Александр Колокольников
«Древоходец». Деревенский колдун.
Вот так и осталась одна. По-сиротски переехала в Париж. Проживает на средства, что папаша трудами праведными надыбал, да с мужа бывшего потягивает.
– Господи, Тигрыч! Откуда такие подробности! Зачем тебе знать всю эту дребедень?
– Зачем? А затем, что работаю я с одним сволочным колдуном! И вот мне, из-за его мелочных капризов и лени, очень часто приходиться отказывать клиентам. А чтобы не получить серьёзных неприятностей, я обязан знать, кому говорю – нет. Для этого у меня есть свои источники…
– Мутные какие-то твои источники.
– Уж какие есть.
Константин Сергеевич поднялся и прислушался. – Кажется, в коридоре затихло, успею проскочить.
С этими словами он подошёл к шкафу с одеждой, снял халат, и стал надевать плащ.
– Плащ то зачем? Тебе по улице до поликлиники пройти двадцать шагов.
– По привычке. Давно бы переход крытый сделал, а то зимой по морозу и снегу взад-вперёд бегать приходиться.
– Крытый переход ему! А деньги где? Вот сегодня опять! С этого Михаил Сергеевича – тысячу зелёных содрать за осмотр, а то и поболее… А ты неудобно, у него осознание… Вот и пусть осознает, что ты, можно сказать, ему шанс на спасение жизни дал – это должно чего-то стоить…
– Да замолчи ты. Пошли уже. Мне ещё в неврологическое забежать надо до приёма.
Они вышли из кабинета. В коридоре было пусто, только у палаты мотоциклиста стоял охранник его отца. Увидев их, он приоткрыл дверь в и сказал: «Идут!».
Из палаты вышла высокая блондинка в брючном костюме с короткой стрижкой. Лицо явно с ботоксной накачкой, но без следа косметики. Сузив глаза, она посмотрела на Константин Сергеевича, и резким низким голосом спросила: – Это ты колдун?– И, не дожидаясь ответа, сразу продолжила: – Что ты наплёл моему мужу? Кто ты такой? Пенёк деревенский! Какое право ты имеешь озвучивать такие диагнозы? Я ещё разберусь, как вы моего сына лечили! Я вас по судам затаскаю…
– Ага, ага. Сразу в Гаагский трибунал! И что б к сожжению приговорили. Это, как там – запнулся Константин Сергеевич. – Вспомнил! Акт веры – аутодафе.
Говоря всё это, он сделал попытку, не останавливаясь обойти блондинку, но она перегородила ему дорогу.
– Катя, прекрати! – положив ладони ей на плечи, сказал появившейся Михаил Сергеевич, и мягко стал оттягивать её в сторону, освобождая проход.
Женщина вырвалась из его рук, и опять начала: – В Сибири шутки свои шутить будешь – недоумок занюханный. Я изуродую не только твою жизнь, но и жизнь твоих…
Она прервала фразу, отвлёкшись на топот сзади. По коридору бежала женщину. Её с криками: Стой! Нельзя! – преследовал охранник с поста на входе. Женщина была худенькой, одета в джинсы и свитер под горло. Её волосы развивались от быстрого бега.
Не добегая метра четыре, она неожиданно рыбкой бросилась на пол и так на животе, в просвет между блондинкой и стенкой про скользила к Константину Сергеевичу, и обхватила его ноги.
– Умоляю! Умоляю! – Лежа на полу, и захлёбываясь рыданиями заговорила женщина. – Посмотрите моего сына. Мы уже десять дней живём в этом городе. Мы в дополнительном списке. Но который раз у вас не хватает времени осмотреть его.
Вы, наша последняя надежда! Все врачи: не знаем, не знаем, что с вашим сыном. Гору таблеток назначили – ничего не помогает. А он уже ели ходит. Я боюсь – следующий раз сам не дойдёт.
Тигрыч и подбежавший охранник попытались её поднять. Но она, привстав на колени, крепко схватила за руки Константина Сергеевича и подняв вверх заплаканное лицо продолжала повторять: «Умоляю! Умоляю!».
