Алексей Белов-Скарятин
Миры Эры. Книга Третья. Трудный Хлеб
"Миссис Блейксли, не будете ли вы так любезны пройти сюда?" – прозвучало из открытой двери.
Мы проследовали за моей цветущей партнёршей во внутренний офис. Там нам велели оставаться за ограждением. Убедив инспектора, что я являюсь её мужем, что не привёл свидетелей с улицы и что мы все знаем её уже более пяти лет (по правде говоря, мне даже интересно, узнаем ли мы её до конца хоть когда-нибудь), я стал наслаждаться экзаменом.
"Верите ли вы в эту форму правления, болели ли когда-нибудь воспалением лёгких или желтухой, совершали ли убийства, сидели ли в тюрьме, содержались ли в сумасшедшем доме и являетесь ли анархисткой?" – спросил он Ирину, абсолютно не делая пауз.
"Да, я сидела в тюрьме", – ответила та, похоже, очень довольная, что смогла зацепиться хоть за что-то из этого потока волшебных слов.
"Где?" – явно заинтересовался инспектор.
"О, в разных местах. В общей сложности в четырёх".
"В этой стране?"
"О, нет. В России. В начале двадцатых".
Он вздохнул с облегчением: "Ну, ладно, не будем вдаваться в подробности".
Она знала, кто сейчас президент и на трёх членов кабинета министров больше, чем я, а также то, что вице-президентом является мистер Кёртис, присовокупив для пущей убедительности, что роль его официальной спутницы играет миссис Ганн104.
"А сколько у нас конгрессменов?" – спросил он.
"О, должно быть, более 500".
"Верно. А как они избираются?"
"По одному от каждого штата", – торжествующе воскликнула она, но я слегка толкнул её под перилами. "Нет, по двое", – гордо поправилась она.
"Что? Пятьсот и только по двое от каждого штата? Сколько же у нас тогда штатов?"
"Сорок восемь"105.
Моя бедная Ирина, как известно, слаба в ариф-метике. Поэтому она просто вцепилась в свои 500, 2 и 48, пытаясь свести воедино эти огромные числа путём загибания пальцев.
"Хорошо, если есть 500 конгрессменов и 48 штатов, и по 2 избираются от каждого штата, то сколько тогда сенаторов?106"
"Лишь около сотни", – ответила она.
"И как они избираются?"
"От штатов", – уклонилась она.
"Как? По сколько от каждого?"
"Я думаю, трое". Я снова толкнул её. "Нет, четверо". Подсчёт на пальцах стал столь быстрым, что я решил, что она, возможно, пытается его загипнотизировать.
Отвечая на последующие вопросы, она доказала ему, что знает английское парламентское право, и теософию, и медицину, и древнеславянский язык, однако мало что – о правительстве Соединённых Штатов.
"Сколько существует ветвей власти?" – в конце концов пришпилил её он. "Пять". Я опять толкнул её. "Шесть. Нет, пять – это всё-таки правильно", – радостно констатировала она.
"Перечислите?" Я увидел, что инспектор действительно наслаждался своей работой.
"Есть ветвь, что правит, и ветвь, что устанавливает законы, и ветвь, что их исполняет, а также армия и военно-морской флот"107.
Инспектор кашлянул, подавив улыбку. Она прошла испытание "ма́нья кум ла́удэ"108, получив от всех поздравления.
"Почему ты не сказал мне, что они будут задавать все эти вопросы?" – взорвалась она, когда её вели в кабинет судьи для принесения присяги.
"Я и сам не знал, – попытался объяснить я. – Но ты справилась великолепно".
"Всё, что ты делал, – это толкал меня. Большая же помощь! Ты ничего даже не шепнул. Как я могла понять, что твои толчки означали?"
Встав перед судьёй, она принесла клятву верности. То была красивая и торжественная церемония. С поднятой правой рукой она расположилась между двух шёлковых американских знамён, обратившись лицом к портретам Вашингтона и Линкольна.
