Александр Михайлович Кротов
Смерть пахнет конфетками
Тот утвердительно замотал давно нестриженными волосами, модной причёской года так 2007-го.
Бандит с Владиком вернулись. У бандита на руках был паспорт и документы. Он был доволен.
– Слышь, Якорь, – тоже обрадовался бандит с пистолетом. – Я тут воспитательную беседу провёл. Эти говорят, что всё поняли. Что за всё надо платить в жизни этой.
– Это гуд, – согласился Якорь, рассматривая бумаги. – Я позвонил Геннадьичу, он сейчас приедет, документы составим быстро.
– Ты сам-то всё понял? – спросил бандит с пистолетом у Владика.
– Всё понял, – согласился Владик. – Только почему вашего друга убил Кир, а отвечаю я.
– Он тоже ответит, верно? – спросил бандит у Кира.
Кир утвердительно замотал гривой, было не до споров.
– Мы из-за него теперь бомжи, – сказала Алёнка.
– Зато живые бомжи, – сказал Якорь.
Но Алёнка, даже не пытаясь приподняться, злобно сказала:
– Никто меня не прогонит отсюда…
Якорь властно положил на неё свою ногу и придавил. Придавил сильно, девушка выдохнула, но ничего не смогла сказать. Мужчина был крепким и это он ещё не всем весом встал на девушку.
– Я тебя раздавлю, а потом выкину в окно, – сказал он, спокойно, не нервничая. – И соседи ваши мне «спасибо» скажут, что наркоманку и проститутку с этого света сжил. Точнее, она сама себя сжила: обдолбалась и выпрыгнула.
– Не надо, пожалуйста, – сказал Владик. – Я же согласился на всё.
Кир уже не был готов впрягаться за девушку. Он отвернулся в сторону. Живот продолжал болеть.
– Не надо… – ещё немного поумолял Владик.
Потом наступила недолгая тишина, в которой звонко простонал кишечник Кира, выталкивая наружу остатки алкогольного отравления. Киру показалось, что сморщились все и особенно неприятно было Алёнке, хотя ей и без того было сложнее всех.
У обладателя тяжёлой ноги зазвонил телефон. Он отвлёкся, ослабил давление, и, сконцентрировавшись на разговоре, совсем убрал ногу. Алёнка громко вздохнула, немного отодвинувшись от лужи.
Бандит объяснил Геннадьичу, как лучше добраться до адреса, потом сообщил товарищу, что «скоро всё будет».
В этот же момент он вновь хотел поставить ногу на спину Алёнке, как «друг», мирно валяющийся в углу кухни, вскочил на ноги. Первое, что он увидел, это был пистолет с глушителем, а второе – лежащая на полу Алёнка. Потом его взгляд пал на открытое окно. Следующее, что он сделал, так это крикнул каким-то особо писклявым голосом:
– Это беспредел!!!
«Друг» кинулся к открытому окну. Бандит попытался его задержать, но тот был неожиданно ловок, и его нелепая грация привела к результату – мужчина, имя которого в памяти Кира никак не обозначилось, вывалился из окна.
Владик воспользовался замешательством и прыгнул на бандита с пистолетом. Гарцую на подоконнике, он вцепился в олимпийку мужчины, не давая тому прицелиться.
Мужик в майке сделал рывок в сторону, но его отвлёк Кир, который бросился к выходу из вонючей кухни. Якорь схватил его за волосы, но поскользнулся на луже и упал. Однако этого хватило, чтобы Кира отбросило подальше от выхода. Зато под руку ему попался хлебный нож.
В этот момент свинцовой осой свистнула в раскалённом пространстве пуля. Выстрел достиг цели: Алёнка, ринувшаяся на помощь мужу, вернулась на пол хрипящим полутрупом со сквозным ранением в груди.
Владик это видел. Владик тоже успел поймать несколько пуль, но забрал с собой злодея по ту сторону окна – они синхронно перевалились через подоконник и скрылись из вида. Бандит кричал, Владик тоже. Но их крик был недолгим.
