Виктория Серебрянская
Тариф на предательство
Глава 8
Боже, как жутко болит голова! Я попробовала открыть глаза, но даже намек на движение веками вызвал новую волну тошнотворной боли. Такую, что я едва не застонала. Что со мной? Отчего мне так плохо? Нужно встать и доплестись до кухни. Там, в аптечке, должен быть цитрамон.
Полежав еще некоторое время, и дождавшись, пока боль хоть немного стихнет, я рывком села. Это было крайне опрометчиво. В голове словно сверхновая взорвалась. Я даже невольно сжала пальцами виски, в надежде сдержать стремительное наступление болевого приступа. Напрасно. Голова разрывалась на куски. На этот раз болезненный стон сдержать я уже не сумела.
– Аня, что случилось?
Полный тревоги бархатный шепот набатом раздался в ушах, усиливая и без того непереносимую боль. С трудом разодрав спекшиеся губы, я выдавила из себя едва слышные слова:
– Голова… болит…сильно…
От трех несчастных слов в горле словно наждачкой прошлись. А голос звучал так хрипло и ломко, что я сама испугалась.
– Сейчас. Я дам тебе таблетку. Потерпи чуть-чуть.
Сил ответить не было. Я так и осталась сидеть, сжимая пальцами виски, зажмурившись и чуть покачиваясь. Жуткое, наверное, зрелище.
Не успела эта мысль до конца оформиться, как мою правую руку осторожно отняли от головы.
– Держи. Это стакан с водой.
В ладонь ткнулось что-то прохладное, округлое и тяжелое. Я едва его не уронила. А меня уже тянули за другую руку:
– Вот таблетка. Пей. Станет легче.
Я почти ничего не ощутила в левой руке. Глаза по-прежнему не открывались. Пришлось искать вожделенное средство облегчения на ощупь, губами. Руки тряслись. Я тряслась. Но взять таблетку в рот сумела. Потом обеими руками перехватила стакан и, едва не выбив себе зубы, запила.
– Ань, допей всю. Там немного. А таблетки запивать одним глотком крайне неполезно для твоего организма.
Спорить сил не было. Оказалось, куда проще молча допить воду. На языке после нее остался странный металлический привкус. Или это не от воды? Что со мной?
Чужие сильные руки осторожно помогли мне лечь.
– Поспи. Потом станет легче.
В сон я провалилась мгновенно.
Повторное пробуждение было даже приятным. Я с удовольствием потянулась, не открывая глаз. Через секунду вспомнила о своем плохом самочувствии и прислушалась к себе. Головной боли, как ни бывало. Все тело, каждая его клеточка, пело и звенело, требуя действия. Я отдохнула, выспалась и мне пора вставать! Сегодня у меня обязательно все получится! Вот сейчас как встану! Как пойду! И обязательно найду себе шикарную, высокооплачиваемую работу! Счастье и хорошее настроение меня переполняли и требовали, чтобы я срочно ими поделилась с окружающими. Я рывком вскочила с постели. И остолбенела.
Окно почему-то оказалось прямо передо мной, а не в ногах кровати. И было завешено чем-то темным и неопрятным. У тети таких гардин отродясь никогда не было. Я ошеломленно огляделась. Где это я? Растерянный взгляд скользил по грязно-зеленым, с какими-то неприятными пятнами, обоям, старому пузатому телевизору на колченогой тумбочке в углу и скособоченному дореволюционному шкафу, оказавшемуся прямо у меня за спиной. Между шкафом и кроватью, подпирая одним краем стену, стоял стол. Я с неприязненным изумлением изучила плюшевую скатерть, всю в сальных залысинах, уныло касающуюся потрепанной бахромой растрескавшегося линолеума на полу. Самые большие залысины на бывшем когда-то темно-зеленым плюше прикрывала кружевная клеенчатая салфетка. На ней осторожно теснились несколько бутылок со спиртным и роскошный хрустальный бокал. Который даже не искушенной мне показался раритетным.
Я осторожно, крадучись, приблизилась к столу, сама не зная, зачем мне это нужно. Моего носа коснулся тонкий, уже почти выветрившийся запах алкоголя. Слишком легкий, чтобы понять, что пахнет. Но не сказать, что неприятный. И стало понятно, что салфетка постелена не для того, чтобы прикрыть убожество старой плюшевой скатерти. А для того, чтобы замаскировать собой залитый спиртным стол. Внезапно вспышкой молнии вернулась моя загулявшая память.
