Ярослава А
Партизанка, или Как достать начальство
– Стерва, – выругался Васек и, обхватив покрепче, поцеловал.
Целовался он страстно, прижимая мое хрупкое податливое тело, порывисто, до боли терзая мои губы и т.д. и т.п. Нет, он правда такой козел или прикидывается? Я секунд десять с выпученными глазами рассматривала картину на стене, а потом со всей дури треснула директора по коленной чашечке.
Раздался короткий вопль и руки разжались, чтобы тут же обхватить пострадавшую конечность. Я же, получив свободу, рванула к двери.
Уже на улице тыльной стороной ладони вытерла обслюнявленный рот и поняла, что за это тоже нужно отомстить. На глаза попалась шикарная машина директора. Вся такая беленькая, намытая, блестящая. И в голове родилась кровавая идея. Почему кровавая? Да потому, что я сначала отправилась в свою машину, а вернулась с ярко-красной помадой в руке. Сняла колпачок и приступила…
Рисовала в детстве я очень хорошо. И сейчас, рассматривая свое новое творение, думала, что навык не забылся. На широком капоте изобразила козлика, симпатичного такого, с бородкой. Склонила голову на бок. Чего-то не хватает. И дорисовала ему сверху облачко, как в комиксах, с надписью «Бе-е-е-е».
– Вот тебе! Получай!
Обошла внедорожник сзади и, не удержавшись, подписала: «Я ем травку». И ниже: «Покорми меня».
В итоге домой возвращалась в приподнятом настроении. Даже помаду было нисколько не жалко. Деды уже спали. Дверь оказалась не заперта. Я тихонько проскользнула к себе в комнату и обнаружила там мирно посапывающую на постели Мурку. Скинула одежду, обняла кошку и с довольной улыбкой уснула, только голова коснулась подушки.
Следующие несколько дней мое начальство отсутствовало. Какое облегчение. Если честно, на утро после устроенных мною шалостей было немного страшновато показываться на глаза Ваську. Может, он тоже злопамятный.
Жалела ли обо всем? Да ни капельки! Получил этот надутый индюк по заслугам. Машина, разрисованная мной, так и стояла во дворе. Мужики целый день смеялись, а Андрюха даже решил у нее сфоткаться.
– Слушай, Жень, был в управляющей компании, – показал фотку. Там все со смеху под стол попадали, – юрист пакостливо хихикнул. – Ты теперь героиня, приструнившая дракона.
– Хм, – только и была моя реакция на неожиданное геройство. – Ты, кстати, не в курсе, где наш огнедышащий?
– Соскучилась? – поддел парень.
– Сейчас в лоб получишь, – обиделась я. – Просто интересно.
Андрей успокаивающе похлопал меня по плечу.
– Никуда твой «козлик» не делся. Бухает он третий день.
Я даже мороженым поперхнулась, которое с наслаждением ела.
– Чего? Пьет?
– Ага, – подтвердил молодой человек.
Помолчала, переваривая информацию, и, не выдержав, поинтересовалась:
– И часто он так… стресс снимает?
– Нечасто, – равнодушно ответил Андрей. – Последний раз, когда его бывшая послала. Обычно он вообще не пьет и другим не дает.
Тут я вспомнила, что в последнюю нашу встречу Васек был пьян. Сильно пьян. Иначе бы не полез целоваться. Что же такого случилось, что он запил? Так, стоп! Это я чего, жалею его? Делать мне, что ли, нечего, вон завтра защита бюджета. Нужно сосредоточиться на работе.
На следующий день меня ждала видеоконференция с финансовым директором из управляющей компании. Его я видела всего один раз в жизни, когда устраивалась на работу, но уже боялась до дрожи.
– Поганый мужик, – кратко резюмировала на мои расспросы Елена Васильевна и скривила лицо.
Глеб Игнатьевич был маленьким лысоватым дядькой средних лет. Не знаю, то ли внешность так повлияла на его характер, то ли работа в бухгалтерии. Как показывала практика, только полные придурки мужского пола могли выжить в бабском коллективе и дослужиться до финансового директора.
– Какая-то совершенно безрадостная картина у вас складывается, – сказал мне с экрана ноутбука Глеб Игнатьевич.
