полная версия

Виктор Васильевич Ананишнов
Реликтовая популяция. Книга 1

Глава 19

Его команда стояла, жидкой кучкой обступив громадного по сравнению с ними, торна. Свим вдруг вспомнил о Ф”енте. Со времени, когда он вместе с хопсом поспешил посмотреть, что там происходит за поворотом, и до сего момента, он выродка из лис не видел. Не было его и во время схватки, и сразу после неё. А сейчас – вот он, стоит со всем вместе и глазеет на биоробота.

Дабы навести порядок, Свим и начал с выяснения обстоятельств отсутствия Ф”ента.

– А ты, стехар, где пропадал?

– Как пропадал? – искренне удивился выродок и оглянулся на других, как бы приглашая их удивиться вместе с ним, – Я всё время был здесь, на подхвате.

– На каком же это подхвате? – пришла очередь удивляться Свиму. – И что же ты подхватил на подхвате?

– Ну, это же ясно… – уверенно начал объяснять Ф”ент.

Его перебил К”ньец.

– В кустах он всё время просидел, – въедливо мяукнул он. – Собака паршивая он, а не член нашей команды. Говорил я тебе! Зачем он нам понадобился такой?

– В каких таких кустах? – У выродка вывалился язык. – Да я… Я всё время был начеку! Вы там, а я…

– Заткнись! – оборвал его Свим. – Обнаглел ты донельзя. В следующий раз увильнёшь, близко к нам не подходи. Пинком из команды вышвырну. Ты меня ещё плохо знаешь.

– Надо посмотреть в кустах, – как будто озабоченный невесть каким серьёзным делом сказал К”ньец, – большую кучу он там наложил?

– И ты, К”ньюша, заткнись! – резко сказал Свим с досадой и повернулся к торну, безучастно посматривающего на человека, бранящегося с путрами. Но Свим был настроен по-боевому. – И давно ты по лесам и диким землям бродишь и на дорогах в банде шалишь, оприт?

– Давно, – спокойно ответил торн. Существо вопроса и тон, которым он был задан человеком, его совершенно не затронули. И добавил: – Зовите меня Сестерцием.

Торны – человекообразные биороботы, – были созданы ещё в те времена, когда люди царили на Земле безраздельно, являясь единственными разумными, когда они успешно осваивали Космос и осмелились заглянуть вглубь материи и основ жизни.

Века эволюции и борьбы за выживание в изменяющемся мире преобразили не только некоторые морфологические черты торнов, заложенные древними создателями, но и внутреннее их строение, коснувшись многих деталей, однако в целом их облик остался прежним – человекообразным.

Так, отличие и определённость контура человеческого лица с необходимыми функциональными его составляющими практически не претерпели больших изменений и были хорошо узнаваемы: рот, правильный нос, глаза чуть навыкате с зеленоватой радужной оболочкой, разлёт бровей, аккуратные ушные раковины. Впрочем, глубокие складки от крыльев носа вниз к уголкам губ и к подбородку делали их лица угрюмыми и неприветливыми. Пожалуй, лишь несоразмерно высокий выпуклый – полусферой – лоб без единой морщинки никого не вводил в заблуждение, чтобы отождествлять торна с человеком.

Конечности – руки, ноги – с пятью суставчатыми пальцами могли сгибаться у торнов под любым углом в любую сторону, хотя торны предпочитали ходить коленями вперед, а локти держать позади – как это делают люди. Торну ничего не стоило повернуть голову на полный оборот, не поворачивая плеч, у них не было проблем выполнить какую-либо работу за спиной: голова назад, локти вперёд – и всё готово к работе. Они могли ходить боком или пятками назад, используя такую возможность для дальнего прыжка с места.

Торны считали для себя обязательным делом, не требующим доказательств и объяснений, одеваться как люди и походить на людей. Для прикрытия лба и для кое-каких целей они носили объёмистую чалму, обязательно обувались в высокие сапоги, хотя могли безбоязненно и без ущерба для себя ходить босиком.

Однако все их потуги быть как люди разбивались о любовь к причудливой одежде: яркой, мешковатой и с излишествами в отделке. Здесь им не было равных среди разумных.

