– Синяки исчезли, – Марат лениво погладил меня по животу.
– Хочешь наставить новых?
– Сдерживаюсь.
Марат все никак не может прекратить дотрагиваться до меня. Так было в Красноярске все четыре дня, что мы провели там. И так происходит уже неделю здесь, дома.
Марат смотрит, прикасается… до исступления доводит меня, до сорванного крика. А потом нежит прикосновениями, и снова, снова, снова…
Он, правда, сдерживается, хотя следы все равно остаются. Засосы на шее – наверное, это что-то от природы, то, что заставляет клеймить женщину собой. Но мое тело больше не разукрашено синяками страшного сине-желтого цвета. Они не болели, они даже нравились мне, и я себя полнейшей извращенкой чувствовала, разглядывая в зеркале. Видела-то я не синяки, а ту, первую ночь, когда чуть с ума не сошла от рук Марата, от его губ, от близости.
Теперь каждая ночь – такая. Меня это ужасает, ведь Марату больше не нужно тратить время, чтобы завести меня. Меня, правда, ужасает то, как я жду вечера. То, как тянет низ живота, когда я открываю дверь Марату, и вижу его перед собой. Ему даже дотрагиваться до меня не нужно – я влажнею от одного предвкушения, от его запаха, от взгляда на его руки, на губы.
Я привыкла к нему. Доверилась… я еще тогда, в Красноярске решила довериться, и рассказала про Мишу. И, странное дело, я ведь все время Мишу вспоминала, он неким зловонием в мои мысли впитался, но как только я поговорила с Маратом, мои мысли стали свободны.
– Пора одеваться, – вздохнула я, и нехотя поднялась с кровати.
На лежащего на ней Марата я взглянула с сожалением. Это мучительно – отрываться от него, идти в душ, краситься, одеваться. А ведь казалось, что сил на секс уже никаких не осталось, но вот я гляжу на него, и чувствую второе дыхание. Однако, три раза уже было, между ног всё немного побаливает, потому до завтра точно стоит сделать перерыв. Да и Марат не железный, хотя… временами очень даже.
Я улыбнулась, и отвернулась от Марата.
Душ мы принимали вместе.
– Здесь неудобно. Переезжай ко мне, – предложил он, выбравшись из моей маленькой ванны.
Недовольный – жуть. Я вроде и вижу, что Марату отчего-то нравится здесь, в моей квартире. И в то же время она его неимоверно бесит. Шкафы скрипят, двери тоже, кухонный стол для него неудобный, слишком маленький, стулья тоже. А кровать он вообще предложил выбросить, или подарить пыточному музею.
– Алика. Всё, давай сегодня съездим к моим, как я и обещал, потом вернемся, ты возьмешь самое необходимое, и ко мне, – повторил Марат.
– Мне надо подумать.
– О чем тут думать? – раздраженно процедил он.
– О многом.
Я сама в своих чувствах путаюсь. Марат не перестал меня пугать, хотя я понимаю, что специально он меня не обижал никогда. Но пугает все равно. Или это я не его, а самой себя боюсь? Ведь тогда, в Крае, я решилась рассказать Марату про Мишу, чтобы… чтобы дать нам шанс.
Такая глупость это, умом я понимаю, что ничего не изменилось, что все это – просто секс, но в тот день, когда я доверилась Марату, это не из-за секса было. А потому что так правильно – быть честной. Откровенной. Тогда казалось, что если я промолчу, если продолжу скрывать ту гаденькую тайну, это будет означать, что никакого шанса для нас с Маратом нет, что я упущу его.
Потом я неоднократно с самой собой спорила. Шанс на что? На чувства? Какие к черту чувства кроме похоти? Но каждое утро я делала укол, принимала свои витамины, и против воли представляла уже не только себя с малышом, но… нас троих. Улыбалась этой фантазии, а потом ругала себя последними словами.
Это хороший секс со мной такое сотворил, или, все же, это нечто большее?!