Якорь попытался подняться, но раскидав сначала одну, потом вторую шлёпку по кухне, ему это удалось не сразу. И не сразу он придумал что делать. Кир сориентировался быстрее – чтобы выбраться, ему было нужно пройти мимо танцующего на скользкой, вонючей луже, бандита.
И, махая ножом, он пошёл в атаку. Исполосовав пустоту перед носом бандита, ему пришлось отступить, соперник был крепче, сильнее и хладнокровнее. Якорь смог прочно встать на ноги, несмотря на то, что один взмах лезвия достиг цели, и кровь залила его лицо – Кир нарисовал ему на лбу третью бровь красного цвета. Это придало бандиту злости, но нападать он пока не решался, хотя посматривал в сторону окна.
– Тебе лучше выпрыгнуть, – посоветовал он Киру, собираясь с силами.
Кир отступал. Позади него было только окно, за которым, где-то очень далеко внизу зеленели тополя…
Алёнка перестала дышать. А Кир будто кожей почувствовал какой-то беззвучный вой, который не мог издавать ни человек, ни животное. Это рыдала смерть. Она была тут. Как она скребла пространство гигантским пауком, склонившись над очередным трупом. Кир очень не хотел знать, что будет дальше. Его фантазия разыгралась не на шутку. Надо было валить…
Якорь, сильно буксуя, бросился на Кира и сам поймал животом нож. Закричав, он громко упал на пол.
Кир отдавал себе отчёт в том, что он сделал. Пусть смерть порыдает ещё, но не над ним.
Через разорванную майку Якоря виднелось устрашающее ранение, поэтому бандит отказался от попыток пойти в атаку.
Кир пробрался в прихожую, выбросил нож в глубины бардака. Дверь была заперта. А с той стороны больше не было чудовищ. Но там был человек. Человек, или люди. Полиция или бандиты – не важно. Крепкая, с виду, дверь загромыхала звонкими ударами.
– Откройте! – крикнул кто-то оттуда, дубася кулаком.
Возможно, приехал риелтор.
Кир вернулся на кухню.
– Ключ у Димона, он вывалился в окно, – простонал Якорь, его явно напугало его ранение. – Скажи, чтобы ломали дверь…
Кир вновь покинул кухню. Он прошёлся по комнатам, нашёл ту, где был балкон. Это была та самая комната, где он проснулся.
Выбравшись на свежий воздух, он обрадовался – соседская территория находилась совсем рядом, даже прыгать не было нужды.
Кир, сломав хлипкую перегородку, залез в чужие владения и без труда проник в квартиру, так как дверь балкона из-за жары была открыта нараспашку. В ухоженной просторной комнате двое детей лет семи-восьми смотрели мультфильмы. Кир быстро проскочил мимо них, а в прихожей встретил испуганную женщину.
– Пожар! – сказал он ей.
Женщина, в испуге, выпустила из квартиры вонючего парня, что был в одних мокрых джинсах и драных кедах.
Кир шёл по наполненным солнечным светом улицам и радовался. Он много бежал, он устал, но он был жив. Выбегая из подъезда, он даже не стал смотреть на то, что случилось с теми, с кем он никогда не хотел бы иметь что-то общее…
Оттерев листьями дерева с рук капли крови, и не сумев отчистить от испражнений штаны (это было невозможно), он зашёл в небольшой магазинчик. В зале было темно и прохладно.
– Пожалуйста, можно у вас зарядить телефон? – жалобно попросил он.
– Нет! – продавщица была категорична.
– Меня ограбили, – врал Кир. – Мне нужно зарядить телефон, чтобы вызвать такси…
– Пошёл вон, бомжара! Сейчас полицию вызову!
Кир ушёл. Из другого магазина его тоже выгнали, но продали сигарет. Парень ушёл на детскую площадку, где ничего, кроме старых, ржавых качелей, не было.