И спасённый командой Свима торн представлял собой типичный образчик. Голову его украшала плотно сидящая высокая и многоцветная чалма, сверкающая блестящей крошкой. На большое тело в живописном беспорядке надеты одна на другую разноцветные рубахи – не менее десятка. На рубахи натянут тонкой полоской меленрай, невесть каким способом расчлененный до такой малости. Широкие, с аппликациями – картинки из жизни людей и выродков – спереди и сзади, штаны сшиты из тяжелого, тиснёного серебристыми листьями материала. Через левое плечо переброшено одеяло, вытканное флуоресцирующими полосками. На ногах его красовались сапоги с подвесным универсальным движителем на каждом из них, позволяющие их обладателю ходить по воде, приподниматься вверх и в четверти бермета парить над поверхностью земли или воды.

Давно, возможно, с самого их создания, торны подразделялись на два принципиально разных класса.

Первые, к которым относился Сестерций, составлял класс настоящих или регламентированных торнов. Они жили как все разумные, кроме, естественно, людей, кланами с самостоятельными внутри клановыми законами, самостоятельным управлением, методами добывания пищи, мало чем отличающейся от человеческой, хотя и использовали энергию солнца, и специфическими способами размножения. Они по своей сути представляли третье направление разумных на земном шаре наравне с людьми и путрами.

Представители другого класса торнов относились к так называемым вьючным или рабочим. Они использовались разумными, в большей части людьми, для тяжелых работ, и чаще всего для переноски грузов, потому-то и назывались в основном вьючными. Вьючные торны воспроизводились в инкубаторах, которыми обладали всего несколько городов на земном шаре, оттого являлись обменным товаром. Кланов или гуртов торны этого класса не образовывали и практически не имели общественных организаций или классовых общений между собой. Их относили к квазиразумным – их разумность соответствовала поведению какой-либо древней умной машине, только биологического происхождения, что не требует себе определённого места под солнцем и довольствуется малым. Такой торн повиновался хозяину, коим чаще всего выступал кугурум города, прекрасно запоминал его распоряжения, имел свободу выбора метода исполнения приказов, был безотказен в делах и незлобив. Едой, неприхотливой и необильной, их обеспечивал владелец.

– Откуда ты, Сестерций, – спросил торна Свим, готовясь к трудному разговору.

– Я мог бы не отвечать незнакомцам, случайно встретившимся среди Диких Земель, – напыщенно проговорил торн и оглядел Свима и его спутников с ног до головы, словно царственная персона с высоты своего государева седалища обратила внимание на нечто, удивительно мелкое и незначащее. – Однако, учитывая случившееся здесь некоторое время тому назад дело, всё-таки скажу! Я торн, по имени Сестерций. Вы его уже знаете. Выведен за двадцать лет до нашей сегодняшней встречи и представляю тридцать шестой клон великого Огария!

Свим терпеливо выдержал тираду торна. С представителями третьей разумной ветви он имел опыт общения, потому и терпел длинные разглагольствования Сестерция. При первом знакомстве с регламентированными торнами в начале разговора не следовало мешать и сбивать поток их слов, а значит, и мыслей. Когда они слегка выговорятся и смятение от новизны облика незнакомого до того им собеседника сменяется полным осмыслением сути беседы, появляется возможность вести диалог более короткими фразами и с меньшими, если можно так сказать, тактом и учтивостью. Лишённые постигать намёки, иносказания и двусмысленности, они неплохо улавливали некоторые грубые формы обращения к ним. Таким способом удавалось сбить с них спесь, которая проявлялась при знакомстве, и заставить говорить по существу вопроса, а не произносить скучные монологи ни о чём, кроме как только о себе, при том в превосходной степени.

– Чем прославился Огарий?

– О! Великий Огарий прославил наш славный и знаменитый клан и всю округу, и всех торнов! Огарий – великий освоитель Сампатании!

– Ага! – озадачился Свим.

Похоже было, что Сестерций оказался пришельцем из какой-то другой бандеки. А там, откуда он сюда заявился, этикет ведения разговора может быть совершенно другим, чем в Сампатании.

