Виталий Иванович Ячмень
Пылающие души
Глава 26.
Дома эти мысли отошли на задний план. Женя смотрела на меня с новыми нотками во взгляде. Мне казалось, что я вижу в нем укор, а также непонимание. Она ходила с таким видом весь оставшийся день, и мне оставалось только тихо вздыхать, догадываясь о причинах ее поведения. Сегодня вечером меня явно ждет серьезный разговор.
За ужином Женя забыла положить на стол вилки и, после Лериного замечания, посмотрела на нас так, будто видела в первый раз.
– Вилки? – проговорила она, глядя мимо Леры в стену. – А разве я их… Так вот же они! А я все думаю, куда же я их дела.
Женя взяла с подоконника вилки и положила на стол. Дочь видимо восприняла это как шутку: по ее губам пробежала легкая улыбка. Я подмигнул ей в ответ и начал есть кашу, остывавшую в моей тарелке.
Наливая чай, Женя уронила свою чашку, и та разлетелась вдребезги. Я уже привычно схватился за веник и за пару минут убрал все видимые осколки. Посмотрев на жену, я испугался: у нее тряслись руки. Да, господин следователь, ты ударил меня в самое больное место. Надеюсь, хоть мусор в баке еще не трогали – это будет последним гвоздем в гроб моего дела.
Укладывать Леру пошел я, потому что Женя сказала, что у нее сильно разболелась голова и ей нужно прилечь. Читая Лере сказку о сапогах-скороходах и шапке-невидимке, я получил от нее неожиданный вопрос, актуальный для меня в последние дни:
– Папа, а шапка-невидимка на самом деле существует?
– Эм… – протянул я, поставленный в тупик. – Думаю, что существует. А тебе зачем?
Дочь вздохнула и опустила глаза.
– Котиков забрать хочу, пока она не видит…
Я отложил книжку и опустил голову на согнутые руки. Я не мастер спорить, и потому проиграл бы словесный бой Маше еще в первом раунде. Идти жаловаться ее родителям не хотелось: их знал весь двор, и там было без вариантов. Если родители сами не смогли привить ребенку элементарных правил поведения, то рассчитывать на результат от подобных бесед не стоит. В моем понимании это необходимо только при условии откровенно преступного поведения, но тогда непонятно, кого звать на помощь. Сомневаюсь, что коллегам Антона Павловича будет интересно участвовать в таких разборках.
Можно было выйти вечером и перенести котят с их мамой на прежнее место, но я понимал, что ничем хорошим данный переезд не закончится. Все равно Маша снова заберет их на выбранное ею место, а может, сделает еще что похуже. Ее родители, работающие в прокуратуре, помогут решить ей большинство проблем в жизни. Вот черт! А Сашка был прав! Я уже начинаю искать новых врагов, еще не разобравшись со старыми…
– Шапка-невидимка не поможет, тем более что за такой дар придется дорого заплатить.
Мне вспомнилась Наташа и цена, заплаченная ею за невероятные способности. Лера, покрутившись на кровати, улеглась поудобнее и закрыла глаза. Магического сна не случилось, так что мне пришлось просидеть рядом с ней минут двадцать. Услышав наконец ровное сопение, я пошел к себе, по пути надеясь, что жена тоже уснула и моя казнь будет отложена.
Что говорить Жене? Да, я уже врал ей, но тогда ложь была необходимостью, а сейчас? Я могу снова рассказывать небылицы и доказывать, что следователь ошибся. Но я не смогу обмануть, если она спросит прямо, а она знает, как это делается.
К моему сожалению, Женя не спала, а сидела у окна, сложив руки на подоконнике. Голову она опустила, рассыпав волосы по белоснежной глади пластика. Могло показаться, что она спит, но, несмотря на бесшумность моих шагов, ее голос доказал обратное.
– Лера спит? – тихо, почти шепотом, спросила она.
– Да. Пришлось подождать, пока уснет. А ты как?
Говоря это, я подходил к ней, и в самый последний момент она резко поднялась и ударила меня по лицу. Конечно, это был не боксерский удар, но пощечины тоже хватило. В голове зазвенело, и несколько ярких звезд блеснуло у меня перед глазами.
