Александр Михайлович Кротов
Смерть пахнет конфетками
– Я ухожу? – пошутил Кир, на которого эти слова не произвели впечатления.
– Я ухожу, – повторил его фразу Гжельский. – Катя, сними с себя крест и повесь на меня…
Девушка поторопилась выполнить приказ.
Пальцы Стахова разжались. Гжельский ушёл.
Все могли наблюдать, как он, минуя заставы своей армии, вышел на передовую и лицом к лицу встретился с коллекционером голов, власть над которым имела тень.
Огонь прекратили, а Гжельский сделал ещё несколько шагов навстречу чудовищам.
– Возвращайся назад, – сказал Олег Рубинович. – Живо!
– Не слушай его, – запищала в ухо своего донора тень. – Я его знаю, он врёт! Он преступник! Он хотел нас убить…
Но коллекционер голов сомневался. Он давно просил выйти к нему обладателя этого талисмана, но сделать с ним ничего не мог. Это как сладкая цель, которую нельзя было укусить, но присутствие которой придавало смысл существованию.
– Пойдёшь со мной? – наивно спросил коллекционер голов, подавляя волю тени.
– Конечно, друг мой, – дружелюбно сказал Гжельский и поравнялся с ним, чтобы вместе вступить на лестницу, ведущую к нижним ярусам.
Коллекционер голов повернулся в том же направлении, как унылый здоровяк, понявший, что «натворил делов». С этим неуклюжим видом слона в посудной лавке, он, вместе с Гжельским, сделал несколько шагов вниз.
– Выкинь тень, – сказал Гжельский, напрягая свою Силу. – Она тебе больше не нужна.
Его Сила в союзе с оберегом оказали должное влияние: коллекционер голов стал что-то щупать у себя на шее своей здоровенной рукой. Тень поняла, что дело плохо, и, отключив в коридоре свет, отпрыгнула от бывшего донора в этот самый коридор как можно дальше. Её тут же попытались перехватить дерзкие пули, но она была неуязвима, несмотря на потерю нескольких клочков волос.
Она начала скакать по чёрной мгле коридора, пока не наткнулась на первого попавшегося человека, силы которого ей очень пригодились для борьбы, несмотря на лютое нежелание новоиспечённого сообщника давать ей эти силы. Но её мощь была более могущественной.
А Гжельский не стал обращать внимания на то, что там творилось. На лестнице и минусовых ярусах исправно работало аварийное освещение, и он смог проводить коллекционера голов в его камеру в самом дальнем углу подземной территории пансионата, борясь со своим собственным страхом, который он не мог выпустить наружу, но который он так давно не испытывал. Это ощущение страха придало ему сил, появились даже лёгкие нотки ностальгии по прошлой жизни в своём безвозвратно потерянном мире, в котором всё было не так просто, как здесь. Может быть, стоило прекратить все эти исследования, поиски?
Ему удалось проводить коллекционера голов в его просторную, но лишённую человеческих удобств за ненадобностью, камеру.
Закрыв дверь за страшилищем, он выдохнул.
– Зайдёшь ко мне? – спросил коллекционер голов.
– Как ты попал в этот мир? – спросил Гжельский.
– Не знаю, – ответило чудовище, которое было разговорчивее, чем обычно. – Я просто был в своём мире, где достаточно… голов. Потом попал сюда, где всё так не так, и так мало… голов…
– Говоришь как плохой российский футболист, выбравшийся из своих сновидений, – пошутил Гжельский, который не так давно изучил историю спорта.
– Зайдёшь ко мне? – с меньшей надеждой повторил коллекционер голов.
– Нет, – сказал Гжельский. – Ты понимаешь, как попал сюда, в этот мир?
– Не, – честно ответил коллекционер голов.
– Вот и я не понимаю, – сказал Гжельский и удалился.
Мужчина вышел к пульту управления в коридоре минус третьего яруса и открыл своим магнитным ключом щиток управления. Немного потрогал клавишу, пускающую усмиряющий газ, а потом нажал экстренную кнопку, пустив в камеру коллекционера голов ядовитые вещества, убившие существо за пару минут.
Когда он вернулся на минус первый ярус, перед ним предстала кромешная темнота.
