Юлия Гауф
Порочные чувства
– Что ты такое говоришь? – прошептала я с ужасом. – Папа?
Егор… не может быть! Или может?
Папа выглянул из-за стеллажа, но здесь пусто – отдел садового инвентаря не пользуется популярностью, и мы по-прежнему одни.
– Ладно, слушай. Знаешь, как я с Игнатовым сдружился? Сын его ко мне в отдел пришел – молодой, борзый. Богатый парень, и в ментовку пошел – это ли не повод для уважения? Дмитрий ко мне заглянул, попросил наставлять парня. Это я потом понял, зачем он служить пошел – не чтобы людей защищать, а чтобы власть иметь, – папа замешкался, снова выглянул в проход, и продолжил. – Потом, уже по факту, я узнал, что все произошло из-за девушки. Егор Соколовский встречался с богатой девочкой, любви особой не было, просто гуляли. Эта девочка и Игнатову-младшему приглянулась, но она его послала. А парень обиды не простил. Решил отомстить, и не девушке, а Егору. И ему повезло – у Соколовского соседка пропала, их видели вместе на балконе. Парня к нам привезли на допрос. Мне Игнатов-младший сказал, что Соколовский ему признался, что он девку изнасиловал и убил, но хрен мы что докажем. И… я против пыток, Алика, но иногда требуется силу применить. Ребра я этому Егору пересчитал, хотел правду выбить, но он всё твердил, что не виноват ни в чем.
Меня накрыл шок. То есть, папа и Дмитрий Константинович никакие не друзья? Его сын просто обиделся, что девушка Егора его отшила?!
– Ты его бил?
– Бил. Сильно, – кивнул отец. – Игнатову поверил – к парню я хорошо относился, и он буквально клялся, что Егор ему признался, что убил девчонку, но его, мол, отмажут, так как невеста со связями, а мы – тупые менты. Так что да, я его избил, и сильно, но чутье включилось. Это профессиональное – те, кто в органах долго работают, начинают понимать, виноват человек, или не виноват. Я вышел покурить и подумать, что делать дальше – держать ли парня еще двое суток, или сейчас выпускать за недостатком улик. И вот, стоял я на крыльце, курил третью или четвертую по счету сигарету, и… передо мной тело Соколовского упало. Он из окна выпрыгнул. Я-то вышел из кабинета, а Игнатов-младший остался. И он не просто кулаки о парня чесал, он током его пытал, и не только током. Так пытал, что тот в окно сиганул, с четвертого, мать его, этажа. Презираешь меня?
Я смотрела на папу, и не в силах была ни слова произнести. Мне ведь эту историю не так подавали. Врали. И Егор… Боже мой! Его же инвалидом сделали, и не какие-то абстрактные люди, а… мой папа!
– Я не пытал его, клянусь. Да, бил. Просто хотел, чтобы тот признался, где девчонка. По морде дал, в грудину, по ребрам, но понял – парень не знает, где соседка. Не виноват. Однако, ответственность все равно на мне лежит, Алика. Игнатов – мой подчиненный. И за все его ошибки отвечал именно я. Я не уследил, понимаешь? Именно я. Его отец сделал так, чтобы шума вокруг этой истории не было, но Марат и не думал вести себя тихо – орал, что убьет меня. Мы ждали шумихи в прессе, в новостях, и Игнатов мне прямо сказал: если всё всплывет, то его сын отвечать не будет. На меня всё повесят. Я знал, что так и будет, и согласился исчезнуть из страны. Мы договорились, что я никогда не вернусь, но если понадобится помощь жене или дочери – он окажет одну любую услугу. Теперь ты понимаешь, почему мне нельзя попадаться на глаза ни Игнатову, ни Соколовскому? Да любой из них меня просто убьет: первый – чтобы правда про сыночка, ставшего видной шишкой в органах, не всплыла; второй – чтобы за брата отомстить. Потому, Алика, слушай меня внимательно: оставайся пока с Соколовским, раз уж попалась ему на глаза, веди себя как обычно, не вызывай подозрений, про меня не говори. Он меня ищет, я это точно знаю. Сим-карту, которую я тебе дал, каждый вечер проверяй, неделя-две, и мы с тобой улетим отсюда. И заживем. Не как раньше, а нормально. А теперь мне пора.
