Сергей Викторович Паршуткин
Снега моей души
IV
Раздевания-переодевания и сушка одежды в пряном дыму костра, заняли совсем немного времени. Дольше собирался, как говорится.
И уже через два часа, отдохнувший, плотно перекусивший и облачённый в просохшую одежду, Сергей бодро шагал в сторону перевала, с которого, как он надеялся, а карта это не отрицала, будет видна вся долина, в глубине которой располагался заброшенный прииск – цель его путешествия. На перевале он планировал провести последнюю ночёвку, а утром выйти к прииску и, обустроившись там, пройтись с экскурсией по остаткам этого некогда жилого, бывшего ему родным места.
– Не терпится то как… Большой уже дядечка, а сердце-то, сердце, почему так волнуется? Ностальгия, наверное, навалилась…, – рассуждал Сергей, – Это сколько же я там не был? Почитай, лет сорок? На кладбище, наверное, уже никого и не найду – тайга всё разрушила. Но пойду, всё равно пойду. Валеру надо найти, Степана, Гаврилыча… А к Деду… К нему отдельно, и не на один день – много надо там сделать.
Вспомнив про Деда, он нахмурился. Вот тут дел предстояло сделать много. Нет, точнее будет сказать так: не «много», и даже не «очень много», а огромное количество дел.
– Начну с мелочевки всякой: могилку поправлю, оградку какую-никакую сварганю, но надо досок или штакетника поискать на развалинах и перенести потом на Уэмлях, туда, где Дед лежит…– он начал перечислять, что предстояло сделать там, за перевалом.
Высокогорье брало своё: дорога, до этого узкая, вся в буграх и колдобинах, постепенно становилась шире и ровнее, с её обочин уходила, расступаясь и редея, тайга. И чем выше поднимался путник, тем ниже становились лиственницы, уступая место низкорослому кедровому стланику. Казалось, что освобождаются не только склоны гор, но и само небо: синие горизонты далёкого пространства, до этого робко выглядывающие из-за частокола хилых вершинок деревьев, с уходом их становились шире, напитывались воздухом и светом.
Светлело и на душе Сергея. Лёгкий путь всегда мудрёнее тяжёлого. Отошли и спрятались мысли о неудаче на переправе, о предстоящих заботах.
Темп его движения постепенно нарастал, так как подъем уже заметно выполаживался, и идти становилось всё легче и легче.
Дорога, обрамлённая по обочине жёлтым рисунком мха, покрытая мягким блекло-коричневым ковром из осыпавшейся хвои кедрового стланика и скорлупы, вышелушенных кедровками шишек, ещё немного пропетляла среди островков низкорослых кустов и взбежала на пригорок. Взору Сергея открылся широкий просвет, из светлой глубины которого, лёгкими порывами дул свежий, напоенный запахом смолы, ветер.
Перевал!
Дело шло к вечеру, и надо было присматривать место для предстоящего ночлега.
Обычно Сергей останавливался, как говорится, с небольшим запасом по времени, чтобы успеть не только организовать лагерь и поужинать, но и немного посидеть у костерка, записать основные события в дневник, обдумать предстоящее…
Но дорога, такая чистая, как специально вымытая, звала его вниз, туда, где в оранжевых лучах закатного солнца просматривались, как расплывчатая сетка, тёмные штрихи и линии – останки того, что когда-то называлось «улицы» прииска.
Соблазн был слишком велик, и Сергей, немного поколебавшись, начал спускаться в долину.
Уклон дороги на спуске сильно увеличился, и ему приходилось внимательно смотреть под ноги, лишь изредка поднимая голову, чтобы оценить перспективу дальнейшего своего движения.
По мере того, как он спускался, тайга начала подкрадываться к дороге: сначала появились одинокие деревья, потом они стали собираться в редкие, худосочные группки – колки, за которыми уже просматривалась тёмная стена серьёзной чащи. Но сеточка улиц была ещё видна, что позволяло Сергею правильно оценить расстояние, которое ему предстояло пройти до наступления темноты.
И вот, в один из таких моментов, он увидел, что в середине этой сетки вспыхнул и тут же погас огонёк…
Нет, это был не огонёк, а скорее блик – блик солнечных лучей, их отражение в чем-то.
Сергей остановился, как вкопанный.
«Ерунда какая-то,… Да не может там никого быть! Ни-ко-го! – недоуменно размышлял Сергей, – А, понятно! Какая-нибудь стеклянная банка на старом заборе осталась, или стекла кусок в раме бликуют. Я иду, угол падения лучей меняется – вот и блик. А когда стою – нечего и ждать».
Вдали снова оранжево пыхнуло.
Сергей мгновенно вспотел, судорожно сглотнул и напряжённо уставился в ту часть сетки, откуда только что прилетел блик. В его голове завертелась фраза, которую говорил один из известных персонажей с экрана: «Вечер перестаёт быть томным». Судя по всему…
Судя по всему, кто-то, находясь среди развалин прииска, рассматривал склон, по которому только что шёл Сергей, в бинокль…
Продолжать движение как-то сразу расхотелось. Немного потоптавшись на месте – собирая скачущие мысли в вялую кучку, Сергей двинулся в сторону маленькой полянки, которая уютно расположилась перед темной стеной тайги, и выглядела почти по-домашнему. Здесь он нарушил свой принцип обходить такие места из-за наличия на них комаров, так как быстро темнело, и пора было позаботиться о ночлеге.