– Выпей, станет легче! Тебе это сейчас необходимо!
Прямо у самого моего носа возник тяжелый хрустальный фужер, наполовину заполненный янтарной маслянистой жидкостью с очень резким и специфичным запахом. Я неприязненно отпихнула от себя чужую руку с подношением.
– Аня, я не шучу. У меня нет для тебя успокоительного. Да и лучшее успокоительное в твоем случае – это спиртное. А потом сон. Завтра все уже будет казаться не таким ужасным.
Во мне тут же взметнулся яростный вихрь, который только чуть успокоился. Невероятные по своей силе и накалу эмоции сплелись тугим клубком. Как ни странно, я не боялась. Почему-то я была абсолютно уверена, что он меня не убьет. Я вообще не пострадаю от его рук. И клыков. Во рту стало горько.
– Аня!
Всего три буквы. Мое собственное имя. Но моя злость пошла на новый виток, превращаясь в бешенство. Через секунду стало понятно, что мне ее не удержать. Не больно и хотелось.
Я со всей дури ударила его по руке с бокалом. Жидкость выплеснулась. Частично на пол. Частично ему на рукав, щедро смачивая светлый джемпер и окрашивая его в неопрятный грязно-желтый цвет. В воздухе остро запахло гвоздикой, корицей и чуть-чуть шоколадом. Алекс поморщился:
– Не то, чтобы мне было чего-то жаль. Все приходящее. Но это очень редкий и дорогой сорт виски. Не разумно вымачивать в нем одежду. Лучше выпить.
И, иллюстрируя свои слова, одним махом вылил в рот остатки. Бешенство во мне плеснуло через край:
– Ах не разумно! Лучше выпить?
Я подскочила к столу и, схватив первую попавшуюся бутылку, опрокинула ее в себя.
Я раньше никогда не увлекалась спиртными напитками. Самое крепкое, что я пила – это десертное мускатное вино у свекрови. То, что я так неразумно залила в свою глотку, показалось мне сжиженным огнем. То есть, в запале я успела сделать один очень большой глоток. Который огненным шаром прокатился по моему пищеводу в сжавшийся от ужаса желудок. Но я еще не до конца осознала, что творю. И сделала еще один крупный глоток. Который едва не застрял у меня в глотке. Сделать третий глоток мне помешал Алекс, просто отобрав у меня бутылку:
– Ты что творишь?
– Ну ты же сам мне приказал выпить!
Комната перед моими глазами совершенно неожиданно медленно поплыла куда-то в сторону. Но я упрямо подхватила со стола еще одну бутылку. На этот раз с вином. Как я справлялась с пробкой, к моему величайшему счастью, едва прикрывавшей горлышко, отдельная песня. К тому моменту, как Алекс убрал отобранную у меня бутылку и бокал куда-то в шкаф за своей спиной, я успела сделать несколько весьма приличных глотков. Вино было густое, сладкое, с нотками карамели и каких-то конфет. После жуткой термоядерной жидкости из первой бутылки пилось как компотик.
Бутылка неожиданно легко выпорхнула из моих рук. И комната, и обстановка в ней медленно кружились в хороводе. И только хмурый Алекс оставался неподвижным, скрестив руки на груди:
– Ты что творишь?
– Повторяешься, дорогой!
Я хихикнула. Он такой милый с этой сердитой гримасой! То есть, он всегда милый и красавчик, каких поискать. Но он всегда такой отстраненный! Такой недосягаемый! А сейчас вдруг оказался так близко-близко! У меня даже ладони зачесались, чтобы разгладить сердитую мину на его лице. Проклятая комната от медленных хороводов решила перейти к более активным пляскам, и я, сделав шаг в сторону Алекса, не удержала равновесие. От позорного падения меня спасли его руки.
Распластавшись у него на груди, я жадно всматривалась в каждую его черточку. В потемневшие почти до черноты зеленые глаза. В темные бархатные ресницы. Пару сердитых вертикальных морщин, прорезавших переносицу. Четкий, словно вырезанный умелым скульптором нос. Упрямо поджатые губы.
