– Евдокия Фёдоровна, – обратился он, – где девочка-то живёт? Как найти?
– Дом Павлова проедите, и сразу следующий за ним, в том же ряду, – объяснила она. – Они уже знают, её мать будет стоять около калитки.
Константин Сергеевич вышел на улицу, к Гелендвагену Решетникова. Все уже сидели внутри, ждали его.
– Проедете дом Павлова, и остановитесь, – объяснил он водителю, усаживаясь на сиденье рядом.
– Ну вы сами показывайте, я-то без понятия, где у вас Павлов живёт.
– Поехали, там увидите.
Водитель тронулся, аккуратно объезжая ямы. Проезжая здесь ещё днём, он заметил, что ямы на этой деревенской улице своими крутыми краями и глубиной могут доставить серьёзные неприятности и Гелендвагену.
Не торопясь, лавируя по всей ширине дороги, они подъехали и остановились рядом с домом в два этажа, да ещё и с мансардой. Стены этого дома выглядели так, словно недавно пережили артиллеристский обстрел.
– Что это с ним? – удивлённо спросил Решетников. – Точно, как дом Павлова в Сталинграде!
Я-то думал Павлов – фамилия хозяина, а здесь вот что…
– Мужик один, купил здесь развалюху, снёс, а на её месте решил отстроиться. Да пожадничал, и вместо нормального кирпича использовал шлакоблоки. Дом поставил, видишь, аж почти три этажа, отштукатурил – всё как полагается…
– А что же потом стряслось?
– Шлакоблоки брал с металлургического завода. В смеси оставалось много кокса. Видимо, я сам точно не знаю, внутри блоков кокс самовозгорался, скапливался газ, а затем выстреливал кусками шлакоблока вместе с штукатуркой. Говорят, аж на шесть метров, прямо до забора долетали.
– И что же он теперь будет делать?
– Ты это у меня спрашиваешь? Даже не знаю, что он дальше будет делать… Ночами не сплю всё думаю, за него переживаю…
– Всё, не надо – осознал, – покаялся Решетников.
– Кажется, это нас встречают, – сказал колдун, увидев в свете фар женщину, стоящую рядом с дорогой.
– Можно я с вами пойду? – спросил Решетников.
– Смысл?
– Я просто хочу посмотреть, как вы лечите людей.
– По чуду соскучился? Чуда не будет. Девочка после моего прикосновения не отбросит в сторону костыли, и не пуститься цыганочку отплясывать.
Будет скучный осмотр, наверное, сделаю укольчики и всё. Так что нет смысла – ничего интересного не будет. Лучше скажи: вы меня подождёте, обратно домой подкинете?
– Конечно, конечно, подождём, – ответил Решетников.
Колдун, прихватив трость и саквояж, вышел из машины и неспешно отправился к ждущей его женщине.
Она с ним поздоровалась, и начала что-то быстро рассказывать.
– Не надо, – прервал он её, – я всё сейчас увижу сам.
Женщина замолчала и повела его через палисадник к небольшому, двухэтажному домику, сложенному из белого кирпича. Поднявшись за ней по ступенькам и пройдя небольшую терраску, он оказался в прихожей. Женщина сказала ему, что можно не разуваться, но он молча передал ей пальто и шляпу и стал натягивать на ботинки больничные синие бахилы. Оставил у стенки в прихожей трость и саквояж, попросил показать, где сможет помыть руки. Его провели на кухню. Попробовав воду из-под крана, спросил: – Тёплая есть? А то девочке будет неприятно, если холодными руками… Женщина заторопилась включить газовую колонку, но он, указав на чайник, объяснил: закончит мыть, надо просто полить тёплой водой на ладони из чайника. Вытерев насухо руки, он прошёл в большую центральную комнату, где собралась, наверное, вся семья: муж женщины, сын – подросток лет четырнадцати и ещё пожилая женщина, видимо бабушка. В центре комнаты, в кресле с приставленными к нему костылями, сидела девочка, скорее уже девушка в жёлтой пижаме. Колдун негромко поздоровался. Все присутствующие в разнобой отвечали на его приветствие, но если поздоровались в разнобой, то выражение на их лицах, было абсолютно одинаковое и показывало полное единение. Подобное выражение, сочетавшее некоторую опаску с ожиданием чуда, он уже давно привык видеть на лицах своих пациентов и их родственников.