В таких, или подобных ситуациях, Константин Сергеевич оказывался неоднократно. Причём на улице редко, около дома – практически никогда. На улице, если рядом никого не было, подходить к нему – опасались. А вот в стенах больницы и прилюдно, его прихватывали частенько. Хотя от охраны больницы и требовали эти попытки пресекать, а после инцидента, когда отчаявшиеся мать угрожала ему ножом, велели и усилить бдительность, но не всегда охрана справлялась. Конечно, если такие просители не требовали чего-то невозможного, Константин Сергеевич, бывало и уступал, шёл навстречу. Но сейчас была другая ситуация – рядом стоял главврач. А по легенде – главврач был добрым и понимающим. И, поэтому, Константин Сергеевич, отыгрывая свою роль стервозного колдуна, отстранённо молчал и ждал вступления Тигрыча. Тот, вместе с отдувающимся после бега охранником, наконец-то поставили женщину на ноги, и, деликатно взяв её за локоток, замурлыкал своим баритончиком, вкрапив туда с ласковые интонации:
– Уважаемая, проблема не в том, что у Константин Сергеевича времени на вас не хватает. Он мог бы и задержаться, и чаще вести приёмы. Нет, дело совсем в другом: его дара просто не хватает на долго. Он может обследовать, от силы, десять человек в день, или чуть больше. Я думаю, сегодня он тоже не сможет принять дополнительно? – Тигрыч вопросительно посмотрел на Константина Сергеевича.
– Думаю, нет, – ответил тот.
Фразу про ограниченное число пациентов в день, Тигрыч сказал специально громко, явно для Михаил Сергеевича, видимо питая ещё надежду «срубить» с того деньги.
– А завтра же вы работаете? – продолжил Тигрыч. – У вас ведь повторные и стационар? Голубчик, может найдёте время?
–Лев Дмитриевич, – начал Константин Сергеевич, слегка запнувшись и чуть не соскользнув на Лев Тигрыч, – у меня завтра прокачка шести инсультников, пять человек с суставами и …
Константин Сергеевич высвободил руки, и незаметно махнув кистью, показал Тигрычу – «ладно».
После этого, ещё некоторое время дал себя поуговаривать, затем согласился.
Женщина, вытирая слёзы стала всех благодарить, и, получив от Тигрыча разовый пропуск на завтра, ушла поддерживаемая под руку охранником.
Всё это время Михаил Сергеевич и его бывшая жена стояли молча, переводя взгляды то на лежащую в ногах женщину, то на просящего за неё главврача. Когда всё закончилось, они по-прежнему продолжали молчать, обдумывая увиденное.
Паузу прервал Константин Сергеевич, обратившись к ним: – Я бы мог не озвучивать диагноз. Конечно, так для врача спокойней. Отправил бы на КТ, и пусть дальше другие разбираются. Выслушивают угрозы про Сибирь, и куда там ещё… Но крайне опасно упускать время. В случае скорой операции, у вас очень хорошие шансы. А после операции, побыстрее, как сможете, покажитесь мне – определимся с дальнейшим лечением. Сейчас Лев Дмитриевич выдаст вам предварительное заключение. Только вы хотя бы УЗИ у нас сделайте – должен же он за что-то зацепиться, а не только мои слова…
– Да зачем оно мне – ваше заключение! – перебил его Михаил Сергеевич. – Насколько я понял, всё, что вы мне наговорили – ничем подтвердить нельзя. А для обнаружения опухоли достаточно сделать КТ? – Всё правильно поняли. В таком случае, просто напишем справку с о вашем состоянии, о стадии развития болезни на сегодняшний день. В справке будет отмечено, что информация получена методами нетрадиционной медицины. Там будет полная правда. Ещё раз повторю – правда о состоянии на сегодняшний день. Что будет завтра? Точно могу сказать: завтра лучше не будет. Ну а дальше – всё зависит от вас. А я, – Константин Сергеевич посмотрел на часы, – извините, очень спешу.
