Соня Марей
Невеста для серого волка
Глава 37. Из огня да в полымя
Старый Уильямс потом рассказал, что видел Робби крутящимся возле нашего дома.
– И взгляд у него был такой… ошалелый, – он возбужденно махал руками, едва не подпрыгивая на месте, и таращил глаза. – Робби и раньше-то был с придурью, а вчера… Ох, не знаю, как сказать. Как будто вело его что-то… Как будто чья-то воля.
Следователь, длинный и сухой, как жердь, меланхолично кивал и записывал его слова в блокнот. Было видно, что эта работа ему надоела до чертиков, и все, о чем он мечтает – это прийти домой и, сбросив тяжелые армейские сапоги, растянуться на диване перед камином.
Пытаясь вспомнить остальные события вчерашней ночи, я натыкалась то на провалы, то на стены. Единственное, что запомнила – как рвалась за ворота, ведь в бушующем огне осталась бабуля…
Еще помню, как кричала, как слезы застилали взгляд, а ноги подгибались от ужаса. Кто-то схватил меня в охапку:
– Стой! Ты погибнешь! – кричали прямо в ухо.
А я остервенело лягалась, дергалась и пыталась укусить держащую меня руку – она сжимала все крепче и крепче, так, что вскоре перестало хватать воздуха. И я провалилась куда-то в пространство без звуков и образов.
В себя меня привел резкий запах нюхательной соли – сердобольная тетушка, чьего имени я не помнила, водила склянкой у меня под носом и беспрестанно причитала. Полисмены разогнали зевак, и улица почти опустела, больше никто не толпился. Взметнувшись на ноги и едва не упав от слабости, я хотела кинуться к дому, но женщина меня удержала:
– Погоди, детка, не ходи туда.
– Там… Там… – я не могла говорить. Холод сковал каждую клеточку моего тела, стиснул шею ледяною рукой – я задыхалась. Слезы потекли по щекам, закапали на грудь… И в момент, когда я подумала – лучше бы мне было погибнуть там, под рухнувшей крышей нашего старого дома, я услышала знакомый голос.
Вскинула голову, пытаясь проморгаться.
– Рози! Рози-и!!
В расстегнутом пальто, в кое-как накинутом платке, ко мне спешила миссис Беркинс. Она дышала тяжело и сбито – возраст и комплекция не способствовали пробежкам.
Я застыла, как вкопанная, не в силах даже разомкнуть губ. Она едва не смела меня, потом сжала в объятиях и притиснула к своей груди.
– Я как услышала… – она пыталась отдышаться, – так сразу сюда…
– Моя бабушка…
Беркинс охнула и торопливо заговорила:
– Да жива твоя бабуля, жива! Мы с ней незадолго до того, как все началось, вышли прогуляться в сад, а потом я предложила ей сходить в лавку, мне нужно было купить чесночных булочек и колбасы. Матильда захотела размяться перед сном – ей это полезно…
Дальше я не слушала. Тело как будто в кисель превратилось, а голову наполнила небывалая легкость – я выскользнула из рук миссис Беркинс, и все вокруг погасло.
***
И вот сейчас я сидела в маленькой кухне миссис Беркинс, грея руки кружкой ароматного ромашкового чая и пытаясь привести себя в чувство. Я не спала всю ночь – сидела у бабулиной постели и вслушивалась в каждый вдох, боясь, что именно он окажется последним. Старушка так разволновалась, что у нее разболелось сердце – пришлось вызывать врача. Конечно, о сне можно было забыть.
Да и не уснула бы я все равно – я чувствовала себя туго сжатой пружиной, которая вот-вот выстрелит. А стоило закрыть глаза, как перед внутренним оком вставали картины пожара – ярко-желтые с багряным отливом языки пламени, голодные и яростно лижущие стены и крышу; искры во все стороны и клубы дыма – едкого, черного. Это зрелище отпечаталось у меня в памяти, будто кто-то выжег его каленым железом – не забыть, не стереть. И острое чувство – будто с мясом вырвали дорогую страницу из жизни, оставив меня совершенно беспомощной.