– Олег Рубинович, – сказал женский голос из темноты. – Готова доложить.
– Слушаю, – сказал Гжельский, узнав голос Леры и вступив во тьму.
– Тень вселилась в Стахова, – начала Лера доклад. – Но тот оказался достаточно… сильным. Они закрылись в операторской. Там осталась Катя. Прикажите взрывать? Боюсь, взрывчатки не хватит, только дверь вышибем…
– А ты уже не боишься взорвать Катю? – спросил Олег Рубинович.
Но Лера нашла что ответить:
– Опасаюсь, что если мы и на этот раз что-нибудь не предпримем, то жертв может быть больше.
Опираясь лишь на своё чутьё и руки расположившихся вдоль стен солдат, мужчина добрался до крепкой двери в операторскою.
– Катя, ты в порядке? – спросил Гжельский.
– Да, – последовал испуганный ответ, приглушённый толщиной двери. – Тень вселилась в Руслана.
– Что она хочет? – продолжил диалог мужчина.
– Не знаю, – ответила девушка. – Похоже, она просто собирает силы.
– Ты можешь открыть дверь?
– Тень держит меня за ногу, но её влияния я не чувствую. Наверное, смогу, но… вы все можете погибнуть.
– Катя, ты не поддаёшься влиянию тени, и ты сильна, как никогда! – сделал установку Гжельский, сомневаясь в своих силах, так как не было прямого контакта.
– Ага, – просто ответила девушка.
– У меня есть решение ваших забот, – вдруг раздался голос Кира из темноты.
– Что? – обернулся на голос Гжельский.
– Мои цены реальны, – сказал парень, который до этого провёл долгие мгновения в размышлениях о возможностях своего состояния, транслируя мысли своим видениям, которые, как ему показалось, начали его понимать. – Сто миллионов рублей и я введу в помещение своих призраков. Они отвлекут тень, проверено. Потом можете вызволить заложников, если будете действовать самозабвенно.
Он хотел сказать «слаженно», но его помутневший в отрицании реальности разум решил использовать это слово.
А Гжельский поверил. Он почувствовал, что это обстоятельство спасло ему жизнь в стычке с тенью, в которой присутствовали те несчастные ребята, когда один из них погиб под воздействием его сил. Слишком много жертв. На это можно не обращать внимания, но до какой степени? И дрессированных хомячков тоже жалко, но… они сами так успешно ищут смерть.
Гжельский обратился к Стахову:
– Руслан, ты слышишь меня?
– Ты подлый обманщик! – прозвучало два голоса. Стахова и тени. И они оба могли быть правы.
– Что ты хочешь? – спросил Олег Рубинович, но ответа не последовало.
Зато подал голос Кир, решивший, что заминка связана со слишком высокой запрошенной им ценой:
– Девяносто девять миллионов и я в деле! И ещё… вылечи мою маму.
Без алкоголя и никотина он был «обдолбан» происходящим не меньше. Но не терял нить логики происходящего, которая хоть и стала казаться компьютерной игрой, которой он увлекался в детстве, пока реальность не стала более необычной того приключенческого развлечения.
Первым был утопленник. Он жил у него под кроватью, когда парень был уже в том возрасте, когда подобные воплощения американской культуры в виде подкроватных монстров уже уходили из фантазии детей. Просто случайно видел в телевизионной программе «Вечер трудного дня», как вытаскивают неудачливого ныряльщика из воды. Кто мог знать, что это окажется первым триггером?
Потом появилась жуткая девочка. Это было всего лишь эхом простой радиосводки, в которой сообщалось, как пьяный водитель сбил девочку на пешеходном переходе, когда они с мамой возвращались с утренника в детском саду. Мама выжила, девочка – нет.
И если утопленник был достаточно редким монстром, то дитё в нарядном платье стало докучать сильнее. По её зову Кир сделал много незначительных добрых поступков, но потом всё стало сложнее. Неизвестно в результате какого триггера появилась смерть. Да, он спас того инсультника с трамвайной остановки и помог отбить соседского пуделя от стаи бродячих собак, но чаще он не успевал. Это стало отдельной психотравмой. Смерти он всегда боялся, как бы не высмеивался её образ в карикатурах в стиле Бильжо.