Обойдя полянку по периметру, он усмотрел в темноте чащи подступающей тайги блеск маленького бочажка с водой. Удовлетворённо хмыкнув, сбросил рюкзак, отточенными движениями раскрыл его – как пасть распахнулась, и закопошился над этим открытым зевом.
Мановением рук – будто фокусник чудил на эстраде, на полянку лег темно-зелёный лоскут тента, прошелестев содержимым, компанию ему составил газовый баллон, следом звякнула большая, почти на литр, металлическая кружка.
Звук лёгкого удара кружки о баллон с газом показался Сергею артиллерийским выстрелом. Прошипев плохое ругательство, он продолжал разбирать рюкзак, изредка посматривая в сторону уходящей вниз дороги, как будто ожидая увидеть там кого-то. Из головы не выходили оранжевые блики, увиденные им в долине. Мысли об их происхождении тревожили Сергея всё больше и больше, мешая привычной работе по устройству бивуака, не давая расслабиться перед заслуженным отдыхом.
– Давай, старик, рассуждать. Совершенно очевидно, что в посёлке кто-то есть. Кто – я не знаю. Охотники ли, рыбаки ли – одному богу известно. Всё ничего бы, но тот факт, что находящийся там рассматривает в бинокль дорогу, настораживает. Зачем рассматривает? Скучно стало? Или ждёт кого-то? Или не ждёт? Вот это самое неприятное, если не ждёт… А меня он, интересно, заметил? – Сергей проговорил это вслух и нахмурился.
В его планы не входили встречи с людьми вообще, а уж тем более встречи с людьми, чего-то или кого-то стерегущимися.
«Беглые зеки? Это вряд ли – до ближайшей зоны километров восемьсот; да и зачем им бежать в сторону моря – сдохнуть по дороге? Им проще в сторону Якутска тянуться. Нет, зеки точно отпадают. Помнится, правда, что эвены говорили о каких-то «свободно шатающихся» по тайге людишках. Мол, пакостят эти суки прилично, лабазы с продуктами и имуществом «бомбят», избы, что на оленьих перегонах стоят, грабят. Что вообще в тайге делают – черт его знает. Так надоели, что на них даже самострелы ставят. Даже предупреждали об одной такой избе на реке Сунтар, что была тогда как раз по нашему движению. И следы мы в том путешествии видели на косе. Чужак шёл, сапоги у него кирзовые, судя по отпечатку, – эвены такие не носят. Эти гулящие могут сюда с трассы Колыма забрести. Двести километров – ерундовое расстояние. Могут, гады… М-да, задача. А может это незаконные старатели? Хищники? – продолжал рассуждать Сергей. – Ну, с этими разговора не получится, я даже не знаю, будет ли он вообще… Соваться мне в посёлок, в этом случае, ни в коем нельзя. Видимо, прямо отсюда придётся уходить на Уэмлях, к Деду на могилку – зря что ли шёл?… А оттуда, на плоту к дороге. Ладно, пока оставим этот вариант приоритетным. Но вот ведь штука-то какая! Чтобы что-то сделать, надо посмотреть. Очень тихо и осторожно посмотреть.
Посмотреть на того, кто в посёлке…»
V
Ночь не прошла – пролетела.
Сергей почти не сомкнул глаз, лёжа в спальном мешке под тентом. Он смотрел на слабые точки звёзд, которые робко заглядывали под полотно тента и думал. Мысли, сначала резвые и борзые, как скакуны, постепенно замедляли свой бег, и вскоре беспорядочно разбрелись в разные стороны, как пасущиеся овечки по склонам гор.
Старатели, зеки… Хорошие люди, плохие люди… Рыбаки, охотники, геологи… Геологи… Геологи!
Сергей подскочил, как ошпаренный!
– Ну, конечно! Как же я сразу не прокачал этот вариант! – почти выкрикнул он. – Водитель ведь мне намекал: «…Но, сдаётся мне, что Зародний там не пропал. Он оттуда не вернулся…» Чёртова кукла! Блин горелый! Как же я забыл о ручье-то?! Вот уж воистину: из всего множества причин совершения данного события наиболее вероятна самая простая… Принцип Уильяма из Оккама никто не отменял! – говоря это, Сергей замер, чувствуя, что нашёл верное объяснение происходящему. – Жив, значит, курилка! Ну, Рудольф Владимирович, ну, ты даёшь! Моешь золотишко втихаря, значит… Ух, ты!
Возбуждение, охватившее Сергея, требовало выхода и он, быстро освободившись от тёплых объятий спального мешка, засуетился на полянке, собираясь в дорогу.
