Софья Лямина
Тайна Чертиков
ГЛАВА 3
Над головами двух съемочных групп, собравшихся в беседке и около нее на раскладных стульях, уже медленно ползла луна. Расходиться, тем не менее, никто не торопился, хотя музыку приглушили. Дело было не только в том, что собравшиеся не хотели тревожить местных жителей, но и в том, что колонка оказалась не так и нужна. Они были заняты живейшим обсуждением.
– То есть, вы в самом деле умеете видеть мертвых и типа делать все эти фокусы? – недоверчиво вопросил Артем и кривовато взмахнул руками, рисуя в воздухе неоднозначное «что-то». Язык у него слегка заплетался, а бутылка коньяка уже сменила предыдущую.
Напротив оператора сидел не более трезвый «экстрасенс». Его звали Георгий или, как было принято его именовать среди своих, Гошка. Худенький, какой-то нескладный и манерный парнишка на «Гошку» обижался и даже не понимал, что такой реакцией лишь укореняет имя среди съемочной группы.
– Конечно! – без капли сомнений закивал молодой человек. – Ну не прям я… но наши вот умеют. Я таким даром не обладаю, мне от бабушки другой достался. Я их не вижу – да оно и к лучшему, в самом деле! – но слышу. Они шепчутся постоянно. Куда не пойду, всюду голоса: где-то тише, где-то громче, а где-то их пока нет. Я поэтому в новострое и живу, причем специально выбирал, чтобы там никто не умер при стройке. Хоть не слышу их, уже хорошо. Иначе спятить можно.
– А почему видеть не хочешь? – с нетрезвым искренним недоумением вопросил Артем. – Оно же всяко лучше. Или че?
– Или че, – закивал Григорий. – Там такие кадры бывают – лучше и не видеть, иначе точно по профилю в больничку загремишь. Мне коллеги когда рассказывают, аж волосы на руках дыбом встают. Ладно те, кто естественной смертью умер… еще можно посмотреть на таких. А если утопленник какой? Или при пожаре? Представляешь себе зрелище? Там у любого сдвиг по фазе будет. Вот взять нашего чернокнижника, Макса. Макс, ты где?
Максим сидел на другой стороне беседки и разговаривал с Антоном. Перед каждым стояла бутылка пива, которое они потягивали с начала вечера, ничуть не пьянея. Общих хаос их словно не коснулся, а во взглядах, в противовес расслабленным позам, замерло напряжение, суть которого окружающим была не ясна.
Когда к чернокнижнику обратился Григорий, тот обернулся, прервав разговор. Его правая бровь взметнулась вверх.
– Макс, вот скажи, ты когда мертвых видишь, у тебя же потом еще отходняк какое-то время? Ты же злющий как черт, материшься, ваще тебя трогать нельзя. – не замечая тяжести собственных слов, вопросил Гоша. – Нельзя же?
– Смотря кто трогать будет. – усмехнулся Максим, почесав указательным пальцем лоб. – Взаимодействие с такими силами для человеческого организма никогда бесследно не проходит. Если откат пришел сразу после того, как был контакт с тем миром, это хорошо. Значит, все сделал правильно и отделался малой кровью, а вот если отдача пришлась не сразу, значит, подпустил их слишком близко и не выстроил качественную защиту. Тогда хуже. Некоторых, например, кто работает с проклятьями, «откат» настигает спустя года и в форме, которая будет значительно хуже.
– Да это же в голове не укладывается! – особенно тяжко вздохнул Артем. – Живешь себе, живешь, ничего плохого от жизни не ждешь, а тут выясняется: голоса, призраки. Мне вот что теперь с этим делать?
За столом повисла тишина. Ответа так сразу ни у кого не нашлось.
– А что все мы делаем? – вопросил невысокий мужчина, пристроившийся у горящего костра на низком раскладном стульчике.
Он был не стар – на вид можно было дать около 40 лет —, но волосы его тронула седина, а на лице, между бровей, пролегла глубокая морщина. В целом, как подумал Артем, вид он имел самый «медицинский». Такого «дядечку» он смело мог представить в белом халате где-нибудь в кабинете флюорографии.
