Петерман решился взять на себя инициативу и ровным тоном выдал скупое «нет».
Поверили нам или нет – история умалчивает. Кавказец, тот, что у них, видимо, за главного, окинул всю нашу явно потрепанную компанию изучающим взглядом и медленно протянул:
– У вас тосол подтекает? Сломались?
Я внутренне похолодела и повернулась к Василичу, который словно в рот воды набрал.
– Э-э-э…, – единственное, что он смог из себя выдавить.
Ян зло посмотрел на него и ровно ответил:
– Нет. Все нормально.
Но наглый чурка все не унимался. Видно пятой точно чует, кто теленочка его завалил.
– Масло? Может посмотреть…
– Не надо! – не выдержала я.
Кавказец медленно повернул голову в мою сторону. Глазами прошелся по голым ногам, что в тот момент стояли на бампере. Затем ниже, заприметив надломленный пластик, что выглядывал из под бахромы покрывала. Взгляд его потяжелел. Мужики сзади переглянулись. Один покрепче намотал веревку на руку, а второй поудобнее перехватил палку. Ой, мамочки…
– Вы это…э-э-…, – я лихорадочно стала придумывать отмаз. – Езжайте, куда ехали.
Легким движением ног поменяла позу на более развратную, капризно надула губы и продолжила:
– Правда милый, – и бросила «страстный» взгляд на Василича.
Зоотехник, похоже, выпал в астрал от такого заявления и сумел только подтверждающе моргнуть пару раз, словно удивленная барышня. Скосила глаз на чурку. Он впечатлился. Друзья его тоже. Все взгляды мгновенно прилипли к откровенно выставленным на показ прелестям.
– А чего вы тут делаете?
Мысленно застонала от досады. Вот доколебался, придурок. А вслух томно протянула:
– Мы? Сексом занимаемся, – и многозначительно притянула к себе Василича, поскольку он был крайним.
Поудобнее обхватила застывшую, как каменное изваяние, фигуру руками и ногами. С удовлетворением заметила, как взлетают брови и шокированно отваливаются челюсти у кавказцев. Главарь несколько секунд тупо рассматривал открывшуюся картину и подозрительно уставился на Петермана, который в нее явно не вписывался. Нужно отдать должное блондинчику. Он не растерялся и произнес невозмутимое:
– Втроем.
Браво! На такое даже я бы не решилась. Зато после этого кавказцы с совершенно офигевшими рожами быстренько погрузились в свою тонированную «Беху» и были таковы.
– Фух! – с облегчением выдохнула я. – Думала, они никогда не отвяжутся.
– Да уж, – понимающе поддакнул мне Ян.
Я ловко спрыгнула с капота и улыбнулась ему.
– А вы молодец. Не растерялись.
– Считайте это инстинктом самосохранения, – отмахнулся он. – Зато вы видели их лица?
Мы весело расхохотались, и только один Василич, наконец отмерев, выдал крылатое:
– Ну, вы блин даете!
На улицу опустилась бархатная пелерина ночи. Половинчатая луна, лукаво улыбаясь, освещала сумрачный путь. Я невольно засмотрелась на колдовское сияние звезд. Тихонько вздохнула, пригладила растрепавшиеся волосы и встала плечом к плечу Яна Петермана, чтобы… продолжить толкать Василичеву тачку. Обломно, да? Ночь, звезды, романтика, а я, вместо того чтобы нежиться в объятиях любимого мужчины, вынуждена толкать эту старую развалину до ближайшего пригорка.
Если бы мне кто-то еще вчера сказал, что я буду бок о бок с немцем толкать машину, ни за что бы не поверила. Это нечто из ряда популярной фантастики. А, нет! Вон пыхтит рядышком, зло стиснув зубы, но молчит, что само собой уже удивительно.
– Может все же оставим ее здесь? – в который раз предложил блондинчик, с шумом выдыхая воздух из легких.
Умаялся бедненький. Так ему и надо. Физическая нагрузка стимулирует мозговое кровообращение. Глядишь, к утру поумнеет. Почему к утру? А раньше мы такими темпами не дотолкаем Ниву до села.
Василич оторвался от водительской двери, что, скрючившись в три погибели, подпирал плечом, с трудом распрямился и покачал головой.