Густые деревья и кустарники скрыли Кира от всех. Он сидел, прилипая к сиденью качелей, курил и думал. Домой пока нельзя, его место жительства уже могли обнаружить, хотя парень не знал, как это возможно. Близких друзей у него не было. Неблизкие знакомые были, но он давно им был не нужен, как и родне, что отдалилась от него. Что за жизнь? Может, повеситься на ремне где-нибудь тут, на суку крепкого клёна? А в полдень дети выйдут играть на эту площадку и увидят его. Хотя, эта площадка до того заброшенная, что последний ребёнок здесь был ещё до развала СССР. Зато шприцов, бутылок, окурков – полно. Черти…
__________
Руслан Стахов проснулся значительно позже обычного, но пребывал в хорошем настроении.
Он не помнил, когда в последний раз с ним такое случалось. Точно давно, точно в прошлой жизни. В те времена, когда он ещё мог самостоятельно передвигаться, когда семейные отношения ещё теплили в себе нежность и светлое ожидание будущего, когда работа ещё не разочаровывала неотвратимостью несправедливости. Всё прошло, и в этом были виноваты совершенно разные обстоятельства, хоть и рождающиеся друг из друга и, наверное, из одной причины.
Вряд ли сейчас можно было назвать ту первоначальную ситуацию, возникновение которой стало точкой невозврата из череды мелких неприятностей и больших бед, включивших в себя позорное увольнение из полиции, смерть отца, появившиеся видения, дурацкую историю с безумным путешествием и плачевным, с точки зрения здоровья, финалом, развод с верной и терпеливой женой… и всё это когда-то началось с чего-то малого. Может быть, с первыми признаками недовольства от своей работы на должности следователя, или с момента появления кратковременного отвращения к собственному отражению в зеркале, которое трансформировалось в неудовлетворённость семейной жизнью, пренебрежение к супруге и реанимацию чувств к первой любви. Или вообще, всё это началось с рождения такой личности, как Руслан. Последняя мысль была слишком грубой, деструктивной, но, как ни странно, она не испортила настроения. Блеснула надежда на то, что эта прогрессирующая в последние года жизни череда неприятностей и бед всё-таки споткнулась, остановилась, иссякла. И случилось это сегодня. Надо запомнить эту дату.
А может это дело рук профессора Олега Рубиновича Гжельского? Внушил втихаря ему это чувство остановившихся несчастий, а Стахов, как дурачок, повёлся – мол, сам всего достиг, кропотливой работой над собой. Надо будет спросить с хулигана мозгоправного!
Руслан, опёршись на специальные поручни, ловко спрыгнул с кровати в инвалидную коляску, потянулся. В окно сквозь листву деревьев проникали лучи пока ещё ласкового солнца, грозя к полудню расплавить в округе всех, кто не успел спрятаться под влияние кондиционеров.
Мужчина включил электрический чайник, не спеша приготовил в кружке смесь из кофе и сахарного песка, и, дождавшись щелчка, оповещающего об окончании процесса кипячения воды, тут же заполнил кружку жидкостью, заваривая средство для повышения тонуса. Схватив дышащую бодрящим ароматом кружку, Руслан зарулил в ванную комнату, где вгляделся в своё отражение в зеркале, висящем прямо напротив входа в совмещённый санузел его номера. Стахов отметил, что морщин на его лице не прибавилось, впрочем, сорокалетний рубеж жизни пока ещё не был пройден. Зато тёмные круги под глазами потускнели, стали больше гармонировать с общим тоном кожи лица. Это тоже было позитивным моментом, в мыслях о котором Руслан закурил сигарету, включив вытяжку. Выпустив дым, он сделал большой глоток кофе. Да, ради этого стоило начинать когда-то курить. Жизнесокращающий заряд никотина очень был к лицу такому фаталисту, как Руслан. Вот и круги под глазами вроде бы снова стали наливаться темнотой. Всё, так сказать, возвращалось на круги своя.