– Подожди! – остановил его Тигрыч. – А если мы его к Митрофанову направим в НИИ Урологии? Митрофанов с пациентами от нас работал, и теперь полностью доверяет твоим заключениям. Он особо перепроверяться не будет.
– Разумно, можно и к Митрофанову, – ответил Константин Сергеевич, и, коротко попрощавшись, быстро пошёл к выходу на улицу.
Хотя время действительно «поджимало», он всё же решил отойти за угол и покурить, а то, когда ещё удастся. С места, где он встал, просматривалось крыльцо второго входа в больницу с несколькими ступеньками и аппарелью. Он прикурил сигарету и сделал только пару затяжек, когда увидел, как на крыльцо вышла женщина, только что получившая право на осмотр своего сына. Она, сбежав по ступенькам, направилось ко входу в хирургический корпус.
Колдуна женщина не видела, и поэтому спокойно, встав перед дверьми, приглашающе помахала через стекло рукой.
Кому она машет, Константин Сергеевич понял сразу, и, поэтому поглубже отошёл за здание.
– Тысячи рублей хватит?
– Да, нормально – хватит. Нам с ребятами вечером посидеть. Что я не понимаю? – голос охранника с поста узнать было нетрудно.
– А быстро ты бегаешь! Я, на серьёзе, догнать тебя не мог, даже и претворяться не пришлось. Что ответила женщина, было неслышно, а охранник продолжил: – Сейчас, этого почти нет. Колдун и немой лавочку прикрыли. А раньше первую и вторую очередь в списке за тысячу долларов продавали!
– Нет, нет. Сейчас никто не продаёт. Даже не слышала – никто не предлагал, – ответила женщина, и закончила: – Всего доброго, спасибо вам!
Списка на приём было два. Один основной – десять человек, которых он, принимал в первую очередь. Второй дополнительный. Из дополнительного он мог принять, когда и пять человек, а когда и никого. Всё зависело – пришлось ли делать, как сегодня, обход по заявкам врачей, а также, какой сложности пациенты в первом списке.
Что бы попасть в первый список, надо было, предварительно приехать в больницу на «комиссию» из врачей, или прислать представителя с выписками и анализами. Комиссия, зная возможности Константина Сергеевича, принимала решение поставить клиента в основной список или отказать.
Сроки ожидания приёма по основному списку могли доходить и до двух месяцев. Тех, кто по каким-либо причинам не мог ждать, стремясь быстрее попасть на приём – вписывали в дополнительный, можно сказать, в «живую очередь». Туда же, в дополнительный, попадали и клиенты сомнительные. Комиссия считала, что они непрофильные, но те настаивали на приёме, и их тоже иногда вписывали в дополнительный. Но на обычный день, в основной список комиссия могла поставить не десять, а только восемь человек. Две позиции резервировало за собой главное командование – в лице Тигрыча. По звонку, или за отдельную, повышенную плату, он мог предоставить эти два места.
Стоимость приёма у «колдуна» была сама по себе немаленькой, но вокруг очереди постоянно возникали различные махинации, особенно в дополнительном списке.
У Константина Сергеевича был помощник – Павел, который был проведён, как массажист. Он действительно делал массаж, но он же помогал и во время приёма у колдуна. Павел следил за порядком в очереди, гасил конфликты, успокаивал буйных. Причём, он всё это делал практически не издавал не звука. Обходился жестами, или взглядом. Иногда, ему приходилось применять и физическую силу. Он обхватывал нарушителя, приподнимал, и тащил к выходу. Когда-то его самого привела на диагностику мать. Павел после перенесённого менингита, потерял возможность полноценно говорить.
Константин Сергеевич не смог сразу помочь и предложил устроиться к нему работать массажистом, пообещав за ним наблюдать, и, возможно, рано или поздно разобраться с его болезнью. Может стараниями Константин Сергеевича, может само по себе, но произошло улучшение. Павел хоть и отрывисто, и глотая некоторые звуки, начал боле-менее понятно изъясняться.