– Шмотки, косметика, обувь, остальное оставишь, потом заберем. Или новое купим, – продолжил Марат, пока я наносила макияж.
– Если тебе не нравится у меня, я сама могу к тебе приезжать. Или в отель.
– Незачем. Легче просто жить вместе, – отрезал он.
– Зачем? Зачем жить вместе?
Марат дернул плечом, но так и не ответил. А я… я хочу с ним жить, наверное. Не наверное, а очень хочу, но боюсь. Надоем – прогонит, и это будет до ужаса унизительно – с вещами на выход. А сейчас я на своей территории, и это, все же, мой дом. Я столько мечтала о нем. Не о богатой квартире, не о дворце с бассейном, а вот об этой квартирке.
Здесь я была счастлива. И здесь я… да, пора уже признаться, я счастлива и сейчас, если только о будущем не начинаю задумываться. Меня устраивает, что Марат приезжает вечером, что остается до утра, а потом я провожаю его на работу. А у него я кем буду? Приживалкой?
Повторить свой вопрос я струсила. Уточнять свой статус я тоже не стала.
Кристина говорит, что шлюх с семьей не знакомят, а Марат именно к семье меня и повезет – к братьям и тёте. Я и сама умом это понимаю, вряд ли Марат из тех мужчин, которые каждую в семью вводят. Но он же не говорит мне ничего! Может, им самим любопытно на меня посмотреть, вот Марат и решил меня привезти к ним как дрессированную обезьянку?
– В общем, решено, – заявил он, открыл дверь, и выпустил меня из дома.
– Что решено?
– То, о чем мы с тобой разговаривали в квартире. Сегодня перебираешься ко мне.
– Это ты так решил, или это вопрос?
– Это мое решение.
– Вау, – я дважды хлопнула в ладони. – А спросить?
– Я спрашивал, ты сказала что надо подумать. Я подумал, и решил. Лифт вызови.
Я нажала на кнопку вызова лифта. Снова раздражаюсь и восхищаюсь этим мужчиной. Бесит меня Марат неимоверно, это чувство не изменилось, даже сильнее стало. Но отчего-то меня тянет согласиться с ним, переехать.
– Давай вечером об этом поговорим, как от твоих приедем, ладно? Лучше про семью свою расскажи.
– Братьев представлю, их имена ты сейчас все равно не запомнишь. Старший – инвалид. У самого младшего дочка родилась, шалашовка одна залетела от него, еле уговорил ее аборт не делать. Никто не женат. Тётя со своим новым мужем будут, его Давид зовут. Обычная семья, тебя никто не обидит больше, поверь.
– А если обидит, снова заставишь извиняться? – улыбнулась я.
– Мужикам можно и в морду дать, без всяких извинений. Но ты ни слова дурного ни от кого не услышишь больше, я же дал тебе слово еще тогда, и слово свое я сдержу.
Марат так уверенно это произнес, что я взяла, и поверила.
Папа такой же был. Очень спорный человек. Иногда я его ненавидела за придирки, замечания, за жестокость. За то, что у бабушки меня отобрал. Но… он ведь не бросил меня, увез с собой, значит любил. И когда мне четырнадцать было, и меня какой-то урод в машину хотел затолкать, папа из дома выбежал, спас, и обнял меня. На рыбалке терпеливо меня учил, объяснял всё, и смотрел тепло-тепло… но ни разу он мне не сказал, что любит. Однако, я всегда знала, что даже если не любит, то папа всегда защитит меня.
Что-то у них общее есть с Маратом – они оба на эмоции скупые, молчаливые, но им обоим я верю.
– Старшего брата зовут Егор, – сказал Марат, когда мы сели в машину.
– Это… ты сказал, что он инвалид, – осторожно заметила я.
– Да. Его избили. Одиннадцать лет уже не ходит. Не спрашивай его ни о чем только.
– Я бы не стала, я ведь понимаю, что есть болезненные темы, – обиделась я. Ну неужели Марат думает, что я пристала бы к этому Егору как маленький ребенок, мол, дядя, а почему вы не ходите? – Кстати, а почему ты всегда сам за рулем? Дай уже своему водителю поработать, бедный мужик скучает, наверное.
