно глядели в мою сторону, а потом снова набросились на еду, совершенно про меня забыв.

Первое блюдо состояло из кусочка холодного жилистого мяса с картофельным салатом, солёными огурцами и свёклой, выложенными горкой на одной тарелке. Чувствуя себя очень голодной, я решила не обращать внимания на жёсткость мяса, изо всех сил пытаясь его нарезать, как вдруг услышала сбоку от себя странные звуки и, скосив глаза, увидела, что мистер Холл, сильно покраснев и засунув пальцы в рот, отчаянно давится.

"Ой, – испуганно вскрикнула я, – смотрите, он задыхается!" Но никто не обратил на это ни малейшего внимания, и в следующую же минуту он снова был в порядке, торжествующе держа в одной руке свою вставную челюсть, пока другой тянулся за стаканом с водой.

"Вот, – воскликнул он, осторожно опуская зубы в стакан, – так-то лучше. Забавно, – продолжил он, поворачиваясь ко мне, – всякий раз, когда я забываю вынуть этот чёртов протез, я начинаю вот так давиться. В следующий раз будь хорошей девочкой и напомни мне, ладно? Мисс Биггс, которая обычно сидела рядом со мной – на этом самом стуле, где теперь сидишь ты, – всегда кричала мне 'зубы', прежде чем мы приступали к еде, и тогда я сразу их вынимал. Видишь ли, мои дёсны крепче и жуют лучше, чем эта дурацкая старая челюсть".

Он выглядел добрым и безобидным стариком, но после этого эпизода мне совсем расхотелось есть, и я отложила нож и вилку.

"В чём дело? – спросил другой мой сосед, мистер Дьюти, – вам не нравится мясо? Сегодня оно удалось", – одобряюще констатировал он и снова погрузился в жевательное молчание. Позже, утолив свой зверский аппетит, он снова повернулся ко мне: "Послушайте, миссис, извините, забыл ваше имя – никогда не мог запомнить французские имена, даже когда бывал там, – я знаю, что с вами: вы тоскуете по дому и грустите! Как насчёт того, чтобы пойти со мной на фильмы сегодня вечером, что скажете?"

И снова я была озадачена.

"Движухи⁵², что это – движухи?" – спросила я, чувствуя себя страшно невежественной и надеясь, что никто больше не услышал мой вопрос.

Мистер Дьюти удивлённо взглянул на меня, но не рассмеялся. "Разве вы не знаете? – спросил он вполголоса, очевидно, желая избавить меня от публичного унижения. – Ну, это такое представление, показ фотографий, вот так движущихся на экране", – и он услужливо помахал вверх-вниз ладонью перед моим лицом.

"А-а-а, кинематограф. Вот что вы имели в виду", – воскликнула я в восторге, в то время как мистер Дьюти, явно испытавший облегчение от того, что столь успешно объяснил загадочное слово, удовлетворённо кивнул головой.

"Да, кинематограф! Совершенно верно, вы там так это называете – я забыл. Но разве я не сказал вам, что всегда забываю французские названия? И вот, пожалуйста, я сделал это снова. Ну, как насчёт пойти туда со мной сегодня вечером?"

"Нет, спасибо, мистер Дьюти", – ответила я так вежливо, как только смогла, потому что он тоже, как и старый мистер Холл, казался мне добрым и безобидным. "Видите ли, – продолжила я, – мне придётся работать целый день, и я буду слишком уставшей, чтобы уделять кому-то вечера".

"Ну, может быть, как-нибудь деньком в субботу?" – предложил он, и я неопределённо пробормотала: "Возможно".

Тем временем за столом становилось всё шумнее. Разговоры перемежались громкими криками, и молодые люди в комбинезонах опять начали петь, в то же время изо всех сил пытаясь ущипнуть за зад пухленькую юную дочь семейства Пэнс, невероятно красивую девушку со вздёрнутым носиком и сверкающими зубами, которая, прислуживая им, уворачивалась, хихикала и шлёпала своих кавалеров каждый раз, когда тем удавалось добиться желаемого.

"Ну что ты, Мэриголд-Роуз, я тебе удивляюсь!" – несколько раз укоризненно воскликнула её мать, хотя, очевидно, не могла скрыть своей материнской гордости за неоспоримый успех дочери.

