Ярослава А
Партизанка, или Как достать начальство
– Куда вы меня тащите? – наконец отмерла я.
– К речке. Мне кажется, отсюда открывается чудный вид, – невозмутимо ответил мужчина и прибавил шаг.
– Э-э-э, господин Петерман, вы нормально себя чувствуете? – на всякий случай осведомилась я.
Он вдруг резко остановился, и я чуть не впечаталась носом в его спину.
– Плохо я себя чувствую. Плохо, – все так же странно ответил он. – И все из-за тебя.
– А причем здесь я? – совершенно искренне удивилась я… ну почти искренне.
Ничего не сказав в ответ, Ян отпустил мою руку и продолжил целенаправленное движение в сторону реки. Мне не осталось ничего, кроме как двинуться следом за ним. Что-то подсказывало, что не нужно оставлять этого ненормального в одиночестве. А то еще решит утопиться. Как после этого тут купаться?
Остановился немец у мостика, скинул туфли, носки и пошел к воде. И все это с каменным выражением лица. Я же бочком, бочком стала подкрадываться поближе. На всякий случай. А то он того… самого надумает.
Вопреки ожиданиям моей кровожадной фантазии, мужчина просто с тихим вздохом опустил ноги в воду, предварительно закатав брюки.
Я замерла за его спиной, не решаясь подойти ближе. Смотрела на расслабленные плечи и опущенную голову Петермана, понимая, что этот человек с каждым разом все больше разрушает мои стереотипы. К примеру, если Луганский был открытой книгой, пусть еще непрочитанной и интересной, но я всегда знала, как он может поступить в той или иной ситуации. А господин немец – одни сплошные противоречия, острые углы и подводные камни.
– И долго вы будете испепелять меня взглядом, Евгения Николаевна?
Я вздрогнула и поняла, что все это время неприлично пялилась на Петермана.
– Э-э-э, почему же испепелять? – не растерялась я. – Может мне просто ваша спина приглянулась.
Мужчина обернулся и неожиданно хитро улыбнулся.
– В ваших устах это почти комплимент.
Он флиртует? Уф-ф-ф.
Я только хмыкнула в ответ и, не раздумывая, скинула тапочки, устраиваясь рядом с Яном.
Сидим. Молчим. Затем снова сидим. И опять молчим. Хорошо-то как.
– Красиво тут, – нарушает идиллию мужчина.
– Угу, – мычу в ответ.
– Даже уезжать не хочется.
Я удивленно уставилась на строгий профиль немца.
– Уезжать? И когда планируете?
– Сразу, как подпишу контракт о продаже предприятия. Значит послезавтра.
Вот это новости!
– Как послезавтра?! Виталий Иванович отдыхать уехал. Вы же опоздали на встречу и не…, – выпалила я и тут же прикусила язык, понимая, что выдала себя с головой.
Ян внимательно посмотрел на меня и произнес со смешинкой в голосе:
– И все-то вы знаете, Евгения Николаевна. Боюсь вас разочаровать, но Виталий Иванович отменил свою поездку. Неужели вы думаете, что он уехал бы, не завершив текущие дела?
Чувство стыда и досады мгновенно захлестнуло меня. Боясь поднять на Петермана глаза, я решила сбежать. И непонятно от неловкости или от злости, что все мои усилия были тщетны.
Мгновение и я уже на ногах. Наклоняюсь, хватаю тапочки, врубаю вторую скорость сразу на старте, но меня останавливает твердая мужская рука. Я поднимаю вопросительный взгляд на Яна.
– Поехали со мной, – и взгляд у него такой серьезный-пресерьезный, словно ехать нужно, по крайней мере, на Северный полюс.
– Зачем это? Мне казалось, мы в прошлый раз выяснили, что работа в вашей компании меня не прельщает.
Светлые глаза блондинчика заметались, словно он никак не мог подобрать слова, чтобы выразить свои мысли. Секунд десять, чисто из вежливости, я подождала, а потом дернулась в попытке уйти. Но не тут-то было. Видимо, господин немец не придумал ничего лучшего, как выразить свои предложения в… иной форме.
Он просто взял и поцеловал меня. Вот так вот запросто! Сказать, что я офигела от подобного поворота событий, не сказать ничего. Нет, я, конечно же, подозревала, что нравлюсь немцу, но не думала, что до такой степени.
