Владимир Алексеевич Колганов
Толсты́е: безвестные и знаменитые
С чего всё началось? Иван Никитич решил написать дипломную работу о творчестве Владимира Набокова, однако в начале 80-х годов автор «полупорнографического» романа «Лолита» был в числе тех, о ком нельзя было писать хвалебные оды, поэтому Толстому пришлось отложить защиту своего диплома. Немудрено, что и после окончания филфака ЛГУ он несколько лет не мог реализовать своё желание писать об эмигрантской литературе, однако «терпел и дождался своего времени».
Теперь Ивана Толстого и печатают, и слушают – в немалой степени это вызвано его родством со знаменитыми писателями. Но вот что странно – когда в интервью на «Эхе Москвы» в 2003 году Толстому задали вопрос о его отношении к деду, Алексею Николаевичу, в его ответе не было ни одного слова благодарности:
«То, что он был богат и купался в добре, и, конечно, был совершенно оторван от жизни простых людей, это то, что я ему никогда не прощу».
И далее:
«В нём был талант непосредственного лирического переживания. Он, конечно, был писатель. <…> Для него литература была важнее всего. Он ни в какую эпоху от литературы не отвернулся, и этого своего дара никогда не предал».
Так Иван Никитич охарактеризовал деда, но ведь то же можно сказать и о Набокове – вырос в весьма состоятельной семье, был совершенно оторван от народа. Однако по отношению к «красному графу» Иван Никитич настроен весьма критично:
«Все его произведения, написанные в советской стране, всевозможные статьи во славу советской власти и сталинщины – они написаны омерзительно. А он и не мог написать их талантливо. Потому что, если у тебя в душе черно в этот момент, ты ничего не можешь создать. Потому что ты – пакостник».
Автор приведённого текста сам себе противоречит. Если Алексей Николаевич «своего дара никогда не предал», то как же он умудрился писать в советское время «не талантливо»? Скорее всего, Иван Никитич пытается добавить в бочку мёда ложку дёгтя, однако любой непредвзятый читатель вынужден признать, что, например, трилогия «Хождение по мукам» написана прекрасно, если оценивать её литературные достоинства. И в то же время в ней не рассказана вся правда о революции и о гражданской войне, а кое-что, по-видимому, искажено до неузнаваемости.
Возникает впечатление, что в глазах внука прославленный писатель как бы раздвоился, и нет такой силы, которая бы соединила две эти половинки. Подобное явление Иван Никитич описал ещё в 1990 году – статья называлась «Зубастая женщина, или Набоков после психоза»:
«В книгах Набокова два отца: обожествленный (о чём пишут все) и сатирически низвергнутый (о чём, насколько мне известно, не говорил пока что никто). Какой из них главный? Да оба. В какой-то момент. <…> Набоков разделил своего отца на две никак не связанные части, на любимую и на ненавистную. Любимую он взрастил в своих ностальгических мечтах до размеров Годунова-Чердынцева-старшего, ненавистную (в пределах того же "Дара") – до размеров Чернышевского».
Это пристрастие к делению человека на две части наводит на мысль, что здесь не обошлось без некоторых признаков шизофрении: одно «Я» хвалит своего деда, а другое – ненавидит. Но самое скверное, что эту болезнь Толстой приписывает и Набокову – намерение Владимира Владимировича якобы «разделить» своего отца никак иначе невозможно объяснить.
В другом интервью, уже в 2015 году, Иван Никитич попытался уточнить свою позицию, рассказывая о знаменитом деде:
«Я его иначе как пресловутым не называл. Окружающая советская жизнь навязывала его. Это крайне неприятно. Вы приходили в школу, а в классе по литературе висел дедушкин портрет рядом с нерукопожатными Шолоховым и Максимом Горьким. Чем тут гордиться?»
Если всё дело только в соседстве с Горьким или Шолоховым, тогда Ивана Никитича можно было бы понять. Возможно, он сбежал из Петербурга в Прагу из-за того, что его соседом по дому оказался кто-то из поклонников Геннадия Зюганова.
