Сергей Викторович Паршуткин
Снега моей души
Этот монолог продолжался ещё минуты три. Наконец, Сам выдохся, замолчал и, откинувшись на спинку кресла, закурил «беломорину»…
Наступила гробовая тишина. Было так тихо, что слышался стук об оконное стекло и унылое жужжание одинокой, случайно залетевшей в кабинет, мухи.
– Вырваться не может… – подумал Виктор.
– Да, кстати, а что могут сказать нам доблестные радиохимики? Или эти тоже, того?…– Сам резко повернулся в сторону Виктора.
Виктор почувствовал, что ему стало жарко, воздух превратился в пластилин и перестал поступать в лёгкие…
Он поднял голову и встретился взглядом со злыми глазами Самого.
– Опять этот прищур, будь он неладен…Что же делать?! В те работы, о которых идёт речь, меня детально не посвящали. Это же не основной продукт – хрень всякая… Так, в общих чертах… Но это не ответ…Убьет сейчас… – мысли Виктора разбегались, как тараканы из-под луча света.
– А я слышал, что разделить всё можете на смолах всяких. Катиониты там, аниониты… Или зря пишут?.. Нет? – Сам в упор уставился на Виктора. Остальные, подняв головы, внимательно, кто с надеждой, кто как на покойника – мысленно прощаясь, смотрели на Виктора.
И тут сверкнула молния!
Нет, грохнуло что-то в голове Виктора, пыхнуло в разные стороны и среди руин начал собираться какой-то, ещё не совсем понятный ему, рисунок.
Мамочки! Он явственно увидел перед глазами диаграмму разделения изотопов, ту, которую только что смотрел в «Синей» книге!!!
– Можем… – сказал и обмер…
– Ну-ка! – Сам агрессивно подался в сторону Виктора, вцепившись правой рукой в подлокотник кресла. На его щеке, как ожог, начало тёмно алеть пятно, что было признаком высшего напряжения.
– На анионите разделю…, – губы Виктора, почему-то, перестали его слушаться.
– Что тебе нужно? Учти – времени только до завтра. К вечеру должны запустить передел. Так что, давай прямо сейчас и всё подробно…, – начальник уже наседал.
Рисунок решения задачи становился всё отчетливее. Автоматически, если хотите – почти не осознавая, что говорит, Виктор начал перечислять, что ему необходимо для проведения разделения двух разных изотопов из раствора.
– Место отдельное, свинцовые листы – за них поставлю разделительную установку, фартук просвинцованный, очки и защитный щиток на лицо из толстого оргстекла. И большое зеркало. Остальное уже есть…– Виктор проговорил это скороговоркой, как заранее приготовился.
– А зеркало-то зачем? – это спросил старший инженер из лаборатории, которую только что смешивали с землёй. Все присутствующие с интересом, как-то уже расслабленно и успокоено, смотрели в его, Виктора, сторону.
– Активность-то у продукта бодрая …, установка будет закрыта от меня стенкой свинцовой. А за свинцом не видно, верно? А я зеркало за передней свинцовой стенкой повыше навешу, и по отражению в нём – глаза за свинцом, работать буду…, – это был монолог победителя! Всё встало на свои места и, говоря это, Виктору казалось, что он не сидит в кабинете, а парит над сидящими в нём коллегами…
Только вот холодок… Немного беспокоил холодок страха за то, что он ошибся и не справится. Но тогда всё не просто рухнет – разлетится на атомы; разлетится сама судьба его, как аналитика, как специалиста.
Но его поддержали, вернее – ему поверили и поддержали.
И как-то было нормально то, что никто из сидящих на этом совещании ни словом не упомянул тот факт, что работать он, Виктор, будет не по инструкциям или утвержденным методикам, а по книге. По книге, в которой процесс разделения двух элементов был описан качественно, без привязки к каким-нибудь техническим деталям или параметрам. А это был сумасшедший риск – начать технический процесс очистки элемента, приведенного в таком, мягко говоря, примитивном описании.
