Сергей Викторович Паршуткин
Снега моей души
Стратегия риска (
один день из жизни физика)
Было обычное летнее утро.
Предприятие, что расположилось на берегу реки, начинало свою дневную, строго регламентированную многочисленными инструкциями и правилами, размеренную и разлинованную во всех направлениях, жизнь.
Один за другим подъезжали служебные автобусы, разворачивались на маленькой площади перед предприятием, и выплёвывали из своих, только что вымытых перед рейсом, утроб, персонал – рабочих, инженеров, начальников и иных.
Вышедшие из автобусов группы людей, безо всякой суеты – как будто механически, превращались в молчаливые струйки очередей, которые втягивались в многочисленные двери маленького, приземистого и неказистого здания, построенного из красного кирпича, уже изрядно потрепанного временем. Несмотря на некий несерьезный вид – так выглядит затасканный спичечный коробок, лежащий на краю грязной лужи, это строение было чуть ли не главным в реестре предприятия. А название у сего строения – проходная.
Внутри самого здания, в противовес его внешнему виду, царила строгая атмосфера пропускной системы. Всё там было очень серьёзно: контроль входящего, контроль пропуска, контроль выходящего… Даже неявная радость летнего утра не могла проникнуть через плотный, почти осязаемый, как будто опутанный проволокой, квадратный воздух помещения проходной, а если и проникала, замерев искорками в глазах какой-нибудь молодой девчушки, то тут же была убита колючим – в упор, взглядом охраны.
Солнце в этом помещение всё же просачивалось – через небольшие боковые окна, и что странно! – не светило, но создавало ощущение абсолютной духоты и обреченности, а хромированные турникеты пропускных агрегатов, в которых это солнце отражалось, усугубляли это ощущение, и казалось, что находящийся здесь человек попал то ли в морг, то ли в диспансер. Причем, диспансер онкологический.
Молчаливое по ночам и сонное днём, здание оживало хищным щёлканьем хрома турникетов, как челюстей неведомого животного, равнодушно поглощающего свежие, пахнущие парфюмом и лёгким перегаром, людские массы по утрам и отрыгивающего эти же, только теперь уже не такие свежие и далеко не так пахнущие, массы по вечерам.
Воздух на проходной всегда отдавал бумажной пылью, кирзой сапог и кожей ремней-портупей, ружейным маслом, нестиранной одеждой и потом. Это был стойкий запах Пропускной Системы. И ничего не помогало – ни ежедневные мойки полов, ни проветривания, ни влажные уборки стен и протирка окон – отдавал, и всё тут!
Наш герой, назовём его Виктор, пройдя проходную, волшебным образом превратился в физика, едва успев сделать два-три шага от её дверей. Эту странную особенность проходной он подметил давно – от автобусов к зданию шла темная, молчаливая масса, а на промышленную площадку из него выходили, как выпрыгивали, улыбчивые прибористы-электронщики, технологи, химики, лаборанты… Ящик Пандоры какой-то, а не здание!
Итак, физик шёл на рабочее место.
А работу свою Виктор любил. Любил и гордился ею, понимая её значимость и осознавая тяжесть груза, который лежал на его плечах.
Дело в том, что работа на предприятии была очень сложной и напряженной. Над всем и всеми витало чувство огромной ответственности. Ответственности, замешанной на абсолютной самоотдаче, высочайшем профессионализме, жестком контроле и… страхе.
Да-да, именно на страхе. Но не на том сумеречном, почти животном, а потому унизительном чувстве, которое набивает ноги ватой и лишает дара речи нормального человека. Всем было страшно совершить ошибку на профессиональном поприще. И это толкало исполнителя на жесткое планирование и выполнение порученной ему, или спланированной им самим работы, а потом и на многократные, скрупулёзные, и в то же время, быстрые проверки результатов своего труда.
На предприятие Виктор пришёл из системы Министерства обороны, где занимался очень плохими веществами – боевыми отравляющими.
