Рустем Омаров
Изгнанные в облака
Глава 8
Давид легко подтягивался на турнике. Мышцы горели. Одним глазом он смотрел по телевизору на человека, которого ненавидел больше всего.
Человек что подарил миру свободу. Полковник Эрманн Дакоте. Мешки под глазами и узловатые руки.
И прямо сейчас он читал речь с трибуны Высочайшего собрания.
– Уважаемые дамы и господа, я благодарен вам за присвоение титула диктатора. Я всячески отказывался, но вы настояли, поскольку миру как никогда угрожает опасность разобщения и насилия. Долгие годы институт командоров выполнял свою роль как социальный лифт и поддерживал основные права и свободы. Он должен был решить глобальные проблемы с загрязнением и экологией. К сожалению, этого не случилось, командоры превратились в узкий аристократический клан. Он варился в своем соку и тормозил развитие человечества. Во главе с единомышленниками мы смогли, захватить центр командоров здесь в Бабуле – столице мира.
Мы приняли решение бороться с разобщенностью, что угрожает миру. Ради этого мы готовы отказаться от различий. Мы будем выжигать инакомыслие и серость на корню. Мы сделаем разум свободным. Мы зажжем огонь демократии во всем мире. А несогласных уничтожим
Давид соскочил с турника в фитнес-зале своего загородного дома и потянулся к сигаретам, лежащим на красного столике. Превозмогая усилия воли, он дрожавшей рукой остановил себя.
– Никак не можешь бросить курить, – жена повернулась к нему.
– Ты слышала, что он говорит.
– Успокойся, в конце концов, может он и прав.
– То, что делают – они хотят, чтобы все люди были под одну гребенку.
– Плевать.
– Нет, мне не плевать.
– Послушай и посмотри на меня. Все что мы делаем, ради нашего сына. И ты не допустишь ошибок. Нам не нужны проблемы.
– Я не узнаю графиню, которая стреляла в своего спасителя, чтобы прийти к финишу первой, – Давид все же закурил.
– Я шесть лет жила в конуре. Я уже не та графиня, – сказала жена и вытащила сигарету у него изо рта и растоптала о мраморный пол.
***
– Ваш сын делает успехи, – вкрадчивый голос заставил Давида обернуться. Он испуганно повернулся. Эти слова произнес мужчина с бледным черепом. И вкрадчивый голосом.
– Меня зовут Карел Си я директор этой школы, – Давид усилием воли заставил себя пожать руку этому человеку. Что-то в его внешности, может бледно серые прожилки на лбу внушали отвращения. Так и есть, рука холодная как испорченный творог.
Директор сел на стул, а затем достал из кармана платок и вытер лоб. Хотя в комнате веяло прохладой.
– Я слышал, что ваша жена заболела?
– Да полный паралич. Мы были в горах на отдыхе, когда узнали о диагнозе. Резиновый тиф.
– Это очень печально.
– Бедный мальчик, он переживает?
– Он целыми днями по выходным возле нее сидит.
– Ваш сын делает успехи в учебе, – повторил директор. – Но это не просто успехи. Это что-то феноменальное. Ему 9 лет, а он решает высшую математику.
– Я ним занимаюсь…иногда…у нас странная семейка. Например, у нас в гараже висит доска для уравнений, – засмеялся Давид.
– Это похвально, – кивнул директор. – Я знаю, что вы бывший командор.
– Бывших командоров не бывает.
Директор расплылся в гадкой улыбке.
– В том-то и дело. Будем откровенны. Я не могу разрешить вашему сыну участвовать в чемпионатах школ, он привлечет ненужное внимание. Понимаете, к чему я клоню?
– Совершенно нет.
– Вам трудно воспитывать сына без жены, – директор развел руками. – У меня есть одна потрясающая семья. Они великолепные люди. В общем, они могут взять вашего сына на попечение.
– Что?
– Поймите, так будет лучше и для школы, и для будущего вашего ребенка. Вы сможете видеться с ним в любое время.