– Бедный мужик не скучает. Ему работы хватает.
– Все равно несолидно как-то, – я взглянула на себя в зеркало. – Такая шишка, и сам за рулем. И без охраны.
– Я не говорил, что без охраны, – усмехнулся Марат.
– Есть охрана, да?
Я начала вглядываться в машины позади нас. Мы повернули, и за нами повернула черная машина. И снова. И снова. Ну точно, за нами едут.
– Это твоя охрана за нами едет, или за нами кто-то следит?
– Охрана, Алика. Большие деньги того требуют. Потому и будет лучше, чтобы ты просто переехала ко мне. Не понимаю, почему ты ломаешься.
– У меня здесь Кристина. И это бабушкина квартира. И вообще… я просто не хочу, чтобы ты потом меня выставил из своего дома, как надоем, – нахмурилась я.
– Кто тебя сказал, что я собираюсь тебя выставить?
– Рано или поздно так и случится, если ты конечно не решишь подарить мне квартиру, и не съедешь из нее сам.
– Этого не будет. Я зову тебя к себе не затем, чтобы «рано или поздно», – передразнил Марат, – выгнать. Я зову тебя жить со мной. Вслушайся, и почувствуй разницу. Кстати, мы приехали, и… черт, Алика, не трясись. Никто тебя не съест, и даже не надкусит. Только я сам. Этой ночью, – он нагло сжал мою грудь, взвесил её с улыбкой, и отстегнул ремень безопасности. – Успокаивай себя тем, что мы в любой момент сможем уйти. Но я надеюсь, что тебе они понравятся.
– А если я им не понравлюсь?
– И ты, и я сможем это пережить.
Марат вышел из машины, открыл мне дверь, и я нехотя вышла с ним. Как на каторгу иду, ей Богу. А ведь раньше с нетерпением ждала этой встречи, даже льстило, что с семьей меня знакомит. Но сейчас снова воспоминания про Владу накатили. Вдруг снова обзовут? Вдруг в этот раз Марат не на мою сторону встанет, а на сторону своей семьи? Но не разворачиваться ведь, и не бежать. Это ребячество.
Я расправила плечи, и вошла в открытую Маратом для меня дверь.
МАРАТ
– Ну наконец-то, Боже! Девушка! Живая! – воскликнула Наташа.
Тётей я её перестал называть лет в пятнадцать, не так уж она меня и старше. А сейчас и прилететь мне за «тёть Наташу» может от неё самой. Не посмотрит, что взрослый и успешный, оплеухи она в детстве щедро раздавала.
– Здравствуйте, – Алика улыбнулась, выглядит чуть взволнованной, но дрожит как заяц, я-то чувствую.
– Здравствуй, милая. Не верится, что наконец-то хоть кто-то в дом девушку привел.
– Ну… я настоящая и живая, можете потрогать, – пошутила Алика.
А Наташа взяла, и потрогала. Обняла шарахнувшуюся от испуга Алику, приобняла её за плечи, и самым наглым образом оттащила от меня.
– Вообще-то, Наташ, я сам свою живую и настоящую с братьями познакомлю. Может, ты мужа своего будешь так хватать?
– Я с мужем и хочу её познакомить. Остальные на тебе, вперед батьки не полезу, – рассмеялась Наташа.
И утащила, все же, Алику к своему Давиду. А там уже я вырвал её из рук этой парочки, и повел к братьям. За Егора я не переживал, он сам не против был с Аликой познакомиться. Не знаю, как бы я на его месте себя вел. Но я и не на месте Егора, всепрощением не страдаю. Меня радует, что Алику он не винит, но меня бесит, что он и её отца почти простил. Хренов блаженный.
– С Русланом ты уже познакомилась, давай представлю остальных…
И я представил. Сжал ладошку Алики – детская она у нее, совсем маленькая, холодная. Мерзлячка она та еще. Но мне нравится, что она улыбается, шутить пытается в меру, хотя сама паникует. Я отлично это чувствую.