Когда всё закончилось и мы уже поворачивались, чтобы уйти, я увидел, как она деловито листает Библию, на которой только что принесла присягу.
"Что ты делаешь? Пойдём!" – прошептал я.
Но, позабыв о своём впечатляющем окружении, она взволнованно крикнула: "Иди и посмотри, что я нашла. На этой странице говорится о том, что царица Савская приехала в страну Соломона, и Соломон был рад принять её. Разве это не чудесно? Это всё про нас. Я – та царица, а ты – Соломон. И ты ведь рад, что я в вашей стране, не так ли?"
Видя, что все улыбаются её восторгу, я насильно увел её, сказав как можно тише: "Конечно же, я рад. Мы все рады". Но одновременно думал о Соломоне и его 400 жёнах. Вероятно, он имел меньше забот со всеми ними, чем я со своей единственной русской.
Нам сказали явиться вновь спустя три месяца, когда будут готовы окончательные документы.
"Давай возьмём доску для игры в нарды", – воскликнула она, когда великий день настал.
"Нет, – сказал я, – нам не придётся в этот раз так долго ждать".
Шёл сильный дождь, и, поскольку мы ехали туда в открытом родстере, на ней была её самая старая одежда. Всего на церемонии присутствовало двести человек. Она храбро предстала пред очами федерального судьи в дождевике, галошах и клеёнчатой шляпке.
"Поднимите руку, – сказал тот, – и откажитесь от своего российского гражданства и титула".
"Почему я должна отказываться от своего титула, – услышал я её крик. – Я уже сделала это, когда выходила замуж".
"Тсс, – прошептал я с порога, откуда наблюдал за происходящим, – делай то, что тебе велят". И испытал огромное облегчение, когда она послушалась.
"Она никакая не княжна", – услышал я, как кто-то в толпе сказал своему соседу.
"Как ты это понял?"
"Глянь, как она одета".
Всё это заняло около десяти минут. По завершении она подошла ко мне и со слезами на глазах обняла. В моих тоже набухли одна или две.
"Я так счастлива, – прошептала она. – Теперь я твоя американская жена".
"Ты выглядишь точно как прежде", – это было всё, что я смог произнести, слегка улыбнувшись.
"Но, в конце концов, я навсегда останусь просто русской".
Я догадывался, что так оно и будет. Мы отпраздновали сие событие горячими пирожными и кофе в ресторане "Чайлдс" неподалёку, в то время как снаружи продолжал лить дождь, барабаня в огромное стекло рядом с нашим столиком.
Алексей Белов-Скарятин
Описанная финальная церемония имела место 26 марта 1930-го года. В газетной статье, посвящённой данному эпизоду, приводятся следующие слова, сказанные Ириной: "Плавильный котёл полностью поглотил меня. Я гражданка Соединённых Штатов и надеюсь никогда не жить в другой стране". Кроме этой цитаты, в тексте присутствует весьма ценный параграф, содержащий точный адрес "гнёздышка" четы Блейксли в Филадельфии, а точнее, в её пригороде: "Сейчас Ирина занята подготовкой к весне своего сада во дворе их коттеджа в поместье Дж. К. Стоуна 'Эджвуд' в Сент-Дэвидсе, округ Делавэр".
К моменту получения гражданства произошло и другое важное событие – истекли семь лет, в течение которых Ирина, согласно обещанию, данному выпустившим её за границу советским властям, не могла ни в каком виде публиковать свои воспоминания о пережитом ею во время и после Октябрьской революции. Теперь у неё были развязаны руки, и она решилась сесть за перо. Заказчиками первого романа стали нью-йоркские издатели, основавшие своё дело совсем незадолго до этого, в 1929-ом году, – Джонатан Кейп и Харрисон Смит.
Писательство
Виктор Блейксли – от первого лица
Метро Нью-Йорка всегда выглядит переполненным драмами и трагедиями человеческих душ, которые оно перевозит. И не вызывает сомнений, что местные контролёры были довольны, когда в один прекрасный день разыгралась небольшая комедия, временно нарушившая рутину перемещения людей в различные пункты назначения.
