Мир канул в лету, но лето продолжало буйствовать. На улице стоял жаркий июльский день и солнце незапятнанное тучами вовсю жарило собравшихся под ним людей. База Соколова имела за собой три распахнутых под небом шатра с оборудованием для исследования послелюдей и еще два казарменного типа в котором проживали военные. Тот в котором находились Тимия и Арфо был самым большим и самым защищенным от внешних атак. Можно было бы сказать что палатка на улице не особо защищает, но так можно было сказать только в прошлом. В настоящем же жить в домах было куда опасней.
С момента как мир узнал про послелюдей случаи их рождения стали повсеместными и зачастую случались в жилых домах. Твой сосед мог стать Бородоногим пока ты спал, а твоя дочь уже не дочь, а Кецальчерв обвивший своим плоско-тонким телом колыбельную. Люди боялись и только больше загоняли себя в рамки собственного нежелания становиться Ими.
И эта мысль волновала Тимию с Арфо сильней чем глобальный крах человечества. Мы эгоистичны по натуре, поэтому и смогли построить мир. Человек изначальный хотел выжить и хотел сохранить свое потомство. До других ему никогда не было дело. Другие племена волновали лишь тогда когда реки пересыхали, их огонь тух, или их женщин убивали дикие животные, или не животные. Тогда то человек и шел на мирные переговоры с дубиной в руке. Нам всегда было плевать “Как там у других”, нас всегда волновала мысль “Как там у нас”. Наша племя, наша деревня, наш город, наша страна, наша нация. Но всегда был кто-то “мой”. Мой родитель, мой любимый, мой сын, мой дорогой друг. И в вопросах волновала ли Тимию с Арфо судьба человечества можно было однозначно сказать – нет. А вот жизни матери и девушки уже рвали душу подобно дикому шторму.
Арфо держал кнопку включения на своем смартфоне уже где-то с минуту, но никакого эффекта это не производило. Он сидел прижав лоб к коленям и смотрел в темно-черный и блестящий экран. Он знает что в скором времени надо будет забыть о своих чувствах скрывающихся в этом бездушном куске металла. Таня могла сколько угодно срываться на него, изменять, предавать, но что-то внутри него все продолжало ее любить. Она ведь не была плохим человеком. Плохих людей не существует. Просто она пошла вот таким путем. Быть может проблема была и вправду в том что Арфо самый обыкновенный нищий художник и жизни у них бы не получилось. Таня хотела лучшей жизни и она ушла к Нему ради этой жизни. Но ненавидеть ее за это сложно, можно, но сложно. На ненависть уходит много сил. На ненависть надо любить. Надо продолжать любить. И ненависть пропадает когда ты понимаешь что этот человек может быть уже мертв от лап монстра или стать монстром и убивать.
Ненависть, и в каком-то роде призрение, пропали и у Тимии к матери. Каким бы докучливым человеком та не была, она тоже не заслуживает стать тем кто ходит за стенами. В свои десять, после смерти Марка, Тимия винила маму в том что она ушла от отца. Полгода они еще были вместе, но папа только и продолжал что топить горе в рюмке и бутылке. А через год вовсе утонул в нем окончательно потеряв связь с реальностью. Хотя и человек находящийся 24/7 в психиатрической больнице тоже требует к себе жалости. Хотя, скорей всего, он уже мертв. Если слова про то что люди превращаются в тех существ из серого мира правда, отец уже мертв, а больницы стали самым главным рассадник чудовищ.
– Постойте, – сказала Тимия, – а почему только спустя несколько месяцев определи что люди от безумия превращаются?
Виктор, что последние минут десять следил за какими-то показателями на мониторе, оторвался.
– В больницах их как раз таки мало. Генерал не совсем точно объяснил вам их природу. Томас Смит был наркоманом, но так или иначе он закончил университет и хоть что-то в его голове да было. Нет, дело не в безумии, дело – в вине, – сказал Виктор и чутка рассмеялся проведя в голове ассоциацию с алкогольным напитком. – Было бы так легко… – он вновь усмехнулся. – Мы люди и мы привыкли винить себя за всякий мельчайший проступок, привыкли совершать ошибки и закрывать их оправданиями. А если оправдания это мозоль на ране души, то вина это трещина в окаменелости. Нам сейчас главное не беспокоиться. Понимаю вам сложно после всего что с вами было в сером мире не беспокоиться, но постарайтесь.