– Ни за что! Я свою ласточку не оставлю.
Петерман скептически посмотрел на зоотехника. Не нужно уметь читать мысли. У него, несмотря на хваленую сдержанность, красочно отобразилось все то, что он думает о его ласточке.
– Да что с ней станется?!
Василич нервно дернулся. Видимо представил, что может произойти с его ласточкой без присмотра.
– Как что?! Колеса снимут! Карбюратор почти новый открутят! А сиденье?! – он распахнул водительскую дверь. – Сиденье-то я перетянул недавно. Только в прошлом году.
Петерман даже не нашелся, что сказать в ответ. Видимо, дар речи отказал. Только и смог беспомощно посмотреть на меня. А я что? Я с Василичем была абсолютно солидарна. Тем более, что такое положение вещей очень было кстати.
Зоотехник принял молчание, как знак согласия, и, подойдя к багажнику, деловито его открыл, приговаривая:
– Вот видите, а вы говорите – оставить. Своего «Мерина» небось не оставили бы. Вот и я мою ласточку, – он любовно погладил корпус, – не брошу. Буду до смерти ездить на ней. Всё равно Михалыч другой машины не даст. Эта и так почти новая. Всего тринадцать лет отбегала.
Он порылся в багажнике и выудил трехлитровую банку самогона, видимо припрятанную на особый случай.
– Может подзаправимся? – весело предложил он.
Усталость как рукой махнуло. Я чуть не запрыгала от радости. Василич – мой герой!
– Василич, где ж ты был раньше? Почему раньше не достал? Мы бы уже давно за бугор перевалили, – шутливо пожурила я и искоса посмотрела на немца.
Тот с округлившимися от ужаса глазами взирал на банку. Видимо, до него не сразу дошло, что это. Я противненько захихикала. В глубине души, конечно же. Наверняка он не пьет. Так мы научим! Так научим, что он завтра маму родную не узнает. Не то, что Виталия Ивановича.
Утро встретило меня диким сушняком. С трудом приоткрыла один глаз. О боже, кто забыл выключить свет? Тихонько заскулив, накрылась одеялом с головой и перевернулась на другой бок, всеми силами стараясь игнорировать сухость во рту.
– Эй, соня-я-я, просыпайся-я-я, – пропел мужской голос совсем рядом.
Что? Мужской? Это где же я? Одним молниеносным движением скинула одеяло и резко села, чтобы в следующее мгновение треснуться обо что-то твердое. Кто-то рядом тихо рыкнул:
– Черт! Ты опять решила сломать мне нос!
Одной рукой потерла ушибленный лоб, второй – убрала с лица волосы.
– Луганский! Чего так подкрадываешься?! – воскликнула я, узрев Васька. – И вообще! Чего это ты делаешь в моей постели?
Мужчина ощупал переносицу на предмет повреждений и усмехнулся:
– А ничего, что это ты сейчас валяешься в моей?
И тут-то я наконец огляделась по сторонам. Просторная светлая комната. Почему-то без занавесок. Из мебели только диван, на котором возлежала я.
– Ой, а чего это я тут делаю?! – пискнула и посильнее закуталась в одеяло.
Последнее, что я вчера помнила, это как мы с Василичем и Петерманом, душевно распив чуть больше полбанки самогона, вели задушевные беседы о жизни. Расположились мы прямо подле «Нивы», которую, кстати, так и не дотолкали. И всё было просто замечательно, пока не зазвонил мой телефон. Оказывается, мы и не заметили, как доплелись до зоны покрытия сети. Пока мой окосевший взгляд пытался сфокусироваться на экране смартфона, немец, который в пьяном состоянии оказался очень добродушным малым, посмотрел мне через плечо.
– Васек? – удивился он. – Луганский, что ли?
– Агу, – отозвалась я, продолжая тупо пялиться на экран и не предпринимая никаких действий.
Мужики же переглянулись и заржали, как кони на ярмарке.
– Ну ты, Николавна, его обласкала, – хрюкнул Василич.
– Пусть радуется, что не «козел», – буркнула я, так и не ответив на звонок.
Если честно, разговаривать с ним совершенно не хотелось. Алкоголь сделал свое черное дело, и злость, что копилась все эти дни, грозилась выплеснуться наружу.
