Сергей Юрьевич Катканов
Тихая моя родина
H.C.: «А я так не попал в раскол», – сказал смелый мальчик лет 12-13, когда женщины выражали свои колебания, не окреститься ли им «в веру». Он рассказал: «В прошлом году я заболел зимой. Тяжело лежал. А староверы всегда тут и есть, где появится больной. Пришли ко мне и стали уговаривать перекреститься. Отец говорил мне: «Как хочешь», а мать твердит: «Надо исправиться». Я не хотел. Поучившись перед тем полгода в школе, я узнал, что старая вера – не истинная. Мать сильно настаивала на своём, пришёл уже в избу и наставник Андрей. Стали готовить воду для крещения. Я, хоть и слаб был, выбежал на улицу. Не хочу идти в старую веру. Так и остался православным.
C.K.: Так и остался православным… Маленький исповедник в одиночку пошёл, против всего свихнувшегося взрослого мира. Такие мальчики на Страшному Суде обличат раскольников, которые будут говорить: «Мы не виноваты, все вокруг нас так верили, это родители велели нам принять старую веру».
H.C.: Недавно рассказала нам одна учительница, что она познакомившись с несколькими вдумчивыми женщинами и сблизившись с ними, стала читать им сочинения Глеба Успенского, которые, по её мнению, должны быть сродни душе крестьянина и понятны им. И что же? Послушали – послушали женщины и сказали учительнице: «А этот, что написал книгу, святой отец или нет?» «Нет», – отвечала учительница. «Ну так прости Христа ради, оставь уж это чтение, нам бы от божественного».
С.К.: Наша интеллигенция, устраивая «хождение в народ», никогда не знала, чем живет русское крестьянство, что ему дорого, в чем оно нуждается. И мы сейчас очень плохо об этом осведомлены. А вот Николай Следников знал крестьянство и знал очень хорошо.
Н.С.: Много в деревне нужды, картины народного горя терзают моё сердце. Много в деревне диких суеверий, страшных пороков, проявлений вражды, злобы, гордости. Все средства надо испробовать, всеми мерами воспользоваться, чтобы проник свет Христов в крестьянское население, окутанное тьмой, чтобы он открыл крестьянам путь к Богу, к Небу‚ чтобы при помощи Божией достигли дети духовные чистоты сердца и вечного спасения.
C.K. …И тогда не будет у нас ни каких революций.
Послесловие
Прошу простить меня за то, что своими комментариями мешал знакомиться с фрагментами дневника епархиального миссионера. Да что же делать, если даже самый незначительный фрагмент этого дневника прямо-таки взывает к комментарию. У других читателей, очевидно, были бы другие соображения по поводу прочитанного, может быть противоположные моим. Можно со мной не соглашаться, да и со Следниковым – не обязательно. Я лишь хотел показать, что самый незначительный фрагмент этого уникального документа достоин отдельной мысли, что на нем надо обязательно остановиться и задуматься.
Какие уроки преподал в конечном итоге этот дневник лично мне?
Во-первых, я узнал, что жили тогда на Руси такие замечательные люди, как Николай Следников. Мы ни чего не знаем об этом русском типаже. Откуда? А ведь для нас очень важно понять, что такие люди были. Мы ещё встретимся на страницах этой книги с Николаем Николаевичем, когда его будут звать уже по-другому.
Во-вторых, тут море уникальной информации о состоянии старообрядческого раскола на рубеже ХIХ-ХХ веков. Для историков эти сведения бесценны.
В-третьих, эти факты дают возможность сделать некоторые выводы о природе раскола как такового, то есть любого раскола. Сейчас, когда вокруг нас, пусть и не в таком количестве, начинают действовать раскольники катакомбно-зарубежного толка, нам очень важно понять, до какого состояния духовного мрака и убожества доводит любой раскол.