От одного этого слова в сердце у Арфо защемило, а в голове пролетели все моменты когда он винил себя за что-то. Детский дом в котором он обещал младшим что приедет и заберет их, нарушенные обещания Тане, порванные связи с друзьями, предательства…
– Молодой человек будьте осторожней со своими мыслями, – сказал доктор. – Ваш уровень стресса поднялся.
– Как? Как тут быть спокойным? – сказал Арфо. – Весь мир в говне, а вы говорите не беспокоится? И вообще откуда вы знаете про серый мир? Откуда вы знали где нас ловить? Почему именно тут стоит база? Кто вы, блядь, такие? – Арфо рывком дернулся к доктору и взяв того за ворот ударил в стену оборудования.
Ту же секунду прозвучали щелчки предохранительных затворов у охраны в черном.
– СТОП! – крикнул Виктор и отвел ладонь в сторону солдат. – Все нормально.
– Откуда вы это знаете? – повторил свой вопрос Арфо.
Вновь включилась связь с генералом на планшете.
– Я ведь вам говорил что сейчас все люди знают того…
– Заткнитесь, – сказала Тимия. – Если мы знаем то что знаете вы, то я знаю что вы врете. Что мы тут делаем? Почему вы тут и при чем мы?
Вся палатка задребезжала, внутрь ворвался сильнейший ветер и звук лопастей вертолета.
– КТО ВЫ? – орал Арфо и опять ударил доктора о стенку, тот кашлянул и что-то буркнул. Двое охранников присели на одно колено готовясь выстрелить, за ними влетели еще двое и встали за спинами первых в готовности.
Тимия кинулась к столу, схватила канцелярский нож и раскрыв подставила к своему горлу.
– Только попробуйте! – прошипела она. – Толь…
Она смотрела на солдат, но за их спинами, в колыхающейся ткани дверного проема заметила знакомый синий пиджак с желтым платочком в нагрудном карманчике.
Прозвучал короткий пищащий звук и доктор выпал из рук Арфо как опустевший мешок с воздухом.
– Что? – сказал Арфо и поднял руки чувствуя как его спину щекочут лазерные прицелы. – Я ничего не делал, – в знак верности своих слов он поднял руки.
В палатку вошел худой, бледный старик в синем потрепанном пиджаке, с грязными патлами седых волос свисающими на нос и искушенными, но уже многократно зажившими, губами.
– Сколько лет, сколько зим, верно Тим? – сказал он и вяло улыбнулся. – Хм, даже в рифму. Интересно.
Рука Тимии безвольно стала опадать вниз и из каждой клеточки ее тела пропадать всякая энергия. Дыхание перехватывало, а в голове вьюном вились мысли.
– Макс? – прошептала она.
– Давно не виделись. Арфо можешь не беспокоится по поводу этого докторишки, его отрубило от количества адреналина в крови. – Макс опустил штору за спину и постучал ладонью по плечу солдата. – Отнесите его поспать. Теперь я поговорю с ними.
– Макс, это ты? – Тимия не могла поверить своим глазам. Впрочем с последнего времени ей все больше не хотелось им верить. Все шло наперекосяк. Вся ее жизнь, жизнь благоразумной девочки превратилась в сплошной кошмар за какие-то дни. Мысли не просто заполоняли ее голову, а разрывали ее изнутри и только холодная сталь ножа возле горла держала ее в узде. Тот мимолетный порыв был больше из-за желания хоть чем-то владеть, хоть какую то роль играть в собственной жизни. Арфо бросился на доктора, Тимия схватилась за нож – это было их решением, это была их воля. Но увидев перед собой сильно постаревшего друга, и в прошлом начальника, она ясно стала понимать что даже ее мимолетное желание было бредом сумасшедшей, а никак не благоразумной девочки. – Максим Юрьевич, что тут творится?
