Сергей Юрьевич Катканов
Тихая моя родина
Отец Ефрем решил установить предварительный отбор, составив и разослав всем претендентам тест из 20 вопросов затрагивающих общечеловеческие проблемы бытия, дающих представление о внутреннем настрое человека, об объеме его духовных знаний. На анкеты не захотели отвечать 80 процентов из ранее написавших, сразу же поняв, что дело куда серьезнее, чем они предполагали. Из ответивших на вопросы, большинство сделало это неудовлетворительно. По письмам в обитель приехало только двое, а остальные приходили своими путями. Живали в Спасо-Прилуцком монастыре так же иноки из других обителей, надеясь, что здесь будет полегче. Ho их надежды не оправдались. В скором времени они благодарили наместника за гостеприимство и уходили.
В монастыре по вольному найму трудятся только сторож и маляр. Братия сама ухаживает за скотиной (3 коровы, лошадь, 40 кyp), готовит себе еду, возделывает землю. Монастырь имеет 7 га покосов (значительно больше, чем было накануне закрытия), 3 га пахотной земли (её монастырь в начале века вообще не имел), построена на территории монастыря мощная теплица для выращивания овощей, излишек которых предполагается продавать. Есть своя техника: колесный трактор, катер, грузовик ЗИЛ. Один из послушников – иконописец, создаются условия для открытия в монастыре своей мастерской.
В силу того, что состав братии в основном послушнический, на наместника ложится огромная нагрузка. Он и священник, и регент, и псаломщик, и казначей, и эконом, и келарь, и строитель в одном лице. Это положение изменится нескоро.
VI. День
День в обители начинается с молитвы. Братия молится келейно, затем завтрак и послушание – каждый знает, чем он должен заниматься. Обед – в 16 часов. В трапезной хором поют молитвы, потом все садятся за длинный стол, во главе которого – жесткое кресло наместника с прорезанным в спинке крестом. Под рукой у наместника – колокольчик, смысл звонков которого понятен братии без слов. Bo время трапезы один из братьев вслух читает книгу духовного содержания. Наместник называет того, кто будет сегодня читать и «счастливчик» освобождается таким образом от тягостной необходимости вкушать земные плоды. Игумен иногда прерывает читающего, обращая внимание братии на некоторые фрагменты, разъясняя их. Прислуживает за трапезой брат, который сам же и готовит. Первые и вторые блюда, как правило, овощные, иногда – рыбные. Еда очень простая, но чувствуется, что всё приготовлено с любовью. А порции – солидные, полновесные, рассчитанные на людей, которые занимаются физическим трудом. На третье – чай с сахаром или с вареньем, иногда – с пирожками, если же нет поста – предлагают молоко монастырских коров.
Говорить, если игумен не спрашивает, не принято, однако обращает на себя внимание молчаливая доброжелательность братии по отношению кдруг другу. Трапеза заканчивается молитвой, и опять послушание – работа. Около 21 часа – чай. В воскресные дни и праздники первый раз едят только после окончания службы, то есть около 14 часов, тогда обед (или ужин?) сдвигается на 21 час. За стол в эти дни садятся лишь дважды.
После вечерней трапезы все идут в церковь на молитву. В тишине и полумраке безлюдного храма полдюжины молодых мужчин (младшему из послушников – 18 лет, старшему – 32 года) стоя полукругом, по очереди вслух читают монашеское правило. После тяжелого трудового дня такая молитва продолжается ещё более двух часов. У непривычных затекают и деревенеют ноги, идет кругом голова, буквы в молитвослове прыгают перед глазами. Но здесь появляется возможность прикоснуться к сокровенной духовной жизни монастыря.
После окончания правила, послушники не торопятся расходиться. Они с живым интересом задают игумену вопросы по поводу непонятных мест в древних молитвах или просят прокомментировать те или иные жизненные ситуации с духовной точки зрения. Чувствуется что для большинства из них игумен настоящий духовный отец. Потом часть братии идет на исповедь, часть – спать. Это уже глубокая ночь. Зимой, когда работы по монастырю было меньше, братия вставала ещё и на ночную службу, которая продолжалась с 2-х до 8-и часов утра.
Этот режим не выдерживали иногда даже физически очень крепкие мужчины. Тот, кто прожил такой день, не станет спрашивать, почему в монастыре «текучка кадров».