Свим даже, было, задумался, что делать, но время подпирало, наступала ночь. Кроме того, Сестерций, пожалуй, не сегодня объявился в Диких Землях при банде Хлена, коль твердит о каком-то нарушении закона. А раз так, то имел возможность привыкнуть к общению в этой стране.

Поэтому Свим решил в дальнейшем с торном не церемониться. Он задал ему ещё один вежливый вопрос, готовясь тем временем высказать торну всё, что он о нём думает по-настоящему, дабы отбить его гордыню на второй план.

– Откуда Огарий, – спросил он, – начал освоение Сампатании? Скажи покороче.

– О! Великий Огарий! – торжественно начал Сестерций и вздёрнул вверх голову (Свим даже простонал от новой порции возвеличивания мифического Огария). – Великий Огарий начал освоение Сампатании из мест, где воды чисты как горный хрусталь, деревья могучи как столбы крепости Картпа, а небо прозрачно…

– Слушай, ты, потомок Великого Огария! Ты можешь ответить проще?

Торн вздернул голову ещё выше. Постоял несколько мгновений в надменной и неприступной для простых смертных, к какому бы классу разумных они не относились, позе, потом неожиданно словно обмяк, слегка наклонился к Свиму и с чисто человеческой интонацией и простотой в голосе спросил:

– Ты, дурб, хочешь знать, откуда я пришёл?

– Конечно, дубина ты искусственная! – Свима взорвало. За плечами был тяжёлый день с переходом более чем в два десятка свиджей, безумная схватка с бандой Хлена, а этот умник из инкубатора от непомерной гордости тут перед ним лопается. – Стоишь тут, независимость изображаешь! Огария своего зачем-то приплёл! Приковылял в нашу бандеку и считаешь это чуть ли не наследственным подвигом. Так что ли? Тебя бандиты за это хотели убить? Ты, поди, Хлену надоел хуже хатаварки?

– Только не за это, – быстро отреагировал Сестерций и приложил руку к груди, как это иногда делают люди, если хотят войти в доверие или подчеркнуть правдивость сказанных слов.

У людей такое движение связано с нахождением в этой области груди сердца, какового у биороботов, по сути, не было, но общение с древней разумной ветвью на планете служило для молодых рас примером многих норм поведения, в том числе и внешние проявления, наподобие сакральных жестов.

– А за что?

– О! – Торн опять гордо вскинул голову. – Я знаю закон!

– Что ты несёшь. Подумай сам, какой закон может быть у Хлена в банде?

– Как какой? Великий закон! Закон вольных разумных?

– Ну да. Так ты себя, Сестерций, относишь, значит, к разумным и вольным?

– А как же! – Сестерция сарказм Свима смутить не мог. – Мы, настоящие торны, относимся к самой разумной части существ на Земле. А наши вольности проистекают…

– Заткнись! – рявкнул Свим. – Биороботы не существа!

Торн захлопнул рот, но гордо повёл головой из стороны в сторону, будто дикая птица на вершине скалы при разглядывании добычи.

– Вот так, – поощрил его Свим и продолжил попытку узнать у него что-нибудь иным способом. – Хорошо! Закон ты знаешь. Но напали на тебя одного они все вместе, а это не по закону, как я думаю?

– Конечно, не по закону, – уверенно подтвердил торн.

– Они, значат, надушили закон?

Сестерций задумался, поправил чалму и переступил с ноги на ногу. До этого он стоял совершенно неподвижно, и все внешние его проявления выражались вскидыванием или опусканием головы.

Внешние проявления эмоций у биороботов выполняли несколько иные функции, чем у человека. Кроме защиты от стрессовых ситуаций, хотя стресс для искусственных существ тоже имел свои особенности и специфику, эмоции торнов могли отражать ориентацию в пространстве, мониторинг внутренних органов и другие не менее важные для их существования операции.

– Так нарушали или нет? – стоял на своём Свим.

Он вошёл в азарт и, походя, отмахнулся от К”ньеца, напомнившего о необходимости подыскать место для ночлега, так как солнце уже давно коснулось горизонта, и ещё две праузы – и наступит темнота, а здесь оставаться небезопасно.