От этих губ едва уловимо пахло специями, шоколадом и немного медом. Убийственное сочетание для меня, сладкоежки! Тут же безумно захотелось попробовать их на вкус. И я решила немедленно воплотить свое желание в жизнь, привстав на цыпочки и потянувшись к так манившим меня губам.
– Ты что творишь?
В отличие от первых двух раз, еле слышно. Губы едва заметно шевельнулись, утрачивая свою твердость. И мое сердце забилось, как сумасшедшее. Я сомневалась, что у меня получится ответить. Но все же сумела прошептать, облизывая пересохшие губы:
– Хочу попробовать их на вкус.
И без того потемневшие глаза Алекса затопило чернотой.
– Завтра пожалеешь…
– Это будет завтра…
Это было последнее, что я смогла сказать внятно. В следующую минуту наши губы встретились. Я наконец дотянулась. Все связные мысли сразу же растворились где-то в пространстве, сметенные сумасшедшим напором чувств и ощущений. Я кометой взлетела куда-то под небеса, смутно ощущая, как меня поддерживают сильные руки. Сердце захлебнулось от восторга, когда я, шалея от собственной смелости, чуть прикусила его губу. И мир взорвался.
Я тупо смотрела на еще не до конца просохшие пятна. Это от вина, которое я пролила, когда Алекс вдруг разорвал наш поцелуй и оттолкнул меня:
– Хватит!
Мы оба дышали часто, как загнанные лошади. Я слизнула с губ его пряно-медовый вкус с нотками чего-то солоноватого, металлического. Какой странный вкус у спиртного!
– Почему? Тебе неприятно?
Алекс в ответ оскалился. Чуть ли не впервые я заметила у него во рту клыки. Почти такие же, как и у меня. И у других людей. Разве что чуть тоньше, чуть длиннее, чуть острее. И куда как смертоноснее.
– Аня, ты напилась. А завтра проклянешь и себя, и меня за эту вольность. Проспишься, и, если захочешь, повторим. – И Алекс многообещающе ухмыльнулся.
Вот только я не хотела ждать. Я хотела сегодня и сейчас.
– Не хочу ждать до завтра! – Я мстительно хлопнула ладонью по столу, у которого стояла.
Как у меня это получилось, я, наверное, не пойму никогда. Но початая бутылка с вином, из которой я пила, вдруг подскочила и опрокинулась. Из горлышка хлынула тягучая ароматная жидкость. Алекс осуждающе покачал головой. Повернулся и вышел.
Я думала сначала, пошел за тряпкой, чтобы убрать мои художества. Но минуты текли. А он не возвращался. Устав стоять, я сначала присела на кровать. А потом и прилегла. Сон накрыл незаметно.
Скрипнула входная дверь. Я подняла голову. В дверях стоял Алекс и настороженно смотрел на меня.
В простых синих джинсах, туго облепивших его бедра, и бело-сером джемпере Алекс был таким близким, таким домашним. И таким недосягаемым. Мой взгляд скользнул по его твердым губам. И сердце в груди сделало радостный кульбит.
– Истерика отменяется?
Я дернулась. Сладенькие мысли в голове тягучей патокой затопили мозг. И я никак не могла сообразить, что Алекс имеет ввиду.
– Истерика? – Мой непонимающий голос был настолько беспомощен и жалок, что самой стало противно. – Какая истерика?
Алекс даже не шевельнулся:
– Тебе виднее. По-моему, я прошлой ночью дал поводов более, чем достаточно.
Не знаю, что Алекс имел ввиду, а у меня перед глазами снова встала предательская картинка, как я тянусь к его губам. Сама. Боже, стыд-то какой! Пьянчужка несчастная! Я виновато опустила голову и промямлила:
– За что мне закатывать истерику?
Было так неловко. Так стыдно. И в то же время, безумно хотелось продолжить с того места, где мы вчера прервались. Я рехнулась!
– Считаешь, что поводов поистерить нет? Я рад. – Его голос стал вкрадчивым. – А то я уже придумывал, как оправдать смерть этого чистильщика.
