Хоть изнасилования и не случилось в физическом смысле, но на душе было паршиво. Будто о меня ноги вытерли, использовали, испортили…
Впрочем, рыдать и страдать я не стала. Пересилила себя, и продолжила жить! Нельзя позволять себя растоптать, нельзя разрешать темноте брать верх. И в борьбе с испугом и хандрой весьма помог приближающийся Новый Год.
Разумеется, я больше не работала в кафе – даже спорить с Андреем не стала, когда он безапелляционно заявил, что на работу к Армену я больше не выйду. Саму не тянуло в это место больше, а после праздников займусь чем-нибудь другим, и параллельно на курсы запишусь.
Тридцать первое декабря. Я встретилась с подругами, и мы поздравили друг друга, обменявшись подарками. Однако, долго развлекать друг друга беседой не получилось – мне позвонили по поводу так волновавшего меня подарка для Андрея, и я, извинившись перед девочками, ушла. Мастер, итак, пошел мне навстречу, взявшись за такой короткий срок выполнить заказ.
– Какая красота! – выдыхаю я, рассматривая подвеску с гравировкой. – Спасибо!
Пожилой мастер подмигнул мне, и я покраснела. Ну да, слишком высокопарно звучит та фраза, которую я просила выгравировать на обратной стороне кулоне в виде компаса: «Свет приведет тебя на верную дорогу», но именно этого я и хочу для Андрея.
Я долго выбирала подарок, и дотянула до самого крайнего срока. Хотелось подарить Андрею нечто особенное, ценное и дорогое. Но я как-то взглянула на его часы от известной фирмы, посмотрела в интернете, сколько они стоят… и поняла, что на дорогой подарок не заработаю, проживи я даже несколько жизней. Впрочем, и цепочка, и кулон из серебра весьма ударили по моему карману, но я не жалела.
Иду домой, и понимаю: не дождусь ночи! Сейчас подарю, руки горят.
Перед дверью хихикаю, включаю камеру, и тихо произношу:
– Это видео для потомков… надеюсь, они у нас с Андреем будут общими. Дорогие дети, сейчас я буду впервые поздравлять вашего папу с Новым Годом, который еще не наступил. Но маме неймется! Ваш папа еще не слышал от меня слов любви, и сам мне их не говорил, но… пора брать дело в свои руки!
Дверь была открыта, что для Андрея нехарактерно, и я, выставив телефон перед собой, иду по коридору, чувствуя себя хулиганкой. Захожу на кухню.
У окна стоит Андрей, а спиной ко мне стоит огромный мужчина. Не уверена, видит ли меня Андрей, но я вижу прекрасно, и раздражаюсь, что мой план терпит крах. А я так хотела романтичное видео…
А в следующий момент Андрей резким жестом хватает пистолет, и стреляет.
И мужчина валится на пол прямо перед моими ногами.
Мертвый.
Опускаю руку с телефоном, и понимаю, что видео это никаким потомкам показывать не следует. Снова подношу к лицу телефон, и останавливаю запись. Мысли какие-то вялые, отстраненные, словно это все не со мной происходит.
Словно я фильм смотрю.
– Черт… ты же говорила, что надолго! Марина, давай Антон отвезет тебя к подругам? – Андрей подходит ко мне, загораживая от мертвого мужчины, и растекающейся по полу лужи крови. – Я не ждал тебя так скоро, давай же, милая…
Выводит меня из кухни, осторожно приобнимает, а я… не паникую.
Абсолютно спокойна.
Словно ничего и не произошло, словно не в нескольких сантиметров от моих ног только что лежал мужчина.
И это спокойствие пугает. Неужели я свыклась со всем этим? Неужели теперь и для меня в порядке вещей весь этот кошмар? Ведь в прошлый раз я очень смутно видела произошедшее, но та картина так сильно отпечаталась в моем разуме, и еще долго била по мне.
А сейчас… ничего.
– Я в комнате побуду, – говорю я. – Не волнуйся, истерики не будет, но… кто он?
– Может в машине посидишь тогда? – предлагает Андрей, но я отрицательно качаю головой. – Тогда не выходи из комнаты пока.
