Чем дальше она шла, тем больше монстров встречалось ей на пути. Но все они бездействовали прячась и скрываясь за углами домов, и каждый кто хоть как-то предпринимал попытку броситься на девушку – сразу же отступал.
Причиной тому был исполин бесшумно идущий вслед за Тимией. Столбопробитый, на каком-то из своих уровней сознания, понимал что его еда, его пища, как подумала Тимия, следит и норовит выскочить на девушку. Поэтому они находились в неком полезном симбиотизме.
По началу она боялась его, но вскоре поняла что существа бесшумные в этом мире столь же бесшумны как и безвредны. Хоть и огромно-пугающие.
Вообще знания стали приливать в ее голову все большими волнами, и волнами незаметными, проходящими сквозь плотину разума через задний вход или посредством подземных, или подчерепных, вод. На перекрестке Шестьдесят седьмой и Тринадцитой улицы она, неожиданно для себя, поняла как вязать крючком, а еще через квартал вспомнила как готовить афарар. И знания эти были в чем-то парадоксальными. Если она задумывалась об этом, то не могла и представить себе что она об этом не знала, но она не знала до той минуты пока она об этом не думала. Но, опять таки, этим нельзя было в полезной мере воспользоваться. Хотя она и попыталась.
Тимия никогда в жизни не покупала себе ювелирных изделий. Ни золота, ни драгоценных камней у нее не было. А раз не было так она ими и не интересовалась. Поэтому она постаралась подумать: “А как они изготавливаются? Есть ведь наверное какая-то техника, экстравагантные способы, хитрые решения и исторические предпосылки?”
Подумала, и, проблевалась на серый асфальт.
Поэтому и нельзя было в полной мере положиться на этот способ познания мира.
Логика серого мира была, вроде бы и понятна, но в то же время – непонятна абсолютно. Серый мир являл собой абстракцию которую, тем не менее, создавали люди.
Но чем ближе Тимия подходила к Цитадели, тем более физическая реальность вокруг искривлялась.
Дома начинали клониться к земле, а всякий взгляд в пробелы между ними искажался подобно неровной отливке стекла. Но сама дорога при этом не менялась. Тимия как шла, так и идет по ровной и гладкой поверхности. И идти ей нужно было еще достаточное расстояние. Цитадель виднелась на горизонте, становилась все больше по мере приближения, но сейчас она все больше походила на нечто столь огромно-непостижимое что терялось и сливалось с общим фоном, или, им являлось. И туман, или облака, только больше искажали очертания вечно разрушающегося шпиля.
Расстояние тоже стало понемногу искажаться, и до следующего перекрестка, конца Тридцать седьмого квартала, Тимия дошла спустя час.
Еще одной странностью Тимия заметила что ей вовсе не хотелось есть. Да, почему-то ей пришло это в голову после того как она, буквально, материализовала себя из ничего в что-то, но отсутствие голода, как естественной потребности и животного желания беспокоило на каком-то из подсознательных уровней.
Если с происходящим вокруг можно было смириться в ряду невозможности его изменения, то внутренний мир беспокоил. И беспокоил голод тем что в реальности на него можно было сослаться и чутка отделить беспокоящие ее мысли. Сейчас же такого не было и мысли про Арфо, про дальнейшие ее действия, начинали донимать с чудовищной силой.
Пустота, тишина и отсутствие опасности, в ввиду тихого защитника, действовали на нее хоть и успокаивающе, но и тревожно-беспокойными волнениями.
Хотя, быть может, это и следовало делать. Она же, как ни как, благоразумная девочка.
Тимия сплюнула от одной мысли об этом своем прозвище.
Когда впервые мама ее так назвала? В классе шестом, или восьмом, или начала сразу после смерти Марка? Хотя была ли эта смерть Марка вообще если он переродился в Арфо? Да и термин “перерождение” тут не мог подходить. Все всецело только и твердили ей что он ошибка, и не давали объяснения термину “ошибка”. Что они имели ввиду? Не все ошибки нарочито плохие. А если отталкиваться от субъектности, переходить в объективность, то “плохого” и “хорошего” попросту не может быть.
Марк умер, но не умер, стал ошибкой, и ошибкой Арфо попросту было его существование. Но каково это быть “ошибкой”? Особенно с человеческим разумом.
Тимия поболтала головой из стороны в сторону.
Так нельзя думать в причину скудости человеческого разума. А она человек. Понять каково быть “ошибкой” невозможно, пока ты сам не станешь “ошибкой”.