– Успеется!

Торн тоже не обратил внимания на мяуканье хопса.

– Оно как посмотреть, – важно сказал он. – Закон вольных не писан. На то они и вольные. Закон не писан, но строг. Однако если рассматривать его отдельные положения, то я со всей серьезностью должен… Нет, я настаиваю на этом, ответить…

Свим слушал, не сводя с лица торна взгляда, прожигающего того насквозь, но тори, занятый собой, не замечал вокруг ни чего. Человек не выдержал-таки.

– Я вот как стукну тебя по твоему дурацкому компу, то останется не твоя точка зрения на закон вольных, а мокрое место!

– Это не правильно, – возразил биоробот.

– Нет, правильно. Я же у тебя спрашивал что? А ты?.. Ответь мне лишь одно. Нарушили они закон, напав на тебя скопом, тем более натравив на тебя одних только путров? Ну!

– Конечно. Как ты мог сомневаться, человек?

– Та-ак!.. Значит, они закон послали к мутным звездам, когда это касалось их интересов, а ты его, этот закон, блюдёшь. И опять ради них, по сути дела, своих врагов?

– Не правильная посылка, оттого неправильный вывод.

– Не выйдет. Посылку сделал ты, а я вывод. Но ты не мог сделать посылку неправильной. Так?

Пойманный Свимом не особо честной логикой, торн некоторое время усиленно раздумывал. Вокруг него сильнее засветилась аура, слабо окрашенная в тёплый оранжевый цвет. Аура высветила в подробностях каменную неподвижность далекого от миловидности, по человеческим меркам, лица или носта торна. Глаза его неморгающе уставились в одну точку. Что там происходило в его голове – компе, можно было только догадываться. По-видимому, ничего хорошего для самого Сестерция. Свет ауры стал угасать.

– Что ты ко мне пристал с вопросами, человек? – грустно сказал он, прикладывая руку к груди. – Почему ты решил от меня, вольного и разумного, требовать сведения, на которые я не готов отвечать? Тебе будет достаточно услышать от меня, если я скажу так? Я, разумный и вольный торн, очень обязан тебе, великолепный дурб по имени Свим, и этому славному человеческому ребенку по имени Камрат, и этому почтенному хилону по имени К”ньец, да будет его прославленный клан процветать.

И торн поклонился перед теми, кому он был обязан.

Свим от неожиданности хохотнул, потом закатился от хохота. Его никто не поддержал.

– Это что-то, энто то-то, – проговорил он, отсмеявшись, и похлопал себя по бокам от избытка чувств.

Торн, глядя на него, поморгал глазами и захихикал. Смех его не доставил удовольствия окружающим – это походило на громкие выдохи в длинную трубу с эхом.

– Я понял! – заявил он радостно. – Я теперь с вами!

К”ньец недовольно фыркнул.

Свим подумал, посмотрел на своих спутников.

– Мне кажется, – сказал он негромко, – что с Сестерцием, если не всё, то кое-что уже понятно. Путь его в нашу бандеку, как видно из его ответов и остроты ума, был долог и труден. Поэтому простим ему некоторые заскоки, тем более что он нам благодарен за избавление от банды. Я так тебя понял, Сестерций?

– Если судить по твоим словам, то ты правильно, к моему удивлению, понял всю полноту чувств, возникшую во мне,

– Итак… – становясь не менее значительным, чем торн, начал Свим.

– Зачем он нам? – будто издалека подал безнадёжную реплику К”ньец. – Ты посмотри на него, Свим. Это же ещё один умник отыскался на нашу голову. Мы уже взяли нечто подобное, эту паршивую собаку. Она может сидеть только в кустах и вонять…

– Но-но! Ты полегче! – заступился за себя Ф”ент. – Мы, Хранители Талисмана не любим, когда каждая кошка…

– Я всё-таки в назидание на будущее свяжу вас как-нибудь хвостами, – вкрадчиво сказал Свим. И заорал: – А ну, отвернитесь друг от друга! Ты туда смотри, а ты… да, да!.. в противоположную сторону! Так-то… Дали мне мутные звезды команду! Лишь бы пакостей друг дружке наговорить. Тьфу, на вас! – Свим помолчал. – A ты, малыш, как думаешь?