Андрей набирает кому-то сообщение, а у меня перед глазами предстает картина, как кровь покидает того мужчину, стекает в лужу. Лужа растекается по кухне, по коридору, и сквозь дверные просветы затекает в нашу спальню… и некуда бежать, ведь кровь везде! И Андрей весь в крови, и я…
– Андрей, кто он?
Меня начинает накрывать запоздалая реакция, к горлу подкатывает тошнота, но я стараюсь не подавать вида, что мне плохо.
Хватит уже быть жалкой овечкой!
– Это он пытался тебя изнасиловать, – говорит Андрей, оторвавшись от телефона. – Я же сказал, что найду. Парни привезли его, и я сказал, чтобы тащили ко мне, не думал, что ты так рано вернешься. Только что прочитал сообщения, что ты на подходе… ты точно в порядке? Мне нужно минут пятнадцать, и я вернусь! Светлячок, если ты не в порядке – не молчи, пожалуйста! Только не молчи!
Я кивнула, уверила, что в норме, и едва за Андреем закрылась дверь, рванула в туалет. Снова мутит… склоняюсь над унитазом, и меня начинает выворачивать.
Это точно он – то чудовище! Такой-же огромный, будто великан, а не человек. И он сейчас здесь, в доме. Пусть, мертвый, но он здесь!
Поднимаюсь с пола, упираюсь дрожащими руками в раковину, и смотрю на свое бледное отражение. А перед глазами он – тот мужчина.
Яростно чищу зубы, умываюсь холодной водой, пытаясь прогнать дурноту – верный спутник последних жутких недель. Может… может и хорошо, что он мертв? Ведь, скорее всего, не я была первой его жертвой!
Маньяк-насильник! Хотя… он ведь мое имя знал. Не наугад он меня в жертвы выбрал.
Заслужил?
Трясу головой, пытаясь выкинуть ненужные, страшные мысли, и снова накатывает дурнота.
Ложусь на кровать, стараясь меньше шевелиться, чтобы снова не пришлось бежать и выворачивать свой измученный желудок. За дверью слышны мужские голоса: Андрея, Артура и еще какого-то парня. И почему Андрей не сделал это где-нибудь в другом месте? Почему обязательно дома?
– Светлячок, как ты? – Андрей заглядывает в комнату, и я сажусь.
– Нормально.
Переживу.
– Тебе принести что-нибудь? Воду, чай, или…
– Нет.
– Я скоро, – Андрей закрывает за собой дверь, и я снова откидываюсь на подушки.
В животе урчит, ведь я и позавтракала то парой мандаринок, но с этой кухни я больше ничего не возьму! Да я и войти туда больше не смогу!
Клонит в сон, и я почти засыпаю, как меня будит звонок телефона.
Мама. Поздравить хочет?
– Да, – отвечаю я, передумав игнорировать вызов. Хоть отвлекусь, да и мама ведь.
– Марина, у нас мало времени. Нас с отцом арестовали, – нервно кричит в трубку мама. – В багажнике нашли наркотики… много наркотиков, но это не мы! Клянусь, мы не торговали! Найди хорошего адвоката, вытащи нас…
Звонок обрывается. Я перезваниваю, но телефон выключен. Звоню отцу – тоже.
Да что же это…
В комнату входит Андрей с чашкой, от которой идет пар, а я сижу и не знаю – куда бежать, и что мне делать.
АНДРЕЙ
– Я вернусь вечером, посидим с девочками, – весело, возбужденно бросает Светлячок. Идет к двери, но резко разворачивается и подходит ко мне. Встает на носочки, притягивает меня к себе, и целует.
В кончик носа, от чего я никогда не могу сдержать улыбку.
Хорошо, что повеселела. Пусть, большая часть этой жизнерадостности и напускная, но приятно снова видеть Марину радостной! Словно ничего плохого в ее жизни не случилось.
А ведь все плохое в ее жизни – от меня.
Закрываю дверь, и через пару минут в кармане вибрирует телефон. Входящий звонок.
– Да, Артур, – говорю, приняв вызов.