Все они: и муж; и жена; и дети – были черноволосые. Единственно, в волосах бабушки, когда-то тоже чёрных, преобладала седина.
Константин Сергеевич задержал взгляд на пожилой женщине: у него промелькнул какой-то образ из детства, но в полноценное воспоминание он не сформировался. Городок небольшой и за столько прожитых в нём лет, мало ли где могли пересечься.
А так, обыкновенная сельская бабулька, с собранными в пучок на затылке волосами, в длинном цветастом фланелевом халате и, как завершение образа, на ногах короткие светлые валенки, подшитые чёрной кожей.
– В валенках – значит мёрзнут ноги. – Он автоматически, по въевшейся врачебной привычке, стал ставить диагноз. Возможно остеохондроз, или сосуды. Фигура расплылась – полновата. Быстрее всего и диабет.
Константин Сергеевич отмахнулся от ненужных мыслей: сегодня не она его пациентка, сейчас он пришёл к внучке. Он перевёл взгляд на девушку и обратился к ней по имени, чем, кажется, немало её удивил:
– Так, Татьяна, мне надо, чтобы ты легла на кровать, а я бы смог сидеть рядом на стуле.
Подбежавший отец помог дочери подняться, и, опираясь на костыли, девушка прошла в соседнюю комнату в сопровождении уже матери. Это была небольшую спальня с одним окном. В углу висело несколько икон, с горящей лампадкой. Огонёк лампадки отражался в зеркале двухстворчатого гардероба, стоящего сбоку от входа. У окна швейная машинка и небольшой стол. Достаточно широкая деревянная кровать с ковром над ней. На ковре изображены два оленя пасущиеся на фоне голубых гор. Один из оленей поднял рогатую голову и смотрит на вас. К стене напротив кровати прикреплён старый ещё кинескопный телевизор.
– Спальня бабушки, – отметил Константин Сергеевич, – комната девочки, наверное, на втором этаже, но пока ей трудно подниматься по лестнице вот и переселили сюда. Сейчас о новой, молодой обитательнице спальни говорили только наушники на столе.
Мать помогла дочери улечься на кровать и снять брюки от пижамы.
Константин Сергеевич, убрав в карман очки, сел на стул в ногах девочки и начал тщательно пальпировать стопу с голеностопом, время от времени спрашивая, где больно. Затем поднялся и, заставляя девочку переворачиваться с боку на бок, внутренним зрением провёл полный осмотр её организма.
Закончив осмотр, поинтересовался, как давно удалили аппендикс, а получив ответ: «Год назад», просто кивнул и попросил принести свой саквояж.
Мать девочки быстро сбегала за ним в прихожую, а после, сложив руки на животе, встала недалеко от кровати, ближе к голове дочери, внимательно наблюдала за всеми действиями колдуна.
Он из саквояжа достал одноразовый шприц и флакончик из тёмного стекла. На флаконе была наклеена бумажка с непонятной расплывчатой надписью, сделанной от руки.
Вылив немного янтарного цвета жидкости из флакона на ногу девочки, растёр приготовленным тампоном вокруг стопы и выше. Из этого же флакона заполнил шприц наполовину, остальную часть шприца заполнил, набрав какое-то лекарство из пузырька, явно купленного в аптеке.
Взялся левой рукой за стопу, и, держа шприц в правой, начал обкалывать ногу по чуть-чуть вводя лекарство при каждом уколе. Он сделал больше десятка уколов, но девочка явно ничего не ощущала и лежала совершенно спокойно.