Совещание закончилось и все разошлись.
В лаборатории Виктор ещё раз, теперь уже внимательно, прочитал всё, что имело хоть какое-то отношение к диаграмме разделения.
И ровно в пятнадцать часов он вошёл в помещение, где его уже ждала установка, которую смонтировали за рекордно короткое время – один час.
Облачившись в защитные приспособления и немного повозившись с зеркалом – настраивал его положение на точное отражение рук и штатива для крепления разделительной колонки, он поставил емкость с раствором за свинцовую стенку, отрепетировал, глядя в зеркало, все свои движения, которые будет производить в боксе, посидел, невидяще глядя прямо перед собой, встал и открыл крышку ёмкости….
…а потом, закрыв, вымазанную радиоактивным раствором, «Синюю» книгу, он выкурил подряд две – одну за другой, сигареты. Уже после того, как всё было завершено и курьер, держа в руках, как самое святое, плоды его труда – ампулу с пробой, убежал в центральную лабораторию, он долго не мог согреться, сидя прямо на полу душевой, подставив свою спину под обжигающие потоки воды и вытирая кровь, что бежала из носа. Работу он сделал за ночь, не отходя от установки даже на минуту – разделение шло медленно – капля за каплей уходил из ионообменной колонки раствор, а вместе с ним, капля за каплей, росло напряжение.
Идя по соединительному коридору, чтобы переодеться, он увидел, что навстречу ему размашисто летит Сам.
А дальше…
Дальше рассказывать не хочется.
–А ты это куда? – опять эта ухмылка…
–Всё сделано, разделил, анализ подтвердили расчетное количество основного компонента. Ночью закончил. Я спать…, – озадаченный такой реакцией, тихо ответил Виктор.
Немного помолчав, Сам хмыкнул, прищурился.
– И кому нужен этот героизм? – сказав это, он обогнул Виктора и размашисто зашагал прочь…
P
.
S
.
С той памятной поры прошло уже почти 30 лет.
Уже нет Самого, ушли все те, кто присутствовал на том памятном совещании, сменилось целое поколение работающих и давно перепрофилировалось предприятие…
А на полке у Виктора до сих пор стоит та самая «Синяя» книга, как напоминание о прошедшем.
Больше он её ни разу не открыл.
Золото
На него я обратил внимание сразу.
Небольшой холм, густо заросший багульником – это всё, что можно было увидеть, проходя мимо по тропе. Холмик как холмик. Да мало ли – вон, сколько таких разбросано вокруг! Место было совсем неприметное – все в таких холмах.
В таких, да не совсем. Из этого холма торчало несколько гнилушек – раньше они, видимо, были бревнами стен какого–то строения.
Мы медленно ехали на лошадях мимо этого распадка. Жара не отпускала уже четвертый день. Лошади вяло плелись друг за другом. Духота, гудящие оводы, качающийся круп идущей впереди лошади, струйки пота по лицу и вялые, словно маринованные, мысли в голове.
Вчера вечером, сидя у костра, проводник рассказал нам красивую местную легенду о золоте этих мест. Будто бы, где-то здесь стояла почтовая станция и была торная тропа на город Охотск, что на побережье Охотского моря. Тропу эту ещё люди Витууса Беринга били, идя к побережью во время Первой Камчатской Экспедиции. Построено и налажено все было крепко. Край был знатный – почти мореходный, пушной, золотой. А в Гражданскую войну здесь были кровавые стычки между чекистами и бойцами Белой дружины генерала Пепеляева. Обоз какой-то шел из Охотска, а что вез – никому не ведомо. Поговаривали, что золото чекисты из Охотска в двадцать втором году вывозили – там восстание местного населения началось. И, якобы, их на речке этой, где мимо завтра пойдем – Анче, и догнали, красных–то. И на станции этой бой сильный был – крепко чекистов тогда побили. А живых, которые из них остались, – «с Карлом Марксом проводами напрямую соединили. Накрепко. Страшно соединили – у живых людей животы ножами вспарывали, кишки гвоздями к стенам станции прибивали…»
– А потом все сожгли и быстро ушли на побережье – это туда сейчас двигается наш караван, – это он уже досказывал нам утром, подтягивая подпругу на лошади, склонив голову и щурясь от дыма самокрутки и лучей солнца.