В-четвертых, и это, на мой взгляд, самое важное, миссионерский дневник даёт информацию к размышлению о характере религиозности русского народа накануне революции. Конечно, на основании одного только этого документа окончательные выводы сделать невозможно, но их тем более невозможно сделать, игнорируя такие документы.
Меня более всего поразило количество искренних и упорных богоискателей, которые стремятся к истине вопреки всему и несмотря ни на что, причем они встречаются как среди раскольников, так и среди православных. Такие люди всегда единичны даже среди самых религиозных народов в самые религиозные эпохи. Если среди верующих мы встречаем хотя бы одного на тысячу, способного к самостоятельному поиску истины, так это уже много, а здесь целая россыпь таких образов, и если тогда такие люди встречались буквально один за другим, так уже становится невозможно поверить в то, что накануне революции русский народ якобы был равнодушен к вере.
Конечно, развернувшиеся перед нами картины духовного мрака ужасны. Ho они дают возможность объективно посмотреть на ситуацию и не должны нас смущать. Если разобраться, то всё это было всегда, а бывало и похуже. Даже самые религиозные эпохи русской истории при ближайшем рассмотрении дали бы нам не мало картин такого рода. Люди, которые дышат искренней, глубокой и чистой религиозностью всегда в меньшинстве.
Впрочем, не стану сильно настаивать на этих выводах. Настаиваю лишь на том, чтобы мы старались честно и вдумчиво относиться к истории русского православного народа.
Прилуцкий век
1892-1992
Предисловие
Смысл человеческой истории ускользает от тех, кто склонен рассматривать и оценивать её по частям. Мы никогда не поймем, чем была для России советская власть с лютыми гонениями на Церковь, если не узнаем правды о предреволюционном периоде, о том, как жила и чем дышала Русская Церковь накануне глобального катаклизма. Мы не сможем правильно оценить особенности церковного возрождения постсоветской эпохи, если не поймем из какой реальности оно выросло. B Вечности все события существуют одновременно, и там, надо полагать, общий смысл земной истории ясен, как Божий день. Нам не дано пока смотреть из Вечности, но, может быть, есть смысл учиться этому уже сейчас, стараясь охватить взглядом одновременно несколько эпох. Постараемся, сколько сможем, преодолеть фрагментарность, дробность своего восприятия и в какой-то мере это, может быть, убережет нас от поверхностных и легковесных суждений.
Вот история одного из бесчисленных русских монастырей – не самого большого, но и не самого маленького. Спасо-Прилуцкий монастырь на окраине Вологды избежал, как громкой славы, так и полной безвестности. Он типичен. Возьмем ровно сто лет его истории – от празднования 500-летия преставления основателя монастыря прп. Дмитрия Прилуцкого до празднования 600-летия. Этот век вобрал в себя три эпохи: имперскую, советскую, демократическую. Эти три совершенно непохожих друг на друга реальности тем не менее составляют единый, органичный процесс, в рамках которого всё взаимосвязано и взаимообусловлено. Сможем ли мы почувствовать органичную взаимосвязь событий?
Конечно, нам не дано написать детальную, подробную историю прилуцкого века. Стали известны лишь отдельные разрозненные факты – порою не слишком значительные, порою выхолощенные официальной интерпретацией, порою вырванные из контекста, который невозможно восстановить. Может быть, самые важные ключевые факты так и станутся для нас навсегда неизвестными. Что же делать? Чем богаты. Постараемся же компенсировать скудность наших сведений вдумчивым отношением к каждой самой незначительной детали. Этот текст, как ни какой иной, вынуждает читателя быть соавтором.
Если для вас важна духовная правда русской истории, если вы не боитесь того, что эта правда может оказаться шокирующей, если вы готовы к тому, что под напором неудобных фактов внутри вас начнут рушиться сложившиеся представления и устоявшиеся стереотипы, настойчиво требуя новых подходов и интерпретаций, тогда лучших соавторов я и пожелать для себя не могу.