Он сосредоточенно разглядывал распечатку документов. Наверняка, мой многострадальный бюджет.
– Что имеем, – развела я руками, мысленно посылая его на все известные буквы.
Вот ведь достал. Ведь к каждой запятой придирается. Пока Глеб Игнатьевич продолжал изучать документы, в дверь вошли главный агроном с инженером.
– Заняты, Евгения Николаевна? – спросил инженер.
– Да, – напряженно ответила я, хмуро глядя на них.
– Мы подождем?
Я молча кивнула. А что? Пусть послушают, как за их косяки меня распекает финансовый директор. С каменным лицом повернулась к начальнику и понеслось. Он каждую цифру вывернул наизнанку и ядовито комментировал каждый недочет. А под конец прозвучало самое страшное:
– Я надеюсь, сей труд, – он потряс перед экраном распечатку, – не ваше единоличное творчество.
– К-к-конечно, – заикаясь, ответила я.
– То есть, – Глеб Игнатьевич внимательно посмотрел на меня поверх своих жутких очков, – вы хотите сказать, что Василий Михайлович самолично принял участие в разработке данного документа и у вас есть заявки, утвержденные компетентными службами?
Невольно взглянула на агронома и инженера. Они сидели, будто мумии в саркофагах, такие же неподвижные, молчаливые и с оскалившимися улыбочками. Чего это они? Ага, страшно стало. Думают, что спалю контору.
– Разумеется, – поспешно заверила собеседника.
Рядом кто-то облегченно выдохнул.
– Странно, – удивился Глеб Игнатьевич, – выходит, это первый бюджет, который составлен согласно регламенту. Как вам это удалось?
Как, как. Да вот так! Две ночи за компьютером – и вам, глядишь, удастся.
– Глеб Игнатьевич, – включив всё своё обаяние на полную катушку, улыбнулась я, – не сомневайтесь в моих профессиональных способностях.
Рядом кто-то закашлялся.
– Вы первый экономист, который сумел сработаться с Луганским. У него очень своеобразный подход к управлению, – авторитетно поведал финансовый директор.
Перед глазами проплыла картина: Михалыч в объятиях дочки Тамары Сергеевны и открытая бутылка шампанского рядом с ящиком водки. Как его еще все мамаши округи не прибили, своеобразного такого.
– А мне Василий Михайлович показался очень отзывчивым руководителем. Даже любезно предложил своим ноутбуком попользоваться, пока мне не купят, – пропела я, продолжая улыбаться так, что скулы заболели.
Рядом что-то громко упало. Скосила глаза – инженер подбирал с пола номера от трактора.
– Отзывчивый? Любезный? – недоумению Глеба Игнатьевича не было предела. – Ну что же, жду от вас чистовой вариант бюджета со всеми заявками. Разумеется, в оригинале.
– Да-да, – радостно закивала я, как китайский болванчик.
От всей души попрощалась с начальником. С огромным облегчением захлопнула крышку ноутбука и выдохнула:
– В вашем колхозе нужно молоко давать за вредность.
Посмотрела на своих притихших коллег. Вид у них какой-то пришибленный.
– Чем обязана, уважаемые? – каюсь, не удержалась от насмешливого тона.
Мужики одновременно сглотнули. Чуют. Чуют, сволочи, за собой косяк.
– Тут такое дело, Евгения Николаевна, – начал неуверенно агроном, – завскладом на нас жалобу накатал Михалычу. Говорит, солярка сквозь пальцы уходит.
– А при чем здесь я? – откинулась на спинку стула, с интересом изучая собеседников.
– Так это, – замялся он, – вы ж экономист. Проверьте.
Экономист – от слова «экономить». Это как раз про советских экономистов сказано. В те времена они похлеще службы безопасности были. Фанатики. Служу Отечеству на благо колхоза. Мышь и зернышка не утащит. Да только прошли те времена – меня тогда на свете еще не было. В институтах этому не учат.
Склонила голову на бок и задумалась.
– Хорошо, коллеги, – процедила я наконец и полезла в ящик стола.
Мужики несколько мгновений наблюдали, как я роюсь в столе.
– Николавна, что вы там ищете? – осторожно спросил инженер.