Папа коротко обнял меня, поцеловал в лоб. А затем накинул капюшон, и выскользнул из прохода, и я даже не смогла его остановить. Так и стояла в прострации еще минут пять.
Миша.
Папа.
Егор.
Марат.
Это какой-то кошмар. В голове не укладывается. Сюр. Может, папы здесь не было, и это мои галлюцинации? Может, я нанюхалась каких-то химикатов, и валяюсь сейчас в отключке лицом в китайский коврик?!
Откинула ногой картонку, перешагнула через лейку, и выбралась из межстеллажного прохода. Посмотрела в ту сторону, куда ушел папа – никого. Только стеллажи с комодами, тумбами, а дальше – кассы. Взялась за свою тележку, сцепила на ручке подрагивающие пальцы, и хотела катить ее к кассе, но услышала позади себя сердитый окрик:
– Алика! Какого хрена ты ушла, не предупредив? Я весь торговый центр обыскал. На звонки почему не отвечаешь? – Руслан быстро приблизился ко мне – гневный, мрачный, и на мою тележку он взглянул с ненавистью. – Всякую хрень покупала, пока я всё обыскивал? Супер, блядь! Марат бы мне башку открутил, если бы с тобой что-то случилось. Так, давай быстро на кассу, и домой. Живо!
Глава 44
Мы еле впихнули в машину мой пакет – Люба, правда, разошлась с покупками. Багажник и задние сидения буквально забиты пакетами с одеждой и обувью. Я села на заднее сидение, примостила свой пакет на коленях, и чуть сознание не потеряла от запаха – купленный мной ковер пахнет жженым пластиком.
Отвратительно.
В итоге я опустила его на пол. Люба и Руслан сели впереди меня, и Рус завел машину.
– Отвези меня к Марату, – попросила я.
– Я отвезу тебя домой, – отрезал он.
Как же меня сейчас всё бесит – сил никаких нет. Ну неужели сложно сделать так, как я прошу?! Я что – пятилетний несмышленыш, за которого нужно решения принимать?!
– Руслан, не будь ты сукой. Отвези меня к Марату! Если сложно – такси вызову.
– Кто-то, оказывается, умеет материться? Марат по губам надает, если услышит.
– А ты нажалуйся ему, – прошипела я. – Вот только я сама могу решить, как и с кем разговаривать.
– Ладно, отвезу тебя к нему в офис. Ты почему такая?
– Какая? – я сжала кулаки.
– Грымза, – пояснил он. – Вроде нормальная была.
– Была, да сплыла.
Руслан пытался зубоскалить, но я не реагировала.
– Ясно. ПМС, – хмыкнул он.
Это я тоже оставила без внимания, зато Люба подкинулась, и возмущенно выдала:
– А ты не охренел? Что за замашки? Если женщина мужчине не кланяется, и не улыбается, то обязательно сразу презрительно бросать, что у нее ПМС?
– Ты-то чего начала?
– Ничего! Бесишь! И шуточки над женским организмом – сволочные. Не было бы у женщин месячных, ПМС, овуляции и прочего – и тебя бы, Соколовский, на свете не было. Так что закрой рот, и веди машину, – рявкнула Люба.
Впервые за эту поездку я улыбнулась. Сама бы я в жизни не решилась мужчине высказывать за женскую физиологию. Я даже слово «месячные» произнести с трудом могу – такое воспитание. А Люба, хоть и грубиянка, но не из стеснительных. Молодец. Поучиться бы у нее.
– Идем, до приемной доведу, – Руслан вышел из машины, открыл передо мной дверь, и кивнул на пакет: – Оставь. Покупки твои я завезу. А ты в машине сиди, – посмотрел он на Любу.
Мы вошли в лифт. Я по-прежнему молчала, а Руслан хмурился.
– Что на тебя нашло? Ты же мозг идешь брату трахать?
– А на тебя что нашло? Вернее, что на тебя постоянно находит? – не выдержала я. – Руслан, что я тебе сделала? Ты с первой встречи ко мне как к дерьму относишься.
– Глупости не говори, – отмахнулся он.
Я усмехнулась – ну конечно, глупости.
– Скажи Марату, что к нему Алика, – бросил он секретарше, развернулся и, не прощаясь, ушел. Я поздоровалась с девушкой, и через минуту вошла к Марату в кабинет.