VII Знамения
Прикасаясь к жизни современного монастыря, невольно вспоминаешькак тут всё было до революции. Да прошлое и не позволяет забыть о себе. Оно o себе напоминает.
Отцу Ефрему позвонили 21 ноября 1991 года, попросили послать людей на станцию Рыбкино для того, чтобы встретить с поезда большую икону Божьей Матери, которую передает в дар монастырю одна женщина из Вожеги. Про икону рассказали, что она была взята из разрушенной церкви и находилась в эти годы у разных людей. Местные жители икону очень почитали, потому что по молитвам перед ней совершались чудеса. Комиссары, узнав о таких делах, не раз хотели икону уничтожить, однако Пресвятая Богородица каждый раз подсказывала хранителям святыни, что её необходимо перенести в другой дом. И вот женщина, последняя хранительница иконы, решила передать её Спасо-Прилуцкому монастырю, хотя сама нее могла объяснить, почему именно сюда? 22 ноября игумен Ефрем послал на станцию двух послушников с санками. Привезенная ими икона оказалась иконой Божией Матери, именуемой «Скоропослушница». A ведь именно на этот день по церковному календарю приходилось празднование иконы «Скоропослушница», хотя дарительница, конечно, об этом не догадывалась. Икона пришла в монастырь на свой праздник. Игумен с братией отслужили по этому поводу молебен.
Отец Ефрем, неплохо разбирающийся в иконописи, определил по стилю, что икона – афонского письма начала ХХ века. Об этом же свидетельствовало клеймо. По всему получалось, что это та самая «Скоропослушница», которую игумен Неофит в 1910 году заказал для своей обители на святой горе Афон, и которую столь торжественно и радостно при огромном стечении народа встречали монахи Спасо-Прилуцкого монастыря в том далеком году, и тоже на станции «Рыбкино».
Икона ушла из разоренного монастыря в один из храмов, ушла из разоренного храма в людям. Божья Матерь через эту икону не переставала все эти годы творить добро. И вот икона вернулась. Чудотворные иконы ни когда просто так не меняют место пребывания. Такова была воля Божьей Матери, которая благословила возрождающийся монастырь.
***
29 мая 1992 года игумен Ефрем служил панихиду на могиле поэта Батюшкова. Тем временем на территории монастыря не прекращались работы – рыли дренажные траншеи. И вот один рабочий сообщил игумену, что на глубине полутора метров они наткнулись на изуродованный надгробный памятник красного гранита, на одной стороне которого можно было разобрать надпись: «Настоятельствовал в Спасо-Прилуцком монастыре 20 лет». Надпись на другой стороне памятника гласила: «Архимандрит Анатолий Смирнов. Родился 23 сентября 1832 года. Скончался 29 марта 1908 года». Чуть глубже под памятником были обнаружены останки последнего прилуцкого настоятеля, похороненного на территории монастыря.
Останки хорошо известного нам отца Анатолия являлись именно во время панихиды, будто душа его так же взывала о поминовении. Тот, кому суждено было принять участие в торжествах, посвященных пятисотлетию преставления преподобного Димитрия, напомнил о себе именно в год шестисотлетия.
***
За два дня до приезда святейшего патриарха Алексия П, в монастырь был возвращен игуменский посох преподобного Димитрия, найденный старейшим вологодским реставратором Н. И. Федышиным. Вечером того же дня игумен с двумя братьями внесли посох, бережно завернутый в мягкую бумагу, в храм, где покоятся мощи его хозяина. И тут все ощутили, что от посоха исходит необыкновенное благоухание, хотя несколько минут назад ни какого запаха он не источал. Братья с изумлением посмотрели друг на друга и поняли, что этот чудный запах почувствовали одновременно все трое.
Две недели спустя, поздно вечером, игумен совершил у раки преподобного Димитрия молебен святому с чтением акафиста. В конце молебна он вынес из алтаря посох преподобного и легонько ударил им по голове женщину-иконописца, которая много лет страдала сильными головными болями, вызывающими даже тошноту. В этот день у неё так же болела голова. Но в момент, когда посох коснулся её головы, она неожиданно почувствовала облегчение – боль исчезла. Боясь поверить чуду, она несколько дней ждала возвращение обычных болей, но они не вернулись, ни через неделю, ни через месяц. Только спустя 2 месяца, окончательно убедившись в исцелении, она рассказала об этом братии.