– За что? – в негодовании я поднял руки, принимая боксерскую стойку. Но, как будто осознав всю глупость моего положения, руки сами опустились вниз, снова открыв лицо. Вторая пощечина не заставила себя долго ждать.
– А ты не знаешь? Зачем ты это сделал? Как нам теперь с этим жить? Наш дом провонялся запахом смерти, который пришел следом за тобой. Разве ты не чувствуешь? Этот запах останется здесь навечно.
Она обошла меня и стала у выхода. Руки, по традиции, были уперты в бока, а взгляд был готов прожигать стены. Мне подумалось, что Женя стала там, чтобы иметь возможность быстро убежать в случае необходимости. Похоже, я довел жену до состояния страха, и это было очень плохо.
– Женя, я не понима… – Я не договорил, потому что она сверкнула глазами и снова пошла в атаку.
– Не понимаешь? Зато я все поняла. Следователь не успел рассказать все события, а у меня в голове уже сложилась целая картина. Твои постоянные беганья в гараж к соседу, удрученное состояние и запах горючего, принесенный тобою в тот день… А твои руки, как ты их отмывал в ванной! Боже, Володя, ты убил их и пришел после этого к нам, как ни в чем не бывало забрав Леру на прогулку! Непонятный кулек, с которым ты бегал по коридору, и молоток в мусорном пакете… Что? Разве я не права? Их убили молотком! Старым, ржавым, похожим на те, что следователь увидел у тебя в гараже. Я помню, как ты рассказывал о них пару лет назад, смеясь над запасами бывшего хозяина. Пригодились молоточки. Ой, как пригодились. А твое больное состояние сегодня утром? И запах дыма от твоего тела! В нем снова присутствует смерть, приведенная тобой в наш дом. Там погибли люди! Ты понимаешь это? Десятки домов сгорело! Кто позаботится об осиротевших детях?
– И молодая девушка погибла, – пробормотал я, глядя куда-то в сторону. – Балка упала ей прямо на голову…
– Что ты говоришь? – Женя посмотрела на меня так, будто только что проснулась. – Какая девушка? Ты их убил? Признайся честно.
Женя смотрела на меня, и я не смог солгать. Мне пришлось отвести взгляд под напором ее требовательных глаз. Она ждала ответа, а это значило, что время пришло.
– Да, это был я… – Звуки выходили из моего рта тихо и неуверенно, а в животе что-то сжалось, заставив скривиться от неожиданного чувства. – Жень, так надо было.
– Прости, что ты сказал? Надо было? Кому? Тебе, чтобы доказать свою мужественность? А может, Лере, чтобы расти без отца, сидящего в тюрьме? Кому?!
Я сел на подоконник. Ноги свисали вниз, а руки, упертые локтями в колени, подпирали голову сложенными в замок пальцами. Что ей сказать? Выложить свою теорию о спасении человечества? Но поймет ли она меня? Вряд ли… Маленький ежик в моей голове покорно сложил лапки и стал ждать, сидя на пеньке. Женя тоже ждала, и мне все же пришлось начать свой короткий рассказ.
– Ты все равно не поверишь… – начал я и остановился.
– А ты попробуй, расскажи! Может, и поверю.
– Рассказать? Ха-ха… Ну тогда слушай. Я бы назвал все, что произошло, случайностью. Да-да, именно так, не удивляйся.
– Ты спланировал убийство! Оно не было случайным!