Виделись мы утром. Всё чудесно было. Так чудесно, что я в сказку поверила – он, я, Алиса. Гуляли, потом ждали Максима, которому я его дочурку чуть ли не со слезами вернула. А сейчас… сейчас все изменилось.
– Привет, – Марат улыбнулся, едва я вошла в кабинет. – Что-то случилось?
Не знаю – случилось, или нет. В голове каша.
Мог ли папа мне солгать? Мог, но зачем ему это – папа ведь себя безвинным не выставлял. И то, что с Егором случилось – это и его вина тоже. До сих пор трясет от осознания – папа поверил словам какого-то сопляка, бил невиновного парня, который теперь инвалид. Сколько лет прошло? Одиннадцать, двенадцать? Кто их Егору вернет?
Егор… они все в курсе, чья я дочь. Руслан и не скрывал неприязни, но Егор-то почему вел себя дружелюбно? Я бы на его месте, положа руку на сердце, спустила такую гостью с лестницы. Хотя, нет. Не решилась бы. Просто в дом бы не впустила. А он сидел, улыбался мне, разговор поддерживал. И Максим – он своего ребенка мне доверил. Наташа, опять же.
Может, папа, все же, с ума сошел?! Сначала мамы не стало, затем Миша подставил, год в рабстве – у кого угодно сдвиг произойдет.
Нет. Может, папа и чокнулся, но говорил он правду. Не знаю, как остальные братья, но Марат точно знает, кто я. Максим, Егор, Наташа – возможно, они не в курсе, кто мой отец, но Марат и Руслан знают. Руслану я неприятна, а Марат…
А что Марат? Я его люблю. Да, всё у нас неправильно началось. Возможно, я ему нужна, чтобы через меня до папы добраться, но я-то влюбилась. Нет, не так – полюбила. И эгоистично хочу, чтобы меня в ответ любили не меньше. Вот только любит ли Марат? Может, потому мне в ребенке и отказывает, что нет, не любит. Я – так, на время, а после меня придет другая, от которой он и захочет детей.
– Алика, – Марат поднялся. – Что произошло? С Русланом поругалась? Обидел? Не молчи.
Я бы не молчала, но не знаю, что сказать. Не знаю даже, зачем приехала. Про папу рассказать я не могу. Сбежать с ним – тоже. Это соблазнительно – начать всё сначала, но в то же время я устала. Не хочу бегать. Хочу уже жить здесь и сейчас, а не имитировать жизнь, как это было в Рио. Бросить папу я тоже не могу. Рассказать про него боюсь. Но и с ним не поеду.
Что делать? Дать папе денег, оставить Марата, и жить в одиночестве?
Не хочу. Люблю. Это как наркотик – Марат уходит на работу, а я скучаю. Жду, когда он вернется, и неважно, чем мы будем заниматься – сексом, или просто фильм включим. Главное, чтобы он рядом был. Поверну голову —и вот он, со мной. Мне нужно знать, что я в любую секунду могу прикоснуться к нему, обнять, поцеловать. Люблю. Более того – я люблю его любить, нравлюсь себе такой – окрыленной, счастливой.
Смогу ли я отказаться от Марата? Нет. Но и использовать себя я не дам.
– Аль, да что такое? Хоть слово скажи! – Марат положил руки на мои плечи, и слегка встряхнул меня.
Глупо я выгляжу – пришла, и в молчанку играю. Но столько чувств сейчас во мне: радость – ведь папа нашелся; боль – Марат меня использовал; страх – что делать дальше непонятно; надежда – да, Марат использовал меня, но вдруг сумел полюбить; вина – я не поеду с папой.
Закрыла глаза, пытаясь принять решение. Хоть бы оно не стало ошибкой! Хоть бы! Но чувства – редкость в моей жизни, я не могу ими разбрасываться. Папа… о нем Марат не узнает. Денег ему дам, пусть уедет, будем созваниваться. Придумаю, как навещать его. Но и от Марата не откажусь до тех пор, пока окончательно не пойму – не любит.
Но в его глазах такая тревога сейчас. Беспокоится за меня. Иногда я вижу в них нежность, а такому человеку как Марат нежность не сыграть. Очень часто я вижу страсть и похоть. А иногда, когда внезапно ловлю его взгляд, я вижу нечто другое. То, что не могу описать. Любовь ли это?