Но, то ли боясь насмешек, то ли в силу выработанной привычки молчать, он предпочитал с незнакомыми людьми изъясняться жестами. А некоторая скованность мимики, вызванная теми же причинами, что и проблемы с речью, привела к тому, что все люди, не знающие его близко, воспринимали Павла как глухонемого, хотя со слухом у него всё было замечательно. Эта его особенность и позволило раскрыть заговор с махинациями вокруг записи на приём, в котором были задействованы и врачи из комиссии и их родственники. Подставная пациентка, договариваясь о продаже своей очереди прямо в коридоре поликлиники, совсем не обратила внимание на «глухонемого», стоящего с лицом статуи у окна.
О махинациях известили главврача. Тигрыч сам подрабатывал на продаже мест из резерва, и демпингующие конкуренты ему были не нужны. Врач из комиссии, пойманная на махинациях из-за неосторожности своей родственницы, с рыданиями вылетела с работы. Хотя, во время разбирательства, она утверждала, что в играх с подставными участвовали почти поголовно и другие врачи, но Тигрыч следствие «спустил на тормозах». Решил – не нагнетать, в надежде, что остальные усвоят урок правильно.
Именно тот случай и вспомнил сейчас охранник, беседуя с женщиной. Тогда, при разборке, как раз и всплыла сумма в тысячу долларов, которую сейчас он и огласил.
– Сегодня охранник следил за коридором – ждал подходящей ситуации, а просительница находилась где-то рядом. Когда увидел, что я стою на месте, в окружении людей и деваться мне некуда – дал ей отмашку. Сделали всё как по нотам, – с улыбкой подумал Константин Сергеевич.
Идти разбираться с охранником, он не собирался. Если ещё раз устроит подобный спектакль – тогда возможно. Единственно, у него появилась мысль: – Интересно, сколько бутылок водки купят на эту тысячу рублей? Ответа у него не было. Он не знал цен не только на водку, но плохо ориентировался и вообще в ценах на любые продукты и товары, за исключением сигарет. Более того, даже не знал, сколько приходиться платить пациентам, чтобы попасть к нему на приём. Нет, после скандала с махинациями в очереди, он поинтересовался у Тигрыча. Ту цифру он не забыл, но после серии то резких, то плавных «падений» рубля, эта цифра сейчас уже ничего ему не говорила. Но зато он твёрдо помнил зарплату своих сотрудников, вплоть до стоимости часа работы. И если ему всё же доводилось что-нибудь оплачивать, он соизмерял цену с зарплатой, вычисляя – сколько это будет в часах. Когда цена казалась завышенной, – начинал торговаться, или ругаясь отказывался покупать, поддерживая реноме въедливого колдуна, а не блаженного дурачка, швыряющего деньги налево и направо.
Он так и не вспомнив цену на водку, зато вспомнил жалобы Тигрыча на старшую сестру, которая приторговывает медицинским спиртом. Но это ещё ладно, – старшая сестра не продавала спирт больным, точнее, не попадалась на этом. А вот санитарки продают самогон своей выгонки пациентам, почти без оглядки на состояние и диагноз.
– Так что, если охранники захотят, они смогут вполне достойно набраться и на эту тысячу, даже не выходя за территорию больницы, —пришёл в своих вычислениях к окончательному выводу Константин Сергеевич, и, ловким щелчком послав окурок в урну, направился к запасному входу в больницу. Он должен был зайти ещё в неврологическое отделение.
Глава 5
Заведующая отделением Анна Михайловна, или Анечка, как он позволял себе её называть, была невысокая, кругленькой женщиной, с аппетитными формами. Анечка достаточно часто старалась показать своих пациентов Константину Сергеевичу, а иногда, что особенно не нравилось ему, приглашала без серьёзных на то причин. Нет, она не стала бы беспокоить его из-за какого ни будь пролетария-алкоголика. Но, если пациент что-то из себя представлял и был в состоянии её «отблагодарить», или наоборот – мог в последствии доставить ей неприятности, она по возможности старалась подстраховаться и вызывала колдуна на консультацию. При этом безбожно врала: «Ой, это моя подруга детства – посмотрите, пожалуйста. Ой, это мой двоюродный дядя».