– Мы его нашли. Из залетных, недавно только откинулся. Погоняло – Вепрь. Куда везти?
– Ко мне, – говорю.
Ехать на склады лень, как и за город. Поговорим здесь, а дальше решу. Марины до вечера не будет – за нее спокоен, Стас приглядит.
Отрезал себе кусок торта «Наполеон», который приготовила Марина. Выпил кофе, наслаждаясь сладостью десерта. Всегда любил сладкое, к своему стыду.
Ждать пришлось не так уж долго. Всего две чашки кофе и три куска торта спустя в дверь постучали. Артур и Кир впустили в квартиру… этого.
Огромный, даже выше меня, несколько обрюзгший мужик с наколкой на шее, какие делают на зонах. На вид лет сорок, половина зубов – железные. На толстых фалангах пальцев тоже наколки… обрубить бы ему эти руки, которыми он Марину держал!
– Твоя была инициатива, или послал кто? – спрашиваю.
– Даже присесть не позволишь? Хреновый ты хозяин, – урод сплюнул на пол.
Ах, да! По понятиям же нужно! Видно, половину жизни на зоне провел.
– Идем.
Сердце ускорилось, разгоняя застоявшуюся кровь. Злость, азарт, предвкушение и ярость нахлынули, заставляя меня улыбаться своему «гостю», зная, что по моему желанию он сдохнет. Волына, заткнутая за пояс джинсов, жгла обнаженную кожу и просилась в ладонь. Пела, что нужно скорее спустить курок и остановить это сердце.
Рано.
– Я – Вепрь. На «Михайловских» работал пока не закрыли. Слышал про тебя, как на волю вышел, но отвык от ваших порядков. Не думал, что твоя телка. Убьешь?
Пожал плечами.
Убью, разумеется. Но сначала послушаю.
– Девка твоя – бешеная. И тупая. Впрочем, чего еще от телки ждать? Выперлась ночью на улицу полуголая – да кто бы отказался? А у меня бабы давно не было…
– Ты ее имя знал, – говорю. – Она рассказала мне. Тебе заплатили?
– Слушай больше бабский треп, – кривится ублюдок. – Набрехала. Увидел ее, захотел, и немного увлекся. Отработать могу, не знал, что твоя баба.
Врет. Нет, что Марина – моя он не знал, а вот насчет остального врет.
– Кто? – задаю я вопрос в последний раз.
Зыркает на меня из-под кустистых бровей, а затем хмыкает довольно.
Проверял меня? Думал, раз я моложе, то кретин.
– Парнишка мелкий заказал твою девку попортить. Шестерка без лица, но я по своим каналам выведал, кто…
– Короче!
– Алиев Давид. Его бегунок сказал, чтобы я девку не убивал, а поигрался. Напугал, потискал, но не кромсал.
Занятно, но и Георгия все-же проверить стоит.
А Давид свое получит! Совсем берега попутал после гибели наркоши-сестрицы, обвиняя меня в ее самоубийстве. Близко к этой Карине не подходил, а она придумала себе трагическую любовь, вдохнула пару дорожек кокса, и вышла в окно, оставив слезливое бабское письмо. О великой любви, потерпевшей крах из-за меня.
Даже Роберт, любивший дочь, и тот понял, что я не при делах. А Давид, чихавший на сестру, решил, что теперь меня есть за что ненавидеть.
Смотрю на Вепря, решение принимаю. Вижу, что его можно к себе взять – этот по правилам будет работать, старой закалки мужик, хоть и мразь. Но… нет. На мое покусился, и если спущу такое – этот же Вепрь мне и воткнет нож в спину. Да и должен он ответить за испуг Марины. Как вспомню тот ее взгляд…
Вытаскиваю пистолет из-за пояса джинсов, и стреляю на выдохе. Точно в сердце. Вепрь падает, и я вижу Марину, которая стояла за его спиной.
Черт.
Отвожу ее в комнату, и зову парней. Забрать-убрать-прибрать… встретили Новый Год, называется! А я ведь хотел устроить Марине нормальный праздник, но…
Не удержался. Тянуть не захотел, и не думал, что она и двух часов с подругами не проведет. Давно ведь не виделась с ними, предупреждала, что надолго.