Ян уверенным движением привлек меня ближе к себе и одной рукой обхватил затылок, мягко склонив голову на бок, намеренно делая поцелуй глубже и интимнее. Судя по тому, с каким упоением он занимался этим делом, прав был Луганский. Подумала об этом и потеряла суть своих размышлений… Блин, как же он классно целуется. Теперь понятно, что в нем нашла его супруга….
Вот на этой-то мысли меня торкнуло. Резко прервав поцелуй, высвободилась из загребущих ручонок. Надо отдать Яну должное, удерживать не стал. Только смотрел непривычно горящими глазами.
– А вот это было лишним, – пробормотала я, с трудом переводя дыхание.
Видимо, немец имел на этот счет совершенно другое мнение. Его губы изогнулись в понимающей улыбке, а руки легли мне на плечи. И от чего-то они показались такими тяжелыми…
– Почему? – прошептал на ухо он, – Нам будет хорошо вместе.
Не нравятся мне его слова. Ох, не нравятся.
– И что мне делать в чужой стране? К тому же, насколько я помню, у тебя есть жена, – чисто из спортивного интереса решила развить эту тему дальше.
– Мы с Эльзой давно живем в разных городах и редко видимся, – невозмутимо ответил он.
– Значит, ты предлагаешь жить с тобой? – уточнила я.
– Нет, – Ян покачал головой, – Со мной не получится. Я часто бываю в разъездах. И приличия хоть какие-то нужно соблюсти. Я занимаю очень значительный пост, сама понимаешь.
Чуть не фыркнула в ответ на эти слова. Мне вот интересно он правда такой козел или прикидывается?
– Но ты ни в чем не будешь нуждаться. Я постараюсь уделять тебе как можно больше внимания.
Ага, как комнатной собачке. Почему у мужиков одни и те же стереотипы. Сначала Луганский, теперь вот это…чудо придурошное. Не сильный пол, а одно сплошное разочарование.
– Нет, – отвечаю коротко, но емко.
Ян на мгновение задумывается и выдает то, что я меньше всего думала от него услышать:
– А если я отменю сделку?
Я забыла, как дышать, когда его губы искушающее прижались к шее, нашептывая:
– Думаю, что смогу убедить совет директоров изменить свое мнение. Ты сможешь руководить сельскохозяйственным сектором. О мелочах можешь не беспокоиться. Я обо всем позабочусь.
Значит, не беспокоиться? Господин немец обо всем подумал, взвесил, принял решение и разработал стратегию. У меня складывается ощущение, что он не соблазняет меня, а ведет переговоры на передачу прав во временное пользование моей души и тела. Как же все это мерзко.
Медленно убираю грабли блондинчика со своей талии и оборачиваюсь.
– Сам до этого додумался или кто подсказал? – упираю руки в боки и зло смотрю на немца. – Все предусмотрел, кроме одного – не вписываюсь я в твою концепцию поведения.
Молчит. Правильно делает. А что еще ему сказать в данной ситуации?
– Я сейчас дам вам один хороший совет, господин Петерман, – говорю дрожащим от ярости голосом. – Езжайте в свою Германию. Живите со своей женой. А ко мне больше не приближайтесь!
Круто разворачиваясь, делаю два шага. Но тут же меня хватают за руку.
– Жень, подожди!
Ей богу, его персона уже начинает действовать мне на нервы. А когда я нервничаю, то что? Правильно, кто-то получает по наглой блондинистой физиономии. С размаху даю кулаком ему в глаз. Не зря я целый год ходила на курсы по самообороне. Удар у меня хороший. Получи, фашист, гранату!
От неожиданности или от того, что рука у меня слишком тяжелая, он делает несколько шагов назад, неловко оступается и с коротким воплем срывается с мостика в воду. А я, не оборачиваясь, почти бегом устремляюсь напрямик через огород в дом. Видеть больше не хочу его немецкую рожу.
Позже лежа в постели без сна и прокручивая события сегодняшнего дня в голове по сотому кругу, понимала, что необоснованно вспылила. Чего стоило просто ответить Яну вежливым отказом и на этом завершить разговор, но – природная стервозность сыграла злую шутку. Не удивлюсь, что теперь нажила себе серьезного врага в лице господина немца. Сомневаюсь, что его хоть раз в жизни посылали таким …ну скажем, экстравагантным способом.