– Я не это имел в виду. – Я повернулся к окну и увидел свое нормальное отражение. – Я говорю о другом. Если бы Коля вел себя по-другому и если бы к нему не ходили его друзья и родственники, все могло быть иначе. Но он как будто специально нагнетал обстановку каждую нашу встречу. А в тот раз, когда он меня ударил, я очень испугался за Леру… Она видела все это, и ей оставалось жить с этим всю ее жизнь. Ее страх напугал меня больше, чем мое падение напугало ее. Тогда я окончательно понял, что надо решать проблему радикальным методом. И да, как ты сказала, я спланировал убийство, в реальность которого мне не верилось до того момента, пока молоток не опустился на Колину голову. Когда я ударил Наташу, все стало на свои места и мне осталось только завершить начатое, подпалив их квартиру. Я понимаю, что мне нет оправдания, и я не прошу меня простить, но скажу тебе со стопроцентной уверенностью, что поступил бы также, если бы можно было отмотать время назад. Колю ненавидел весь район, так что его мне абсолютно не жаль. Мне не по себе от того, что я убил его детей и жену… Но, живя с ним, они сами подписали себе приговор. Сашку жалко… Он угрожал сдать меня и строил свои планы по очистке мира. Да, не удивляйся. Следователь тебе разве не сказал о солярке в его сарае?
– Сказал, но я не поняла, при чем здесь это. – Женя с ужасом смотрела на меня.
– А при том, что у него был запас горючего для осуществления задуманного им плана. Хотел же он ни много ни мало начать жечь таких людей, как наши соседи. Пьяницы, наркоманы, проститутки – все должны были стать его жертвами. Он мне рассказал об этом на нашем последнем дежурстве. А тут я, понимаешь ли, влез со своими Наташей и Колей, отнимая всю его славу. Он пришел в негодование и начал угрожать мне и вам. Что мне оставалось делать? Я пришел к нему ночью, и все закончилось. Или началось. Дома загорелись от его солярки, когда она взорвалась. Но, поверь, спичку зажег не я, а он, намереваясь доказать мне свою правоту. Я оказался сильнее, но огонь было не остановить. Мне удалось разбудить пару человек в соседних домах, после чего они уже сами разбирались со случившимся. Вот и все… Звучит неправдоподобно, но я предупреждал.
Подняв взгляд на жену, я увидел, что она плачет. Я хотел подойти к ней, но она выставила вперед правую руку, давая мне понять, что не хочет этого.
– Пообещай мне, что ты не будешь больше этого делать. Только честно! Скажи, что не убьешь больше никого, даже если этот кто-то будет угрожать нам с Лерой!
Она не просила, а требовала. Меня будто облили холодной водой в зимнее утро. Неужели она поверила мне?
– Женя, я…
– Скажи это! Иначе я пойду в полицию, и пусть они сами разбираются, что с тобой делать.
– Я больше этого не сделаю. Обещаю, – сказал я, выдыхая всю тяжесть из груди. Мне показалось, что свет в комнате исчез на мгновение, но потом появился вновь.
Женя развернулась и пошла в душ. Я смотрел ей в след, и мои глаза округлялись: жена прошла сквозь Наташу, стоявшую в дверном проеме с опущенной головой. Ее появление для меня стало неожиданностью. Боюсь, я никогда к этому не привыкну.
Женщина молчала, стоя на месте. Ни одна часть тела не пошевелилась даже в тот момент, когда Женя проходила сквозь нее. Я тихонько окликнул ее, но призрак статуей закаменел на входе в нашу комнату. Возможно, на нее так подействовал мой рассказ, но она-то знает всю правду, так что беспокоиться ей нечего.
Вернулась Женя, такая же молчаливая, как и моя мертвая соседка. Она тихо легла в постель и отвернулась к стене, не пожелав мне спокойного сна, а я продолжал наблюдать за неподвижным призраком. Когда жена уснула, Наташа подняла голову и посмотрела в мою сторону.
– Пошли на кухню, есть разговор.
Она ушла, не дождавшись моей реакции. Я, поднявшись с кровати, поплелся следом, не понимая ее настроения. Хотя разве можно пытаться понять призрака, похоронившего сегодня свое тело?
– А я думал, ты так и будешь стоять камнем возле нашей постели, оберегая наш сон. – Шутка не удалась: на ее лице не отобразилось ни единой эмоции.
– То, что ты сказал своей жене, – правда?
– Ты о чем? Кому, как не тебе, знать, что было на самом деле. – Я сел на стул и указал ей на другой. Но женщина не сдвинулась с места.