Камрат, пока взрослые выясняли отношения, занимался важными для себя делами. Он, в который уже раз примерял подобранное оружие к поясу. Нужны были ножны, но таковых, как он ни всматривался в истоптанное недавней схваткой поле, не было видно.

Вопрос Свима застал его в раздумье: не уложить ли нож и гладиус пока что в заплечный мешок? Так будет удобнее, но тогда, в случае чего, их придётся оттуда доставать, а будет ли для этого достаточно времени?

– Пусть с нами идёт, – отозвался он, не задумываясь. – Куда же ему теперь одному?

– Слышал, Сестерций?

– Слышал и радуюсь, – сказал торн, хотя никакой радости в его ровном и монотонном голосе не слышалось. – И ещё я скажу. Маленький человек – великий воин. Живи он во времена лучшего торна Ираклия, то тот мог бы служить Камрату достойно. Так считаю я, потомок Великого Огария!.

– Не знаю, каков был ваш Ираклий, однако льстец ты отменный, – отметил Свим, выслушав панегирик Камрату. – Тем не менее, ты прав. Малыш сегодня сделал и показал такое, что открыло мне глаза на многое. – Свим перевёл дыхание. – Показал, это точно. Но думаю, большее ещё осталось в темноте нашего незнания. Это уже узнаем, может быть, потом, а сейчас… Будем считать, что малыш за оставление Сестерция в команде. Стехара пока не спрашиваю, не заслужил. А вот К”ньюша… – Свим подошёл к хопсу, повернул его личиной к себе. – К”ньюша, придётся Сестерция брать.

– Зачем, скажи?

– Хотя бы затем, чтобы он не побрёл с дурной своей головы, куда не следует. Нарвётся ещё на тескомовцев, они у него о нас узнают. Торны врать не умеют. Потому лучше его при себе держать. Вот зачем.

Хопс прижал уши к голове – не соглашался с человеком.

– Лучше бы мы не вмешивались в дела банды. Тогда сейчас не пришлось бы решать ненужную задачу. Брать или не брать? Мы и так набрали… – начал хопс своё.

– Что случилось, то случилось. Я тебя спрашиваю совсем о другом.

– А что меня спрашивать? Ты уже решил, малыш согласился с тобой.

– А ты?

– У меня есть выбор? Нет. Ты так же взял собаку… Лучше не забывай о наступающей ночи. Нам отсюда надо уйти подальше и побыстрее. Здесь скоро будет пир. Участники его уже собираются. – К”ньец показал взмахом лапины в сторону леса, куда удалилась банда. Она ушла уже так далеко, что её уже не было видно и слышно, зато там сходились и расходились какие-то тени и сверкали глаза. – Сюда могут пожаловать те, о ком только в сказках упоминается. В ваших, человеческих, и в наших. Смотри, уже совсем темно. И у тебя пора новостей.

К”ньец слишком много сказал, выдохся.

– Прости, К”ньюша. Ты прав, но иногда тебя словно что-то за шкуру цепляет. Topн тебе почему-то не понравился. А теперь вот Ф”ент… Ну ввяжись он в драку, от него только хвост укороченный бы остался. Ты это знаешь не хуже меня.

– Чем вам не нравится мой хвост? – пролаял стехар, недовольный упоминанием о себе в третьем лице, будто его здесь не было.

– Та-ак! – Свим покрутил головой, не зная, какими словами описать своё негодование. – Первый, кто ещё вякнет не по делу, будет иметь дело со мной. А сейчас срочно надо искать ночлег! Веди, К”ньюша, а то уже и вправду ничего не видно.

Глава 20

Ночь совсем вошла в свои тихие права, когда общими усилиями выродков и торна они, наконец, нашли место, где решили провести время до рассвета. Разожгли небольшой костёр, подогрели, кому понадобилось, еду, поужинали.

– Мой род идёт от Огария, – неспешно рассказывал о себе Сестерций.