Это приблизительно так же глупо делать как присваивать животным какие-то человеческие черты характера. То что ваша кошка “улыбается” быть может и значит что она улыбается, но всякий человек у которого была кошка скажем вам что это зачастую не так, и та милая рыжая бестия просто готовиться к прыжку на ваше лицо.
И вот в этом и заключается наша ошибка понимания мира. Мы проецируем на существование нас. Даем вещам характеристики которых они, быть может, и не имеют. Или имеют. Но точно они не могут их иметь в той мере которую мы представляем.
Апогеем глупости человеческого проецирования стала защита природы, а точнее ее очеловечивании, что в наши, что в доисторические времена. Природа по сути своей это физические законы существующие в порядке-хаосе в мире предоставленным самому себе, а люди как то говорят что природа их либо наказывает, либо поощряет. Если не природа, то жизнь. Или любое другое неподвластное нам.
Хотя и неподвластное люди в итоге подчинили. Разгон облаков, генная инженерия, селекция, трансгуманизм. И все это во благо нашей продукции, или иллюзии, лучшего мира.
И нет в этом лучшем мире места ошибкам.
И человеческим эмоциям.
Тимия видела как жил Арфо, хоть и маленький отрывок, но она видела и пожалела его. И он бы пожалел ее видя как умер Марк. Так есть ли право у нее называть его “ошибкой” или “перерождением” Марка? Ведь это, по сути своей, не Марк, а совсем другой человек.
– И как вы можете меня просить об этом? – сказала она притаившимся монстрам. – Всеобщее благо вопреки нуждам единичным? Кто сказал что это верно? Если вы думаете что это единственный выход – вы не правы. И вы глупы. – Тимия развела руками в разные стороны. – Ну же, Макс, давай, поговорим. Ты ведь голос разума, так? Давай пообщаемся, я готова. – После короткой паузы она крикнула: – Макс!
– Слышу, я, слышу, – ответил голос сзади.
Тимия сразу же обернулась.
– У вас привычка подходить со спины? – сказала она.
– Скорее потребность и правило, – ответил Макс. – И я не голос разума. Скорее что-то вроде слияния идей.
– А бредовость свою ты чем оправдаешь?
– Тем же самым. Знаешь ли, не все люди умны в равной степени и не все гипотезы верны.
– Но ты настаивал на верности своих слов. Разве не так?
Макс улыбнулся и Тимия поняла что видит перед собой не того старого Пророка в поселении, а своего сорокалетнего начальника максима Юрьевича. Почему-то в халате.
– Да, настаивал, и ошибся, – сказал он. – Ошибся в том что не знал всего, а если бы и знал все – то ошибся бы. Такова была моя роль. Впрочем, давай без этого, да? Зачем ты меня звала?
– Я не буду делать то о чем вы меня просите.
– Я понимаю.
– Но я хочу чтобы ты мне разъяснил некоторые вещи.
Макс наклонил голову и прищурил взгляд, после сделал шаг вперед и Тимия невольно попятилась.
– Пошли. Нечего нам стоять на одном месте. Особенно тогда когда твое время ограничено.
– Мне казалось…
– Мне тоже много чего казалось, – перебил Макс и прошел мимо Тимии, – идем и казаться не будет.
Тимия ступила следом за бывшим начальником, а за приманкой и ее страж-защитник. Столбопробитый размахивал своими проводами, бесшумно ломал редкие фонарики и кидался на каждого опрометчивого монстра. Какое бы огромное существо не выступало перед ним – все они тотчас падали в конвульсиях. И каким бы огромным существо не было – все они нещадно рвались на серые массы, а после поглощались в его горле-пасти. Столбопробитому даже как-то поднадоело выжирать существ досуха и он нередко оставлял их перебитые тела на дороге или отбрасывал в сторону в назидание его звучным друзьям. Враги же после такого “подношения” еще глубже залезали в тени и прятались по углам, только виднеясь глазами или тем что им заменяли глаза. Если в сером мире могло существовать описание альфа-зверя, то им был бы точно столб. Он был в разы умней и от этого опасней.
Кетцальчерв, самый огромным по своим размерам, и возможно в какой-то из благоприятных драк, даже смог бы убить Столбопробитого, мог бы его взять в капкан или закрутить и удушить, но… Но не мог. Кетцальчерв хотел напасть, но не мог. Боялся ли? Опять таки сложно сказать ведь это могло служить проекцией.
Суть была в том что агрессивные существа не нападали, и это полностью устраивало двух людей безмятежно гуляющих по, некогда, широкому бульвару центра города.