На Константин Сергеевича она всегда смотрела снизу вверх, взглядом полным обожания и восхищения, сложив кисти рук домиком на груди. Точь-в-точь, как это сделали бы истинно верующие, на проявление божественного чуда. Говорила она с Константин Сергеевичем всегда быстро – быстро, переливающимся, как весенний ручеёк, южнорусским речитативом. Если руки не были заняты построением «домика восхищения», то она, начинала поглаживать его предплечье, одновременно стараясь прижаться оттопыривающимися из-под обтягивающего халата пирамидками грудей. Но, когда рядом Константина Сергеевича не было, душечка – хохлушечка, часто превращалась в нечто совершенно другое. Взгляд становился тяжёлым, с подозрительным прищуром. А голос начинал напоминать карканье ворона на старом кладбище. При этом слова она роняла медленно и веско. Об этих метаморфозах Константин Сергеевич прекрасно знал, но каркающей и роняющей слова, она была в основном с подчинённым персоналом, но ни в коем случае не с ним – с таким милым и замечательным. Ведь именно только таким, – милым и замечательным, можно было себя чувствовать под её ласковым взглядом, которым она одаривала Константина Сергеевича.
С пациентами же она проявляла свою третью ипостась – внимательного, уверенного и достаточно строгого доктора.
Персонал, давно уже привык, что в присутствии Константина Сергеевича, они из Петровых, Ивановых превращались в Любочек и Верочек, а вот пациенты, услышав от строгой докторши обращение: милочка, или зайчик, зачастую недоумённо таращились: «С чего это вдруг?».
Стоило Константину Сергеевичу открыть сейчас дверь, и оказаться в коридоре неврологического отделения, как дежурная сестра, поздоровавшись, тут же выбежала из-за стола, заскочила в одну из палат и, буквально через мгновение, появилась с Анной Михайловной. Та быстро прошла навстречу, освещая окружающее пространство белозубой улыбкой, значительно опередив деликатно приотставшую медсестру.
– Константин Сергеевич! – пропела она, – заждались мы, уже и волноваться начали. Смотрю, у него вот-вот приём начнётся, а всё нет и нет. Думала, – закрутился, забыл про нас!
С этими словами, обдав дорогим парфюмом, подошла к нему настолько близко, что кроме упёршихся в него грудей, он почувствовал и прижавшийся к нему животик. Свои ладошки она положила к нему на плечи. Он же левой, свободной от трости рукой, приобнял её за талию. В виде живой композиции – «пара влюблённых в медленном танце», они и продолжали разговор.
– Ну что вы, Анечка, как я мог забыть про вас!
В больнице давно уже, как о само собой разумеющимся, говорили о них, как о любовниках. Конечно же, как никто другой, он абсолютно точно знал – это только слухи, но они были столь упорны, что, как шутя думал Константин Сергеевич – даже он сам начал сомневаться. В своё время, «повёлся» на показное расположение к нему Анечки, и стал было строить планы по переводу их отношений в «горизонтальную плоскость». Тем более, его подзуживал, а иногда и откровенно подталкивал к этому Тигрыч, рассказывая, в нарушение врачебной тайны, о том, что муж Анечки – полный импотент.
Но Константин Сергеевич с большой долей подозрительности подходил к выбору новых пассий, и тем более удваивал осторожность, если тема касалась человека, с которым в последствии придётся работать вместе. Серьёзно смущал ещё и тот факт, что Анечка – женщина в «самом соку», яркая и внешне очень сексапильная, вешается на мужчину намного старше.
– Возможно, она своим женским началом ощущает, что его телу намного меньше лет, чем указано в паспорте, – размечтавшись, предполагал Константин Сергеевич.
Для полного выяснения такого важного для себя вопроса он решил призвать «колдовские» способности. Во время очередных, специально затянутых «обнимашек» с плотным контактом, он задействовал свой дар. Результаты были убийственны и с неумолимой ясностью показали, что Анечка к нему, как к мужчине – ну совершенно равнодушна!