– Алика…
– Прости, – хрипло перебила я. – Глупо выглядела, да? Пришла, и зависла, как старый компьютер. Просто мы гуляли по магазинам, я зашла в мебельный, и подумала – хорошо, если бы ты был со мной рядом. Вот и попросила Руслана меня сюда привезти. Соскучилась, – улыбнулась я, обнимая Марата.
И не солгала. Мы не виделись половину дня, но я соскучилась.
– Через час я собирался домой, – он провел ладонью по моим волосам, опустил руку на спину, и повел ею с нажимом до поясницы, прижимая меня к себе.
– Час – это слишком долго. У тебя нет на сегодня встреч? – спросила, и Марат отрицательно покачал головой. – А сюда никто не войдет без разрешения?
– Нет, – он улыбнулся чисто мужской улыбкой. Уже понял, что я затеяла.
– Отлично. Давай переиграем нашу первую встречу? Тот раз мне не понравился, – толкнула Марата в кресло.
Он сел. Стянул с себя галстук. А я медленно опустилась перед ним на колени, и потянулась к поясу его брюк.
Глава 45
Пояс я расстегнула быстро, а вот с ширинкой действовала медленно.
– Что ты подумал обо мне в нашу первую встречу?
– Ты хочешь об этом поговорить сейчас?
– А почему нет? – приспустила на Марате брюки, и положила ладонь на его пах.
Возбужден. Горячий, твердый. Сжала его член ладонью сквозь боксеры, продолжая сидеть перед ним на коленях.
– Так что ты подумал?
– Что я тебя хочу, – глухо ответил Марат.
Легонько прошлась по члену ноготками, и он выдохнул сквозь зубы.
– Ты только это и думал – что хочешь меня?
– Я смотрел на твое платье. Лямка постоянно спадала, и я захотел снять с тебя эту тряпку… Алика, давай уже!
– Что – давай? – спросила невинно, продолжая ласкать его через ткань.
Скромность и нерешительность – это не про Марата. Усмехнулся еле заметно, положил на мою голову ладонь, и надавил, притягивая к своему паху. Стянула его боксеры ниже, и уже без ткани обхватила член ладонью.
– Нравится, когда я вот так, на коленях перед тобой?
– Нравится, – выдохнул Марат.
И я обхватила головку губами. Раньше думала, что это должно унижать – быть перед мужчиной на коленях, держать его член во рту. Но это может заводить обоих. Меня возбуждает, что сейчас я полностью подчинена Марату. Беззащитна.
Ласкаю головку его члена губами, языком, и наслаждаюсь его возбуждением. Марат тяжело дышит, и наблюдает за моими действиями. Сейчас он любит меня глазами, а я его – ртом.
Вобрала его чуть глубже. Принялась двигаться, насаживаясь ртом. Между ног горячо, низ живота тянет, тело в истоме. И эта истома заставляет меня действовать развязнее и смелее. Выпустила его член изо рта – влажный, твердый от притока крови. Вены набухли – красиво. И я прошлась по ним языком – от основания до головки, а затем, под тихий глухой стон Марата, снова вобрала его в рот.
До горла, и дальше. Глубже. Мне почти больно, он слишком большой, но я сама хочу. Сама…
Стону, скольжу ртом по его длине так, как он любит – как можно глубже, и сглатываю. Горло сокращается, добавляя Марату наслаждения. Впиваюсь в его бедра ногтями, хочу большего, чувствую, какая я влажная. Но оторваться от него не могу и не хочу.
– Хватит, – прохрипел Марат. Потянул меня за голову, отрывая от своего паха, и повторил: – Хватит.
– Почему? – облизнулась.
– У тебя охуенные губы, – провел большим пальцем по моим влажным губам.
– Красивые?
– Красивые. И охуенные, – усмехнулся, когда я смутилась – все еще не могу привыкнуть к мату.
Марат поднял меня с колен, стянул мою одежду, и усадил на стол. Ноги я раздвинула сама. Тело вибрирует, спазмы тянут низ живота. Я дико хочу его сейчас.
– Сюда точно никто не войдет?
– Точно, – он раздвинул мои ноги еще шире. – Никто.
Думала, Марат войдет в меня, я готова к его вторжению, желаю его. Но он наклонился, и я почувствовала его язык. Еле крик сдержала – Марат прошелся им от входа в лоно до клитора, и еще раз, и еще. Меня трясет от возбуждения. Немного стыдно – я такая мокрая что, кажется, влага уже на его столе.