Часть первая
В поисках утраченного монастыря
I Посох преподобного Димитрия (1892-1908)
Из достопримечательностей, находящихся в Церквях и хранилищах монастыря,
надлежит отметить: фелонь преподобного Димитрия из старинной шелковой материи
с оплечьем из бархата и крашенинной подкладкой. Может быть, дар Димитрия
Донского. Деревянный черный костыль преподобного Димитрия с железным
наконечником, обшитый красным бархатом и обвитый золотым кружевом.
Г.К. Лукомский. 1914г.
11 февраля 1892 года Вологодский второклассный Спасо-Прилуцкий мужской монастырь торжественно праздновал пятисотлетие со дня преставления преподобного Димитрия Прилуцкого чудотворца, основателя монастыря, о чем подробно сообщали «Вологодские епархиальные ведомости»:
«По сему случаю проходило в названной обители нарочитое празднество в честь великого угодника Божия, одного из древнейших святых земли Вологодской, в самый день празднества в 8-ом часу утра перед началом литургии совершен был из Вологды крестный ход в Прилуцкий монастырь с чудотворными и другими иконами города. По прибытию к монастырю крестный ход встречен был в Святых воротах настоятелем и братиею, после чего внутри монастырской ограды совершено было крестное обхождение вокруг соборного храма, в котором почивают мощи преподобного Димитрия. Во время этой процессии общее внимание богомольцев обращено было на облачение настоятеля, который имел на себе древнюю фелонь преподобного Димитрия, и вместо архимандритского жезла опирался на игуменский черный костыль того же угодника».
O, этот елейно-официозный стиль церковных репортажей!.. Как мало он говорит o подлинном духовном содержании события, будучи призванным вызвать у читателя некое среднестатистическое умиление. A между тем мы сталкиваемся тут с большой духовной загадкой. Прилуцкий настоятель архимандрит Анатолий, облачившись в фелонь преподобного Димитрия посягнул на многое, даже на очень многое. Что происходило в то время в его душе, какие чувства её наполняли? Во время крестного хода отец Анатолий фактически символизировал собой фигуру преподобного Димитрия. Его ли это была мысль, а если не его, то легко ли он её принял? He страдал ли он от чувства собственного недостоинства, неся на плечах фелонь и держа в руках посох великого святого? А может быть он вообще не придавал всему этому сколько-нибудь серьезного значения, воспринимая происходящее, как некое театрализованное действо? Если бы мы могли перенестись на сто лет назад, ответы на эти вопросы мы имели бы надежду прочитать на лице архимандрита Анатолия, но мы не видели его лица, и содержание его души навсегда останется для нас загадкой.
С какими чувствами слушал отец Анатолий выступление ректора Вологодской духовной семинарии протоиерея Иоанна Лебедева? А может быть он его вообще не слушал, пропуская мимо ушей, как ни чего не значащий плавно текущий официоз, способный лишь убаюкивать? Между тем, отец Иоанн говорил:
«Господь прославил угодника Своего тою славою, какая уготована всем благим и верным рабам Его. По ходатайству преподобного неоскудно потекли помощь и заступление всем, с верою прибегающим к раке цельбоносных мощей его, или молитвенно взиравшим на священное его изображение. Много перемен совершилось за этот период времени в жизни нашего Отечества, много сменилось поколений, бывших свидетелями разнообразных превратностей судьбы, по воле Божьей пережитых нашими предками, изменилось даже само лицо земли в крае нами обитаемом. Много бед и злоключений испытала и святая сия обитель, а ни область тления, ни область забвения не коснулись останков святого основателя ея. Снова пройдут века, снова будут меняться поколения и чередоваться события в судьбе нашего Отечества, а память праведного и гроб его, твердо верим, неизменно пребудут с похвалами среди всех устремлений потока времени, до того самого дня, в который по воле Вседержителя положен будет предел бытию этого мира».