Меня словно плетью стегнули. Олег! Как я могла про такое забыть! Потрясение оказалось столь велико, что мигом затерло мои вчерашние «бутылочные» подвиги. А Олег и его напарник вновь появились перед глазами. Я сжалась в комочек. И неожиданно поняла, что меня больше потрясла смерть безымянного напарника Олега, чем смерть бывшего. Я ошарашенно уставилась на Алекса. Наверное, я виновата. Но вины я не чувствовала. И это было как-то… неправильно. Слова слетели с языка раньше, чем я успела все обдумать:
– Вообще, я удивилась, что ты так долго с ним разговаривал, вместо того, чтобы свернуть шею сразу.
Если бы я не смотрела так пристально на вампира, то вряд ли бы заметила. Но его зрачки на какое-то мгновение дрогнули и, кажется, затопили чернотой всю радужку:
– Вот как? – Голос прохладный, отчужденный. – Ты считаешь, что я непозволительно медлил? Ты так хотела его смерти?
Я снова дернулась.
– Нет, черт возьми! Не нужно выворачивать мои слова наизнанку! Я просто думаю, что из-за этого промедления ты мог пострадать! Олег же говорил, что их много! И кто-то должен спуститься на берег! А если бы тебе в спину выстрелили, пока ты с ним болтал?
Брови Алекса изумленно изогнулись. А когда я моргнула, он уже стоял прямо передо мной. Так близко, что я ясно видела, как пульсируют, словно дышат, его зрачки.
– Даже так? Давненько никто обо мне не заботился… – Последнюю фразу он почти промурлыкал, заставив меня безудержно покраснеть. – А я беспокоился о том, какое впечатление произведу на тебя. Надеялся, что смогу отпустить этого идиота живым, чтобы не выглядеть в твоих глазах чудовищем.
Я сглотнула. И снова уставилась на его губы. В мозгу замелькали картинки. Как эти твердые губы припадают к шее Олега. Окрашиваются красным. Я ненормальная. Но я до дрожи в коленях хочу, чтобы повторилась прошлая ночь. Не тогда, когда я на берегу обмирала от ужаса. А когда уже здесь, в чужой, непонятной квартире, шалея от собственной смелости и дерзости, упивалась вкусом его губ.
– Ты ведь не влюбишься в меня? Правда?
Его обманчиво-спокойный, даже ленивый голос. И я с трудом сглатываю ставшую вдруг вязкой и медово-пряной слюну.
Кое-как приведя мысли в порядок, я отчаянно замотала головой, не имея сил ответить.
– Хорошо.
Хотелось спросить, почему хорошо, что я не буду влюбляться в него. И почему нельзя в него влюбляться. Но губы не слушались. Во рту было сухо-сухо. А горло намертво перехватило, не давая выдавить из себя ни звука. Вся моя смелость куда-то улетучилась следом за растаявшей ночью.
– Идем. Тебе нужно поесть.
Теплая крепкая рука взяла меня за руку. И Алекс осторожно повлек меня за собой.
За дверью комнаты оказался короткий темный коридор. Который лично я пересекла в четыре шага. И оказалась в крошечной светлой кухоньке. Такой же большой по размерам, как и почтовая марка. Умывальник, ровесник Октябрьской революции, такая же допотопная газовая плита, небольшой буфет, стол у окна с парой стульев, да холодильник, чуть больше игрушечного – вот и вся обстановка. На холодильник я уставилась, как на диковинку. Таких огромных ручек я вживую не видела. И почему-то эта ручка у меня в голове сразу нашла прочную ассоциацию с моргом. Я даже дернулась от разыгравшейся неуместной фантазии.
– Садись.
Алекс отодвинул для меня стул. И я, вдруг оробев непонятно с чего, осторожно пристроилась на самый краешек. Передо мной появилась дымящаяся чашка с черным кофе.
– Сливки только в пакетике. Прости.
Вышеозначенные сливки тоже встали рядом. Так же на столе появилась тарелка с сырной нарезкой, масло, хлеб. Я сглотнула голодную слюну.
– Ешь. А потом поговорим.
Алекс тоже налил себе кофе и присел напротив.
Ели мы молча. Сначала мне было неловко. Но умопомрачительный вкус сыра очень быстро отвлек меня от наблюдений за вампиром. Ну, пьет кофе. Ест сыр. Без хлеба и масла. Так у всех свои тараканы.