– Принимаешь, как данность, и живешь. Стараешься не принимать близко к сердцу и закрываешь глаза на странности мира. – хохотнул он, скрестив пальцы на животе.
В повисшем молчании четко послышались шаги по дорожке, вымощенной камнем, со стороны импровизированной гостиницы. Из дверей, удерживая за лямки рюкзак, показалась Кира. Девушка была трезва и, в противовес собравшимся коллегам, думала исключительно о рабочих моментах.
– О, Кира, а ты чего это с рюкзаком? Куда пошла? – тут же сменил пластинку оператор, поднимаясь на ноги и обнаруживая, что стоять ровно дается ему с большим трудом.
– Нужно выполнить план на день по шагам. – не без иронии ответила девушка, после чего, понизив голос до шепота, напомнила: – Камеры нужно установить.
– Ты же в мистику не веришь, – пробурчал Артем, но все же по-джентельменски ухватил тяжелый рюкзак девушки, нацепив его себе на спину. – Зачем тогда идем снимать чудовищ на фотоловушки?
– Верю или не верю – это мои проблемы, – пожала плечами журналистка, подняв вверх указательный палец. – А есть оно или нет его – это уже наши общие проблемы. Так что установим камеры, проверим записи и, когда ничего не найдем, будем использовать в документалке. Не одних же местных снимать, как думаешь?
– А умная ты девчонка, Кира! – согласно покивал оператор.
Ночью в лесу не было ни души. Однако пустым он вовсе не казался: отовсюду слышался шелест листвы, копошение мелкой живности и почти оглушающий стрекот. Жизнь здесь кипела особым образом. «Такого в городе не услышишь», – думал каждый из ребят, сосредоточенно шагая по узкой вытоптанной в траве дорожке.
Высокие деревья, казалось, вытягивались до самого неба, их кроны переплетались, образуя плотный полог. Лунный свет, пробиваясь сквозь узкие просветы в листве, падал на землю серебристыми пятнами, создавая причудливые узоры на мшистом ковре и тонких папоротниках, что росли у подножия стволов. Этот свет был мягким и холодным, делая тени длинными и зловещими, словно скрывающими нечто неведомое.
По мере углубления в лес, воздух становился более влажным и прохладным. Ветви деревьев, изгибаясь и переплетаясь, образовывали своеобразные арки, под которыми они проходили, как будто входили в древний храм. Здесь, вдали от людей и городской суеты, природа казалась особенно величественной и таинственной. Запах хвои смешивался с пряными нотами влажной земли, а звуки леса напоминали о его вечной жизни и постоянном движении.
Время от времени луна выглядывала из-за облаков, освещая заросшие тропинки и отбрасывая призрачные блики на коряги и камни. В такие моменты лес оживал, обретая новые формы и очертания, как будто природа играла в свою загадочную игру теней и света.
В этом мерцающем свете Кира и Артем казались частью этого древнего, вечного мира, где каждый шаг и каждый звук напоминали о том, что лес хранит свои тайны и не спешит их раскрывать.
Артему было не по себе в лесу, несмотря на все его старания выглядеть уверенным. Каждый шорох ветра или треск дерева заставлял его напрягаться. Нервозность, которую он чувствовал после разговоров с экстрасенсами у костра, не покидала его. Даже выпитый коньяк, казалось, начал выветриваться из его организма, оставляя только дискомфорт и растущее чувство тревоги. Пальцы и те предательски подрагивали.
Оператор пытался выглядеть спокойно и уверенно, но в глубине души чувствовал. Артем честно старался игнорировать своё беспокойство, ведь он не хотел, чтобы Кира увидела его «слабости». Вот только пронесшейся над головой птице, в которой он с трудом опознал филина, было глубоко безразличны его терзания. Птица пролетела, напугала и заставила паренька присесть в испуге.
К его счастью и гордости, в это время Кира смотрела в противоположную стороны. Девушка, несмотря на свою кажущуюся хладнокровность, также ощущала дискомфорт. Общая атмосфера леса и странные истории, которые ей рассказывали местные жители, не остались незаметными.
