Влада живет всего лишь через дом от нашего. И когда мы дошли до неё, я успела пожалеть, что согласилась. Может, нужно было дома остаться? Одной или с Маратом.
Мне ведь понравилось с ним. Очень. Он обижает меня, и часто, но я отчего-то понимаю, что он не планирует обидеть, когда поступает со мной тем или иным образом. Просто он такой человек.
Первой я увидела Владу, когда мы приблизились.
Вспомнила её взгляд утром, за завтраком, и поежилась. Скандал Влада не устроила, замечаний ни мне, ни Марату не делала, но я заметила, насколько ей неприятно то, что она старалась для Марата, а он выбрал обычные кашу и яичницу. Приготовленные не ею, а мной.
– Уже сидят, – указал Марат на открытую террасу.
Отступать поздно. Да и не съедят же меня, в самом-то деле. И Марат вряд ли заявит всем, что купил меня. Он может быть каким угодно – властным, жестким, даже жестоким.
Но он не подлец.
– Здарова, Сокол, – при нашем приближении первым поднялся высокий блондин, и крепко пожал протянутую Маратом ладонь. – Думали уже сами к тебе идти, и как в детстве свистеть под окнами. Помню меня как-то твоя тетка водой окатила, чтобы не свистел. Денег, мол, не будет. Ошибалась.
Они коротко обнялись, похлопали друг друга по плечам, и Марат хохотнул.
– А это что за птичка? – блондин перевел взгляд на меня, и веселье слетело с лица Марата.
– Это Паша. Паша, это Алика.
Блондин шагнул ко мне, но Марат буквально силой утянул меня на себя.
– Без рук!
– Понял. Ладно, знакомьтесь, я пока мясо проверю.
Марат познакомил меня с Альбертом – очень красивым мужчиной с наметившимся животиком, и с Камиллой – его женой. Влада хлопотала вокруг стола, расставляя блюда, тарелки, тарелочки, будто это не просто вечерние посиделки, а званый ужин. Паша оказался её бывшим мужем.
– Он раньше здесь жил. Как развелись, Паша переехал в другой дом на этой же улице, с Владой они нормально общаются, – прошептал мне на ухо Марат.
Неожиданно для самой себя я испытала некоторое облегчение при мысли, что Паша с Владой помирятся, и она больше не станет заглядывать на завтраки к другим мужчинам. Но тут же поймала её взгляд, нацеленный на Марата, и поняла – нет. Эта не перестанет.
– Странно. Обычно бывшие не ладят, – заметила я, скрываясь от взгляда рыжей.
Не люблю, когда на меня так смотрят.
– Ничего странного, девочка. Они женились не по любви, а потому что по статусу друг другу подходят. Потом развелись, бывает.
– Раз по статусу поженились, тогда зачем было разводиться? – не поняла я.
Марат нахмурился, и не ответил.
А меня снова кольнуло это. Не молчание, а его слова про статус. Очередное напоминание, что с некоторыми только спят, а женятся на подходящих. Пусть и разводятся потом, но ужинают вот вместе.
А мне кто по статусу подходит, интересно? Если бы я, конечно, вздумала вдруг замуж выйти. Марат точно не подходит, как и никто из этих мужчин. Денис? Тоже вряд ли, он далеко пойдет, найдет себе дочку какого-нибудь магната, и получит продвижение по карьерной лестнице.
Видимо, мне подходил только Миша с его темными делишками, подлостью и дурными пристрастиями.
– Ой, а что это? – Влада приняла из рук Марата закуски с таким восхищением, точно он её бриллиантовый гарнитур преподнес.
– На стол поставь. Алика приготовила.
– На потом останется. Вдруг салатов и мяса окажется недостаточно, – Влада развернулась, чтобы пойти с моими блюдами в дом, но Марат остановил её.
– Влада. На стол поставь, будь добра.
И так он это произнес, что она послушалась. Меня и восхищает эта черта в Марате, и раздражает – наперекор ему всегда тянет поступить.
Влада обиженно надула губы, убрала с центра стола вазу с лилиями, и водрузила на её место мои блюда. А Альберт еще и добавил рыжей недовольства своими словами:
– Наконец-то. У меня от этих дрянных цветов глаза слезятся.
– Нет в тебе аристократизма, – буркнула Влада.