В прихожей послышалась возня, и в кухню заглянула усталая миссис Беркинс – она тоже не спала всю ночь. Эта добрая женщина и ее муж приютили нас с бабушкой у себя, ведь нам некуда было идти.
– Рози, там… – начала она, и тут я отчетливо услышала знакомый голос.
Причитания дядюшки долетали даже сквозь стену, и как наяву я видела театрально заломленные руки и искаженное мукой лицо.
– Плакали мои денежки! Нет, ну скажите, как так-то? Как так?
Миссис Беркинс сочувственно покивала и поспешила ретироваться. От греха подальше.
– А-аа, вот и ты! – растрепанный дядя Джеймс влетел в кухню, чуть не споткнувшись об порожек.
Я не ожидала, что весть о происшествии настигнет его так рано – обычно он находился в разъездах, менял съемные квартиры, как перчатки, или жил у своих многочисленных друзей и женщин.
– Здравствуйте, дядюшка, – произнесла я, сама от себя не ожидая такого спокойного и равнодушного тона.
Он таращился на меня несколько мгновений, а потом ткнул в мою сторону пальцем:
– Это все ты виновата! Это все из-за тебя!
Я пожала плечами. Видя, что я не оправдываюсь, не плачу, не пытаюсь защититься, он начал все сильней распаляться – щеки покраснели, глаза сощурились:
– Вечно от тебя одни проблемы, бедоносная ты девчонка! Я подозреваю, что это ты сговорилась с тем полоумным, что дом поджег! Не хотела, чтобы я его продавал, вот и подложила мне такую свинью! – его голос взлетел на октаву, аж в ушах зазвенело.
– Слышали бы вы себя со стороны, дядя, – я отхлебнула из кружки. – Может, вам чаю успокоительного заварить?
Он едва не зарычал и стал нарезать круги по кухне, а я недоумевала, как могла раньше бояться этого человека. Он ведь жалок. И глуп. Какая несправедливость, что от него зависело мое будущее. Разве я сама не смогла бы распорядиться собой? Но нет… Он – мой единственный оставшийся в живых родственник-мужчина, мой заступник, наставник, хозяин, почти святой. Даже бабушка не имела такого веса, как он.
– Она еще и издеваться смеет… Управы никакой нет… Скажи на милость, что за глупости про тебя болтают? «Волчья неве-еста, волчья неве-еста…», – перекривлял он кого-то и хлопнул ладонями об стол прямо передо мной. – И что там за дело с Робби? Ты вообще была в курсе, что он внук городского управляющего?!
– Кстати, его не нашли? – поинтересовалась я холодно. Этой ночью вместе с домом будто бы сгорели мои чувства – злость, досада, непонимание. Осталось мертвое пепелище и отголосок грусти – как легкий ветерок.
Это и к лучшему. Ведь если думать о случившемся постоянно – сойду с ума.
– Нет… Не нашли, – дядя махнул рукой, дескать, о чем я тут толкую. – Вроде как сгорел вместе с домом, не успел уйти. Полоумный… Туда ему и дорога. Надо же, каков гаденыш!..
И дядюшка Джеймс снова начал плакаться по поводу пропавших денежек. Оказывается, он уже успел договориться с Кротом о продаже. Его горе было таким глубоким и неподдельным, что в театре его талант встретили бы бурными овациями.
– И вообще, где тебя носило в этот момент?! – снова обратился он ко мне.
– В лесу была.
В ответ дядя нервно рассмеялся.
– Ха-ха! Не смешно, между прочим… – он хотел схватить меня за плечо, но я отшатнулась. – Я не знаю, кто распустил о тебе эти дурацкие слухи, но чтобы больше я их не слышал! Не хочу, чтобы моя репутация страдала из-за какой-то глупой девчонки, – он поджал губы и окинул меня критическим взглядом. – Торн выслал денег, сегодня я сниму вам с бабулькой дом, поживете там до свадьбы. Я бы, конечно, уже сейчас отправил тебя к жениху, но… Но ладно. Хотя бы видимость приличий надо соблюсти. И не смотри на меня так! – он пригрозил пальцем. Руки его, не знавшие тяжелого труда, были затянуты в белоснежные перчатки. – Люси тоже с вами поживет, заодно проследит, чтобы ты не наделала глупостей… И, если ты попросишь ее достаточно вежливо, то обучит тебя, как правильно нужно ублажать мужа. Она в этом больша-ая мастерица, – и подмигнул похабно.