Эта троица прожила с ним немало лет.
Но пару лет назад, в сводках интернет-новостей он прочитал про ужасную смерть красивой девушки. Кто мог знать, что и это станет новым триггером, когда другие события из мира чужих смертей не могли дотронуться до его сознания. Журналисты «обсасывали» эту тему долго, публикуя её прижизненные фотографии наряду с фотографиями её изуродованного какими-то бандитами тела, со сладострастием описывая и прижигания сигаретами, и вырванные ногти, и пытки паяльником. Вместе с ней появился грустный пузатый мужчина. Но про него память Кира утаила подробности, резко всплывшие в эту долгую ночь.
– Согласен, – Гжельский дал добро на условия Кира, а потом обратился к девушке. – Катя, будь готова бежать!
– Что? – не расслышала она его.
Но Кир уже пустил в атаку свои видения.
Стахов боролся с ослабшей тенью, не подпуская её к сознанию Кати, которая выглядела для чудовища аппетитнее Руслана. Но девушка не торопилась убегать. Она оставалась с ним, а Руслан не мог прокричать ей о том, чтобы она бежала без оглядки. Девушка лежала у двери. Казалось, она даже пыталась помочь, но ей не хватило решительности.
А Стахов боролся, сдерживал чёрную силу, но воодушевляющий настрой покидал его.
Когда силы иссякли, он заметил, что тень начала бояться. Она ослабила хватку, приняв бой с теми, кого Стахов увидел её взглядом.
Сквозь бронированную дверь в помещение операторской вошла высокая стройная блондинка в синем платье. За ней заполз какой-то жуткий мертвец, по спине которого прошла девочка в нарядном платье за руку с молодой девушкой с золотыми волосами, одежда которой была мокрой. Следом вошёл и его отец. Но больше трудностей у тени возникло с фигурой в чёрном балахоне. Она яростно отбивалась своей косой, но не могла нанести урон тени…
Мужчина не заметил, как Катя отворила дверь, и сильные руки Гжельского, слабые конечности Кирилла и нежные пальцы Екатерины выхватили Стахова из инвалидного кресла и из объятий тени, которая осталась одна среди чужих видений. Они встали на его защиту. Они не могли причинить вреда тени, но та была слишком напугана, чтобы понять это. Они мерцали, уворачиваясь от её смертоносных щупальцев, пытались вступать в бой или, по крайней мере, имитировать агрессию. Но вскоре всё прекратилось. Руслан перестал видеть то, что видела тень. Её влияние отпустило его разум. Но мужчина всё-таки увидел, как пал его отец, сражавшийся самоотверженнее всех. Но он не смог ничего сделать. Тень разорвала его в клочья, когда тот попытался помешать ей вернуть в свои объятия Руслана. Окрасилась красным белая майка, раскололась голова хмурого, неловкого мужчины, которого освободивший своё сознание от тени пленник, продолжал считать своим отцом, несмотря на то, что это уже было что-то другое, не схожее с человеком. Эта гибель видения стала неожиданностью как для Стахова, так и для тени, которая уже начинала понимать, что это всего лишь чьи-то галлюцинации, а не реальные образы…
Больше мужчина ничего не увидел – дверь захлопнулась. Руслан был спасён, а тень осталась ни с чем.
В темноте послышался голос Гжельского, который отдавал приказы и присутствующим в коридоре людям, и, с помощью рации, тем, кто заведомо добрался до узла коммуникаций:
– Заварить дверь! Законсервировать вентиляцию!
Показалось несколько источников искр сварки, которую пытались применить для аналогичных целей ещё до попадания коллекционера голов на этот этаж.
– Ты храбрый, – прозвучал приятный женский голос. – Спасибо…
Руслан так устал, что не испытал эмоций к тому человеку, который когда-то хотел разделить с ним солнечный день на речке, сладость которого украсил бы спелый арбуз.
Стахов вырубился.