– Вы понимаете что, предлагаете, – вскипел Давид, вскочив с места.
– Поймите, так будет выгодно всем. Просто сделайте это, и он распахнет любую дверь с таким талантом. Поверьте, мне я первый раз вижу такого умного ребенка.
– Вы все сказали?
Через некоторое время дверь в кабинет, с шумом отворилась. А директор спешно вытирал кофе со своего лица. Давид выскочил из кабинета в коридор, где его ждал Занак. Глаза мальчика расширились.
– Что-то случилось, папа?
– Все хорошо. Пошли.
***
– Отец позволь представить мою избранницу – Лиоза Юси Граваати.
– О! Она красавица, – Давид, не знал, куда деть руки.
– Мне очень приятно, ваш сын много о вас рассказывал, – девушка подала белую мраморную руку. Невеста его сына оказалось классической красавицей с почти хрупкой шеей, обернутой черным обручем. Густые черные брови в обрамлении живых глаз. Немного длинный нос не портил впечатление. И конечно фиолетовые волосы. Маленькая головка, но взгляд очень цепкий. Она напоминала соколиху, высматривающую свою жертву.
Только сейчас Давид понял, почему Лиоза приглянулась его сыну. Она оказалось вылитая Сильда. Особенно живые, блестящие карие глаза. Попав в спальню к Сильде, Лиоза подошла и поцеловала ее в лоб. А потом достала красивое ожерелье из черного дерева.
– Это ожерелье я купила у торговки на том острове, где мы поженились, оно дарует исцеление, как мне сказали, – сказала Лиоза. – Я очень хочу, когда-нибудь, чтобы вас свозить туда.
По морганию Сильды, Давид догадался, что его жена тронута. Глаза ее мерцали в темноте. А потом она заснула.
А вечером вся семья собрал торжественный ужин. Занак своим непримиримым блеском напоминал ее очень сильно. Мальчик очень быстро перерос отца, а в какой-то момент устремился ростом в неведомые дали. Когда он заходил в комнату, то неизменно наклонялся. Однако при этом остался худым. Изможденный вид подчеркивали роговые очки.
– Я слышала, что вы командор, – сказала девушка, поддевая огурец вилкой…
Девушка оказалось веганкой. И Занак ее в этом поддерживал.
Старик пристально взглянул на девушку и удивленно поднял брови.
– Да, но недолго, честно говоря, я даже не успел понять, в чем прелесть должности.
– Я считаю, что государство – это пережиток прошлого, – девушка поиграла вилкой с оливкой. – Рано или поздно, но власть захватывают мерзавцы. Куда лучше без него. Было бы правильно убрать по всему миру институты власти и оставить органы самоуправления. Их достаточно, чтобы вершить правосудие, например.
– А где вы милочка найдете баланс? – возмутился профессор. – Рано или поздно метрополия начнет расширяться. Разве не в этом ли опасность?
– Искусственный интеллект, – сказала девушка. – Можно доверить управление обществом безликой программе. И она будет контролировать силы правопорядка.
– Ну, по мне так это слишком вычурно, – заметил Давид. – Доверить машине государство.
– Лиоза, ты мне обещай, никогда не рассуждать на эту тему, – Занак покачал головой. – Это опасно.
– Ты готов терпеть тиранию? – вскинула брови Лиоза.
– Пойми любимая, в этом мире проще следовать правилам игры, чтобы победить, нежели плыть против течения и забрести в какую-то тину.
Девушка отставила еду и потянулась к сигарете. Она закурила и пустила дым в потолок.
Занак с беспокойством посмотрел на нее.
– Любимая разве тебе можно?
– Нет, но в последний раз.
– Почему ей нельзя курить? – профессор поднял изумленные глаза.
– Мы с Лиозой ждем ребенка, – Занак улыбнулся. – Мы хотели сказать позже.
– Это замечательные новости, – профессор поднял глаза. Сизый дым застилал потолок. И он закашлял.
