Виктория Серебрянская
Тариф на предательство
Пролог
Голод. Как много граней и оттенков в одном этом слове. Голод может быть таким разным, таким многоликим. Но в итоге за всеми его масками скрывается одно – жажда поглощения. Не важно чего: пищи, ласки или жизненных сил.
В этом проклятом, лишенном даже малейших крупиц магии, техногенном мире голод был диким зверем, терзающим жестоко и без жалости. Голод был монстром, едва ли не более страшным, чем он сам. В условиях полного отсутствия магии утолить голод было практически невозможно. Можно было лишь заглушить на время. Обмануть. Усыпить на короткий период. Но он всегда возвращался, беспощадно мстя. Подчиняя себе, порабощая. Требуя все новых и новых жизненных сил. Чужих жизненных сил. И ему снова приходилось выходить на охоту. Ненавидя себя за эту слабость. И не имея сил не подчиниться.
Сколько он уже жил в этом мире? Сотню лет? Тысячу? Он давно уже сбился со счета. Но все еще не утратил надежды однажды найти ключ к воротам в собственный мир. В мир, богатый магией. Где ему не придется, как самому ничтожному из существ, отнимать чужие жизни, чтобы спасти свою. Где у него будет собственный дом. Где не придется скитаться с места на место, подобно нищему. Мир, в котором ему не придется унижаться, подстраиваясь под чужие реалии. Мир, дорогу в который он безуспешно ищет уже многие десятки лет. Но, как здесь говорят, кто ищет, тот всегда найдет. И однажды ему повезет.
Сегодня как раз подходящая ночь для поисков. День всех святых, как его тут называют, умирая, настолько истончает стенки миров, что ему иногда кажется, будто в этот обездоленный мир в эти мгновения просачиваются драгоценные частицы магии. Это обман, конечно. Иллюзия. Но, если найти сильную ведьму, то открыть врата в другой мир не составит никакого труда. Надо только ее найти.
К тому же, сегодня полнолуние Кровавой луны. В его родном мире особая магия этих часов сводила оборотней с ума. И наполняла магов неповторимой силой багровой магии. Магии, которая наполняла эфир очень короткое время под светом Кровавой луны.
Он поднял голову и посмотрел на низкий хмурый лик ночного светила. Скоро все начнется. И если боги этого мира хоть чуть-чуть будут к нему благосклонны, то скоро он перестанет их раздражать своим присутствием и сокращать поголовье их почитателей. Скорее бы. Он решительно сделал шаг в пустоту и изящно спрыгнул с крыши обшарпанной пятиэтажки, в которой обитал последние пару месяцев. Сильные ноги легко спружинили, гася инерцию прыжка. Когда он выпрямился, то увидел парочку местных пьянчужек, которые улепетывали от него на всех парах, мгновенно протрезвев от увиденного. Он хмыкнул им вслед. Живите. Сегодня не до ваших жалких жизней.
Глава 1
Злость распирала меня изнутри. Бурлила и кипела, требуя выхода. Я поддела носком кроссовка валявшуюся на дороге жестянку из-под энергетика и, вымещая злость, с такой силой ее пнула, что несчастную банку искорежило. При виде полученного результата я злобно хмыкнула. Неплохо было бы, если бы на месте этой проклятой жестянки оказалась Аникеева. И жаль, что это совершенно не реально.
***
Мы втроем: я, Янка Аникеева и Лизка Захарова, собирались как следует отметить Хэллоуин. План был грандиозным. И первоначально в нем должны были принять участие все наши одноклассники. Но, как всегда бывает в таких случаях, все рухнуло. Кого-то не отпустили предки. Кто-то сам сдрейфил наряжаться нечистью и намеренно себя уродовать. Так что остались только мы трое. Помниться, Янка только презрительно фыркнула. Типа, ну и ладно, нам же лучше! Меньше народу, больше кислороду!
В итоге было решено, что я и Лизка нарядимся ведьмами. А Аникеева будет изображать пойманную нами вампиршу. И почему я позволила себя уговорить? Почему даже ни на секунду не задумалась, как я буду выглядеть рядом с высокой, тощей и нескладной Захаровой? Наверное, потому, что предполагалось чудить втроем, без одноклассников. Но опять-таки, о том, что никого кроме нас не будет, нам сказала Аникеева. И где была моя голова? Почему я безоговорочно поверила Янке? Я сама не знала.