Я тщательно нарисовал карту, очень внушительную, с бесчисленными деталями, чтобы жена могла без каких-либо проблем добраться от Пенсильванского вокзала до цели своей поездки. Без сомнения, в прошлом это незначительное путешествие стало бы очень трудным для приезжих, не знающих Нью-Йорка, и пусть эта история послужит мемориалом всем тем, кто, задав кучу вопросов, в итоге сел не на тот поезд и, выйдя на свет Божий, оказался в Гринвич-Виллидж или даже на Бруклинском мосту.
Моя карта включала в себя подземный переход из зала ожидания Пенсильванского вокзала через дверь с надписью "МЕТРО", один перегон до центра города, пересадку на ТАЙМС-СКВЕР и один перегон "ЧЕЛНОКОМ" до Центрального вокзала. Всё казалось предельно ясным – как можно было заблудиться? Ей следовало ехать именно на метро, поскольку моё либеральное американское образование, безусловно, требовало указать маршрут для перемещения на самом безопасном поезде в мире. И мои детали вряд ли содержали "воду", будучи не просто указателями направления, а шагами предполагаемого алгоритма, совершаемого человеком.
Она подошла к окошку контролёра.
"На моей карте написано, что к Центральному вокзалу ведёт 'экскаватор'109".
"Челнок, милочка, ЧЕЛНОК. Два пролёта вниз", – подбодрил он её, указав на лестницу.
"Этого не может быть, здесь написано 'Астория', а мне нужно попасть в отель 'Нью-Уэстон'".
"Сядьте в поезд и выйдите на следующей остановке – Центральном вокзале", – проскрежетал он.
"Верно, верно, теперь я вспомнила", – радостно воскликнула она, вдруг опять подумав о моей карте.
"Мадам, я здесь за все двадцать пять лет не ввёл никого в заблуждение. Не стоит так удивляться".
Она прибыла на Центральный вокзал, вышла из поезда и через двадцать пять минут смогла-таки выбраться на свежий воздух. Трудный подвиг был совершён.
Когда Ирина вернулась из Нью-Йорка с указаниями от своих издателей относиться к себе как к примадонне, то есть регулярно питаться, подольше спать и делать всё, что в её силах, чтобы писать, писать и писать, эти инструкции были переданы мне. Отныне я должен был отвечать на телефонные звонки, составлять от её имени письма, подбадривать её и убеждать в том, что "Мир может закончиться" будет завершён до того, как наступит конец мира. Мои активности в роли опекуна, фрейлины, секретаря и шеф-повара занимали все двадцать четыре часа. Я отвёз её в Вэлли-Фордж110, чтобы она смогла насладиться сменой обстановки в перерывах между шуршаниями пера по бумаге. Я изредка прерывал её, чтобы спросить, хорошо ли она себя чувствует и когда и что я могу для неё сделать. В конце концов не прошло и двадцати четырёх часов, как меня, обыкновенного мужчину, стали раздражать обязанности заботливой дуэньи.
В итоге я сказал ей, что и сам ухожу в затворничество, что если она может писать, то и я собираюсь делать то же самое. Сборник "Моя русская жена" и стал результатом этого уединения. Найдя издателя и кое-что напечатав, я был ошеломлён последовавшими за этим отзывами.
Я был порочным, жестоким, вульгарным, заурядным, юморным, талантливым и понимающим. Я был разрушителем характера персонажа, добродетелей и идеалов и вселял в сердца мужчин надежду справиться с проблемами, свойственными отношениям в браке. Одна шестидесятилетняя девственница поведала мне, сколь мало я знаю о супружестве, хотя и призналась, что сама никогда не имела подобного опыта. И что же я должен был предпринять, чтобы восстановить тот идиллический пьедестал, который возвели люди её города под моей женой? Я послал ей письмо, пообещав, что напишу ещё один рассказ, где будут вымараны все ядовитые вещи, сказанные в предыдущем. Не могла бы и она в свою очередь пообещать, что кто-нибудь это опубликует? Она не ответила.