– Взятку, – буркнула я, доставая пачку нужных листов.
– Вы! Нам! Взятку!? – ошарашенно воскликнул он.
Посмотрела на него с подозрением. Дурак, что ли?
– Не-а. Вы – мне, – и сунула под нос пачку заявок на бюджет. – Вот как напишете всё по делу, с чувством, с расстановкой, так и будет вам проверка.
Мне кажется, если бы они могли пустить скорбную слезу, то определенно пустили бы ее. Так им было жаль портить бумагу своими каракулями. Но меня не разжалобишь. Я не первый год в колхозе работала, знаю этот потерянный взгляд при виде документов. Ничего, я вас научу родину…тьфу…экономиста уважать.
– И ни днем раньше, – строго сказала я и указала мужчинам на дверь.
Уходили они в расстроенных чувствах и с тоской, видимо, вспоминая борщ, что не успели доесть дома. Потому как с ужином они явно сегодня пролетают.
Выходные прошли здорово. В пятницу мы с дедом Сеней, наконец, уходили с работы вместе. Заехали в местную мясную лавку и прикупили ребрышек для шашлыка. На мясо денег не хватило. Пока я мариновала ребра по своему фирменному рецепту, дед Сеня развел костерок и вытащил на улицу небольшой столик. Баб Валя нарезала хлеб, надрала в огороде зелени.
– А мы веселые медузы, пам-пам-парам. А мы похожи на арбузы, пум-пум-пурум, – напевала я, блаженно пожевывая листочек кинзы.
Люблю деревню. Не знаю за что, но люблю. Всю жизнь росла в городе. Даже бабушка у меня городская. А как стала работать в сельском хозяйстве, так и подсела на деревенскую романтику. Люди тут, что ли, добрее, отзывчивее. Вот взять хотя бы мужиков местных, какими бы грубыми ни казались со стороны, помогут по доброте душевной. Инженер сегодня предложил масло моей Белке поменять. За так. Подмазывается. А мне все равно приятно. В городе мужики знать не знают, где у моей Белочки фильтр масляный находится. Или Васек, к примеру. Гад. Как есть гад. Но в селе его люди любят. А все почему? Потому что несмотря на весь свой характерец помогает всем в трудную минуту. Это мне по секрету дед Сеня рассказал.
– Николавна! – зовет дед. – Угли готовы.
Пока он укладывал шампуры на импровизированный мангал из обломанных кирпичей, я сбоку покидала в угли картошки и села на пенек. Наверное, раньше яблоня росла подле забора.
– Дед Сень, а расскажи, как вы с баб Валей познакомились?
– Так мы друг друга почти с самого детства знали. Но не дружили. Знаешь, как бывает: у нас мальчишек своя банда, у девчонок – своя. Мой отец на фронт ушел в первых рядах, а через год уже и похоронка пришла. Мать тогда так горевала, так горевала… – дед Сеня тихонько вздохнул и полил шашлыки водой, чтоб не сгорели. – А я тогда был еще совсем юнец. Главного стал из себя корчить. Семья у нас была большая: две сестры и три брата. И все младшенькие. Вот и пошел работать в колхоз на склад. Зерно лопатой кидать. Я никогда ростом не отличался, а тогда и подавно. Глянет бригадир: куча зерна, а работника и не видать. Потом пришли немцы. Линия фронта почти рядом была. А бригадир наш Ванька Дегтярев собрал отряд партизанский. Мы там все почти дети были. Так с Валей и подружились. Она тогда была ух, какая! У нее все померли с голоду. Зима в тот год лютая была, а фашисты корову последнюю забрали…
Он замолчал. Я тоже молчала, пронизанная в самое сердце той болью, которая была слышна в его словах. Прошли годы, десятилетия, а память помнит и скорбит о тех, кого мы когда-то потеряли. Мне за свои двадцать пять лет еще не приходилось никого хоронить, кроме бабушки. Не представляю, даже не хочу представлять, как они все это вынесли. Наверное, потому, что очень хотелось жить. Потому это поколение так жадно до любви и радости. Они научились ценить кратчайшие мгновения счастья, тогда как мы попусту бросаем их на ветер в своем сытом и довольном существовании.