– У нас у всех не голубая кровь по жилам льется, вроде, – заметил Паша, и подмигнул, почему-то, мне.
– У тебя, дорогой, кровь пролетарская, – съязвила Влада.
– Угу. До сих пор помню твои слова про кривозубых крестьян в свой адрес. Милые эпитеты от любящей жены, не так ли?
Паша с Владой переругивались, и вот что странно – это были легкие подколки, и Павел произносил все с юмором, а вот Влада с агрессией. Она не кричала, но голос звенел при каждом слове.
Странная.
И Паша тоже. Он все время на меня смотрит, и я буквально всем телом чувствую, как Марат напрягается. Вот он уже без стеснения обнял меня, притиснул к своему боку, и мы сидим на низком диванчике за столом, как приклеенные. Еще немного, и мне придется лечь на него.
– Они всегда так? – прошептала я Марату на ухо, и положила ладонь на его закаменевшее плечо, чтобы хоть немного расслабился.
– Они? Бывает.
Марат отвлекся на просигналивший о сообщении телефон, а на меня обратил свое внимание Альберт. Он разлил по стопкам янтарную жидкость, и одну из них протянул мне.
– Попробуй, тебе понравится. Я сам делаю.
Отказываться неудобно, но мне совсем нельзя алкоголь. Даже легкий, я ведь на стимуляции. А если вспомнить слова Влады про настойку Альберта, тогда тем более. Еще и жена Альберта сделала страшные глаза, и покачала головой.
– Не пей. Одна стопка, и весь день из памяти вылетит. Поверь, – прокомментировала она.
– Предательница. Не слушай её, пей.
– Воздержусь. Хочу выдержать образ аристократки, – пошутила я.
Неудачно, судя по стрельнувшей в меня глазами Владе. Но остальные тихо рассмеялись. Марат оторвался от телефона, отодвинул к себе мою стопку, и обратил внимание на своих друзей.
Медленно темнело, как это бывает летом. За столом было весело. Камилла пошепталась с хозяйкой дома, и убрала явно лишние тарелки и приборы. За общими разговорами и смехом я смогла расслабиться, и даже позволила себе облокотиться на плечо Марата.
Это приятно – находиться в дружелюбной атмосфере, чувствовать тепло мужского тела, и слышать биение сердца…
– Алика, а кем ты работаешь? – спросила Влада.
Паша подошел ко мне, чтобы снова наполнить мою тарелку мясом и овощами гриль, но Марат поднялся, и остановил его.
– Я сам. За женой иди ухаживай… друг.
– Она уже бывшая.
– Тогда за бывшей ухаживай, – понизил Марат голос.
– Так кем ты работаешь? – повысила голос Влада.
– Пока никем. Думаю насчет курсов, – улыбнулась я ей.
– Курсы маникюра? Или наращивания ресничек? – захлопала она глазами.
Я бы и маникюр стала делать, если бы на эти деньги можно было содержать ребенка. Но такая работа не особо денежная, да и нужно будет в салоне находиться, а не дома, с малышом.
Я до того расслабилась, что чуть было не выложила все как есть. И когда сообразила это, испугалась. Нужно быть внимательнее.
– Нет, не маникюр и не реснички. Я пока думаю.
– А образование у вас есть? Я в Пенне училась, в штатах. Искусствовед, – кивнула мне Влада.
– А я маркетолог.
С дипломом на поддельное имя. Зато португальский и английский знаю. Может, техническими переводами заняться?
– И где ты училась? В Лиге Плюща? В Англии?
– Это допрос? – подняла я бровь.
– Нет, это вежливая беседа.
– А по-моему, это допрос, – хохотнул Паша. – Тебе нужно было не на искусствоведа, а на юриста учиться. Была бы отменным следователем. А что? Представьте Владу в форме, волосы собраны в пучок, перед ней старый компьютер и напротив жмется несчастный подследственный? Идеально, в её духе.
Паша снова разрядил атмосферу, и опять взглянул на меня, отсалютовав очередной рюмкой. Не понимаю, зачем он все время на меня смотрит, зачем злит Марата. Я чувствую, что он на грани уже, и только чудом сдерживается.
– Все в порядке? – я снова сжала мужское плечо. – Ты какой-то странный. Молчаливый.
Марат взглянул на меня. Глаза темные, почти черные, как опускающаяся на нас ночь.