Я ухлопала несколько часов, чтобы жестко начесать свою шевелюру. А потом это воронье гнездо в нескольких местах перехватила обрывками пеньковой веревки, стыренной у отчима, образовав чуть ли не десяток кривых хвостов-пальмочек. Одолжив у Янки черный косметический карандаш и тушь, я густо намалевала глаза. И, за неимением черной помады, тем же карандашом подвела губы. Получившаяся образина ужаснула меня саму. Но Аникеева залихватски выбросила вперед два больших пальца и закатила глаза от восторга. Я растаяла. Дура.
Для завершения образа поверх черных джинсовых штанов и черного же гольфика я напялила раздобытый где-то вездесущей Аникеевой огромный дерюжный мешок с дырками для головы и рук. Подпоясала все это безобразие остатками честно прихватизированной веревки. И сочла себя крутой ведьмой.
Высоченная, без малого метр девяносто, Захарова соорудила себе подобие юбки из двойника моего платья. А сверху натянула темную вязанную кофту своей прабабки. Поскольку Захарова стриглась очень коротко, выбривая себе затылок, на нее напялили «настоящий» ведьминский колпак, купленный все той же Аникеевой на какой-то барахолке.
Сама же Янка осталась в любимых брючках из искусственной кожи и сильно декольтированном темно-синем топе. Из нас троих она была наиболее одаренной матушкой-природой. И я всегда с тайной завистью наблюдала, как пацаны ощупывают взглядами ее третий размер. А сегодня Аникеева, кажется, еще и пуш-ап натянула, заставив меня скрипнуть зубами от зависти.
Весь «костюм» Янки состоял из пластмассовых клыков, которые она охотно демонстрировала, скалясь в улыбке. Учитывая, что губы она аккуратно обвела кроваво-красной помадой, смотрелось очень эффектно. Я опять ей позавидовала. У меня не было такой эффектной внешности, как у Аникеевой.
Впрочем, зависть выветрилась из моей головы почти сразу. Мы пошли хулиганить в частный сектор по направлению к городскому парку. Звонили в звонки и домофоны, дразнили собак, колотили по воротам и ограждениям, требуя традиционное «Гадости или сладости!». В основном, народ предпочитал от нас откупаться. И к моменту выхода к парку у нас набрался почти полный рюкзак конфет, печенья, шоколадок и прочих пустых углеводов. А также нам перепала некоторая сумма денег, которая осела у Аникеевой. Янка подмигнула, засовывая купюры в карман куртки. Мол, на вкусные напитки!
Нам было весело. Мне было весело. Но ровно до того момента, как у входа в парк мы столкнулись с нашими одноклассниками. Я в первый момент глазам своим не поверила и повернулась к Янке, чтобы позубоскалить над ее шпионским провалом. Не смогла даже узнать, что наши пацаны все же пойдут гулять в парк! Хорошо, что мы столкнулись!
Я постаралась как можно незаметнее проверить свой костюм. Но Захарова заметила и поинтересовалась:
– Ты чего мечешься?
Я почувствовала, как загорелись щеки. Такта в двухметровой Лизке не больше, чем у жирафа. Хорошо хоть еще никто не услышал! Ответить постаралась, как можно равнодушнее:
– Проверяю костюм. А то хороша будет ведьма с веревкой утопленника.
Захаров внимательно окинула меня взглядом:
– Ага, ты, как всегда, права. Вон, один хвост развязался! Давай помогу затянуть.
Я испуганно схватилась за голову и не раздумывая согласилась:
– Давай, затяни потуже!
Лизке с ее ростом тянуться не пришлось. Пока она изображала заботливую мамашу, я нервно кусала губы, уничтожая праздничный грим. Никиту я что-то не заметила. Неужели он остался дома?
Никита Войновский еще один мой одноклассник. Мы проучились бок о бок с первого класса, взаимно игнорируя друг друга. Но в этом году, после летних каникул, я как-то по другому его увидела. Из тощего и нескладного заморыша он вдруг превратился для меня в прекрасного принца. За лето он вытянулся, сильно загорел и несколько раздался в плечах. Неожиданно я заметила, что его глаза вовсе не бесцветные, а очень красивого серо-стального оттенка. Когда Никита смеялся, его глаза сверкали алмазами. Всегда очень коротко и аккуратно подстриженный, с летних каникул Никита пришел вдруг изрядно заросшим. И теперь его темно-русые вихры так и манили меня зарыться в них пальцами. Окончательно я потеряла покой две недели назад.