Хорошие слова. Правильные. Пожалуй, даже очень правильные. И, как всегда в таких случаях бывает, мало говорящие уму и сердцу. Ho, может быть, лицо отца Иоанна, когда он произносил эту речь, светилось настоящей духовной радостью, а голос его дрожал от волнения, проникая в сердца слушателей? Тогда всё меняется. Но ведь это неизвестно.
Тот, кто дерзнул, «писать историю», должен понимать, что поставил перед собой задачу заведомо неосуществимую, потому что подлинная история – в душах людских, а они всегда сокрыты от нас. Что мы знаем о том давнем празднике? Например следующее:
«Празднество закончилось в кельях настоятеля обеденною трапезою, в которой участвовали кроме служивших литургию преосвященного Израиля, епископа Вологодского и Тотемского, трех архимандритов, четырех протоиереев и пяти священников и некоторые из приглашенных почтенных лиц города».
He сомневаемся, что число духовных особ было подсчитано безупречно. Если это что-нибудь значит. Хотя, что-то, конечно, значит. Очень трудно судить о том, что имеет значение для истории.
Протоиерея Иоанна Лебедева через пару месяцев после праздника поразил ревматизм, но батюшка встал на ноги. Приступ повторился через год с небольшим, 2 июня, накануне летнего праздника Спасо-Прилуцкой обители. Потом ещё через год и опять в июне, в форме гораздо более тяжелой. Почему-то обострение болезни случалось у отца ректора именно накануне праздника, из-за чего он не мог сослужить архимандриту Анатолию во время праздничного богослужения. A ведь они всегда служили эту службу вместе, потом обедали в настоятельских покоях, но вот с 500-летия этот обычай прервался.
2 июня 1895 года архимандрит Анатолий служил всенощную опять без отца Иоанна, а на следующий день, в самый праздник, он узнал о том, что вчера, именно вво время всенощной, тот скончался.
Имеет ли история болезни ректора Вологодской семинарии отношение к истории Спасо-Прилуцкого монастыря? Как знать.
***
Архимандрит Анатолий (B миру – Александр Смирнов) был сыном пономаря Николаевской Пеньковской церкви – Грязовецкого уезда. Закончил Вологодскую семинарию и в 1885 году был рукоположен во священника, служил в Николаевской Толшемской церкви Тотемского уезда. Не похоже, что он когда-нибудь стремился к монашеству, но в 1868 году умерла его жена, а вдовые священники тогда, как правило, принимали постриг, то есть тут была не его воля, а скорее сила традиции, поддержанная волей начальства. Так монахами порою становились люди, совершенно не имеющие к тому ни призвания, ни желания, ни когда не бывшие ни послушниками, ни простыми монахами, а сразу становившиеся иеромонахами. Но может быть, была Божья воля на то, чтобы ему стать монахом? Может быть, уже оказавшись в монастыре, он ощутил в себе призвание к иноческому житью? Может быть.
Итак, священник Александр Смирнов уволился за штат и поступил в число братства Тотемского Спасо-Суморина монастыря. Потом был устроителем Устюженского Николо-Прилуцкого монастыря, настоятелем Сямского монастыря Вологодского уезда. Видимо, он был способным администратором, а потому по должностям продвигался не то, чтобы быстро, но неуклонно. В 1877 году он уже игумен, а в 1888 году – архимандрит, настоятель Спасо-Прилуцкого монастыря.
***
Монастырь, полученный в попечение отцом Анатолием, мало напоминал обитель былых времен. Ушли в прошлое героические схватки с иноземцами, легендою стало былое хозяйственное могущество монастыря, во много раз уменьшилось число насельников. В начале XVIII века, к примеру, монастырская братия составляла 82 человека. В юбилейном 1892 году всей братии вместе с настоятелем было 12 человек (2 архимандрита, 6 иеромонахов, 3 иеродиакона, монах) да 20 человек послушников.