Прошедшей ночью ударил первый заморозок. Его холодное дыхание покрыло траву белой плёнкой изморози, которая шуршала под ногами, погибая от прикосновений ботинок. Лиственницы, иголки которых разом поседели, стали стройнее – как вытянулись. Исчезла чернота чащи леса, далёкие горизонты приблизились, как прыгнули навстречу взору. Солнце ещё не грело, давая всей этой серебряной красоте последние минуты жизни, теплота его света едва ощущалась щекой.
Но вот из распадка потянул ветерок. Его прикосновения превращали изморозь на траве и деревьях в капельки воды. И совершенно неожиданно – без какого-либо перехода, вокруг вспыхнули мириады маленьких радуг. Сияние солнца заполнило всё пространство вокруг, многократно усиливаясь в капельках, распадаясь на радуги, разноцветно подмигивая, переливаясь и вспыхивая.
Сергей замер, любуясь этой невозможной красотой.
Очарованный, он совершенно забыл о том, что у него есть фотоаппарат. Спохватившись, он схватил камеру, досадуя на себя за забывчивость и думая, что не успеет отснять всё это великолепие. Но красота меркла постепенно, и он успел сделать несколько снимков, а потом, уже рассматривая изображения на дисплее, замурлыкал от удовольствия, насколько шикарные получились кадры. Удача, да и только!
Настроение Сергея улучшалось по мере того, как поднималось солнце. Из души уходили страхи и тревога, а их места занимали постоянные его спутники – расчётливость и здоровый цинизм.
– «На пути к посёлку ручей-то. Лающая собака, говоришь? Ну-ну… Вот там я всё и узнаю. Уж старые шурфы-то от новых отличить и дурак, как говорится! Ах, геолог, геолог! Что же так неаккуратно в бинокль-то лупишься, на солнце? Старый ты, Рудольф Владимирович, но «тёртость» всю растерял где-то. Одиночество, однако, не на пользу пошло. И работаешь ты там – на ручье, а ночуешь, видать, в посёлке. Хоть ты и хищник, но тебя-то я не боюсь. Вот только подругу, подготовлю к разговорам, как аргумент, если что…», – говоря это, Сергей манипулировал с оружием.
Он быстро – пальцы порхали, как бабочки, поменял патроны в ружье. Черные блестящие цилиндрики с надписью «8.5 мм» – картечь, пощёлкивая, выскочили из магазина, а их место заняли такие же цилиндрики, только прозрачные, внутри которых виднелись металлические тела пуль. Это был разрывной, экспансивный дуплекс – пули, при попадании которых в тело медведя, внутренности животного занимали места на окрестных кустах и ветвях…
Меняя огнеприпасы, Сергей поймал себя на мысли о том, что всё время, пока находится здесь, он прислушивается к той стороне, куда уходила дорога. Поймал и улыбнулся.
– Опытный ты, геолог мой дорогой, но зря всё это затеял, блин…Твоё это золото? Нет, не твоё. Что теперь делать-то будем, а? Серьёзно я к тебе иду, слышишь? Ты уж дорогу-то мне дай… – улыбка превратилась в оскал. Сам он как-то сгорбился, посерел, глаза превратились в узкие щёлочки и неприятно поблёскивали из-под нахмуренных бровей.
Причиной такого ожесточения было банальное чувство справедливости. Воспитан Сергей был в духе строителя коммунизма, не побоимся этого слова, и очень болезненно воспринимал малейшую несправедливость по отношению к любому объекту, будь то государство или тривиальный бомж. Каждый случай проявления подлости, фарисейства или иной гнусности превращал Сергея в зверя. И порой в буквальном смысле. Он четко знал, что вор должен сидеть в тюрьме, а никак не в «Мерседесе», а хулиган или хам должны получать по наглой морде немедленно. С годами это чувство не притупилось, но ещё больше обострилось, и, не видя окрест положительных результатов по искоренению всяческой мерзости, типа мздоимства или оголтелого хамства, оно начало трансформироваться в жесточайший цинизм, граничащий с человеконенавистничеством. Теперь у него вор должен был не сидеть в тюрьме, а лежать в могиле. И этим он оправдывал любые методы воздействия на нарушителей закона, вплоть до убийств из-за угла…Это чувство было сродни зоологической ненависти к шевелящейся биомассе преуспевающих или бандитствующих гадов, и до обмороков пугало его родных.
Наконец, после плотного завтрака, на протяжении которого Сергей, успокоившись, мурлыкал мелодию песенки «У моей девочки есть одна маленькая штучка», всё было готово к дальнейшему движению.
Присев на лежащий рюкзак, он ещё раз внимательно посмотрел на карту, сориентировал её направление по компасу, проверил направления на преобладающие вершины, запоминая их положение относительно места ночлега.
Удовлетворённый проделанной работой, Сергей убрал карты и закурил, глубоко затягиваясь. Было видно, что он смакует каждое своё движение, как бы в предвкушении более приятных впечатлений или событий, которые эти впечатления принесут. По его лицу иногда пробегала тень улыбки, которая сменялась злым прищуром.
– Сейчас мы с тобой, Викторович, ещё отдохнём малость, ещё раз покурим – там вряд ли будет время, успокоимся. И двинем. – Сергей хлопнул ладонями по коленям и резко встал…