– Вкусная девочка, – прошептал он, всосал клитор, и стал быстро-быстро подбивать его языком.
Я не выдержала, опустилась спиной на его стол. Прижала ладонь к губам, чтобы не кричать. Ощущения – что-то с чем-то. Горячо, стыдно, и не хочется, чтобы это прекращалось. Уверена, что многие женщины были здесь до меня. Стояли перед Маратом на коленях, и делали то, что я делала несколько минут назад. Но вряд ли он ласкал хоть одну также, как меня. Почему-то я уверена, что я – первая. И Марату это нравится.
Тело моё живет своей жизнью. Двигаю бедрами навстречу мужским пальцам, ласкающим меня изнутри. Наслаждаюсь его губами, языком между моих ног, и сжимаю его голову ногами.
Горячие волны накатывают. Неотвратимо. Грудь побаливает. Накрыла ее, чуть сжала соски, и стало легче и, в то же время, острее.
– Марат, – всхлипнула, выгибаясь на его столе. – Марат…
Еще один его откровенный, влажный поцелуй в самое чувствительное место, и он оторвался от меня. На миг стало холодно – ни губ, ни языка, ни пальцев. Приподнялась на локтях – возмущенная, мне всего-ничего до разрядки было. Пусть закончит то, что начал!
Марат резко, не нежничая, развел мои ноги, чуть потянул на себя, приставил член, и ворвался в меня. Сразу на всю длину. Взглянула на его лицо – напряженное, верхняя губа чуть приподнята. Едва ли Марат себя сейчас контролирует. И это меня заводит еще сильнее.
– Скажи, – попросила я.
Марат не слышит. Вбивается в меня, не жалея. Быстро долбится, по кабинету раздаются пошлые, влажные шлепки. И он смотрит – на мои губы, на подпрыгивающую от его толчков грудь. Я знаю, что улечу через несколько движений, но мне важно услышать от него то, зачем я пришла.
– Скажи. Марат, скажи, – зашептала. – Скажи мне!
– Люблю тебя, – голос у него хриплый, очень низкий. – Люблю, Алика.
– Люблю, – прошептала я.
В теле – огонь. Мне мало его – мы едва соприкасаемся, а я люблю чувствовать тяжесть его тела. Но сейчас мне хорошо. Я верю. Любит. А остальное мы как-нибудь решим.
Любит… любит…
Это слово билось в моей голове. Я прогнулась еще сильнее, пыталась двигаться навстречу ударам его члена, и не вскрикивать. Но получалось плохо – я уже плохо себя контролирую. Стону, всхлипываю, ловлю его желанные удары, и… огонь поглощает. Накрывает с головой. Испепеляет, и я снова опускаюсь на стол, выгибаясь в сумасшедшем наслаждении.
Жесткие движения продолжаются. Один толчок, второй, третий, и Марат замер во мне. Глухо застонал, и я ощутила, как во мне стало еще влажнее и горячее.
Он кончил. Вышел из меня не сразу, но все же вышел. Сгреб со своего стола мое расслабленное, полуневменяемое тело, и со мной на руках опустился в кресло.
– Мне так хорошо, – тихонько прошептала я, потираясь щекой об его плечо. Как кошка, ей Богу. – Не зря я приехала сюда.
– Приезжай хоть каждый день.
Марат доволен, его сердце все еще колотится в быстром ритме. Он усадил меня удобнее, притянул ближе, и поцеловал.
Ну наконец-то!
Глава 46
Каждый вечер я уходила в ванную без пяти десять. В несессер, где хранятся ампулы с гормональной стимуляцией, я спрятала и сим-карту. Я же простая девушка, вся как на ладони, но неожиданно у меня стало слишком много тайн. Они тяготят.
Вставляла сим-карту в телефон, и ждала папиного звонка, закрывшись от Марата. Иногда он хотел войти, чтобы вместе принять душ, но… нет. Нельзя. Про папу ему точно нельзя знать.
Я себя как дура повела. Нужно было хоть денег папе дать, узнать, где он прячется, чем-то помочь. А я вместо этого стояла, и глазами хлопала, погрязая в жалости. К нему и к себе самой. И теперь он не звонит. Вдруг те люди, по оружию, вдруг они нашли папу?