Ночью меня разбудил голос молодой женщины, звонившей по междугороднему телефону. В её доме всё было не очень-то и хорошо. Возможно, с моими глубокими познаниями о браке и о том, как следует контролировать ситуации, я бы дал ей интервью? Я бы с удовольствием, но должен присутствовать и её муж. Вероятно, это был бы прекрасный бизнес – наставлять молодых жён, как бороться с идиосинкразиями своих мужей, – однако в нём скрывалась куча динамита. Они пришли и послушали оракула две недели назад и с тех пор жили долго и счастливо. Оба показали себя обладателями великолепного чувства юмора, но не в том, что касалось друг друга.
В послании от молодого человека из Нью-Йорка описывалось, как он со своей возлюбленной сидел на сорокаярдовой линии во время игры между командами армии и флота. Очевидно, эта девушка задавала те же вопросы и высказывала те же мнения, что и моя жена в похожих обстоятельствах. В дальнейшем он собирался вместо этого водить её на звуковые фильмы и спрашивал, считаю ли я, что так будет безопаснее? Ответ таков – намного; ведь во время звукового показа границы приличия требуют, чтобы дамы вели себя тихо – ну, естественно, все, кроме той, что сидит точно позади вас и всегда сводит на нет любое удовольствие, которое может нести в себе кинолента.
На званом ужине одна пожилая леди почти отказалась сидеть за столом рядом со мной. Я не стервятник, не людоед и не самец гарпии, и у меня нет ничего из того, что, как надеются в рекламе, есть у несчастных людей, но когда я узнал, что причиной тому являются мои рассказы, мне пришлось потратить весь вечер, дабы оправдаться в её глазах.
Благонамеренная пожилая дама, заинтересованная в нас обоих, попросила меня о встрече, сказав, что я пожалею, если не приду. Она показала мне два письма от своих старых закадычных подруг, где те молили Господа лишить меня жизни без покаяния. Что я собирался с этим делать? Конечно, исправить ошибочное впечатление о моём собственном творении. Как? Публичным признанием того факта, что я придумал "Мою русскую жену" во сне, либо что её написал какой-то большевик, либо что её публикация была оптической иллюзией, миражом или чем-то подобным.
Итак, чтобы в будущем постараться понравиться всем, я принял решение писать свои следующие произведения на нейтральные темы, а если не получится, то называть свою супругу другими именами, чтобы никто и никогда больше не обвинил меня в слишком личном подходе к описанию брачных отношений.
Алексей Белов-Скарятин
Стоит отметить, что Виктор сдержал своё слово. В составе его рукописей, найденных в архиве библиотеки Конгресса США есть ряд замечательных рассказов, как ни коим образом не касающихся их с Ириной семьи (включая и их совместный сценарий немого фильма), так и описывающих взаимоотношения с абстрактными русскими девушками, которых зовут то Елена, то Тамара, но за которыми безошибочно угадывается его жена (я позволил себе вставить некоторые из них выше, поменяв имя обратно, – не думаю, что остались те, кто сможет на это обидеться). Более того, Виктор стал соавтором двух изданных романов-путешествий Ирины, о которых пойдёт речь чуть позже. В любом случае, сама она, имея прекрасное чувство юмора, нисколько не обижалась на содержание сборника рассказов "Моя русская жена", даже представляя Виктора как его сочинителя на разных светских мероприятиях.