Однако гораздо интереснее вопрос: как Ивану Толстому удалось прослужить на «Радио Свобода» больше двадцати лет, в то время как некоторых сотрудников увольняли с должности через полгода?
Иван Никитич попытался это объяснить:
«Я не хочу сказать, что "Свобода" – ангел во плоти. Нет, конечно. Но, тем не менее, наша радиостанция не зависит от московских властей и российской политики. Всякое другое мнение – по-своему непредвзятое, а по-своему и предвзятое – уже тем и ценно, что оно другое».
Позвольте, но какая же ценность может быть заключена в словах человека, который врёт? Ну разве что это позволяет судить о его морально-этических качествах и о мировоззрении. Попробуем воспользоваться таким советом – используем его при анализе высказываний самого Толстого. Читаем дальше это интервью:
«В конце 1994 года меня спросили, хочу ли я поехать в Прагу и поработать на "Свободе". Я ответил: "Конечно, да. Я к вам прошусь уже седьмой год". Меня семь лет в штат не брали – я готов был приехать и раньше. С весны 1995 года я живу и работаю в Праге. За все эти двадцать (плюс семь) лет никогда и никто не руководил мною, никогда и никто не вменял мне в обязанности освещать какие-то темы, никто не определял, какие передачи я буду делать, а какие – нет».
Итак, никто и никогда! Но главная привлекательность «Радио Свобода» (для краткости – РС), по мнению Толстого, состоит в том, что эта организация не зависит от властей. Впрочем, тут следует уточнить – не зависит от властей российских. А как же обстоит дело с влиянием хозяев?
В мае 2009 года бывший сотрудник РС Марио Корти дал интервью интернет-порталу «Мы здесь». И вот что он поведал:
«В какой-то момент истории РС/РСЕ [в 2005 году] произошло почти внезапное изменение состава высших эшелонов административного управления. Появились Джефф Тримбл , заменивший профессионала и джентльмена Боба Джиллетта на посту директора РС/РСЕ, и Том Дайн, заменивший компетентного и чрезвычайно ангажированного Кевина Клозе на посту президента корпорации. Они и привели, и расставили по местам "своих" людей. <…> Они искали формулу успеха, которую нашли в московских разговорных радиостанциях вроде "Эха Москвы". Их ход мыслей был очень прост и поверхностен: раз эти радиостанции преуспели, значит, надо делать то, что делают они».
Тут надо заметить, что Марио Корти всё перепутал – возможно, за это его и уволили. На самом деле, Том Дайн был президентом корпорации РС/РСЕ в течение восьми лет, заменив на этом посту Кевина Клозе, а после увольнения Дайна эту должность занял Джефф Тримбл, ранее возглавлявший отдел планирования. Но по существу это не меняет ничего, хотя на посту президента никто долго не задерживался. Тримбла через несколько лет сменил «прощённый» Клозе, а в 2016 году президентом стал Томас Кент. Видимо, что-то не так в этом «королевстве», поэтому и возникла кадровая чехарда – надо же иметь в виду, что с приходом новой «метлы» начинаются перестановки и увольнениях не только в высших, но и в низших звеньях. Помимо Марио Корти, в 2005 году были уволены ветераны корпорации Тенгиз Гудава, Сергей Юрьенен и Лев Ройтман. Видимо, под такую «чистку» позже попал и Валиулин, бывший журналист радиостанции «Эхо Москвы».
13 августа 2009 года в Живом журнале Ксении Лариной, журналистки с радиостанции «Эхо Москвы», появилась такая запись, скорее напоминающая вопль отчаяния:
«Мой муж Ринат Валиулин, приглашённый в феврале этого года на должность Директора Русской службы, покинул "гостеприимные" стены правозащитной радиостанции "Свобода" 10 августа. Контракт с ним был расторгнут. Традиционную дневную летучку, которую проводят совместно московская и пражская редакции ведущий начал с поздравлений. "Коллеги! Поздравляю! Мы сделали это!" Что же они сделали? Они устроили ему гражданскую казнь. Ритуальное убийство. И уничтожили».