– Мне брат написал. Про тебя, Алика, – тихо сказал он, и меня накрыла паника.
– Руслан?
– Потом, – отрезал Марат.
Боже! Боже, Боже, Боже… а если Руслан выяснил, что я на стимуляции? Неужели Марат знает, что я использую его?
Он меня убьет.
Сердце ухнуло в пропасть. Я не мужчина, но могу попытаться представить, каково это. Марат ведь ясно сообщил мне о возможной беременности, а я так с ним поступаю. Что он подумает? Точно не поверит, что я не стану его ребенком шантажировать, что это не для шумихи в прессе, не для содержания.
Он не поверит, что я просто хочу использовать шанс, и родить.
Руки задрожали, я сидела, уже слабо прислушиваясь к разговору. Только улавливала, что атмосфера стала еще веселее из-за настойки Альберта, которую он щедро разливал всем, включая меня. Я не пила, мою и свою рюмки опустошал Марат.
И молчал при этом. Только пару раз отходил с другими покурить, затем возвращался ко мне, пил и молчал. А мне хотелось убежать, или вскочить, и начать трясти его. Ну нельзя так – бросить пару слов, и замолчать. Нельзя!
За столом было шумно, голоса сливались в равномерный шум. Но затем как-то получилось, что все вдруг замолчали, кроме Влады, прошипевшей своему бывшему мужу:
– … да шлюха она, что, ты не понял еще? Хватит уже крутиться вокруг этой Алики! Не позорься!
Шлюха.
Слово-удар. Слово, выбивающее из-под ног почву. Слово, сказанное во всеуслышание, и от этого десятикратно больно.
Нет, стократно, ведь… ведь это Марат поделился с ней. Кто же еще мог сказать Владе, как не он?! И от понимания этого в глазах темнеет, летний вечерний воздух кажется застоявшимся, излишне сладким.
Мерзким.
Я позволила себе обмануться. Позволила забыться, расслабиться. Довериться.
Зря.
Я, наверное, не имею права отвечать Владе. Она права. Но святых за этим столом нет, а потому нет смысла позволять бросать в себя камни.
– Забавно, что чаще всего лжецы упрекают других в нечестности, да, Влада? – мой тихий голос кажется громким в этой густой тишине. – И ты, как тот самый лжец, меня называешь шлюхой, а сама-то ты кто? Подсказка: посмотри в зеркало. А теперь, – я поднялась и заставила себя улыбнуться, – мне, пожалуй, пора.
– Нет, – Марат сдавил мою ладонь, зафиксировал так, что не вырваться, и прошептал на ухо: – Сиди и жди. Я разберусь.
– Но…
– Камилла, посиди с Аликой, – бросил Марат, и вышел из-за стола.
Как-то резко снова стало шумно, рядом со мной опустилась Камилла, и Альберт перегородил выход.
– Она просто ревнует, не бери в голову, – Камилла приобняла меня.
– Влада не любит, когда не она в центре внимания, – добавил Альберт.
– Зато она любит, как бабулька на лавочке, всех называть проститутками. Меня она также окрестила, когда бы с Альбертом поженились, – Камилла сдавила мое плечо, заставляя сидеть на месте.
– Я не обижаюсь. Я просто хочу домой.
– Дождись Марата, до его возвращения мы тебя не отпустим, – спокойно произнес Альберт.
Паника долбится в виски кровью, я вижу отдельные кадры: россыпь родинок на красивом, полноватом плече Камиллы; остывающее мясо и пустую рюмку, из которой пил Марат; крупного мотылька, порхающего над лампой.
За столом нас трое. Паша, Влада и Марат исчезли. Я тоже хочу. Встать, и уйти домой. Не понимаю, зачем я здесь? Даже если всем известно, кто я, это не означает, что я собираюсь позволять себя оскорблять.
Я предприняла еще одну попытку встать, но мне снова не позволили. И когда я уже хотела применить силу, из дома вышел Марат. А за ним Павел и Влада. И только когда Марат приблизился, мне позволили выйти из-за стола.
Но он тут же поймал, и обнял меня со спины.
– Я не дерусь с женщинами, – прошептал он мне в затылок. – И не устраиваю скандалы, тем более прилюдные, но тебя я оскорблять не позволю, Алика. Это было в первый и последний раз. Больше никто и никогда тебя не обидит.