Пахотной земли монастырь не имел. Было 4 лошади, 6 дойных коров, бык и 2 подтелка. Для прокормления скота был луг на правом берегу реки Вологда – 31 десятина. Сена на лугу ставилось до 400 пудов. К владениям монастыря принадлежала так же рыбная ловля на реке Вексе в 25-и верстах от монастыря, но её сдавали в аренду. Настоятель не без иронии над этим немудрящим хозяйством рапортовал: «Хозяйственное устройство монастыря ни каких особенностей не имеет. Ни целебных минеральных источников, ни торговых лавок, ни заводов, ни водопроводов, ни различных мастерств, приносящих доход, при монастыре нет».
В 1893 году архимандрит Анатолий устроил в каменном корпусе при надвратной Вознесенской церкви гостиницу для приезжих богомольцев. Она не единожды служила добрую службу и в других делах. К примеру, в 1904 году, во время русско-японской войны, отец Анатолий писал в консисторию: «Настоятель и старшая братия изъявляют согласие на принятие в монастырь раненых воинов в количестве 5 человек для бесплатного ухода за ними с помещением их в монастырском гостином доме. Для ухода за больными будут назначены двое из служителей монастыря»
С 1868 года в каменном двухэтажном здании напротив святых ворот существовала, так же странноприимница в нижнем этаже при скотном дворе. Здесь странники и богомольцы пользовались приютом и трапезою до двух дней. Таковых посетителей было, к примеру, в 1902 году 4500 человек. Самым бедным из них была оказана помощь в общей сложности на 120 рублей.
В настоятельско-братском корпусе монастыря размещалась центральная Семенковская школа. В начале ХХ века занятия в ней проводил священник Прилуцкой церкви Евгений Вахрамеев (К слову сказать, в Прилуках отец Евгений служил вплоть до расстрела в 1937 году). В монастырской библиотеке книг и журналов разных наименований числилось до шестисот.
Основной статьей дохода в 1892 году являлись крестные ходы и церковные кружечные сборы, за которые было получено 2612 рублей. Исправно шло жалование из казны – 1250 рублей. За рыбную ловлю получено было 680 рублей, за частично сдаваемые в аренду сенокосные луга – 424 р. Случайные благотворительные доходы и пожертвования составили 1381 р. За помещение школы – 60 р, за перевоз через реку Вологда – 21 p, за место для погребения – 20 р.
В свободное от богослужения время некоторые послушники занимались ремеслами: портняжным, переплетным, выпилкою из дерева, а в летнее время – садоводством и огородничеством. О том, чтобы кто-нибудь из штатной братии имел подобного рода увлечения сведений не сохранилось. Кроме того, в монастыре по вольному найму держали до 10 человек. Среди них были сторожа, столяр, скотник, повар, кучер, истопник. Чему же посвящала досуг штатная братия, ремеслами не занимаясь, повседневные труды перекладывая на вольнонаемных, а немногочисленные монастырские угодья предпочитая сдавать в аренду?
***
Вот послужной список монашествующих, составленный настоятелем монастыря в 1892 году:
«Бывший настоятель Старицкого Успенского монастыря Тверской епархии архимандрит Агафангел. Был уличен в поджоге мельницы, принадлежащей означенному монастырю. Дело прекращено по высочайшему повелению. Перемещен в Вологодский Спасо-Прилуцкий монастырь под строгий надзор настоятеля за образом его жизни и поведения.
Иеромонах Алексий. Был судим и штрафован в 1879 году запрещением священнослужения на 3 месяца за растрату церковных денег. В 1881 году за постыдный образ жизни перемещен в Лопотов монастырь с запрещением священнослужения. В 1889 году за нетрезвость отправлен в Спасо-Прилуцкий монастырь с запрещением священнослужения.
Иеромонах Антоний. Был штрафован за беспорядочное не всегда трезвое поведение.