Небольшое предприятие располагалось на окраине старинного городка Энска, в центральной части большой страны, под названием СССР. Работая там, в должности инженера-исследователя, он, как специалист в области физики быстропротекающих процессов, ни в чем не знал отказа. Виктор догадывался о своём особом положении в структуре и, чего греха таить, часто этим пользовался. То есть, ни в чем себе не отказывал…
Любые его капризы по получению оборудования, будь то дефицитные химикаты, современная аппаратура, химическая посуда или материалы, принимались к исполнению быстро и без вопросов. А вопросы ему могли задавать только два человека: его непосредственный шеф, начальник исследовательской структуры Александр Александрович, и руководитель военно-химического центра генерал, член-корреспондент Академии наук Анатолий Демьянович…
Эти люди, имевшие огромный вес в системе химической защиты страны, как-то сразу взяли его, молодого, но уверенного (иногда даже чересчур!) в себе инженера, под свой патронаж. Да и повезло Виктору несказанно – его непосредственный шеф окончил тот же физфак в красивом сибирском городе, что и он, и по той же специальности – экспериментальная физика. А генерал… Генерал считал сибиряков абсолютно здоровыми на голову людьми, любил их за это и баловал.
Страшно секретная и страшно опасная работа приносила Виктору не только хорошую, даже отличную по тем временам, заработную плату, но и моральное удовлетворение. Он начинал уже подумывать о дальнейшей своей карьере. Видел себя, то в образе ученого-химика, то – военного эксперта в чине полковника. Даже обговаривал эти видения с Александром Александровичем. А встречные предложения-то чего стоили! Они были одно заманчивее другого! Маленькая уютная квартирка в центре Москвы, ещё одна в Саратове… командировки в дружественные страны… тучи, нет – кучи денег, регалий и медалей… дверь ногой в Кремль… И надо было только подождать!
Но тут, как гром среди ясного неба, начали совершаться события, описание которых выходит за рамки данного повествования. В Кремле заболел самый главный, и всё разом закрутилось, завертелось, посыпалось и укатилось.
Резко снизилось финансирование программ, военные занервничали, гражданские приуныли. Опытные чиновники сразу же почувствовали, что запахло жаренным, а так как Виктор имел дружбу во всех без исключения кругах этого военно-химического братства – его предупредили о возможных, для общего дела и для него непосредственно, последствиях близкой смерти вождя.
Погоревал-погоревал Виктор, да и начал собираться обратно в Сибирь…
И скажем, забегая немного вперёд, что все предупреждения его друзей, матёрых ученых, военных и аппаратных работников, сбылись до запятых.
Итак, Сибирь.
Где родился, там, как говорится, и пригодился.
Город, куда занесла судьба Виктора, ему понравился. Ухоженный, можно сказать, вылизанный до блеска островок недостроенного коммунизма. И зоопарк вам, и освещённая лыжная трасса, и пляж с паромной переправой.
А продовольственные магазины! Эти заведения вообще убили Виктора наповал. Их было, в общем-то, немного, этих, не побоимся этого слова, пещер Алладина, но прилавки там ломились от количеств несметных всяческих колбас и консервов, птицы, фруктов и прочей съестной мечты большинства жителей страны. И Виктор, видевший такое только в «такой заботливой и родной для всех и со всеми потрохами Москве», не удержался от сравнения между увиденным им здесь, и виденным им там. А местные жители, которые водили его, в первые дни после приезда, по этим складам счастья, умилялись и жмурились от какого-то непонятного Виктору восторга и физически ощущаемого превосходства, видя его глаза, округлившиеся от удивления.
– Это, братцы, не еда! В таких количествах это уже жратва..,– только и мог вымолвить Виктор в ответ на всевозможные «ну, и как тебе?»
Но к мясу, в любом его количестве, можно было привыкнуть, а вот к наличию товаров для души – увы! Заключительный, прямо таки убийственный удар, был нанесён Виктору, как фанатику-фотолюбителю хорошего уровня, в магазине промышленных товаров. Знакомство с предложениями отдела «Фото» чуть не закончилось для него знакомством с психиатром. Виктор увидел, что на витринах, безо всяких там очередей, давок и записей, продаётся цветная фотобумага Fomacolor и плёнка для слайдов Orwochrom… Невозможно поставить после окончания этого предложения восклицательный знак – его функционал не покажет всю глубину потрясения души Виктора, а другого знака ещё не придумали. Как можно показать падение человека в пропасть, доверху набитую счастьем?