Чуть позже они сидели возле окна и смотрели на пейзаж. По автобану, шли колонны транспорта без водителей. На безумной скорости и всего в паре шагов друг от друга.
– Отец у меня еще хорошие новости, я выиграл грант Триумвирата.
Давид поднял глаза на сына.
– И чем вы будете заниматься?
– Поиск новых форм энергий, – Занак улыбнулся. На его щеках образовались ямочки.
Давид смотрел на сына прямо и уверенно.
– Я занимался тем же самым…когда-то.
– Вот видишь, – Занак снова расплылся в самодовольной улыбке.
Знак рос любимцем женщин. Они всегда оборачивались ему вслед. Впрочем, он – гений, смотревший на всех свысока, воспринимал это как должное.
– Такой душка, а когда на нас напали пьяные отморозки в одной из баров Бабула, он их чуть не убил, я его насильно оттащила, – Лиоза потрепала волосы своему парню. – Честно говоря, когда он злится, я его не узнаю. Это совсем другой человек.
Давид кивнул. Он вспомнил, как его позвали в школу, уже после смерти Сильды. Оказывается, Занака третировал какой-то перекаченный спортсмен-старшеклассник. Сын ни слова ему не сказал. А просто перепрограммировал роботов-уборщиков. Они поймали качка и засунули его в мусорный контейнер и не давали из него выйти. Все это время Занак стоял рядом и смеялся ему в лицо. В конечном итоге у спортсмена случилась истерика, граничащая с сумасшествием. Приехала полиция, но даже она не могла ничего поделать с обезумевшими роботами. Лишь несколько часов спустя, вызвали специальную службу, которой пришлось уничтожить дорогостоящих роботов. Доказать, что это дело рук Занака полиция не смогла или не захотела. В противном случае Давида мог ждать крупный штраф. Однако после случившегося Занака обходили в школе за полфаранга все хулиганы, в том числе и тот спортсмен.
***
Над небом догорала заря. Старик подбросил в огонь щепу и вздохнул. Фью положила голову ему на плечо.
– У меня должна была быть такая же внучка как ты, – сказал он. – Твоего возраста. Я поэтому остановился.
Он прикоснулся ладонью к волосам девочки и аккуратно провел.
– Сын мой рос умным, но упертым, все делал по-своему. Еще с горшка так поступал. Ну и был весь в мать – если что-то в голову взбредет, то шел вперед как танк. И да он унаследовал ум. В 7 лет он уже решал высшую математику.
В школе его успехи старались не замечать. Положение к тому времени у бывших командоров было хреновая. Все время вызывали на допросы. Мы прозябали в жопах мира. Об одном мы мечтали, когда уж умрет эта тварь. Этот Эрманн. А потом началась эпидемия резинового тифа. Вы слышали, конечно. Не было от нее спасение, ни в одном уголке мира. Да и как спасешься? И я точно знаю, что эту эпидемию подстроило мировое правительство, которое втемяшило себе в голову, что планета перенаселена.
Сыну было девять, когда беда случилась с Сильдой. А потом Занак уехал в школу. Каждый раз, когда он появлялся дома по выходным, она начинала плакать.
Мы командоры сделали ошибку, я это признаю, наша идея, создать общий мир без войн потерпел крах. Идея оказалась утопичной. Раньше как. Выбирай любое из сотни стран и живи в нем, если какое-то тебя чем-то не устраивает. А теперь мы получили одну большую головную боль. А сбежать с планеты уже не получиться.
В общем, погибло много людей. А моя Сильда заразилась, но смогла победить болезнь. Мы общались с ней при помощи букваря. Морганием она составляла слова. Но на всю жизнь она оказалась прикованной к кровати. Безмолвная. Она могла только смотреть на меня. А я заботился о ней все это время. Когда она умирала, а это было месяц тому назад, то последние ее слова были «позаботься о сыне».
Старик замолчал. И плюнул на сырую землю. А потом выразительно шмыгнул.