Когда последний глоток крепкого кофе был выпит, а с тарелки исчез последний ломтик сыра, я робко взглянула на вампира:
– И что теперь?
Алекс вынырнул из каких-то своих раздумий и непонимающе на меня глянул:
– Ты о чем?
Было очень неловко, но пришлось пояснять свою мысль:
– У меня нет жилья, нет одежды, нет денег и нет работы, чтобы их заработать. И, прости, я совсем не понимаю, что мне теперь делать и куда податься. Эта квартира…
– Срок ее аренды истек вчера. Нужно съезжать. Да и поезд через пару часов. Времени в обрез.
Внутри меня что-то дрогнуло. Я заговорила о деньгах и жилье, чтобы нечаянно не спросить о том, что действительно волновало. И совсем не ожидала, что эта убогая каморка окажется съемной. И что Алекс куда-то уезжает. Меня накрыл страх.
– Аня? Что с тобой? Ты побелела вся.
С трудом сдерживая подступающие слезы, я мотнула головой. Мол, ничего. Все в порядке. Не буду позорится еще больше и навязываться ему!
– Точно все в порядке? Ты выдержишь дорогу? – В голосе Алекса было полно подозрительности.
– Ккакую дорогу?
Всхлип все-таки прорвался. Но мне уже было неважно. Как и то, что ресницы предательски намокли. Неужели, я поеду с ним вместе? Алекс вздохнул:
– Обычную. На поезде.
– А… куда? И зачем?
Уголок его губ дрогнул в улыбке:
– Женщина во все времена остается женщиной. Ты не те вопросы задаешь, Ань.
– А какие надо?
Алекс улыбнулся шире. Но молча. И я не выдержала:
– Да расскажи мне уже все, наконец!
– Расскажу. Мы с тобой едем в столицу. В этом городишке оставаться небезопасно. Слишком маленький. Тут не затеряться. И, хотя, я постарался обезглавить местную организацию чистильщиков, опомнятся они быстро. И, если ты останешься здесь, быстро тебя найдут. И уже больше не будут сомневаться, как с тобой поступить. Поэтому нужно уезжать. Как можно быстрее. В большом городе легче потеряться. Я дал слово, что ты будешь жить. И намерен его сдержать. Спрячем тебя получше.
Я хмыкнула. Прятаться всю жизнь? Какая прекрасная перспектива! Но и умирать молодой не хотелось. Значит, придется прислушиваться к Алексу. Наверняка, он лучше меня умеет маскироваться. Но, прежде чем мы тронемся в путь, есть вопрос, который я хочу решить.
– Алекс, местные ведьмы. Нужно их предупредить.
Алекс покачал головой:
– Некого предупреждать.
– В смысле?
А в следующую секунду до меня дошло, что Алекс имел ввиду. По коже пробежал озноб.
– Неужели все? – Свой голос я не узнала. Настолько ломким и слабым он был.
Алекс кивнул.
– Чистильщики?
Снова кивок.
– Мало тогда ты их убил!
Алекс усмехнулся:
– Пошли уже, кровожадная ты моя. На поезд опоздаем. А слишком много трупов нам ни к чему. Только лишнее внимание.
У меня лично вещей не было. Одна только сумка с документами и гримуаром. Алекс что-то забрал из комнаты. Что именно, я не интересовалась. Не важно. Главное, что меня с собой берет. И совсем скоро я наблюдала, как экспресс набирает скорость, оставляя за окном серый и унылый город моего детства. Как бы ни сложилась в будущем моя жизнь, сюда я уже не вернусь. Нет смысла. Меня тут ждут только надгробные камни на городском кладбище, ставшие последним приютом для моей семьи. А у меня впереди целая жизнь. Я надеюсь.
Глава 9
«В последние двадцать лет правила относительно целования рук изменились коренным образом. Во времена, когда наши бабушки ездили по Европе, было недопустимо целовать руку молодой незамужней женщине или целовать руку женщине до полудня и где-либо вне дома, за исключением таких общественных мероприятий, как вечеринка в саду. Никогда не целовали руку в перчатке. В наши дни европейцы целуют руки как женщинам, так и девушкам…»
Я с раздражением отшвырнула от себя увесистый том. Ну кому, скажите мне на милость, в наше время нужны правила целования дамских ручек? Это только Алекс мог такое придумать – изучать правила поведения во всех ситуациях и во всех местах. Давая выход накопившимся эмоциям, я вскочила и пробежалась по комнате. Только половина первого! Тоска зеленая! Пойти, что ли, за продуктами сходить?