– Чего не ответила? – хитро поинтересовался Ян. – Переживает, наверное.
– А ну его, – отмахнулась я и поглядела на звездное небо. – Сейчас прикатит и всё испортит. А мы так хорошо сидим.
– Хорошо, – согласился блондинчик и придвинулся поближе ко мне.
Тут зоотехник засмеялся, сотрясаясь всем своим грузным телом. В ответ на мой взгляд он выдал:
– Я тут вспомнил, как ты ему козлика изобразила. А потом еще эта лужа с навозом! Ха-ха! И костюмчик… ой, не могу. Бедный Михалыч, – Василич снова зашелся смехом, вытирая выступившие слезы.
– Это вы о чем? – не понял Ян.
– Это он о том, что бывает с теми, кто распускает почем зря свои загребущие руки, – любезно объяснила я и, отцепив ладонь наглой блондинистой рожи от своего бедра, положила ему на колено.
Подняла глаза и встретилась с внимательным изучающим взглядом. Несмотря на весь выпитый самогон, Петерман в то мгновение показался мне суровым и серьезным. Ненавижу, когда он так смотрит. Словно мысли пытается прочитать. В самую душу забраться своими проклятущими глазами.
– Извини, – чуть слышно сказал он и повернулся к Василичу, что в тот момент начал разливать самогон по пластиковым стаканчикам.
Я на несколько секунд зависла. Даже обидно стало за это простое «извини». Но тут снова зазвонил телефон, на этот раз у Василича, и все мысли разом выскочили из головы, потому что это был Луганский, и, судя по тому, как морщился от его ора Василич, пребывал он не в лучшем расположении духа.
Собственно на этом наше веселье и закончилось. Минут через десять, может пятнадцать прилетел пыхтящий от злости, как паровоз, Луганский. С силой захлопнув дверь неизменной Тойоты, он на мгновение замер от шока при виде открывшейся ему картины, но быстро взял себя в руки и почти «миролюбиво» поинтересовался:
– Кто-то в состоянии объяснить, что произошло? Я все телефоны оборвал.
И смотрит самое главное на меня в упор, будто я во всем одна виновата. Краем глаза заметила, как Петерман прячет лукавую улыбку, но молчит. Вот, гад. Мог бы и заступиться. В конце концов, он тут самый авторитетный. Ему Васек и слова бы не сказал. Поведение Яна показалось более чем странным. Опять наблюдает. Будто ожидает определенной реакции.
Недолго думая, я ловко поднялась на ноги и тут же ухватилась за машину, чтобы не дай бог не потерять достоинства, растянувшись на асфальте яки морская звездочка, и с самым невозмутимым видом поведала:
– Мы ехали-ехали и не доехали.
Васек завис, явно сдерживая смертоубийственный порыв. Взгляд его метался как теннисный мяч, подмечая мельчайшие детали, и в итоге остановился на ополовиненной банке. Я нервно сглотнула. Да уж, ополовинили мы ее знатно. Не зря перед глазами всё кружится.
– Ян! Ты жив-здоров, а Виталий Иванович уже полпоселка на уши поднял, – с наигранной иронией обратился он к немцу, приближаясь. – Решил податься в сельские жители?
Петерман издал негромкий смешок:
– Почти. Я теперь понимаю, почему ты так цепляешься за эту деревню, – он поднялся, подошел к Ваську не сильно прямой, но довольно уверенной походкой и приветственно пожал ему руку. – Хорошо, что ты приехал. А то еще полчасика, и мы бы заночевали прямо на обочине.
Всё дальнейшее запомнилось очень смутно. Мужчины прицепили тросом Василичеву тачку на буксир к Тойоте. Меня заботливо погрузили на заднее сиденье, где я тут же, свернувшись калачиком, уснула, под эмоциональный рассказ зоотехника о наших сегодняшних похождениях. Последнее, о чем подумалось – лишь бы Василич не проболтался об истинной причине нашего вояжа. А дальше черный провал.
– Вот, блин, – пробормотала я, с ужасом понимая, что совершенно не помню, как оказалась у Луганского дома.
Рукой проверила наличие белья. Оно, слава богу, было на мете. Вернее его нижняя часть.
– Ты меня раздел? – спросила я, подозрительно щуря глаза.