Пафос этих слов супруги несостоявшегося директора вполне соответствует ситуации. Ещё недавно казалось, что проездом через Прагу можно добраться до Америки, а вот теперь этому не бывать! Самое время разоблачить гнездо клеветников и отъявленных стяжателей:
«За прошедшие полгода я узнала о нравах и стиле жизни самой свободной радиостанции очень много удивительного. За гуманистическим фасадом пантеона свободы, демократии и защиты прав человека, как за нарисованным очагом в каморке папы Карло, скрывается чудесная страна. В этой стране борцы за свободу круглосуточно пишут друг на друга доносы самого гнусного содержания, разбирают на общих собраниях персональные дела, неустанно плетут друг против друга интриги, стараются изо всех сил понравиться соглядатаям, которых американское руководство расставило везде, как красные флажки. Кто первый донесёт какую-нибудь гнусность на соседа – того и тапки».
В принципе, «запахи» коммунальной кухни можно обнаружить почти в любой организации. Давняя подковёрная грызня представителей некоторых российских спецслужб уже никого не удивляет со времён Андропова и Щёлокова. Но Ларина права в том, что от РС такого почти никто не ожидал. Ну разве что, если свободу воспринимать как вседозволенность – тогда ничему не стоит удивляться. Ларина так и пишет:
«С американского верха – тотальный контроль и блокирование любых решений. Без письменного согласования с куратором русской службы в Праге – в московском бюро табуретку невозможно передвинуть… Свободное радио для свободных людей оказалось таким же мифом, как и "героические" карьеры его сотрудников. Единственная свобода, которой они научились пользоваться в полной мере – это свобода подлости».
Конечно, можно предположить, что Ларина несколько сгустила краски, поскольку хозяева РС посмели разрушить её планы. Обижены Ринат Валиулин, Марио Корти и многие другие. Зато Иван Толстой вполне доволен:
«Зарплата на радио позволяет мне ездить по миру и сидеть в архивах. Благодаря радио я узнал, открыл, заинтересовался, съездил, вернулся. <…> Я счастлив и по гроб жизни благодарен этой организации».
Терпел, дождался, благодарен – эти слова в полной мере определяют отношение Ивана Никитича к Америке. Иные чувства вызывает у Толстого нынешняя, постсоветская Россия:
«Я просто уже двадцать пять лет не живу в России. Я смотрю на неё так, как смотрит историк на свой материал, смотрю взглядом историческим. Поэтому я в ужасе от того, что творят мои соотечественники в политическом, психологическом и моральном плане. <…> Они что, сошли с ума – все восемьдесят пять процентов?»
Это ещё надо посмотреть – кто умён, кто искренен, а кто, залгавшись, доходит до безумия. К тому же, смотреть на Россию через подзорную трубу, анализируя происходящее с помощью печатной прессы и ТВ, – этот метод недостоин квалифицированного аналитика, а больше подходит пропагандистам, которые только тем и занимаются, что делают муху из слона, а слона из мухи. Кстати, цитированное интервью 2015 года заканчивается призывом посетить некое культурное мероприятие:
«Литературный вечер Ивана Толстого "Слон из мухи. Культурные приключения" состоится 12 апреля в 6 часов вечера в Чикаго в помещении Congregation Kol Emeth по адресу: 5130 West Touhy Avenue, Skokie, IL 60077. Цена билета – $25. Билеты продаются у входа».