– Идиотка, – прошипела я.
Десять шестнадцать. Время вышло. Вытащила сим-карту, вставила свою, и вошла в душевую кабину – теперь уже для того, чтобы помыться.
– Опять закрылась, – недовольно сказал Марат, и поцеловал меня – тоже недовольно. – С легким паром. Аль, я чего-то о тебе не знаю? Может, пока я на работе, ты не курсы свои проходишь, а на шахте работаешь?
– Пфф, очень смешно! Закрываюсь, потому что знаю, что, если ты войдешь ко мне в душ, мы застрянем в нем еще дольше. Уж всяко не мыться будем. И, стесняюсь напомнить, я девушка. Это вы – сполоснулся, и пошел. А у меня процедуры.
– Процедуры, – передразнил Марат, пародируя мою важность. – Это какие же процедуры?
– Тебе перечислить? Хорошо. Эпиляция, бровки выщипать, масочки сделать, пятки отшлифовать, как и локти. Сухой массаж для тела щеткой, а еще…
– Понял-понял, – фыркнул Марат. – Мое любопытство утолено. Кстати, хочешь новость? Наташа – та еще тихушница, помнишь, она звонила мне, чтобы мы с Алисой посидели? Так вот, я думал почему-то, что она к какой-то гадалке очередной поехала. А она с хирургом встречалась. Для Егора. Повезла ему его больничные карты, даже перевела их на английский.
– И?
– Шансов мало. Но, главное, хоть шансов и мало, они есть. Я не особо воодушевлен, если честно, – тихо признался Марат. – И Наташе я то же сказал – что не стоит особо надеяться, но… если кто-то и может Егора на ноги поставить, то это тот самый хирург. И ты, хмм, удивленной ты не выглядишь. Знала?
– Нууу…
– Знала, – припечатал Марат, и я отвела взгляд. – Разумеется. Наташа приезжала, и рассказала тебе. По лицу вижу. Почему ты молчала?
– Наташа попросила, – буркнула я. – Ты ни на что не надеешься – сам сказал. И Наташа, думаю, сто раз это от тебя слышала. Хотя, какие там сто раз? Миллион. А это неприятно, Марат – делать что-то, надеяться, а тебе в ответ – ничего не получится. Потому Наташа тебе не говорила ничего, и я молчала. Извиняться не буду, вот!
– Разбушевалась, – Марат лег на диван, и притянул меня к себе. – А я все думал – что ты от меня скрываешь. Ходила такая странная все эти дни… ну, теперь хоть найдена разгадка.
– Найдена, – сказала я, чувствуя досаду.
Ненавижу что-то скрывать. Всегда прокалывалась в своей лжи, сколько себя помню. И не потому что врала нескладно, а потому что действительно по моему лицу и поведению всегда видно, что дело нечисто. Вот только все эти дни я не про Наташу и Егора думала, а про папу.
Боюсь за него ужасно. Мало ли что с ним. И рассказать Марату не могу, помощи попросить. А еще вина гложет – догадываюсь, что Марат папе добра не желает, но остаюсь с ним. Выбор-то я сделала. Наверное, будь я хорошей дочерью, мой выбор был бы другим.
– Я буду рада, если Егору вернут способность ходить, – сказала я серьезно.
– Я тоже буду рад, Алика. Ты не представляешь себе, насколько. Но надеяться я все равно не стану.
– Очень даже зря.
– Может быть. Но такой уж я человек. Ты, кстати, не передумала? Идешь завтра на свою тусовку? – спросил Марат, не особо скрывая недовольство. – Это тебе точно нужно? Они все учились вместе одиннадцать лет. Ну ладно, может половина после девятого класса свалили по колледжам. А ты в одиннадцать лет переехала, ребенком совсем была. Они тебя толком не знают.
– Я хочу пойти, – легла набок, лицом к Марату. – Понимаешь, я-то всех одноклассников помню. Фамилии, имена. Вот ты помнишь своих?
– Нет.
– А я помню. Потому что дружными были, а как я переехала, все чужими стали. И я только и делала, что вспоминала их всех. Знаю, что вряд ли сдружусь хоть с кем-то, и ты прав – я уже чужая для ребят. Но они-то мне не чужие. Увидеть всех хочу, посмотреть какими стали. Даже если весь вечер придется в уголке в одиночестве просидеть – я не пожалею. Но ты можешь передумать, и пойти со мной. М?