С другой стороны, чем немец хуже самого обычного нашего мужика? Да ничем. Мало ли наших делают такие предложения понравившейся девушке, уже имея жену и детей? Вот и я о том же. Может мне просто хотелось думать о нем лучше, чем он есть? И разочарование плюс расшатанные нервы сделали свое дело.
Не скрою – Ян мне нравился. Как человек и как мужчина. Но… В каждом предложении одни «но» и «против». Мы с ним из совершенно разных миров. Даже если закрыть глаза на его семейное положение, не думаю, что из нас получилась бы пара.
А с кем получилась бы? С Луганским?
И тут срабатывает отличительная черта всех русских женщин. Если же я в двадцать пять… Блин, уже почти двадцать шесть не могу усмирить свой нрав и найти общий язык с мужчиной, что же будет через пару тройку лет? Возраст, он не резиновый. А характер с годами не улучшается.
В итоге так ничего не решив, я извелась и от усталости отрубилась.
Утро встретило тяжелой головой и не менее тяжелыми мыслями. Пока пила кофе под хмурым взглядом баб Вали, созрело два решения:
Первое – переступить свою чертову гордость и помириться с Васьком.
Второе – уволиться с колхоза.
Скажете: как же принципы? Как же справедливость? Нет ее в жизни. Не существует на свете. И как бы я ни старалась в своих долбанных иллюзиях ее воссоздать, от действительности не убежать. А она такова, что если не хочу остаться одна и у разбитого корыта, то стоит засунуть принципы куда подальше и двигаться со скоростью двигателя внутреннего сгорания, поскольку любые взаимоотношения с Яном Петерманом – это тупиковая ветвь цивилизации.
Нравилось ли мне самой то, что я собиралась делать? Нет. До отвратительной тошноты. Но чувство безысходности давило на подкорку со страшной силой.
– Чего не ешь? – голос баб Вали вывел меня из сонного оцепенения.
Я растерянно перевела взгляд на теплые оладушки со сметаной и со вздохом отпила еще глоточек кофе.
– Аппетита нет.
– Ну-ну, – вздохнула бабка и присела рядышком, подперев кулаком голову. – Рассказывай, чем тебя фашист этот проклятый расстроил.
Кратко и без подробностей пересказала ей, как послала Яна в плаванье по реке, как поругалась с Луганским и самое главное, что скоро мы с дедом Сеней станем безработными.
– Да, дела, – покачала головой бабка. – И что делать-то теперь думаешь?
Я пожала плечами.
– Поеду к Васе – мириться. Что же мне еще остается?
– Это правильно, – одобрительно произнесла баб Валя. – Все лучше, чем с этим иродом нерусским. А Вася, хоть и грозный да характерный, зато непьющий и работящий. Ты вот что – иди принарядись. Да так, чтоб ух! Глазенки из орбит повылазили.
Сказано – сделано. Скрипя зубами и другими жизненно важными органами, поплелась собираться, чтобы сразить в самое сердце своего вредного директора. Последнее тоскливо кольнуло в груди, и я себе напомнила, что больше он мне никакой не директор.
Наряд выбирала недолго. Последовала совету старой женщины и напялила на себя нечто из разряда «с вырезом до пупа» и «пояс вместо юбки», нацепила шпильки, завершила образ боевым раскрасом. Придирчиво осмотрела себя со всех сторон и улыбнулась собственному отражению. Ну, что?! Бойтесь мужики! Женька вышла на тропу завоевания.
Глава 14
И снова я оказалась на той самой лавочке, что в парке недалеко от нового Васькова места обитания. Сижу пальцами ног босоножки на носке болтаю. Подставила лицо свежему ветерку и улыбаюсь. Почему улыбаюсь? Так дуракам дай только повод, они всю жизнь повеселятся. Вот и я, вроде идиотка последняя, но почему-то такая счастливая…
Как вы помните, собралась я вся расфуфыренная, как главная фуфырка, и помчалась к Луганскому домой, дабы растопить лед непонимания и обиды. Кое-как докандыляла на своих ходулях до пятого этажа. Чуть отдышалась и на всякий пожарный достала крохотное зеркальце. Щеки раскраснелись, глаза горят – спасибо лестнице. Красота, да и только. Нервным жестом пригладила чуть растрепавшиеся локоны и решительно постучала, так как звонком Луганский еще обзавестись не успел.