– Какой вы мерзкий, – выдавила я, чувствуя, как глубоко в душе злость поднимает голову. – И подачки Глоуда мне не нужны, мы с бабушкой останемся у миссис Беркинс.
– Даже не обсуждается, – отрезал он. – Ты плохо знаешь Торна, милочка. Нельзя плевать в руку помощи, иначе эта рука может однажды сомкнуться на твоей шее.
Он ушел, хлопнув дверью и оставив меня переваривать эту новость. А последние слова его еще долго звучали у меня в голове.
Глава 38. Переезд
Я застыла напротив того, что еще недавно было нашим домом. Черные обугленные стены, обвалившаяся крыша, провалы окон, будто распахнутые в немом крике рты. И все, абсолютно все, что напоминало о прошлом, превращено в пепел – библиотека со старыми книгами, бабушкино кресло-качалка, мои детские игрушки и три чудесных платья, одно из которых – подвенечное. Сердце тоскливо сжалось от воспоминаний о лавке тетушки Лаванды – тогда, в наполненные добрым волшебством мгновения, я позволила себе мечтать, как однажды предстану перед алтарем с любимым мужчиной. А сейчас и платье, и мечты рассыпались прахом.
За что Робби так со мной поступил? Неужели я заслужила такую лютую ненависть – ведь он догадывался, что и я, и бабушка могли быть дома и сгореть! Он ведь клялся забыть о том, что было в лесу. Но, как оказалось, иногда слова стоят меньше самого ржавого медяка.
Холодный ветер разметал полы алого плаща и укусил за лодыжки – я поежилась и переступила с ноги на ногу. Прохожие кидали на меня то жалостливые взгляды, то любопытные, кто-то глядел с откровенным осуждением. Но заговоривать не смели.
А еще я с неудовольствием осознала, что снова начала бояться. Чувствовала – боевой настрой, воля, смелость ломаются, как старое дерево в грозу, и отчаянно пыталась залатать дыры в своем самообладании. Помогали держаться мысли об Эрике – если уж он не сдался, то не сдамся и я. Мой отважный волк сможет побороть свое проклятие, а я – свое.
Миссис Беркинс предлагала нам остаться у нее, но после долгих раздумий я решила все-таки съехать. Смотря на нее и на ее доброго мужа, я видела пожилых усталых людей, далеко не богатых, живших в маленьком домишке, и стало как-то совестно садиться им на шею вместе со старой беспомощной бабушкой. Зная характер миссис Беркинс, я бы уверена – она будет суетиться вокруг нас и искать малейший повод помочь, поэтому стало совестно стеснять их и обременять своими проблемами.
Конечно, принимать помощь Торна Глоуда хотелось еще меньше, но я убежала себя, что это не надолго, и пойти на это стоит хотя бы ради бабули. Впрочем, она была так расстроена и раздавлена случившимся, подкошена слабостью, что не нашла сил меня отговаривать. Сказала лишь: «Он потребует вернуть долг».
Что ж, потребует так потребует. Я что-нибудь придумаю.
К вечеру мы перебрались в снятый дом на тихой и уютной улочке – маленький, как будто кукольный. Сошедший с новогодней открытки.
Внутренний двор был заметен сугробами, среди них притаилась маленькая елочка со светло-зелеными юными иголками, что выглядывали из-под снежных шапок. Острая верхушка доставала мне до плеча. Может, стоит нарядить ее, чтобы создать хоть иллюзию праздника? Новый Год меньше, чем через неделю. Стоило только об этом подумать, как внутренности сжались от волнения.
– Рози! Где тебя опять носит?! – тишину и спокойствие вспорол голос дяди Джеймса.
Я обошла вокруг дома – он стоял на пороге под руку с Люсиндой. Голова ее была покрыта модной широкополой шляпкой нежно-сиреневого оттенка, руки она прятала в такого же цвета муфту. Крашеный мех? Ни разу такого не видела.