Захожу в комнату. Марина сидит на кровати растерянная, словно у нее отняли что-то важное и нужное. Это я с ней сделал? Нужно было заставить себя сесть за руль, и встретиться с Вепрем на складах. Не подумал, идиот! А Светлячок только отходить от шока начала…
– Его унесли, – говорю тихо. – Давай переедем? Можем сегодня, хоть сейчас. У меня еще пара квартир есть. Можем Олега выставить, и…
– Родителей арестовали, – Марина меня словно и не слышит. – Мама звонила. У них наркотики нашли… говорит, что не торговали. Не знаю – правда, или нет, не знаю… Что делать, Андрей? Помоги!
Твою мать! Забыл! Отменить хотел, перенести.
Планировал сначала сделать Эдику и Марианне «подарок» на Новый Год – холодную камеру СИЗО, а как с Мариной беда случилась – перенести хотел, но замотался.
И забыл.
Сидит на кровати, чуть пошатывается. Глаза сонные совсем – засыпает на ходу. Марина часто в последнее время почти на ходу засыпает. Стресс, как мне объяснили. Вот и сейчас.
– Ложись спать. Я найду адвоката, – говорю, и укладываю Марину на кровать, закутывая в ее любимый плед.
И чувствую, как вина сжирает меня изнутри.
– А вдруг мама наврала? Я… я люблю их, но и знаю при этом, – бормочет Марина. Кладу ей ладонь на лоб – холодный. Это ведь хорошо? – Наркотики – это ведь легкие деньги, а они с папой их любят. Деньги, в смысле. Не наркотики. Но это ведь мои родители, и я должна…
– Ты не должна, – говорю. – Не сегодня, и не сейчас. Поспи.
Как же я хочу, чтобы Марина не любила своих родителей! Чтобы ненавидела, тогда бы я все рассказал ей! Честно ли это? Не знаю, да и плевать. Но за что она их любит? За то, что они ее родили, и забили, сплавив бабушке? Может… может, и хорошо, что их не будет в ее жизни? Может, смирится, и не узнает даже, что именно я приказал подкинуть им эти сумки с герычем, и оборотней натравил?
Посмотрим. Видно будет за эти пару дней, а пока…
Пока я выжду.
– С Новым Годом, – бормочет Марина, и тянет меня к себе. – Вот подарок, прости, что без упаковки с бантом!
Протягивает мне цепочку, и я беру теплое, согретое Мариной серебро в свою ладонь.
Боже, какой же я выродок!
– Андрей, меня не пустили! – звоню ему, жалуюсь. – Передачу взяли, хоть половину отдали – запрещено, оказывается, многое. А меня не пустили! Разве они имеют на это право?
Стою на крыльце, смотрю на вдруг опротивевший мне город вокруг. Хоть из дома не выходи!
Надоело все.
– Имеют, – отвечает Андрей после небольшой паузы. – Я же говорил тебе, что не пустят. А передачу бы мои парни отвезли… давай уже домой!
С родителями я разговаривала лишь под Новый Год. Ездила несколько раз, просила свидание, но мне лишь отвечали: «Не положено!». А Андрей лишь глазами бегает на мои просьбы помочь со встречей.
– Адвоката я нашел, – уже в сотый раз говорит Андрей, и я прижимаюсь к нему. – Постарайся не думать о том, что изменить не в силах.
– Ты бы так не говорил, если бы это были твои родители, – бросаю я обиженно, и тут же одергиваю себя.
Вот ведь дура!
– Прости, я не подумала, – обнимаю Андрея, смешиваю свое дыхание с его. – Просто навалилось все вдруг… прости, пожалуйста!
– Хватит извиняться, ты ничего плохого не сказала. И ты права… это ты прости!
Его-то за что прощать? Глупый…
Хмыкаю, забираюсь на Андрея.
– Ты прав! Хватит уже извиняться, – улыбаюсь, и снимаю топ. – Давай лучше займемся чем-то более интересным!