– А я ведь так ей и не сказал про вторжение. Вот только она удивилась, что служанка пропала, я сам за ней ухаживал почти четыре года. А за окном уже и цивилизации нет. И соседи с нами не жили. Я периодически выезжал за продовольствием. Иногда приходилось убивать за еду бандитов.
Профессор бросил ветку в огонь.
– Каждому нравится его детство пускай оно и протекает в говне, – вздохнул профессор. – Как-то незаметно пролетели годы. Каждые выходные мой сын помогал мне проводить опыты и даже запустили как-то опытную модель миниатюрного гравитолета. Уже подростком он уже окончил университет, а в 19 лет его приняли на работу в Институт благих достижений. Мой мальчик. Я так им гордился. В один из дней, он приехал навестить нас не один, а с девушкой. Лиоза такая приятная девушка. Она одевалась необычно. У нее яркие фиолетовые волосы. И она очень начитанная. Они очень подходили друг к другу. Поженились без гостей в каком-то разваленном храме в тропиках. Прислали фото.
Старик вздохнул.
– Они каждый день выходили на связь. Жили они в Бабуле. Родилась внучка – ее назвали Лиофандра. Все было у них хорошо. Работа, дом, семья и внучка. Они собирались к нам привезти. Но так и не приехали. А потом мне позвонил их общий друг. Звали его Меркант. Он дал мне инструкции, как выйти на связь, чтобы никто не мог прослушать. Он и сказал, что дела плохи. Лиоза связалась с анархистами. Правительство возбудило дело в отношении мальчика.
У меня аж в глазах похолодело.
Эрманн расправлялся со всеми инакомыслящими без всякого суда. Все подозреваемые просто пропадали с концом. Я приехал, но попасть к нему так и не смог. Мне объявили, что мой сын приговорен к стиранию памяти. Он будет поселен в новом месте и с новыми документами.
И тогда я бросил все свои ресурсы на поиски своего сына. Я объездил весь мир, можно промотал состояние. Мои агенты спускались в ашрамы, в катакомбы, общались с анархистами, падшими женщинами, преступниками. Я платил деньги за любую информацию. Но я так и не нашел. Где-то были предположения, что всем преступникам стирали память. О, если бы это было так.
А потом, когда я почти напал на след моего сына, через год после его пропажи началась вся эта катавасия с нашествием этих роптов. У меня была только одна зацепка. Город Электум в тропиках. Большой и красивый, но полный трущоб и преступности. Именно туда я и направляюсь. Я отправился туда сразу же после смерти Сильды.
– Мы с вами профессор, – поднялся я.
– Это опасно, – покачал головой старик.
– А сейчас везде опасно, – вскинула голову Зети.
***
Колодцы в пустоши глубоки. Желоба, выкопанные века тому назад. В колодце, что нам показался на вторую неделю пути, оказалось столь мало воды, что мне пришлось провозиться на дне до ночи. А после я лежал и смотрел на звезды, наслаждаясь каждым вздохом. И с желудком готовым лопнуть от воды.
Фью подошла к старику и внимательно на него взглянула.
– Я вот не пойму, почему ты все время ругаешься, ну вот объясни мне, пожалуйста. Ну почему?
Старик держал в зубах хворостину. Лицо его исказилось улыбкой. Он вдруг стал красивым. Ямочки на щеках. Вроде и нет ничего за плечами. Переживаний, тревог, переворотов, революций, слежек, бросков через болота, штурмов, звонков в ночи с известиями о кончине близких. А есть только вопрос девочки в пустыне.
– Наверное, ты родился старым, поэтому такой злой, – сделала вывод Фью.
Старик ухмыльнулся.
– А у тебя была лошадь?
– Нет, – покачал головой старик. Он притянул девочку и посадил на колени, втягивая запах ее волос, которые он приглаживал жесткой ладонью.
– А собака?
– Нет.
– А котенок?
Нет. Зато у меня был сейф с деньгами. Я был очень богат.
– Если у тебя не было собаки, лошади и котенка значит, ты не такой уж и богатый ты был.