– А это у нас кто? – умилилась Алика.
– Это Алиса, – и прошептал ей: – Я же говорил про шалаву, залетевшую от моего брата. Вот Алиса и получилась.
– Нельзя так говорить, – шикнула сердито, еще и ущипнула.
Совсем страх потеряла, зараза мелкая, и это… радует, пожалуй. Жутко бесила замороженная Алика, её мне ломать не хотелось, а вот её страхи, неуместное смущение – да, это я хотел переломать, перемолоть и выплюнуть. Но, пожалуй, смущение её мне заходит. Искреннее оно. Отдается мне полностью, а потом краснеет, смотрит на меня своими глазищами, и губы кусает.
Вот на это я злюсь. Кусать её губы – моя прерогатива.
– Такая хорошенькая, куколка… можно? – Алика опустилась рядом с Алисой – ей постелили плед на полу, и моя мелкая племянница сидит на нём, улыбается, лопочет что-то непонятное.
А сейчас вот разревелась навзрыд.
– Можно, – ответил младшенький.
Алике только это и надо было. Подхватила плачущую малышку, зашептала ей что-то, и та сначала заревела еще громче, а потом утихла. Смотрю – принюхалась к Алике, надулась, но ладошками тянется. А Алика и счастлива. Уже забыт я, забыто смущение, забыт Руслан, который явно ей не нравится. Есть только Алиса.
– Вообще-то, Алика, Алиску решили приучать к тому, чтобы она сама успокаивалась. А то привыкнет, будет до совершеннолетия истерики устраивать. Так бы поревела минут пять, и затихла бы.
Зачем я это сказал? Хрен знает почему, но я люблю выводить Алику из себя, и откуда-то точно знаю, какая тема для неё станет такой, что смолчать она не сможет.
– Можно подождать пять, десять минут, да хоть час. Слушать плач ребенка, и не реагировать. А можно просто взять и утешить. Сухарь ты, Марат.
– Правильно, девочка, – кивнула Наташа.
Алика улыбнулась, и ничего ей не сказала насчет «девочки». Видимо, замечания малышка только мне умеет делать.
Зашибись, дожил. Еще и улыбаюсь по поводу того, что Алика меня подначивает.
– Ну всё, садимся за стол. Давид, за стол, это не в кресло, а на неудобную штуку под названием стул. Семейный ужин я никому не позволю испортить, поняли? – шутливо рыкнула Наташа.
– Так точно, – привычно усмехнулись мы почти хором.
Видел, как Алика хочет оставить Алису у себя на коленях, но все же она вняла голосу разума, и усадила мелкую обратно на плед. А та еще и отлипать не хотела, избалованная растет.
– Ты не любишь детей? – вдруг прошептала мне Алика на ухо.
– С чего ты взяла?
– Ты так про её мать говорил…
– Это про мать, а не про Алису. Я просто озвучил факт.
– Неприятный факт.
– Но все же, Алика, это факт. Мать у неё – шлюха. Сказал тебе, чтобы ты не спрашивала здесь, где же мамочка чудесного ангелочка.
Алика нахмурилась. Ей не нравится то, что я говорю. Очень не нравится.
– А насчет любви… я без Алисы могу свою жизнь представить, но к племяннице я привязан. Любит мелкую её отец, и Наташа. Говорит, что надоели ей мужики, сама она дочку хочет. Из-за неё Алиса и стала ручной, то и дело плачет и на руки просится, вот отучаем. Удовлетворена?
– Допустим.
– Хватит шептаться. Давайте уже познакомимся как следует, – прервала нас Наташа.
– Ну да. С живой и настоящей девушкой, – передразнил я.
– Вот именно. Я уже плохое начинала про тебя думать, Марат. Очень плохое. А тут ты, наконец-то, девушку в дом привел. Еще бы остальных оболтусов пристроить, – размечталась Наташа. – И Алисе маму найти нормальную. Да и Руслан дрянью всякой питается, на работе штаны просиживает. Однозначно, ему нужна жена.