– С уколами мы закончили, – сказал он, убирая флакон с остатками лекарства в саквояж, – Теперь, поговорим что дальше. А дальше, уже завтра начнёшь ходить без костылей. Нога будет, как не совсем твоя – немного деревянная. Она будет что-то чувствовать, но как бы приглушённо, и это пройдёт только через трое суток. Ходи первое время укрепив голеностоп эластичным бинтом. И вот ещё что: мышцы на больной ноге частично атрофировались. Видишь, насколько в икрах больная нога стала тоньше здоровой. Старайся со временем как можно больше нагружать больную ногу. Купи, например, скакалки и прыгай на одной ножке. Болевой синдром должна скоро исчезнуть полностью, и тогда постепенно увеличивай физическую активность. – Сейчас, – сказал он, повернувшись к матери девочки, – порекомендовал бы приготовить ей заливное, или, там, холодец, но дальше ей надо будет начинать ограничивать себя в еде. Вы, мама, за этим проследите.
– Хорошо, прослежу, – ответила та. – Только почему с ней такое случилось? Плохо операцию сделали? – Как бы плохо не сделали, —ответил Константин Сергеевич, – организм у нас умный и огрехи, допущенные при операции, тем более за полгода, он давно бы исправил сам. Нет, здесь другое: она, видимо, очень сильно испугалась, наложился стресс от испуга. Трусиха она у вас.
– Я не трусиха! – возмутилась Татьяна, – просто было очень неожиданно и эта рогатая морда ночью…
Константин Сергеевич молча пропустил её заявление и продолжил:
– И последнее – переходим к колдовским штучкам. Мне, чтобы провести свой колдовской обряд, для её излечения требуется чёрный козёл и … – Константин Сергеевич задумался.
– Женщина, испуганно округлив глаза спросила:
– Козёл живой?
– Да, обязательно живой.
– И что-то ещё?
– Ещё три морковки, нет четыре.
– Господи, где же мне козла-то найти, да ещё живого, – пригорюнилась мать Татьяны. – Вы с дедом Тотошкиным в хороших отношениях?
Женщина пожала плечами:
– Жена его к нам приходила, извинялась, клубники Танечки приносила. Ну что на них обижаться: не специально же – так получилось, но только всё равно, козла они нам не отдадут.
– Так вам и не нужно его забирать, просто используйте их козла. Договоритесь, пусть Татьяна возьмёт морковку и его покормит. Тогда у неё в голове останется не ночное рогатое чудовище, а, всего лишь, пусть и большой, пусть и чёрный, но просто козёл, которого она кормила с рук морковкой.
А теперь выйдите, пожалуйста, оставьте нас с Татьяной одних и прикройте дверь.
Дождавшись, пока женщина уйдёт, Константин Сергеевич поднялся и ладонями крепко обхватил голову девочки в районе висков, немного нагибая её в шее и приподнимая над подушкой. Девочка вцепилась в руки колдуна, пытаясь их оторвать и испуганно проговорила: – Что вы делаете? Отпустите! Отпустите меня!
– Замолчи, трусиха! Внушение тебе буду делать, – резко прервал он готовую сорваться на крик девочку. – Успокойся, но глаза пока не закрывай. Затем не мигая стал смотреть ей в глаза медленно проговаривая:
– У тебя не болит нога. Она болела просто от пережитого страха. Теперь не болит. Повтори!
– У меня не болит нога. Она болела просто от пережитого страха. Теперь не болит, – тоже медленно, делая паузы прошептала девочка.
– А теперь ты заснёшь, а когда проснёшься, нога болеть не будет.
Он опустил голову уже спящей Татьяны на подушку и подхватив саквояж вышел из комнаты.
Предупреждая вопросы родственников, приложил палец к губам, показывая – тише, тише и шёпотом попросил кого ни будь зайти, выключить свет и накрыть одеялом. Ещё велел не беспокоить, пока сама не проснётся.
Когда мать накрыв девочку и погасив свет вышла из комнаты, он жестом пригласил её с мужем пройти за ним в прихожую.
Но вместе с ними в прихожую зашла и бабушка.
– Константин, вы меня не узнаёте? – обратилась она к нему. – В одной школе училась, я немного старше. Ещё вместе в поход по Оке на байдарках ходили. Я с вами в одной байдарке были. Помните?