Дед Сеня привычным движением перевернул шампуры и вдруг улыбнулся.
– Я влюбился в Валю сразу. Как в книжках – с первого взгляда. А она все на командира заглядывалась. Но я упёртый всю жизнь, как баран. Сказал – люблю, значит – люблю.
– А она? – заинтригованная спросила я.
– Валя всё правильную из себя строила, – дед весело хмыкнул, – недотрогу. Все пацаны в отряде знали, что, если полезешь к ней, то просто бланшем под глазом не отделаешься. Боевая Валька была. Как на диверсию идти – она в первых рядах. Нас часто на развертку вместе отправляли. Оба худенькие, маленькие. Везде пролезем, всё узнаем.
– А когда она обратила на вас внимание?
Старик снова тяжко вздохнул.
– Беда приключилась с Валюшей. Дом родительский сгорел. Она ж гордая была. Говорила, что у тетки живет. А я смотрю – всё мёрзнет и мёрзнет. Словно никак согреться постоянно не может. Так и понял, что соврала она. Взял ее молчком за руку и к матери в дом привел.
– А мать? – у меня сердце замерло от переживаний.
– А что мать, – он улыбнулся, – она у меня добрая была. Увидела, как я Валю за руку держу, поняла, что в дом невесту привел.
Ребра уже приготовились. Мы с баб Валей уселись на лавку. Дед Сеня налил по стопке самогонки доморощенной. Мурка запрыгнула мне на колени и свернулась в урчащий клубок. Я мирно гладила ее по шерстке и думала, что никогда в жизни не чувствовала такого умиротворения. Словно, наконец, после долгих поисков, вернулась домой.
Глава 3
Кто сказал, что понедельник – день тяжелый? Понедельник – это нереально тяжелый день. Особенно после таких шикарных выходных. Собиралась на работу с огромным скрипом. Сегодня запланировала для себя экскурсию на ферму, поэтому сильно разряжаться не стала. Натянула все те же джинсы и кроссовки, подхватила сумку и выбежала из дома к Белочке, которую любовно гладил по фарам дед Сеня.
– Хорошая у тебя машина, Николавна, – заметил он. – И кушает совсем немного. Прям как ты.
– Мы с Белкой такие… – простодушно откликаюсь я и сажусь за руль.
Подбросила деда Сеню к конторе и поехала искать ферму. Вся в предвкушении весело подпевала радио и постукивала в ритм по баранке, пока не добралась до конечного пункта назначения. Настроение сразу сошло на нет, потому как зрелище, представшее перед моими глазами, мягко говоря, меня сильно разочаровало.
«Статус» – очень богатая компания, и, глядя на полуразвалившиеся коровники образца пятидесятых годов прошлого века, я недоумевала. Может, новую ферму они где-то в другом месте построили? Первые же расспросы у сторожей на КПП развеяли последние надежды. Это и вправду была собственность компании «Статус».
Меня беспрепятственно пропустили на территорию. Белочку припарковала у большой кучи сена и пошла. И чем дольше шла, тем больше недоумевала. Все выглядело настолько бедно и убого, что в голове было только одно слово – «капец». Здания, хоть и свежевыбеленные, слегка заваливались на одну сторону. В крышах зияли дыры. Силос трамбовал допотопный трактор прямо под открытым небом. Склад с кормами – это вообще какая-то мусорка. А я еще внутрь не заходила!
– Добрый день, – обратилась я к дородной женщине, которая наперевес с ведром шла по дороге. – Где я могу найти заведующую?
Женщина непонимающе уставилась на меня и что-то пробормотала не на русском, пожимая плечами. Я мысленно закатила глаза. Нет, это же не капец, это полный писец, пушистый и толстый. Таджики, а, судя по отсутствию элементарного знания русского языка, еще и нелегалы.
– Ладно, – прошипела сквозь зубы и потопала дальше.
Внутри все выглядело не менее старо и потрепано, чем снаружи. Но поразило совсем другое. Везде была просто сияющая чистота, так не свойственная для подобных производств. Коровы – это всегда много вонючего навоза, кислого силоса и жирных мух. Зашла в коровник и прошлась по слегка припорошенному мелом бетонному полу. Коровы были самые настоящие русские, как в деревнях у бабушек. Никаких голландских рогатых, канадских кудрявых или американских черных.