Первый роман Ирины "Мир может закончиться" вышел из печати в конце июля 1931-го года. Права на это произведение писательница передала издателям (когда партнёрство Кейпа и Смита в 1932-ом году распалось, второй остался их владельцем, привнеся в своё новое издательство – Харрисон Смит и Роберт Хаас). Будучи очень благосклонно принят критиками (я приводил несколько фрагментов из обзоров в американских изданиях в предисловии к предыдущей книге данного цикла) и читателями, роман выдержал шесть переизданий, последнее из которых случилось в декабре 1934-го года, на волне успеха уже четвёртого романа Ирины. "Мир может закончиться" вызвал огромный интерес как у американских читателей, желавших разобраться в устройстве царской России, в причинах, приведших к событиям 1917-го года, и в том, что происходило и происходит в новой загадочной державе, названной СССР, так и у определённой части российских эмигрантов из числа тех, кто, несмотря на выпавшие на их долю испытания, не возненавидели свою страну и не стали красить всё, что касалось идущих в ней процессов, в угольно-чёрный цвет. В адрес Ирины от таких людей, которых судьба разбросала по многим странам Европы или же занесла, как саму Ирину, на североамериканский континент, стали приходить благодарственные письма. Некоторые из подобных писем были найдены мной в личном архиве Ирины, переданном после её кончины в отдел специальных коллекций библиотеки университета в Принстоне. И мне хотелось бы процитировать ряд отрывков из двух писем, пришедших из Канады от некоей Екатерины Андреевны Барановской: "Милая Ирина Владимировна, только что прочла Вашу книгу и такое глубокое произвела она на меня впечатление, что захотелось Вам написать несколько слов. Мысленно пережила опять ужасные дни революции и вспоминала все подробности своей жизни при большевиках и бегство из России со своими тремя малолетними детьми. Я выехала из Новороссийска при помощи англичан вместе с Любой Оболенской и Машенькой Трубецкой с их детьми и с Вашей кузиной княжной Кантакузиной-Сперанской, и вскорости мы все жили на Prinkipo (один из греческих островов, где поначалу размещались эмигранты – А.Б.-С.), пока не удалось выбраться в Англию, к своей матери. Муж мой, Юрий Барановский, и брат мой, Борис Чичерин, сражались в армии Врангеля, и последний, который был принят в Кавалергардский полк, знал Вашего брата. Десять кошмарных месяцев провела при большевиках в Чернигове, куда мы бежали из своего имения, и там часто видела и навещала Вашу тётушку, княгиню Паскевич, которой я носила соль и спички, которые мне удавалось доставать. Ужасно было в её возрасте переживать это время, и я часто удивлялась её мужеству. Моя тётя, Александра Николаевна Нарышкина (статс-дама), которую Вы, вероятно, знали, 83-х лет была убита большевиками в Тамбове.
Я была в Петрограде на многих вечерах, которые Вы описываете, между прочим, у графини Betsy Шуваловой, которая была племянницей моего дяди Нарышкина, и я хорошо помню Вас, Настеньку Гендрикову и других Ваших друзей. Сестёр Шнейдер я также знала хорошо, так как они проводили лето у моей тёти Чичериной, урождённой графини Капнист …
Прожив шесть лет в Англии (в Canterbury), мы переехали в Канаду, где уже был мой брат, и тут купили себе ферму, на которой работаем и живём вот уже шестой год. С большой семьёй (у нас трое мальчиков и две девочки) это было единственным выходом, и мы не жалеем, что переехали, так как любим деревню, успешно ведём хозяйство и чувствуем себя independent (независимыми – А.Б.-С.) …
Тут мы ведём жизнь трудовую, то есть всю работу на ферме делаем сами и летом работаем 16 часов в сутки. Но после всего пережитого такое счастье иметь 'a home' (дом – А.Б.-С.), что я благодарю судьбу, что поселились тут. Для детей атмосфера такая здоровая, все они такие весёлые и цветущие, что работа не пугает. У нас даже наша русская няня, прожившая с нами 17 лет, что для меня – большая помощь …
Мой муж просит Вам передать своё почтение и то удовольствие, которое он испытал при чтении Вашей книги … Ваша книга и на него произвела глубокое впечатление.