VIII Крестный ход
3 июня (ст. ст.) 1503 года была возвращена в Вологду из Казанского похода Ивана III икона прп. Димитрия Прилуцкого. По указу Ивана Ш было установлено «на сретение Сия святыя иконы повсегодно совершать празднование со всенощным бдением и крестным в оную обитель из града хождением непременно».
16 июня 1992 года, после многих десятилетий перерыва, крестный ход вновь состоялся, не «из града» пока, а лишь вокруг монастырских стен. После Божественной Литургии, которую совершил игумен Ефрем, шествие со свечами, хоругвями и иконами через Святые ворота направилось вокруг монастыря.
Этот крестный ход не был, увы, ни многолюдным, ни разнообразным по возрастному составу. Основой его были местные верующие старушки. Вологодская общественность, та самая «просвещенная интеллигенция» никак не отреагировала на это событие. Толпы зевак, сопровождавших крестный ход 1991 года, отсутствовали – за городом всё-таки дело происходило.
Несколько молодых девушек в купальниках, загоравших на берегу, начали суетливо одеваться при виде приближавшегося шествия. Другие сочли это излишним, сверкая плотскими прелестями навстречу святым иконам, в группе малышей один попытался перекреститься с плутоватым видом, другой полюбопытствовал: «Это что, похороны?» Да, это были похороны безбожной эпохи, радостные, но и грустные по-своему, потому что чувствовалось: эта эпоха, равная по протяженности человеческой жизни, не прошла для русских людей бесследно.
После крестного хода игумен Ефрем совершил молебен над мощами преподобного Димитрия в нижнем храме Спасского собора. По завершению молебна, он сказал: «Сегодня день великий для нас. Мы запомним его на вею жизнь».
IX Конгресс
За несколько дней до начала международной конференции, посвященной 600-летию памяти преподобного Димитрия Прилуцкого, которая 13 августа должна была открыть международный Сергиевский конгресс, монастырь буквально гудел, как потревоженный улей. Одновременно работали с полдюжины бульдозеров и экскаваторов, сновали туда-сюда мощные грузовики, обитель в совершенно немыслимом режиме готовили к приему гостей.
Велись работы по подготовке помещений, по благоустройству территории, по вертикальной планировке. Земля внутри монастыря буквально встала на дыбы. Последние асфальтные работы были завершены утром 13 августа, когда святейший патриарх Московский и всея Руси Алексий П уже приземлился в Вологодском аэропорту.
Такая спешка была вызвана тем, что денег для проведения необходимых работ не было до самого последнего времени. Подвела итальянская фирма «Корина», обещавшая пожертвовать для подготовки конгресса 10 млн. руб., и не сдержавшая обещание. Конгресс оказался под угрозой срыва. Эта сумма была выделена областным советом народных депутатов за 3 недели до открытия конференции исключительно благодаря личной настойчивости главы администрации области Н.М. Подгорнова. Городская власть так же повернулась лицом к монастырю, приняв участие в финансировании отдельных работ. Заместители главы администрации Вологды ежедневно проводили в монастыре планерки с представителями строительных организаций. Это дало свои результаты, практически все работы, которые предполагалось завершить до начала конференции, были выполнены.
Страшное напряжение последних дней подготовки к конференции схлынуло, и началось напряжение иного рода, связанное с приездом в монастырь его святейшества и многочисленных столичных и иностранных гостей из Японии, Франции, Великобритании, Швейцарии, Германии. Уникальность происходящего собрала в монастырских стенах огромное количество вологжан. Всем хотелось видеть и слышать патриарха, все желали попасть на торжественное открытие конференции.
Вечером 13 августа святейший патриарх совершил в нижнем храме Спасского собора всенощное бдение в сослужении архиепискона Вологодского и Великоустюжского Михаила, епископа Подольского Виктора и представителей вологодского духовенства.
Чуть более года прошло с тех пор, когда 16 июня 1991 года игумен Ефрем совершил в этих стенах первое после длительного перерыва Богослужение. Тогда в храме было невыносимо холодно, а в этот раз невыносимо жарко. За 14 месяцев совершилась великая эволюция, и храм, столь недавно находившийся в оскверненном, поруганном состоянии, удостоился чести патриаршего Богослужения. Равно как и для патриарха было честью служить в храме, где покоятся мощи преподобного Димитрия, над которыми к тому времени была установлена деревянная рака.