Лошадь вдруг встала на дыбы и заржала. Веревка натянулась до отказа. Шопик начал отчаянно лаять во тьму. Фью бросилась и зарылась в объятьях профессора. Туда же отправился и щенок, решив, что с лаем он погорячился.
– Может это опять волк? – спросил я. – А может… ропт. Пастух сказал, что лошади их чувствуют.
Старик вгляделся во тьму. Я почувствовал, как бьется мое сердце. Стук, один за другим. Во рту у меня все пересохло мгновенно. Лошадь хрипела и рвалась, роняя пену изо рта, а потом затихла. Ночная тишина пронзительно зазвенела. Даже сверчки затихли. Старик начал накрывать костер песком. Ночь сгустилась, накрыв нас сиянием звезд.
– В такой глуши их быть не должно.
– Заткнись, – прошипел профессор. Он приник к земле ухом, старательно вслушиваясь в ее биение.
– Это ропт, – прошептал я. – Лошадь привлечет внимание, давайте отпустим ее.
Лошадь вновь ржать и рваться в пустошь. Хлопья пены ее падали на землю. Она била двумя копытами о землю.
– Если мы отпустим нашу последнюю лошадь, то не дойдем, – профессор покачал головой. – Мы будем ждать до последнего. Есть надежда, что это не ропт. А вы спускайтесь в колодец.
– Я вижу эту тварь – прошептала Зети. Глаза ее мутно черные сверкали, отражая лунную косу. – Оно идет к нам. Там. Это ропт.
– Срочно в колодец, – сказал профессор, Он начал разматывать веревку. – Ты мне поможешь опустить вниз девчат.
Зети обхватила Фью, а профессор, быстро сделав петлю, пропустил ее на поясе.
– Я не хочу туда, – зашептала девочка. – Я не хочу. Она протяжно заплакала. И казалось, этот плач, погашенный в ладонь Зети, пронесся эхом по всей ночной тиши.
Моя помощь почти не понадобилось, профессор стремглав опустил обеих на дно колодца. Раздался хлопок, и лошадь, умчалась в пустошь. Кол лошадь вырвала из земли, и теперь он с шелестом пополз за ней. Мы проводили ее испуганным взглядом.
– Я же говорил, что нужно отпустить лошадь, – яростно прошептал я.
– Теперь ты спускайся, – сказал профессор.
– А вы как?
– Что-нибудь придумаю.
Я старался не вглядываться в тьму, потому что понимал, что оно может вырваться прямо сейчас из тьмы и начать припозднившийся ужин.
Старик обвязал меня вокруг пояса и, вручив пару рюкзаков, а затем начал опускать меня вниз. Ночное небо казалось ярким пятном во мраке, куда я начал проваливаться.
Некоторое время я вдруг полетел вниз, словно бы старик отпустил конец веревки. Когда казалось, что я уже лечу вниз в свободном падении, веревка вновь деликатно натянулась.
Сверху раздалось ругательство. Возможно последнее ругательство профессора. А потом я очутился на дне.
– Зети, Фью, – прошептал я.
– Дядя Бум, – послышался голос девочки.
– Да, – прошептал я. – Тихо.
– А где моя собака?
– Она наверху будет драться с монстром, – отвечал я. – Надеюсь победит.
– Моя собака укусит монстра, – похвалилась девочка.
– Точно.
– Если я не буду тихо себя вести, то нас съедят? – поинтересовалась Фью. – А можно я дам по башке этому монстру.
– Нет, мы лучше будем сидеть как мышки, – отвечала Зети.
– А я ведь уже била ему по башке?
– Кого?
– Монстра. Когда он схватил меня. А он погладил меня по голове. Но маму забрал. Она кричала, а он все равно ее забрал. А потом я побежала следом. А мамы уже не было у него на руках.
– Молчать, – зашептал я, со сведенной от ужаса челюстью.
– Я буду очень тихой, как мышка, – пообещала девочка.
Мы снова начали вглядываться в ночной небосвод. Тишина кричала как никогда. А потом я почувствовал вкус крови на губах.