Глава 6
Кира везли домой, а он дремал. Мыслей и видений не было, была усталость. Пришлось ехать в пижамной одежде и мягких тапочках. Но на это было плевать. Гжельский обещал, что как только парень предоставит номер своего лицевого счёта, то тут же ему переведут обещанные деньги. А Екатерина обещала помочь с налогами. Жизнь налаживалась, но возвращаться домой всё равно не хотелось.
Фургон уехал, а Кир остался.
Погода и не думала портиться, но её приветливое тепло не разделяла здешняя обстановка. Старая пятиэтажка среди других подобных пятиэтажек. Обшарпанный подъезд, похожий на соседние подъезды, но Кир не мог перепутать их даже в пьяном состоянии. Последний этаж, на котором было чуть меньше хлама, чем на остальных этажах только потому, что здесь было меньше соседей. Две квартиры временно пустовали, район был не самым востребованным на съём жилья. А в самой дальней квартире этажа жила благополучная семья. Высокий и крепкий муж, ещё не потерявшая свою привлекательность из-за своей расширяющейся год от года талии жена, двое забавных ребятишек, которые не шкодили больше положенного. Они все вместе часто ездили на дачу, сезон уже начался. Ещё у них был автомобиль. Что ещё желать? Кир часто любовался ими, выбираясь на лестничную площадку покурить, чтобы скрыться от своего быта. Муж высказывал ему свои замечания и парень делал вид, что слышит его слова. Жена недовольно отворачивала нос, придерживая детишек, чтобы они ненароком не нарушали личное пространство местного обывателя, которого они нередко замечали не только с сигаретой, но и с пивной бутылкой. А дети в такие моменты недолгого соприкосновения двух разных, параллельных миров, просто смотрели на куряку с любопытством. Кто-то синхронно с этим занятием ковырял в носу, а кто-то вёз машинку по неаккуратно выкрашенным и шатающимся во все стороны перилам. Идиллия, которой завидовал Кир. Но стоящая рядом блондинка или пузатый мужичёк, наблюдающий за мёртвыми мухами на оконной раме, позволяли вернуться в реальность, в свой проклятый мирок.
Утро и часть дня Кир провёл без видений. Он даже успел погоревать от того, что они погибли в схватке, в которой у них не было шансов. Мог ли он пускать и так мёртвых существ на гибель? Это был вопрос. Но важнее был вопрос о том, не оставил ли он погибать здесь родную мать.
Первый замок оказался не заперт, а второй совсем не молниеносно поддался полномочиям ключа. Но Кир попал домой.
Тут же в нос ударил запах испражнений и старости. Привычный запах дома. Громко работал телевизор, транслирующий выпуск новостей, но матери на кухне не было. Дверь в её комнату была закрыта. Зато была открыта вторая дверь, ведущая в комнату Кира, хотя он всегда держал ей закрытой на ключ. Бардак его личного пространства был обнажён, видимо его тётка решила взломать хилый замок, навещая сестру, пока парня не было дома. Или это смогла сделать мать, хотя сил у неё оставалось всё меньше и меньше.
– Мам? – вопросил Кир, отворяя дверь в комнату своей родительницы.
В этот момент на него набросились. Кто-то очень сильный обхватил его шею, наклоняя лицо парня к самому полу, на котором виднелись следы сухой грязи.
– Вот и владелец квартиры пришёл, мы заждались, – сказал мужчина в сером пиджаке.
Кир его ни разу не видел.
– Геннадьич, давай шустрее, – сказал тот, кто сделал силовой захват Киру. – Мне эта вонь уже надоела.
Здоровяк, держащий Кира, бросил того на пол. Парень осмотрелся.
Один из двоих незваных гостей был ему знаком. Это был Якорь, кореш которого отправился гулять за окно из квартиры Алёнки и Владика несколько дней назад. У Якоря виднелся лейкопластырь на лбу, но других признаков недомогания от последствий той драки, что произошла не так давно, у него не было.
Геннадьич сидел на кровати матери. Женщина сидела рядом с ним, она выглядела плохо, её кожа стала желтее, а вокруг глаз – темнее. Её руки тряслись, голова дёргалась, ничего не понимающий взгляд был направлен куда-то сквозь происходящее в комнате. Она жевала пряник, роняя крошки на запачканную юбку. Ей было не просто. Она то пыталась откусить с одной стороны, то с другой, но у неё не всегда получалось. Даже такое простое занятие ей давалось с трудом. Она было переместила своё внимание на Кира, но Геннадьич тут же перевёл все её не сфокусированные на происходящем акценты на себя.