Заведующая нашлась в лаборатории. Это была высокая худая женщина со строгим взглядом. На ней была цветастая косынка и белый халат. Прямо передовичка из далекого прошлого. Хоть сейчас на плакат времен СССР.
– Нина Ивановна, – представилась она, окидывая меня хмурым взглядом.
Понятно. К экономистам и тут предвзятое отношение.
– Какая у вас тут чистота! – совершенно искренне хвалила заведующую я, пока мы неспешно шли по галерее, соединяющей первый и второй бокс. – Не представляю, каких трудов вам стоит управляться здесь, да еще в таких тяжелых условиях. Я, знаете, работала во многих местах, но нигде животные не были такими откормленными, чистыми, – провела по боку крайней к себе буренки. – Хоть сегодня на выставку!
Нина Ивановна от похвалы покраснела и оттаяла. Еще немного откровенной лести – и она моя.
– Ох, тяжело, Евгения Николаевна. Каждый литр буквально отвоевываем.
Мы стояли в самом центре коровника, и мне было отлично видно, как к воротам подъехал трактор с телегой. Щуплые таджики принялись снимать с нее мешки и рассыпать по кормушкам муку. Ей богу, как в каменном веке!
– А почему у вас нелегалы работают? – спросила я, неодобрительно поглядывая на чурбанов.
– Кто идет, тех и берем, – равнодушно пожала плечами женщина. – Условия у нас тут, сами понимаете, не очень. Местные идут работать с большой неохотой. Кому охота в навозе ковыряться? Вот и приходится выбирать: либо алкашня местная, либо музурбеки нерусские.
– А почему реконструкцию не провели? Поставили хотя бы элементарно молокопровод, убрали кормушки допотопные, – попинала железное корыто под ногами, намекая на свое отношение к нему.
Нина Ивановна словно ждала этого вопроса и слова посыпались из нее, как из рога изобилия. И в течение двадцати последующих минут я терпеливо выслушивала хвалебную оду своему козлиному начальнику. Оказалось, что наш Васек, весь такой из себя благородный рыцарь, радеющий на благо производства, пятый год подряд, с тех самых пор, как их приобрела компания «Статус», просит высокое начальство о щедром инвестиционном вливании. Она жарко поведала о том, как несчастный, но не сломленный страдалец вымаливает дополнительные деньги на скудный косметический ремонт. А Ян Петерман, как истинный рабовладелец, держит их, бедных, в черном теле.
После первых десяти минут мое терпение стало иссякать, но не хотелось показаться невежливой. Стала нетерпеливо стучать кроссовком по полу и глазеть по сторонам. И вдруг мимо ворот проехал размалеванный мною белый внедорожник. Прошиб холодный пот, и сразу так в офис захотелось.
– О, Василий Михайлович приехал! – обрадовалась Нина Ивановна. – Надо встретить.
Я так это бочком, бочком стала отступать. Не дай боже попасться Ваську на глаза. Он ведь сейчас наверняка злой, как моя Мурка без дозы «Вискаса».
– Э-э-э, я пока пойду на теляток посмотрю, – пискнула я и поспешила в другой конец коровника, где были вторые ворота.
Только за мной со скрипом закрылись ворота – за ними прогремело.
– Нина Ивановна! Почему у вас коровы еще не кормлены! На штраф нарываетесь!
Тиран и самодур! Сам бы попробовал мешки с мукой потягать, я бы на него посмотрела. Вон себе какую морду отъел, изверг.
С такими вот мыслями отправилась к загону с подращенными телятами. Персонала поблизости не наблюдалось. Поэтому я беспрепятственно просунула руку через ограду и погладила по мордочке симпатичного черно-пестрого теленка. Они такие забавные, особенно когда за ними другие ухаживают. Помнится, на предыдущей работе директор отправил меня помогать скотникам, что б на собственной шкуре испытала все тяжбы сельского хозяйства. На слабо брал. Он мужик со странностями был. Хотя, кто из нас тут нормальный? Из агропромышленности все нормальные люди бегут, только пятки сверкают. Умные. А я, дура, взяла лопату, калоши и отправилась навоз грести. К вечеру ни рук, ни ног не чувствовала. На следующий день кое-как приползла в офис, где меня поджидал сюрприз.