– Не думаю, что тебе хотелось бы проснуться в грязной одежде, на не менее грязном постельном белье, – не моргнув и глазом, ответил Васек.
Я с ним, конечно же, согласилась.
– Это понятно. А бельишко-то, бельишко-то зачем снимать.
Луганский хитро оскалился.
– Должна же быть хоть какая-то компенсация за испорченный вечер. Я, между прочим, с ног сбился тебя разыскивая.
– Сбился он, – буркнула я и тихо добавила. – Кобель озабоченный.
– Я?! – «оскорбился» мой директор. – Это наглая и наиковарнейшая ложь.
Я только и успела мышкой пискнуть, а в следующую секунду оказалась прижата к постели. Луганский предвкушающе улыбнулся и, опустив свою темноволосую голову, стал наглым образом меня соблазнять.
Его губы как бы невзначай прошлись по линии подбородка, ямочке под ухом, шее, и я от этих нехитрых манипуляций стала таять. Сама повернула голову и жадным взглядом впилась в его четко очерченный рот. Луганский только искушающе улыбнулся в ответ и скользнул ниже, одной рукой надежно удерживая за талию, вдруг мне в голову стукнет сбежать, а второй нетерпеливо стаскивая одеяло.
Мне было жарко и страшно одновременно. К сексу я относилась неоднозначно. Всегда быстро вспыхивала, как спичка, и так же быстро перегорала, что оставляло только чувство неудовлетворенности и очередное разочарование. То ли мужики мне попадались безрукие, то ли я сама была виновата в своем «перегорании»? И сейчас глядя слегка затуманенными от страсти глазами на темноволосую макушку у своей груди, горела и отчаянно боялась потерять это восхитительное чувство томления, что рождали внизу живота нежные поцелуи мужчины.
– М-м-м, – простонала я в ответ на его бесстыдные действия и зарылась пальцами в волосы, немного коротковатые, чтобы пропустить их между пальцами.
Луганский, ободренный моим сладостным стоном, проник обеими руками под трусики и, обхватив попу, прошептал:
– Хочу тебя…детка.
Подалась навстречу жадным поцелуям, но в следующую секунду что-то щелкнуло в мозгу. Детка? Какая я ему на фиг детка?! У меня что, имени нет? И одна мысль зацепилась за другую, потом за третью и так до бесконечности. Вот, блин! Желание схлынуло, оставив только неприятное чувство липкости между ног и досаду. Вот лучше бы молчал, ей богу! Лучше бы рот занял свой чем-то…хм… другим.
Васек же, не замечая перемены, стал лихорадочно стаскивать с меня последнее бельишко. Я ему не мешала, понимая, что оттолкнуть в такой момент не смогу. Видимо, придется смириться, что сегодня снова не мой день.
– Что-то случилось? – мужчина все же каким-то образом почувствовал мою отстраненность.
Он испытывающе заглянул мне в лицо. И вот что я ему должна была на это ответить? Дорогой, прости, у меня голова разболелась?
От необходимости отвечать меня спас телефонный звонок, что раздался оглушительной трелью в тишине полупустой комнаты. Луганский, выругавшись, достал из заднего кармана джинсов смартфон и взглянул на экран.
– Прости, я сейчас.
Васек сел на край дивана и, с шумом выдохнув, ответил на звонок.
– Да, Виталий Иванович. Добрый день. Нет, не занят.
Я не удержалась и фыркнула. Мой директор посмотрел укоризненно и ласково погладил по ноге.
– Яна? Нет, не видел. Не можете дозвониться? Не, не в курсе. Не должен был. Попробую связаться. Да, понял.
Они еще о чем-то разговаривали. Я не вникала в разговор и тупо созерцала люстру на потолке, вернее ее отсутствие. Потом пришло понимание, что безумно хочется в туалет, и, натянув свою маечку, которая лежала на подлокотнике дивана, поплелась искать вожделенный санузел.
Он нашелся довольно быстро. Сделав все свои делишки, заглянула в зеркало над раковиной, и кисло улыбнулась. Видок был еще тот. Хотя к чему бы ему быть свежим после пол-литра самогона.