Из-за таких встреч, Константину Сергеевичу приходилось носить бороду и трость, чтобы скрывать возраст своего тела. В школе этого городка он учился только с восьмого класса, но был внуком директрисы и поэтому, его знали практически все учащиеся, он же, кроме одноклассников, мало кого знал и помнил.
Но поход в школьные годы: ещё и на байдарках, ещё и по Оке, да ещё и с ночёвками в палатках – являлся бы для любого иного человека достаточно ярким событием, но в жизни колдуна было наворочено столько других и событий, и лиц, что этот эпизод сейчас проявлялся в его памяти очень смутно. Воспоминания об этом походе если и остались, то осели очень глубоко, накрытые массой других, и быстро всплыть из толщи памяти не могли.
Поэтому он виновато пожал плечами и сказал:
– Что-то такое помню, но подробности… Ваше лицо – да, показалось знакомым, но дальше, извините…
– Что ж ты извиняешься? Ты же вон какой знаменитостью стал, сколько к тебе важных людей приезжают, отовсюду приезжают. Разве всех упомнишь? А я простая баба, прожила простую жизнь. Вот сейчас на дожитии. Спасибо зять и дочка у меня хорошие – помогают, не обижают.
И за внучку тебе спасибо огромное!
– Рано благодарить – дождитесь, пока опять бегать начнёт.
– Но ведь начнёт?
– Да куда она денется? Если всё же боли вернуться, сообщите через Фёдоровну – тогда, как выберу время, зайду.
Константин Сергеевич стал одеваться, а когда мать девочки подавала пальто, тихо ей шепнул: «Проводите до калитки».
Она понятливо кивнула и, набросив куртку, вместе с мужем вышли за ним на улицу.
Константин Сергеевич дошёл почти до забора, и только там остановился и обернувшись к ним. Муж с женой замерли рядом, с тревожным ожиданием вглядываясь ему в лицо.
– Думаю с ногой будет всё хорошо, – сначала Константин Сергеевич поспешил выдать хорошие новости, – три дня после уколов будет некоторая одеревенелость, может небольшая припухлость кожи, но ходить надо начинать прямо завтра, твёрдо опираясь на больную ногу.
Если через три дня боль возобновиться, хотя, думаю, это маловероятно, тогда, прежде чем приглашать меня, пусть всё же покормит Тотошкиного козла. Психика, это такое тонкое дело – нельзя точно знать, нельзя ничем пренебрегать.
Ну, а если всё будет быстро и хорошо, то встреча с козлом необязательна – обойдёмся без козлиной психотерапия, – сказав последнюю фразу, он улыбнулся.
– Спасибо, спасибо вам…, – начала было благодарить его мать Татьяны, но он жестом её прервал.
– Есть ещё один момент – неприятный. У вашей дочери – сужение маточных труб из-за наружных спаек. Сейчас говорить ей об этом не стоит, но как с ногой всё нормализуется, отведите к гинекологу. Лучше к Ирине Павловне. Передайте мои слова, а там она сама разберётся и посоветует, что делать – специалист она опытный.
– А чем это грозит? Наша дочка может быть бесплодной, не сможет родить? – с волнением спросил отец Татьяны.
– При современных методах – родить -то, вероятней всего, сможет, но лучше рожать после некоторых, определённых процедур. Здесь другая неприятность, другая возможная проблема – внематочная беременность, а это опасно. Поэтому, я посчитал необходимым вас предупредить.
Проконсультируетесь у нашего гинеколога – она всё в подробностях расскажет.
– А почему, откуда это у Танечки? – спросила мать. – У нас в родне ничего такого не было, да и со стороны мужа – тоже ни у кого.
– Я думаю, осложнение после аппендицита – так часто бывает. – Константин Сергеевич вслух озвучил удобную для родителей версию, но про себя подумал: «Их девочка давно уже «не девочка», и эти спайки, быстрее всего – подцепила что-то из венерических. Танечке надо было бегать не от чёрного козла деда Тотошкина, а от других козлов – двуногих».