Во время Божественной Литургии патриарх Алексий II наградил наместника Спасо-Прилуцкого монастыря игумена Ефрема за усердные труды правом ношения палицы и наперсным крестом. Служба завершилась елеопомазанием, которого удостоились от патриарха все желающие.
Утром следующего дня его святейшество вновь совершил Божественную Литургию, после чего состоялся молебен с водосвятием на реке Вологде и крестный ход. Затем патриархом был освящен колокол, подаренный монастырю обществом «Радонеж». Его торжественно подняли на колокольню Спасского собора. С древних ступеней крыльца собора патриарх Алексий обратился к собравшимся, которые ловили каждое его слово:
«К юбилею преподобного Димитрия возрождается основанная им обитель. Шесть веков продолжалась здесь духовная жизнь, приходили сюда люди для монашеского подвига и служения миру. В тяжелые послереволюционные годы обитель была опустошена и осквернена и вот вновь начала жить прежней жизнью. Мы благодарны областным и городским властям, которые понимают, что возрождение монастыря будет служить нравственному обновлению. Сегодня я радуюсь вашей радостью…»
На торжественном обеде по правую руку от его святейшества сидел архиепископ Михаил, по левую – Н.М. Подгорнов. Далее от них – духовные лица и представители светской власти. Одна за другой произносились речи и здравицы.
Архиепископ Михаил: «Ни тем, кто здесь в настоятельских покоях трапезовал в прошлые века, ни тем, кто в позднейшее время глумился над местными святынями, и не снилось, что здесь может произойти то, участниками чего мы являемся. Первым, потому что они не могли и надеяться на посещение Вологды и Спасо-Прилуцкого монастыря святейшим патриархом. За всю историю патриарх впервые прибыл в Вологду. Вторым, осквернителям, тем более не снилось, что здесь будут трапезовать руководители области и города в обществе духовных лиц и людей благочестивых. Но то, что это не сон, а явь, могут засвидетельствовать громадное количество людей. Я видел во время крестного хода, какая радость была на лицах у собравшихся. Наше празднование приобрело массовый, народный характер».
Н.М. Подгорнов, глава администрации области; «Ранее посещая монастырь, я не мог себе представить, что за столь короткий срок можно сделать так много. Монастырь ожил, начал дышать чем-то человеческим, теплым».
Б.В. Упадышев, глава администрации Вологды: «С огромной радостью и любовью приветствуем мы сегодня наших гостей, так же, как более шести веков назад встречали наши предки вологжане пришедшего сюда преподобного Димитрия. Надеюсь, что монастырь вновь обретет свою былую славу».
Патриарх Алексий II: «Слава Богу, что энтузиазм русского народа не угас, что находятся люди, которые готовы днём и ночью трудиться над возобновлением святынь, и это мы видели здесь, в Спасо-Прилуцком монастыре».
Представители германской евангельской церкви подарили игумену Ефрему икону Божией Матери «Всех скорбящих радость». Игумен подарил святейшему патриарху икону – складень с изображением преподобных Сергия и Димитрия, обращённых с двух сторон к сидящей на троне Богородице с младенцем Христом. Его святейшество, с благодарностью приняв складень, назначение которого быть маленьким дорожным иконостасом, сказал, что отныне икона преподобных всегда будет сопутствовать ему.
***
15 августа на научной конференции были заслушаны доклады, связанные с историей Спасо-Прилуцкого монастыря, историей отечественного православия и культурой русского севера. В одном из перерывов Г.В. Прохоров, ведущий специалист института русской литературы (Пушкинский дом) подарил монастырю от имени своего института труды отдела древнерусской литературы (28 книг), сопроводив свой дар такими словами: «Ныне исчезло ученое монашество, ранее изучавшее древние рукописи. Оно, безусловно, возродится, но пока этим делом занимались, мы светские ученые-филологи». Игумен с благодарностью ответил: «Та работа, которую вели светские ученые, способствовала сохранению православного духа. Некоторая остаточная духовность всегда сохранялась в русском народе, несмотря на десятилетия коммунистического воспитания, делавшего из людей марионеток. Хочу поблагодарить всех русских и зарубежных ученых, способствовавших сохранению российской духовности».