А в 2008 году событием для части культурного бомонда стала книга Ивана Толстого «Отмытый роман Пастернака», в связи с чем её автор стал гостем программы «Непрошедшее время» на «Эхе Москвы». Так отмыл или не отмыл? Попробуем в этом разобраться:
«Я никакого отношения не имею к науке, которая изучает творчество и жизнь Бориса Леонидовича Пастернака. Моя специальность другая – я историк литературы. В данном случае я говорю, как историк "холодной войны". "Холодная война" – это не только часть политической истории, это часть литературной истории. <…> Из-за того, что роман Пастернака "Доктор Живаго" стал частью истории "холодной войны", а не только историей русской литературы, я и заинтересовался этим произведением».
Поди тут разберись! Сначала автор этого текста утверждает, что «холодная война» является частью литературной истории, а затем, ничуть не смутившись, заявляет, что роман Пастернака стал частью истории «холодной войны». Попытка натянуть сову на глобус? Если подобными откровениями он потчует радиослушателей РС, то им можно только посочувствовать. Но для чего же всё это ему понадобилось?
«Для нормального существования человеку нужно два полушария. И увидев, что в пастернаковедении существует разработанное только одно полушарие, я говорю не о недостатке пастернаковедения, а о недостатке разработки темы, увидев, что в истории "Доктора Живаго" разработана только итальянская линия, линия преследования Бориса Леонидовича в СССР, а также творческая история романа. Увидев, что отсутствует второе полушарие, история выхода Пастернака по-русски на Западе, я этим страшно заинтересовался».
И как прикажете это понимать – неужели для бессмертия поэта нужны два мифические полушария? На самом деле, Борис Пастернак обессмертил себя великолепными стихами, а не весьма посредственным романом. Потуги же тех, кто пытается политизировать его творчество и биографию, не заслуживают нашего внимания. Тем более что аналогии, предложенные Толстым, вызывают кое-какие подозрения. Если человек не в состоянии разобраться, что в чём и почему, если не может разумно распорядиться полушариями, оставляя одно в СССР, а другое закидывая прямиком на Запад, тогда самое время обратиться к психиатру.
Но вот, наконец, самая суть, квинтэссенция того, что пожелал сообщить Иван Толстой:
«Пастернак отдал свою рукопись на запад для итальянского издания у Джанджакомо Фельтринелли в Милане. А ЦРУ выкрало. <…> Мы получили роман Пастернака. А затем, благодаря действиям тех же западных разведок, мы получили целую библиотеку и русской классической литературы, и русской современной литературы, и переводов западных классических произведений на русский язык, а так же сборников документов».
Теперь понятно, почему Толстого приняли на работу в РС и не уволили ни в 2004 году, ни в 2009-м. В Лэнгли ценят преданных людей, даже если они всего лишь расшаркиваются перед всемогущим ЦРУ. Но вот за что Толстой их благодарит? Кто и когда получил возможность прочитать этот роман? Советские дипломаты тайком привозили литературу с Запада, но книги имели хождение в очень узком кругу, а кое-кто даже поплатился за их распространение. Так что «мы получили» – это весьма лукавое словосочетание. Однако автору наше недоумение ни к чему – он продолжает кланяться:
«"Холодная война" имела вот эту странную положительную сторону. Вот пафос моей книги. Поразительно! Казалось бы, это действие агентов, которые нарушают закон, которые выпускают часто без ведома автора какие-то произведения, а оказывается, что мы должны быть им за это благодарны. По-моему, это совершенно естественное чувство – наша благодарность».
Симпатия Ивана Толстого к Западу реализовалась в весьма нелепом утверждении, будто мы их за что-то должны благодарить. Неважно за что – главное, что нельзя не отметить самоотверженные действия западных спецслужб, которые ценой нарушения закона… Ну и так далее. Но от кого могла исходить эта благодарность? Понятно, если от агентов КГБ, работавших в Европе под прикрытием, или от сотрудников ЦК, имевших доступ к содержимому Спецхрана. Кстати, Александр Яковлев, будущий прораб перестройки, наверняка благодарил, поскольку, находясь в 1958 году на стажировке в Колумбийском университете, он имел возможность прочитать и «Доктора Живаго», и книгу Збинека Земана «Германия и революция в России», в которой были приведены копии документов из архива германского МИД периода первой мировой войны. Судя по всему, антисоветчиком он стал, прочитав о мнимых связях Ленина с германскими властями накануне революции. Но ещё больше должны быть благодарны Пастернаку и Земану наши западные доброхоты, поскольку «прозрение» Александра Яковлева привело к развалу Советского Союза. Но мог ли благодарить за это сам Иван Толстой – ведь он родился только в 1958 году? Хотя возможно, что антисоветчиком стал ещё с пелёнок.