Руслан докурил, допил кофе, почистил зубы, умылся. После всех утренних процедур оставалось приготовить завтрак, поесть, и пойти на занятие к Гжельскому. Сегодня должен быть придти реабилитолог и они продолжат эксперимент по восстановлению двигательной функции мужчины, часть которой он утратил после ранения. Руслан знал способности Олега Рубиновича Гжельского делать внушения, откладывающиеся в глубине сознания человека настолько сильно, что тот запросто мог стать другой личностью. Гжельский мог бы с лёгкостью использовать бы свой дар в корыстных целях, что он, собственно говоря, и делал. Но любые манипуляции с чужим сознанием он совершал достаточно деликатно, удостоверившись в том, что в применяемых им внушениях человек действительно нуждается, согласен с ними и осознанно просит или не против внести в его жизнь эти изменения. В конце концов, это было неплохим бизнесом, но на котором деятельность Гжельского совсем не заканчивалась.
Стахов решил добраться до процедурного корпуса пансионата самым непростым образом. Сначала он спустился на первый этаж жилого корпуса, поболтал там с коллегой, который отвечал за видеонаблюдение всех ярусов, кроме секретных. Беседа выдалась неинтересной. Парень заступил на работу не так давно и ещё не знал всех тайн организации, поэтому обсудить с ним эксперименты Гжельского или последние новости об аномальных субъектах было невозможно. Но парень был доброжелательным и смышлёным, и если Олег Рубинович увидит в нём должного кандидата на повышение, то это повышение не заставит себя долго ждать, как и в случае со Стаховым.
Но Руслан обратился к Гжельскому от отчаяния: резко свернувшая не туда жизнь и осознанное расставание с женой с мотивом не портить ей жизнь, а также участившиеся видения, единственным фигурантом которых был покойный отец Руслана, довели Стахова до ручки, на которую можно было набросить тугую верёвку и удавиться.
И Гжельский заинтересовался проблемой Руслана, начал помогать. На первых сеансах стало ясно, что эти видения были не только результатом поломки конструкции его психики, но и чем-то мистическим – это требовало более тщательного изучения. Тупиковая жизненная ситуация Руслана тут же разрешилась: ему предоставили работу и бесплатное жильё в этом же самом месте, где Гжельский проводил свои коммерческие приёмы и секретные эксперименты. Это место было отчасти пансионатом или санаторием, а отчасти и больницей, где люди избавлялись от фобий, вредных привычек и психосоматических болезней. А нижние ярусы здания, построенного в лесу, вдали от посторонних глаз, скрывали в себе места заточения различных аномальных существ, которых Гжельский также с большим удовольствием изучал, пытаясь разгадать тайны их существования.
Руслан быстро завоевал доверие, пересев с пульта управления видео-трансляциями, находящегося в фойе главного корпуса пансионата, за аналогичную аппаратуру в отделе наблюдения за аномалиями. Помимо повышения оклада этот карьерный рост поспособствовал и возобновлению интереса к жизни в целом. Руслан почувствовал себя нужным, ощутил свою востребованность. Для полноценного возрождения не хватало только снова встать на ноги и избавиться от видения, которое нередко тревожило мужчину. Можно было привыкнуть, ведь покойный отец Стахова вёл себя прилично. Придёт, постоит, помолчит, и уйдёт. В принципе, ничего страшного – можно жить. Да вот только почему каждый раз пробирало до мурашек, как только показывались очертания пузатой фигуры в полумраке помещения? Эффект неожиданности или ожидания чего-то большего, чем молчаливое присутствие?
Гжельский вычислил природу видения Руслана с помощью каких-то одному ему понятных исследований и это принесло свои плоды: Олег Рубинович смог разработать какую-то хитрую радиусную систему, позволяющую отгородить данный тип призрака от человека, к которому он был привязан. Система оказалась мудрёной и громоздкой – чтобы оснастить ей номер, в котором проживал Руслан, пришлось соорудить электрифицированные блоки, которые скрыли каркасом с гипсокартонными листами, существенно сократив площадь просторного помещения. Зато находясь в своём номере, Стахов больше не встречал грузного родственника, всматривающегося куда-то сквозь окружающую обстановку или с укором пялящегося прямо на Руслана. Особенно последнее выбивало из колеи, заставляя телу сжаться, приготовившись к самому позорному крику ужаса, который только из последних сил сдерживался, не нанося урону репутации мужчины.
Руслан выбрался на свежий воздух. Не было даже намёка на порыв ветра, но в тени было хорошо. Мужчина добрался до беседки, оснащённой урнами, где и закурил около одной из них.