За дверью послышалось неспешное копошение, и раздался звук открываемого замка.
Я почти уже успела нацепить соблазнительную улыбку, как губы сами собой сложились в удивленное «о», едва я узрела нечесаную заспанную девушку в мятой пижаме.
– Э-э-э, – только и смогла выдавить из себя.
Девушка чуть потерла глаза, поморгала и весьма дружелюбно выдала:
– Здрасьте.
– З-з-зрасьте, – чуть заторможенно отозвалась я.
– Вы, наверное, к Васе? – спросила она и, посторонившись, махнула рукой в сторону квартиры. – Проходите. Он сейчас немного занят.
Невольно попятилась назад, собираясь уйти, но любопытство взяло верх, и я робко переступила порог. А еще до поросячьего визга хотелось увидеть, как вытянется Васькова физиономия при виде меня в компании его новой пассии. А то, что девушка была именно ею, сомнений не оставалось.
– Кофе? – в очередной раз удивило заспанное чудо.
Я б на ее месте, увидев на пороге квартиры своего парня фривольно одетую девицу, гнала бы ее поганой метлой, а тут кофе угощают.
– Да, если не сложно, – улыбнулась я в ответ.
– Все равно варить собиралась, – отмахнулась чудо и пошла к плите.
Я присела на табуретку и огляделась. Все тут было совершенно по-прежнему. Хоть бы прибрался что ли. Женишок.
– А вы по делу? – как бы невзначай произнесла девушка.
– Можно и так сказать. Мы работаем с Василием Михайловичем. Вернее, работали вместе. Вот, увольняться пришла, – объяснила я и достала из сумочки тщательно написанное заявление.
– Правда? – удивлению собеседницы не было предела. – А почему на работе не дождались? Или в вашей компании принято с подобными вопросами приезжать к директору домой?
Я с трудом скрыла понимающую усмешку. Вот ты и попалась. Ревность. Чистая, ничем не замутненная ревность.
– Что вы? – преувеличенно возмутилась я. – Просто дело в том, что в колхозе нашем Василий Михайлович три недели не появляется. А у меня уже все чемоданы собраны, кошка упакована, билет куплен. Кто ж меня уволит без его подписи. Вот и приходится нарушать директорское спокойствие личным визитом.
После моих слов девице, кажется, полегчало. Она сразу как-то приосанилась, откинула спутанные шоколадные волосы на спину и представилась:
– Людмила.
– Евгения.
Моя новая знакомая налила две кружечки кофе. Самого настоящего натурального кофе из турки. Мастерица, однако.
– Вы не обращайте внимания на беспорядок. Мы с мужем еще не успели обзавестись мебелью. Только вчера въехали.
При слове «муж» я поперхнулась кофе, да так, что попала себе на платье.
– Извините, – чуть отдышавшись, выдавила я. – Просто на работе всегда говорили, будто от начальника жена ушла из-за его характера. Оказывается, врут люди.
Людмила протянула мне полотенце, чтобы промокнуть платье, и пожала плечами:
– Правду говорят. Мы на самом деле развелись. Да только время все расставило по своим местам. Несколько лет жили порознь. Не жизнь, а мучение. Знаете, как говорят – с ним плохо, а без него еще хуже. Так и у меня.
И тут я присмотрелась к девушке повнимательнее. Словно впервые увидела. Темноволосая, субтильная, темноглазая. Постарше меня лет на пять. Может семь. Словом, один и тот же типаж. Замену, значит, искал. Но так и не нашел. Эх, Васек…
Тут дверь в ванной со скрипом приоткрылась, явив хозяина квартиры собственной персоной. В халате и с полотенцем на голове. Так он и застыл, как каменное изваяние самому себе, когда взгляд его остановился на двух брюнеточках, мило распивающих кофе у него на кухне.
– Л-лю…, – зазаикался мужик.
– Люда, – подсказала ему супруга.