Пока мы с Вами, уважаемый читатель, знакомились с этим небольшим отступлением, Виктор вошёл в лабораторию и, уютно устроившись у вытяжного радиохимического шкафа, закурил.
Курение, как впрочем, и любое таскание в рот чего-либо, на промышленной площадке было категорически запрещено. Дело в том, что все работы, так или иначе проводимые на предприятии, были связаны с наличием на рабочих местах радиоактивного элемента таблицы Менделеева. А, как известно, попадание данного элемента во внутренние полости человека, с едой ли, с водой ли, или случайно, может вызвать мало предсказуемые последствия, вернее – известные, с непредсказуемым результатом. Однако, написавшие такие предостережения люди, не учитывали тот факт, что человек привыкает ко всему, даже к расстрелам… Вот и курили в цехах и лабораториях по углам физики и химики, ели торты и соленья-варенья в закрытых и хитро опечатанных изнутри помещениях, пили чай и не только… Выкурил – прислушался к себе… Вроде не умер. Съел торт – прислушался к себе… Жив, однако! И пошло-поехало!
И так делали абсолютно все, а начальство мягко всех журило, тихонько похлопывало нерадивых по упругим или морщинистым попкам, а в напряженные моменты, раскрасневшись от напряжения и матершинины, могло и само закурить, облокотившись на стол с радиоактивными пробами или работающим оборудованием…
Выкурив дежурную утреннюю сигарету, Виктор поболтал несколько минут со своим коллегой, лаборантом радиохимического анализа Натальей. Обычный утренний разговор о детях, предстоящих отпусках и проведенном вечере настраивал на рабочий лад, плавно выводил собеседников из атмосферы домашних забот в рабочую.
В тот день им нужно было выполнить несколько рутинных анализов проб, выдать результат и оформить всё это необходимыми записями.
Рутинные анализы…
Это была работа в аналитической лаборатории на заводе, который занимал важное место в сложной цепочке укрепления могущества государства. Вся информация, которая, так или иначе, поступала в лабораторию, была скрупулезно дозирована или строго засекречена – режим обеспечения секретности не выкручивал руки исполнителям мягко, как это принято сегодня – режим той поры держал свои руки на горле каждого. Незаметно так, но на горле.
Анкеты-проверки-собеседования-допуски, синие печати на последних страницах прошнурованных документов и мастичные – на дверях опечатанных кабинетов, массивные – не сдвинешь, сейфы в каждой комнате, решётки на окнах всех этажей, запреты на служебные темы в разговорах на транспорте, и не только на транспорте…
Сильное было время.
Да что там говорить! С той поры прошли десятки лет, но даже сегодня нет-нет, да и блеснёт пенсне Лаврентия Павловича из темноты пыльных закоулков души каждого, кто по воле судьбы был причастен к тем событиям.
Вы не знаете, кто такой Лаврентий Павлович? Его фамилия Берия…
Но вернёмся к рутинным, как вы помните, анализам. Итак, всё было готово к началу замеров: прогрета аппаратура, подготовлены образцы для измерений, приведены в порядок необходимые документы и инструкции.
Виктор любил это время, когда все работы по подготовке к началу важного дела были сведены в одну точку, и тогда наступал важный для любого аналитика момент – начало набора данных.
Он никогда не разделял проводимые им работы по степени их важности и необходимости, и всегда помнил замечательное изречение своего коллеги по временам работы в области военной химии: «О каждый камень на дороге можно сломать себе ногу, даже о самый мелкий».
Есть своя специфика в проведении работ в области измерений количества радиоактивного вещества – данные получают по истечении некоторого времени, которое невозможно сократить – оно называется временем набора. И это время, а оно никаким образом не фиксируется и не учитывается всяческими людоедскими отделами оценки и оплаты труда, можно использовать по-разному. Вариантов – бесконечное множество. Голодным можно пить чай и есть пирожки, степенным – курить, молодым – танцевать, умным – писать инструкции или отчеты, а ленивым можно дремать. А ещё… Ещё можно читать!
Вот этим и занимался Виктор, благо, что научными журналами и книгами были забиты все полки в лаборатории. Он перечитал, не побоимся этого слова, всю имеющуюся под его рукой литературу по своей области деятельности и даже завел журнал, в который выписывал приглянувшиеся ему, и, как он считал, перспективные для дальнейшего развития, идеи или схемы.