На огороженной крепким забором территории пансионата было немноголюдно, почти как и всегда, но, несмотря на отсутствие ажиотажа, с экономической точки зрения Гжельский никак не был в убытке. А вот с эмоциям было сложнее. Он никогда их не демонстрировал и иногда, когда не заговаривал зубы своими речами, Олег Рубинович выглядел несчастным, потерянным. Ходили слухи, что он действительно был потерян, потерян в этом мире, который был ему в прямом смысле слова чужим. Но откуда он такой одарённый взялся никто не знал.
Из задумчивого состояния Руслана вызволили голоса, которые послышались со стороны главного входа здания. Это был Гжельский и какой-то полноватый мужчина, явно не из бедных – очередной клиент известного в узких кругах специалиста.
Мужчина рассыпался в благодарностях к Гжельскому:
– … и я уверен, что вы не представляете, как велика моя благодарность! Это так здорово чувствовать себя хорошо! Последняя сигарета была уже две недели назад, а последняя рюмка коньяка ещё позже. Стал контролировать количество потребляемой пищи. На вредную еду смотреть, конечно, могу, но есть, не! И не тянет! Вот самое главное в победе над зависимостью это то, что тебя больше к ней не тянет! Замечательное чувство. Будто свободы стало больше, больше могу себе позволить, хотя вы и так знаете, что позволить я могу себе очень и очень многое…
– В этом не только моя заслуга, но и ваша. Вы тоже хорошо поработали, – учтиво сказал Гжельский.
Отчасти единственной заслугой этого мужчины в работе над собственными пороками было лишь то, что он поддавался воздействию необычной Силы Гжельского, которая могла укоренить в чужом сознании любое желание Олега Рубиновича буквально с полуслова. Это не было похоже на то, что называют классическим гипнозом.
– У меня есть к вам вопрос, Олег Рубинович, – мужчина снизил громкость своего голоса. – Вопрос не простой, деликатный.
Они остановились прямо напротив Руслана, которого не было видно из-за плетёных стен беседки и густого кустарника. Курилка специально была скрыта от посторонних глаз, чтобы те, кто не захотел бросать никотиновую зависимость, лишний раз не выставляли напоказ своё решение – Гжельский порицал дурные привычки, но насильно никого не склонял к их бросанию.
– Вы можете мне довериться, – сказал Гжельский, которому, как могло показаться по интонации голоса, всегда было скучно.
– У меня есть любовница, – открыл секрет мужчина. – Молодая. А я, как видите, уже сдаю позиции. Даже в плане чувств. Она красивая, такая… с преимуществами, вы бы их видели, поняли бы мою слабость. Ну так вот. Слабость есть, а сильных чувств нету. А я хочу, как в молодости, чтобы сердце горело, понимаете, как это?
– Вы хотите влюбиться в неё? – спросил Гжельский.
– Именно! – воскликнул мужчина и тут же огляделся по сторонам, не заметил ли кто его эмоций.
– Что ж, над этим можно поработать. Но надо выработать стратегию условий, которые не стали бы роковыми для вас и вашей возлюбленной.
– Подумайте над этим, я смогу заплатить…
И мужчина назвал цену. Совсем тихо, Руслан не услышал. Казалось, даже Гжельский немного повёл бровью.
– Я подумаю.
– И ещё, – сказал мужчина, который всё никак не мог оставить Гжельского в покое. – А можно и этот… приворот сделать и в обратную сторону? А то я понимаю, что у неё-то интерес ко мне очень даже сильный, но он держится только на моих деньгах. В общем, пусть она тоже ко мне начнёт чувствовать те же самые чувства?
Гжельский задумался, а Руслану стало интересно, как он выкрутится из этого непростого с моральной точки зрения вопроса.
– Я заплачу в два раза больше только что озвученной суммы, – подогрел интерес к вопросу незнакомый Стахову мужчина.
И Гжельский ответил:
– Если ваша возлюбленная согласится на это откровенно и бескорыстно, то над этим вопросом можно будет поработать. Но мне нужно будет лично побеседовать с девушкой.