– Ж-жже…., – продолжил изображать придурка мой почти бывший шеф.
– Женя, – ядовито улыбнулась я и, пока Людмила не видит, отсалютовала ему чашечкой. – С легким вас паром, Василий Михайлович. Вы уж извините, что потревожила. Отвлекла от решения семейных проблем, но одно важное дело требует вашего срочного вмешательства.
Луганский моргнул, перевел взгляд на мои голые ноги. Снова моргнул и раскосый, чуть очумелый, взгляд уперся в вырез до пупа. Дальше шестеренки в его мозгу туго и с чудовищным скрипом зашевелились, о чем известил почти мученический стон их владельца. До него, видимо, стало доходить, что я могла забыть с утра пораньше, да еще и в таком виде.
– Кофе, дорогой? – всполошилась Людочка и засуетилась вокруг супруга, освобождая ему место за столом.
Мужчина чего-то попытался возразить, но не успел. Ему тут же подставили тарелку с печеньем и чашечку под нос. И все это с сюсюканием, поглаживанием и причмокиванием.
Но лично мне было уже глубоко фиолетово на все их телодвижения. Поэтому, не отходя от кассы, положила перед носом Васька свое заявление и заранее приготовленную ручку.
– Будьте любезны, подпишите, пожалуйста, а то я на самолет опаздываю, – деловито произнесла я, в один глоток допивая свой кофе.
– Какой самолет? – сипло выдавил Луганский.
– Как какой? – сама невинность хлопнула глазками. – В Якутию.
Теперь настал черед мужчины плеваться кофе.
– Якутию?!
– Ну да, – заверила я. – У меня там, знаете ли, тетка троюродная живет. Вот, буду осваивать новые методы землепользования.
– В Якутии?! – чуть ли не взвизгнул Васек.
Ух, ты, бедняжечка. От перенапряга глазик задергался. Ничего, вот уйду, тебя Людочка насмерть затискает.
– Васюнь, у человека скоро самолет, – вступилась за меня Людмила. – Да и у нас дел по горло. Нужно по магазинам смотаться. Подписывай уже.
Я уже открыто усмехнулась, нагло глядя Луганскому прямо в глаза. Что, Васенька? И на тебя теперь нашлась управа.
Мужчина медленно, не сводя с меня напряженного взгляда, подписал заявление и положил рядом ручку. Я же недолго думая схватила листок и жизнерадостно попрощалась:
– Всем пока. Приятно было познакомиться. Надеюсь, увидимся…, – на мгновение призадумалась, – никогда не увидимся. Об одном жалею, Василий Михайлович…
Луганский в надежде вскинул голову.
– Что нос ваш сросся слишком правильно. И подправить больше некому будет.
Сказала и поспешила к двери. Не хлопнула ею. Аккуратно закрыла за собой. Спустилась на негнущихся ногах на два пролета, выдохнула и рассмеялась. То ли истерично, то ли радостно. Черт его разберет.
На работу я не спешила. Уволиться всегда успею. Терять-то уже вроде как совсем нечего. Позвонила Елене Васильевне и сообщила, чтобы ждали ближе к обеду. Благо, задавать вопросы девушка тактично не стала.
Купила себе целых два мороженых и снова уселась на лавочке, совершенно довольная жизнью. Как человеку для счастья мало нужно. Мне, как оказалось, нужно было просто избавиться от Луганского. Причем, если бы я его сама бросила, то мучилась бы угрызениями совести еще очень долго. Корила себя за несдержанный, пакостливый характер. А так, баба с возу – кобыле легче. Значит, не судьба нам быть вместе.
Быстро уничтожив мороженое, мой сытый взгляд уперся в вывеску салона красоты. И правда?! Когда я последний раз элементарно стриглась и делала маникюр? Тоскливо посмотрела на свои обломанные ногти.
– Не порядок, – сказала сама себе и решительно направилась в сторону вывески.
В салоне я провела часа три, не меньше. Сначала меня мыли, стригли, ровняли, потом маникюр, педикюр и прочие радости жизни. Все это нанесло значительный ущерб моему бюджету. Но я рассудила так – увольняться, так с музыкой.
В контору я прикатила, как и планировала, к обеду. Народ разбрелся по кабинетам, дабы вкусить припасенные харчи, поэтому по дороге, слава богу, никто не встретился.