Такое неуёмное стремление к получению знаний не осталось незамеченным руководством, и Виктору было разрешено раз в месяц полностью посвящать рабочий день посещению технической библиотеки предприятия.
Перечитав все, к сожалению, скупо и сухо написанные отечественные публикации, посвящённые области его производственных интересов, а их, прямо скажем, было не густо, он добрался до литературы иностранной.
Вот где им были совершены открытия! Изящные, порой на грани гениальности, артистичные решения сложнейших технических задач поражали его воображение! Но было одно «но», которое не позволяло даже частично перенести эти описываемые решения в лабораторию, где Виктор работал. Книги, в большинстве своём, посвящались проблеме работы с высокорадиоактивными пробами. И как это применять к тем крохам вещества, с которыми работал он?
Представьте себе рабочее место, которое обставлено толстенной свинцовой защитой и всевозможными манипуляторами, чтобы защититься от пробы, активность которой меньше активности наручных часов… Засмеют – это в лучшем случае, а то и в психоневрологический диспансер можно поехать на какую-нибудь комиссию в один конец…
Но всё же, на его столе прочно и надолго заняли место две книги – так они были хороши. В одной из них освещались проблемы дистанционного управления работами с радиоактивными образцами, и приводились всевозможные, прямо скажем – красивые, решения тех или иных задач, а вторая была строго академическим изданием. В ней описывались методы разделения сложных смесей радиоактивных элементов. Эта книга была взята им в библиотеке, как говорится «навсегда» – её списали по его просьбе, как утерянную, а взамен он принёс целых две, но проще по содержанию и толще по объему. За цвет переплёта он называл эту книгу «Синяя».
До сего дня Виктор не может понять, почему именно в тот день он открыл эту книгу на предпоследней, завершающей эту красоту, главе, хотя до этого читал только первые её разделы.
А день потихоньку подходил к своему перевалу – обеденному перерыву.
Как бы ни был занят человек работой, но выработанный годами, трудовым распорядком, и подкреплённый выделяемым желудочным соком, инстинкт брал своё.
Путь до рабочей столовой был достаточно долгий – почти километр и коллеги обзванивали друг друга, чтобы набрать компанию для этого перехода и последующей трапезы.
Рассеянно перелистывая свою любимую книгу, Виктор рассматривал диаграммы разделения изотопов, почти не вникая в смысл изображенного, и исподволь ожидал такого звонка.
И он раздался.
Удивленно глядя на Виктора, лаборант протягивала ему телефонную трубку. На вопросительный взгляд, страшно скорчила лицо, ткнув пальцем в потолок. Это означало, что звонил начальник центральной лаборатории. Звонил Сам.
И это встревожило, так как в их маленькой группе такое бывало не часто, вернее – не было никогда. И означало это, что где-то или в чем-то он, Виктор, был не в курсе.
Как искры, промелькнули мысли о возможных причинах появления Самого на их небосклоне. Первое, что пришло в голову: ошибка в расчетах, брак!… Но Виктор тут же отмёл этот вариант потому, что «этого не может быть никогда!»
За те короткие мгновенья, пока тянулся к трубке, он успел проанализировать ещё с десяток возможных вариантов причины звонка, тут же отмести их, вспотеть и успокоиться. Причиной столь панической реакции была сакраментальная фраза, которую однажды при нём произнёс, как отрезал, Сам: «Что бы здесь не случилось – виноват всегда аналитик! Запомни – всегда!» С этим изречением, спорить, мягко говоря, было трудно, так как Сам по специальности был технологом, и считал, что они, технологи, являются царями и богами на производстве, кормильцами и отцами родными для всей остальной нетехнологической, почти планктоновой, среды. Сие высокомерное отношение «к остальной братии» вбивалось в их технологические головы ещё на студенческой скамье учебного заведения, которое располагалось в глухом сибирском городке-тупике, а так как выпускниками этого заведения из тупика кишели все углы предприятия – спорить не хотелось…
Итак, звонил начальник центральной лаборатории, или Сам – так его называли подчинённые.