Фонарные столбы по обеим сторонам тотчас уничтожались как Тимия с Максом проходили мимо них, а скамеечки, оптико-искаженные в круг, постепенно превращались в серую массу от шагов.
– Кто такой бог? – наконец спросила Тимия.
Максим обернулся и неоднозначно, подняв левую бровь, посмотрел на девушку, но не замедлил шаг и продолжал идти впереди.
– Разве ты уже не спрашивала? – сказал он.
– Нет. Что он для нас? Во что должен превратиться Арфо? Он будет человечным?
Макс только улыбнулся и обернулся обратно.
– Сложно сказать наверняка, и так чтобы ты поняла. Прошлый, Тунсценс, определенно человек, а вот Арфо, в силу своей, как раз таки человечности, вряд ли им будет.
– Разве это не логическая ошибка?
– А разве Арфо не ошибка? – сказал Макс и рассмеялся. – Шучу, шучу, я помню как ты к этому относишься. И нет. Мой ответ – нет. Это не может быть логической ошибкой для бога создавшего причинно-следственные связи. Понимаешь все дело в том что мы сейчас не обсуждаем какого-то “запредельно неопозновательно-трансцендентного” бога, а ведем речь о нашем, человеческом боге. И все дело в том что так как мы люди, он, тоже человек, но более человек чем мы. Тунсценс тоже был ошибкой, но если быть еще точней – ею был Винсент.
– Винсент Росс? Исследователь вампов?
– Именно он. Ты сама то не думала как у вампов может существовать религия основанная на будущем? Их идолы, те существа которых они называют “богами” – это ведь вот те твари в темноте, – Макс бросил рукой вправо. – Нет. Все дело в том что Винсент был вырван из нашего времени, он стал братом, квар-ганом Тунсценсу, а после убил его. Не по своей воле, конечно, но по воле прошлого бога. Понимаешь к чему я?
– Не слишком.
– К тому что тебя могут просто принудить убить Арфо. Каким бы он не был хорошим, его роль – стать богом. И прошлый этого добьется этого любыми из средств. Ты должно быть хочешь спросить меня “почему”, верно? Почему боги замещают друг друга когда по нашим представлениям они “боги”? Ну, потому что они не боги, – Макс возвл руки к серому небу. – Клевета! Клевета! Обман! Еретик! – он опустил руки и обернулся улыбнувшись. – Так бы меня назвали в прошлом. Но мы не в прошлом, и моя цель, уже – моя роль, дать тебе немного знаний истории. И понимания кто такоей “бог”. Я ответил тебе?
– Я все равно ничего не понимаю.
Макс вздохнул.
– Само собой, ведь я не закончил свой рассказ. – Макс развернулся и закурил сигарету. Едкий, но одновременно приятный и желанный, дым полетел в сторону Тимии. – Арфо должен стать богом человеческим. Нашим Смыслом. Идеей движения вперед. Разумом жизни и при этом его сном. Все сущее, физическое – я имею ввиду, в нашем, человеческом, мире подчиняется законам. Два плюс два всегда будет четыре, должно быть четыре, – пропел Макс и откашлялся. – Даже тут меня донимает вич. Ну что за дело? Впрочем… ладно. Я говорил про законы, так? По сути своей наш мир это проекция бога на проекцию будущего бога, где прошедший, и старый бог, уже не в силах держать в своем уме обилие человеческой информации и законов. Почему? Да все только потому что мы развиваемся, мы, как раз таки про что я тебе говорил, движемся вперед поддаваясь его воле и ее образующе. Если раньше для нас был непостижим полет в облаках, то сейчас мы создали самолеты. Если раньше мы только мечтали полететь на луну – сейчас мы способны летать туда хоть каждый день, вопрос в финансах конечно, но возможность то есть. И это я все к тому что человек продолжает изведывать бездну и каждая крупица, каждая капля этой информации отправляется в разум бога. Но ничто не вечно и само ничто не бесконечно, верно? Тунсцентс не в силах, как и его предок, выдержать всего того нового что мы создаем, и его “река” более не река, а море разлившееся по нашим умам. Ты ведь… Да, да, я про это уже говорил, не смотри на меня так. Это надо было сказать.
– Так почему именно я должна его убить? Или это из-за того что он мой брат?
Макс выбросил окурок в сторону и на него сразу же напало полчище каких-то здоровенных мух.
– Ты и сама все понимаешь. Но не до конца. В реальности я тоже не понимал. Не виню тебя за это. Но и хочу попросить прощения.
– За что же?