Под прикрытием всего этого шума я повернулась к мистеру Дьюти и попросила его рассказать о каждом человеке за столом. Он, казалось, был весьма доволен моей просьбой и, воскликнув: "Всегда рад услужить даме!" – принялся описывать.

"Слева от вас – мистер Холл, – начал он, и я глубокомысленно кивнула, – он художник, можно сказать, настоящий художник, живописец".

"О, правда? – заинтересованно воскликнула я. – А на чём он пишет?"

"На стенах, – серьёзно ответил мистер Дьюти, – он делает лучшую работу в городе, красит стены. Просто кладёт краску, как масло: нигде ни развода, ни пятнышка – я называю это изысканным! Рядом с ним мистер Ровер, коммивояжёр, умён как чёрт. Он объездил всю страну вдоль и поперёк и Мексику тоже. Вон тот молодой человек с красным лицом – водитель бензовоза, а дама возле него – его жена" (и тут он тайком указал на женщину в парике). "Та пожилая пара на другой стороне стола – мистер и миссис Кабб; он ранее занимался лесозаготовками, а нынче на пенсии. Молодой человек прямо напротив вас – продавец табака, а маленькая блондинка – его жена. Они недавно обвенчались и находятся здесь всего неделю, проводя медовый месяц. А эти парни, – продолжил он, обводя жестом кучку молодых людей в комбинезонах, – работают в железнодорожных мастерских. Очень славные ребята. Ну, теперь я рассказал вам обо всех, не так ли?"

"А что насчёт вас? – спросила я. – Про себя-то вы и забыли".

Мистер Дьюти вспыхнул, и его блестящее лунообразное лицо с носом картошкой, круглыми чёрными глазами, широким ртом и торчащими дыбом смоляными волосами внезапно стало очень юным.

"Обо мне-то и сказать особо нечего", – скромно произнёс он, оглядываясь, не подслушивает ли кто. А затем продолжил доверительным тоном: "По профессии я гончар, хотя также занимаюсь производством фейерверков. О, скажите, – вдруг выдал он, позабыв о своей застенчивости и разволновавшись, так как его осенила внезапная мысль, – скажите, вы придёте посмотреть, когда я буду запускать фейерверк на окружной ярмарке? Это будет изысканно, мэм, изысканно! В этом никакая другая ярмарка не сравнится с нашей. Я слышал, как это утверждали люди, объехавшие всю страну, как, например, мистер Ровер. Вы ведь придёте, правда? Я устрою вам лучшее место прямо в первом ряду, и вы сможете в деталях рассмотреть, как я буду запускать все эти чёртовы штукенции: ракеты, вертушки и прочее. Это зрелище, которое вы не должны пропустить, мадмуазель. 'Бах!' – взрываются ракеты, и 'пшшш!' – шипят вертушки, а затем появляется пылающее солнце, и всевозможные изображения, и в конце – американский флаг. И я тот человек, который всё это устраивает … я имею в виду, главный человек. Конечно же, у меня уйма помощников. О, это великолепно!" И мальчуган восторженно вздохнул …

Десерт, довольно вкусный вишнёвый пирог, буквально смели. Супруга водителя бензовоза встала из-за стола, с наслаждением потягиваясь и зевая, в то время как пожилая жена лесоруба громко икнула, а после, повернувшись к миссис Пэнс, удовлетворённо заметила: "Матерь Божья, как же я наелась!"

Выходя из столовой, я услышала, как один из железнодорожников крикнул тоненьким фальцетом: "До встречи, француженочка, будь хорошей девочкой и не делай ничего такого, чего бы не сделал я!" – и остальные разразились громким хохотом. Выбежав на улицу, я увидела мистера Брауна, который ждал меня, сидя на крыльце и читая газету.

"Снова здравствуйте, Мадам, – сказал он, вставая и дружелюбно улыбаясь. – Я уже здесь и готов отвезти вас обратно. И хорошо, что я приехал – знаете ли, вы слегка опаздываете".

"Обед уж слишком затянулся", – объяснила я, с тревогой думая, не отругает ли меня за это миссис Хиппер.