– Как же так? Тогда, в чём дело? Неужели, она просто «троллит» старикашку? – задумался «приземлённый» колдун.
Вопрос его очень заинтересовал, и он решил дальше продолжить исследования.
Сложившиеся близкие отношения, позволили ему, присев однажды рядом за столом в её кабинете, накрыть Аничкину нежную ладошку своей рукой, при этом, якобы отстранённо, смотреть в окно. Она в этот момент говорила по телефону и, только однажды, почувствовав что-то необычное, коротко и тревожно взглянула на Константина Сергеевича, но быстро успокоилась, и как ни в чём небывало продолжила разговор.
Через несколько минут он знал всё, что хотел. Затем показав ей на часы, – опаздываю, с извиняющейся улыбкой вышел из кабинета. Ему нужно было обдумать увиденное.
Анечка была практически фригидна. Виной тому психологические травма, или какой-то особенный сбой нервной системы – он не знал. Но разбудить в ней отзыв было достаточно трудно. И ещё – особые отношения к нему, являлись или хитростью, или просто формой проявления страха перед колдуном.
При наблюдении за поведением приматов в зоопарке замечено: если самочка обезьяны увидит в своей клетке вновь появившейся и пугающий её предмет, или незнакомого и тоже вызывающего опасения служителя, то в этом случае, самочка подбегает к новой опасности, поворачивается задом, предлагая воспользоваться ей, и, таким образом, завоевать расположение напугавшего объекта.
Этот древнейший инстинкт, заложенный в самочках приматов, наверное, и заставлял Анечку постоянно прижиматься к Константину Сергеевичу – по крайней мере, он выбрал именно такое объяснение действиям Анечки.
Подобная форма поведения была достаточно типична для многих, и зачастую далеко неглупых женщин, но именно для чувственных самочек. А вот фригидным – совершенно несвойственна. И откуда тогда взялись эти Аничкины повадки: как бы невзначай прижиматься к мужчине, поглаживать по плечу, заглядывать в глаза поощрительно улыбаясь?
Получалось, что у Анечки эти, свойственные именно чувственным женщинам повадки, сформировалась ещё в молодости, и только затем что-то произошло, но сложившийся стереотип поведения с мужчиной, которому хочешь понравиться, или от которого что-то нужно – не изменился. И, по-видимому, нынешняя фригидность Анечки и импотенция её мужа, о которой поведал Тигрыч, как-то взаимосвязаны. Как говориться: «Две стороны одной медали».
Константин Сергеевич, разобравшись с побудительными мотивами Анечки, разложил для себя ситуацию на плюсы и минусы.
В плюсах: положение с сексом у него хотя было и не полностью запущенно, но организм требовал большей предсказуемости и регулярности, а не от случая к случаю, как сейчас. Конечно, хотелось бы ещё и новизны. Анечка с регулярностью могла помочь. Ну и с новизной тоже…, первое время.
Отказ с её стороны исключён. К такому развитию событий она давно готова, постоянно этого ждёт. Хотя она и боится его, как колдуна, да ещё и равнодушна, как к мужчине, но неприязни от его прикосновений не испытывает – он бы это почувствовал.
В плюсы можно отнести и то, что он поможет Анечке преодолеть фригидность, и снова расцветить её жизнь полными красками. Какие бы психологические барьеры у неё ни стояли – их сорвёт его дар, да и физиология молодой женщины должна помочь. Опять же, он получит её полную и безоговорочную лояльность – первое время удовольствие она сможет получать только с ним.