Макс стоял и наблюдал как солдаты прочь уносят доктора. Виктор очень хороший специалист, но абсолютно лишен того человечного что могло бы этих своих утихомирить. А ведь именно это им сейчас и нужно. Не какая-то сырая информация от генерала, или пустые слова о спокойствии старика, а самая настоящая поддержка друга.
– Друг ли я? – сказал он слепо смотря вдаль раскрывшийся полевой базы. – Впрочем, – он характерным жестом попросил выйти солдат и отдернул штору обратно, – впрочем это неважно.
– Макс! – крикнула Тимия. – Объясни что тут…
– Прошу, тише, – Максим поставил указательный палец у рта, – ушей очень и очень много. А нам не нужно чтобы то что я скажу проникло на море. Тут работают хорошие люди. Сам нанимал. Но слова, нынче, подобны пыли в буйном шквале ветра несущегося вдаль.
– Что за бред ты несешь? – сказал Арфо.
– Не бред. И тебе ко мне лучше на “Вы”, я старше. – Сказал Макс и гнусно улыбнулся ртом в котором почти не осталось зубов. – Шучу.
– Что с тобой произошло? Ты тоже был в сером мире?
Макс не спеша прошелся по шатру. Нашел за генератором стул и вытащил его на середину.
– Ноги уже старые, не возражаете? – сказал Макс и не дожидаясь ответа на риторический вопрос присел. – С чего бы начать… Для тебя Тимия я все тот-же Максим Юрьевич, бывший начальник и хороший друг, но времена такие, сама понимаешь, что Максимом Юрьевичем – мне уже не быть. Как не быть и начальником в привычном его смысле понимания слова. Имена дают родители, с этими имена мы идем по жизни, это верно. Но жизнь эта когда заканчивается на нашей надгробной плите все равно остается наше имя. Имя лишь формальность, вот что я хочу сказать, оно не имеет никакого отношения к, допустим, характеру или жизни в целом. Имя это формальность, так же как и время. Я постарел, это верно, но я так же и изменил свое имя. Сейчас меня зовут по другому, но я все тот же? Сомневаюсь. Годы в сером мире изменили меня, а вот вас не тронули. И даже наоборот. ВЫ то сохранились, и вы просто перескочили те ужасы которые творились во всем мире. Завидую я вам.
– Завидуешь? Наши близкие мертвы, – вспылил наконец Арфо. – Говори если что-то знаешь и хватит этого…
– Арфо, помолчи, пожалуйста, – сказала Тимия. Она понимала к чему ведет Макс, как понимала что вот он еще третий человек во всем мире который был там. И его тут уважают, с ним тут считаются. В голове ясно мелькали между собой образы, как в кино, что Макс совсем не последний человек в нынешней структуре власти. Да и человеком он всегда был целеустремленным, и всегда умел расположить к себе людей. Всегда раньше, да вот только уже не “раньше”, уже “сейчас”, и старик сидящий на шатающийся табуретке не тот кем был ранее. – Макс, ты хоть что-то знаешь?
– Как сказать… – он почесал свою ветхую бороденку, посмотрел на пальцы и с отвращением убрал руки в карманы, – меня нынче зовут Пророком. И да, я был в сером мире. Только дольше. Несравнимо дольше. Как видишь настолько что успел постареть, – Макс опять постарался улыбнуться, но опять таки получилось что-то искаженное, более похожее на отвращение. – Я… я сам до конца не понимаю, наши мозги просто не в силах понять это, но я видел что должно было произойти еще с первого обелиска. Оно произошло и я стал тем кем я сейчас являюсь.
– Вы знали? – сказал Арфо.
– Да, я знал, – ответил Макс. – И спасибо что на “вы”, но я шутил, правда. Мы с…
– Тогда почему вы дали этому случиться?
В помещении повисла тяжелая, густая, тягучая тишина. Арфо глуп, Арфо многого не знает, но именно поэтому Арфо способен задавать тупые вопросы, хотя и сам знает на них ответ. Макс не мог предотвратить то что произошло, как и сам он знал об этом еще при виде того колоссального обелиска на горизонте.