– За то что не понимал, как раз таки, – Макс начинал сдавать в своем привычном тоне, – я не понимал теорию ошибок. Думал просто что ты такая же как и я. Что твоя роль заключается в обычной случайности, что мы лишь пешки, шестеренки в огромном механизме. А получилось… Получилось так что любая, даже самая маломальская деталь в механизме жизни имеет такое же значение как и все остальные.
– Но ты же просил меня позвонить матери. Я думала в этом есть какой то смысл. Что-то вроде: “В будущем тебе это пригодиться”, разве нет?
Макс рассмеялся.
– И как же, даже в теории, твой звонок мог помочь богу? Нет, в принципе то мог, как я и сказал ранее – все едино, но звонок… Нет, в тот момент я просил тебя ей позвонить из-за обычной человеческой солидарности. Знаешь ли у меня тоже была мать, и жена, и если бы я мог им позвонить – я бы это сделал. Особенно когда мир колеблется между двумя неизвестными.
– Но ты говорил что знаешь будущее.
– Разве?
– Почти.
– Именно что “почти”. Я знал будущее лишь из-за того что знал прошлое, что купался в серых водах, и мог лишь предполагать. К сожалению, мир создал такого персонажа как Август, и вписал его в ткань мироздания до такой степени что я и не заметил симулякра. И Арфо не заметил симулякра. Которого, впрочем, сам и создал. Но в будущем.
– При чем тут он?
– При том что именно он тебя и посадил в ту белую комнату. Но ты не помнишь. Да и не способна была помнить. Ты провела там два года для нас, два месяца для Арфо, и секунду для тебя. Природа действий симулякра разнится от нашего представления, а я, как раз таки, этого и не понимал. Был обведен вокруг пальца. А Арфо пудрили мозги.
– Но он же, ты говоришь, сам создал Августа, нет?
– Вспомни себя в детстве. Вспомни зиму и замерзшие лужи. А после вспомни как ты по ним каталась, и после падала. Не все то что мы делаем имеет для нас благоприятные последствия. Особенно когда мы это делаем неосознанно? – Макс остановился и смотрел на искривленную скамейку. – Присядем?
Тимия посмотрела на прячущихся существ и ей стало мерзко оттого что они почти-что люди, но не люди, а нечто большее, но ничтожнее. Осознание своего к ним отношения было таким же как знания про грузинскую кухню – неожиданными, но всегда скрывающиеся на подкорках твоего мозга. Она отрицательно повиляла головой из стороны в сторону.
– Как угодно. Я иногда забываю что тут и усталости нет, – сказал Макс. – Чтож, есть еще какие вопросы?
– Есть.
– Какие?
– Ты реален? Ну в том смысле что ты мне отвечаешь или… бог говорит твоими устами?
Макс пристально смотрел на Тимию секунд десять и опять рассмеялся.
– Если так думать, то ничего в жизни нельзя будет добится. Даже если, допустим, я плод твоего больного воображения, окей, но какой это смысл имеет тут? Или, допустим, я плод бога, какая разница в нашей нынешней ситуации?
– Ты можешь пытаться меня обмануть.
– И я тебя обманываю?
Тимия не знала что ответить.
– Именно, – Макс одобрительно кивнул, – никакой разницы в предтечах случившегося нет. Если в реальности люди что и делают так это пытаются понять предпосылки, то тут предпосылки пытаются понять тебя, так как ты есть время. Я реален ровно настолько насколько ты воспринимаешь меня реальным.
– А что с реальностью?
– А что с ней? Не осталось наблюдателей – не осталось реальности, нет бога – нет наблюдателей.
– Хорошо, но… Что мне делать с Арфо?
– Убей его.
– Нет, – твердо сказала Тимия.
– Тогда я не знаю что делать. Если ты его не убьешь – тебя принудят это сделать. И не просто уговорят или загипнотизируют, будут угрожать или пытать, нет, отнюдь нет. Тебя просто заставят. Возьмут твое тело под контроль и совершат то что ты должна совершить. Тунсценсу нет смысла уничтожать мир лишь из-за твоей прихоти. Да и ты собственно ничего помнить не будешь.
Тимия остановилась как вкопанная.
– В каком смысле помнить не буду?
Макс обернулся.
– Да в самом из прямых. Мир вернется на изначальную точку возникновения серого мира. Арфо будет удален из реальности, а ты попросту все забудешь. Поэтому этот мир и уговаривает тебя убить его. Это самый благоприятный исход событий.
– Но я убью его.