И когда наш караван стал забирать в гору, я оглянулся и еще раз посмотрел на этот холмик. Зачем? Я не могу этого объяснить до сих пор. Что-то шевельнулось в сердце, как позвал кто–то оглянуться…
Не могу сказать – почему я начал думать об том бое. Интерес к событиям Гражданской войны в Якутии у меня давний. Из далекого детства всплывает посещение Якутского исторического музея. Фотографии времен Гражданской, реальные, не нарисованные, как-то сразу взволновали меня, мальчишку. Люди в бушлатах, кожаных куртках, шинелях. Кокарды, погоны со странными вензелями, буденовки. Странные ружья, наганы в руках, групповые фото, смешные, наивные позы. И взгляды… Строгие взгляды из невообразимых глубин, почти из бездны… Трудно объяснить, что возникало в душе от этих взглядов, а ещё труднее описать…
В той экспедиции я выполнял обязанности штурмана. Все карты, описания местности, информация от переписок с местным населением – все это хозяйство было в моей власти. После того, ночного рассказа, я тайно начал проводить анализ местности на предмет нахождения старой тропы.
Рассказывать о ходе моих мыслей я не буду, скажу только, что в итоге хождений по «сумеречной зоне истории», я принял решение, что останусь еще на неделю в поселке, после окончания экспедиции.
Еще на неделю. И постараюсь успеть.
Экспедиция закончилась в срок. И вот я, проводив взглядом улетающий самолет, решительно направился к дому нашего проводника. Меня уже ждали, ведь всё было обговорено заранее, еще в тайге. Я решил обмануть товарищей – не лететь следующим рейсом, а вернуться в тайгу, вернуться и попробовать… Попробовать найти золото.
Оно должно было быть там – в той сгоревшей избе…
Вот и место. Мои наблюдения, рассуждения и знание исторического материала очень точно вывели нас с проводником на этот холм. Да и не холмом это оказалось, а остатками сруба. И он когда-то горел…
Работа по расчистке развалин от растительности, а затем и земли, шла быстро – на третий день мы добрались до половых лаг. Наша работа была лишена всяких эмоций – настолько мы были уверены в успехе. И когда увидели, что есть провал под эти лаги – только молча переглянулись. И лопаты продолжили вгрызаться в землю. Только вот запах этой земли был какой-то нехороший – пахла она какой-то прелью, с привкусом железа.
Половые лаги мешали втиснуться нам в подпольное пространство, и мы вырубали их безжалостно. По пути в глубину нам попадались какие-то бумажки, какие-то обломки, черепки – всё летело в общую земляную кучу. Любой археолог убил бы нас за такие раскопки. Это было настоящее варварство, надругательство над историческим местом. Но мысли о близком результате!..
Иногда нож лопаты упирался в какие-то ошметки ткани. Что была за ткань? Теперь уже не скажешь – все ушло в кучу.
Мы уже дошли до угла сруба – дальше начинался очень плотный грунт – коренной, на котором стоял фундамент. После перекура я выдвинулся к другому углу и тут нож лопаты уперся во что-то мягкое и большое. Во рту мгновенно пересохло! Удача!!!
На моё восклицание напарник тут же оказался рядом. В две лопаты мы быстро выковыряли из земли… мешок! Полусгнивший кожаный мешок! Сокровища! Золото! Богатство!
Мои руки, разрывающие этот мешок, тряслись. Еще мгновенье! И, о Боже!
Из остатков мешка выпали… буденовки! Буденовки с синими звездами!