Андрей сразу реагирует на меня, возбуждается. Протягивает ладони, и накрывает мою обнаженную грудь, которая, кажется, немного увеличилась, к моему счастью. Или мне кажется? Зажимает соски между пальцами, легонько трет, заставляя меня кусать губы в предвкушении большего.
Играет, ласкает меня, а образовавшийся в моем животе комок требует, чтобы без прелюдий! Чтобы Андрей просто был ко мне так близко, насколько это возможно! Но раз он хочет поиграть…
Наклоняюсь над мужчиной, провожу языком по шее, и целую. Андрей тяжело сглатывает, а я прокладываю цепочку влажных поцелуев к его груди, лаская ладонями его тело. Провожу ногтями по его животу, и Андрей вздрагивает. Шипит даже… нетерпеливый какой!
Стягиваю с него штаны, обнажая большой эрегированный член, и картинно облизываюсь, взглянув на Андрея. Наклоняюсь, желая взять его в рот, но мужчина не позволяет. Резко переворачивает меня, смотрит в глаза, и накрывает мои губы своими.
– Не сегодня, – шепчет, и стягивает с меня шорты. – Твоя очередь!
Андрей нависает надо мной, дышит тяжело… ну же, давай, сделай это! Я давно готова! Приглашающе раздвигаю ноги, и мужчина проводит рукой там, где все горит. Ласкает, трет чувствительный бугорок, и добивает меня тем, что накрывает мою грудь своими губами. Втягивает в рот сосок, влажно ласкает языком, прикусывает…
– Хватит, Андрей, – стону я. Закидываю ногу на мужчину, пытаясь притянуть его к себе.
Отрывается от моей ноющей груди, улыбается блестящими, влажными губами, и опускается еще ниже. Целует живот, лобок, а затем я ощущаю его губы между своих ног – там, где горячо и влажно. Ласкает меня языком, исследует каждый миллиметр, целует также, как совсем недавно целовал мои губы. Вытворяет уже совсем невообразимые вещи, и я то сжимаю простынь, то прижимаю его голову к своим бедрам, чтобы и не думал прерываться.
Когда я уже на пределе, когда уже, кажется, охрипла от выкриков и стонов, чувствую, как Андрей приставляет горячую, пульсирующую головку к клитору, и ласкает меня, как совсем недавно пальцами и губами, продолжая пытку. Тянусь к его члену, направляя его туда, куда мне нужно.
Стонет, едва оказавшись во мне, и толкается глубоко. Он тоже на пределе, а мне хватает лишь пары глубоких и быстрых движения его члена, чтобы увидеть вспышку солнца. Но Андрею пока мало… оперся на локти, дышит тяжело и часто, таранит мою глубину. Закидываю ноги на его талию, и двигаюсь навстречу. Принимаю желанного мужчину в себя, отдаюсь вся, без остатка. Удары его члена становятся быстрее, и еще быстрее, и он содрогается во мне.
Чувствую наслаждение Андрея также ярко, как и свое совсем недавно. Улыбаюсь мужчине, который еще во мне. Андрей целует меня, но я так устала…
И я засыпаю.
Сплю я в последнее время много и с удовольствием. Дорвалась, называется. Учебы нет, работы нет – ее поиски я пока отложила. А по ночам меня мучают кошмары, причем видятся мне не убийства, а просто какие-то мерзкие кадры: то по мне крысы бегают, то я падаю, то убегаю от кого-то страшного…
Андрей всегда рядом, и лишь он не дает мне сойти с ума! Ночи были бы моим персональным кошмаром, если бы не он. Если бы не его руки, в капкане которых я прячусь от любого кошмара.
А после кошмаров я сплю до полудня, да и потом еле волочу ноги в ожидании вечера. И не замечаю за всем этим, как пролетает январь. Осознаю, лишь когда вижу на телефоне, что уже первое февраля.
И весь сон с меня слетает. Андрей уехал на пару часов, оставив на кухне нескольких парней, охранять меня… да от кого меня сейчас можно охранять, глупый?
Может, позвонить кому? Листаю телефонную книжку, и натыкаюсь на номер Анатолия Марковича. А что, если…
Что, если он может устроить мне свидание с родителями? Он ведь полковник! Вдруг!