– Понял, – сказал приободрившийся мужчина. – Приеду через неделю. А, к чёрту, приедем пораньше!
– Вы предупредите заранее о том, когда соберётесь приехать, – сказал Гжельский.
– Да, конечно, – сказал мужчина и всё-таки направился в сторону парковки. – До встречи, профессор!
Гжельский уважительно кивнул, а Руслан понял, что последнюю реплику профессор произнёс не просто так. Он сделал это с Силой. Той самой Силой, которая позволяет ему управлять людьми. Он просто обезопасил себя от внезапного визита миллионера, которому обычно было плевать на время чужих людей. А теперь ему придётся быть максимально пунктуальным с Гжельским из-за одной только фразы. Вроде бы, ничего страшного, но какое-никакое вмешательство в чужой разум.
А довольный мужчина скрылся за деревьями, что исполняли ту же функцию, что и плотный кустарник возле курилки – ограждали природными объектами средства цивилизации друг от друга и от посторонних взглядов. Гжельский остался стоять на дороге. Руслан выкинул потухший бычок в урну, немного подвинулся к плетёной изгороди беседки, сквозь прощелины которой он и наблюдал за этим разговором.
Гжельский смотрел куда-то поверх крон деревьев, рукоплескавших своими ветвями солнцу. Он о чём-то думал. Или грустил. Как бы Стахову хотелось знать, что у него на уме, у этого идеального мужчины, предпочитающего светлые тона в безукоризненно подобранной к статной фигуре одежде. Его всегда тщательно выбритая физиономия с мужественным подбородком, аккуратным носом и украшающими взгляд дугами густых бровей могла без какого-либо приворота влюбить в себя любую женщину. А дополняла образ аккуратная причёска – чёрные волосы с прядью седых волос. До почтенного возраста Гжельский ещё не дорос, но если ему уже было за пятьдесят, то Руслан очень бы удивился этим цифрам, ведь больше сорока пяти он бы ему не дал. В общем, весь такой из себя грустный загадочный супермен из чужого мира грустил в своём идеальном человеческом обличье, несмотря на наличие своего уникального дара, позволяющего при должных усилиях, прекратить все войны и распри, и стать единственным правителем Земли. Что же тебе ещё надо, собака? – думал Руслан.
Но Гжельский пока не торопился уходить, а Стахов всё ещё не хотел выдавать своего присутствия. Так он и остался сидеть за изгородью, дожидаясь ухода Олега Рубиновича, у которого, как оказалась, была своя цель нахождения в этом месте в это время – вскоре со стороны парковки послышался цокающий звук каблуков и из-за аккуратных зелёных насаждений на дорогу, ведущую к центральному входу в пансионат, вышла молодая девушка в лёгком красном платье, удачно подчёркивающем стройную фигуру. Брюнетка, лет двадцати пяти, с безукоризненной осанкой и чуть вздёрнутым, будто в показном высокомерии, острым носом. Её-то и ждал Гжельский. Впрочем, ничего в этом удивительного не было, ведь Екатерина была его помощницей. Она занималась работой с клиентами, в том числе и особо важными. Она была прилежной трудоголичкой, и, что самое важное, у неё было настоящее чутьё на тех, с кем Гжельский обязательно согласится работать, а на кого не станет тратить своё время ни за какие деньги.
– Доброе утро, Катя, – поприветствовал девушку Гжельский.
Руслану даже показалось, что он улыбается.
– Здравствуйте, – ответила на приветствие девушка. – Видела, вашего клиента. Он уехал довольным?
– Более чем.
– А вы? – задала странный вопрос Екатерина.
– А я нет, – сказал Гжельский.
– Даже такие успешные дела вас не радуют?
Они поравнялись, и Катя хотела было пройти дальше, но Гжельский не был готов стать её сопровождающим. А вот преградить путь ему не показалось странным.
– Это приносит доход, – сказал Гжельский. – А не удовольствие.
– Что ж, у людей получение дохода, тем более в таких размерах, обязательно сопряжено с удовольствием.
– Это у людей.