Следом шли минусы: Константин Сергеевич был уверен, что она хочет вступить в связь с ним не только из желания «приручить чудовище», которого побаивается, но и поднять свой статус в «стае», заявив себя как партнёрша альфа-самца, что по сути являлись продолжением её обезьяньих повадок. Да и характер у Анечки – сложный. Может он и стал таким всё из-за этой сексуальной неудовлетворённости. Сейчас, на её чрезмерную строгость, переходящую в грубость – постоянно жаловался персонал. Кроме того, до него ещё и доходили разговоры, что Анечка вымогает деньги с его пациентов, как лежащих у неё в отделении, так и с тех, к которым она приглашает Константина Сергеевича для осмотра. И он подозревал: Анечка надеется, что, став настоящей любовницей, сможет «доить» его клиентов вообще без оглядки. А пока для этого, использует слухи, что они вместе, которые, по-видимому, сама и распространяет.
К «шалостям» врачей и других работников из персонала больницы, старающихся на нём подзаработать – он относился спокойно. Это больше волновало главврача, и тот, как мог, с этим боролся.
А для Константина Сергеевича – если не зарываются, то и ладно. Даже с надбавками, которые в конвертах подкидывал Тигрыч, всё равно, у персонала получалось немного. Но знание, что этим сильно грешит Анечка – было ещё одной причиной, которая останавливала его от заведения более плотных отношений. В условиях, что им придётся ещё долгое время работать вместе, ему, как он считал, требовалась любовница – друг, а не жадная самочка.
Ну и самое главное, что его удерживало от вступления в любовные отношения с Анечкой – это предыдущий опыт. За свою длинную и насыщенную событиями жизнь ему не раз приходилось иметь в любовницах женщин, которые от природы, или из-за психологических травм становились бесчувственными. С некоторыми заканчивалась всё хорошо – они легко потом уходили в «свободное плаванье», но иногда возникали сложности. Случалось так, что женщины теряли себя, становясь, после излечения, и душевно и физически сосредоточены полностью только на нём, и потом длительное время не могли от этой зависимости избавиться. Правда, подобные прецеденты имели место достаточно давно – во времена бурной юности, но они оставили тягостные воспоминания.
Это и была основная причина, по которой он опасался вступать в любовную связь с Анечкой.
Её нынешняя раздражительность, после начала регулярных встреч – должна пройти. Жадность, если она вызвана просто материальными затруднениями, легко преодолима – он очень богатый человек. А вот если она превратится в собачонку, которая, потеряв голову, будет бегать за ним и пытаться залезать во все его дела – это серьёзная проблема.
Взвесив все за и против, Константин Сергеевич остановился на мысли – оставить решение вопроса с Анечкой в подвешенном состоянии. Категоричного: «Этого никогда не будет!» – он на себя не принял, сохранив в своей жизни бодрящую интригу и место для фантазий.
Вот этими фантазиями и была сейчас занята его голова, пока он, ощущая все мягкие выпуклости молодого женского тела, стоя полуобнявшись с Анечкой. Застыли они в «нежной» позиции рядом с сестринским постом в коридоре отделения. Анечка что-то ему рассказывала о состоянии его пациентов. Это было достаточно странно. Он и так должен был прийти сюда завтра, и тогда доклад о состоянии больных был бы уместен, да и то его обычно делали наблюдающие врачи. В неврологическом отделении находились «инсультники», которых он брал на лечение, и два раза в неделю приходил к ним, как он это называл – «прокачивать».
Мысль о том, что Анечка это делает для того, чтобы задержаться подольше в его объятьях, могла прийти в голову стороннему наблюдателю, но только не ему. Но он действительно спешил, и ему пришлось сказать: – Анечка, я готов всю жизнь простоять вот так, рядом с вами, но простите, у меня действительно мало времени.
– Ой, Константин Сергеевич, извините! Вы же у нас такой занятый! У вас всегда не хватает времени на меня – бедную женщину.
Анечка всё же отошла, давая ему дорогу для прохода, при этом как-то странно косясь на палату напротив сестринского поста.
Дальше они быстро пошли по коридору к пациентке, ради которой и был приглашён Константин Сергеевич.
Они вошли в нужную палату и его подвели к койке, на которой лежала женщина с перекошенным лицом.
– Володя, доложи, – обратилась Анечка к молодому человеку в белом халате – то ли интерну, то ли студенту, зашедшего в палату за ними.