Вам может быть интересно знать, что 'The Women's University Club' в Winnipeg ('Университетский жен-ский клуб' в канадском городе Виннипег – А.Б.-С.) пригласил меня выступить публично с докладом о Вашей книге и о России до революции. Я ненавижу выступать публично, но согласилась, так как мне хотелось распространить Вашу книгу и сообщить о появлении новой Вашей книги 'A World Begins'. У людей здесь такая каша в голове от всех большей частью отвратительных статей о России, что мне хотелось хоть немного им открыть глаза и поговорить о прошлом России …
Все члены клуба Вашу книгу прочитали и многие мне сказали, что перечитали по два раза и проливали над нею слёзы … В газетах на следующий день расхвалили мою речь и Вашу книгу …"
Вдохновившись таким успехом и желанием многих общественных и учебных учреждений организовать встречу, Ирина отправилась в свой первый автомобильный тур по США с лекцией под названием "Россия, старая и новая". Вот каково было её краткое описание языком газет: "Пойманная между двумя мирами, старой Россией и Америкой, Ирина Скарятина, бывшая графиня и фрейлина русской царицы, оглядывается назад на те дни, когда она была приговорена к смерти как аристократка, и смотрит вперёд на новую жизнь для России". В течение лекции она высказывает поистине замечательные мысли, временами обескураживающие слушателей: "Россия и Америка сблизятся политически благодаря своим экономическим связям (на тот момент между странами ещё не произошло установление дипломатических отношений по причине непризнания легитимности советской власти со стороны правительства Америки – А.Б.-С.) … Величие России не будет достигнуто, пока крестьянство не получит достойное место во власти. Миллионы человек ещё не сказали своего слова. Крестьяне должны подняться до возможности самовыражения путём интеллектуальной, мирной эволюции. Они обладают сильным интеллектуальным потенциалом, и всеобщее образование нынешнего поколения ознаменует перемены в устройстве российского государства".
И именно тогда в ответ на упрёки в её терпимости к происходящему в СССР после всего, что пришлось пережить, после потери всего имущества и трагической смерти родителей из её уст слышатся две бесподобные фразы, которые я уже цитировал в прошлой книге: "Можно ли злиться на этап истории? Там всё та же земля, то же небо и те же люди".
Убедившись в писательском и ораторском талантах Ирины, а также в формировании достаточно обширного сообщества её поклонников, уже имевший деловые разногласия с Джонатаном Кейпом Харрисон Смит самолично заказывает Ирине написание романа-продолжения под названием "Мир начинается", и уже в начале апреля 1932-го года тот появляется на полках книжных магазинов. Ведь в лучших традициях "сериального подхода" первый её роман обрывался на цепляющем "моменте-крючке", когда Патриарх, заключённый большевиками в Донском монастыре, благословлял её на отъезд из России, и поклонники, очевидно, просто обязаны были ждать рассказа о том, как ей в итоге удалось пересечь границу, каков был её путь, закончившийся в Америке, и через что пришлось пройти, чтобы состояться в роли писательницы и жены американца. И расчёт оказался верным – второе произведение повторило успех изначального и критики были за редким исключением единодушны в своих положительных оценках (яркие фрагменты из их обзоров приведены мной в предисловии к этой книге).
В последовавшем за публикацией "Мир начинается" новом турне с проведением лекций, интервью и раздачей автографов Ирину уже встречали как состоявшегося мастера. Вот лишь несколько забавных отрывков из газетных заметок о таких встречах:
"Русская графиня, чьи родители были убиты большевиками и сама избежавшая смертного приговора благодаря ходатайствам американских гуманитарных работников в России, но всё-таки не питающая неприязни к коммунистам, сегодня утром провела несколько часов в Ноксвилле. То была Ирина Владимировна Келлер-Скарятина, нынче просто миссис Виктор Блейксли из Филадельфии, автор двух книг и лектор. С ней был её муж.
Они остановились здесь по пути в Нэшвилл, где графиня завтра выступит перед девушками из прихода Белмонт. Это будет её третья поездка в Нэшвилл. Пара вернётся в Ноксвилл в следующий понедельник, и графиня надеется, что у неё будет возможность прочитать лекцию и здесь …
Миссис Блейксли – это обращение, похоже, подходит ей больше, поскольку она чрезвычайно дружелюбна и демократична и в ней нет даже намёка на превосходство или отстранённость – прибыла в офис 'Ньюс Сентинел' со своим мужем и миссис Люси Темплтон. Она была просто в восторге от отзыва миссис Темплтон о её последней книге, напечатанного в книжной колонке в прошлое воскресенье.