Заявление жгло карман сумки, и я прямиком отправилась к нашей новой кадровичке, которая по завету «баклажинихи» обитала в приемной.
– Увольняетесь? – у женщины чуть очки на лоб не полезли.
– Совершенно верно, – подтвердила я. – И буду признательна, если в течение дня будут оформлены все надлежащие документы. Завтра я уже не выйду на работу.
Кадровичка хотела, было, что-то сказать, но передумала. Дверь директорского кабинета со скрипом отворилась, явив господина немца.
– Евгения?! – голос его был немного ошарашенным.
Я повернула голову в его сторону, чтобы искренне, по-женски, насладиться его восхищенным взглядом.
– О, здрасьте, господин Петерман. А я тут увольняюсь, – радостно сообщила я блондину.
Глаза мужчины, до этого блуждавшие по неприкрытой длине ног, вдруг стали серьезными. Он подошел к секретарскому столу, прочитал заявление и сурово произнес:
– Давайте поговорим, Евгения Николаевна.
Внезапно стало страшно. От его ледяного голоса. От этого делового взгляда.
– Может в другой раз? Я спешу, – совсем не любезно отрезала я.
Ян наклонился, держась за спинку стула, на котором чинно восседала моя прекрасная попа, и с нажимом потребовал:
– Все же я настаиваю. Сегодняшний рабочий день еще не окончен, – и вернулся обратно в кабинет, точно уверенный, что я последую за ним.
А что я? Была подленькая мысль сбежать и закрыться в пока еще своей экономической каморке до конца дня. Не станет же он двери ломать? Но тут же отогнала ее. Все же не стоит вести себя как обиженный ребенок. Поднялась, чуть одернула юбку, дабы хоть немного прикрыться, и пошла…разговаривать.
Ян стоял у окна и курил, нервно сбрасывая пепел. Вид у него был самый обычный. Ну, может, вихры на голове чуть более взъерошены.
Присела за стол, судорожно сцепив руки в замок в ожидании. Господин немец спокойно докурил, изредка бросая на меня цепкие взгляды.
– Это из-за меня? – наконец спросил он, усаживаясь напротив меня.
– Заявление? – не поняла я.
Он кивнул.
– Нет, – совершенно честное признание
– Тогда зачем?
Я отвела взгляд и неопределенно пожала плечами.
– Виталий Иванович не уволит тебя. Он опытный управленец и еще в прошлый раз разглядел в тебе грамотного специалиста. А ему такие сейчас понадобятся.
– Мне это совершенно не интересно, – равнодушно произнесла я.
Ян несколько мгновений буравил меня взглядом. Тем самым фирменным Петермановским.
– Нашла место потеплее?
Очень хотелось соврать, чтобы отстал со своими вопросами. Подняла на него глаза и… не смогла.
– Не нашла, – на выдохе выдавила я.
– Тогда не торопись с уходом.
Я чуть не фыркнула и выразительно посмотрела на блондинчика. Вот еще!
– Обещаю больше не приставать с неприличными предложениями, – криво усмехнулся он. – Я понял с… первого раза.
Меня чуть не расперло от самодовольства. Однако, как на него подействовало вчерашнее купание.
– А вам-то что? – не удержалась от едкого тона.
– У тебя кредит на машину.
Даже не нашлась сразу, что на это ответить. Банально растерялась. Это он так переживает обо мне, что ли? Или это какой-то скрытый намек? Мужская логика, блин…
– Со своими финансами как-нибудь без вас разберусь, – я наконец выдавила из себя пару умных слов,. – А теперь извините, пожалуйста, но мне пора бежать.
Поднялась, одернула, вернее, попыталась одернуть подол этого безобразия под названием «платье» и направилась к двери, всем своим видом показывая, что разговор завершен.
– И все так бросишь?! – услышала я вслед.
Обернулась и зло посмотрела на Яна.
– А что прикажешь мне делать? Умолять тебя не совершать то, что ты уже решил сделать? Или втереться к Виталию Ивановичу в доверие и насобирать на него компромат? А может, подорвать местную администрацию вместе с их руководителем?!
Постучала пальцами по подбородку, изображая задумчивый вид.