Место здесь такое, наверное. Общая паника внушает страх.
Сложно не допускать эмоциональной реакции, когда взрослые и с виду вполне адекватные местные жители наперебой рассказывают мистику. Невольно да и промелькнет мысль: а вдруг не шутка? Видели же они что-то в самом деле.
Была у Киры подруга, которая видела НЛО. Хотя какая подруга? Так, знакомая девчонка, с которой раньше вместе ходили на курсы. Она потом завела блог и рассказывала мистические истории из своей жизни и те, что слышала от знакомых. Хорошо монетизируется такой контент, надо сказать! Вот после ее рассказа Кира лишь отмахнулась, подумала, что привиделось девочке. Но ведь запомнила историю? Запомнила. Значит в душеньку-то запала. А прочитана она была со смартфона посреди белого дня и в людном месте.
Здесь же лес и кругом ни души, если не брать в расчет напуганного оператора. Так чего же удивляться возникшему дискомфорту?
Ее обычно крепкая выдержка просто поддалась давлению этого места, где каждое шуршание и тень казались предвестниками чего-то зловещего. Так размышляла девушка, оглядывая мрачноватый лесок с фонариком в руке.
Сложно было понять, что именно вызывало такое волнение у обоих. Внешне они сохраняли спокойствие, но их внутреннее состояние говорило о том, что это место, с его мрачными тайнами и шорохами, заставляет их обоих чувствовать себя не в своей тарелке. В лесу, наполненном ночной тишиной и мраком, даже самые стойкие эмоции становились уязвимыми.
Артем, слегка покачиваясь, достал очередную камеру и начал устанавливать ее, морщась от необходимости совладать с мелкими деталями. Он проверял уровень на штативе, настраивал диафрагму и фокусное расстояние, затем крепил камеру к дереву с помощью специальных ремней, чтобы обеспечить устойчивость.
– Кира, проверь подключение HDMI, – крикнул он, когда все было готово. – Нужно убедиться, что сигнал идет без помех.
Кира пошла дальше по тропинке, проверяя каждую камеру и аккуратно устанавливая настройки.
Девушка подключала свой телефон к камерам через кабель, проверяя изображение. Это было долго и нудно, но другого выхода не нашлось. В «Чертиках» был слишком слабый интернет для беспроводной проверки.
Когда Кира дошла до последней камеры, что стояла ближе всех к опушке, ее взгляд зацепился за что-то вдалеке. Ей показалось, что по лесу метнулась тень, едва заметная в полумраке. Кира почувствовала, как мурашки побежали по вмиг похолодевшей спине. Девушка остановилась, внимательно вглядываясь в темноту.
Тень снова мелькнула, и Кира вздрогнула, прижав телефон к груди. Вокруг, как на зло, воцарилась зловещая тишина, нарушаемая лишь биением ее сердца. Она медленно шагнула назад, стараясь не делать резких движений.
Хоть бы какой кузнечик прострекотал!
– Артем, ты где? – громко прошептала журналистка, не сводя глаз с леса. Ответа не последовало. Лес, казалось, замер в ожидании, и каждый звук эхом отдавался в ушах.
Внезапно тень снова мелькнула, но на этот раз ближе. Кира замерла, чувствуя, как сердце бьется все быстрее.
– Да какого черта! – вдруг разозлилась девушка на собственную реакцию. – Местные с ума сошли, а ты-то куда?
Взяв себя в руки, журналистка упрямо решила пойти проверить, что это было. Медленно, стараясь не шуметь, она сделала несколько шагов вперед.
В этот момент из-за деревьев вышел Максим. Экстрасенс нес в руках небольшой сверток, завязанный в старую холщовую ткань, и выглядел слегка уставшим.
Лунный свет отразился на его темных волосах и вытянулся на лице, придавая его чертам оттенок мрачной загадочности. Впрочем, девушка не была уверена, что из этого правда, а что домыслы ее напуганной психики.