У меня так кружится голова, что я не уверена, что слова Марата мне не примерещились.
– Давай, – кивнул Павел, и Влада шагнула ко мне.
Раскрасневшаяся. Жутко недовольная. В глазах – ненависть.
– Я бы хотела извиниться, Алика. Мои слова… они не предназначены были для твоих ушей, но ты их услышала, и мне жаль. Я вспылила, – говорила она через силу. – Разозлилась, что Паша уделяет тебе столько внимания. Я не думаю, что ты… ну, ты поняла. Извини, этого больше не повторится, и я всегда буду рада принимать тебя в своем доме.
– В этот дом мы больше не придем, – снова шепнул Марат так, что услышала только я. – Был бы передо мной мужчина – избил бы, но Влада, к сожалению, женщина.
– Инцидент исчерпан? – натужно улыбнулась Влада, и опасливо взглянула на Марата.
– Извинения приняты, – кивнула я.
Соврала. Не приняты эти извинения. Никогда не понимала, как так можно – оскорбить человека, унизить, а потом извиняться. Неплохо было бы думать, прежде чем говорить, а если слово уже сказано – смысла нет извиняться.
К черту её извинения.
– Паша, бывшая, или не бывшая, но контролируй Владу. Иначе отхватит. Мы уходим, – сказал Марат, кивнул Альберту с Камиллой, и повел меня от дома, не позволив даже попрощаться.
Может и хорошо. Они неплохие, но моими друзьями никогда не станут просто потому что я бы ни за что не стала на вечеринке обсуждать рыночные преимущества желтых бриллиантов.
Не мои это люди.
– Сильно расстроилась?
– Нет, – глухо ответила я Марату. – Не хочу об этом говорить.
Мы молча дошли до дома, Марат впустил меня внутрь, и закрыл дверь.
Он пьян. Очень пьян, но походка ровная. Пожалуй, его состояние выдают лишь глаза и речь.
… шлюха. Это слово рефреном в моих мыслях звучит. Я и сама про себя такое говорила, но не ожидала, что будет так больно услышать это слово от чужого человека. Услышать, и догадываться, что неспроста.
Марат ведь отходил с ними курить. Сболтнул? Посмеялся, что купил меняю. Может, даже сумму назвал. Иначе откуда бы Владе узнать?!
Представила, как Марат, посмеиваясь, делится этим с приятелями, и обняла себя за плечи, чуть не задохнувшись.
– Тише, тише, – Марат встал напротив, оглядел меня странно, почти с ненавистью, и резко прижал к себе. – Влада – ревнивая идиотка. Поверь, я доходчиво ей объяснил, чтобы больше к тебе не лезла.
Я хочу его ударить. Хочу больно сделать.
Почему МНЕ всегда больно, а не ему? Почему? Где хоть какая-то честность в этой жизни?
– Это ты ей сказал про меня? – я попыталась отстраниться от Марата, но он не позволил.
– Сказал что?
– Что я… что я шлюха!
– Нет, – процедил Марат. – И ты не шлюха. Забудь это слово. Про Владу тоже забудь, считай, что её нет. И, дьявол, не считай меня тупым подростком-треплом. Сама-то подумай, зачем мне кому-то говорить такое?
– Чтобы сделать мне больно. Тебе ведь это нравится, да? – я подняла на Марата взгляд. – Нравится запугивать, нравится, что я на грани. Ты кайф от этого ловишь.
– Что?
– Даже в мелочах, – завелась я. – Ты в самом начале вечера сказал про своего брата, про Руслана, что он тебе про меня написал. И даже не сказал, что именно. Сидел, мучил меня молчанием. Специально. Думаешь, я не понимаю зачем? Чтобы меня извести! Папа постоянно так поступал со мной: либо придирками мучил, либо молчанием, чтобы я терялась в догадках, что же такое ужасное я натворила.
– Ты меня со своим отцом не сравнивай, – прорычал Марат. – Этой идиотке Владе я ничего не говорил про нас, как и остальным. А про сообщение Руслана я не сказал потому, что за столом такое не говорят. Хотел, чтобы ты нормальный вечер провела. Что ты вечно из меня монстра делаешь? Алика, может хватит уже?!
– Спасибо, чудесный вечер, – задергалась я в мужских руках. – Отпусти… да отпусти же ты меня!