Её очень интересовал отдел новостей и работающие в нём мужчины. Её удивили там две вещи: тот факт, что комната не была завалена бумагами, и тот, что репортёры не клали ноги на стол. Касаемо первого, её интервьюер напомнил ей, что ещё рано, но к 4 часам дня этаж станет уже не таким быстрым в подаче информации.
Что поразило её ещё больше, так это сравнительная молодость всех сотрудников офиса, начиная с редактора и ниже. 'У вас, похоже, совсем нет здесь старых бабуинов', – сказала она, и стало ясно, что она видела пьесу или фильм 'Пять последних звёзд'111. Она привлекательна, обаятельна и легка в общении.
В отличие от большинства белых русских, она не захотела подробно останавливаться на зверствах, которые сопровождали русскую революцию и последовали за ней. Её больше интересовало будущее России.
Она принадлежала к ультра-имперскому сословию, и её родители не могли видеть ничего дальше своего небольшого класса – дворянства. Но она поступила на медицинские курсы, и, находясь там, 'узнала кое-что о других людях'. Более того, она начала им сочувствовать.
'Старая Россия должна была уйти, – сказала она. – Царизм стал анахронизмом и был обречён на смерть. Его уход был просто этапом истории. Царизм правил Россией – и подчас неправильно – в течение тысячи лет, и его полезности пришёл конец'.
Что касается коммунистов, которые сейчас находятся у власти, то она не испытывает к ним никакой злобы. 'Они причинили и много вреда, и много пользы, – сказала она. – Польза, например, включает в себя просвещение масс, чего никогда не предпринимали цари. Но это пока тоже классовое правление, как и при царях, а то, чему я желаю когда-нибудь стать свидетелем, – это правление народа целиком. Дворянство составляло очень малую часть населения России; коммунисты также представляют довольно малую группу – скажем, 2 500 000 человек; но в России насчитывается 160 000 000, го́лоса большинства которых пока никто не слышал'". (Ноксвилл Ньюс Сентинел, 28/04/1932)
"Нэшвилл, где она дебютировала в литературе, остаётся её первой и самой большой любовью. Ирина Скарятина – очаровательная русская писательница, чей 'Мир может закончиться' вышел уже в пятом издании и чей совершенно новый 'Мир начинается' обещает иметь такой же успех, – заявила об этом в пятницу утром, во время своего третьего визита в этот город.
Писательницу, которая выступала сегодня в часовне Уорда-Белмонта и будет раздавать автографы на своей новой книге в книжном магазине 'Стоукс и Стокелл' в пятницу и субботу днём, сопровождает в этом визите её муж, Виктор Блейксли. Мистер и миссис Блейксли совершили поездку из своего дома в Пенсильвании на автомобиле – этот способ передвижения они выбрали для всего дальнейшего автографического вояжа.