– Нет. К черту этих малолеток, – фыркнул Марат.
– Так я тоже малолетка. И меня ты к черту не посылаешь, – провела пальчиком по его груди, и ниже – по мускулистому животу, легонько и дразняще.
Марат плавно приподнялся, и подмял меня под себя.
– С тобой я предпочитаю делать другие вещи, – прошептал он мне прямо в губы.
***
Что бы там Марат ни говорил – я и правда не пожалела, что пришла. Решила не наряжаться особо, хотя Марат успел надарить мне украшений. Они мне нравятся, я и не думала отказываться от бриллиантов, от браслетов и колец за сумасшедшие деньги. Но я решила не смущать одноклассников. Потому надела очередное черное платье, хорошие, но не особо броские украшения, и пришла в ресторан.
– Хэй! Пришла! – радостно выдохнул Денис, и попытался меня обнять.
Я выставила руки, и отступила на шаг.
– Прости. Без объятий. Сам понимаешь.
– Ты не одна? – он посмотрел мне за спину.
Где-то там должна быть моя охрана. Но она осталась невидимой для меня. Видимо, для Дениса тоже.
– Одна. Но с посторонними мужчинами не обнимаюсь. Проблемы мне не нужны.
– Понимаю. Сам бы не хотел, чтобы моя девушка с кем-то обжималась.
– Хорошо что понимаешь, – улыбнулась я, сглаживая резкость.
– Идем, – Денис потянул меня от входа вглубь ресторана, – не стесняйся. Напомню, кто есть кто. А с некоторыми познакомлю, после тебя новенькие в наши классы пришли. Здесь, правда, не все – у кого-то дети заболели, кого-то жены и мужья не отпустили, но большинство пришло.
Мы подошли к длинному столу в одном из залов ресторана. А за ним… Боже, они все взрослые. Это естественно, было бы странно, если бы за столом сидели одиннадцатилетки, но я никого не узнала! Абсолютно!
– Смотрите, кого я привел! Алику, как и обещал. А вы все говорили, что мне приснилась наша встреча, – крикнул Денис, привлекая всеобщее внимание.
– Привет, – тихо поздоровалась я под общее молчание. И выдала: – Вы все… огромные.
– А я особенно. Пора на диету, – подскочила рыжая, полненькая и симпатичная девушка. – Я Катя. Помнишь? Катя Самсонова.
– Помню, – кивнула с улыбкой.
Она всегда сидела на скамейке на физре. В начале урока нас заставляли делать пять кругов по спортзалу, и у Кати после первого круга начинала кружиться голова. Физрук усаживал ее отдыхать, так она и просидела все годы.
– Это Вероника, – кивнул Денис, и высокая, остроносая девушка помахала мне.
Вероника Пузырь, да. Каждую неделю создавала анкеты, и мы все отвечали на глупые вопросы: кого ты любишь, кого ненавидишь, кто твой лучший друг, и так далее. Каждую чертову неделю. Куда она девала прошлые анкеты для меня осталось тайной.
– А я Злата. Была Никоновой, а стала Филипенко. Ординатуру прохожу, будущий акушер-гинеколог. Хотя, какой будущий? Уже принимаю роды, – гордо заявила низенькая девушка.
Ребята представлялись, и я вспоминала их, сопоставляла свои воспоминания, в которых все были детьми, не подростками даже, и… нет, они не чужие. Свои. Кто-то живой, общительный, кто-то стеснительный, и для них я чужая, но таких мало.
Пожалуй, впервые за последние дни я отвлеклась от мыслей про папу. Сидела за общим столом, слушала, разговаривала, и не могла наговориться. Обидно немного – лучше бы я с ними взрослела, на выпускном бы вместе рассвет встречали. Жаль, что так вышло, но время-то назад не повернуть.
– Рио? Круто, – ахнула Вероника. – Блин, а мы все здесь тухли. Хотя Анька наша в Штаты укатила, за америкоса выскочила в девятнадцать лет. А ты… вау! Рио! Карнавалы, пляжи, горячие латиносы!
Вот дурочка. Еще и завидует мне. Было бы чему завидовать.
– Расскажи про Рио. Я дальше Анапы никуда не выбиралась, – попросила Злата.