– Я не о том. Ты больше не будешь жечь людей? – Ее лицо скривилось от презрительной улыбки.
– Ты об этом… Давай поясню тебе кое-что. Полиция вышла на мой след, так что шанс загреметь на нары у меня растет с каждым днем. Сожженная тобой посадка еще больше укрепила следователя в его мнении, о чем мне сегодня было сказано в личной беседе. Из мусорного бака, в который я выбрасываю вещи после своих походов, не сегодня-завтра извлекут спортивный костюм, в котором я был прошлой ночью. Ты была мне нужна сегодня, чтобы незаметно пробраться к нему и сжечь его к чертям, но ты ударилась в траур, забыв о моей защите. Так что да, я завязываю с этим. Не думаю, что в тюрьме мне разрешат пользоваться спичками.
Нападение всегда было лучшей защитой. Я сознательно рисковал, нападая на нее словесно. Она облажалась сегодня, оставив меня без поддержки в трудный час, а значит, я имел полное право говорить с ней в таком тоне. Телохранитель проморгал нападение на своего подзащитного, так что пусть теперь выгребает по полной.
– Где бак?
– Крайний двор по дороге к интернату знаешь? С левой стороны. Там еще гаражи в конце стоят.
– Я поняла. – Наташа опустила голову и снова задумалась. – Ты отдаешь себе отчет в том, что мы защищаем тебя, пока ты служишь его воле? Стоит тебе отойти от дел, и все изменится. Мне кажется, он найдет способ снова заставить тебя слушаться.
– А вы сначала разберитесь с баком, а затем поговорим о дальнейшей работе. Не удивлюсь, если из-за твоего сегодняшнего прогула полиция уже заполучила мою одежду.
Она сверкнула глазами в мою сторону, и теперь пришла моя очередь улыбаться. Я смог поставить ее в тупик и заставил смутиться, а ведь раньше это было ее привилегией. Ну а что? Зачем ей было так долго прощаться с телами, если вся ее чудная семейка продолжает жить с ней? Не удивлюсь, если в их квартиру не сможет заехать ни один покупатель, потому что все будут видеть призраков.
Наташа ничего не ответила и вышла, так и не подняв головы. Надеюсь, она направляется к мусорке, а не просто прогуляться, наслаждаясь теплым летним вечером.
Спать я ложился с чувством победы в душе. Женя поняла меня и поверила мне. По крайней мере, я на это надеюсь. Наташа получила по заслугам, отхватив от меня моральную пощечину. Опять-таки буду верить, что я и в этом прав. Ничего, пусть поищет по мусоркам, а завтра разберемся, как использовать ее дальше.
Да, оставалось обещание, данное жене. Я обманул ее уже несколько раз, так что даже не знаю, что теперь делать. Оставив решение данного вопроса на завтра, я закрыл глаза и мгновенно провалился в сон.
Глава 27.
Утро встречало меня привычной чашкой кофе на кухне. Я сварил его в бессознательном состоянии, а сейчас стоял перед окном, рассматривая соседа с его машиной. В этот раз он ни с кем не ругался, зато держал в руках подарочную коробку. Может, собирается помириться с объектом своего гнева? Хотя мне это уже не важно.
Допив кофе и дожевав бутерброды, я оделся и, почувствовав легкое головокружение, решил освежить голову в ванной. Струи холодной воды стекали по моей голове, подставленной под кран, и уносили с собой головокружение и усталость. Стоит признать, что Женина методика освежаться весьма эффективна. Начать бы обливаться по утрам, как я собирался сделать не один год.
Вытираясь и сетуя на мокрую рубашку, я поднял голову и остолбенел. Из зеркала на меня смотрел двойник, и его презрительный взгляд был готов испепелить меня. В его глазах пылал огонь. Интересно, он может достать меня оттуда или это все-таки я сам искажаюсь в своем больном воображении?