Иеродиакон Пахомий. Судим и оштрафован в 1887 году за нетрезвость, грубость, буйство и за бесчинные поступки в храме при богослужении, за что был послан из Заоникиевской пустыни в Лопотов монастырь. Оттуда перемещен под строгий надзор настоятеля в Спасо-Преображенскую пустынь с воспрещением богослужения. В 1890 году за нетрезвую жизнь и самовольные отлучки из монастыря перемещен в Арсениево- Комельский монастырь.
Иеродиакон Поликарп. Был судим за нетрезвую жизнь, самовольные отлучки и смуты между братией.
Иеродиакон Кирилл. Поведения не всегда трезвого, характера грубого и неуступчивого».
Положительно характеризуются настоятелем лишь казначей иеромонах Нектарий, иеромонах Варнава, больной старик, иеромонах Нил, духовник, и монах Василий. Про этих "положительных" насельников обители трудно сказать что-либо определенное. Может быть, они просто пили умеренно и не устраивали бесчинств? Или это были иноки высокой духовной жизни? Но смогли бы они тогда жить в монастыре, где более половины братии составляли пьяницы и буяны? Похоже, что тогда монах хотя бы только дисциплинированный и умеющий скрывать свои порочные наклонности, уже считался хорошим монахом.
Видимо в те годы монашеское пьянство и беспутство стали явлениями обычными и заурядными, вряд ли способными удивить епархиальное начальство, но когда из 11-и человек братии лишь пятеро держали себя в рамках, это был уже перебор даже по меркам сугубой терпимости. Архимандрит Анатолий в том самом юбилейном году получил от архиерея распоряжение навести порядок в обители.
Это не представляло трудности. Достаточно вспомнить послужной список иеродиакона Пахомия, в течение непродолжительного времени сменившего 5 монастырей, чтобы понять, каким образом принято было тогда наводить порядок в обители. По 22-м монастырям епархии иноков перетасовывали, как колоду карт. Единожды попавший в эту систему, уже никогда не выпадал из неё. Даже уголовное преступление, как видим на примере архимандрита Агафангела, иногда было лишь поводом для того, чтобы лишить священноинока должности и отправить в другой монастырь, а не на каторгу.
Мы не знаем, что за человек и что за монах был архимандрит Анатолий. Может быть, и сам любил к бутылке приложиться. Просто знал меру, держал себя в руках, потому и стал настоятелем. A может быть, душа его невыносимо страдала от того, что вверенная ему обитель превратилась в притон пьяниц и от сознания полной невозможности что-либо изменить. Или он уже сжился с этой системой, притерся к ней и вполне комфортно чувствовал себя в её рамках, ни о каких переменах вообще не думая?
Похоже, что отец Анатолий был честным человеком. Вот что он писал o тех мотивах, по которым поступают в монастырь послушники: «В настоящее время весьма редкие послушники поступают в монастырь по призванию, а большая часть или до времени призыва к отбытию воинской повинности, или же для заслуги рекомендации с целью получения места, или же только временно пристроиться в обители до приискания занятий вне монастыря».
Как видим, он не боялся говорить правду. Хотя, конечно, остается вопрос о том, почему он принимал таких послушников. Только потому, что монахам тунеядцам нужна была хозобслуга? Увы, это была система, а с системой невозможно бороться в одиночку.
Какие меры тут вообще можно было предпринять? Да для начала закрыть, как минимум, половину из 22-х монастырей епархии, потому что хороших (хотя бы только дисциплинированных) монахов на такое количество монастырей у нас явно не набиралось. И, может быть, добрую половину иеромонахов (во всяком случае – половину прилуцких священноиноков) пришлось бы лишить священного сана. Да кто же решился бы на такое? Это ж вся империя бы захрустела. Империя предпочитала гнить без хруста. И уж в любом случае это был вопрос не уровня архимандрита.