– Петровна, ещё чайку? – добродушно сказал мужчина.
Женщина посомневалась, а потом сказала:
– А, давай!
– Якорь, сгоняй, – велел Геннадьич.
– Харе, – сказал Якорь. – Опять обоссытся.
– Сгоняй, я сказал, – повторил просьбу риелтор, который в криминальной иерархии оказался выше, чем здоровяк.
– Сам иди, – не согласился с иерархичной расстановкой Якорь, показав, что у него тоже есть право голоса.
– А документы ты будешь заполнять? – спросил мужчина в деловом костюме.
– Этот убежит, – привёл аргумент Якорь.
Геннадьич вздохнул и молвил:
– Тогда дай ему понять, что бегать плохо.
Кир только встал на ноги, как Якорь дал ему такую оплеуху ладонью, что взрыв в деревне другого мира показался равнозначным по силе. Но Кир быстро очухался, чуть было не перелетев через открытое окно. Верхушки тополей были совсем близко.
– Здесь тебе не девятый этаж, – сказал Якорь. – Шанс выжить есть, но будет ли от этого легче? Вопрос.
Он взял с журнального столика пустую кружку матери с отколотым краем. Она была её любимой кружкой, несмотря на дефект. Несуразные цветы, обозначенные небрежной графикой. Но, несмотря на внешнюю неприглядность, она была ей дорога. Ещё на журнальном столике около кровати лежали какие-то документы. На них уже было пятно от чая и крошки пряников.
– Зачем ты толкнул паренька? – сказала мать Кира, не узнавшая сына. – Хулиганы! Разве это дело?
– Бабушка, – сказал Геннадьич, – а как же чай?
– Чай я буду, – ответила женщина, которая, несмотря на шестидесятипятилетний возраст, выглядела настоящей старухой, лет на двадцать старше.
Якорь удалился, а Геннадьич достал пистолет с глушителем.
– Ой-ёй, – только и отреагировала старушка. – Как настоясчий.
Геннадьич не заметил её слов. Он обратился к Киру.
– Мы с утра здесь сидим. Найти тебя оказалось вполне возможно, как ты понял. Думаю, ты понимаешь и цель нашего визита. Твои подвиги доставили неприятности. Но ты можешь сгладить вину. Переписываешь на нас квартиру. Или не делаешь этого. Но это будет неверным решением. Уж поверь.
– У меня есть значительно больше денег, – сказал Кир, мысли которого начали путаться, ему нездоровилось.
– Откуда? – удивился Геннадьич. – В твоём бардаке мы их не нашли. Учитывая все условия, на своей работе ты получаешь совсем мало. Мы нашли тебя не быстро, но нашли. Теперь твоя жизнь по-настоящему в твоих руках. Потом можешь прожигать её, ничего не изменится. Только крыши над головой не будет. Но тебе же не привыкать жить одним днём. По твоей расцарапанной морде видно. Ты самый настоящий алкаш, посмотри на себя в зеркало, как ты выглядишь. Давно, наверное, себя со стороны не наблюдал. Но всё это не такая уж проблема, как… отсутствие жизни. И да, у нас всё схвачено, к ментам можешь даже не соваться. Будет хуже.
Геннадьич повернул пистолет в сторону старушки. Но та не отреагировала. Она продолжила кромсать пряник своим почти беззубым ртом.
– Чаю бы, – только попросила она.
– Сейчас всё будет, – заверил Геннадьич. – Только Кирюша подпишет бумажки.
– Кирюша, – обратила свой полуслепой взор старая женщина на Кира. – Как хорошо, что ты здесь. Я так скучала. Где ты ходишь? Опять задержался в школе?
– Да, мам, – сказал Кир, присев на корточки перед столиком.
– А что у тебя с лицом? – заметила старушка следы от приключений.
– Порезался, когда брился, – ничего лучше не смог придумать Кир, воспользовавшись словами Гжельского.