Умылась холодной водой, чтобы хоть как-то привести себя в бодрствующий вид и с недоумением поняла, что в ванной нет ни мыла, ни шампуня. Даже полотенца не было. С сожалением вздохнула. Зубной пасты также не обнаружилось. Печалька. Невыносимо хотелось почистить зубы, а то после вчерашней пьянки во рту будто барсуки поселились.
Вышла из ванной, и тут же была подхвачена сильными ручищами и прижата к не менее сильному телу.
– Вот ты где! Я тебя потерял, – промурлыкал этот прохиндей, пыхтя прямо в волосы.
– Луганский, скажи, у тебя тут кормят, или как?
Он оторвался от меня, не прекращая при этом наглаживать пятую точку.
– Я кушать хочу. Очень-очень, – сказала я, с надеждой заглядывая в глаза своего мужчины, которые также полыхали голодом, только совершенно другого характера.
Васек как-то совсем уже тяжко вздохнул и повел меня на кухню.
Кухня также выглядела необжитой. Газовая плита, стол с тремя стульями и холодильник – вот и вся нехитрая обстановка. Луганский усадил меня за стол, а сам стал деловито доставать из холодильника блюда с едой. Судя по красиво разложенным мясным нарезкам и овощам, еду он заказывал в излюбленном кавказском кафе.
Мой озверевший от голода желудочек жадно заурчал, и я с остервенением вгрызлась в сочный мясной стейк.
– Извини, но все холодное. Микроволновкой еще не обзавелся, – сказал Луганский, садясь напротив меня.
– Угу…, – промычала я, не отвлекаясь от своего увлекательного занятия.
Боже, как вкусно. Вот сейчас покончу с этим восхитительным салатом и… Нет, еще доем этот наивкуснейший сыр и… А как же мясо? Я не могу бросить его на произвол судьбы. И после мяса, наконец, можно поцеловать Васька за обалденный завтрак.
– Вась – ты лучший, – довольно вздохнула я.
Мужчина засмеялся.
– Путь к сердцу женщины лежит через ее желудок? Ты оригинальна во всем.
– Если это комплимент, то так тому и быть, – сыто улыбнулась. – Я сегодня добрая.
Подобрев, я еще раз внимательно осмотрелась вокруг и не смогла удержаться от вопроса:
– Это твоя квартира?
– Купил пару недель назад. Сюрприз хотел тебе сделать, – ответил Луганский, беря меня за руку.
Что-то мне стремно как-то стало от его заискивающего тона.
– С-с-сюрприз? – чуть заикаясь, выдавила я.
Мужчина улыбнулся, поцеловал мою ладошку и произнес то, что вогнало меня буквально в ступор:
– Может нам попробовать пожить вместе?
Я медленно высвободила руку, встала и повернулась к окну, пытаясь собрать все мысли в кучу. Они как-то разом разбежались в разные стороны и никак не хотели возвращаться к своей непутевой хозяйке. Через пару мгновений мужские теплые ладони легли на плечи.
– Ты же хотела серьезных отношений?
– Хотела, – неуверенно отозвалась я, – но…
Мой растерянный взгляд метался по открывшемуся из окна пейзажу, и до мозга потихоньку стало доходить, что местность под окнами совершенно незнакомая. Судя по всему, мы были на этаже пятом, не меньше. Что-то я не припомню в нашей родной деревне пятиэтажек.
– Вась, а где мы?
– Как где? В моей новой квартире.
– Нет, ты не понял. Мы сейчас в городе что ли? – уточнила вопрос я.
– Нет, Жень. Мы в Верхней Хаве.
Ничего себе! Это же километров за тридцать от нашей родной деревни, а, соответственно, и от колхоза. Я полуобернулась, с удивлением глядя на Луганского.
– Ты бы еще на Пупуевке квартиру купил. Поближе ничего не нашлось? А на работу как ездить будем?
Он как-то совсем тяжко вздохнул и, не глядя на меня, произнес:
– Мы больше не будем там работать.
Сначала мне показалось, что он шутит. Но выражение лица Луганского было более чем серьезное. И мне мгновенно как-то поплохело.
– Почему?
Мужчина ничего не сказал и, потянув меня за руку, усадил за стол. Сам расположился напротив и деловито стал накладывать себе на тарелку еду с преувеличенно заинтересованным видом. Но со мной этот номер не прокатит.