– Даже и не знаю, что выбрать. Наверное, последний вариант самый действенный. Только вот незадача – в тюрьму как-то не хочется. Сам бы какой выбрал?
Судя по молчанию, господин немец не выбрал бы не один из предложенных. И своего, разумеется, у него не было.
– Перегорело, Ян. Перегорело, – немного грустно закончила я.
Он больше не остановил и не окликнул. И вот что странно – это не придало сил, а наоборот, убавило. Я с трудом заставила себя расправить плечи и с достоинством уйти. А так хотелось, чтобы он остановил. Чтобы сказал, что передумал. Ради меня…
В очередной раз ловлю себя на мысли, что все бабы дуры и я самая большая на свете.
Оставшийся день прошел как в тумане. Голова раскалывалась от различных не сильно радостных дум. Кадровичка, надо отдать ей должное, сама принесла трудовую.
– Я надеюсь, вы не растрезвонили всему колхозу о том, что я ухожу? – поинтересовалась я у застывшей дамы.
Судя по округлившимся от испуга глазам, успела, и, похоже, уже не только колхоз, а вся деревня в курсе последних событий. Я тяжело вздохнула, прибрала трудовую книжку в сумочку и решила, что надо быстрее делать ноги, пока не передумала.
– Вот, владейте, – протянула ключи от своего кабинета застывшей женщине.
Она как-то нерешительно посмотрела на связку в моей руке и жалобно проскулила:
– Евгения Николаевна, да на кого же вы нас бросаете? Может, передумаете. А?
– Нет, не передумаю, – холодно ответила я и, сделав морду кирпичом, поспешила на выход.
И плевать, что рабочий день еще не кончился. Совершенно не хотелось в скором времени встретить целую толпу возле своего бывшего кабинета. Тогда я точно не устою и пойду к господину Петерману с мольбой взять меня обратно.
На проходной меня хмурым взглядом проводил дед Сеня.
– Дома поговорим, – только и сказал он.
Уж в том, что дома меня ждет серьезный разговор, я не сомневалась. Хотя домом теперь моим скоро станет скромное однокомнатное жилище в серой и унылой городской пятиэтажке. Размышляя о своем завтрашнем переезде, села за руль Белочки. В который раз любовно погладила руль, коробку передач и неспешно выехала с парковки.
Дома внезапно навалилась дикая усталость. Несмотря на всю мою показную браваду, этот день высосал последние соки. Я смутно помнила приход деда Сени со смены, причитания баб Вали. Даже на примчавшегося Андрюху обращала внимание чисто из вежливости. В пол-уха слушала его, а сама методично собирала вещи.
– Жень, как же так? Неужели ничего нельзя поделать? – юрист взволнованно нарезал круги по веранде, не забывая при этом утаскивать блинчики со стола.
Я обернулась и посмотрела на него, как на идиота.
– Может, еще разок поговоришь с Петерманом? Мне кажется, он к тебе неровно дышит. Вдруг передумает.
– Когда кажется – креститься надо, – ответила я и всучила парню сумку с вещами. – Будь другом, отнеси в машину.
Он послушно взял сумку и завис на мгновение, словно не решаясь что-то сказать.
– Это из-за этого козла Луганского?
Решила сделать вид, что не слышала вопроса.
– Же-е-ень? Это совсем не похоже на тебя. Не в твоих правилах бежать от трудностей.
Он был прав. Это совсем на меня не похоже. Но что я могла ему ответить? Что устала? Что разбита и подавлена?
– Андрей, – с нажимом произнесла я, – не лечи мне мозг и отнеси вещи.
– Почему? Почему ты всегда помогаешь всем в самых сложных ситуациях, но никогда не даешь помочь тебе?
– Не знаю, – честно ответила я и вышла на улицу.
Андрей безропотно погрузил сумку в багажник Белочки. Я пикнула сигналкой и проводила парня до калитки.
– Ты завтра будешь?
Я покачала головой.
– С утра поеду. Может успею проскочить город до пробок. Нечего тянуть. Мне еще работу искать. В выходные вернусь за Муркой. Так что, еще увидимся.
Андрей покивал, окинул меня грустным взглядом и пошел к своей шестерке. Я же, не чувствуя ног от усталости, кое-как доплелась до постели, зарылась с головой под одеяло и уснула крепким сном.