Двойник поднял руку и указал на меня. Его палец горел, сбрасывая язычки пламени куда-то ему под ноги. Мне казалось, что я слышу шипение, с которым они приземлялись на пол в моей ванной. Стоп! Какой пол? Я нагнулся и заглянул под умывальник. Несколько темных пятен у его основания образовали круг из обожженной эмали на плитке. Каким образом огонь проник из зазеркалья в мою квартиру? А может, след остался от чего-то другого и я зря переживаю?
Я снова выпрямился и посмотрел на двойника. Он поставил руки на зеркало и оперся на них всем телом. Нет, это явно не мое отражение, ведь мои руки… Что? Я тоже оперся о зеркальную поверхность и пытаюсь вдавить зеркало в ту сторону? Руки обожгло, и я рывком отдернул их от ладоней двойника. Он победно закричал, ликуя по непонятному мне поводу. Продолжая упираться в зеркало, он приблизился к нему лицом, и его огненные глаза на мгновение опалили мне душу. И она предприняла попытку бежать из тела, оставив его на растерзание непонятному существу. Стеклянная поверхность начала выгибаться под его руками, напоминая эпизоды из фильмов ужасов. Он напирал, и все больше выпуклость проявлялась в моем мире, раскаляя стекло докрасна. Я никогда не видел подобного, так что сейчас старался хотя бы не закричать от ужаса. Зеркало извивалось, изображая то его лицо, то лица неизвестных мне людей, пока не приняло образ Сашки. Мой мертвый напарник смеялся, раскрыв рот до нереальных размеров, и в этот рот устремился воздух из маленькой ванной комнаты. Мне стало нечем дышать. Я не понимал, как он может высасывать мой кислород, ведь на зеркальной поверхности не было ни малейшей дырочки. Но ему мое непонимание не мешало. Текущая из крана вода изогнулась, изменив направление, и потекла ему в рот. Этот поток оказался моим спасением, залив жар, излучаемый его руками и лицом. Он начал снова трансформироваться, превращаясь в различных людей, пока не стал моим двойником. Голова его отодвинулась назад, за ней последовали руки, и через мгновение зеркало приняло естественный вид. Только темные пятна от его ладоней оставили след.
Он смотрел на меня, улыбаясь во весь рот, и я, не выдержав, проговорил шепотом, прислонившись к зеркалу:
– Ты мой двойник, ты копия, а не я. Твое лицо является калькой моего. Значит, я первоисточник и творец пылающих душ!
Не знаю, услышал ли он меня, или с той стороны мой мир был тоже немым, но двойник рассмеялся. А затем показал два пальца, и трактовать этот жест по-другому я не мог. Он заявлял, что я второй номер, значит, себя он считает первым?
– А вот посмотрим, кто из нас главнее! – Я почти прислонился губами к зеркалу. – Я больше не буду пополнять твою армию, так что ты остался без командира.
Его лицо скривилось, как будто говоря: «Ты серьезно?». Издевка читалась в каждом миллиметре этой перекошенной физиономии. Он снова рассмеялся и растворился в темноте своего мира. Мое отражение вернулось на свое место, показав мне перепуганного человека, не уверенного в своем решении. Ну уж нет! Долой неуверенность! Я сдержу слово, данное жене, и пусть они все идут куда подальше. Если придется, то и в тюрьму сяду, лишь бы не сжигать больше людей. Я – личность, а это главное, и я сам буду решать свою судьбу.
Выйдя из ванной и осмотревшись в поисках бесплотных гостей, я обулся и вышел на улицу. О том, что не поменял рубашку, я вспомнил уже в троллейбусе, но времени возвращаться домой уже не было. Удивляло, что мне еще не позвонили с работы сообщить о новом напарнике. Даже при болезни одного из охранников наш начальник сообщал о случившемся всем сменам, чтобы иметь возможность сделать подмену.
В метро я встретился взглядом с девушкой из другого вагона. На ней была обгоревшая пижама с Микки-Маусом, выглядевшая глупо: барышня была вполне взрослой. Она смотрела на меня, щуря белые глаза, и показывала мне рукой на прогоревшую насквозь щеку. Из дыры в ней виднелись пеньки темных зубов, когда-то молодых и целых. Проведя большим пальцем по горлу, девушка рассмеялась. Она вышла из поезда прямо на ходу, вывалившись сквозь закрытые двери в тоннель. Я завороженно наблюдал за этим, жалея, что не с кем обсудить увиденное.