– Я жду ответа, – мягко напомнила я.
– Я знаю, – в тон мне ответил Луганский.
Мой взгляд из полуопущенных ресниц, словно затишье перед бурей, и его тяжелый, непоколебимый встретились, будто противники. Итак, кто кого переглядит?
– Ты же знаешь, что Ян не из тех людей, кто меняет свои решения, – издалека начал Васек.
– Наверное, ты его плохо знаешь. Мне он показался совершенно другим, – возразила я и сложила руки на груди.
– Жень, я знаю его очень давно, и поверь, внешность обманчива. Ян крайне неоднозначен в своих поступках.
Я на этот поучительный тон только пожала плечами, откусила кусочек огурца со словами:
– Вот видишь. Ты сам себе противоречишь. То он не меняет решений, то он неоднозначен.
Луганский открыл рот, чтобы возразить, но я его опередила:
– И вообще-то мы говорили не о Петермане. Его драгоценная персона меня заботит в последнюю очередь. Ты можешь внятно объяснить, почему решил досрочно уволиться?
Луганский несколько мгновений смотрел, не отрываясь. И от этого сердце тревожно ёкнуло. Не нравятся мне его эти хождения вокруг да около. Будто заранее знает, что мне не понравится ответ.
– Мне предложили работу здесь.
– Здесь? – удивилась я. – Что-то не припомню в Хаве хоть одно нормальное предприятие.
– В администрации, – сухо выдавил Васек. – Пост главы района.
В комнате повисло молчание. До меня как-то не сразу дошло, что это означает, и я даже смогла выдавить из себя какое-то подобие улыбки.
– Поздравляю.
– Спасибо.
Два ничего не значащих слова, словно бритва ножа рубанули по нервам. В голове начали складываться события последних недель.
– Вот значит, чем ты занимался всё это время? Уже вникаешь в дела? – бесцветным голосом поинтересовалась я.
– Вникаю. Сама понимаешь, просто так подобные должности не сваливаются на простых смертных. Вот и кручусь как белка в колесе.
Я сглотнула ком, так некстати образовавшийся в горле.
– Наверняка кто-то поспособствовал?
Луганский увиливать не стал.
– Виталий Иванович порекомендовал.
Больше мне не нужно было ничего слушать. Я всё осознала. И до того стало обидно и противно, что предательские слезы зажгли глаза, а горло сдавило мучительным спазмом. Стараясь скрыть свою реакцию, опустила голову и прикрыла лицо ладонью.
– Ты же понимаешь, что я не мог отказаться от такого предложения, – с некоторой долей самодовольства продолжил мужчина. – Ты возглавишь экономический отдел. До работы тут пять минут езды. Администрацию видно прямо из окна.
Я его едва слушала, стараясь всеми силами подавить непрошенные эмоции.
– Правда, здорово? Я всё предусмотрел.
Я подняла на него глаза и улыбка, полная превосходства, слетела с его лица.
– Значит всё время, что я пахала, как проклятая, ты тут всё «предусматривал»? Еще черт знает когда ты уже решил сюда переехать и ничего мне не сказал? Почему?
Луганский явно не ожидал такой реакции и даже слегка опешил, видимо, не зная, как подобрать слова. И не нашел ничего лучшего как заявить:
– Так было нужно.
Я подорвалась со стула, как разгневанная фурия.
– Кому нужно? Тебе? А у меня ты не забыл спросить – нужна ли мне эта твоя администрация? Да я всей своей душой ненавижу чиновников!
Я заметалась по комнате, а Васек предпринял очередную попытку меня успокоить.
– Жень, успокойся и послушай. Коллектив здесь хороший, душевный. Рабочий день до пяти. И зарплата более чем достойная.
– Зарплата?! – взвизгнула я. – Да что вы, совсем что ли на своих деньгах помешались! Не хочу я! Понимаешь? Я столько души вложила в колхоз. А ты предлагаешь все бросить.
– Жень! – мужчина ухватил меня за плечи и посмотрел в глаза. – Хватит жить мечтами. Нет больше нашего колхоза. Купил его Виталий Иванович с потрохами.
– Нет, не купил. Еще не все потеряно, – упрямо возразила.
– Да он столько бабла вбухал на откаты, что ни за что не отступится.