Звоню, не ожидаю даже, что трубку поднимет, но он отвечает после второго гудка.
– Марина, здравствуйте!
– Здравствуйте, – я на минуту теряюсь, растратив весь запал. Но решаюсь. – Анатолий Маркович, мои родители арестованы. Эдуард и Марианна Ярмышевы. Они уже… уже месяц как задержаны.
Месяц! О Боже! А я только очнулась!
– И? Вы о чем-то хотите меня попросить?
– Да, – решительно говорю я. – Меня к ним не пускают. И я подумала: вдруг вы можете мне помочь?
– Я могу это устроить, – тут же отвечает полковник.
Я улыбаюсь, но чувствуя неловкость, говорю:
– Анатолий Маркович, я должна сразу вам сказать, что ничего не стану предпринимать против Андрея. Потому, если вы решили мне помочь из-за…
– Нет, я на это не рассчитываю. Пока. Считайте, что это просто дружеский жест, – отвечает полковник, я слышу, как он что-то быстро печатает. – Я отправлю вам сообщение о времени свидания, и Марина… мой вам совет: не говорите Громову об этом! Он не обрадуется, что вы обратились ко мне за помощью!
Я и не собиралась.
Прощаюсь с полковником, и через пятнадцать минут получаю от него сообщение: второе февраля в десять утра.
Завтра!
Наконец-то!
Встречу мне разрешили с мамой. Отца так и не привели, но ладно уж! Главное, мама здесь, и я, как в детстве обнимаю ее. Словно и нет той стены, возникшей между нами, как я повзрослела.
В конце концов, Андрея ведь я принимаю, а он творит гораздо более страшные дела.
– У нас час, – говорю я. – Как ты? Ты получала передачи? Что вообще произошло?
– Ох, Марина, это так ужасно! Это место – оно не для меня, – отвечает мама, накрыв мои ладони своими. И понижает голос, чтобы никто лишний не услышал. – Если бы я знала… никогда бы ничем подобным не занималась, лишь бы не оказаться здесь! И, если получится выбраться, больше никогда…
– Я обязательно вытащу вас с папой! – говорю решительно, но уверенности этой не чувствую.
Напускное это.
– Надеюсь, – протягивает мама. – Вот только наш адвокат – полнейшая бездарность. Плюгавый мужичонка выделенный нам с отцом нас скорее утопит, чем вытащит.
Что?
– Андрей сказал, что он нанял хорошего адвоката, – начинаю я говорить, но мама перебивает меня.
– Он соврал! – яростно шипит она. – У нас бесплатный защитник, и ладно бы он хоть старался вникнуть в дело, но нет! Этот Аркадий, или как там его… он – амеба! Уставшая жить, и разочарованная во всем амеба! Ему плевать и на нас, и на себя, на суд вместе с его Фемидой! А Андрей твой – моральный урод, и я зря понадеялась, что ради тебя он изменится! И… почему ты не навещала нас целый месяц?
Сижу, хлопаю глазами в недоумении, и молчу. Как же так? Андрей ведь обещал помочь, говорил, что адвокату можно доверять, но ему пока недосуг со мной встретиться – так он занят.
А я спала. Весь месяц!
– Я пару раз приходила, но меня не пускали, – бормочу я. – Мама, это недоразумение! Я поговорю с Андреем!
Мама вздыхает, и приглаживает сальные волосы руками.
– Он тебя обманул. И, думаю, наш арест – его рук дело, только я не понимаю, зачем? Может, хочет убрать нас из твоей жизни…
– Да о чем ты говоришь вообще? – повышаю я голос, и мама прищелкивает пальцами, чтобы я замолчала.
– Мы договорились, чтобы Громов не вмешивал тебя, чтобы не заставлял отдавать долг. Наш с отцом долг. И начали работать на него, выполнять кое-какие поручения, – мама мнется, а затем решается. – Пару раз мы отвозили какие-то странные сумки со склада. Один из его людей прятался у нас дома неделю – недавно раненный паренек. И Громов переписывал на нас несколько компаний, лишь недавно их забрав. Неделю не было никаких заданий, и под Новый Год нас выводят из квартиры, и показывают багажник, набитый героином! И наши отпечатки на ручках сумок!