На следующий день в селе Покровском, на родине святителя Игнатия Брянчанинова, где состоялось выездное заключительное заседание конференции, Г.В. Прохоров сказал: «Главная цель настоящей конференции, которую в значительной степени удалось осуществить, это устранение самых различных пустот, например, между духовенством и мирянами, между зарубежными христианами и отечественными. Не всё было так, как хотелось бы. В частности, с сожалением приходится констатировать, что на конференции присутствовали считанные единицы духовных лиц».
Да, прошлое никогда не воскресает в той форме, в которой оно оставило нас, пустоты заполняются порою самым неожиданным образом. Возрождение русского православия и монастырского духа ныне зачастую протекает в тех формах, которые раньше были не только неслыханными, но и немыслимыми.
Накануне конгресса в монастырь приехали 25 молодых людей из США, изъявивших желание бескорыстно принять участие в реставрации монастыря. Только один из них был православным. Молодые американцы в частности сами подготовили проект благоустройства монастырского некрополя и исполнили его своими руками. Чудно было видеть, как негр усердно трудится над приведением в порядок русских могил.
Германские евангелисты у себя на родине скупали русские иконы, вывезенные туда контрабандой, для того, чтобы подарить их нам. Несколько этих икон было подарено Спасо-Прилуцкому монастырю. Передавшая дар Мария Кайелинг сказала, что просит простить некоторым её собратьям-евангелистам, пытающимся обратить Русь в протестантскую веру, их высокомерие. Они, дарители, за то, чтобы Русь сохраняла своё уникальное православное своеобразие.
На конференции выступил профессор из Японии Ацуо Накадзава с докладом «Юродство на русском севере». Его доклад подвергся резкой критике со стороны архимандрита Макария из Троице-Сергиевой лавры и критике более деликатной со стороны некоторых других участников конференции. Объясняясь со своими русскими оппонентами, профессор Накадзава по сути сказал, что предпринял попытку измерить Россию японским аршином, то есть подошёл к проблеме, связанной с особенностями русского национального духа, с мерками, свойственными японскому мышлению.
Ирина фон Шлиппе из Великобритании высказала мнение, что только русские могут создать новую Россию. Однако, одна из целей её приезда в Вологду – узнать, какого рода гуманитарная помощь необходима вологжанам.
С докладом о древней русской музыкальной культуре выступила Анна Тартье, представитель Сорбонского университета.
Такими были некоторые особенности духовного возрождения России и возрождения Спасо-Прилуцкого монастыря. В августе 1992 года к нашему монастырю было приковано внимание всего мира. Это и радостно и тревожно одновременно. Как много мы безвозвратно утратили, как трудно нам будет восстановить исконные духовные основы нашего национального бытия. И как легко заблудиться в поисках путей национального возрождения.
В ком сегодня больше исконно русского духа? В людях, которые родились и выросли в России, но с душами, ещё в детстве искалеченными коммунистической идеологией? Или в тех русских людях, которые родились и выросли вдали от Родины, никогда не испытавших на себе тлетворного влияния большевизма и трепетно хранивших православие, но ныне насквозь пропитанных мироощущением Запада, ставшего для них второй родиной? Хочется сложить эти две реальности и разделить на два. Но не получится. А как получится? Рецепт не оригинален. Ищите прежде всего Царства Небесного, а всё остальное приложится вам.
Послесловие
Автор этих строк писал историю возрождающегося монастыря по горячим следамсразу, же после юбилея, осенью 1992 года. С тех пор монастырь прожил 22 года. Каким он стал? Об этом мне известно даже меньше, чем о монастыре столетней давности. Думаю, что так оно и правильно. Новая история потребует уже совсем другого историка. Как бы мне хотелось, чтобы B 2092 году появилась ещё одна книга «Прилуцкий век». Думаю, что её автору многие из тех вопросов, которые терзали нас своей неразрешимостью, покажутся простыми до наивности. Надеюсь на это. Ведь седьмой прилуцкий век будет куда однороднее шестого. Или? Не будем гадать.
Что же мы поняли в своём ХХ веке? Всё ещё очень немного. На первый взгляд всё ясно: перед революцией православный дух угасал, за это пришлось заплатить ужасами большевизм‚ и возрождение в тех условиях, когда традиция уже успела прерваться, шло довольно кособоко.