Кира, увидев экстрасенса, сначала застыла на месте, сердце забилось быстрее. Она почувствовала, как мурашки побежали по спине от резкого перепада эмоций, но, узнав Максима, выдохнула с облегчением. Вместе с ним пришла и новая волна злости.
Причем на себя. Это же надо – подпустить так близко к сердцу рассказы местных!
– Макс, черт возьми, ты меня чуть до инфаркта не довел! – сердито сказала она, стараясь успокоить дрожь в голосе. – Что ты здесь делаешь в такое время?
Максим подошел ближе, на его лице играла легкая улыбка, и он по-дружески кивнул.
– Унес "подаяние" на кладбище, – ответил он, показывая сверток. – Завтра важный день, надо было подготовиться.
Кира прищурила глаза и не удержалась от недоверчивого взгляда.
– И что это за "подаяние"?
Максим пояснил, раскатывая сверток и показывая небольшой черный мешочек с засушенными травами и склянку с каким-то светлым жидким содержимым:
– Это "подаяние" для мертвых сил, которые дают мне видеть и ощущать больше, чем обычный человек. Они должны почувствовать, что их уважают и заботятся, только тогда будут помогать.
Кира скептически покачала головой, её выражение не изменилось.
– Ты можешь не отыгрывать при мне про свои экстрасенсорные способности. Прибереги это для своего шоу.
Максим, уложив последний предмет ритуала в черный рюкзак, взглянул на Киру. Девушка уже восстановила эмоциональное равновесие и вернулась к проверке камер, рассматривая картинку на экране смартфона.
– Хорошо, что ты так упорно не веришь в мистику, – сказал экстресенс с лёгкой улыбкой. – Будешь целее. А что вы вообще делаете посреди леса ночью? Для чего вам эти камеры? – спросил он, указывая на оборудование.
В это время из леса вышел оператор Артем, который только что закончил установку всех камер. Он выглядел заметно напряженным, но, увидев Максима и Киру, ощутил облегчение. Присутствие экстрасенса его неожиданно успокоило.
Приятно, когда рядом есть разбирающийся в мистике человек. Особенно, когда сам ты в «сомнительные» моменты можешь предпринять лишь одно – кричать и бежать.
Оператор быстро сориентировался в обстановке и, выбив из тысячи вопросов в голове один конкретный, поспешил его задать:
– А возможно ли вообще на камеры заснять чудовищ или что-то в этом роде?
В глазах Артем промелькнул настороженный интерес. Он и сам не понимал, какой ответ хотел бы услышать.
– Это вполне реально. Камеры могут зафиксировать не только физические объекты, но и аномалии, которые сложно объяснить. Мистическая энергия иногда оставляет следы, которые можно уловить. Эти следы могут проявляться как искажения в изображении или неожиданные перемещения объектов. Ваше оборудование достаточно чувствительное?
Кира и Артем обменялись взглядами, не зная, как отреагировать на слова Максима.
Подумав, экстрасенс добавил:
– Но лучше всего избегать ситуаций, когда эти «следы» становятся видимыми. Истинная угроза может быть скрыта и не всегда очевидна.
Ребята не были впечатлительными, но от его слов по коже проползли мурашки.
Кира украдкой посмотрела на Максима и задумалась. Даже без камер и зрителей экстрасенс, казалось, не выходил из роли. В чем-то она уважала такую преданность своему делу.
Артем, всё еще немного напряжённый, помог Кира убрать оставшееся оборудование в рюкзак, после чего деловито перекинул его через плечо.
– Камеры на местах, – кивнул он. – Осталось только подождать следующей ночи и будет понятно, заснимем что-то или нет. Я до озера дошел, ну, знаешь, где местные видели нечто. Может там что-то увидим?
– Ты молодец, – кивнула Кира, похлопав оператора по плечу.
Максим, наблюдавший за сборами журналистов, покачал головой. Сложно было сказать, что за мысли проносились в его голове.
– Пойду с вами, – сказал он. – В лесу вас лучше не оставлять одних. Тем более сейчас, когда местных мертвых прикормили.
– Чем прикормили? – вопросил уже полностью трезвый оператор Артем, всматриваясь в лицо экстрасенса.