– Извините, – сказал Арфо и сел на пол. Все его тело дрожало, холод наступал не смотря на стоящую жару, а в голове только и были мысли о Тане.
– Хорошо, продолжим, – сказал Макс и развернулся на табурете к Тимии. – Твоя мать жива и сейчас в центре помощи.
– Что?
– Я решил позаботится о ней до того момента пока ты не вернешься оттуда. И твоя бывшая девушка, молодой человек, тоже жива.
Арфо вскочил.
– Таня? Вы знаете о ней? – сказал он.
– У тебя не так уж много близких. Я, и мой дорогой друг по ту сторону планшета, также позаботились и о ваших многочисленных друзьях. Но хочу сразу же предупредить, им всем дают сильные транквилизаторы. Человеческие умы далеки от тех предельных истин обелиска. Один неверный шаг и мы станем бесформенной массой. Но я все же прилетел сюда по другому поводу. Тимия, Арфо вы уже были у Цитадели?
– Какой цитадели? – сказала Тимия. – Если ты про ту штуку на горизонте, то мы только планировали туда пойти, но были заперты у меня дома.
– Понятно. Что-ж, – Макс встал и хлопнул пару раз ладонями, в шатер сразу же вбежали двое солдат, – вы наверное проголодались? Обсудим все за обедом. Время еще позволяет, и, не волнуйтесь, все под контролем, – Макс помедлил вглядываясь в белый потолок, – относительным, но контролем.
Основная сложность побега заключалась вовсе не в высоких стенах, или в спящих вахтершах, а в самой мысли сделать что-то за что тебе точно влетит. Страх наказания, а не само наказание претило детям сбегать из детского дома. И воспитательницы – на самом то деле надзиратели – это отлично понимали и этим отлично пользовались. Сказать ребенку что играть спичками нельзя не то же самое как сказать что его за это отправят в угол. Детям насильно вталдычивали в головы вину за то чего они еще не совершили. Если ты был энергичным – надо было сказать что пойдешь полоть клумбы, если был молчаливым – отправят клумбы эти засаживать. И вроде бы, в зрелом возрасте, ты понимаешь что наказания сами по себе пустяки, но вот страх того ребенка, для него самого, был совсем не пустяком, ведь эти наказания были лишь толикой от всевозможного воображения жирных, свербящих по каждому поводу и без, с невероятно гнусавыми голосами теток/надзирателей. Страх из-за пустяка, страх из-за пустякового наказания подстегивался тем что могло, и было бы, дальше. Тетя Маша, так она просила себя называть всех новеньких хотя по сути была Марией Петровной, говорила: – “Следите за своими друзьями по комнате, ведь их проступок – ваш проступок, и их наказание – ваше наказание”. Так и взращивали в детях коллективную вину за еще не содеянное преступление.
Чердак, старая крыша которого текла каждую осень и от того вечно сырой и заплесневелый в углах, пугал своим черно-масляным отчаянием, вязким и тягучим чувством что все в этом мире однажды да и умрет.
Когда он забирался по лестнице, а сзади его то и дело подгоняла тетя Маша, – обязательно тетя Маша! – его голова только и была насквозь пропитана злостью к этому месту. Он тяжело пыхтел, прикусывал губы, сжимал покрепче кулаки и думал зачем вообще чистить это место? Оно давно прогнило насквозь и ни одна влажно-сухая приборка тут не поможет. Это глупо и это тяжело. Но так же он и думал про то как завтра его друзья по комнате будут на его же месте за его же плохое поведение. Однако мысль о побеге закралась в его голову именно тогда.