– Так аккуратнее значит надо! – сделала наставления мать. – Кто ж так делает…
Бумаг было не так много, и Геннадьич заботливо пододвинул их к парню. Рядом лежал его паспорт и дешёвая шариковая ручка с синей пастой. Кир было потянулся к ней, но отпрянул. Под кроватью мамы лежал утопленник.
Кир даже обрадовался – они вернулись!
Обернувшись, он увидел Машу. Видеть её было ещё большей радостью. А у входа в комнату в пятнадцать квадратных метров стояла блондинка, сквозь которую прошёл Якорь с наполненной до краёв кружкой с кипятком.
– Можно мне позвонить? – попросил Кир.
– Позвони, – сказал вставший за его спиной Якорь. – Только лишишься матери.
– Горяча, – сказала старая женщина, дотронувшись до поставленной перед ней кружки. – А водички холодной есть?
– Ты издеваешься?! – взревел Якорь.
У женщины намокли глаза. Она с обидой сказала:
– Кирюша, почему он кричит, кто эти люди?
– Слушай, – процедил сквозь зубы Якорь, положив увесистую ладонь на худое плечо Кира. – Я за своей матерью так не ухаживал, даже когда она умирала. А у этой старой твари всё утро сердце болело, еле откачали. Пряники и чай помогли. Но Димон, мой друг, погиб. Ему пряники и чай не помогут. Представляешь, как я зол? И прекрасно помню, как ты меня ножом полоснул, благо у тебя это плохо получилось. Я держусь из последних сил – не проверяй на прочность мои нервы.
– Кирюша, что им надо? – заплакала женщина.
– У меня тоже голова болит, – сказал Геннадьич, дотронувшись глушителем пистолета до виска старой женщины. – Резче!
Старушка завопила:
– Ой, больно-больно!
– Резче! – злобно повторил Геннадьич.
Кир снова потянулся за ручкой, не обращая внимания на укор со стороны своих видений. Но они ничем не могли помочь. Лишь стояли над душой, ждали.
Геннадичь убрал с виска старой женщины пистолет, но та не успокоилась. Тогда он вручил ей в руки новый пряник, и старушка быстро замолчала, не в силах решить, что ей делать с двумя угощениями.
Кир только принялся бегло изучать первую бумажку с текстом договора продажи, как во входную дверь квартиры кто-то стал ломиться, неаккуратно кромсая замочную скважину ключом.
– Кто это? – спросил Якорь, не отпуская плеча Кира.
– Тётка, – сказал парень, когда все услышали звук открываемой двери.
– Есть кто живой? – вопросил из прихожей голос родственницы Кира и его матери.
– Реши это проблему без глупостей, – прошипел на ухо Кира Якорь.
Парень вышел из комнаты в прихожую. Тётка была одна.
– Ты когда приехал? – начала она атаку вопросами. – Что у тебя с физиономией? Загулял, а я тут шарахайся! Вчера была, сегодня пришла, мать-то совсем плоха!
– Извиняюсь… – начал было Кир.
Но женщина перебила его:
– Продуктов принесла, – сказала она, прочапав на кухню не разуваясь. – Деньги дай, чек с собой…
– Я принесу завтра, надо с карточки снять, – сказал Кир, помогая выкладывать нехитрые продукты в виде макарон, каши, пряников, дешёвых карамелек.
– У меня тоже карточка-то есть, – сказала тётка. – Переведи!
– Завтра, – сказал Кир. – Всё завтра, как получку получу.
Тётка посмотрела на него с недоверием.
– Новую работу нашёл, – Кир продолжил речь. – Хорошую работу. Переведу больше, чем нужно.
– Ой, врёшь! – не поверила тётка. – У тебя на морде написано. С асфальтом что ли воевал? Мать-то жива вообще? Не угробил старуху-то?