– Набором для подношений, – объяснил он неожиданно даже для самого себя. – Травы собирались в особых местах, где растут только в полнолуние. Они помогают успокоить духов и привлечь их внимание. А в этой склянке – водка. Спиртное используется для умиротворения и символического укрепления связи между миром живых и мёртвых. Такие ритуалы позволяют установить контакт и получить защиту или информацию, если знать, как правильно обращаться с этими силами.
Кира и Артем переглянулись, чувствуя, как их прежнее недоверие смешивается с новым. Максим продолжал:
– Важно не только то, что ты приносишь, но и как ты это делаешь. Слова, жесты, даже настроение – всё имеет значение. Местные духи могут быть капризными, и если не соблюсти ритуал, можно вызвать их гнев вместо благосклонности.
Они двинулись в сторону гостиницы под светом луны. Шли молча, однако по мере их возвращения лес стал казаться менее угрожающим. Впрочем, в его темных углах всё ещё оставалась загадочная напряжённость, напоминание о том, что этот лес хранит свои тайны.
ГЛАВА 4
Бабушка Анна неспешно размешивала ложкой чай в фарфоровой кружке, от которой поднимался легкий аромат липового цвета. Седые волосы женщины были собраны в аккуратный пучок, а лицо её пересекали глубокие морщины, рассказывающие о прожитых годах и пережитых бедах. Артем, настраивая камеру, украдкой поглядывал на неё, отмечая про себя, насколько умиротворенно она выглядела на фоне унылого интерьера избы.
Пока Артем самозабвенно настраивал камеру, заменив блок памяти на технике, Кира вела неспешную беседу с пожилой женщиной. К слову сказать, это была уже вторая карта памяти за день – предыдущая участница шоу оказалась на редкость говорливой. Любовь Анатольевна, пришедшая в восторг от вчерашней беседы, к сегодняшней съемке старательно подготовилась, поэтому чувствовала себя в кадре еще увереннее, чем вчера.
– Соседи рассказали нам, что вы видели призрака своей дочери. Могли бы вы поделиться этой историей?
Бабушка Анна медленно кивнула и поставила кружку на стол.
– Впервые это случилось лет пять назад, когда моя Надюша умерла. Осень была уже. Я часто ходила на кладбище, за могилкой ухаживала, а там, вот как понимаешь, что-то да происходило. То кроты, то птицы беспорядок наведут. Уж сколько я не люблю магов этих, да только правду же сказали, как есть – беспокойное у нас кладбище.
– Вы беседовали с экстрасенсами? – ровно поинтересовалась журналистка.
– Сама-то не подходила, издалека слушала. Не выношу я их! Уж больно напыщенные, как индюки, ходят, что-то строят из себя. Была вот у нас раньше ведьма тут одна… ну да что это я? О чем говорила? – расстерянно вопросила пожилая женщина.
Память её уже давно подводила. Внуки беспокоились по этому поводу, да только что сделаешь? Возраст такой уже. Восьмой десяток баба Анна разменяла уже. При всем желании всего помнить не сможешь!
Сама она не беспокоилась из-за частых приступов забывчивости. Касались они пока только мелочей, а до крупных потерь не доходили. Вот, бывало, пойдет в местный магазин, как называли его тут, «чипок», а пока идет – забывает, чего купить хотела. Хорошо, что местная продавщица уже давно запомнила покупки бабы Анны, и путём перебора удавалось напомнить.
– Про кладбище! – охотно напомнил Артем.
Оператор счастливо наворачивал калач с маком и запивал все это гречишным чаем с медом. Счастливее, чем он, человека в округе было не встретить. Вот умеет же радоваться мелочам!
– Точно-точно! – закивала бабушка. – Однажды, задержалась я на кладбище до заката почти. Знаю, что нельзя, а задержалась всё.
– А почему нельзя?