Но иногда мне начинает казаться, что накануне революции уровень духовности русского народа был нисколько не ниже, чем сейчас. Почему же предреволюционный монастырь имел такой бледный вид? Может быть, просто потому что 22 монастыря на нашу епархию – это недопустимо много, а на 3-4 обители и тогда набралось бы настоящих монахов? Похоже, что так. Ho власть в начале XX века отнюдь не была готова к тому, чтобы закрыть большинство русских монастырей. Это надо было сделать, но это было невозможно по тысяче причин. И тогда получается, что революция была всё-таки неизбежна.
И вот в соборе, где буйствовал вечно пьяный иеромонах Нестор, через 20 лет сотнями умирают дети. И вот монастырь без войны превращается в руины, хозяином которых является какой-то странный, восседающий на помойке музей. И вот на эту музейную помойку приходят послушники, имеющие очень смутное представление о монашеской жизни, а через год монастырь переполняют восхищенные иностранцы.
Хочу охватить этот век весь целиком единым взглядом и пережить его, как единое, пусть и трехсоставное событие. Хочу, чтобы в душе родилась некая единая эмоция по отношению ко всему веку. Тогда всё сразу станет ясным, как Божий день. Получилось ли у меня? Не знаю… Может быть у вас получится?
Преподобне отче наш Димитрие, моли Бога о нас.
Архивные тени
«Размещайтесь, – сказал мне майор KГБ, – У нас сейчас один полковник в отпуске, это его кабинет. Здесь вам будет удобно, никто не побеспокоит. Только с телефонов трубки не берите». И я остался один в кабинете полковника госбезопасности. Точнее – один на один с архивными делами репрессированных священников, которые любезно подготовили сотрудники КГБ по моему журналистскому запросу. Шли последние годы перестройки, невозможное стало возможным.
Беру в руки потемневшую от времени картонную папку. От неё пахнет архивной пылью. Внутри – искалеченные судьбы безвестных провинциальных батюшек, ни чем не примечательных кроме того, что их перемолола репрессивная мясорубка… Мне кажется, что я – в мире теней. Эти тени говорят, но только то, что считают нужным сказать, на вопросы не отвечают. Клеветники и оклеветанные, жертвы и убийцы – одинаково плоские и полупрозрачные, в них трудно узнать некогда живых людей. Протоколы допросов очень похожи, однотипны и схематичны. Что можно узнать о человеке в пыльных закоулках архивного дела?
А ведь там было столько невыносимой человеческой боли и беспредельного холода. Там звучали самые чистые молитвы и самые страшные проклятия. Как трепетали души человеческие в момент истины, когда вдруг становилось понятно, чего ты стоишь со всей своей судьбой, со всей своей любовью и болью. Кого переполнял животный ужас, кто стоически стискивал зубы, чьи глаза светились всепрощением – это невозможно угадать за мертвыми строками показаний, которые добросовестно записывал сержант НКВД. От этих людей ни чего на земле не осталось, кроме протоколов и приговоров, для нас они – архивные тени, и только для Бога каждый из них был, есть и будет маленькой вселенной, драгоценной частицей вечности.
I Пятая печать
И когда он снял пятую печать, я увидел под жертвенником души убиенных за Слово Божие и за свидетельство, которое они имели. И возопили они громким голосом, говоря: доколе, Владыка святый и истинный, не судишь и не мстишь живущим на земле за кровь нашу? И даны были каждому из них белые одежды, и сказано им, чтобы они успокоились ещё на малое время, когда и сотрудники их, и братья их, которые будут убиты, как и они, дополнят число.
Откровение Исанна Богослова
Василий Филитарович Кулаков был родом из деревни Междуречье Харовского уезда, родился в 1873 году в семье диакона. Мать, рано лишившись мужа, осталась с восемью детьми на руках. Василия отправили учиться в духовную семинарию в Вологду. И вот мы уже находим его священником Иоанно-Богословской церкви Вологды.
Трудно сказать, почему он решил оставить это место и переехать в деревню Едка Вологодского уезда. Ведь и тогда, как сейчас, все рвались из деревни в город, и жило городское духовенство куда сытнее сельского. А он решил уехать в деревню. Может быть, сын сельского диакона так и не смог прижиться в городе, а может быть ещё какие причины – мы никогда не узнаем.
Отец Василий служил сельским священником до ареста в 1929 году. Одновременно с ним было арестовано ещё 20 священников из окрестных сел и деревень. Возникло «дело об антисоветской группировке церковников и духовенства в Кубено-озерском районе».