– Дядя Бум.
– Да малышка,
– Ты боишься.
– Я не боюсь, но лучше нам помолчать.
– Дядя Бум не боится он тоже, даст монстру по башке, – зашептала девочка.
– Здесь на дне может быть только один страх – остаться здесь навсегда, – прошептала Зети. – А если меня отсюда вытащат, то я буду благодарна ропту за один короткий вздох при Луне.
Я взглянул на Зети, чей шепот казался тише тишины. Наверху песок сочился вниз, а земля как будто дрожала. И импульсы этой дрожи сыпали песком сверху. Где-то там, где гулял ветер и пряные запахи трав. А потом ярко-синее пятно затмила черная тень. Импульсы прекратились. Черные щели уставились в черноту. Он нас не видит. Как не видел он меня тогда на горе. Но что ему стоило в этот раз завалить вход? Земля сочилась вниз.
Какое-то нескладное движение и камень обрамлявший край полетел вниз. Он несколько раз по дороге задел гулко торчащие ветви и камни, а потом с грохотом шмякнулся в центре.
Грязь брызнула, заливая нас с головы до ног. Зети испуганно смотрела вверх, одной рукой зажав рот Фью, которая порывалась высказать ропту все, что она о нем думает. Я тяжело задышал, боясь взглянуть наверх. А когда поднял голову, то увидел, что ропт заслонил собой все узкое пространство наверху. На нас посыпался песок. Несколько движений и дыра стала шире, ропт наклонился, вниз пытаясь зачерпнуть пустоту руками.
Зети закрывала рот Фью. Она дышала и смотрела наверх завороженно. А я боялся взглянуть.
– Мамочки, – произнесла она тихо, как только возможно. – Это было слово, обрамленное одними губами.
Песок сыпался все больше и больше. Целый водопад земли вмиг покрыл наши ноги. И закопал наполовину Фью. Я прикрыл обоих своим телом.
Крик. Он как будто пронесся над долиной. Истошный крик. Даже мы услышали его. Ропт поднялся. А потом я услышал утихающую вибрацию земли. Ропт убегал.
***
Солнечный лучик тронул мою щеку. Я поднялся, тяжело дыша. Я, Зети и Фью лежали, обнявшись, лежали на дне колодца. Я поднялся, и попробовал было поползти наверх, но не получалось.
– Кажется, застряли, – я сплюнул. – Это все из-за старика. Я же говорил, что лошадь почуяла ропта, а он мне не верил.
– Что будем делать? – спросила Зети. – Наверное, профессора съели. Он пожертвовал собой, чтобы мы выжили.
– Он дешево отделался, – вскрикнул я.
– Поговори мне, – сверху появилась голова старика. Давид кинул нам веревку.
– А где ропт? – воскликнул я, едва отдышавшись после того, как мы все втроем смогли выбраться.
– Он ушел на запад? – сказал старик. – По-моему они совсем не ориентируются в пространстве. По крайней мере, этот. Если он будет идти на запад, то точно умрет от голода. Насколько я знаю из новостей, каждому ропту для поддержания жизненных сил нужно съедать трех человек. Этот точно голодный.
– А куда вы спрятались?
– В грязи в солончаке, – отвечал старик. – Вместе с этой дурной собакой.
Шопик радостно кивал хвостом и преданно смотрел на своего спасителя.
– Вы… вы – Зети не могла собраться. – Это вы крикнули, чтобы отвлечь его.
– Да и пожалел, он пол берега изрыл, пытаясь отыскать меня. Начал вязнуть. А потом наша лошадка на другом берегу заржала, но и, конечно же, он побежал за ней.
– У нас теперь нет лошади, – констатировал я. – Я говорил вам, что нужно было починить и ехать на машине. Хрен с ней. Мы можем погибнуть из-за вас.
– Что? – брови старика взметнулись.