Сам – это была легендарная фигура. Виктору много рассказывали о его характере, тяжелом и непредсказуемом; шепотом передавали легенду о драке «на производственные темы», которую учинил Сам во времена своего становления, как технолога в цехе, «размашистой» матершинине на всякого рода разборах, и ещё о многом таком, что делало объект рассказов в глазах Виктора таинственным и суровым небожителем, который изредка опускается на землю для раздачи всевозможной силы пинков.
На работу, кстати, Виктора принимал тоже Сам – не поленился, пришёл в отдел кадров и устроил тяжёлый и каверзный допрос – почти проэкзаменовал. Виктор на ту встречу ждал какого-то Очень Большого Человека, а из темноты февральского вечера, резко, как черт из табакерки, появился дядька в затёртом, когда-то белом, военном полушубке и помятой шапке из зайца, с «Беломориной» в зубах. Такой прыти в познаниях, с которой этот дядька навалился на него, Виктор не ожидал, поначалу растерялся, но, узрев некую иронию в злом, как ему показалось, прищуре экзаменующего, успокоился, взял себя в руки и, можно честно сказать, толково отбился. Дядька тогда хмыкнул, снова как-то нехорошо сузил глаза и кивнул кадровику: «Ладно, Спартак, оформляем. Надеюсь…». После сказанного развернулся и, не прощаясь, упал в темноту. Да, именно упал – такая у него была манера ходить. Он не шёл – падал вперёд, резко размахивая руками и немного забрасывая их за спину. Однажды Виктор даже передразнил эту манеру ходьбы, показывая её товарищам в длинном коридоре. Передразнивая увлёкся, и не заметил, что сзади него шёл объект пародии… От испуга и неловкости Виктор и коллеги, до этого хохотавшие, остолбенели, а Сам, остановившись, промолвил: «Что, на самом деле так?» И упал дальше…
Прикрыв трубку рукой, Виктор откашлялся и назвался. В ответ он услышал нечто такое, что никоим образом не вязалось с образом Самого!
Начальник представился мягко, даже как-то вкрадчиво, и, назвав его по имени, попросил (!) срочно зайти к нему в главное здание, мол, все уже собрались и ждут только его, Виктора…
До главного здания наш герой не шёл – летел. И так быстро ходивший, почти бегающий по лабораториям Виктор, получивший за это прозвище «Сибирский экспресс», пронёсся к кабинету Самого быстрее пули. Отдышавшись перед дверью, он вошёл внутрь и с удивлением увидел, что собрались, на самом деле, все.
Сам, его заместитель, начальники и старшие инженеры всех лабораторий, присутствующие в кабинете, резко, как по команде, повернули голову в сторону вошедшего Виктора и молча, кивками, поприветствовали.
Поздоровавшись, Виктор сел на указанное ему место, и, выжидательно посмотрев на Самого, приготовился слушать.
– Ситуация с входным контролем данного продукта вышла из под нашего контроля. Да, этот каламбур сейчас очень уместен…, – кашлянув, начал тот.
Виктор напрягся, заметив, что представители лаборатории, отвечающей за определение содержания того или иного изотопа по его массе в сырье, опустили головы.
– Что-то я не совсем понимаю, чем занимается уважаемый Догуров с коллегами на своем рабочем месте. Ладно, не можете померить, так доложить, что, забыли?! – голос Самого начал звенеть. – Мне ваши умные ужимки и эксперименты э-э-э, не нужны – результат где?!
Головы опустились ещё ниже
– Песни про равные массы другому пойте! Эти умники с комбината вас, а вместе с вами и меня, за дураков держат! А вы, насколько я понимаю, в их дуду дуете! А почему, скажите мне на милость, до сих пор я не слышу наших уважаемых химиков?! Неужели надо быть такими баранами, чтобы не понять, что мы, как придурки, завышаем содержание основного элемента при входном?!! Это же наше время! И деньги!!! Кто-нибудь учитывал распад основного?! Хоть один такой нашёлся?! Сколько там образуется дочернего элемента?! Мне самому это считать?! Да гнать вас всех отсюда поганой метлой надо!!! Я посчитаю! Я-то посчитаю, уж поверьте, а потом… Выгоню всех к чертовой матери!… – голос уже не звенел – это было сиплое рычание. Рычание, обильно сдобренное упоминаниями о всяческих матерях, интимных отношениях и органах.