Но эту, как он считал, более вероятную версию появления спаек, он, конечно, озвучивать не стал и попрощавшись вышел на улицу.
Посмотрел на часы – время было семь вечера.
– С Анечкой договорился на восемь, – подумал он, – попробую поторопить. Он набрал номер. Дождавшись ответа, начал говорить с мягкими «обволакивающими» интонациями:
– Добрый вечер, Анна Михайловна. Да, да, я помню, договаривались на восемь. Я немного пораньше освободился, и не хотелось бы возвращаться домой, а затем выезжать за вами.
У меня такая, так сказать, оказия подвернулась – я могу забрать вас буквально через пятнадцать минут. Через полчаса? Хорошо, постою, подожду. Только вот адрес… Переулок помню – Белинского, а номер дома?
Не подъезжать к дому? Заехать в переулок и встать около водокачки? Всё договорились. До скорой встречи!
Константин Сергеевич убрал телефон и подошёл к ожидающей его Гелендвагену.
Остановился рядом и закурил. К нему из машины вышел Решетников, махнув рукой охраннику Жоре, чтобы тот не дёргался на выход, а остался сидеть в салоне.
– И что там с девочкой, почему ходить не могла?
– Психопатическая реакция на сильный испуг. Такое часто бывает и после травмы, или после операции у склонных к истерии женщин. Но, обычно, у женщин за сорок, а здесь молоденькая девушка.
– И как всё прошло?
– Нормально. Сделал укольчики, потом провёл гипнотическое внушение.
– А вы и гипнозом владеете? Вы ещё и гипнотизёр? – уважительно переспросил Решетников.
– Гипнотизёр, да ещё и фокусник. Сегодня весь день на арене, а ещё придётся и дальше – весь вечер.
– Что, значит дальше? На сегодня не всё?
– Ещё одна пациентка. И, кстати, Борис, поможете забрать её от дома и отвести ко мне? Придётся, правда, немного подождать, но от силы минут пятнадцать, может чуть больше. Сами понимаете – женщина.
– Без проблем, подождём конечно.
– Нет, если спешите…
– Никуда я не спешу, – махнув рукой, ответил Решетников, и затем поинтересовался. – Извините, а с этой пациенткой, что? Если, конечно, не врачебная тайна – от чего лечить будете?
– От фригидности, – подняв лицо к вечернему небу и выпустив кольцо табачного дыма вверх, апатично ответил колдун.
Решетников поперхнулся и даже закашлялся, а справившись с кашлем спросил?
– Тоже укольчиками?
– Да нет, традиционным, можно сказать – исконным способом. Конечно, я не молод, да уже и подустал сегодня, но понимаешь, Борис, есть такое понятие – врачебный долг! И как бы мне ни было тяжело, или, там, неприятно, я должен!
– Да! Понимаю, понимаю, – с показным сочувствием покивал головой Решетников. И, немного помолчав, добавил. – Теперь до меня дошло, почему Дмитрий намекал Петровичу проследить вечером за бассейном! Да ещё Фёдоровна – лепестки роз приготовила! А вы, Константин Сергеевич – романтик!
– Когда сюда подъехали, ты очень хотел пойти со мной, посмотреть, как я девочке ножку лечить буду. Говорил – любопытно тебе. Надеюсь, сейчас не возникло желания понаблюдать за процессом? Понаблюдать, за излечением от фригидности?
– Ну что вы, что вы! Зачем? Вспомните: Дмитрий уже просил Петровича вечером за бассейном приглядеть. Думаю, Петрович отнесётся ответственно, справиться в полной мере и один.