Половица тут скрипела от мельчайших шагов, а сам пол был столь тонким что можно было услышать как снизу говорят дети. Хотя больше они старались молчать. У детей сложилось четкое правило – “Меньше слов – больше дела”, и следуя ему старались больше играть в неподвижные игры вроде морского боя, или шашек. Арфо не знал правил и поэтому ему больше нравились шахматы, просто за их вид и возможность играть без правил. Держа в руке деревянного коня и поднося его к свету можно было представить как ты сам скачешь вот такой вольный на свободе и на коне, подальше отсюда, и…
Сейчас же Арфо держал исхудавшею шетку, барахлящий фонарик и маленькое ведерышко воды. И как бы не тяготила обстановка, и редкие звуки веселящихся снизу детей, он пытался не поддаваться отчаянию, пытался заместить его гневом. Злость помогала ему на протяжении последних четырех лет тут. Он ненавидел все и всех, но молча. Продолжал улыбаться воспитателям потому-что это следовало делать. Хотя следовало мыть за собой посуду и ложиться как и все в девять? Да ну, бред какой-то. Воспитатели говорят что мол это поможет в будущем, хотя судя по их поведению и засраннх тарелках после обеда – они тоже забывают помыть за собой. Забывают? Тоже бред какой-то. Они не забывают, отнюдь. Они все сбрасывают на уборщиц, на посудомоек, на поваров, а если все эти сущности заняты – на детей. Про сон так же стоит промолчать. И где тогда вся их “взрослая ответственность”? Забыли дома? Потеряли по пути на работу? Собака сгрызла?
Из раза в раз они учили тому чего сами не знали, и воспитывали в детях это самое незнание. Они могли бы сказать что надо дать отпор обидчику чтобы тебя не трогал старшак, могли бы объяснить как считать столбиком умножение, могли бы… Да вот только не могли. Расскажи они все это и потеряли бы тогда покорных, и готовых на все, рабов.
Вот кем Арфо себя чувствовал когда стоял глядя в черноту чердака. Раб. Он был рабом. Невольным свидетелем собственной жизни заключенным в невидимые цепи. И вот это его злило, вот это он ненавидел. Беспомощность, но не чье-то безразличие, а собственную невозможность сойти с проторенной ему государством дорожки.
А мысли о побеге?
Страшные, губящие мысли о свободе с которой, он и сам это понимал, ничего не сможет сделать. Будет он там, на воле. И что? Что он умеет и что знает о “внешнем” мире?
Не знает он о нем как и о том как мыть почти-что труху вместо полов, а спросить – нельзя. Почему? Да все потому-что его просто засмеют. Они всегда говорят одно и тоже, и всегда смеются.
К вопросам веры Тимия относилась скептически и старалась максимально гладко выходить из затеянного кем-то теологического пустозвонства. Дело не в том есть бог или нет, дело в доказательствах. Человек способен говорить все что угодно, и написать все что придет ему в голову, но если в это кто-то “поверит”, в то что написано, это уже становиться религией. “Вера не нуждается в доказательствах” – говорила учительница по биологии в школе. Но почему?
Как-то раз в ней домой заглянули приверженцы какой-то секты чье учение, в целом, произрастало из христианства, но они брали не всю библию целиком, а вычелиняли из нее “нужные” и “верные” им отрывки. И впрочем, если подходить с этой стороны, то их вера была ничем не хуже основной материнской. В нескольких журналах с гороскопами тоже можно найти, постфактум, нужный и верный тебе именно в этот день. Если этот гороскоп читать после случившихся событий – ты поверишь, если до – ты подстроишь и поверишь. Проблема веры заключалась в самой вере и нашей подмене понятий.
И слушая что говорил Макс на публику она понимала что это не солдаты вовсе, а самые настоящие рыцари-тамплиеры, храмовники несущие слово своего “Пророка” по миру полностью ему подчинившись. Даже генерал Соколов сидя за своим удобным креслом где-то в бункере верил каждому слову бывшего начальника инженерного отдела.
И военные верили ему не по тому что весь мир, и они, сошли с ума, но потому-что у него были доказательства его веры. Двое из прошлого, из мира который уже казался был столь далек как было только возможно. И те солдаты чьи лица не скрывались под шлемами, или очками, смотрели на них как на своих мессий горящими глазами. Люди что примкнули к Пророку знали больше чем все остальные, и у них единственных, была хоть какая-то надежда возвратить тот погибший мир отражаемый в обычной, и, слегка порванной одежде Пророка. Он и носил свой пиджак с того самого момента как увидел обелиск ибо знал что это будет его рясой в новом черно-белом мире.