Подходя к объекту, я не заметил ничего странного. Жизнь здесь шла своим чередом, вынуждая сотрудников строительной компании усиленно работать, чтобы не сорвать сроки. В вагончике было пусто, и кофе не пахло. Переодевшись, я выглянул в окно, но никто не спешил в мою обитель, чтобы разделить со мной одиночество. Залив кипятком кофе, я сел у стола, намазывая кусок батона маслом. Тут в дверь постучали, и я поднялся, обрадованный приходом нового напарника.
В открытую дверь ввалился прораб и осмотрел вагончик своим наметанным взглядом.
– А где Черников? – Он плюхнулся рядом со мной на топчан и откинулся к стене, чувствуя себя здесь как дома. – Обычно с самого утра носится по стройке, а сегодня не пришел. Не заболел часом?
Только сейчас я осознал, что здесь еще никто не знает о случившемся. Прораб смотрел на меня выжидательно, безуспешно пытаясь игнорировать стол с бутербродами.
– Вадим Степанович, его сегодня не будет.
– А что с ним? – Он уже потерял ко мне интерес, все-таки сосредоточившись на еде.
– Его больше здесь не будет, – говорил я убитым голосом, опустив глаза в пол.
– Не понял. Как это, не будет? У меня уговор с ним на сегодня, а он меня кидает? Так не пойдет! Вот я ему сейчас все выскажу по телефону.
Он судорожно искал Сашкин номер на своем смартфоне. Похоже, дело было действительно серьезным и затягивало не меньше, чем на тонну материала. В таких случаях в нашем тандеме договаривался именно Сашка, как человек предприимчивый и с хорошо подвешенным языком.
– Его больше нет…– Мой голос сошел на нет, уступив место шипящему шепоту.
– Как нет? – Прораб опустил телефон, посмотрев на меня, как следователь на допросе. – Уволили?
– Нет… Он умер. – Я повесил голову и обхватил ее руками.
– Как… По–подожди… – Прораб встал и посмотрел в окно. – Ты уверен?
– Да. Я узнал это вчера от полиции. Там странная история какая-то. Может, слышали, на Основе пожар был?
– Да кто же о нем не слышал?
– Вот в нем он и сгорел. Полиция пока разбирается, и никто ничего толком не говорит.
Вадим Степанович прошелся по вагончику и снова сел на топчан. Он молчал, о чем-то размышляя, так что я решил ему не мешать.
– А я увидел кофе на столе и решил, что он здесь. Это же его любимая работа —готовить кофе по утрам. Вот черт! Жалко его, хороший мужик был. Ты, если узнаешь чего-нибудь, сообщи мне. И да, если будете скидываться на похороны – сообщай.
Я молча кивнул, и он направился к выходу. По дороге Вадим Степанович, как я понял, звонил заказчику, отменяя ночную покупку:
– На сегодня отбой. Неожиданные проблемы… Да, после расскажу.
Он скрылся за дверью, оставив меня одного. Допив кофе и помыв посуду, я отправился на обход. Телефон все также молчал, заставляя меня подумывать о звонке руководству. Ближе к обеду несколько человек подошли ко мне и выказали свое сочувствие, как будто я был Сашкиным родственником. Кивки в ответ, пожимания рук и снова в путь по своим делам – подобная процедура повторялась в этот день много раз.
В три часа дня мне все это надоело, и я решил позвонить руководителю. Сказать, что он был удивлен, не сказать ничего. Он отругал меня за то, что я прождал целый день, не сообщив никому о случившемся, но на подмену никого прислать не обещал. Действительно, была уже середина дня, и найти желающего ехать на работу было нереально, несмотря на серьезный повод.