Пока я разглядывала одеяние женщины, в ворота зашли еще двое. Он – здоровяк с квадратным подбородком и широкими плечами, тащил за ручки два набитых до отказа чемодана. Она – суровая и надменная женщина с раскрасневшимися от мороза щеками и туго затянутыми в пучок волосами. Высокая и худая, та немного смахивала на цаплю.
– Глоуд также прислал тебе двух слуг, – дядя кивнул в сторону вошедших, и они представились, как Берта и Гэрри – жена и муж. – Он весьма любезен, не находишь?
– Я бы сама справилась…
– Ой, помолчи! – он махнул рукой и состроил недовольную гримасу. – Справилась бы она. Знаю я, как ты со всем справляешься. За домом вон не уследила, что какой-то недоумок его спалил по дурости или по пьяни.
Я не стала спорить – не было сил выслушивать этот словесный поток.
К счастью, дядюшка пробыл с нами недолго – вскоре упорхнул, напевая: «Дела, меня ждут великие дела!».
За обустройством временного жилища время пролетело незаметно. Немало удивило то, что один из чемоданов оказался моим – внутри лежали платья и белье, присланные Торном Глоудом. Весьма щедрый дар – и от осознания того, сколько все это могло стоить, сделалось неловко. Впрочем, он не передал даже записки, не справился о самочувствии, что подтверждало – Глоуд притворяется хорошеньким только для галочки, как-никак, я – его будущая жена. Ну, он так думает…
Я тут же одернула себя. Неужели только что я действительно почувствовала что-то вроде… обиды? Что он не проявил именно человеческого внимания и участия к моей беде, предпочтя откупиться деньгами?
Какая глупость! С какой стати я вообще об этом подумала? Когда все закончится – а я продолжала верить, что свадьбы удастся избежать – я просто поблагодарю его, а со временем возмещу все расходы.
Бабуля легла спать, когда на улице стемнело, и фонари осветили двор мягким бледно-золотистым светом. Доктор велел ей принимать сердечные капли каждые шесть часов, и, к нашей общей радости, они помогали – сердце перестало донимать.
А я, выглянув на улицу, решила, что идти в лес по темноте, да после бессонной ночи – чистое самоубийство. Тем более внизу шуршали Берта с Гэрри, а Люсинда то и дело стреляла по сторонам своими зоркими глазами. Поэтому я просто удалилась в спальню на втором этаже и все ходила вокруг чемодана, не решаясь надеть ничего из обновок, но одежда моя требовала стирки, поэтому я выбрала удобное домашнее платье из тонкой зеленой шерсти и теплую накидку в тон. Поглядела в зеркало…
– Нравится?
Я не заметила, как она вошла, поэтому вздрогнула. Не то, чтобы я всерьез опасалась Люсинды, просто общение с ней делало меня какой-то… беззащитной? Словно она – опытная хищница, а я – глупая молодая трясогузка. Даже черты лица ее были хищными, но, несомненно, мужчины находили таких, как она, красивыми. Яркий ядовитый цветок – вот кого она мне напоминала. А еще эта красная помада!
– Красиво, – я отвела взгляд, давая понять, что не настроена на болтовню.
А женщина бесцеремонно подошла к чемодану и, присвиснув, выудила оттуда тонкую шелковую рубашку.
– Какая роскошь! – глаза ее зажглись восторженным огоньком.
– Я не буду это надевать.
– Да брось! – она поглядела на меня, как на дурочку, и достала что-то вроде панталон. Только очень маленьких и почти прозрачных. – Ничего себе! Ты просто обязана их примерить.
И рассмеялась.
– Положи! – я выдернула из ее цепких пальчиков неприличный клочок ткани и засунула его на самое дно чемодана. Внутри разгоралось раздражение. Не позволю над собой насмехаться!
Люсинда пожала плечами и опустилась на стул, закинув ногу на ногу. Кажется, ей сделалось скучно, вот она и пришла поболтать, сочтя меня лучшей собеседницей, нежели ворчливая и надменная Берта.
И тут я вспомнила, какой она становилась, думая, что никто не замечает – будто стирается наигранное жеманство и поверхностность.
– Люси… – начала я осторожно.