В последние три дня я сталась покупать совсем по чуть-чуть. Пол хлеба, маленький пакет молока. Пару крупных яблок. Три-четыре сосиски. И не потому что жила одна или соблюдала диету. А потому что искала любой лишний повод выйти из квартиры. Выйти не только для того, чтобы отправиться на тренировку.
Да, я жила одна. Вот уже три недели от вампира не было ни слуху, ни духу. Он оставил мне ключи от квартиры, дорогой навороченный смартфон и кредитную карту с черт-его-знает-каким лимитом. А сам исчез в неизвестном направлении. Поймав себя на простонародном выражении, я поморщилась. Вспомнился самый первый вечер в этой квартире.
В столицу мы все-таки не поехали. Не знаю почему. А спрашивать у Алекса что-либо, о чем он не собирался рассказывать, бесполезный труд. Все равно не расскажет. Это я усвоила быстро. Буквально в течении нашей совместной поездки.
Алекс еще в поезде сделал несколько звонков. Я не особо прислушивалась, занятая собственными не совсем приличными мечтаниями. Но на ожидавшую нас машину посмотрела с удивлением. Вроде не такси. И Алекс водителю адрес не называл. Но приехали мы именно сюда. Прямо под подъезд старой, но довольно неплохо выглядящей девятиэтажки.
Высадив нас, водитель, не сказав ни слова, развернулся и уехал, обдав на последок клубами неприятно пахнущего газом дыма. Я поморщилась и чихнула, уже раскрыв рот, чтобы возмутиться. Алекс не дал, молча потянув меня за собой. Как ребенка, за руку.
Подъезд был чистым, отремонтированным. Лифт работал. Я не усмотрела для себя ничего любопытного, даже когда передо мной распахнулась тяжелая металлическая дверь в квартиру на девятом этаже.
Квартира тоже ничем особенным не порадовала. Минимум необходимой мебели, окрашенные светлые стены, светлый ламинат на полу, светлые безликие шторы закрывают окна. Чисто, холодно, стерильно. Как в морге. Почему у меня возникла такая ассоциация, я и сама себе не могла объяснить.
Я еще не успела до конца изучить нашу новую двухкомнатную жилплощадь, как в дверь позвонили. Оказалось, вернулся наш водитель. И, передав Алексу пару объемных пакетов, снова исчез в неизвестном направлении.
В пакетах обнаружились продукты. Я быстро распихала, что в холодильник, что по шкафам. Вскипятила воду и сделала две чашки чаю. Не знаю, сколько такой стоит, но аромат по квартире поплыл умопомрачительный. Давясь слюной, нарезала кое-как хрустящий багет. Открыла баночку апельсинового джема. И, подвернув под себя для удобства левую ногу, уселась у стола кайфовать.
Алекс вошел на кухню в тот момент, когда я, закончив обмазывать джемом булку поверх масла, с наслаждением слизывала с ложки остатки сладости.
– Садись пить чай, пока горячий! – Мне хотелось хоть как-то показать свою заботу. – Я для тебя не мазала булку джемом. Ты же не любишь сладкое.
Я выжидательно смотрела на вампира, с шумом прихлебывая еще очень горячий чай. Не обжечься бы. А то обожженная губа то еще удовольствие. Вдруг Алекс решит меня поцеловать? Представив картину, как вампир меня целует, а у меня во рту все волдырями от кипятка покрылось, я передернулась. И уронила бутерброд. По закону подлости багет шлепнулся мне на колени вареньем вниз. Проглотив ругательство, я сняла с ноги упавший кусок. Пальцами счистила с джинсовой ткани липкий джем. И, слизывая с пальцев остатки роскоши, с сожалением обозрела размеры катастрофы. Джем еще, конечно, остался. Как и хлеб. Как и масло. А вот одежки другой у меня нет. Значит, придется застирать штаны и ходить в мокрой джинсе. Совсем без штанов как-то не то. И замерзну, и светить лишний раз трусами в цветочек не хочется. Не сексуальное у меня белье. Что поделаешь. Может, Алекс согласится сходить, что-то мне купить на первое время? Какие-нибудь спортивные не дорогие. Для дома. Я с надеждой подняла на вампира глаза. И застыла.