– Как мы к вам присоединились, вы все время норовите ходить по краю, – вскричал я. – Зачем нужно было нарываться на мародеров? Достаточно было просто отсидеться у реки пару суток. Для чего нужно было менять машину на больных лошадей?
Мой спич вдруг прервался ударом в живот. Я упал, судорожно хватая воздух ртом.
– Вы ударили меня, – заорал я. – Проклятый старик. Я не смогу дышать.
Слезы полились у меня из глаз. Первая мысль принять бой скукожилась, не успев родиться. Но экс-командор очевидно владел всеми видами боевых единоборств, потому что смотрел на меня с улыбкой.
– С тобой все в порядке, – старик ухмыльнулся. – Я смотрю, что ты неблагодарный дурень.
– Нет, мы очень вам благодарны, – вмешалась Зети. – Чпок сейчас не время спорить. Мы должны быть единой командой, если мы будем тратить время на выяснения отношений, то далеко не уедем. Только дурак будет лаять на собаку.
– Спасибо Зети, – кивнул старик.
Девушка протянула мне платок.
– Лошадь умерла, зато припасы остались. Нам нужно делать 10 миль в день, – старик вздохнул. – Тогда мы выживем. Давайте отойдем подальше от этого места, а потом позавтракаем. Вперед.
– Я никуда не пойду с этим безумным стариком. Зети тебе придется выбирать. Либо я, либо старик,– теперь я ревел и не скрывал этого.
Зети улыбнулась.
– Давид, вы зря его побили. Жизнь, итак, не проста, инопланетяне готовы сожрать нас в любой момент, и неужели вы не могли списать невоздержанность Чпока с тлетворным влиянием окружающей нас реальности.
– Я не собираюсь с ним чикаться, – пробурчал старик.
– Что это такое? – спросила Зети.
Она вдруг показала назад.
Со стороны севера дул ветер. Челка моя взметнулась. Все тот же ровный горизонт и голубое марево неба. Но при этом какой-то черный диск занимал его сердцевину.
– Что это такое? – закричал я. Рюкзак полетел вниз. А я и не заметил.
Старик смотрел на диск, раскрыв рот. Диск летел в нашу сторону, он увеличивался – становился больше и больше. Огромный, точно космический корабль – с всевозможными оборками, катушками, торчащими зевами непонятных конструкций. А снизу у него светились четыре огромные полукруглые сферы.
Волосы на моей руке поднялись дыбом. Гигантские молнии исходили от этих полусфер. И треск стоял такой, что мы перестали слышать друг друга.
– Надо бежать, – крикнул я, видя, что диск пролетит прямо над нами.
– Не надо, – крикнул старик.
Мы застыли. На носу виднелись перила, а на них облокотившись, вниз смотрели…люди.
Сам диск летел невысоко. Вскоре он поравнялся над нами, заслоняя тенью солнце. Молнии не долетали до земли. А треск стал такой, что внутри у меня все вздрогнуло. Словно бы все внутренности внутри стали невесомы.
А потом корабль полетел дальше. Треск начал затихать. Люди, что ходили по палубе, проявляли равнодушие к нам.
Старик усмехнулся и покачал головой.
– Вот заразы. Ладно. Чпок бери эти рюкзаки и вперед.
Давид взял один из рюкзаков взвалил на себя и пошел на юг. Корабль тем временем продолжал улетать в сторону горизонта. Сейчас он казался игрушечным.
Я догнал старика и увидел, что тот смущенно улыбается.
– Да, – шепнул он, чему улыбаясь и уже громко добавил. – Заразы, хорошо сделали. Это мой гравитолет. Я его придумал.
– Не может быть, – сказал я. – Я не верю.
– Ничего себе, – выдохнула Зети.
Старик встал и опрокинул свой рюкзак на землю, а потом достал черную записную книжку. Полистав, он протянул мне.
– Смотри.
Рисунок демонстрировал гравитолет в чертеже. Красивом, но явно нарисованном от руки.
– Когда началась вся эта катавасия, я продал чертеж капиталисту, в обмен на информацию о сыне, – сказал старик.