– М? – она откинулась на спинку и взметнула бровь. – Хочешь меня о чем-то спросить?
Несколько мгновений я думала – стоит или нет? Но другого шанса у меня может и не быть.
– Расскажи мне всю правду о Торне Глоуде! – и, сложив ладони у груди, вежливо добавила: -… пожалуйста.
Глава 39. Откровения Люсинды
– Что именно ты желаешь услышать? – уголки ее пухлых соблазнительных губ приподнялись. – «Все» – слишком широкое понятие.
Я замялась. Нервничая, сцепила пальцы и присела на кровать. Она, видя мое смятение, лишь снисходительно посмеивалась.
– Чем он занимается? Мне кажется, он… Говорят, что его деньги нажиты грязным путем.
– Тебя это так волнует?
– Да! – выпалила я. – Я чувствую, что он опасный человек, с ним лучше не связываться. А стать его женой – это как подписать себе смертный приговор.
– Ты уверена, что хочешь знать? Иногда лучше жить в счастливом неведеньи. Ты станешь богатой, когда выйдешь замуж за Глоуда, у тебя будет в десять раз больше одежды, чем в этом чемодане.
Я решительно кивнула. Конечно, вещички хороши, даже очень, но они не заставят меня передумать.
– Расскажи все, что тебе известно, Люси. В том числе, что стало с двумя его женами.
Нет, конечно, я не думала, что он – Синяя Борода, но как-то все это подозрительно. Интуиция не даром кричит об опасности, а своему внутреннему чувству я всегда доверяла.
Люсинда повернула голову к окну и, не глядя на меня, заговорила. Тусклый фонарный свет рассеивал ночную дымку и мягко скользил ее лицу. А я чувствовала, как с каждым ее словом холод ползет от моих лодыжек все выше и выше, обвивая ноги, точно большой склизский змей.
– Начну, пожалуй, издалека. Я родилась в портовом городке на юге страны. Моей матерью была женщина из квартала Красных Фонарей, я ее не помню – она умерла, когда я была совсем крохой. Меня поместили в приют – ужасное местечко… – Люсинда повела плечами и скрестила руки под грудью. Лицо ее сейчас напоминало безэмоциональную маску. – А в четырнадцать лет выгнали. Я попала на текстильную фабрику, жила в бараке, в грязи и тесноте вместе с остальными девочками, а хозяин всячески издевался над нами и… и много чего еще. Вспоминая те времена, я жалею, что у меня не хватило смелости убить его.
От этих ее слов, от тона, каким это было сказано, у меня перехватило дыхание. Словно в комнате резко закончился воздух.
– Однажды я не выдержала и сбежала. Передо мной было несколько путей: пойти по стопам матери и умереть от дурной болезни, выйти замуж за какого-нибудь бедняжка – а кто еще позарится на безродную сиротинушку – и умереть от очередных родов, либо снова устроиться на работу, где абсолютно любой смог бы по мне протоптаться, ведь заступиться за меня было некому, – она повернулась ко мне и, глядя прямо в глаза, спросила: – что бы выбрала ты?
Я растерялась, забыла все слова. Каждая из перспектив была по-своему печальна, и, представляя себе молоденькую нищую девчонку с копной черных кудрей, обозленную, растерянную, мне было искренне ее жаль.
– Здесь не из чего выбирать, – тихо ответила я и отвела взгляд.
Люси кивнула.
– Вот именно. Но вскоре произошла встреча, которая перевернула мою жизнь – я познакомилась с Торном Глоудом. Да уж, знаменательная вышла встреча, – она хохотнула и продолжила. – Я пыталась его обокрасть, но попалась… Честно, испугалась до смерти, уже представляла, как он волочет меня в тюрьму, а там мне дают плетей за воровство. Но он повел себя совершенно иначе… Он предложил работать на него.
– Работать? Кем? – спросила я, и внутри зашевелилось подозрение. Как-то не верилось, что Торн сжалился над бедной сироткой и решил помочь ей только из человеколюбия.
Люсинда снова погрузилась в воспоминания – глаза подернулись дымкой, она больше не смотрела на меня.