Закрываю лицо руками, давлю пальцами на глаза, пытаясь сосредоточиться.
И осознать, понять.
Да, Андрей – не поклонник моих родителей, но не до такой же степени?
– Ты правду говоришь? Не обманываешь? – хрипло выдавливаю я.
– Клянусь, это правда! Марина, мы бы никогда не связались с наркотиками! Да даже с травкой никогда дел не имели… и с алкоголем тоже! Мы много ошибок с отцом натворили, но поверь мне: наркотики – не про нас! Чем хочешь поклянусь тебе!
Злость разливается по венам, как яд. Достигает сердца, и набатом отдает в голову. Андрей мне врал! Все это время врал, утешая лживыми обещаниями! А я уши развесила…
– Мама, вы ссорились с ним? Андрей вас… недолюбливает. У него есть иной повод, кроме того вашего долга?
– Нет, – быстро отвечает мама. – Правда. Я долго думала об этом. Месяц! Мы и не пересекались даже, так что это, скорее всего, из-за тебя. Нет-нет, не ты виновата, но есть такие мужчины, которые хотят полностью завладеть женщиной! Лишить родных, близких, а затем – друзей и приятелей. Чтобы не было работы, увлечений – ничего, понимаешь? Лишь четыре стены, и он сам!
Тру виски, нажимаю пальцами. Снова тошнит, снова кружится голова, и я запуталась!
– Мама, – я сглатываю горькую слюну. – Я обещаю: я найду хорошего адвоката. Квартиру, если понадобится, продам, но вас не брошу!
Мама прикусывает губу, и глядит на меня влажными глазами. Она за этот месяц так постарела…
– Спасибо. И… прости, дочка!
– Не время…
– Нет, – перебивает мама. – Прости, если сможешь! Мы были ужасными родителями, но я клянусь: мы постараемся исправиться, и дать вам с Артемом то, что вы заслуживаете – нормальную семью!
– Прощаю, – шепчу я, и целую мамину ладонь.
Давно уже простила.
Открываю дверь трясущимися от злости руками. Врал мне! И не о мелочах – о родителях, попавших в беду, врал! О родителях, которым пятнашка светит!
Андрей стоит в коридоре, облокотившись плечом о стену, и кулаки сжимает. Доложили уже? Знает, где я была, и злится…
– Почему? – выдавливаю, желая накинуться на него.
И глаза выцарапать.
– Пусть сидят! Заслужили…
– А ты-то сам? Не заслужил? – кричу я. – Или тебе можно что угодно творить, а другим – нет?
– Ты угадала! Мне можно все!
В ушах звенит от ярости. Не знаю, что предпринять, меня словно на куски разрывает: высказать этому лжецу все, что я о нем думаю, или устроить драку? Или и то, и другое?
– Ты… это мои мама и папа! Ты ведь видел, как мне плохо было, и издевался! Это шутки у тебя такие: доводить меня, утешать и мысленно смеяться? Что ты за человек такой?
Андрей сжимает губы, и тень причудливо падает на его остроскулое лицо, делая похожим на маску. Злую маску, которую я так не хотела замечать.
– Что? Разонравился, да? – выплевывает он. – Твои любимые мамочка и папочка угробили моих родителей! Это они приходили к нам, деньги вымогали! Отца из-за них убили, и мама повесилась тоже из-за них! Что, не заслужили они тюрьмы за это?
Прислоняюсь к двери спиной, пытаясь не потерять равновесие. Хотя, какое равновесие, когда вся жизнь летит в тартарары?
– Ты врешь…
– Нет! Я видел их, и слышал! Такое не забывается! И что ты на это скажешь?
Андрей смотрит на меня, ждет мой ответ. А я… я отвечаю, ведь выбор сделан:
– Знаешь, ты – чудовище! Вот, что я скажу! Никогда не приближайся ко мне больше, – я разворачиваюсь, и выбегаю из дома.
Намереваясь больше никогда туда не возвращаться.