Листая материалы дела не трудно убедиться в том, что ни какой группировки на самом деле не существовало. Эти батюшки были едва знакомы друг с другом и никакой совместной деятельностью не только не занимались, но и не могли заниматься. Группу из них создали в НКВД, взяв на выбор два десятка относительно случайных священников. Нельзя даже сказать, что их оклеветали, обвинив в государственных преступлениях, потому что ничего такого, что можно считать преступлением, им так и не инкриминировали.
Вот в чем обвиняли отцов-контрреволюционеров: «В Кубено-озерском районе благочинные священники третьего округа K.B. Турундаевский и четвертого округа Д.А. Крупнов тесно связаны между собой не только на религиозной почве, но и по своему одинаковому политическому мировоззрению. У Турундаевского и Крупнова имеется книга «Протоколы сионских мудрецов», o которой они говорят, что там ясно сказано о том, что к власти пришли евреи. После прочтения этой книги верующие рвут на себе волосы, говоря: до чего мы дошли».
Любому, кто читал «Протоколы…» известно, что это отнюдь не книга предсказаний, и привязать к содержанию этого текста то, что происходило в Советской России весьма затруднительно. Понятно, что здесь цитируется бессмысленный треп людей, «Протоколов…» на самом деле не читавших. Трудно поверить, что этот треп исходил от священников.
А отец Николай Покровский, служивший в Ватланове и тоже проходивший по этому делу, оказался причастен к следующему: «Религиозные листовки, принесенный из Ватлановской церкви, попадали на маслодельный завод в Исаево-Бельково», Листовки, заметьте, были религиозные, а не политические, то есть в действиях батюшки не было никакой антисоветчины.
Что же отец Василий Кулаков? Да почти ничего. В меморандуме, которым открывается это коллективное дело, его фамилия вообще не упоминается. В обвинительном заключении она мелькает лишь один раз: «Кулаков в разговоре с крестьянами говорил: «В книге «Протоколы сионских мудрецов» говорится, что евреи постановили русских сначала морить голодом для того, чтобы лучше евреям руководить народом».
На допросе 25 января 1930 года отец Василий сказал: «В отношении книги «Протоколы сионских мудрецов» я о ней знаю так: ещё раньше, до революции, эта книга продавалась в Вологде в епархиальной книжной лавке. Но я такой книги не имел и не читал». Вероятнее всего, это правда. Если бы отец Василий читал «Протоколы…» то не стал бы нести ту бессмыслицу, которую ему приписывают.
Инкриминировали Кулакову так жe следующее: «Вел среди крестьян антисоветскую агитацию, группировал вокруг себя активных церковников, как, например, церковного старосту из деревни Обухово Межакова Николая, который в свою очередь ведет среди крестьян работу по постройке у них церкви взамен закрытого Заоникиевского монастыря».
Видимо, на него просто написали донос, и донос-то плохонький, пустенький. Ведь не приведён ни один факт антисоветской агитации, хотя бы и вымышленный. Его не обвиняли даже в том, что он ругал советскую власть. Совсем нелепо звучит обвинение: «группировал вокруг себя активных церковников». Хотя бы для вида стоило фамилии назвать, а то получалось, что он «сгруппировал» вокруг себя одного-единственного церковного старосту, а с ним вел разговоры лишь о строительстве церкви, а вовсе не о том, какая советская власть плохая. Стоило бы заметить, что сама работа священника состоит именно в том, чтобы «группировать вокруг себя активных церковников», а ведь советская власть не запрещала Кулакову работать священником.
На допросе отец Василий говорил: «Ни какой антисоветской агитации я не вёл, антисоветской литературы не распространял, в храме перед верующими антисоветских выступлений с моей стороны не было». Как ни странно, это утверждение Кулакова подтверждается всеми материалами дела, потому что в деле нет даже клеветнических свидетельств, содержащих хотя бы намек на то, что он это делал.
И вдруг на основании совершенно непонятно чего читаем следующее: «Гражданин Кулаков достаточно изобличается в антисоветской деятельности, направленной против мероприятий советской власти в деревне, в распространении антисоветской литературы». Каких именно мероприятий? Какой именно литературы? Ни слова. Даже оклеветать человека поленились. Просто на 20 судеб сверху до кучи бросили ещё одну судьбу.