Наша математичка в наказание за наше поведение решила провести первую промежуточную контрольную. Как она выразилась «чтобы встряхнуть нас и напомнить, что учебный процесс идет уже полтора месяца». Пол класса от ужаса тут же впала в тихую истерику. Увы, но к этой половине принадлежала и я. С математикой я не ладила. Точные науки давались мне с огромным трудом. Узнав, что меня ожидает, я просто сползла по стенке на пол, закатив глаза. Была у меня слабая надежда на то, что решат будто мне плохо. И отпустят хотя бы с контрольной. Но не тут-то было. Математичка оказалась настроена воинственно. Пришлось мне вместе со всеми плестись в класс. Как на виселицу. Честное слово.
Я уже предвкушала неприятный разговор сначала с математичкой, а потом с отчимом, когда за парту рядом со мной опустился Никита и тихо шепнул:
– Не трусь. Помогу.
И подмигнул своим невероятным серебристым глазом.
Никита действительно мне помог. И я даже получила хорошую оценку. Но я с тех пор пропала. Я выглядывала Никиту везде. Старалась стать ли сесть к нему поближе. Радовалась каждой его улыбке. Каждому слову, сказанному мне. У меня были очень большие планы на этот Хэллоуин.
– Оуууу! А кто это у нас тут? Неужто сама Шапокляк Лариску принаряжает к празднику?
От протяжного глумливого голоса Кольки Самохина подскочила не только я. Захарова отшатнулась от меня так, словно увидела перед собой зомби. И густо залилась краской. Ой, дураааа! Нашла в кого втюхаться! Я с трудом проглотила смешок. Неудобно как-то смеяться человеку в лицо. В следующую минуту мне стало совсем не до смеха.
– Никитос, глянь, Шапокляк и ее верная Лариска! Гы-гы-гы!
Самохин противно заржал, тыча в нас с Захаровой пальцем. Из тени, не замеченный мною до сих пор, вперед вдруг шагнул Никита. И Самохин, со всеми его дурацкими шутками и подколками, тут же был мною забыт. Сердце в груди радостно трепыхнулось. Губы сами собой начали растягиваться в улыбку. Никита хмыкнул:
– Колян, куда ты смотришь? Какая же это Шапокляк? Это эти, как их… – Никита пощелкал пальцами, вспоминая. – Родоки у меня увлекаются такой древностью. О! Вспомнил! Тарапунька и Штепсель!
Все заржали. Откуда-то из-за спины прилетело обидное:
– Барахолка!
Я не поняла, кто это ляпнул. Но хуже всего, что Аникеева неожиданно отошла от нас и присоединилась к ржущим одноклассникам. Никита по-хозяйски подгреб ее к себе поближе, крепко прижимая к боку. Янка широко ему улыбнулась, блеснув искусственными клыками на фоне ярких влажных губ. Как в кошмарном сне я с ужасом и отвращением наблюдала как Никита склоняется к ней с совершенно недвусмысленным намерением. Медленно, картинно, хищно.
В реальность меня вернул сильнейший рывок:
– Я тоже так хочу!
С трудом удержав равновесие, я с отвращением увидела прямо у своего лица карикатурно вытянутые трубочкой губы незнакомого мне пацана. Я отшатнулась. И поняла, что меня крепко держат за руку повыше локтя. Отвратительные губы все приближались. Я быстро оглянулась. На меня никто совсем не обращал внимания. Часть одноклассников уже была в парке. Захарова о чем-то трепалась с Самохиным. А мне в плечо впились цепкие пальцы незнакомца. Внутри меня схлестнулись отвращение и страх. Я не хочу!
Отчим всегда учил в таких случаях не цепенеть. Все, что угодно, только не ждать покорно уготованную мне участь. Я дернулась. Чужие пальцы сжались еще сильнее. Беспомощно оглянувшись, я вдруг заметила Аникееву. Янка стояла чуть в стороне и снимала меня на камеру, глядя с жадным любопытством. Меня накрыло бешенство.