Так я и отдежурил весь день один, ожидая ночи. Казалось, что в темную часть суток обязательно должно что-то случиться. Спасибо за эту мысль фильмам ужасов. Я один сидел в вагончике, смотрел телевизор и отсчитывал секунды на часах. В восемь вечера, когда я собирался на очередной обход, в дверь постучали. Неужели началось? Но в окне маячили прораб и несколько строителей. Вадим Степанович помахал мне пакетом, показывая на замок.
Они ввалились всей толпой и сразу ринулись к столу. Я наблюдал, как на нем появляются различные колбасы, салаты и выпивка.
– Надо помянуть, – сказал прораб, подзывая меня к столу.
Они поставили на стол телефон и вывели на экран фотографию с Сашкой. Он смотрел на меня с укором, задавая один вопрос: «Зачем?». Я молчал, стоя у двери.
– Ну, ты идешь? – спросила одна из женщин.
– Пять минут, – я показал на часы. – Быстро пробегусь и сразу к вам.
Они возмутились было, но все-таки поддержали меня, вспомнив, насколько ответственно подходил к работе покойный. Когда я вернулся с обхода, на столе уже стояли стаканчики с водкой. Не забыли поставить один и Сашке, накрыв его кусочком ржаного хлеба с салом.
– Он так любил, – сказал прораб, выдохнув боль.
Все взяли стаканчики и посмотрели на Сашкино фото. Повисла тишина. Каждый вспоминал покойного при жизни. И только у меня были воспоминания о ночи его смерти, и перед глазами стояло его лицо в тот момент, когда он увидел Наташу.
– Я еще на смене, так что выпью с вами только одну, – сказал я и опрокинул не чокаясь.
– За Саню… – проговорил один из маляров.
– За него, единственного и неповторимого, – вторила женщина.
Мы сидели еще пару часов, вспоминая многочисленные Сашкины байки. Сошлись на том, что так, как он, никто пересказать их не сможет, но травить истории не перестали. Мне тоже по требованию компании пришлось вспомнить несколько его рассказов. Казалось, что во время моей речи откроется дверь и на пороге появится виновник сегодняшнего собрания. Он будет такой же обгоревший, как и все, с ранами от приваливших его балок. Но сколько мы ни сидели, дверь оставалась закрытой. Конечно, с чего бы ему возвращаться? Ведь убил его не я, а моя соседка, не обладающая моей силой.
После десяти все разошлись, покачиваясь из стороны в сторону, а я так и остался один, напитанный воспоминаниями о моем коллеге.
Дежурить одному было страшно: везде мерещились движущиеся тени и, зная мою историю, они действительно могли быть. Но по-настоящему никто так и не потревожил меня этой ночью, несмотря на предупреждение девушки в метро. Несколько раз я засекал движение у забора, но в свете фонарика там оказывался или уносимый ветром пакет, или торчащая из пола арматура. Уснуть мне не удалось, так что с утра я был не в лучшей форме и, здороваясь со сменщиками, с трудом сдерживал зевоту. Они заметили следы вчерашних поминок и сообщили, что и сами сегодня планируют помянуть покойного.
Домой я ехал в мрачном настроении и чуть не уснул в метро. Все мысли были о кровати, в которую я завалюсь, придя домой. И никакая Наташа не сможет мне помешать, как бы ни старалась.
Возле подъезда сидела овчарка с грозным оскалом. В этот раз защитить меня было некому, и я решил обойти собаку. Она продолжала рычать на меня, но кидаться не стала. В подъезде я услышал чей-то крик, но решил не придавать ему значения. Все-таки спать мне хотелось сейчас больше всего на свете.
Выйдя из лифта, я увидел всех Наташиных детей. Старший держал младшего на руках, и все они как-то странно улыбались. Даже самый маленький, выглянув из своих пеленок, смеялся беззубым ртом, вызывая у меня внутреннюю дрожь. Попробуй уснуть после этого взгляда…
В тамбуре я услышал голос Жени. Она кричала на кого-то. Я прислушался и сразу все понял. Ухмылки Наташиных детей уже не удивляли.
– Этого не может быть! Ты мертв! – кричала Женя, заставляя меня судорожно открывать замок. Но ключ тыкался мимо замочной скважины. Руки, трясущиеся от страха, не могли направить его куда надо, и от этого я боялся еще больше.