Такого брезгливого выражения лица мне еще видеть не доводилось. Как будто в его чашку заползла мышь. Немного там поплавала. Да там же и утопилась.
– Аня, облизывать пальцы за столом – это верх невоспитанности.
С растерянностью я осознала, что так и сижу с указательным пальцем между губ.
– Хотя, в некоторых местах твой жест сочтут весьма эротичным. – Тон вампира спокойный, без эмоциональный. Словно и не отчитывает меня. – Но приличная девушка подобного никогда не допустит. А если бы ты сидела за столом, как положено, то всей этой беды и не случилось бы. Максимум, уронила бы хлеб на стол.
Мне в лицо словно вот тем чаем, который я пила, плеснули. Лицо горело так, что еще немного, и волдырями покроется. Я неловко вытащила из-под себя ногу. И нечаянно задела стол. Чашки с горячим чаем подпрыгнули. И моя опрокинулась. От самых настоящих, а не воображаемых, ожоговых волдырей меня спасла только быстрая реакция вампира. Мгновение! И мы стоим в метре от злополучного стола. А чай весело капает на пол.
Потом я очень долго отмокала в ванной, заглушая истерический плач бегущей водой. И обзывая себя всеми известными мне ругательствами. Когда я, вдоволь наревевшись и замотавшись в полотенце за неимением одежды, осторожно высунула свой нос из убежища, уже смеркалось. А Алекса в квартире не было. Я осторожно прошмыгнула в спальню. Забилась под одеяло. И почти мгновенно провалилась в сон. Дорога и нервные потрясения взяли свое.
Наутро я обнаружила на пуфе рядом с кроватью новенький спортивный костюм, футболку и белье. А на кухне невозмутимого вампира с планшетом в одной руке и чашкой кофе в другой. На столе перед Алексом возвышалась внушительная стопка новых и не очень книг. Как позднее выяснилось, по этикету и правилам поведения. Рядом с книгами, придавленный за один уголок, лежал абонемент в местный фитнес-центр, куда мне надлежало ходить на тренировки не менее трех раз в неделю. Так началась моя новая жизнь, которую я очень быстро возненавидела.
Я быстро оделась, натянула сапожки, пуховик и шапку. Проверила наличие кредитки и ключей и покинула квартиру. Я не была пленницей. Мне не возбранялось ходить туда, куда я хочу. Но одной бродить было неинтересно. И к тому же холодно. Здесь, гораздо севернее моего родного города, уже давно наступила зима. А дней десять назад выпал серьезный снег. И с тех пор столбик термометра не поднимался выше минус семи градусов. Я мерзла. И потому квартиру покидала только за продуктами или на фитнес.
Пропускать занятия категорически не рекомендовалось. Это я уже знала из собственного горького опыта. В самом начале, когда Алекс только исчез, не оставив даже номера телефона, я попыталась забить на спорт. И пропустила три занятия подряд. Вернее, два с половиной. Через сорок минут после начала третьего занятия на пороге квартиры вырос Алекс. Чертовски злой Алекс.
Вампир молча впихнул меня в пуховик, не слушая возражений, и потащил вниз, в машину. Учитывая, что прямо перед его приходом я примеряла один очень фривольный комплектик, состоящий из шелковых с кружевом шортиков, цвета топленых сливок, и маечки-разлетайки из полупрозрачного газа, оголяющей плечи и живот, мое появление в фитнес-центре было встречено ошеломленным молчанием. Видок у меня был еще тот! Исчезнувший в недрах гардероба пуховик выставил на всеобщее обозрение мои голые ноги в сапогах-дутышах, весьма сексуальное белье, встрепанные волосы и перекошенную от злости физиономию.
Но, как бы я не злилась, заниматься все равно пришлось. А после занятий взбешенный Алекс прочел мне целую лекцию о пользе спорта и моей неблагодарности. Все мое возмущение было перечеркнуто одной ледяной фразой:
– Хочешь вернуться обратно? По чистильщикам соскучилась? Или жизнь надоела?