И такая злость на меня накатила от этого замечания, что я с силой оттолкнула он себя Луганского и гневно воскликнула:
– И ты, значит, ему продался! За пост главы. Не ожидала от тебя, Вась. Только не от тебя.
Резко развернулась и пошла в комнату.
– Жень? Ты куда?
– Домой, – холодно отрезала я.
Добралась до постели, где еще недавно плавилась в теплых и страстных объятиях. Натянула шорты, носки. Кепка так и не нашлась. Да и пес с ней! Хотелось побыстрее убраться из этой квартиры. Мне нужен был перерыв. Разобраться в себе и всей той ситуации, чтобы понять, чего на самом деле хочу.
– Останься, – стал упрашивать Васек. – Давай все обсудим как взрослые люди.
Я сделала три глубоких вздоха, всеми силами стараясь не сорваться на возмущенный рык, и решительно направилась к входной двери, где у порога небрежно валялись мои пыльные кроссовки.
– Мне нужно подумать, – уже более спокойно произнесла я. – Не дави на меня, Вась.
Он молча смотрел, как я натягиваю кроссовки, бросаю мимолетный взгляд на часы и с невозмутимым видом открыл дверь.
– Увидимся, – сухо выдавила я.
Едва переступила порог, как Луганский придержал меня за локоть и звенящим от раздражения и обиды голосом сказал:
– Думай. Только не забывай, что я не буду ждать тебя вечность. Я не мальчик, чтобы бегать за тобой.
Его слова отозвались тупой болью. Я кивнула, и аккуратно высвободившись, почти бегом бросилась прочь.
Только оказавшись на улице, с досадой поняла, что денег у меня не оказалось. Видимо, сумка осталась у Василича в машине. Подниматься наверх к Луганскому не хотелось. Он, между прочим, мог бы и догадаться вызвать мне такси. Вот где его забота, когда она на самом деле нужна? Или это такой хитроумный ход, чтобы я вернулась назад? Так вот не дождется рожа эта козлиная! Манипулятор чертов!
Горестно покачала головой и достала телефон. Хорошо, что у меня есть Андрюха. Он, слава богу, оказался не в городе и пообещал приехать через полчаса. Моей задачей было только добраться до администрации, чтобы он не кружил по селу, разыскивая меня.
Странное дело, но я не чувствовала себя несчастной. Весь эмоциональный запал прошел, оставив после непривычное опустошение. Голове стало легко как никогда. Поэтому я, впервые посмотрев правде в глаза, задумалась – нужен ли мне Луганский и все проблемы, связанные с его драгоценной персоной?
Вот бесит меня он в последнее время так, что все положительные эмоции меркнут. Раздражает до трясучки это его – «я сказал», «я решил», «я предусмотрел», «мне надо». Одни бесконечные «я». Возможно, любая другая на моем месте была бы рада всеми конечностями вцепиться в такого самостоятельного мужчину, хозяина жизни, но только не я. Мы на пару с моим поганым характером на все его «якалки» сразу начинаем брызгаться ядовитой слюной. И ничего с этим не поделаешь. Даже если постараюсь подстроиться под него. На сколько меня хватит? На месяц? Может год?
Подумала и поморщилась. Да у меня крышу сорвет уже через неделю. А каков Васек тогда в бытовой жизни? Даже представить страшно.
Спорить не буду, мне с ним интересно, весело. Я люблю, когда он весь из себя такой заботливый, ласковый. Но когда дело дошло до принятия серьезного решения, вся моя натура взбунтовалась.
Еще вся эта история с назначением на пост главы неспроста. Вот не верю, что Виталий Иванович просто так по доброте душевной порекомендовал Васька. Чутье подсказывает, что Луганский банально продался, а точнее продал свою долю в бизнесе именно за этот пост. И зачем тогда было строить из себя такого непогрешимого и принципиального? Зачем было меня обманывать и вводить в заблуждение? Не доверял? Не считал нужным ставить в известность? А дальше – больше….
И вот сижу себе на лавочке в парке у администрации, никого не трогаю, занятая такими серьезными размышлениями, как рядом раздается удивленное:
– Евгения?!
Оборачиваюсь и вижу виновника всех моих злоключений, а именно – господина Петермана. Интересно, какая нелегкая его сюда принесла.