Тот достал записную книжку и начал быстро читать: – Пациентка Фролова, сорок один год, поступила с жалобами на…
– Стоп! – перебил Константин Сергеевич. – Извини, Володя, но я очень спешу. Да, кстати, Анна Михайловна! А кем вам эта больная приходиться. Обычно, к кому бы вы меня не пригласили, это или подружки, или родственники. Судя по возрасту – сорок один год – возможно ваша мама?
– Ой, хватит вам смеяться над старой женщиной! – заулыбалась Анечка, показав милые ямочки на щеках.
– Принесите мне спиртовые салфетки, одноразовый шприц, чем меньше, тем лучше, раствор антисептика для полоскания и плевательницу, – попросил он интерна.
Когда тот вышел, обратился к Анечке: – Так, в чём проблема? Всего на всего паралич Белла – гайморит спровоцировал воспаления тройничного нерва. Рентген делали – гайморит видели?
– Да, видели гайморит. Только больная жалуется ещё и на боль в сердце, отдающую в левую руку. И рука у неё немеет и плохо слушается.
Константин Сергеевич на несколько минут нагнулся над больной всматриваясь, затем обратился с вопросом: – Давно зубные импланты ставили?
– Год назад, —еле понятно произнесла больная.
– Последнее время боль в районе имплантов ощущали?
Больная подтверждающее кивнула.
Дальше, он попросил её прополоскать рот принесённым антисептиком. При этом, из-за плохой работы лицевых мышц, та забавно трясла головой.
– Ну а теперь придётся вспомнить молодость – я ведь начинал с лечения зубов.
–Так вы ещё и стоматологом работали? – удивилась Анечка.
– У меня есть ещё масса способностей и умений, с которыми вы, Анна Михайловна, ещё не знакомы.
– Ой! Прямо горю, горю желанием познакомиться!
– Обязательно, Анна Михайловна! Я обязательно когда-нибудь перед вами полностью раскроюсь, и смею надеяться ещё вас удивлю.
– Давайте попробуем пошире открыть рот, – обратился он к больной. – Не бойтесь, больно не будет.
Константин Сергеевич, взял шприц и начал аккуратно вводит иглу в верхнее нёбо, рядом с зубами. Затем так же осторожно стал вытягивать поршень. Когда, закончив, извлёк шприц, то вся его полость была заполнена мутноватой жидкостью.
– Это гной из гайморовой пазухи, —он показал пациентке содержание шприца. – Через отверстие после иглы, будет некоторое время продолжать отходить. Поласкайте рот и сплёвывайте. У вас началось отторжение зубного импланта. Он был поставлен очень глубоко, чуть ли не насквозь.
Его отторжение спровоцировало гайморит, или, возможно наоборот – гайморит вызвал отторжение… Слова Константина Сергеевича неожиданно прервал громкий вопль: «Душенька!», который разнёсся по всему отделению. Но колдун, только слегка запнулся и спокойно продолжил: – В любом случае гайморит надо подлечить, промыть пазухи, антибиотики, и только потом удалять имплант. А там, глядишь, и лицевой нерв в порядок придёт.
На крик он не обратил внимания по очень простой причине. Если он спросит: – Анна Михайловна, а кто это там так кричит?
То ответ будет легко прогнозируем: – Ой, к нам поступил такой сложный больной! Не знаем, что с ним делать. Может вы пройдёте посмотрите?
С одной стороны, он понимал, если Анечка захочет – она всё равно этого больного ему подсунет.
Но сейчас у него совершенно не было времени.
– Извините, я опаздываю, – с этими словами он направился к выходу из палаты.
Больная стала что-то мычать, приподнимаясь на койке. Одновременно с ней закричала Анечка: —Стойте! Стойте! А рука, а сердце?
– Надо же, забыл! —он так резко развернулся на каблуке, что конец его трости со звоном ударился об ножку кровати.
Вернулся к больной и попросил её сесть. Сосредоточив взгляд на шее, руками начал из стороны в сторону покачивать её голову, потом спросил: —Всё?