Отец настоятель не мог отучить от пьянства своих подопечных‚ он мог лишь послать их в подарок другому настоятелю, постепенно сам получая взамен кадры ни чуть не лучше. К этой же испытанной тактике прибегли и на сей раз. Уже к концу 1892 года всю пьянь удалось подраспехать по окрестным монастырям. Из «поведения нетрезвого» остался лишь иеродиакон Поликарп, но и его показывают среди «поведения хорошего». (очевидно, его уговорили по пьянке хотя бы не дебоширить). Вновь приняты пока лишь белый диакон Иоанн Баклановский и монах Анастасий.
Архимандрит Анатолий писал: «Нравственное поведение братии на началах иноческих обетов послушания и нестяжательности в настоящее время в монастыре вполне удовлетворительно». Видимо, не усматривали ни чего страшного в том, что Поликарп в следующем году вновь стал «предаваться нетрезвости», что новичок Баклановский зачастил в «самоволки» и тоже запил. Эту систему не могло изменить ничто. Как страшно она калечила души настоятелей, которые постепенно начинали утрачивать не только духовные, но и элементарные нравственные ориентиры. В 1894 году отец Анатолий так охарактеризовал – иеродиакона Поликарпа: «Поведения хорошего, к отправлению церковных богослужений способен, часто предается нетрезвости». Видимо, пьянство среди монахов уже перестали считать признаком плохого поведения.
Отец настоятель из года в год выводил в официальных отчетах одни и те же строки, полностью лишенные смысла: «Отношения настоятеля, казначея, духовника к братии отеческое, простое, выражающееся в попечении об удовлетворении нужд каждого, в попечении о правильном образе жизни. Отношение братии к настоятелю, казначею, духовнику сыновнее, почтительное, выражающееся в точном и усердном исполнении возлагаемых на них послушаний. Взаимные же отношения братии вполне мирные и дружелюбные. За точным исполнением сего следят казначей и духовник монастыря под непосредственным наблюдением и руководством настоятеля».
Что чувствовал настоятель, когда писал эти ни чего не значащие слова? Или уже ничего не чувствовал?
***
Интересно, они думали о том, чем завершится процесс разложения монашества? Там ведь были неглупые люди, которые, очевидно, понимали, что ситуация не будет стоять на месте, и мерзость монастырской жизни, которой они были свидетелями, это ещё далеко не предел. Чем же это, по их мнению, должно было закончиться? Мы-то знаем, что это закончилось большевизмом, а вот как они это понимали?
Да, конечно, они осознавали необходимость перемен, но предлагали лишь полумеры, которые ничего не могли изменить, а кто-то и эти полумеры считал излишними, видимо, полагая, что и так всё хорошо. Епархиальное начальство с благословения Святейшего Синода решило перевести штатные монастыри епархии в общежительные. Что это означало, хорошо видно из докладной записки архимандрита Анатолия:
«В настоящее время штатные монастыри нашей епархии хотя и далеки от совершенства, но во всяком случае если не выше, то и не ниже монастырей общежительных. В штатных монастырях настоятель и братия вместо готового платья, обуви, белья и чая получают скромный денежный доход, которым и пользуются по своему усмотрению, А эти доходы настолько ограничены (от 100 до 120 рублей в год получают иеромонахи, послушники – от 30 до 36 рублей), что едва могут удовлетворить самым скромным нуждам, и надо удивляться тому, что несмотря на скудность оных, многие из братии оказывают помощь сиротам и бедным своим родственникам (С.К.: Скорее следовало удивляться тому, что этих денег хватало на пьянство).
Свободное распоряжение денежными доходами живущих в штатных монастырях служит поощрением каждому из них с осторожностью обращаться с денежными средствами. Настоятель, по совещанию с казначеем и духовником, всегда имеет право и возможность злоупотребляющих доходами лишить права распоряжаться оными (С.К.: Ни по чему не похоже, что настоятель активно пользовался этим правом).
В наших бедных содержанием монастырях большой недостаток в достойных монахах, а по введении общежития по скудности содержания желающих жить и трудиться станет ещё меньше.»