– Мне нужна не жена, а алкоголь. Сейчас, – усмехнулся Рус, и потянулся к бокалу.
– Мужики! Алика, а вы… можно на ты, да? Так вот, Алика, давно у тебя с Маратом закрутилось? – Наташа сняла крышку с блюда, и выложила на свою тарелку порцию. То же она и с тарелкой Давида проделала.
– У нас… ну, прилично, – растерялась Алика. Тоже поднялась из-за стола, и наполнила тарелки – свою и, что приятнее всего, мою. – Так вкусно пахнет!
– Это ресторанное, я ужасно готовлю. Если бы я была из семейства Борджиа, не нужны были бы яды, достаточно было пригласить недругов на званый ужин, и накормить своими шедеврами – умерли бы все в муках.
– Это тоже своего рода талант, – рассмеялась Алика.
– Расскажи хоть о себе. От Марата не дождешься ведь. Просто сказал, что приведет девушку на ужин, и это все, чего мы от него добились. Расскажи все, что пожелаешь нужным, более положенного приставать не буду.
Алика несмело улыбнулась, и принялась рассказывать. Интересные вещи, кстати. Я почему-то такого от нее не слышал. Знал про учебу, про жизнь в Бразилии. Даже про будущего покойника-Мишу знал, а вот про планы… про планы Алики я не был в курсе. И какого хера, спрашивается, не разузнал у неё, чего она хочет?!
– И ты думаешь техническими переводами заниматься, зная столько языков? Всего лишь техническими? Русский, португальский, польский, английский и испанский – это сильно. А за переводы копейки платят, – заговорил Егор.
Я напрягся. Брат добрый, даже слишком, но… тревожно. Вдруг сорвется на Алику?
– Я ведь не идеально знаю эти языки. Русский, португальский и английский – да, испанский и польский по минимуму. Переводчицей меня вряд ли возьмут на переговоры, встречи, уровень не тот. А вот этикетки и всякие инструкции переводить – почему нет?
– А еще чем бы вы хотели заниматься? – Наташа с любопытством уставилась на Алику.
Я слушал, и злился. Не на Алику, а на самого себя. Про прошлое выяснил, а про то, что Алика чего-то хочет по жизни кроме денег – нет, даже не подумал об этом. И похер на знание любимого цвета, блюда, фильма – это бред, но я же вообще ничего не знал и не думал спрашивать. А Алика и не рассказывала.
Курс вот взяла, оказывается, по таргетированной рекламе в интернете. Переводы какие-то на уме, тестирование сайтов…
– Зачем тебе все это? – спросил я тихо, когда разговор за столом перетек на другую тему.
– Работа?
– Да. Зачем?
– Чтобы зарабатывать, что за вопрос, Марат?
– Я в состоянии тебя обеспечить.
– Я знаю, – Алика накрыла своей ладонью мою, легонько сжала. – Спасибо за карточку. Я в курсе, что ты можешь меня обеспечить.
Чертова карта. Прилетели, и я выдал Алике одну из своих, безлимитку, привязанную к счету. Не обдумывал это, а просто протянул карту, показалось что переводить ей определенные суммы ежемесячно – это не то. И Алика приняла, поблагодарила.
Только не тратит ни хера. Это бесит. Улыбнулась, поблагодарила, и… дальше что? Нахера ей эти курсы, понять не могу.
– Если хочешь заняться чем-то интересным, то бери другие курсы. Тебе не нужно зарабатывать.
– Что ты пристал к моему заработку?
– Просто займись тем, что тебе интересно. Не ради денег.
– А мне это интересно, – клянусь, Алика при этом хотела мне язык показать, но сдержалась.
– Реклама? Тестирование сайтов? Технические переводы? Тебе это интересно?
– Да, интересно.
– И чем же это? – усмехнулся я.