– Вечером будем отмечать твое боевое крещение. Шеф деньжат выделил, – сообщила мне тогда кассирша. В тот вечер я прошла еще и крещение самогоном.
Вдоволь налюбовавшись телятками, решила, что пора возвращаться и ехать в контору. У меня там дел непочатый край.
Уже на полпути к машине меня отловил главный зоотехник. Это был дородный мужчина с пышными усами. Его круглое лицо было красным. Видимо, догонял он меня долго.
– Николавна, не сочтите за труд, подсобите в одном деле, – выпалил он, с надеждой глядя своими масляными глазенками.
– Каком деле? – подозрительно поинтересовалась я.
Зоотехник потупился.
– Василий Михайлович нам технику новомодную привез. Подключить – подключили, все приготовили, как в паспорте написано, а не работает. Вы ж городская, и образование у вас техническое есть. Может, подскажете?
– Чего? – не поняла я.
Это он как узнал про мой второй диплом? Не иначе как Тамара Сергеевна мое личное дело всему колхозу от корки до корки зачитывала. Вот су…страшная женщина!
– Наш инженер сейчас занят какой-то бумажной работой. А Василий Михайлович срочно сказал. Ему на совещание в город ехать.
Тяжело вздохнула и согласилась. Не говорить же ему, что второй диплом у меня купленный. Нужен был для галочки. А один хороший папин друг – декан в Лестехе. Подсобил в этом вопросе.
Когда перед моими изумленными очами предстало Васьково чудо техники, не знала, смеяться мне или плакать. Не поверите, но это был керхер. Самый обычный желтенький керхер. Два чумазых гастарбайтера вертели в руках шланг и о чем-то спорили на своем родном языке. Рядом стояла Васькова тачка с козликом на капоте.
– Александр Васильевич, а вы не пробовали его в розетку включить? – осторожно спросила я.
– А разве он не от аккумулятора работает? – озадачено уставился на меня зоотехник, – как пылесос автомобильный?
– Нет.
– А-а-а-а! – он радостно хлопнул себя по лбу. – Мы вилки не нашли.
Конечно, эти туземцы не смогли найти вилки. Она на дне агрегата спрятана, как и полагается. Зоотехник радостно побежал за переноской. Я стала на языке жестов объяснять таджикам, как пользоваться керхером. Зоотехник вернулся с переноской еще более покрасневший. Набегался, бедный. Тяжело ему без мозгов живется, однако. Совместными усилиями мы наладили процесс, и уже вскоре я на радость всем поливала внедорожник.
– Что вы здесь делаете?! – внезапно прогремело рядом со мной.
Я подпрыгнула от неожиданности, резко развернулась. И тут произошло непоправимое. Мощная водяная струя оказалась направлена в большую грязево-навозную лужу и человека, стоявшего рядом с той самой лужей…хм… в общем, окатило так смачно. Я отвела керхер и в немом ужасе уставилась на наливающиеся кровью глаза Василия Михайловича, который с головы до пят был покрыт грязью. А он сегодня был в белом костюме… На совещание собирался.
– Твою мать, – взревело злое, как бык на арене, начальство. – Ты специально, да?!
Невольно скосила взгляд на коллег и обнаружила, что зоотехник позеленел от страха, а таджики и вовсе решили свалить по-тихому, типа они просто мимо проходили. И тут до меня стала доходить вся комичность ситуации. Плечи против воли затряслись от смеха. Благо, Александр Васильевич первым додумался выключить керхер, потому как руки затряслись вслед за плечами, и я тихонько захихикала. И так у меня это пакостливо вышло, что Васек застонал в легком шоке от такой наглости. Я зафыркала пуще прежнего и оперлась рукой о машину, спрятав лицо в изгибе локтя.
– Я не хотела, – задыхаясь, выдавила я. – Правда.
– Выходит, что и машину ты не хотела разрисовывать? Оно как-то само получилось? – психанул вконец озверевший мужик и, отобрав у меня керхер, сунул его в руки ничего не соображающего зоотехника. – И как мне теперь ехать?!