Когда мне все-таки удалось войти в квартиру, я бросился в комнату. Сандалии остались на ногах, что очень строго каралось Женей в обычные дни, но сегодня все было по-другому.
Коля стоял посреди комнаты, а в его огненных руках обмякло тело моей жены. Красно-желтые потоки огня охватили ее шею, сжимаемую огромными пальцами. Пламя растекалось по телу Жени, и ее лицо исказилось от боли. Она кричала, но ни один звук не донесся до моего слуха. Я кинулся ей на помощь, понимая, что уже опоздал.
Как там говорилось в Лериной сказке? «…И запел, заплясал огонь. Давай всех кусать, обижать, обжигать. Домовята от него, а он вдогонку. И ест по пути все без разбора: перины, сенники, подушки. Чем больше ест, тем сильнее становится. Кинули в него скамейкой, табуреткой – съел и не подавился. Жаром пышет. Красными искрами сверкает. Черным дымом глаза ест, серым дымом душит. Домовята – под стол и ревмя ревут:
– Огонюшко–батюшка! Не тронь, пожалей!…»
Я прыгнул на соседа, но лишь напоролся на угол своего компьютерного стола. Коля стоял бестелесным призраком, держа в своих лапищах мою жену. Я размахивал руками, стараясь зацепить хоть кусочек одежды, за который можно было бы вытащить ее из мира теней, но всякий раз в моих руках оказывалось пусто. Я бессильно упал на колени. Басовитый смех соседа гремел в мозгу. Через мгновение мне в руки упало черное тело моей жены. Ее одежда обгорела, обнажив местами кожу, покрытую свежими ожогами. На голове не осталось ни единого волоска, а глаза стали такими же, как у моих мертвых соседей. Коля вернул ее мне в таком же виде, каким я наградил всю его семью. Только в отличие от них, Женя не вернется ко мне обгоревшим призраком, а навсегда отправится под землю. По моей вине.
– Прости меня… Прости… – шептал я, как заклинание, держа ее в своих руках.
– Мне разрешили сделать это, – прорычал, удаляясь, Колин голос. – Ты ослушался и должен был получить наказание. С возвращением! И не благодари, мне было приятно сделать это.
Колин смех стих, и я понял, что он оставил нас в полном одиночестве, давая мне возможность казнить себя за содеянное.
– Она мешала нам, – рядом появилась Наташа. – Ты отказался от своей святой обязанности, потому что она повела тебя неверным путем. Другого способа лишить тебя ее воли не было, – немного помолчав, она добавила: – Я сожгла бак. Надеюсь, твоя одежда сгорела вместе с ним.
– Тебя действительно только это беспокоит? – Осторожно положив тело жены на пол, я приблизился к ней вплотную. Невыносимый запах жженой плоти окутывал меня со всех сторон.
– Да, а что? Ты сам говорил, что подарил нам странную жизнь, так чего ты теперь от меня хочешь? Это с твоей подачи я стала такой. По твоей вине погибли десятки людей. Хочешь винить меня? Давай! Но только помни, ты – творец пылающих душ, а значит, и ответственность нести тебе. Ты же хотел им быть?
Она горько рассмеялась и вышла, пройдя сквозь появившуюся на пороге Леру. Дочь потягивалась и терла глаза.
– Ты уже дома? А я так хорошо поспала!
– Да, я дома, – сказал я, опускаясь перед ней на колени.
– А где мама? – Лера пыталась заглянуть мне за спину, но я мешал ей, прижимая ее к себе. – Почему у нас так сильно пахнет горелым?
– Я все тебе расскажу. Все… А пока иди в ванную и умойся.
Я смотрел, как дочь выходит из комнаты, стараясь заглянуть за меня. Нет, не смотри туда, не надо. Двойник напустил сон на Леру, не давая ей появиться в комнате раньше времени. Все это было понятно и без чьих-либо слов, но легче от этого не становилось.
Закрыв дверь в комнату, я пошел следом за дочерью, понимая, что поспать мне сегодня не удастся.