– Нет.
– Марат…
– Успокойся, – он подхватил меня, и опустился вместе со мной на кресло.
Устроил меня на своих коленях, и сцепил руки на талии, притиснув к своему телу. А я всерьез раздумывала над тем, чтобы расцарапать его лицо.
Шлюха. Боже мой, куда я ввязалась? Зачем? И ребенок… он ведь когда-нибудь спросит про своего отца, и что мне ответить? Что папочка заплатил мамочке за услуги?
Я думаю об этом, и иррационально ненавижу Марата. Буквально задыхаюсь, хотя начинаю понимать – не говорил он ничего ни Владе, ни кому-либо еще.
Вот только что это меняет? Абсолютно ничего. И злость моя бессмысленна, но унять её я не могу, я не хочу быть просто девочкой, которой заплатили за секс, я хочу… хочу чего-то другого.
– Алика. Все, хватит. Больше никто тебя не обидит, я уже пообещал тебе это. Успокойся, малышка, – Марат надавил на мою спину, заставив буквально навалиться на его плечо всем телом. – Что мне сделать, чтобы ты перестала дрожать? Пойти, и разобраться с Владой по-настоящему? Скажи, что, и я сделаю, только перестань.
– Не нужно ничего делать Владе. Лучше расскажи про Руслана. Что он тебе написал обо мне, – глухо попросила я.
Пожалуй, сейчас мне даже все равно, если Марат уже знает про стимуляцию.
– Сейчас не время.
– Сейчас самое время. Что он написал обо мне? – повторила я вопрос, и зажмурилась в ожидании ответа.
– Написал. Что ты собиралась замуж за наркоторговца и насильника, Алика. За обеспеченного польского мальчика. Это правда?
МАРАТ
Этот вечер продолжает вызывать бешенство.
Видел, что на Алику давит затворничество, потому и привёл её к приятелям. Даже Паше написал, чтобы заткнул Владу. Но в итоге всё полетело к чертям: Паша, весь вечер облизывавший Алику взглядом, Влада с её тупой ревностью…
И сообщение от брата.
– Алика?
– Это важно? Может, не будем об этом?
Я всем телом чувствую Алику. Алкоголь не притупил ощущения, а наоборот, обострил. Алика – воплощение нежности и женственности, не наигранной, не пародийной, а самой настоящей.
Мягкие, длинные волосы. Кожа – шелк, к ней и прикасаться-то страшно, чуть не рассчитаешь силу, и травмируешь. Вся тоненькая, хрупкая, но грудь полная, тяжелая и безумно красивая. Но красивых много, вообще-то большинство женщин в моем окружении красивы, вот только ни к кому так не тянуло. Даже когда из армии вернулся, и готов был трахаться сутками с любой, лишь бы женского пола была. Даже тогда не было так, как сейчас.
С Аликой.
Поиметь дочь врага – в этом было что-то темное и желанное. Но пора признать: я бы в любом случае её не упустил, кем бы Алика ни была. Едва в кабинет мой вошла, понял – хочу. И когда выбор давал, лететь со мной, или не лететь, внутри себя я понимал, что даже если откажется, то заставлю. Надавлю, пригрожу, заплачу больше.
Но хотелось, чтобы Алика по своей воле со мной была. Чтобы думала, что у нее есть выбор.
Дьявол, да, я готов платить ей больше, с каждым днем отчетливее понимание, что все только ради денег, а просьба найти отца – это бонус, и от этого злость берет. Ну красивая ведь, добрая, мягкая. Почему либо с наркоторговцем спать, либо со мной, и всё это за деньги?
– Расскажи, – потребовал я.
– Я не знаю, чем Миша занимался. Учился, как все. С земляками своими общался. Жили вместе, думали пожениться, а когда папа пропал, он отказался помогать мне его искать. Я ведь до этого по участкам не ходила, с полицией не общалась, попросила его со мной пойти, так он даже этого не сделал. Квартира папы была оплачена вперед на девять месяцев, я разорвала помолвку и съехала. Это все. А теперь давай закроем эту тему.
– То есть, ты не в курсе, что он торговал наркотой?
– Нет, – Алика слабо улыбнулась, провела ладонями по моим плечам, по шее, только сейчас это не действует.