И старость.
Старость придавала ему значимости в том что он был один из тех кто побывал в Серости. Макс рассказывал как тридцать лет провел за гранью без еды и без воды, под гнетом существ и давящей изнутри пустотой, но не сломался, а закалился. Он стал Пророком потому-что вернувшись знал что делает людей Иными. Знал и про Арфо с Тимией. Знал про Цитадель. И знал как старый мир вернуть.
– То что у вас на шеях сделали мы! – говорил он стоя под палящим зенитным солнцем. – Мы разрабатывали их еще в то забытое время когда реки были реками, а люди – людьми. И да, вы правы, делали мы их чтобы Вы убивали других. Но орудие убийства стало нашим спасением, стало тем что отделяет нас от зверей и делает людьми, стало тем крестом что мы носим на себе не с верой, но с надеждой. И я вам скажу в чем разница между двумя этими словами. Вера не нуждается в подтверждении, но надежда нас сопровождает, – он раскинул руками в разные стороны и из рукавов полетели лоскутики истлевшей ткани. – Этот город, это поселение – это новый Вавилон! Так помогите мне, люди добрые, помогите добраться до его вершины, помогите этим двум, – Макс повернулся вполоборота к Арфо с Тимией стоявшим сзади, – помогите им построить для нас лучший мир.
Арфо абсолютно точно не понимал про что говорит старый маразматик, но когда десятки глаз, даже под шлемами и касками, обратились на него, то почувствовал ту ответственность которая воцарилась над ним дамокловым мечом.
– Эти люди, – продолжал свою речь Макс, – главная наша ответственность, – на этом слове у Арфо пробежала дрожь по всему телу, – главная наша надежда в лучшее, или просто уже, будущее! Они не просто люди бывавшие Там, но люди способные Там существовать и главная цель Того что сокрыто в Цитадели.
Люди слушали его неподвижно, никто не орал и не скандировал бравадные лозунги, никто не восхищался мастерством речи, и никто и ничего не спрашивал. Они слышали эти речи десятки и десятки раз, и остались только потому-что надеялись, подкрепленные доказательствами, что Пророк верен в своих суждениях.
Однако Тимию не устраивало такое представление. Вопрос веры то или надежды ее не волновал, но слова выбираемые Максом – еще как. Он называет то место на горизонте “Цитаделью”, говорит про какую то там “цель”, упоминает “Их”, и делает это все с твердокаменной увереностью. Раньше, в его голосе, еще можно было уловить какие-то нотки сомнений, и к всякому вопросу по работе он подходил с двух, с трех, и с более сторон, но сейчас… Сейчас это один путь который он выбрал для них и про который он еще ни разу не сказал ни им за получасовым обедом, ни сейчас. А так же пугала ее эта “Цель” и то что они с Арфо должны и обязанны ее достичь. Ответственность всегда была фишкой Тимии, но такая… и за весь мир? Слишком много неизвестных, слишком много неизвестного.
Арфо мягко лягнул Тимию бедром, та поняла намек и нагнулась поближе.
– Что происходит? – сказал он полушепотом в ухо Тимии. – На что он нас подписывает? Я не понимаю.
– Я тоже, – ответила она совершенно не соврав, – но делать нам нечего.
– Почему?
– Потому-что у них оружия, а мы состоим из мяса.
Арфо усмехнулся.
– Я вообще-то машина, – сказал он.
– Да, я тоже. – Тимия слегка улыбнулась.
Хорошо что парень не терял хоть какое-то чувство юмора в такие сложные времена. А вот Тимия чувствовала себя хуже некуда. В голову то и дело лезли воспоминания нереальных снов. Макс что-то говорил, а она только и видела перед собой бескрайнее холодное поле с кружашими над ним черными воронами. Что-то близкое было в этом сне и том что говорил, так называемый Пророк по имени Максим Юрьевич. Странно как она быстро вообще привыкла к тому что теперь он выглядит вот так. Неделю назад они пили с ним в баре, а теперь он толкает религиозные речи своим послушникам будучи стариком. И это слово…
– …море, – сказала Тимия вслух.