Пожалуй, программы Толстого на РС не стоит обсуждать – слишком плоско и уныло. Гораздо интереснее услышать мнение о них литературного критика и историка русской эмиграции. Марина Адамович живёт не в России, а в США, так что нет оснований обвинить её в предвзятости или в ангажированности. Вот отрывок из её блога в интернет-журнале «Перемены» – запись сделана в июне 2016 года:
«Менее всего я думала, что <…> мне придется наблюдать, как творчески развивается его [Наума Коржавина] идея о соблазнительности доноса и красоте клеветы. А горький повод к этому мне дала очередная телепередача известного журналиста Радио "Свобода" Ивана Толстого на российском телеканале "Культура". ("Исторические путешествия Ивана Толстого. Берлинский перекрёсток" – передача "Жизнь на фукса", эфир 29 июня)».
Что же так огорчило Марину Адамович? Причина в том, что Толстой рассказал о Романе Гуле, публицисте, прозаике, летописце русской эмиграции:
«Кто мог предположить, что именно его, прожившего долгую трудную жизнь с честным именем, известного представителя антикоммунистического движения эмиграции, Иван Толстой решит оклеветать в своей очередной передаче, посвященной "Берлинскому перекрёстку", – во всём блеске лживых фантазий и домыслов. <…> Толстовская ложь – классическая: герой рассказа объявлен <…> агентом ГПУ (оно же – ЧК, НКВД, КГБ и пр. пр. – Роман Борисович Гуль жил долго и пережил многих подлецов). Дальше – всё по Коржавину: ложь творческая, безудержная, бесстыдная, абсурдная».
Оказывается, речь опять о клевете, которая, по мнению Ксении Лариной, является отличительным признаком сотрудников РС. Марина Адамович пишет:
«Толстой, не смущаясь, вдруг заявляет: "<…> у меня нет документов <…> я не знаю, существуют ли они, но для меня Гуль несомненный агент Москвы". (sic!) Вот так, дословно. Ни документов, ни архивных свидетельств, – ни-че-го».
С чего бы так позорить человека, ушедшего из жизни тридцать лет назад? Для этого должна быть очень веская причина. А дело в том, что Гуль в своих мемуарах утверждал, что Алексей Николаевич Толстой не был биологическим сыном графа Николая Александровича Толстого. А заодно, сам не ведая того, Гуль лишил титула и внука знаменитого писателя. Ну можно ли подобное стерпеть?
Глава 12. Фамилия обязывает, или хождение в литературу
Татьяна Никитична Толстая – внучка создателя трилогии «Хождение по мукам». Отец был физиком, но почему-то наука не увлекла юную Татьяну, то есть в каком-то смысле увлекла, однако не физика, а то, что принято называть малопонятным словом «филология» – в переводе с греческого φιλολογία означает «любовь к слову». Можно подумать, что только обладатели этой профессии способны на такую любовь, а все остальные испытывают к слову отвращение. Скорее всего, термин был выдуман теми, кто сам не в состоянии писать, но полагает своим правом и обязанностью поучать других, как это надо делать.