– Да, наверное, я не корректно выразилась, – сказала Катя, но по ней не было видно, что она сожалеет. Она хоть и была вежлива, но не была услужлива.
– Как прошёл твой вечер? – череду странных вопросов продолжил Гжельский.
– Хорошо прошёл, – сказала Катя, попытавшись продолжить свой путь к месту работы.
– Могу ли я предложить скрасить твой предстоящий вечер совместным походом в один очень уютный ресторан?
Вот такого Руслан не ожидал. Оказывается, этому «инопланетянину» не были чужды человеческие чувства. Впрочем, Катя Стахову тоже нравилась. Была в ней какая-то особенная черта, подчёркивающая независимый характер и перекрывающая очаровательность смазливых, но глупых девчонок. Она была умна, ухожена и достаточно привлекательна, но эту привлекательность не хотелось называть «изюминкой», там было что-то более интересное.
Катя ненадолго замедлила шаг, прямой вопрос застал её врасплох. Но смятение было недолгим, она продолжила свой путь, ответив:
– Благодарю за приглашение, но в ближайшие вечера я занята.
Гжельский остался на пешеходной дороге, уютно окружённой зеленью. Он смотрел вслед девушке до тех пор, пока та не вошла в здание. Руслан боялся услышать голос Гжельского, что он применяет свою Силу. Применит её по отношению к Кате. Как бы сильно это повлияло на его имидж в глазах Стахова. Но тот сдержался. Руслан каким-то образом это понял, что он именно сдержался, имея на это намерение.
Постояв немного в одиночестве, Гжельский тоже побрёл к главному входу в пансионат. Стахов отсчитал пять минут и двинулся следом. Пришлось даже немного опоздать на приём, на котором Гжельский не выглядел расстроенным или рассерженным. Он был обычным, таким же, как и всегда. Зато реабилитолог, который выглядел постарше Гжельского, находился в повседневно-позитивном настроении. Сопровождая простые упражнения, с которых начиналось каждое занятие, своими шутками, он отлично разряжал обстановку. Потому что Стахову иногда действительно было жутко. Особенно потом, когда после двигательных упражнений, позволяющих разогнать как следует кровь, требуется проговорить все условия занятия, чтобы чётко выявить свои потребности. Только с моральной точки зрения это больше напоминало договор с дьяволом, когда поначалу обещаются всякие блага, за которые придётся потом расплачиваться в очень невыгодной форме. Однако единственной платой Гжельскому за эти занятия была лишь возможность изучить и решить основные проблемы Стахова: видения и неработающие ноги.
– Ты не можешь управлять прошлым, – степенно рассказывал разные разности Гжельский, чтобы лучше нащупать точку соприкосновения своей Силы с сознанием пациента для лучшего результата. – Но ты можешь оказать влияние на своё будущее. Поэтому очень важно сформировать свою волю, ориентированную на достижение главных целей. От силы воли зависит успех каждого твоего дня, с каким именно настроением ты будешь его встречать, и какими плодами он тебя одарит. Если ты просыпаешься с осознанием своей воли, своей цели, то день не пройдёт зря. И ты это понимаешь. Ты готов к своей новой воле. Ты ведь готов?
– Да, – ответил Руслан, который хоть и чувствовал, что с ним творится что-то неладное, но ещё мог посмотреть на себя со стороны.
А со стороны всё выглядело уныло: одинокий, несчастный человек, для которого наличие порога в дверном проёме уже было существенной проблемой. Никчёмность и беспомощность – вот образы Стахова, а совсем не то, что пытался привить Гжельский.
– Ударь себя, – просто, будто между делом, сказал Олег Рубинович.
Руслан был правшой. Он поднял правую руку, только успев повернуть голову в её сторону, не понимая, как то, что принадлежит ему его не слушается… и тут же раздался звук пощёчины. Процедура вполне привычная. Но она не приводила в чувства, не отрезвляла, а наоборот, будто ставила жирную точку в факте подчиняемости человека.
– Молодец, – сказал Гжельский. – А теперь встань на ноги.