Женщина резво кинулась по узкому коридору к комнате родственницы, дверь которой уже была закрыта. Кир не стал её останавливать. Он достал из небольшого пакетика карамельку. Он был голоден. Сладость ворвалась в его вкусовые ощущения, разбавив горечь от всего происходящего в его голове и его жизни. Сладость напомнила ему о всех жертвах. Сладость была такой яркой, такой… значительной. Как вкус смерти. Ему начало казаться, что умереть, это всё равно что сладко заснуть после очень тяжёлого дня. Положить уставшую, опустошённую от мыслей, голову на мягкую подушку и провалиться навсегда в сновидения. И какая в этот момент будет разница, получится ли проснуться после всего этого…
А тем временем тётка ввалилась в комнату, где Геннадичь, Якорь и старушка уже выглядели непринуждённо, будто просто вели праздную беседу. Старушка была рада обладать двумя пряниками.
– Вы кто? – обратилась она к мужчинам.
– Мы из службы социальной поддержки, – дружелюбно сказал Геннадьич.
– Старуха, ты как? – спросила женщина у родственницы.
– Хорошо! – жизнерадостно ответила мать Кира.
– Точно? – не поверила тётка.
– Что точно? – не поняла старушка.
Тогда тётка перевела внимание на подоспевшего Кира, обратившись к нему:
– Уж не в дом ли престарелых её сдать решил?
– А вы хотите взять её к себе на попечение? – ответил вопросом на вопрос Кир. – Это можно решить…
– Не по-людски! – сказала тётка.
– Так возьмёте?
– Что родственники скажут? – не унималась тётка, но уже вываливая свой вес из комнаты. – Что отец скажет?
– Ему не всё ли равно? – парировал Кир.
– Так люди не поступают, – сказала тётка.
Кир повысил голос:
– Поступите так, как поступают люди!
– Не моё дело! – сказала тётка, уже направляясь к незапертой двери на выход. – Твоя мать, ты должен за ней ухаживать сам, она тебя воспитала!
– Так вы ей тоже родственница!
– Тебя растили, поили, кормили, в жопу дули, дали путёвку в жизнь, а ты эвоно как!
– Я не справляюсь, – честно сказал парень.
– Тебе должно быть стыдно!
– Так возьмите же её к себе! – сказал Кир, но дверь перед ним захлопнулась.
Удаляющиеся проклятия тётки ещё были слышны, но совсем недолго.
– Твоё дело, она твоя мать, стыдоба! – напоследок изрекла женщина, перед тем как удалиться.
В комнату Кира вернули мощные руки Якоря.
– У тебя минута на подписание! – злобно сказал Геннадьич, вновь достав пистолет и вернув его к виску старухи.
Та вновь закричала, выронив пряники на пол.
– Живо! – наседал со спины Якорь.
Кир оглянулся. В комнате были все. Не было только того пузатого мужичка, но его отсутствия он не заметил. Можно всё было завершить несколькими росчерками синих чернил, но Кир уже решил поступить иначе. Неизвестно откуда взявшаяся ярость решила всё. Она захватила его сознание, пока он разгрызал и проглатывал чересчур сладкую карамельку. Её запах перебил тошнотворную атмосферу квартиры, предвещая испытания, с которыми можно было либо справиться, либо погибнуть. Неужели он, победивший таких тварей, дрогнет перед этими двумя отбросами? Неужели они просто так уйдут и оставят его в проигрыше, когда он так легко справился с самой лютой нечистью от вида которой эти придурки только бы обосрались и не смогли бы сообразить как уйти живыми? Победив чужеродных чудовищ пора браться и за местную нечисть.
Замешкавшись на кухне, после того, как тётка устремилась от него по короткому коридору в комнату, он успел найти нож, что спрятал от матери, чтобы она не порезалась. Его он взял с собой, засунув холодное оружие за резинку штанов и прикрыв рукоятку футболкой…
Именно им он и полоснул Геннадьича по горлу. Тот выронил пистолет на пол, схватившись за глубокое ранение руками. Кровь хлестнула на бумаги, а Якорь вновь сжал плечо Кира, но получил удар этим же ножом в живот и отпрянул в сторону. На этот раз нож вошёл по самую рукоятку.
Кир поднял пистолет, а старушка продолжала кричать.
За окном шелестела зелень, и громко пели птицы, встречая приближающееся лето.
Парень выстрелил. Сначала в голову Якоря, потом пара пуль досталась Геннадьичу, как только старушка закрыла лицо руками.
Раздалось два глухих стука – на пол упали тяжёлые бездыханные тела.