Остальные поддержали. И я начала рассказывать. В принципе, знаю я не так уж мало – со школой мы на экскурсиях бывали в том числе и в джунглях. В соседних городах бывали. Да и про сам Рио есть, что рассказать.
– Говорят, там головорезов много. В этих… фавелах, кажется. Я по телеку видела.
– Раньше – да. Сейчас поменьше преступности. Хотя до сих пор есть районы, в которые даже днем лучше не заходить, если что полиция не приедет. Воруют много. Но в принципе, если кто-то думает съездить отдохнуть – это безопасно. Только за сумкой нужно присматривать, – ответила я.
– Я бы на твоем месте не вернулась. Из солнечной Бразилии в нашу серость, фи, – сморщилась Ника.
– Здесь дом.
– А семья твоя там осталась?
– А чего мы все болтаем? Музыка классная, – перевела я тему. – Идем танцевать!
– Я – пас, – сразу открестился Денис, как и остальные парни.
А мы пошли танцевать. Выходили в общий зал, где не совсем ресторан, а больше ночной клуб. Возвращались попить, отдохнуть, поболтать, и снова шли танцевать. Щеки уже болят от улыбок, но мне весело. Понимаю, что мало знаю про ребят, но я дико рада их всех увидеть.
– Держи, – Злата, танцуя, приблизилась к нам, и протянула мне и Кате бокалы с шампанским. – Ну что, – громко, стараясь перекричать музыку, сказала она, поднимая свой бокал, – выпьем за то, чтобы таких встреч было как можно больше?
– Выпьем!
Принюхалась – вроде шампанское хорошее. Пригубила – вполне вкусно, и начала пить, также танцуя, и смакуя напиток по глотку.
– Денис сказал, что ты с его боссом любовь крутишь, – крикнула мне Злата на ухо.
– И?
– И он ждет, пока тот тебя бросит, – фыркнула Злата.
– Марат меня бросит, а Денис – подберет? – рассмеялась я.
– Типа того. Ну, короче, он своих намерений не скрывает.
– Какой джентльмен. Вместо того, чтобы бороться, ждет, когда мне пинок под зад дадут.
– А ты намекни ему, чтобы начал бороться. Или тебя твой олигарх устраивает?
– Более чем устраивает, – подмигнула я Злате, и залпом, чуть запрокинув голову, выпила оставшийся алкоголь в бокале.
Голова тут же закружилась. Резко, как по щелчку пальцев, накатила тошнота. Да такая сильная, что я прижала руку к губам, и побежала в конец зала в туалет. Из глаз – слезы, думала, что не добегу. Две кабинки оказались закрыты, зато одна – свободна. Наклонилась, сплевывая горькую слюну, а затем и содержимое желудка.
Ничему меня жизнь не учит! Лучше бы сок пила, ну какое мне шампанское, от него только тошнит. И макияж вот испортила, когда тошнит, всегда слезы текут. Тьфу.
Спустя пару минут я выпрямилась, смыла воду и, вытирая губы, вышла из кабинки. Сразу наткнулась на мрачную Златы с бокалом воды.
– Ну ты и дура. Раз беременная, то зачем пила? Я тебе как врач говорю – это бред, когда говорят, что для ребенка один бокальчик безвреден. Вообще пить нельзя. Вот вода, и вот еще, выпей. Беременным можно, – она протянула мне блистер с таблетками, и уточнила: – На твой вес одной будет достаточно.
– Я не беременна, – проглотила таблетку, и тут же начала пить воду, прогоняя изо рта неприятный вкус.
– Я так не думаю.
– Зря, – отрезала я.
Злата усмехнулась, подвела меня к зеркалу, и встала рядом.
– Я тебе как врач говорю. И не только из-за того, что тебя стошнило. Есть и другие признаки, внешние. Но вот скажи мне – тебя в сон часто клонит? Обоняние обострилось? Голова побаливает? Вот, – улыбнулась Злата на мои кивки, – давай-ка ты побудешь с ребятами, а я схожу в аптеку и куплю тест. Есть шанс, что я ошибаюсь, мало ли. Но думаю, что я права, и ты беременна. Идем отсюда, пахнет здесь – фу.
Злата потянула меня из туалета. Я, почти в прострации, дошла до нашего зала, села за стол, и увидела, как Злата вышла, прихватив сумочку. В аптеку. За тестом.
Неужели?! Но этого же быть не может! Или может?