– Торн владел весьма приличным домом терпимости, куда наведывались исключительно толстосумы – он позвал меня туда работать. Я решила, что это лучше, чем умереть в грязи от голода или развлекать пьяную матросню, – на последних словах она брезгливо поморщилась, и ее холеное личико сделалось отталкивающим. – Я назвалась Люсиндой, выбросила из памяти прежнее имя, чтобы ничто не связывало меня с прошлым…
– Сколько тебе было лет?
– Четырнадцать. Почти пятнадцать.
– Ты была совсем ребенком!
– Чему ты удивляешься? Были девочки и младше. И даже мальчики. Чем раньше начнешь, тем больше успеешь заработать, – она усмехнулась и откинула за спину копну черных кудряшек.
Мне оставалось поражаться, с каким цинизмом она говорила об этих жутких вещах. Но Люсинда не подозревала, наверное, как холодел ее взгляд, когда она пыталась заморозить свои истинные эмоции. Выстраивала вокруг себя броню, нарочно смеялась, чтобы ничто и никто не смогли ее ранить. Даже она сама.
– Я решила продать себя как можно дороже. Я бы не пошла надрывать спину от зари до зари, ждать, пока руки распухнут от работы, а лицо покроется морщинами, в которые въестся несмываемая грязь, – она вытянула вперед правую руку, словно любуясь изящной кистью, и пошевелила пальцами. – Красота и молодость проходят быстро, иногда и глазом моргнуть не успеваешь. И единственное, что имеет ценность в нашем шатком и непостоянном мире – это деньги. Когда я скоплю достаточно, то куплю себе маленький домик на берегу моря и поминай, как звали. Никаких мужчин, никаких проблем.
– Ты не виновата, – выпалила я, чувствуя, как с каждой минутой сердце стучит все быстрей и быстрей. Я не могла до конца понять, чего во мне больше – жалости или злости. – Это все Торн… – это имя я выдавил через силу, отныне оно было мне противно. -… он тебя совратил.
– Я могла и отказаться, – пожала плечами Люси. – Но я согласилась. Кого-то толкают в такие места насильно, но я пошла туда по своей воле. Чтобы взяться за такую работу внутри должна быть… – она нахмурилась, пытаясь подобрать подходящее слово. -… должна быть червоточина. Если есть маленькая такая червоточинка, не больше булавочной головки…
– Хватит, перестань.
– Что, неприятно слушать? Ты ведь вся такая правильная, такая чистенькая, – улыбка ее сейчас была похожа на издевательский оскал.
– Невозможно слушать, как ты мешаешь себя с грязью, будто от этого тебе становится легче.
Протяжный выдох слетел с ее губ, и женщина устало опустила веки.
– Только не надо меня жалеть, хорошо? Себя лучше пожалей.
Я встала с кровати, медленно прошла к окну и, сдвинув штору, присела на подоконник. Так я лучше видела лицо Люсинды… или как ее зовут по-настоящему? Не любила разговаривать, когда на меня не смотрят.
– Говори дальше, пожалуйста. Что там с Торном, что с его женами?
И она продолжила:
– Сейчас, спустя почти десять лет, ему принадлежит несколько десятков домов для утех по всему королевству. Некоторые из них весьма… специфичны. Для людей с особыми пристрастиями, – она выделила последние слова, и меня захлестнула волна отвращения.
– Я уже догадалась, – я сжала пальцы в кулаки, чувствуя, как ногти врезаются в ладони. – Но почему все молчат? Почему никто ничего не делает?
– Те, кто мог бы с ним что-то сделать, сами являются постоянными клиентами его домов. И связываться с таким человеком себе дороже.
Невозможно! Или просто я всегда жила в своем собственном мире, бежала в него, пытаясь скрыться от неприглядной действительности? Ведь это все творится буквально у нас под носом.
– Ты все еще на него работаешь, Люси? – спросила приглушенно.
– Нет, я уже слишком стара, – она усмехнулась. – За время, проведенное в его доме терпимости, я обзавелась выгодными знакомствами, и теперь я ношу меха и золото, а мужчины исходят слюной, глядя мне вслед. Я умею поддержать разговор, почесать мужское самолюбие, украсить вечер. Я научилась читать, петь и музицировать, я разбираюсь в моде, путешествую и ни с кем надолго не задерживаюсь.