– Да кто ж его знает, как оно там на самом деле? Старики наши всегда говорили, что после захода солнца на кладбище нечистая сила гуляет. Вон, сосед наш в молодости как-то решил задержаться, так потом всю ночь кошмары ему снились, а уж утром с синяками под глазами ходил. Хотя тот мог и подраться, с него сталось бы. Но слыхала я, что души покойников по ночам поднимаются, покой себе найти не могут, вот и бродят меж могил. Старожилы ещё рассказывали, что после заката на кладбище можно встретить ведьму или лешего. Были случаи, когда кто-то задерживался, а потом пропадал без вести, и никто их больше не видел. Люди говорят, что это леший их забирает в свои чащи. Да и сам воздух на кладбище вечером тяжёлый, холодом веет, как будто сама смерть рядом стоит и следит.
Про холодок, который смертью веет, ребята хорошо знали. Вчерашний поход в лес убил в них всякое желание ходить здесь в ночное время. Вроде взрослые люди, рационально мыслить умеют, а как вспомнят скрежет в ночи и ощущение взгляда в спину – страшно до одури становится.
– Темнеет осенью быстро, и я уже собралась уходить, когда увидела её…
Глаза бабушки наполнились слезами, и она с трудом продолжила:
– Смотрю – стоит она. Как при жизни, в том же платье, что я ей на похороны надевала. Глаза у неё большие, грустные такие, будто весь мир в этих глазах отразился. Стоит и молчит, ничего не говорит. – с трудом проговорила баба Анна. – Я к ней пошла, сердце замирает, ноги не слушаются, а подойти надо. Подошла ближе – а она как дымка, раз и исчезла. Только холод остался, такой, что до костей пробирает. С тех пор часто я её там вижу, всё мне кажется, что зовет она меня к себе. Стоит между могил, молчит, и глаза её грустные меня не отпускают. Каждый раз, как на кладбище иду, душа замирает, а вдруг опять её увижу. И вроде радость, что увидеть могу, а вместе с тем страх такой, что и словами не передать. Вот поэтому, ребятушки, не надо вам до заката на кладбище быть. Живым своё место, а мертвым – своё. Бабка плохого не посоветует.
Артем, молча слушавший рассказ, наконец нарушил молчание:
– Это должно быть было очень страшно…
Бабушка Анна покачала головой:
– Не страшно, милок, а горько. Это как сердце рвут на части, когда видишь тех, кого уже нет.
Задерживаться у бабы Анны журналисты не стали. Та была совсем стара, а от таких вопросов, должно быть, совсем поникла. Чтобы лишний раз не создавать для пожилой женщины стрессов, ребята постарались не задавать больше вопросов.
На очереди у них был местный «фермер». Такое прозвище ему дали местные жители за большое число скота. Подсобное хозяйство здесь было у многих, но не такое крупное. Коровы, куры, пара свиней, а «фермер» держал еще и баранов с лошадьми.
– Почему ты не стала задавать еще вопросы? Много же их, а баба Анна явно больше знает. Вот и про ведьму говорить начала. Узнали бы сразу. – вопросил вдруг Артем, поправив лямку рюкзака с аппаратурой.
– Артем, баба Анна уже пожилая женщина. Внуки далеко, одну дочь похоронила. У пенсионерки давление, сердце слабое – видел, как распереживалась? Жалко её, да и ближайшая скорая приедет часа через четыре. Случится чего и… в общем, материал материалом, а уважение иметь надо. Она и так пережила много горя. Не хотелось её ещё больше тревожить.
Оператор согласно кивнул.
– Надо же, Кира, а по тебе и не скажешь, что ты такая.
– Какая? – слегка враждебно уточнила девушка.
– Чуткая.
– Правильно говорить: жуткая, – отмахнулась журналистка, неожиданно испытав неловкость.
Кире всегда казалось, что такие моральные принципы, которыми она руководствуется, есть у каждого человека. Банально же: если можешь не обижать – не обижай, если поможешь оказать помощь – помоги. Для чего из этого фарс устраивать?
Дом фермера располагался на окраине деревни. Толстые брусья, из которых был сложен дом, давно потемнели от времени, но все еще крепко держали на себе крышу, укрытую деревянной черепицей. Впереди начинало сгущаться вечернее небо, окрашивая горизонт в тёплые оттенки оранжевого и фиолетового, а вокруг загона, что прилегал к дому, стоял лёгкий запах свежего сена, смешанный с ароматом земли и деревьев.