– А ты мне предлагаешь ходить на курсы икебаны? Или танцами заняться? Или… ах, да, я видела в интернете всякие курсы по «игре на волшебной флейте». Мне на них ходить лучше? А лучше вообще никуда не ходить, и сидеть дома, да? А потом, как я тебе надоем, отправиться в утиль как та же икебана? – вдруг надулась Алика.
Я бы даже сказал – разозлилась. На свой лад, конечно, как обычно, сдержанно. Нос чуть сморщила, во взгляде – тонна осуждения и две тонны возмущения, но я чувствую – кипит моя девочка.
– Кто тебе сказал, что ты мне надоешь?
– Мне никто не сказал, что не надоем. Это самое главное, – отбрила Алика.
– Не надоешь.
– Уверен? А если серьезно, Марат, я всю жизнь всех слушалась. Меня учили быть хорошей, домашней девочкой, и я была, но вот к чему это привело. К тому что у меня на руках бесполезный диплом, что я толком не работала, а это ведь важно – уметь себя прокормить. Не собираюсь я никакой икебаной заниматься, вот так!
– Покурим? – Рус похлопал меня по плечу, и мы вышли на балкон.
К лучшему, наверное. Не могу Алику понять. Предложил переехать ко мне – выкручивается, карту дал… дьявол, да другая бы радовалась, скупала бы всякую хрень, а эта про курсы какие-то. Будто я её работать заставляю, заработал уже так, что на сто жизней хватит.
– Что, окрутила тебя девочка, брат? – Рус затянулся.
– Меня ждет разговор по душам о любви? Серьезно, Рус?
– О чем еще говорить, как ни о тёлках? А вообще… ты в своем уме, Марат? Я уже тебе говорил, что мутная она, Алика эта. Она именно на тебя нацелилась, вот и пришла устраиваться в твою компанию. Но своего добилась, далеко пойдет. Но я не ожидал, что ты позволишь обвести себя вокруг пальца так просто. Или… постой-ка, – хохотнул Рус, – конечно, твоя Алика напела тебе, что она с тобой не ради бабла, а из-за великой любви. Наверное, и подарки принимает через силу, деньги не тратит, чтобы доказать свои чувства. А там и съедетесь, и поженитесь. Я угадал?
– Иди на хер, – сделал глубокую затяжку, легкие наполнились дымом.
Хорошо.
И хреново.
Любовь, не любовь, какая разница? Решил уже, что со мной будет, и ни с кем больше. Денег дам столько, сколько захочет. Алике я точно не противен. А что до любви – она меня никогда не интересовала. Хотя в последние дни проскальзывают идиотские мысли, что хорошо бы, когда без денег, а потому что я – это я.
Старею, должно быть, вот и лезет в голову всякое.
– Так что, о любви уже напела?
– Рус, повторяю: иди на хер. Разберусь сам. Я похож на тупого малолетку, которого слова брата заставят пойти и Алике разнос устроить из-за денег? Так я не вчера родился, женщины в большинстве своем продажны. Да и не только женщины. Любовь… деньги… похер, мне без разницы. Алика – моя женщина. Скажешь ей хоть что-то не то, и я на миг забуду, что ты мой брат. Пожалеешь. Ни Алике, ни кому-то еще ни пол слова.
– Про её связь с Весниным знаем только мы с Егором?
– Да. И это так и останется, – процедил я.
– Охереть. Думал, ты просто потрахаешь её, и успокоишься. Терпеть не могу продажных баб, – процедил Рус.
– Больная тема?
– Да, брат, больная тема.
– Понял. Это последний раз, когда мы обсуждаем Алику в таком ключе, ясно? – я выбросил окурок, и потянулся за второй сигаретой.
– Ясно. Ясно, что ты в первый раз в жизни влюбился, вот только женщину выбрал для этого неподходящую. Будет строить из себя цветочек, поимеет с тебя все что можно, и кинет. Но это не мои проблемы, разбирайся сам, – Рус тоже зажег еще одну сигарету.
Дальше мы курили в молчании.
Влюбился, блядь.