– А как же дядя Джеймс? Мне казалось, ты влюблена в него.
– В Джеймса? – ее темные, идеально выщипанные брови взлетели вверх. – С ним бывает весело, но он такой же болван, как и все остальные. Симпатичный, правда. Не старый, не толстый. Но редкостный транжира и мот.
Видя, как меня подергивает от отвращения, Люси улыбнулась.
– Он мне уже надоел. Слишком много себе позволяет.
Думать и говорить о дяде мне совершенно не хотелось. Но сознавать, что это платье, так нежно облегающее тело, как и все остальные вещи, куплены на деньги, добытые вот таким… возмутительным способом, было еще тяжелее.
Я оттянула ворот, словно мне не хватало воздуха. Ничего… Надо только немного потерпеть, и все изменится. Я ни за что не останусь вот такой бессильной слабачкой и клушей, как сейчас.
– Не понимаю, почему он захотел жениться именно на мне? – озвучила я давно терзавший меня вопрос. Да, Глоуд мне на него отвечал, но как-то неубедительно.
– Он давно хотел связать себя узами с девицей из дворянского рода. Можно расценивать это как его маленький каприз, еще одну ступень, которую он хочет преодолеть.
– И все же…
– Глупая, еще не догадалась? – в тоне Люсинды проскользнуло раздражение, и она подалась вперед, впиваясь в меня цепким взглядом. – За тебя совсем некому заступиться, у тебя нет родственников, которые могли бы тебя от него защитить. Старушку в расчет не берем, а Джеймс – его друг, он готов есть с руки Торна, и в любом случае закроет глаза на все, что он решит с тобой сотворить. Захочет – будет бить, захочет – с друзьями поделится…
– Поделится?.. С друзьями? – наверное, в этот момент мои глаза превратились в два шарика и полезли на лоб.
Люсинда нахмурилась.
– Ходили такие слухи в наших кругах… Первая его жена после этого отравилась, не вынеся позора. А вторая была дурнушкой, на которой он женился ради богатого приданого. Через год после свадьбы она неудачно выпала из окна.
Я обхватила себя руками, борясь с дрожью. В комнате не было холодно, я мерзла изнутри – кровь как будто застыла и превратилась в вязкий холодный кисель.
А Люси, между тем, продолжала:
– И теперь, когда деньги больше не являются его основной целью, он решил заполучить титул при помощи молодой наивной девочки, а ты так некстати подвернулась под руку. Он сломает тебя и выбросит, как ребенок надоевшую игрушку. В этой жизни он и пробовал уже все, в попытке получить новые ощущения он все сильней ожесточается.
Она этого не говорила, но я видела – Люсинда тоже боится этого человека.
– Я знаю, кто найдет на него управу, – процедила я. – Кто не испугается, кого он не сможет купить или задобрить.
– И кто это? Сам король? Ой, у нас ведь пока нет короля, только регент…
Она не верит. Ничего.
– Я не вру! Я действительно знаю такого человека.
Ну ладно, не совсем человека.
Люсинда встала и потянулась. Поглядел на меня в упор.
– Знаешь, я бы, может быть, помогла тебе бежать… Но что делать со старушкой? Она не выдержит длинную дорогу, а Торн не любит проигрывать. Он тебя все равно найдет.
– Я не буду бежать, – я упрямо мотнула головой и, преодолев разделяющее нас расстояние, взяла ее за обе руки. – И не прошу тебя мне помогать. Просто не мешай, ладно?
Я чувствовала пряный аромат корицы, исходящий от ее волос, и с надеждой смотрела в глаза. Она кивнула, поджав губы.
– Как твое настоящее имя?
Люсинда высвободила руки и растерла кисти – кажется, я сама не заметила, как сделала ей больно.
– Это уже и не важно.
Когда она оставила меня, я вновь повернулась к окну и коснулась лбом холодного стекла. Бездумно уставилась в царящий за окном полумрак.
Снежные хлопья танцевали в свете фонарей, а мне чудилось, будто в саду мерцают два зеленых глаза.