Делать было нечего, спать ещё никому не хотелось. Рыжеватый огонь костра, вокруг которого в свободных позах расположились разумные, слабый шелест ветвей деревьев от едва заметного ветра, темнота, обступившая крохотный светлый участок, затерянный в Диких Землях, располагали к разговору. Так что просьбу поведать о себе поподробнее торн принял как должное.

– Огарии, мы так себя называем, всегда отличались от других родов клана настоящих торнов. А мой клан не простой, должен заметить я вам. Мой клан носит славное имя, известное всем и каждому, кто мог не только общаться с нами, но и вообще считает себя разумным…

– Это невозможно! – не выдержал и громко мяукнул с возмущением К”ньец. – Сколько же их, этих известных?

– Я не так что-то сказал? – гордо вскинул голову Сестерций. Чалма его сдвинулась к затылку и оголила неправдоподобный выпуклый лоб, заблестевший в свете пламени костра.

– Всё ты сказал правильно, – поспешил успокоить его хопс. – Но вот, Сестерций, перед тобой сидит ещё один из известных, – и он ткнул лапиной в сторону Ф”ента. – Так скажи, ты что-нибудь знаешь о капах, всемирно известных, как Хранители Талисмана?

Торн внимательно осмотрел выходца из всемирно известного клана капов и сказал:

– Первый раз слышу. А кому они известны? Вам?

– Вот! – обрадовался К”ньец и победоносно посмотрел на Ф”ента. – Я его уже точно также спрашивал. Кому они известны? Но подожди, – остановил он торна, пытавщегося что-то сказать. – А ты, Ф”ент, знаешь ли известное многим имя клана Сестерция из рода Огариев?

– Я, кошка, в твои подлые игры не играю, – огрызнулся выродок. – Известность не в том, чтобы мне приходилось слышать об его клане, а ему что-то знать о моём, а в том… – Ф”ент оскалился. – А в том, что мы ничего не слышали о твоём клане. Другое дело, что уж это всем-всем известно, что хопперсуксы чаще всего живут гуртами, а не просвещёнными кланами, отсюда…

– Кому это известно? Мы как все живём кланом. И к тому же мой клан хиков не чета каким-то там…

– Это и правда, невозможно! Помолчали бы вы! – лениво попросил Свим выродков. Хорошо поевший и готовый отдыхать, что-то послушать и узнать новое, он с интересом внимал торну, а выродки сбивали его с настроя. – Сестерций так хорошо начал, а вы не можете мирно узнать продолжение. Давайте выслушаем его, а потом, и не обязательно сегодня, каждый из вас расскажет о своих известных или всем известных кланах. Если это, конечно, интересно, и в первую очередь вам самим. А сейчас продолжай, Сестерций. Так как называется ваш клан?

– Благодарю тебя, человек. – Важно проговорил торн и отвернулся от выродков. Но оказалось, что он о них не забыл, выдав без единой запинки тираду-отповедь: – К сожалению, некоторые разумные, приобретя разум вопреки природе, не знают как им распорядиться, оттого у них неприятности не только в самих кланах, но и в головах, где этот разум не находит себе места… Я продолжаю. Мой клан носит великое имя Акарак. Когда-то так звали самого первого торна, вот от него мы и ведём свою родословную. Отсюда: Акарак – это Первоторные. Все остальные торны и, естественно, их кланы – вторичные и третичные. Они пошли от последующих за Акараком торнов. Надеюсь, ты, человек, ощущаешь различие? Любой неакарак стоит ниже нас, акараков!

– Мутные звезды! И у вас расы? Различия, соподчинённость, зависимости, неравенства… Мир, воистину, устроен по-дурацки! Хорошо, что у нас, у людей, все равны. Все, как известно… Хе! Я тоже об известных тут плету, – удивился сам себе Свим. – В общем, все люди на Земле произошли от Обезьяна. Был у нас такой прародитель или первопредок.

– Я знаком с такой гипотезой, – царственно согласился торн и ещё более значимо произнёс неожиданную для Свима фразу: – Обезьян, как мы, да и все другие, знаем, был младшим собратом Акарака по созданию.