Жизнерадостная и чу́дная бывшая графиня Келлер с энтузиазмом рассказывала о своих планах на ближайшие годы – планах, которые включают поездку в Россию этим летом, обширные лекционные туры и ещё больше литературного труда. Сильнее всего она жаждет возвращения в Россию – страну, где она родилась и которая, как она заявляет, всегда остаётся той же Россией, независимо от того, кто ею управляет … 'Я вернусь туда как гражданка Америки. Российские власти, судя по всему, считают, что я была честна в своих писаниях, и мы не ожидаем никаких трудностей с оформлением виз', – поделилась она, признавшись, что надеется изложить свои впечатления в следующей книге … 'Никто не может помешать будущему России быть великим', – заявила она …
Когда общаешься с Ириной Скарятиной, всегда возникает ощущение, что перед тобой человек, который не может налюбоваться на жизнь вдоволь, который проживает её более полно, чем другие, и который находит настоящую романтику в событиях, что кажутся большинству людей само собой разумеющимися. Будто новый мир, который начался для неё, принёс ей нечто столь чудесное, что все серые и обыденные вещи были полностью забыты …
'Мир может закончиться' уже опубликован на шрифте Брайля для слепых и получил хорошие отзывы в Англии, Канаде и Австралии …
После своего возвращения из России она планирует всю зиму читать лекции. А начиная с 1 октября 1933-го года, она отправится в восьмимесячное турне по всей Америке. И это не считая выступлений по радио, которые она будет делать в промежутках. 'Я произнесла по радио уже четыре речи. Я имею в виду, что просто вела рассказ. Мне это нравится. Мой муж тоже выступил там, дав рецензию на мою новую книгу'". (Кристин Сэдлер, Нэшвилл Баннер, 29/04/1932)
"Для Ирины Скарятиной 'мир закончился'. Но вчера утром, когда она без предупреждения ворвалась в книжный магазин в здании 'Фидэлити Бэнкерс', ей не нужно было выражать словами, что её мир начался заново.
'Это вы, моя русская графиня?' – воскликнула миссис Бет Морган.
'Нет, не я! Я Ирина Блейксли, и я настолько американка, что вам, возможно, причинят боль мои энтузиазм и рвение новообращённой'.
Она рассмеялась, протянув обе руки, и в её карих глазах плясали чёртики. В своём коричневом каракулевом пальто и облегающей коричневой шляпке она напоминала весёлую птичку – но птичку, не боящуюся в одиночку противостоять штормам и ураганам. Ибо при всей её весёлости, живости и жизнерадостности было нечто бесстрашное в этой маленькой женщине, которая была вынуждена рухнуть с высот очаровательной старой России в глубины социального и экономического упадка, затем пробив себе путь как к социальной, так и к экономической независимости в Америке". (Ноксвилл Джорнал, 29/04/1932)
"Если все русские графини похожи на Ирину Скарятину, то какую же ужасную ошибку совершило советское правительство! После вчерашней встречи с ней в книжном магазине миссис Бет Морган и прослушивания её лекции у Эндрю Джонсона кажется немыслимым, что её могли так мало ценить в её родной России, вынудив бежать.
В миссис Блейксли, разумеется, течёт 'голубая кровь', а сравнительно молодая Америка привыкла смотреть на таких особ с чем-то сродни благоговению. И всё же, после того как с ней немного поговоришь, тот факт, что она аристократка, вскоре затмевается её изумительной личностью.
Почти два часа миссис Блейксли оставалась в книжном магазине миссис Морган, раздавая автографы на книгах восхищённым жителям Ноксвилла. Однако для тех, кому не хватило печатных экземпляров, она столь же охотно подписывала открытки. Каждого подошедшего она приветствовала с такой любезностью и очевидной искренностью, что тот не спешил отходить.
'Задавайте интересующие вас вопросы, – предложила она, нанося помаду и пудру, а потом добавив. – Видите, я посвящаю вас даже в секреты своего макияжа'.
Однако пытаться хоть ненадолго завладеть графиней Ириной было невыполнимой задачей. Ей приходилось порхать, знакомясь с новыми людьми и раздавая автографы, пока не стало очевидно, что гораздо более простым планом ведения интервью будет следовать за ней и слушать.
Когда Джон Денкевиц, работающий здесь в компании 'Гудолл', забрёл в магазин, это стало настоящим представлением. Денкевиц немедленно обратился к графине по-русски. С криком восторга она ответила, и русские слова посыпались быстро и густо. Оба, казалось, были настолько поглощены беседой, что никто из них даже не заметил, что другие разговоры практически прекратились. Когда Денкевиц собрался уходить, графиня, сказав: 'Это будет потрясающе!' – и обняв его, на прощание поцеловала. Тот же с сияющими глазами приложился к её маленькой ручке. 'Это первый раз, когда я вижу настоящую русскую с тех пор, как 27 лет назад приехал в Америку, – поделился со мной он. – Раньше я служил в российской армии. Я знал её отца' …