Я плохо понимала, что я делаю. Мной двигало одно желание: освободиться, не стать потехой для других.
Удерживающий меня силой был уже настолько близко что, отворачиваясь от Аникеевой, я мазнула щекой по его губам. Вдохнув резкий запах чужого пота, я завизжала. На всю мощь своих легких. На ультразвуке. Прямо ему на ухо.
Не ожидавший подлянки парень выпустил мою руку и отшатнулся от меня, схватившись за ухо:
– Идиотка!
Краем глаза заметив какое-то движение, я нырнула вниз. Как учил отчим. Перед глазами промелькнул кулак. Пацан не удержал равновесие и улетел куда-то в темноту, запутавшись в собственных ногах. Оттуда полетел отборный мат. А я метнулась в сторону опешившей Аникеевой. Все мои инстинкты вопили о том, что нужно уносить ноги. Но оставить все просто так я не могла. Не хочу, чтобы назавтра в меня тыкали пальцем и называли барахолкой все, кому ни лень. Поэтому просто выбила телефон из рук бывшей подруги и наступила на него. Нечаянно.
Теперь уже орала Аникеева. Я даже не подозревала, что Янка знает такие выражения. Любо-дорого слушать. Только нет времени. На визг одноклассницы стали подтягиваться пацаны. Понимая, что за мою выходку меня просто прибьют, я бросилась бежать.
Я бежала, пока хватало дыхания, стараясь не высовываться в свет редких фонарей. Хотя, и без них на улице было достаточно светло. Ночь стояла ясная. Без малейшего облачка. И над городом висела огромная равнодушная луна.
Когда от бега закололо в боку, а я захрипела, как старый астматик, пришлось остановиться. Укрывшись в тени какого-то забора, я несколько минут стояла согнувшись, пытаясь отдышаться. Убегая, я петляла как перепуганный заяц. И теперь с изумлением поняла, что оказалась на заброшенной стройке позади моего дома. Днем я никогда не боялась тут гулять. У нас очень спокойный район. Да и городишко небольшой. Моего отчима знают многие. Так что я чувствовала себя почти везде в безопасности. Но сейчас, в призрачном лунном свете все казалось каким-то… зловещим. Мертвую тишину нарушало только мое хрипящее дыхание. С трудом заставив себя задержать вдох, я буквально оглохла от нахлынувшей тишины. И нервно оглянулась. Что не так? Почему так тихо? Здесь совсем рядом дорога. Но почему-то не слышно проезжающих машин. Сбоку от моего дома есть небольшая кафешка, больше тянущая на низкопробный грязный бар. Там всегда шумно в это время и играет музыка. Но сейчас оттуда тоже не доносится ни звука. Я поежилась, невольно втягивая голову в плечи. Либо я рехнулась. Либо все ужасы, рассказываемые про День Всех Святых не такие уж и сказки. В любом случае, нечего здесь торчать.
И я снова сорвалась в забег. Но уже куда более осторожно. Ясно было, что одноклассники меня не преследуют. Поэтому здесь и сейчас их бояться не стоит. А потом разберусь. Конечно, придется все рассказать отчиму. Особенно, про телефон. Мне влетит. Это ясно, как белый день. Может, даже опять попаду под домашний арест. Но это лучше, чем быть всеобщим посмешищем после выложенной в сеть видеозаписи.
Я благополучно выбралась со стройки и перебежала странно пустую дорогу. Неужели уже так поздно? Да не может быть. Вон, в нашем доме практически все окна светятся. Наверняка, сейчас еще детское время.
Так я себя успокаивала. Но странная давящая тишина нервировала все больше. Все замерло, затаилось. Как будто в ожидании чего-то ужасного. Я порывисто прибавила шагу.
До подъезда оставалось всего несколько метров, когда моего затылка коснулся странный сквознячок. Словно что-то мимо пролетело на большой скорости. Я вздрогнула и запнулась. Снова сквознячок. На этот раз сбоку. И вдобавок, краем глаза я заметила в той же стороне какое-то движение. Недовольно зашелестела опавшая листва. По моей спине пробежала холодная струйка:
– Кто здесь?