Я отступила на два шага назад, наблюдая, как Васек с бессильной злобой кидает на заднее сиденье испорченный пиджак. Да, нехорошо как-то получилось. Оценила ущерб от принудительной грязевой ванны: костюм убит полностью, лицо и руки все в черных капельках, значит, и волосы тоже. Высохнет – запах пойдет…
– Василич, – тяжко вздохнув, обратился он к зоотехнику, – дай ключи от «Нивы». Мою уже помыть не успеем, а так хоть домой заскочу – переоденусь.
Тот выпучил глаза и виновато потупился.
– Так это… у меня аккумулятору кидрык, а на новый вы денег не дали, – промямлил он.
– Очаровательно! Мне что, мать вашу, так в управляющую компанию ехать?! Я и без того вечное посмешище для этой кучки чертовых бюрократов!
С этими словами он с силой захлопнул заднюю дверь внедорожника и решительно пошел к водительскому месту. Не знаю, что подвигло меня к следующему поступку, но я подошла к Ваську и неуверенно протянула ключ от своей Белочки:
– Василий Михайлович, возьмите. У меня, правда, страховка ограниченная…
Черные брови мужчины взлетели на лоб в немом удивлении.
– Не нужно, – он решительно отклонил мою руку.
– Нет! Это я ваш костюм испортила, хоть и не специально. Берите ключи. А пока вы на совещании, мы вашу машину отмоем.
Васек явно засомневался, подкупленный моим полным раскаяния и смирения тоном.
– Берите, – сунула в его широкую ладонь ключи и брелок от сигналки.
– Спасибо, – улыбнулся он и, подхватив портфель с документами, решительным шагом поспешил к проходной.
Мы с зоотехником стояли и смотрели ему вслед. Я – с глубоким чувством удовлетворения. А Александр Васильевич с непонятной мне тревогой.
– Евгения Николаевна?
– А?
– А Василий Михайлович в курсе, что вы на Матизе ездите?
Тут до меня стало потихоньку доходить, к чему он задал этот вопрос.
– Не-а…
– Сюрприз будет, – страдальчески выдал мужик и поплелся мыть начальникову тачку.
Я же еще некоторое время смотрела на ворота проходной в надежде, что Васек все же одумается и не поедет, а то как представлю его массивную фигуру в моей Белочке и плохо и смешно одновременно становится.
Когда вернулся Луганский, рабочий день уже кончился, и я потеряла всякое терпение. Вот, скажите, сколько можно было торчать на совещании? Машина его сияла не хуже отполированного бриллианта. Натирала лично я. От безделья. Одно расстройство – не оценит Васек такого старания. Ну да ладно.
Приехал наш олигарх местного пошиба еще злее, чем уезжал. Вернул ключ от Белочки, выдавив из себя сухое «спасибо» сквозь зубы. Запрыгнул в свою Тойоту и стартанул в неизвестном направлении.
– Как вы думаете, Александр Васильевич, его там сильно ругали? – обратилась я к зоотехнику.
– Скорее – отымели, – брякнул мужик и тут же спохватился, вспомнив, что с дамой разговаривает. – В смысле, наказывали. Петерман – человек жесткий.
– А вы откуда знаете? – полюбопытствовала я.
– Так это… он с полгода назад приезжал проинспектировать. Сразу после – главбухшу нашу на пенсию отправили и заместо нее фифа… Елена Васильевна приехала.
– Понятно, – отозвалась я.
Странное дело. Вот как бы я умом ни понимала, что Васек козел, а жалко мне его. Работал себе человек. Работал на благо предприятия. А тут бац – и шпиона к нему приставили. Оскорбляют недоверием.
– А давно Василий Михайлович тут директор?
Зоотехник задумчиво почесал макушку.
– Лет десять.
Я восхищенно присвистнула.
– Не хило.
Зря я это сказала. Потому что Александр Васильевич начал в подробностях рассказывать трудовую биографию Луганского. Да так красочно, что только картинки оставалось нарисовать с надписью: «Васьково житие». Потому как выходило, что он просто святой мученик, что ежедневно и ежеминутно спасает наши бренные души от страшного демона, явившегося в обличии фашиста проклятого.