– А? – Арфо обернулся.
– Да, так, мысли вслух. Не обращай внимания.
– Винсент писал про реку Вампов, – сказал неожиданно Арфо. – Они верили что после смерти люди превращаются в воду и сливаются в единой реке…
– Мы не плывем по течению! – Вдруг заорал Макс и выставил худощавую руку вверх и вперед в кулаке. – Мы и есть течение, братья мои! Время не властно над нами в нынешний момент. Мы! Это мы, это все мы, те кто его придумали, научились измерять отрезками на так называемых часах и привыкли воспринимать его таким каким мы его и придумали. Но что есть оно на самом деле? Это не река, и не течение этой реки, это МОРЕ! Море безграничного человеческого потенциала, море величия нашего разума, море желаний и море стремлений, море понятий и смыслов вкладываемых в сущность мироздания.
Арфо и Тимия пошатнулись, в рядах слушающих прошли редкие шепотки, а после наступила тишина прерываемая лишь звуком патрулирующего вертолета и слабым пением птиц.
– Ты ведь не думаешь… – начал Арфо.
– Что он связан с нами? Как раз таки думаю. Эти слова… ты чувствовал? Они…
Макс рывком и полностью повернулся к паре спасителей.
– Они отзываются откликом в ваших душах? Это не мои слова, Тим, а бога. Но не того что в Библии, или Коране, или Торе. А того что создал все эти книги, того кто создал буквы способные эти книги создать, глаза способные эти буквы увидеть. Впрочем, – Макс закрыл глаза и несколько раз вдохнул-выдохнул, – врочем это пока-что неважно. Пройдемте в палатку, я объясню вам более легким языком. Эти люди, – он окинул рукой людей уже расходящихся по своим позициям, – уже связаны с морем поэтому все понимают точно, но вы – нет.
Для новоиспеченных миссий наспех подняли небольшую палатку высотой в два метра и чуть больше чем диаметром в десять метров. По центру подпоркой стоял деревянный столб расписанный странными то ли символами, то ли чертежами или картами, линии сводились в спирали, после расходились ломаными отрезками, ветвились и заканчивались геометрическими фигурами. Две стандартно военных кушетки-кровати стояли друг напротив друга в идеальной симметрии. А двое рабочих заканчивали укладывать пол, и каждый стук молотка о гвоздь вздымал в Тимии вопрос “Зачем?”. Спрашивать Макса об этом не стоило. Все вокруг, уже стало ясно, пропиталось мистической новой религией и всякие вопросы будут уничтожены о банальный ответ “Потому”. Тут так же уже успели провести свет, и сверху тому свидетельствовала лампочка, пока что еще – тускло мигающая. И запах… Запах тут стоял совсем иной в отличии от того же на улице или в шатре доктора. Отчетливый привкус аспирина вязал глотку, а амиачный проедал нос.
– Почему тут так воняет? – в подтверждение мыслей Тимии спросил Арфо.
Макс только усмехнулся.
– Больше нет понятий нормы, молодой человек – забудьте о них. Мир ломается полностью, а монстры и наши игры со временем это так… потехи ради.
– Чего?
– Это сложно объяснить без знаний физики, – сказал из неоткуда взявшийся Виктор. – Запахи это то что мы чувствуем ловя носом пахучие вещества, но само наше их восприятие изменилось. Где раньше должен был бы быть древесный, успокаивающий запах – нынче горькая пластмасса. Атомы хоть и…
– Виктор, хватит, – сказал тихо, но твердо Макс. – Это того не стоит. Проходи.
– Как скажите.
Тимия дала место пройти доктору и сама немного отодвинулась от входа. Рукой она провела по ткани и поняла к чему вел Виктор. Ткань не чувствовалась тканью, а была больше похожа на что-то землистое, что-то в ней было такое что вызывало четкий ассоциативный ряд именно что с землей.