От страха голос охрип. И я сама его не узнала. Ноги словно вросли в асфальт. Подъездная дверь была совсем рядом. Над ней горит фонарь. За ней покой и безопасность. Но я не могла заставить себя даже сдвинуться с места.
И снова неясное смазанное движение. На этот раз прямо передо мной. Удар. Звон. И единственный островок электрического света перестал существовать. Кто-то разбил фонарь.
Я осталась стоять, залитая мертвым светом полной луны. Натянутые до предела нервы сиреной вопили про опасность. Но я все еще не могла заставить себя сдвинуться с места.
Снова зашелестели опавшие листья. Но как-то странно. Неравномерно. Словно тихо шептали. Или шипели. Я прислушалась. И похолодела. Нет, это не листья шелестят. Это действительно кто-то шипит:
– Ссслааадкая, шшшжиивааая, вкуссссснаааааяяяя.
Ужас захлестнул меня с головой. И я наконец-то вернула себе способность двигаться. Сорвалась с места и бросилась к подъезду так, словно за мной черти гнались. А может, так и было? Не знаю. Я ничего не успела понять. Просто со всего маха на третьем шаге впечаталась во что-то очень твердое, холодное. И подозрительно живое.
Силой удара меня откинуло в сторону. Не удержавшись на ногах, я смачно шлепнулась на попу, инстинктивно опершись на руки. Сверху меж моих расставленных ног, прямо на мешковину моего «платья», упало что-то длинное и непонятное. Лунного света не хватало рассмотреть свое приобретение. Но я готова была поклясться, что это нечто слабо трепыхается.
В этот момент во двор въехала машина и осветила меня фарами. Я глянула вниз. И заорала, срывая голос. У меня на коленях лежала человеческая рука, покрытая коркой запекшейся крови и чем-то еще.
Я орала и орала, не имея сил заткнуться. Дрожа от отвращения. Больше всего на свете желая избавиться от страшной находки. Где-то далеко, словно на другой планете, хлопнула дверца машины. Как сквозь вату до меня долетел знакомый голос:
– Вы охренели?! Что вы тут за спектакль устроили?!!
Отчим. Его руки вздернули меня вверх, ставя на ноги. Обрубок руки скатился куда-то вниз и исчез из моего поля зрения. Стало немного легче. Отчим прижал меня к себе, поглаживая по волосам:
– Все, Ань, тише. Уже все закончилось. Это просто дурная шутка моих сослуживцев.
Я икнула:
– Он…на? Не… настоящая?
– Нет, девочка. Просто реквизит, используемый для учений. Все хорошо. Не бойся. Я им головы за эту дурость поотрываю.
Отчим гладил меня по спине и что-то еще продолжал бормотать. Я уже не вслушивалась. Для меня было главное, что опасности нет. И меня никто не тронет.
Отчим осторожно меня отстранил:
– Ань, иди домой. Мне нужно машину загнать в гараж. Я скоро приду.
Я послушно кивнула и на автомате повернулась к подъезду. И застыла. У нас за спиной стоял странный человек. Свет фар его не касался. В лунном свете его кожа казалась кристально-белой. Темные, словно испачканные чем-то губы кривились в страшной ухмылке. У меня сердце в пятки провалилось. Но даже пискнуть я не успела.
Где-то у въезда во двор взвился крик, переходящий в хрип:
– Вамххррр…
Рядом с моим ухом что-то вжикнуло. Я отшатнулась. И увидела отчима с небольшим арбалетом в руках. Летом мы с ним часто по выходным развлекались с этой игрушкой в лесу или на даче у тети Наташи, сестры отчима.
Это что же, дядя Толя только что стрелял из арбалета? Я медленно повернулась в сторону странного человека. Но его за спиной уже не было. Я снова повернулась к отчиму и тут же увидела того странного человека. Он стоял уже за спиной дяди Толи и тянулся руками с огромными когтями к его шее. Когти? У меня точно глюки. Так не бывает в жизни! Это страшный сон. Или идиотский розыгрыш. Я отчаянно замотала головой, желая избавиться от наваждения.
Отчим дернулся при виде моих ужимок и резко развернулся назад, с сухим щелчком взводя спусковой рычаг арбалета. Но он не успевал. Я ясно это видела. На секунду быстрее странный мужчина вдруг взял и просто воткнул руку с огромными когтями дяде Толе в грудь. Раздался глухой чавкающий звук. Отчим захрипел и нажал на спуск.