Я, не веря своим глазам, стал вытрясать из кожаного хлама его содержимое. Еще буденовка, еще одна! Какая-то кожаная шапка, еще буденовка. Последними выпали револьвер без барабана и рукоятка от казачьей шашки! Золота не было!
* * *
Золота не было. Описать мое разочарование невозможно. Как же так, как я мог так промахнуться?!
Мы выбрались из этой ямы, и пошли к костру. Настроение упало до самой нижней точки. Чаепитие прошло в молчании.
– А может, его и не было тогда, золота-то? – напарник вопросительно смотрел на меня.
– Обоза у белых не было. Побили и ушли. Быстро ушли. Значит, пустыми они ушли, – я отвечал раздраженно.
– Тогда где обоз красных-то остался? – напарник напирал на меня с надеждой.
– Где остался? Где остался… Да тут оно где-то, зараза! – я лихорадочно искал варианты.
Через час мы продолжили копать в яме. Увы, больше ничего не попадалось, и скоро весь квадрат был очищен до коренного грунта.
Вечер прошел под знаком спирта. Не скажу, что мы были пьяные, но нетрезвыми мы были сильно. Разговор постоянно вертелся около этого загадочного обоза. Сколько было подвод – неизвестно. Сколько было людей в отряде? Судя по количеству головных уборов – шесть или семь. Это не отряд, группа какая–то! Почему буденовки в подполе? Почему там хлам от оружия? Нет ответа!
Так и уснули оба – вповал около костра. Благо ночь была теплая, а комаров в тех местах почти нет. А то к утру еще двух героев человечество могло бы недосчитаться.
Утром мы начали обход территории вокруг наших раскопок. Метрах в тридцати от нашей ямы я зацепился ногой за гнилушку большого бревна. От моего пинка гнилушка раскололась на куски. Я поднял один и увидел в нем гвоздь! Гвоздь был очень старым – кованным!
Меня бросило в озноб!! Перед глазами поплыли слова, как красные бегущие строки: «…страшно соединили – у живых людей животы ножами вспарывали, кишки гвоздями к стенам станции прибивали…».
Я наклонился и стал внимательно осматривать куски бревна. Оно было утыкано гвоздями!… Они были вбиты криво-косо, через неравные промежутки. Мой взгляд выхватил из травы ещё одну гнилушку – снова гвозди… И ещё бревно… И ещё гвозди…
Силы покинули меня. Я пришел в себя у костра. Под мышкой была зажата гнилушка с гвоздем…
Мы пили спирт и молчали. Молчали и пили…
Утром мы все обговорили, и напарник уехал в поселок за плотницким инструментом и бензопилами.
Я же остался в лагере. Перебрал буденовки, примерив одну из них. Еще раз обошел всю территорию и, собрав все гнилушки с гвоздями, бросил их в яму. Туда же ушли револьвер и кусок сабли.
Остатки мешка с буденовками я положил по центру ямы. Затем перекидал всю землю из кучи обратно в яму. Забрасывал её как в могилу. Гнилушки подпрыгивали от ударов комьев земли и пытались раскатиться. Комьев становилось все больше и эти коричневые обрубки, наконец-то, успокоились. Некоторое время был виден край мешка, но вскоре чернота земли сровнялась с зеленью края ямы, и вырос холмик. Я долго трамбовал его, придавая форму…
Затем ушел на берег реки и просидел там до вечера, невидяще глядя на воду. Я так и не уснул в ту ночь – слушал темноту безо всяких мыслей. А к утру в лагерь прибыл напарник с сыном.
Через три дня мы покинули это место. И когда наш караван стал забирать в гору, я оглянулся и еще раз посмотрел на этот холмик. Зачем? Я не могу этого объяснить до сих пор. Что-то шевельнулось в сердце, как позвал кто-то оглянуться…
Над рекой, на холмике, стоял скромный обелиск.
Бойцам Сибирской Добровольческой Дружины
генерала А.Н. Пепеляева посвящается…