– Вот уж кого не ожидал встретить, так это вас, – произнес он после секундной заминки и присел рядышком на скамейку.
– Аналогично, – ответила я, рассматривая немца.
Вид у него был самый что ни на есть помятый. Одежда хоть и свежая, но по физиономии заметно, что самочувствие после вчерашней попойки оставляет желать лучшего. Покосилась на минералку в его руке и не удержалась от смешка. Отпивается водичкой. Видно, другое больше ничего не лезет.
– А что вы тут делаете, если не секрет? – поинтересовался Ян.
Криво усмехнулась, но лукавить не стала. Я сегодня добрая, посему говорю только правду.
– Не секрет. Размышляю о бренности нашего бытия.
– А-а-а, – протянул мужчина и подал минералку. – Будете? Если вам хоть наполовину плохо так же, как и мне, то сочувствую.
Я покачала головой и грустно поведала:
– Нет, Ян. Мне гораздо, гораздо хуже.
До Петермана сразу дошло, что мое «хуже» к похмелью не имеет никакого отношения, и притих. Так мы просидели минут пять в молчании, пока не зазвонил мой телефон.
– Блин, Женька у меня машина сломалась. Как некстати, – услышала я в трубке голос Андрюхи. – Но ты никуда не уходи, я сейчас кого-нибудь за тобой пришлю.
Вздохнула и оценивающе посмотрела на Петермана, который усердно делал вид, что не прислушивается к разговору.
– Ладно, чинись. Я сама доберусь, – сказала Андрюхе и повернулась к немцу, – Ян, а вы случайно в контору не собираетесь ехать?
– Вас подвезти?
– Если не сложно.
Немец улыбнулся и, поднявшись, пошел в сторону черного Мерседеса.
– Почту за честь прокатить с ветерком, – и обернувшись, лукаво подмигнул. – Вчера вы меня катали, а сегодня моя очередь.
Не знаю почему, но настроение мое резко пошло…. Нет! Скорее поскакало в гору.
И я, яки молодая антилопа, грациозно двинулась вслед за мужчиной, стараясь забыть, что на мне грязная и пыльная рабочая одежда, настраивая себя на позитивный лад. Ай да я! Ай да молодец! Как же вовремя оказалась в центре парка. Что бы Яну сегодня тут ни понадобилось, но это не иначе как судьба.
Петерман, как истинный джентльмен, открыл дверцу, а я, как самая настоящая леди, опустилась на кожаное сиденье и чуть не застонала в порыве чистой зависти. Как же я обожаю такие машины. Длинные, стильные и безумно красивые.
Мысленно закатала губу, сглотнула слюну и обратила свое внимание на человека за рулем машины моей мечты. Это оказался молодой парень. Навскидку не дала бы ему больше двадцати трех лет. Широкий в плечах, с коротким ежиком на голове. Эдакий качок в белоснежной, местами помятой, рубашке.
– Это мой водитель, Геннадий, – представил его Петерман, устроившись рядом со мной. – Гена, а это и есть та самая Евгения Николаевна.
Парень обернулся с водительского сиденья, и я в растерянности уставилась на огромный синяк, что украшал левый глаз Гены. Мысли с молниеносной скоростью пронеслись в моей голове. Выходит, что это и есть тот самый водитель, которого мы вчера так усердно «ждали».
– Очень приятно, – улыбнулся молодой человек, с интересом разглядывая меня.
Судорожно сглотнула, когда он поморщился и потер явно ноющую скулу.
– И-и-и мне приятно, – чуть заторможено отозвалась я, прикидывая, до какой степени мои коллеги любят родину и на что они могли пойти, дабы благополучно завершить нашу маленькую диверсию.
Геннадий мою реакцию принял на свой счет.
– Да вы не пугайтесь Евгения Николаевна. Я не буйный. Это просто последствия тесного знакомства с кактусом, – с преувеличенным ужасом поведал он.
– С чем? – удивилась я.
Нет. Я, собственно, поняла, с каким кактусом. Он у нас такой один. Стоит, так сказать, на страже отчизны. Меня просто заинтересовало, почему вместо следов от иголок у парня синяк.
– С кактусом, – повторил водитель, – Здоровенный такой, стоит в кабинете вашего юриста.