На таком расстоянии промахнуться не реально. Арбалетный болт коротко чвакнув вошел в чужое тело. И пугающий незнакомец вдруг на моих глазах начал пылью осыпаться к ногам отчима.
У меня уже не было сил кричать. Я смотрела на этот ужас молча. Широко открыв глаза. Глухо стукнул о землю арбалет. Отчим зашатался и начал оседать. Я было бросилась к нему. Но на моем пути вдруг снова выросла фигура. Холодные сильные руки вцепились в меня, ломая ребра. Что-то хрипел отчим. А я в ужасе смотрела на перекошенную кровавую маску, заменяющую незнакомцу лицо.
Неожиданно прямо из воздуха возникли две руки и ухватили жуткую голову. Раздался сухой хруст. Сила, сдавливающая мне ребра, исчезла. И этот незнакомец стал осыпаться пылью к моим ногам. Словно это не человек, а песчаная фигурка.
– Цела?
Я ошеломленно смотрела на незнакомца и не могла выдавить из себя даже звука. Он хмыкнул и повернулся к отчиму:
– А тут что?
Дядя Толя попытался что-то сказать, хрипя и булькая. От этих звуков у меня мороз пошел по коже. Я осторожно обогнула незнакомого мужчину. Вернее, попыталась это сделать. Точно выброшенная в мою сторону рука перехватила меня:
– Тебе не стоит на это смотреть.
Я замерла. Но вся обратилась слух. Отчим говорил тихо и невнятно. Я поняла, что он обращается к незнакомцу:
– Все-таки вы существуете…
Незнакомец промолчал.
– Ты знаешь, что это за девочка.
Кивок головы стоящего передо мной мужчины и страшный хрип отчима. Я похолодела. Но это был еще не конец. Дядя Толя заговорил снова:
– Поклянись, что сбережешь ее! Поклянись, что моя дочь будет жить! И можешь забрать всю мою кровь.
У меня челюсть отвалилась. О чем это он? Незнакомец очевидно прекрасно понимал, о чем речь. Потому что с любопытством, по-птичьи наклонил голову. Его голос оказался неожиданно глубоким и чарующим:
– Зачем мне это?
– У меня тоже есть сила. А она тебе нужна. Да и талант моей дочери тоже нужен. Не зря же ты тут оказался.
Незнакомец хмыкнул:
– Ты мне нагло врешь. Твоя девчонка самая обыкновенная. В ней нет ни грана силы. Я это чувствую. Какой мне смысл с ней возиться?
Я все же нашла в себе силы хоть немного сдвинуться в сторону. Чтобы видеть дядю Толю. Почему-то мне это сейчас казалось крайне важным. Отчим дышал очень тяжело, надрывно. У меня сердце оборвалось, когда он прохрипел:
– У меня мало времени! Решайся! Тебе ведь это ничего не будет стоить!
– Что мне помешает выпить сначала тебя, потом девчонку?
– Я вижу, что старые сказки не врут. Значит, тебе помешает твоя клятва.
Незнакомец снова хмыкнул. Посмотрел на луну и кивнул:
– Ладно, охотник, ты меня подловил. Будет мне лекарство от скуки в вашем паршивом мире. Я клянусь кровью, девчонка будет жить!
Как только мужчина проговорил последнюю фразу, налетел откуда-то ветерок. По фигуре мужчины и отчима пробежали огоньки. Отчим удовлетворенно захрипел. И я заметила, что он как-то странно расслаблено откинул в сторону голову. В голове мелькнула какая-то мысль. Но я сама не поняла какая. Просто в следующий момент незнакомец склонился над дядей Толей. В свете фар сверкнули… клыки? Я икнула. А незнакомец змеиным движением головы нырнул вниз и впился отчиму в шею. Раздался влажный чмокающий звук. Я с ужасом поняла, что этот ненормальный высасывает у отчима кровь. Дядя Толя не сопротивлялся. Только что-то тихо хрипел, глядя на небо.
Мир наконец померк у меня перед глазами. Последнее, что я заметила, падая на землю, это огромный багровый диск луны над головой.