Кир не знал, что делать дальше и видения не подсказали. В распахнутом лёгком пиджаке Геннадьича виднелись кобура и бумажник. Парень достал пару тысяч рублей, потом вытер попавшейся под руку тряпкой немного опустевший кошелёк, пистолет и рукоятку ножа, торчащую из живота Якоря. После чего он выбросил оружие и бумажник под кровать.
Потом парень помог подняться старушке с кровати.
– Ты давно гуляла? – обратился он к матери.
– Гулять? – быстро успокоила истерику женщина.
– Да, погода хорошая, – проводил Кир её в прихожую.
– Погода хорошая, – повторила старушка.
После недолгих сборов они вышли из квартиры. Кир запер дверь, доломав замок, и чуть было не столкнулся с соседом, который выходил со своей женой и детьми на прогулку.
– В подъезде не курить! – сделал наставление глава семейства.
– Серьёзно? – сказал Кир, недолго продлив свой зрительный контакт с ним.
Он хотел у него спросить про то, слышал ли он крики его матери, видел ли людей, не совсем аккуратно взломавших замок его двери, но не стал.
Выйдя на свежий воздух, он вызвал такси до пансионата и заранее расплатился с водителем деньгами Геннадьича. Только в пути его настигло понимание глупости совершённого поступка. Можно было не убивать, он теперь и так богат, если Гжельский сдержит слово. Что им двигало? Он постарался заткнуть эти мысли, но они не заткнулись, продолжили зреть.
На центральной аллее пансионата он встретил Кристину и Свету. Они направлялись к парковке к таксисту, который привёз Кира с его матерью.
– Кристина! – обрадовался парень.
Но девушки встретили его безрадостно:
– Мы знакомы? – спросила брюнетка, поправляя волосы.
– Да, – неуверенно сказал Кир. – Как здоровье Вероники?
– Была простужена, но уже всё хорошо, – сказала Кристина, не успев даже сформировать вопросы о том, откуда он знает про неё и её сестру.
– Пошли, такси уже ждёт! – заметно заволновавшаяся Света поторопила подругу, и девушки ускорили шаг.
Им хотелось поскорее дистанцироваться от этого странного парня с сильно поцарапанной и сияющей желтизной синяков мордой, одетого в одежду пижамного типа: широкие штаны, распахнутую рубашку, испачканную чем-то красным футболку.
Кир хотел их как-то остановить, окрикнуть Свету, но та вовремя обернулась, и он поймал её недоумевающий взгляд. Она тоже его уже не помнила. И парень отпустил их, поняв всё.
– Симпатичная девушка, – сказала старушка.
– Какая из них? – спросил Кир, неспешно продолжив маршрут к пансионату, ведя мать под руку.
– С волосами, – получил он ответ.
– Они обе с волосами, какая из них?
Но женщина не ответила, этот вопрос ввёл её в замешательство, она разволновалась и даже начала охать, пожаловавшись на боль в сердце, уже не помня вопроса. Под кондиционерами пансионата ей стало лучше, но она очень устала, пришлось замедлить шаг.
Руслан Стахов пришёл в себя. В его номере уже была новая дверь, и бардак его жилища был скорректирован в относительно божеский вид. Первым делом он направился в приёмную Гжельского. Нужно было привести голову в порядок и узнать, как разрешилась ситуация, потому что больше никто не согласился говорить с ним на эту тему. Центральный вход уже вовсю быстрыми темпами ремонтировали не отвлекающиеся ни на что жизнерадостные узбеки.
В приёмной он встретил Екатерину. Она сидела и что-то старательно записывала в свой блокнот.
– Как ты? – спросил он у неё.
– На удивление, нормально, – ответила девушка, не отрываясь от дел.
– Что с тенью?
– Дверь и вентиляцию заварили, укрепили все возможные слабые места её заточения. Не осталось даже щели, через которую она могла бы выбраться из операторской. Хорошо, что помещение находится под землёй. Оно надёжно законсервировано. Долго она не протянет. Гжельский в этом уверен.
– Ты ещё хочешь работать здесь?
– Да, – сказала Катя без особого желания что-то объяснять. – Точно да.