Поначалу Толстая никого не поучала, а работала в издательстве корректором. Однако заниматься выискиванием грамматических ошибок в чужих творениях вряд ли пристало человеку с такой фамилией, да ещё из графского рода. Желание писать появилось, когда Татьяна Никитична оказалась на больничной койке – тут сразу из памяти возникает неприятный эпизод из жизни Льва Николаевича, попавшего на лечение в клинику Казанского университета после интимной связи с проституткой. Отчасти ситуации схожи, но у Толстой всё было не так – потребовалась операция на глазах, а после этого смотреть телевизор и читать не разрешалось целый месяц, так что волей-неволей в голове стали рождаться свои, оригинальные сюжеты, основа будущих рассказов.
Считается, что каждый грамотный человек способен написать одну хорошую книгу. Для этого будто бы требуется всего лишь внятно и связно изложить детские воспоминания. Обычно такие книги относят к разряду мемуаров, однако иногда бывают такие случаи, когда автобиография провозглашается шедевром. Тут многое зависит от того, кто и как это написал. Понятно, что фамилия Татьяны Никитичны впечатляет, но впечатлит ли содержание? В первых строках самого первого из опубликованных ею опусов, а именно рассказа «На златом крыльце сидели», читаем:
«Говорят, рано утром на озере видели совершенно голого человека. Честное слово. Не говори маме. Знаешь, кто это был?.. – Не может быть. – Точно, я тебе говорю. Он думал, что никого нет. А мы сидели в кустах. – И что вы видели? – Всё.
Вот это повезло! Такое бывает раз в сто лет. Потому что единственный доступный обозрению голый – в учебнике анатомии – ненастоящий. Содрав по этому случаю кожу, нагловатый, мясной и красный, похваляется он ключично-грудино-сосковой мышцей (всё неприличные слова!) перед учениками восьмого класса. Когда (через сто лет) мы перейдём в восьмой класс, он нам тоже всё это покажет».
Дальше можно не продолжать, поскольку хотя бы что-то общее с «Детством» Льва Толстого или «Детством Тёмы» Гарина-Михайловского вряд ли удастся обнаружить. Конечно, времена меняются, но дело не во времени, а в людях – если самое яркое впечатление детства связано с голым мужиком, такого писателя уже не хочется читать. Ну а если кому-то в голову придёт мысль сравнить Татьяну Никитичну с Юрием Олешей – речь не о сходстве половых признаков, а о пристрастии Толстой к метафорам – такое сравнение оставим на совести чрезмерно расположенного к ней поклонника.
Из той же серии и присуждение литературных премий – вот как об этом вспоминал писатель Николай Дорошенко:
«Помню, как Олег Попцов, который был сопредседателем нашей Комиссии [комиссии по работе с молодыми литераторами Московской писательской организации], устроил обсуждение Татьяны Толстой в ЦДЛ. Пришли какие-то влиятельные пожилые люди, готовые молодых писателей растерзать за свою Татьяну. А молодым писателям сразу же не понравилась татьянина тяга ко всякого рода патологии. Возник спор. И Татьяна глядела на своих возмущенных ровесников, как на быдло. А они чувствовали себя попавшими в кунсткамеру, где уродство уже охранялось государством в лице литначальника Попцова».
Коль скоро возникло подозрение, будто успех Татьяны Никитичны связан с личностью, а не с литературными достоинствами её творений, придётся всерьёз заняться изучением мировоззрения и психологии Толстой. А для начала вспомним о полузабытом телешоу «Школа злословия», где две настойчивые дамы, Татьяна Толстая и Дуняша Смирнова, пытались выбить из собеседника признание – годилось всё, что угодно, главное, чтобы потешить публику, заставив несчастного отбиваться, чем попало. Надо признать, что задумано было всё отменно, вплоть до выбора ведущих – даже доведённый до белого каления гражданин не осмелится поливать дам ни апельсиновым соком, ни каким-нибудь другим напитком.
Обиженный Пётр Авен предпочёл расплатиться не соком, а деньгами – просто выкупил запись со своим участием. Леонид Парфёнов использовал административный ресурс, чтобы избавить телезрителей от своего присутствия в программе, а некто Александр Шилов сдерживал свои эмоции в течение получаса, а затем встал из-за стола и покинул студию.