– И ты не знала, что он изнасиловал девушку, а потом еще и преследовал её. Присылал сообщения, что он рядом, и может снова сделать с ней что угодно, и ему ничего не будет. Знаешь, что эта девушка сделала с собой в итоге?
– Н-нет, – голос Алики задрожал, но она продолжила слабо мне улыбаться.
– И тебя он не насиловал и не бил?
– Нет! Хватит! – взорвалась она, и ударила по моим плечам. – Я же сказала: не хочу об этом говорить. Прошлое в прошлом осталось!
Может быть. А может и нет. Я люблю зарабатывать деньги, это азарт, и я могу понять тех, кто любит эти деньги тратить. Но жить ради них с насильником… кто же ты, Алика?
– Не хватит. Терпеть не могу ложь. Ты ведь выкупала его из тюрьмы, это легко было проверить. На твоего Мишу бегунки работали, наркотой барыжили, и когда их поймали, на него как на главаря указали. А потом вдруг, когда ты выкупила своего женишка, все взяли свои слова обратно.
– Я…
– Подожди, – перебил Алику, сцепил руки на ее талии крепче, и продолжил: – Второй раз ты выкупила его из-за изнасилования вашей соседки. Та тоже забрала заявление в итоге, и сказала, что оболгала его. И тебя саму пару раз привозили в больницу с травмами, но… как ты это объясняла? Нападениями, так?
– Ты ведь все уже знаешь. Зачем тогда спрашиваешь?
– Хочу понять.
– Что ты хочешь понять? – прошептала Алика.
Даже в темноте этой комнаты я вижу, как она побледнела. Всегда розовые губы выглядят сейчас припыленными, сердце бьется быстро-быстро.
Что я хочу понять? На что ты готова пойти ради денег. Хочу наорать, заставить извиняться за прошлое. Но делать этого я не буду, потому что… черт, потому что больно ей не хочу делать.
Но узнать я все равно должен.
– Алика, тебе придется мне всё рассказать.
– Зачем? Я не понимаю, зачем тебе нужно знать то, что ты уже знаешь? Любопытство? Но мне из-за твоего любопытства почему нужно страдать? – Алику начало потряхивать. – Марат, пожалуйста, давай не будем. Прошу тебя! Умоляю! Я уже практически забыла обо всем, и не хочу снова все это вспоминать. Не заставляй меня!
Я практически никогда не иду ни у кого на поводу. Но сейчас, чувствуя дрожь Алики, ощущая её горькую панику, я сдался. Обнял, и как бы она ни пыталась вырваться, не отпускал, пока не успокоилась, пока снова не сдалась мне.
Пусть расскажет, как будет готова. В конце-то концов решение принято – Алика останется со мной, после меня никого не будет. А то, что кто-то был до – этого уже не исправить.
Я отпустил её в душ, затем сам его принял, спустился вниз, и нашел Алику на кухне с чашкой чая.
– Тебе налить? – спросила она.
– Кофе. Без молока, с ложкой сахара, крепкий.
– Я помню, как ты любишь, – Алика отвернулась к кофеварке, и принялась готовить. А я достал телефон, и написал Русу:
«По Алике отбой»
Я знаю, что рано или поздно она сама мне все расскажет. Пусть на это может понадобиться много времени, я подожду.
Но Алика решилась именно сейчас. Ей почти удалось застать меня врасплох.
– Ты сказал про Мишу «обеспеченный польский мальчик», и я тоже так думала, Марат. Знаешь, мне с русскими нельзя было общаться, с сербами тоже, меня бы сразу раскусили, что я только пару слов могу произнести. Потом появился Миша. Я влюбилась в него, и как только смогла – переехала к нему. Папа… с ним всегда было тяжело, а когда мама умерла, он и вовсе стал невыносим. И Миша мне спасением показался. Я ошибалась.
Алика поставила передо мной чашку кофе.
– Он сразу начал тебя бить?
– Он не бил меня, – нахмурилась Алика. – Кричал, придирался, но это мне было привычно. Иногда он был милым, и вёл себя идеально. Пару раз толкал, когда из себя выходил, и только.
И только.
Охереть.
– Сломанная нога, синяки по всему телу и рассказ в больнице о нападении грабителя – это последствия того, как он тебя толкнул?