Одна рука Руслана, которая только что с силой приложилась к его щеке, схватилась за подлокотник инвалидного кресла. Вторая выполнила аналогичную операцию. И вот уже Руслан опирался на руки и приподнимался. Усилие, ещё усилие. И вот он уже стоит на ногах, которые по-прежнему не чувствуют ничего…
– Иди, – сказал Гжельский.
Руслан рухнул обратно в кресло.
– Не могу, – выдохнул Стахов.
– Вот, блин, – сказал реабилитолог, подстраховывающий мужчину, чтобы тот не упал. – Но пару секунд ты простоял. Думаю, мы на верном пути, как считаешь, Амаяк Акопян?
Гжельский не обиделся на такое обращение. Но и позитива помощника он не испытывал:
– У тебя всё ещё есть какой-то внутренний блок, – сказал он Стахову. – Он не позволяет тебе слышать меня полностью. Но только сегодня я понял, что дело совсем не в тебе, а в том, кто тебя сопровождает в параллельном мире. Пошли в твою комнату…
– Про «пошли» было забавно, – сказал Руслан, разворачивая коляску в сторону выхода из кабинета.
Они перебрались в жилой корпус, где Стахов отворил своим ключом дверь.
– Извините за бардак, – сказал он.
– Ничего, – сказал реабилитолог. – Типичная холостяцкая берлога.
Гжельский тем временем аккуратно закрыл дверь, огляделся, будто что-то выискивая. И это что-то он нашёл своим цепким взглядом, после чего тихо сказал:
– Подними с пола пустую пачку сигарет.
– Не… – начал было говорить Стахов, как тут же склонился и схватил правой рукой пустую пачку, что валялась под столом.
До этого действия он хотел сказать что-то вроде «не понял» или «не расслышал», но его сознание всё правильно уловило и выполнило команду.
– Дрессированные собачки, это так мило, – неудачно пошутил реабилитолог, который даже не успел подстраховать Стахова, чтобы тот не свалился с коляски.
А Гжельский продолжил эксперимент. Повысив голос, он сказал, сделав особый акцент на свою Силу:
– Скомкай пачку и брось её в раковину.
Руслан начал мять пачку, пытаясь понять, сколько метров до раковины, что виднелась за открытой дверью ванной комнаты. А там было не меньше пяти метров. И Стахов понимал, что это не его воля. И это вызывало дискомфорт. И даже страх. Интересно, все ли его подопытные чувствуют, что ими управляют? Судя по внешнему виду некоторых, они были даже счастливы. А у Стахова это всё положительных эмоций не вызывало.
Мужчина прицелился и кинул смятую пачку синего «Соверена». Пачка скользнула по дверному косяку и упала куда-то под раковину.
– Отлично, – сказал реабилитолог. – Трёхочковый бросок.
– Он должен был попасть, – недовольно проворчал Гжельский. – А теперь сходи за пачкой и снова брось с этого же места.
Руслан немного повернул свою коляску, чтобы скорректировать траекторию движения в ванную комнату, но в его сознание вновь вонзился голос Гжельского:
– Я сказал именно сходить. Своими ногами.
– Я не могу, – сказал Руслан, будто выплывая в реальность.
– Что ты сказал? – будто докапывающийся гопник, Гжельский склонился над Русланом.
– Не могу пойти, – повторил Руслан, чувствуя воздействие Силы, но не повинуясь ей.
– Ударь себя, – сказал Гжельский.
Раздался хлёсткий звук пощёчины, а Гжельский продолжил:
– Раз не можешь, то езжай за своей пачкой. Но возьми её зубами.
Руслан опустил взгляд. Ему сильно не понравился этот тон, но он совсем не понял, что именно ему так не понравилось. Наверное то, что он опять почувствовал себя слабым. Слабым и никчёмным. Очень знакомое чувство. Как хотелось, чтобы кто-нибудь защитил. Но ты взрослый дядька, который не плачет, не жалуется, и у которого ничего никогда не болит. Но ведь все видят, что болит, да ещё как. А если посмотрят не только на его внешний вид, но и на его душу, через его глаза, то ещё и поймут, какой он ущербный. Ущербный, потому что несчастный.