Иногда и сама Толстая становилась объектом интенсивного допроса. Как-то в разговоре с Ириной Хакамадой (это было в январе 2003 года) возник вопрос: в чём польза от общения с психологом? И вот как ответила на него Толстая:
«В том, чтобы увидеть самого себя и встретиться с самим собой, потому что всякое неудовольствие, невроз, депрессия, затык и так далее – это есть неспособность встретиться с самим собой, всё время не попадаешь в десятку. А если ты встретишься с самим собой, это очень сложно делается, через сны, через разные вещи или просто через то, что вы осознаёте свою проблему».
Похоже, речь идёт о раздвоении личности – одно «Я» страдает от одиночества в гостиной, а другое валяется на постели в спальне. И только проголодавшись, они наконец-то встретились на пороге кухни. Но вот зачем – чтобы спасти друг дружку от невроза? Оказывается, цель – гармонизация:
«Что может быть важнее, чем гармонизация себя по отношению к миру? Ничего важнее быть не может. Есть некоторые пути и такое количество ошибок при этом происходит, что ты всё время пытаешься находить этот путь. И если у тебя нет слишком больших детских неврозов, то он легче становится, а если ты сам его нащупываешь, тоже легче становится, если хорошая помощь психолога, тоже легче становится, и ты же это узнаёшь».
Чем-то напоминает самокопание Льва Николаевича, следы которого обнаруживаем в его дневниках, – только здесь не сам в себе копаешься, а доверяешь это дело профессиональному психологу. Что лучше? Для человека со здоровой психикой (без патологии) то и другое бесполезно. Конечно, вполне допустимо анализировать свои поступки, однако неприятные воспоминания нужно оставлять в глубинах памяти и не заниматься мазохизмом.
Далее в разговоре возникла тема, никак не связанная с психологией, но, тем не менее, очень интересная:
«Что такое имидж и что такое имиджмейкер – вы прекрасно это знаете, знаете бесконечную силу этого воздушного и невидимого средства. Задул ветер – все упали, листья облетели. А вроде и ветра и нет, всего лишь направленное движение молекул воздуха. То есть можно сделать абсолютно на пустом месте имидж, и этот имидж потом от тебя не отвяжется».
Всё правильно – имидж не отвяжется. Вот и фамилия не отвяжется никак. Хочешь её оторвать, оттереть, отбросить в сторону, но никак не получается – навсегда пристала, а вместе с нею имидж, как некое сияние над головой, зажжённое ещё Петром Андреевичем, любимцем Петра I, и подсвеченное всеми цветами радуги двумя Толстыми, Львом и Алексеем Николаевичами. Причём это сияние наверняка померкнет, например, в физической лаборатории, а вот в литературе остаётся шанс! И было бы грешно этим шансом не воспользоваться, чтобы имидж «засиял» над головой.
В беседе с Хакамадой зашла речь и о политике, однако без психологии и здесь не обошлось, поскольку Татьяна Никитична оказалась впереди планеты в своём желании реформировать действующую власть, впрочем, как и оппозицию:
«Я не хочу, чтобы политик был живым человеком. Я хочу, чтобы политик был эффективным механизмом. Политик, за которого я голосовала, не имеет права быть живым человеком в своей публичной ипостаси».
К счастью, до сих пор ещё никто не решился роботизировать парламент, разве что в Северной Корее наблюдается кое-что похожее. Но вот представьте – не дай бог, случится где-то катастрофа, и как отреагирует такой политик-робот? Ответ очевиден: предложит списать жертвы как естественную убыль и не заниматься анализом последствий и причин, поскольку, увы, все люди смертны, а есть дела куда важнее – к примеру, курс рубля или цены на бензин. Именно роботов-политиков мы должны «благодарить» за шоковую терапию начала 90-х.