– И так со всем? – спросила она разглядывая собственные руки. – И с…
– С вами? – сказал Макс. – С вами ничего такого. Тут замешаны только мы, земные существа, а вы ими более не считаетесь так как вознеслись до серости.
– Чего? – Тимию начинал пугать бред Макса. Это все было больше похоже на сон.
– Вы были… как же это сказать… – Макс присел на кровать и закрыл глаза. В его голове он отлично понимал то что хотел сказать. Он понимал каждое произнесенное собой слово. Понимали все вокруг. Но все вокруг были в этом аду много и много времени. Отыскав нужное он щелкнул пальцами. – Время! Точно! Вы избранники времени, понимаешь? – он смотрел на Тимию старыми глазами, но не чувствовал ответа. – Хорошо, давай по другому. Вы… не были тут, а перескочили в “тут”, верно? Верно. Вот и ответ.
Тимия все равно ничего не поняла и просто кивнула.
Арфо в этот короткий разговор осматривал территорию. Эти люди могут говорить все что угодно, но пока он сам не увидит мир за этими стенами то не поверит что он пал. Хотя он знал что он пал. Но не хотел знать и не хотел принимать. Поэтому искал хоть что-то что помогло бы им с Тимией сбежать от этих сумасшедших. Они боялись что сойдут с ума, боялись что больше не вернутся в обычный мир, но этот мир не был обычным – поэтому и не был их миром. Хоть эта мысль и маячила в его голове на задних планах, ее суть он отлично понимал. Если существует серый мир, то почему вот этот мир не может быть его ответвлением? Мысль была проста и сложна одновременно. Они могли перепрыгнуть еще раз, и уже не в свой мир, а в этот. Это не реальность, а слова говоримые пророком – бред. Всего этого попросту не существует. Надо было бежать и узнать хоть что-то не из уст сумасшедших.
– Виктор, – начал Макс, – прошу возьмите Арфо к себе на попечительство. Я вам доверяю. А сам я займусь Тимией.
– Займешься? – сказала Тимия. – В каком это еще плане “займешься”? Я в ваш бред не поверю, никогда, – в ней стали закипать те нотки которые она последний раз чувствовала рядом с матерью. – Что ты и мне этот бред будешь в уши лить?
– Тим, остановись, – сказал Арфо и Тимия его, на удивление, послушалась и обратилась лицом. – Давай выслушаем их.
– Ты понимаешь что они хотят нас разделить? На нас ошейники убивающие за секунду, мы в вонючем здании посреди “святых” военных, – она обернулась к улыбающемуся Максу. – Как ты меня займешь? А? Макс? Как?
Макс только устало выдохнул.
– Легко и просто, Тим, легко и просто. Ты умная девушка, это я знаю, а вот Арфо – нет. Его я не отправляю, как ты думаешь, на промывку мозгов. Нет. Вы нужны незапятнанными, и вправду, “бредом”. Но ему нужна подготовка к серому миру. Он же спас тебя в день вашей встречи, верно? Верно. Он твой защитник, а ты его мозги. Поэтому я говорю тебе что нужно делать, а его учат вояки как нужно бить. Видишь? – Макс развел руками. – Ничего опасного, трудного, и явно ничего хитрого или скрытого. Вас могут убить…
– Так дай мне ствол, – возразила Тимия. Она начинала понимать к чему ведет Макс. Он опять старается сделаться начальником для нее. И да, хоть он и знает про события прошлого это ничего не меняет. Тут что-то не чисто, а его лицо настолько исхудало что становилось похожим на вороний лик. Длинный острый нос, грязные щеки, сбитые патлы седых волос до плеча, и эти очки… скорее цацки птицы, нежели нужное приобретение для человека с наилучшим зрением в их компании. – Я сама себя защищу.
– Физически вы не способны, – вмешался в спор Виктор. – Вы должны испол…
– Виктор, прошу не стоит усложнять ситуацию. Отведите Арфо в подготовительную зону, хорошо? От вас многого не требуется, – сказал Макс. – Арфо, ты ведь не против побыть доблестным защитником?