Под ледяным презрительным взглядом вся моя злость улетучилась, как пар из чайника. Я сдулась. И больше пререкаться не посмела. А Алекс вновь исчез, оставив меня читать нудный этикет, заниматься спортом и гадать о его планах на счет меня.
Сегодня было чуть теплее. И я, сделавшая несколько решительных шагов в сторону супермаркета, остановилась. Дойти до магазина, собрать необходимое на полках, оплатить продукты и вернуться в квартиру – это максимум час. И то, если не торопиться. И что мне делать потом? Опять зубрить опостылевший этикет? Меня передернуло при одной только мысли о ненавистных томиках. Фитнес я тоже не особо любила. Но все же это было не ежедневно. И воспринималось как хоть небольшое, но разнообразие.
Сегодня занятий не было. В фитнес центр я поеду завтра. И до этого времени погода вполне может испортиться. А сегодня, я подняла голову и прищурилась на ясное голубое небо, солнышко светит. Решено. Иду дышать свежим воздухом.
Прямо за супермаркетом начиналось нечто вроде городского парка. Деревья, аллеи, стриженный кустарник. И кое-где лавочки. Конечно, не такое большое, как должен быть парк. Но гораздо больше обычного сквера. Я там была только однажды. Через пару дней после приезда. И тогда меня не впечатлило пространство, чуть больше обычной площади, засаженное деревьями и утыканное лавочками. А вот теперь, после почти месячного затворничества в квартире, безумно захотелось оккупировать какую-нибудь лавочку. И посидеть с книжкой, подышать свежим воздухом. Перед глазами замаячил брошенный на диван томик «Самой полной энциклопедии этикета». И я непроизвольно скривилась. Алексу удалось то, что так и не смогла сделать покойная тетя Маша. А именно, отбить у меня всякое желание брать в руки книгу.
В сквере было довольно многолюдно. Свободную лавочку отыскать не удалось. Видимо, последнее осеннее солнышко повыгоняло из своих квартир не только мамашек с их крикливыми чадами. Но и пенсионеров с их бесконечным вязанием. И подростков с телефонами в обнимку. Дважды обойдя зеленую зону в поисках свободной лавочки, я со вздохом призналась сама себе, что затея оказалась провальной. Лавочек, даже свободных только с одного конца, не было.
Я с тоской посмотрела на копошащееся под солнышком общество. Стоять столбом в ожидании, когда освободится лавочка, бессмысленно. Так можно простоять и до утра. Выбор был очевиден. Супермаркет. А потом квартира, превратившаяся в тюрьму, и опостылевший этикет. Или можно было пойти где-нибудь посидеть и выпить чашечку кофе. Одинокая женщина в кафе – зрелище жалкое. Но я сейчас была готова на все. Лишь бы не возвращаться в квартиру.
Небольшое кафе нашлось с противоположной от супермаркета стороне сквера. Внешне непритязательное заведение внутри оказалось неожиданно роскошным и по-домашнему уютным. А еще это действительно была кофейня. То есть, тут можно было продегустировать любой вид кофе, полакомиться десертом или заказать себе чай.
Совершенно очарованная витавшими в помещении ароматами, я шагнула внутрь, на ходу расстегивая пуховик. Зал был маленьким. Всего на несколько столиков. Сколько точно сказать было невозможно. Почти все столики прятались за кадками с живыми цветами. Пара человек топтались у стойки болтая с симпатичной девушкой-баристой. И справа вроде бы столики были заняты. Но слева места были. И я, позабыв уже о том, что одинокой девушке, вроде бы неприлично самой ходить по кафе, нацелилась на большую чашку капучино и кусочек умопомрачительно шикарного чизкейка. Плевать на фитнесы! Ничего с моей фигурой от одного-единственного кусочка не случится!
Блаженно жмурясь в предвкушении и сглатывая подбегающую слюну, я повернулась в выбранному столику и… остолбенела. За столиком ворковала не замеченная мною ранее парочка. Яркая рыжая девица со стильной стрижкой сидела ко мне лицом. А ее обнимал сидящий в пол оборота к залу Алекс. Мои пальцы бессильно скользнули по кромке пуховика. А сердце сжалось в комочек.