Утро встретило меня дождем. Небо заволокли тучи. Непогода обещала затянуться до самого вечера. Это прибавило ложку дегтя к моему и так не радужному настроению.
– Может, не поедешь сегодня? – заметила баб Валя. – Я дурной сон видела. Глянь-ка, хлещет как из ведра.
Но я была настроена решительно. Сбегала в машину, откопала в сумке свой летний плащик и накинула на плечи, смахивая капли воды с волос.
– Ну, всё, – вздохнула я. – Пора ехать.
– Хоть чайку попей на дорожку, – настаивала старушка.
– Не, баб Валь. Некогда.
Сердечно обняла пожилую женщину. С дедом Сеней попрощалась еще раньше. Он уже на работу уехал.
– Спасибо вам за всё. На выходные приеду.
Баб Валя часто заморгала, прогоняя набежавшую слезу, а я не стала растягивать прощание и, шагнув под проливной дождь, бегом помчалась к Белочке.
Дорога и вправду была плохая. Приходилось постоянно напрягать зрение, поскольку дождь стоял стеной. Трасса была узкая, и все машины выстроились гуськом друг за дружкой, побаиваясь выскакивать на встречную полосу. Я с нарастающим раздражением плелась за КАМАзом, постоянно притормаживая и, когда потоки воды чуть уменьшились, позволяя рассмотреть встречную полосу, не задумываясь выскочила на обгон.
Вот не зря баб Валя дурной сон видела. Ох, не зря. Навстречу мне на всех парах летел черный седан. Я его, конечно, видела, но расстояние было довольно большое. Юркая Белочка успела бы десять раз проскочить, но скорость седана была запредельна.
Пара секунд и руки сами выкручиваю руль влево на обочину. А там канава. Вниз на пару метров. На чудо я не надеялась. Действовала по инерции. Столкнуться с черным седаном лоб в лоб – самоубийство. А так, быть может, хоть по косточкам соберут.
Маневр и свободное падение заняли, казалось, меньше секунды. Белочка взмыла и жестко приземлилась на бок со стороны водительского места. Я ощутила сильный толчок в грудь, воздух вышибло из легких, удар головой о руль и дикий скрежет, вперемешку со звуком лопнувшего стекла.
Наверное, я все-таки потеряла сознание. Потому что очнулась от сильной тряски. Глухо застонала и выругалась:
– Мать вашу за ногу-у-у. Не трясите. Голову оторвете.
Собственный голос звучал хрипло, с надрывом. С трудом разлепив отяжелевшие веки, увидела перед собой мужское лицо и с удивлением узнала в нем водителя Петермана.
– Ну и напугали же вы меня, Евгения Николаевна. Я пока вас из этой банки консервной вытаскивал, чуть от страха не поседел.
– Банки?! – хрипло возмутилась я.
Гена взволнованно осматривал мое тельце на наличие переломов, а я повернула голову в бок и чуть не задохнулась от ужаса. Моя Белочка, моя крошечка и вправду походила на банку, только сильно пожеванную и помятую. Из глаз от переизбытка эмоций хлынули слезы.
– Где болит? – тут же встрепенулся Гена и стал снова меня трясти.
А я все рыдала в грязной луже, под проливным дождем не в силах успокоиться. Похоже, со мной впервые в жизни случилась самая настоящая истерика. На несколько мгновений жизнь показалась настолько беспросветной, что хотелось выть, как волк на луну. Чем я, собственно, и занималась, пока несчастный Гена пытался определить степень моих травм.
Истерика прекратилась так же внезапно, как и началась. Кое-как подавив судорожные всхлипывания, я отпихнула от себя Гену, настойчиво толкающего мне в нос какую-то гадость и, кряхтя не хуже старой бабки, поднялась на ноги.
Первое, что стало ясно – Белочка своим ходом до дома не доберется, придется нанимать эвакуатор. Второе – отделалась я только сотрясением и истерикой. По всем ощущениям конечности были целы, только перед глазами всё плыло, и волнами накатывала тошнота. Плохо. Значит, всё же придется посетить травмпункт. Если, конечно, зеваки, что собрались на обочине, не вызвали еще скорую.