– Да, но без последствий. И эту смерть нельзя считать “смертью” как таковой. Изначальный Арфо умер в возрасте трех лет, твой брат Марк – в пять. Их уже давным давно нет и быть не должно.
– Но я убью человека, вот этими вот руками, – Тимия смотрела на свои руки и дрожала. – Я не стану.
– Заставят, – Макс развернулся и двинулся вперед. – Есть еще вопросы?
– У нас есть воля? Свобода? Мы хоть что-то решаем? Почему у меня выбор из двух плохих вариантов?
– Они не пло…
– Нет. Они оба плохие. И что что я все забуду? Какой во всем тогда этом смысл? В чем смысл жизни если в жизни этой мы лишь шестеренки?
– Мы двигаем ее вперед.
– Как мулы?
Макс тяжело вздохнул.
– Я бы сам хотел знать на это ответ. Но я его не знаю. Слова, бесконечные слова тянутся в бесконечной веренице предложений и туманом ложатся на наши чистые души. Серый мир безумен из-за того что мы безумны, но умны в той же степени. И мы люди только из-за того что задаем себе вопросы. Я бы хотел стать зверем, но не могу. Попросту не могу перестать быть человеком даже в этом мире, как бы не пытался. Даже после смерти ты вот представляешь меня таким каким я был. И копия ли это меня или я настоящий, а существовал ли когда-то я настоящий? Физически – да, но тут физика, – Макс указал рукой на цитадель уже столь близкую что ее массивные ворота, два камня высотой в дестяки метров стояли буквой лямбда, – тут она бесполезна. Объективность – вот наш бог, и он спит там. Проснулся и смотрит на своего преемника, своего судью и своего палача. Ты должна это сделать только из-за того что ты будешь страдать в обоих вариантах. Страдания это ключ к человечности, к самой жизни, к движению вперед – во избежание этого страдания, – Макс опустил голову. – Прости. Я опять ушел в дебри. Этот мир… он сводит меня с ума. Не слушай что тебе говорит текст, – Он опустил руку, Тимия невольно моргнула и они оба оказались у входа в Цитадель. – Пока. И прощай.
Издалека Цитадель была похожей на зеркальное и вытянутое яйцо, чей кончик (или вверх) находился в постоянном разрушении и пересоздании самого себя, но вблизи она была больше чем что-либо в реальности и затмевала собой весь небосвод оптическим искажением создавая самой себя небосвод. Находясь близ Цитадели Тимия уже была в ней, когда еще только была у входа. Искажение работало таким образом что поверхности искривлялись сами в себя и вверх менялся с низом, а дорога, по которой они с Максом сюда добрались, ввела вверх по дуге в небеса. Обломки же этого творения падали теперь вниз и испарялись в туманной дымке, зеркального отображения и по совместительству “цельного” “сталактита” который теперь можно было назвать “сталагмитом”.
Тимия, смотря на это невольно испугалась. Она огляделась по сторонам и не обнаружила ничего живого. Столбопробитый и Макс исчезли, существа – тоже. Она была одна у каменной арки.
Вход представлял из себя два камня, а за ним белеющее белым шумом ничего, но “ничего” осязаемое и вполне материальное, как туман, но в разы и разы выкрученный по яркости и плотности. Хотя и яркости от этого прохода не было. Он просто горел белым, как чистый, только что выпавший снег или лист бумаги, как само значение слова “белый”.
Тимия протянула руку вперед и та исчезла в косматой белизне, моментально отдернув ее обратно все тело напиталось какой-то необычной легкостью граничащей с наслаждением.
Вспомнив недавние слова Макса Тимия не стремилась войти вовнутрь и постаралась осмотреться. Но осторожно, ведь материя под ногами искривлялась настолько что каждый шаг материализовал пространство и искажало под собой, создавая тем самым мостик между одной ее ногой и другой в капле или, скорее, в кляксе отражающей зеркальной поверхности. Первый шаг дался ей с особой опасностью, ведь подняв ногу она оказалась на одном только сером клочке дороги, и все внутри ее вспыхнуло очагами и лампочками “опасности”. Тимия однако спустя секунду поборола этот неестественный страх и поставила ногу в пустоту – появилась сопрягающая клякса.
– Не заходи сюда, – сказал Арфо. – Прошу, Тим, не надо.
Услышав знакомый до боли голос Тимия поддалась вперед.
– Арфо! Арфо, это ты?
– Тим, прошу, я не хочу умирать.
– Я ничего тебе не сделаю! Обещаю!
– Нет. Нет. Не надо.
– Марк! – вскрикнула она и зашла в пустоту.