– Да ладно бы только Петрович! – с досадой швырнув окурок на землю, ответил колдун. – Меня уже на подходе, срисуют с пяти, или даже с шести камер – наблюдение со всех углов. Материалы срочно в аналитический отдел. Там выкопают, аж с кем она в детском саду на горшке рядом сидела. Затем представят мне развёрнутую справочку на пяти листах с компроматом и комментариями. Но, что не отнять, – работать теперь умеют, научились. Стоит проводить женщину до подъезда, поцеловать на прощание в щёчку, а утром уже отчёт – сколько абортов сделала, и от кого, последний раз заполучила гепатит В. – Константин Сергеевич, вы преувеличиваете. Не с каждой же…
– Тут ты прав – не с каждой! От кого, в смысле, от кого конкретно заполучила гепатит, называют не всегда, чаще перечисляют группу лиц. – Вы всё утрируете, – засмеявшись заметил Решетников, – хороших женщин много. – Если и утрирую, то несильно. Борис, когда я потерял жену, мне било под пятьдесят. Понятно, интерес вызывал в основном у одиноких разведёнок, с длинным событийном списком за спиной. Если у женщины было много любовников – не значит, что она какая-то плохая. Но мне, чтобы почувствовать хоть какую-то увлечённость – необходимо женщину немного придумать, немного идеализировать. Но после отчётов, полученных от наблюдателей – отрыв от земли невозможен.
– Да, сейчас понял: вам и пригласить женщину домой, это всё равно, что вывести её на арену Лужников во время матча – столько будет болельщиков, – посочувствовал Решетников.
– Напомнил, сейчас просили к дому не подъезжать, остановиться около водокачки. Секретничает, боится – соседи увидят.
– Как вы меня только что просветили, с секретность у неё сегодня не всё получиться.
Когда, закончив беседу на улице, они наконец забрались в салон машины и поехали, Решетников перешёл на мыслесвязь:
– А насчёт фригидности – вы пошутили?
– Нет, она действительно безразлична к мужчинам.
– И что тогда её сподвигло ехать к вам?
– Мало ли какие интересы, или расчёты заставляют женщину ложиться в постель к мужчине. Ты лучше спроси, что же меня сподвигло на это?
– И что же?
– Ты будешь смеяться, но действительно желание избавить её от фригидности. Мы работаем вместе. Неплохой специалист, но как человек, без этой эмоциональной разрядки, она начинает превращаться в сущую стерву.
– То есть, вы опять несёте миру добро?
– Да, не жалея сил и своего личного времени.
Они некоторое время ехали молча, затем Решетников опять обратился по мыслесвязи:
– Знаете, Константин Сергеевич чего я хочу? Я очень хочу, когда всё в моей жизни успокоиться, взять этот дорогущий коньяк, который мы с вами пили у меня дома, и который вам так понравился и просто приехать сюда ещё раз, просто посидеть со всеми: с Петровичем, с Димой, собаками…
– Борис не канючь и …, и, извини, я сейчас вспомнил, поэтому, пока не забыл, должен тебе сказать… В общем, есть такая возможность, что таблетка, которую ты сегодня получил – Алисе могут и не понадобиться…
– Как это – не понадобиться? – встрепенулся Решетников.
– Просто Алиса теперь до последнего момента будет держаться за жизнь. Я, посмотрев её фильмы заметил, каких серьёзных успехов она добилась в освоении симбионтов. Я понял – она очень увлеклась.
Её желание жить и работать, может заставить симбионты поддерживать её до самого конца, а когда, наконец, исчерпав все возможности, сдадутся и отключаться, то Алиса очень быстро уйдёт – буквально за несколько минут.
Так бывает достаточно часто, я сам несколько раз был свидетелем. Поэтому, если всё пройдёт по подобному сценарию, то тебе надо будет обязательно вернуть таблетку. А сейчас, обеспечь строгий контроль за сохранностью. Активное вещество, в основе таблетки на Земле ещё неизвестно. Методов обнаружения в организме после использования – тоже не существует. И, сам понимаешь, допустить утечку вещества – чревато.
Решетников ни задал ни одного уточняющего вопроса и надолго замолчал, обдумывая услышанное.
Замолчал и колдун. Неожиданно в его памяти стали всплывать детали похода на байдарках по Оке. Он не формулировал специально задание симбионтам на поиск этих воспоминаний, но, видимо, когда бабушка Татьяны отметила, что она с ним была в одной байдарке, он неумышленно создал запрос.
Теперь он даже вспомнил имя бабушки, тогда ещё молоденькой девушки – её звали Майя.