– Это откуда вы такое знаете? – изумился Свим. – Вас же люди вывели из пробирки или просто-напросто сделали, пришив ноги, голову и руки к мешку с требухой, который вы называете телом. После нашего прародителя Обезьяна всю землю заселили люди и только люди, единственные разумные существа. А вы появились уже после… Нет, это же надо такое придумать! Младший собрат.

– Нет и нет, – возразил Сестерций. – Всё гораздо проще того, как ты тут наговорил. А потому и правильнее, значит. Когда Всемогущий Биоинженер задумал заселить Землю, он вначале, для проверки своей идеи, создал Акарака. Это точно! Торны создали после этого цивилизацию, открыли огонь, так как Акарак украл его у Всемогущего Биоинженера. Торны придумали колесо и сделали много других полезных открытий, их и за ночь не перечесть. И это тоже чистая правда! Впоследствии, Всемогущий, использовав предыдущий опыт производства Акарака, создал Обезьяна, более совершенную модель разумного существа для населения Земли. От Обезьяна как раз и пошли люди, потому-то они совершеннее торнов. Иначе и быть не могло. И это правильно! Потому-то мы, торны, первые разумные на планете, признаём доминанту человека. Через много лет, когда люди расселились везде, они вздумали тягаться с самим Всемогущим и попытались дать разум самым первым, ещё доторновским несовершенным моделям Биоинженера, пропадавших в дикости. Появились путры. Что из этой печальной и неразумной по своей сути затеи получилось, мы можем видеть. И видим – ничего хорошего.

– Бред какой-то! – не на шутку возмутился Свим, уязвлённый в самое сердце. Его ленца и беззаботность улетучились и растаяли где-то, как пар изо рта. Он приподнялся и встал на колени, чтобы лучше видеть торна через шторку волнистого воздуха над костром. – Вы, торны, вообще-то хотя бы понаслышке знаете об истории Земли? Что собой представляет последовательность исторических событий. Или о развитии древней науки на планете? И что Всемогущий ваш Биоинженер – это просто профессия человека? И она, эта профессия, и сейчас ещё встречается. Впрочем, только лишь по названию.

Торн с достоинством помолчал.

– Ты, человек, уверен, что ты сказал всё правильно?

– Я, конечно, историей не занимался, но уж в своих словах уверен точно.

Сестерций опять помолчал. Будь он человеком, можно было бы сказать – собирается с мыслями. Однако торны, по-видимому, были лишены такой человеческой слабости.

– Мы, – начал он торжественно, – такую теорию тоже слышали. И мы уверены – она сплошная фальсификация очевидных вещей со стороны людей. Да и сам подумай, ведь такого быть не может вообще!

Ошеломлённый Свим уж наверняка стал собираться со своими мыслями, дабы достойно ответить, по сути, за всех людей, но ничего хлёсткого или хотя бы обидного в ответ не находил.

– Ты, Сестерций, знаешь, наверное, – начал он, некоторое время спустя, медленно выговаривать слово за словом, – такую человеческую поговорку: – Яйца курицу не учат? Нет? А жаль, – повеселел Свим, довольный от того, как отреагировал торн (у него опять чалма поползла со лба на затылок). – Так вот, всё о чем ты тут рассказывал, как раз и похоже на ситуацию, которая рассматривается в этой поговорке. Люди вас породили, а вы теперь их считаете младшими братьями. Честно скажу, впервые такие рассуждения слышу.

– Ты, дурб, с ним зря споришь, что-то доказываешь, даже, вижу, переживаешь, – сказал Ф”ент. – А зря. Что торну втемяшится в его искусственную недоделанную до конца голову, то останется при нём навсегда, даже если он не прав и знает о своей неправоте. Он будет твердить об этом, несмотря на то, что ему придётся из-за этого рассыпаться деталями в прах…

– Естественно, слышишь впервые, – игнорировал замечание Ф”ента Сестерций. – Мы Огарии. И знаем многое, чего не знают другие. И это понятно. Ведь в нашем роду, говорят, были не только торны, но и другие разумные. И люди в том числе.