Фермер вместе с сыновьями готовился к последним вечерним делам. Старший, высокий и сильный парень, которого в деревне уважали за его трудолюбие и спокойствие, умело направлял коров в загон, мягко подгоняя их палкой. Его брат, подросток лет тринадцати, хотя и был еще невелик ростом, но старался не отставать. Он с важным видом ходил рядом, то и дело подскакивая к животным, хлопая в ладоши, чтобы те шли быстрее.
Из окна дома за ними наблюдала мать, крепкая женщина с добрыми глазами, одетая в скромное платье. Она вытерла руки о фартук и выглянула на улицу, увидев, как Кира и Артём продолжают записывать свои материалы. Выйдя на крыльцо, она окликнула их, приглашая зайти на чай. Её голос звучал мягко, почти по-матерински, как будто она пыталась проявить своё гостеприимство, несмотря на усталость после долгого дня.
Однако Кира, немного замявшись, вежливо отказалась, сославшись на работу и позднее время. Артём, поправляя камеру на плече, поддержал её слова, добавив, что им действительно нужно закончить репортаж до заката. Фермерша кивнула, поняв и не обидевшись. Она знала, что работа у каждого своя, и иногда гостеприимство должно уступать делу.
В доме уже начинал раздаваться звон посуды – жена фермера готовила ужин. В тишине наступающего вечера, который нарушали лишь звуки мычания коров да редкие голоса сыновей, этот дом казался особенно уютным и полным жизни.
Кира неожиданно сильно почувствовала их чуждость местным распорядкам. Они-то сейчас вернутся в гостиницу, будут обрабатывать материалы, пока помнят, где какие ляпы были. И никакого им свежего ужина, никаких пустых семейных разговоров, никаких встреч с близкими по духу людьми. До их дома были тысячи километров.
– Иван, а что вы можете рассказать? – спросила журналистка, заставив себя перевести взгляд на мужчину с крепкими плечами и загорелым лицом, который в это время нервно крутил в руках кепку.
– Ну, у нас тут по ночам иногда вой слышен, как будто волки, да только волков давно уж нет. И огни эти… – он замялся, – светятся иногда на кладбище, будто кто фонариками махает. Подхожу, а там никого. Страшно это, скажу вам. Будто души мертвых мстят.
– Как это «мстят»? За что? – оживился вдруг Артем.
Иван на мгновение замолчал, словно обдумывая, стоит ли вообще рассказывать эту историю незнакомым людям. Да только чего ему скрывать правду-то? Журналистам дела до его странностей нет, они сюда ради мистики и приехали. Так размышлял фермер.
Он нервно сжал в руках старую кепку, на которой уже начали вырисовываться белые следы от пота, и, наконец, заговорил, понизив голос, будто боялся, что его услышат не те уши. Включенная камера его мало смущала.
– Да как вам сказать… Это давно было, ещё до того, как советская власть пришла. Земля тут наша не простая, ведьмовская, говорят. Раньше здесь, на месте нашей деревни, другое селение стояло. Деревня Колдунов её звали. Не так, чтобы все её официально так называли, а вот в округе все знали: не ходи туда, люди там не как мы. Говорят, жили там ведьмы да колдуны, поколениями своими. Люди из других деревень обходили то место стороной, а если и ходили, то только днем и с оберегами. Но всё изменилось, когда земля под колхозы пошла.
Фермер сделал паузу, будто подбирал слова, а затем продолжил:
– Пришли тогда новые люди, из города, посмеялись над старыми страхами, да и землю эту взяли, чтобы распахать и засеять. Ну, а местных, кто был, поразогнали – кто в Сибирь, кто по другим деревням. Никто уже и не помнит, куда они делись. Только вот с тех пор и начали странности происходить. Люди видят огни на старом кладбище, что на месте той деревни осталось. А то вдруг по ночам слышат вой, будто волки вокруг бродят. А волков-то тут уж давно не видали, говорят, все вымерли.