В то время Татьяна Никитична ещё надеялась на «правых» – видимо, стоит им забыть о своих эмоциях, как победа будет обеспечена. Но получилось всё не так – гром прогремел в 2003 году во время теледебатов в программе «Свобода слова» за несколько недель до выборов в Госдуму. Представляя партию «Союз правых сил», Толстая потребовала от Григория Явлинского немедленного согласия на объединение с СПС. А получив отказ, испытала жуткое разочарование даже не столько позицией лидера «Яблока», а тем, что «правые» имели бледный вид после атаки представителя «Родины» Дмитрия Рогозина. Ничем иным невозможно объяснить несдержанность Толстой, которая предсказала Явлинскому, что он умрёт где-нибудь в Лондоне или Нью-Йорке, а в энциклопедии на букву «Я» можно будет прочитать: «Явлинский Григорий Алексеевич – губитель русской демократии».
Следует признать, что звучит довольно убедительно, хотя нельзя всё списывать на одного Явлинского – все постарались, от Чубайса до нынешнего Гозмана. Правда, кое-что необходимо уточнить. Та демократия, за которую ратовала Татьяна Никитична вместе с «правыми», не имеет никакого отношения к реальности. Это чем-то напоминает проповеди Льва Толстого об обществе добра и ненасилия – «правые» тоже пытаются навязать идеи, которые большинству жителей России ни к чему. Вместо обеспеченной жизни людям предлагают расширить их права, вместо гарантированной работы – рыночные отношения с непредсказуемым итогом, а вместо бесплатной медицины – частные клиники, готовые раздеть пациента догола ради получения желанной прибыли.
Если в атаке на Явлинского она была как никогда точна и убедительна, то, защищая Чубайса от нападок Александра Минкина, Толстая отнюдь не преуспела – видимо, эмоции заглушали разум. Был бы на её месте тот самый робот, он бы, наверное, успешнее распорядился и фактами, да и словами. Дело в том, что Минкину явно не понравилась полемика Чубайса и Явлинского в программе «Основной инстинкт» накануне выборов 2003 года – речь там шла об идее создания некой Либеральной империи под управлением «правых». Вот как отреагировал на это Минкин в своей статье на страницах «Новой газеты»:
«Нечестный человек не может сочинить настоящую идею, он не так устроен. У жадных и циничных в мозгу не рождаются светлые идеи, у них рождаются схемы».
Понятно, что здесь содержится намёк на схемы личного обогащения. Можно было ожидать, что Толстая в своей ответной статье без труда задавит Минкина – если не аргументами, то хоть метафорой припрёт. Однако в её статье невозможно ничего понять – какая-то харе Кришна, копробаллистика, нейролингвистика и программирование… Память подсказывает фразу из неприличного анекдота: «Эй, русский! Зачем приходил? Чего сказать хотел?» Увы, Чубайс так и остался неотмщённым.
Злые языки утверждают, что в те далёкие времена, когда Толстая вместе с Дуней Смирновой работала спичрайтером в команде Анатолия Чубайса, его соратник Альфред Кох был в числе поклонников её таланта. Наверняка Толстая покорила его умением использовать в собственных интересах знаменитую фамилию – Кох, к сожалению, был начисто лишён такой возможности. Ну кто же станет читать рассказ или роман, фамилия автора которого ассоциируется с возбудителем туберкулёза – речь о палочке Коха, если кто забыл.
В принципе, Кох мог воспользоваться псевдонимом, но видимо, так же влюблён в свою фамилию, как и его поклонница Толстая. Если же поступать по-честному, тогда и Татьяне Никитичне следовало печататься под псевдонимом, дабы исключить подозрения, будто популярность ей обеспечила фамилия. Однако издатели не могли себе (и ей) этого позволить. Так и повелось – один Толстой тянет за собой другого (и/или другую), возможно, даже помимо своего желания. Увы, спичрайтер СПС была не в состоянии вытянуть в Госдуму ни Чубайса, ни Коха, ни Ирину Хакамаду.