– Разве такое возможно? – не выдержал К”ньец, в душе поклявшийся не вступать в разговор, поскольку в нём уже участвует Ф”ент. Однако сообщение торна задела его за живое. – Вы же размножаетесь клонированием.

– Не так, – возразил Сестерций. – Клонированием – это только для прославленных, чтобы побольше таких, как они, жило на свете. А другие рождаются от обычных родителей в обычном инкубаторе, как все разумные.

– Да, с мозгами у него дело совсем дрянь, если считает нас тоже инкубаторскими. Он, ведь, если даже что увидит, то и тогда не поверит. Я уже встречался с такими, – гнул своё Ф”ент.

– Где это ты встречал Огариев? – снизошёл, наконец, торн до выродка и посмотрел на него подозрительно.

– Во! Заело у него на Огариях. Деталь на деталь зашла.

– У нас нет деталей. Мы сделаны из лучших органов…

– Как нет, если ты кроме Огариев никого не признаёшь? Мне теперь понятно, почему тебя вначале выгнали из клана, а потом и Хлен был доведён тобой до бешенства, раз решил с тобой расправиться.

– Ты, стехар, похоже, прав. – Свим подумал и сказал со смешком: – А что, Сестерций, ты говорил, что одним их ваших предков был разумный? Да ещё человек? Это был, конечно, он? Хо-хо! А она – торн?

– Торнетта, – важно сказал Сестерций.

– Что?

– Если она, то торнетта.

– Тьфу, на тебя! – рассердился Свим, но лицо его смеялось. – Шуток не понимаешь. Будь в тебе хоть капля от разумных…

– Их было несколько, – приняв царственную осанку, перебил его Сестерций. – Огарии всегда считали делом долга…

– Не-ет! На сегодня, пожалуй, хватит. Всё! Будем лучше спать. Первым дежурю я. Следом за мной – Сестерций, а ближе к утру ты, К”ньюша.

– Собака опять всю ночь продрыхнет?

– А ты доверяешь Ф”енту стоять на часах?

– Да ты что? Паршивой собаке?..

– Я тебя, драная кошка, предупреждал, – рыча, с угрозой напомнил о себе Ф”ент.

– … Никогда, – закончил свою мысль К”ньец.

– Тогда и не пытайся настроить меня против него, – строго сказал Свим.

– А зачем нам, собственно, стоять на часах или, как ты тут выразился, дежурить? Или, как ещё я слышал, стоять на страже?

Свим переглянулся с хопсом. К”ньец фыркнул.

– Нет, правда. – Торн, сидя на земле, и здесь нашел способ гордо выпрямиться и вскинуть голову. – Нам ничто не может угрожать.

– Я не слишком доверяю обещанию Хлена, – деловито напомнил Свим. – И потом…

– Не надо его бояться. Хлен и его вольные разумные сейчас спешат отсюда со скоростью голодных пуриурков.

– Фу, гадость какая, – сказал Ф”ент.

– Да уж, – подтвердил Свим и поморщился. – Но почему они спешат?

Вид торна стал ещё значительнее, хотя и до того было уже, казалось, некуда.

– Во-первых, – произнёс он размеренно, – как ты уже знаешь, у них дела. О них я говорить не буду. Я знаю закон. Да уж, здесь меня никто не упрекнёт… Так вот, но гонят их не только дела, но и то, что во-вторых. А во-вторых, я думаю, заключается вот в чём. В отряде Хлена много разумных, для которых эти места противопоказаны. Здесь в последнее время откуда-то объявились калубы. Калубы, как вы все, надеюсь, знаете, имеют несколько прескверных привычек…

– Как?… К-ка-лубы?! – Ф”ент вскочил так, будто получил хороший пинок под ребра. – Вы тут как хотите, а я побежал. И вам советую.

Он засуетился, его некрасивый бугристый хвост мелко задрожал и полез между ног, язык вывалился, и он его с всхлипыванием возвратил на место.

– Стой! Не мельтеши! – схватил его за загривок Свим. – Калубы – это же разумные птицы?

Выродок вздрогнул, закрыл глаза и безвольно повис в руке человека.

– Да, разумные птицы, как многие утверждают, в чём я сомневаюсь, – за выродка ответил торн.