Уму непостижимо: монахи и даже послушники оказывается получали зарплату, а настоятель ещё и сетовал, что монашеские зарплаты – низкие. Хотя стоило бы поинтересоваться, за какие именно труды на благо Отечества следовало этим людям жалование из казны? Сам тот факт, что православное государство поддерживало монастыри – не удивителен, но чтобы платить монахам зарплату – это, кажется, уже через край, особенно если учесть, какие это были монахи. Монастыри, призванные быть светом миру, подавать мирянам пример стремления к духовному совершенству, постепенно стали полезны только для безбожной пропаганды, представители которой очень любили порассуждать о монахах-тунеядцах, всегда имея возможность привести конкретные примеры.
Когда архимандрит Анатолий облачился в фелонь преподобного Димитрия Прилуцкого и взял в руки его посох, не думал ли он о том, какую зарплату платил преподобный своим инокам и не добивался ли он повышения зарплаты, чтобы хорошие иноки не разбежались? Отцу настоятелю, видимо, уже и в голову не приходило, что монахам было бы весьма полезно в поте лица добывать себе пропитание, не смущаясь его скудностью. Когда большинство монахов было пьяницами, он всё же настаивал на том, чтобы выдавать им деньги на руки. Он переживал, что лишенный содержания от казны монастырь может закрыться. А интересно, что потеряла бы Вологда, если бы этот и подобные ему монастыри вдруг закрылись? Горстка тунеядцев лишилась бы тепленьких местечек, вот и вся беда.
В головах у этих людей всё уже окончательно сместилось. Настоятель был искренне уверен, что «достойных монахов» в монастырь будет уже не привлечь из-за «скудности содержания». Под «достойными» он, видимо, понимал непьющих, более серьезных требований не имея мысли к монахам предъявлять. A ведь в те годы уже были изданы сочинения святителя Игнатия Брянчанинова, раскрывавшие истинный духовный путь монашества, путь «умного делания». В те годы уже Оптина на всю Россию была известна своими преподобными старцами. Было с кого брать пример духовной жизни. Но наши монахи-тунеядцы вели непримиримую борьбу за то, чтобы монастырским пьяницам выдавали деньги на руки, не принуждая трудиться.
Кстати, архимандрит Анатолий переживал не только за свой монастырь, являясь так же благочинным 2-го округа монастырей Вологодской епархии. Ему были подчинены 3 монастыря Вологодского уезда: Владимирская Заоникиевская пустынь, Богородице- Рождественский Сямский монастырь и Спасо-Каменный на Кубенском озере, а так же 3 монастыря Кадниковского уезда: Григорьево-Пельшемский Лопотов, Дионисиево-Глушицкий и Успенская Семигородняя пустынь.
Епархиальное начальство ни как не хотело оставлять своей затеи перевести штатные монастыри в общежительные, год за годом пытаясь склонить к этому отцов настоятелей. Начальство вряд ли так уж сильно было обеспокоено проблемой повышения уровня нравственности среди монашества. Это был финансовый вопрос, монастыри дорого обходились казне, на них хотели сэкономить, что впрочем было вполне логично и ни сколько не противоречило духу монашества.
Всё завершилось в 1900 году съездом настоятелей монастырей Вологодской епархии, где было принято такое решение: «Все настоятели монастырей желали бы остаться при прежнем положении: общежительные при общежитии, штатные при прежних порядках. Если же епархиальным начальством найдено будет полезным во всех обителях ввести общежитие, собрание настоятелей считает необходимым просить епархиальное начальство учредить в штатных монастырях общежитие с тем, чтобы настоятели и старшая братия получали положенное ныне содержание по братской кружке доходов, половину процентов с капитала, часть с аренды угодий (С.К.: Как же крепко держались отцы настоятели за своё личное материальное благополучие). Младшую же братию содержать на полном общежитии.