– Мы на матч должны были идти, а я билеты дома оставила. Мы опаздывали. Миша начал психовать, толкнул меня, чтобы я быстрее бежала в квартиру, и обратно уже с билетами. А я с лестницы упала. Он сам скорую вызвал, мы и сочинили про грабителей, которые нас поджидали, – Алика говорила это медленно, будто каждое слово обдумывала.
– То есть это, по-твоему, называется «не бил»? – я сжал ладони в кулаки.
– Бил – это когда кулаком в глаз, в живот, или когда повалит и пинает, – упрямо ответила она.
– Тебя он насиловал?
– Мы ведь встречались. Жили вместе. Нельзя изнасиловать ту, которая уже твоя, – нахмурилась Алика. – Чаще всего он пару минут целовал меня, а потом все остальное.
Я слушаю её, и ярость накрывает. Фото её бывшего Рус мне скинул – молодой, примерно возраста Алики, парень. И я живо могу представить, как он её целовал… как насиловал, как столкнул с лестницы, как толкал и впечатывал спиной в стену со всей дури.
– Так было чаще всего. А как было изредка? – спросил, пересиливая себя.
– Иногда он выпивал, и… было больно, – Алика сжалась, но снова упрямо произнесла: – Я не сопротивлялась. Он не насиловал меня. Просто перегибал, но утром извинялся. А наркотики… я, правда, сначала не знала. Он сам хотел подняться, у семьи не брать деньги, и Мише это казалось не рисковым – белый парень, хорошо одетый, не подозрительный. Чаще всего наркоторговцы выглядят иначе. И ему везло.
– Ты его выкупала.
– Я знала, где лежат деньги. Ко мне приходили его друзья по… по бизнесу, – выдавила Алика. – И я дала деньги, чтобы они выкупили Мишу. Он обещал завязать после свадьбы, накопить денег и открыть легальный бизнес. Мне оставалось либо вернуться к папе, либо жить с ним. Я, конечно, могла позволить себе снять квартиру, но в фавелах, где что ни день, то перестрелка. Марат, я просто решила довериться.
– И продолжала верить даже когда ваша соседка заявила об изнасиловании?
Алика сжала чашку в ладонях, выдохнула и закрыла глаза. Молчала она около минуты. Думал, уже не заговорит.
– Тогда пропал папа, мы с Мишей ссорились все чаще и чаще. Я начинала понимать, что не хочу за него замуж, что… что я большего заслуживаю. Я отца навещала дважды в неделю, он всегда дома был. Приходила, готовила, убиралась, с ним сидела. А тут он пропал, и до этого он пару недель себя странно вел. Я побежала по соседям – они отца не видели, обошла бары – тоже. Ждала до ночи, подумала, вдруг он женщину себе нашел, утешился после маминой смерти. Не дождалась. Еще раз тогда осмотрела дом, и по пыли, по вещам, по обстановке я поняла – его дня три уже не было. И тогда я побежала к нам с Мишей, за ним как раз пришла полиция, – Алика нервно рассмеялась, прикрыв рот ладонями. – Я видела эту девушку, она вышла посмотреть, как Мишу задерживают, и по её глазам я поняла – он виноват. Я не хотела его выкупать. Два дня я ходила и разговаривала с полицейскими, а они мне чуть ли не смеялись в лицо, мол, загулял твой папаша, у нас тут банды, убийства, нам работой нужно заниматься. Я и про наше прошлое начала им рассказывать, так меня вообще пригрозили саму закрыть. Хотела найти деньги, у Миши всегда были, но я их не нашла.
– И?
– И я пошла к его друзьям просить помощи. Можешь как угодно к этому относиться, но я, как бы там у нас ни было в семье, привыкла, что проблемы решает мужчина. Не знала я, что делать. Его приятели мне отказали, денег не дали, я пошла к Мише, добилась свидания с ним. Он обещал помочь мне с папой, поклялся, что найдет его, что весь город на уши поставит, если я уговорю нашу соседку забрать заявление и выкуплю его. Я поверила. И сделала это, – Алика подняла на меня глаза, и грустно улыбнулась. – В итоге Миша меня обманул. Про ту девушку, которую он преследовал, я не знала. Я вернулась домой, пыталась искать папу сама, а потом рискнула и купила билет сюда. Домой. Встретила тебя, и я вижу, что ты мне помогаешь, не врешь как врал он. Спасибо, Марат.