Он нервно взглянул на журналистку, словно ища у неё подтверждение своим словам, но та молчала, продолжая слушать каждое его слово.
– Говорят, это души тех, кто на той земле жил, неспокойны. Не смирились они с тем, что землю их отобрали да по-другому распорядились. Вот и мстят тем, кто теперь здесь живёт. Может, правда это, а может и нет, кто ж его знает. Но вот только странностей этих никто объяснить не может, и спокойствия тут тоже нет.
Иван тяжело вздохнул, словно сбросив с души тяжкий груз. Затем снова надел кепку на голову и добавил:
– Вот так-то. Не всякая земля к людям хороша, особенно если с прошлого у неё счёты остались.
Кира кивнула, делая пометки в блокноте.
– Иван, скажите, пожалуйста, откуда у вас эта информация? Кто-то из местных рассказывал? Просто вы довольно молоды еще, а ваши более возрастные соседи об этом даже не упоминали.
Иван слегка смутился, но, видимо, уже решив поделиться всем, что знает, тихо продолжил:
– Да это мне дед рассказывал. Он-то помнил ещё те времена. Дед мой, знаете, был старый, много чего видел. Когда я был ещё пацаном, он часто меня с собой брал в лес, по грибы там, или просто прогуляться. Вот в один такой день, когда мы вышли к старому кладбищу, он и поведал мне эту историю.
Иван на мгновение замолчал, как будто снова переживал тот момент, а потом продолжил:
– Говорил, что когда его ещё совсем молодым парнем забрали на коллективизацию, слышал он, как старики в деревне перешёптывались о том, что зря это всё. Мол, не надо было к той земле лезть. Дед тогда не особо в это верил, молодёжь же всегда больше к реальности склонна, а старики, ну, сами знаете, часто баснями стращают. Но потом, как начал он жить здесь, на новой земле, начал замечать, что кое-что из стариковских рассказов не просто выдумка.
Он перевёл взгляд на Кирю, глаза которой настороженно блестели в свете заката.
– Дед всегда говорил, что не всякую землю трогать стоит. Он как-то даже видел, как старик один, его сосед по деревне, решил ночью проверить, кто это огни на кладбище зажигает. Вернулся наутро весь белый, ничего не сказал, а через неделю умер. Так что, может, и правда это, а может, и нет. Я уж сам теперь не знаю. А потом еще и история другая…Дед тоже рассказывал, как в молодости его друзья решили ночью проверить, что там на кладбище творится. Говорили, что видели там огни, словно кто-то свечи зажигал, а может, и не свечи вовсе… Никто из них до дома не дошёл той ночью. Нашли их потом через несколько дней, замёрзших и испуганных до смерти.
Иван замолчал, тяжело вздохнув, словно снова переживал те старые рассказы.
– С тех пор, – продолжил он, – никто не смел туда ходить, особенно по ночам. А уж кто и пошёл бы – назад бы не вернулся. Так что, хоть прошло много лет, старики помнят и учат нас: не трогай того, что не понимаешь. Вот так и живём, стараясь лишний раз туда не заглядывать и не тревожить то, что лучше оставить в покое.
Иван закончил свой рассказ и снова надел кепку, будто подводя черту под разговором. Сам он стал все чаще поглядывать на сыновей, явно борясь с желанием присоединиться к вечерней рутине. Да только журналисты отвлекали.
– Иван, позвольте последний вопрос. Как же вы живете в Чертиках? Все говорят нам про мистические, абсолютно жуткие истории, которые с трудом в голове укладываются. Я бы вот не смогла жить в таком месте. С ума бы сошла, наверное, от жути. А вы справляетесь!
Иван снова задумался, медленно потерев рукой подбородок, словно подбирая правильные слова.
– Жутко, да. Но что поделаешь? Жизнь-то продолжается. Люди везде живут, и в хороших местах, и в таких, как наше. Привыкаем мы. Со временем учишься не обращать внимания на то, что пугает. Дом у нас крепкий, семья рядом, а страхи… Они всегда были и будут.