Оказалось, что в колхозе Васек работал с юности. Сначала на тракторе, потом инженером. И потихоньку поднялся до директора. Теперь понятно, почему его так уважают.
– Поеду я, Васильич. Поздно уже, – вздохнула я.
– Осторожнее на дороге, – участливо напутствовал зоотехник.
Домой вернулась в каком-то тоскливом настроении. Баба Валя суетливо налаживала ужин. Я переоделась и стала помогать ей. Разрезала сочный помидор и порезалась.
– Блин, – и тут же стала зализывать ранку.
– Уморилась девонька, – констатировала старушка, замотала мой палец пластырем и отправила в спальню. – Позову, как все на столе будет. Кыш, кыш!
Но как баб Валя меня звала, я потом уже не услышала, поскольку заснула сном младенца крепко и без сновидений.
Наконец наступил тот знаменательный день, когда мужики – главные специалисты – сдали мне свои заявки, без ошибок, без отмазок и откровенного бреда. Во славу сего события мое королевское величество сменило гнев на милость и решило поехать в поле с агрономом. Тот от радости чуть чаем не поперхнулся, которым я его любезно потчевала.
– Отлично, – улыбнулась я. – Завтра с утра Матиз инженер заберет в гараж, и можете меня из конторы прихватить. Только бензовоз обеспечьте, пожалуйста.
– Будет сделано, Евгения Николаевна, – отрапортовал он и ушел по своим агрономическим делам.
На следующий день инженер, как обещал, отогнал Белочку менять ей расходники, а мы с агрономом уехали на поле. День стоял не просто жаркий, а удушающе жаркий. Сколько лет работаю, никак не могу привыкнуть к пыли проселочных дорог. Уж лучше навоз, ей богу!
Добрались довольно быстро. С ветерком. Агроном лихо гнал свою старенькую «Ниву», еле вписываясь в повороты. Я чуть не поседела от страха, пока доехали. Так рефлекторно и жала правой ногой на отсутствующие тормоза.
– Вот он, Николавна, – мужчина указал на большой красный импортный трактор, что тихонько ковырялся на кукурузном поле.
– Это он междурядку делает? – удивилась я.
– Угу, – подтвердил агроном.
Недоуменно присмотрелась и поняла, что так напрягает.
– А чего культиватор такой маленький?
– Так нет другого.
– Так трактор поменьше подберите! – воскликнула я, начиная злиться.
– Нету, – развел руками мужчина и в ответ на мой негодующий взгляд продолжил, – закупками техники занимались городские начальники. Все наши заявки раскритиковали – говорят, прошлый век. Вот и накупили этих махин, – кивок на красный трактор, – а то, что нам под них цеплять нечего, никто не подумал. Вот и выкручиваемся, как можем.
– Пипец, – других слов у меня не было. – Ладно, пойдемте делать замеры. Сажень взяли?
Агроном кивнул, и мы пошли навстречу трактору.
Нужно отдать должное Сергею Ивановичу, так звали агронома, – не тупил, не зависал и все выполнял четко, согласно указаниям. И, когда я уже почти заканчивала, – оставалось только бак соляркой залить до полного, на горизонте появилась белая машина. Стояла я на небольшой лестнице, что ведет в кабину трактора, то есть достаточно высоко, что бы определить, что к нам пожаловал директор. Вот что ему в кожаном кресле не сидится?! Сидел бы, да бумажки перекладывал – нервы успокаивает…
Отвернулась и стала внимательно следить за соляркой, медленно сливающейся с пистолета в бак.
– Трудитесь, Серега? – услышала за спиной.
– Работаем, – весело поправил агроном.
А дальше раздалось уже ожидаемое:
– Евгения Николаевна, могу я узнать, почему вы не на рабочем месте?
Тихонько вздохнула. Вот чего он ко мне придирается?! Оборачиваюсь и внимательно смотрю на начальство. Он опять в белом костюме.
– И почему вы в таком виде?! – продолжает пыхтеть он, совершенно зря, между прочим.
Вид у меня был и вправду не рабочий. Кроссовки, короткие зеленые шорты, белая майка без рукавов и бейсболка. Но не в деловом же костюме по тракторам лазить. Сначала хотела возмутиться, но сдержалась и просто с сарказмом ответила:
