Павел Сергеевич Бутяев
Племя
– Целься не в голову, целься в жало, – прохрипел изо всех сил Шон.
Со второй попытки Кирилл попал прямо в извивающийся отросток, который был настоящей ахиллесовой пятой этого монстра. Второй мутант неожиданно ворвался со стороны двери. Кирилл перевел взгляд на него и сразу же произвел выстрел. Мимо. Драугр бросился к нему, но поднявшийся с пола Шон ударил мутанта по ногам, отчего тот рухнул на пол. Родригес оторвал свисающую с потолка доску с острым концом, поставил тяжелый сапог на шею зверя и проткнул его голову. Долгое кровавое путешествие перевоспитало Шона. Из обычного ученого, доктора он превратился в воина, закаленного в боях, безошибочно поражающего своих врагов одним точным ударом.
И пусть в этот момент его сердце бьется невероятно сильно, а руки дрожат от страха. Он делает то, что должен, несмотря на сопротивление души. Он прекрасно осознает, что от него зависят жизни других и в особенности две близкие ему души.
– Круто, – отметил Кирилл, рассматривая торчащую из мутанта деревяшку. – И как у тебя это выходит?
Шон с Кириллом взяли носилки с Драугром и отправились назад. Иногда Шона заменяла Роза, ибо тому порой становилось плохо.
– Шон, ты должен что-то придумать, – жалобным голосом посоветовала Роза, когда тот в очередной раз остановился из-за приступа головной боли.
– Если бы я только знал, что могу сделать. Я чувствую себя так, словно внутри меня идет целая война. Мне порой кажется, что я подхватил все существующие вирусы, и сейчас они внутри меня устроили турнир за звание сильнейшего. Не беспокойся ты, я правда выздоровею. Просто нужно время.
– Надеюсь, – вздохнула девушка, беря носилки в руки.
Скрываясь в переулках, прячась в тени и заходя в заброшенные здания, им все же удалось добраться до гаража незамеченными, по крайней мере, так им показалось. Драугра выгрузили прямо на пол в клетке и заперли дверь на замок. На всякий случай. Кирилл передал ключ от клетки и гаража Шону, предупредив, что завтра снова весь день пробудет на работе. Шон поблагодарил его за помощь, по-дружески крепко обнял и вместе с Розой направился домой.
– Знаешь, что мне кажется? – начал Шон, когда они с Розой проходили по совершенно пустой, погруженной в ночную темноту улице. Роза повернула к нему голову и вопросительно сдвинула тонкие брови. – Мне кажется, что я подхватил какую-то заразу от собак.
– Когда мы были возле школы?
– Да, и это тоже. Но до этого я тоже встречался с этими псами. Я не знаю, что за болезнь они переносили, которая так долго не проявлялась. И от них ли она вообще?
– Если бы у нас было достаточно антибиотиков, ты бы вылечился гораздо быстрее, – Роза ненадолго замолчала. – А ведь они есть.
– На что ты намекаешь?
– В больнице же есть антибиотики. Их не так много, но они есть, и тебе хватит.
– Нет, Роза! – воскликнул Шон. – Даже не вздумай красть их!
– Почему нет?
– Потому что здесь болен не только я. Ты представляешь, сколько людей умрет без них?
– Шон! У большинства из них простуда, у других – обычные вирусы, которые лечатся чаем и теплой одеждой. А у тебя какая-то непонятная и неизвестная болезнь, от которой, возможно, даже нет лекарства. Кто умрет без антибиотиков? Алкаши и наркоманы, которые убили свой организм настолько, что он не может справиться с банальной простудой. Ты думаешь, они достойнее тебя?
– Вот именно! Я, в отличие от них, не убил свой организм, и он вполне может справиться с болезнями сам. Мне не хочется думать о том, что кто-то лишится жизни из-за меня, обменяет свое существование на мое.
– А как же я?
– Что? Но… ты же не больна.
– Я могу лишиться жизни, не умерев. Ты знаешь, о чем я говорю.
– Знаю, – мрачно проговорил Шон, практически прошептал, – и от этого мне еще тяжелее.
Зайдя в квартиру, Родригес скинул с себя всю верхнюю одежду и зашел в ванну. Он твердо оперся руками на раковину и долго рассматривал свое отражение в мутном зеркале. Вглядывался в свои глаза, покрасневшие, залитые кровью, такие усталые, больные. Шон смотрел на свою кожу, на покрасневшие от холода щеки, на которых образовались несколько прыщавых бугорков. Родригес широко открыл рот, пытаясь определить цвет языка. Он делал все, чтобы заметить хоть какие-то следы болезни, но каждая частичка его тела была такой же, практически ничего не изменилось в нем, разве что немного огрубевший вид говорил о том, в какое время живет Шон.
Он набрал в ладони немного холодной воды из стоящего возле раковины ведра, умылся и вновь осмотрел себя. Он не спускал глаз с лица, пока по нему скользили капельки воды, он словно пытался поймать тот еле заметный след, который промелькнет перед его глазами лишь на мгновение. Но Родригес видел только свое унылое лицо, которое, к тому же, погружалось в сон вслед за всем остальным телом.
Шон добрался до кровати, но перед тем, как грохнуться на нее, он подошел к окну, полностью развесил его и, уже по привычке, стал смотреть на небо, на звезды, на их бесконечность. В голове закружились в торопливом танце самые разные мысли: о болезни, о мутациях, о Розе, о Кирилле, о парламенте, о споре, о горькости жизни, о муках смерти. С трудом он смог отпустить все эти размышления, оставить их на потом. Заснуть сегодня Шону удалось с неестественной ему легкостью. Он даже обрадовался, когда почувствовал сладкие прикосновения снов.
Как только дверь в гараж открылась, в ноздри ударил мерзкий запах, чем-то напоминающий тухлятину и хлорку. Шон подложил небольшой кирпич под дверь, чтобы хоть немного свежего воздуха проникало в помещение. Такие неприятные ароматы вскружили голову Розы, потому девушка решила немного постоять снаружи. Родригес подошел к лежащему в клетке мутанту. Одно из сильнейших существ, настоящий ужас и кошмар, застывший в человекоподобном теле, это по-настоящему величественное животное – оно сейчас лежит прямо перед Шоном, оно находится в его власти. Мысли об этом заставили Родригеса почувствовать себя столь важным и необходимым человеком, совсем отбросив любые предположения о том, что где-то в тысячах километров отсюда есть такой же “Шон”, пытающийся изо всех сил сделать то, что, по его мнению, не сумеет никто.
Родригес, все еще касаясь кончиками пальцев острого ножа с длинным лезвием, оказался так близко перед мутантом, как никогда раньше. Ему выпала возможность внимательно осмотреть его, каждый сантиметр гнилого жилистого тела – все, что только потребуется. Рука, с непривычки, подрагивала. Шон дотронулся до кожи существа. Оно оказалось достаточно влажным, в некоторых местах очень даже эластичным, подобно сочному куску сырого мяса. Глаза у этого мутанта, довольно большие, оказались двумя залитыми светло-серым цветом шариками с таким крохотным, еле заметным зрачком.
Приоткрыв рот существа, Родригес сразу же онемел. Первые секунды он пытался всмотреться в увиденное, развидеть то, что ему показалось. Жало, самое слабое место этого непобедимого воина, которое только вчера было уничтожено в бою, заживало прямо у него на глазах. Тугие связки, темно-красные мышцы разрастались очень плавно, точно натягивающиеся струны.
Если эта, казалось бы, смертельная рана заживает, значит, все убитые в прошлом Драугры, сейчас вновь ходят по земле, убивают и наедаются досыта своими жертвами. Выходит, что они бессмертны…
Шон не мог оторвать глаз от этого зрелища, но в то же время ему хотелось убежать, ведь страх быть схваченным этим зверем нарастал вместе с каждой зажившей клеткой зверя. Родригес был так увлечен этим, что не заметил Розу, которая уже несколько секунд стоит рядом с ним и не понимает, что вызвало у Шона такое недоумение.
– Все в порядке? – спросила она, наклонившись.
Родригес не мог ответить. Он не знал, что ответить. С кем все в порядке? С ним? Нет, с ним все плохо, и сама Роза это знает. С человечеством? С ним тоже все плохо. Оно ведет войну с расой бессмертных, могучих существ. С мутантом? А вот с ним все, действительно, в порядке.
– Ты только посмотри, – после продолжительного молчания сказал Шон, предлагая Розе взглянуть на жало.
– Оно… заживает?
– Похоже, что да. К тому же, оно еще и двигается.
– Что это значит? Они что…
– Да, они неуязвимы. Нам их не победить. Никогда.
Усевшись за стол немного поодаль от остальных рабочих в столовой, Кирилл принялся за маленькую порцию обеда. Помещение вновь кипело азартом, пьянкой и криками. Рассматривая плескавшуюся в кружке прохладную воду, Кирилл все не переставал думать о прошедшем вечере. Он все еще видел перед глазами озверевших существ, валяющегося без сознания Шона и Розу, которая в последнее время казалась ему сумасшедшей. Она всюду следовала за Родригесом, идя даже на такие рискованные поступки. Весь этот поход казался Кириллу ошибкой. Его не отпускали сомнения, что это преждевременное решение поставило крест над его дальнейшей судьбой, но в особенности над судьбами его новых друзей. В голове замелькали силуэты прошлого: мутировавшие фрукты, цветы, деревья – неужели этого недостаточно? Все эти намеченные Шоном опыты, скорее всего, вполне успешно проходили бы с более безопасными подопытными. А что же теперь? Если кто-либо узнает о мутанте в гараже у Кирилла (а это точно случится, рано или поздно), то вряд ли удастся так легко избежать проблем.
К столу уверенными шагами приближался Олег. Смотрел он так же криво, как в тот момент, когда застал Кирилла у запасного выхода. Он присел рядом, пока что даже не поднимая взгляда. Сердце Кирилла бешено колотилось. Оно не может смириться с постоянными страхами, которые отныне будут следовать за ним всюду. Кирилл исподлобья взглянул на Олега, сразу же отвернувшись в другую сторону.
– И тебе даже не стыдно, как я вижу, – начал Олег так, чтобы другие рабочие его не слышали, и его голос удачно смешался с прочим гвалтом помещения.
– За что? – пытался выглядеть увереннее Кирилл, но в голосе все же чувствовалась дрожь.
– Я все видел, – эти три слова совсем убили Кирилла. Не осталось ни малейшей надежды, что вчерашняя вылазка оказалась незамеченной. – Ты приволок мутантов сюда. Что, хочешь выпустить его на свободу, чтобы он растерзал здесь всех в клочья? Ну удачи в этом. Только вряд ли ты успеешь, я не позволю!
– Да что ты несешь?! – воскликнул Кирилл и сразу же сбавил громкость, испугавшись, что этот диалог услышат остальные. – Мы с Шоном проводим опыты над ними! Вот и все!
– Нет. Не все. С тех пор как эти двое приехали к нам, у них то и дело какие-то проблемы. И ты мало того, что помогаешь им, ты теперь и сам создаешь проблемы, как им, так и себе. Лучше бы ты понял наконец, что их отсюда надо вышвырнуть.
– Не получится. В Светлограде, к счастью, подобные вещи запрещены.
– А ты думаешь, что у меня нет способов достичь своих целей. Да, подобное в городе запрещено, но ничего же не мешает случиться “случайным обстоятельствам”.
Кирилл вспоминал о преступном прошлом Олега. Он думал, что все его скверные дела остались далеко в прошлом, что сейчас этот человек достоин большего, достоин свободы и жизни, что он изменился, но нет. Оказалось, он остался тем же убийцей, палачом, который видел только свою правоту. Он жаждет мира и справедливости, но сам же первый сеет вражду и проливает чужую, невинную кровь.
– Только попробуй, – сквозь зубы прошипел Кирилл и, ударив ладонями по столу, вышел из столовой, оказавшись под прицелом надменного взгляда своего бывшего приятеля.
Шон спешно записывал что-то в блокнот, изредка поглядывая на лежащий в клетке предмет его опытов. В гараже было достаточно прохладно, что вызвало у Родригеса размышления по поводу того, влияет ли окружающая среда на мутантов. Закончив очередной абзац, Шон закрыл блокнот и отложил его на край стола. Тяжелая дверь гаража стала медленно открываться, и на пороге, на удивление, появились три незваных гостя: Вадим, важно осматривающий помещение, и несколько омерзительно посмотревший на Розу; за ним под металлический лязг ремней вошел солдат, придерживающий одной рукой висевшую за спиной винтовку; и, замыкая колонну, шел человек, вызывающий у Шона столько отвращения, – глава исследовательского центра. Шон мечтал, как уже через несколько дней сместит его с этой должности, как заставит этого гада почувствовать себя мелочным и осознать свою никчемность, вкусить жестокую справедливость, которой так не хватает.
Заприметив мутанта, солдат взял винтовку в руки и плотно прижал к телу, готовясь, если что, отбивать атаку. Вадим, заметив то же самое существо, сначала слегка удивился, вероятно, он не верил в рассказанное Олегом, но затем скривил лицо в хитрой ухмылке. Горе-ученый, низкий, тонкий мужчина, выглядевший таким хилым и даже больным, в сравнении с Шоном, чувствовал себя крайне некомфортно, стоял на одном месте, у самого входа, и смотрел себе под ноги, лишь иногда бросая взгляд то на изучающего обстановку Вадима, то на запертого в клетке мертвого монстра. Городской правитель вплотную подошел к Шону, убрав с лица все эмоции. И такая пустота пугала гораздо больше любых криков, злых глаз и ярости. Эта пустота проникала в каждого, к кому была направлена, крепко цеплялась своими холодными лапами и топила. Медленно и безжалостно.
– Ты совсем чокнулся? – начал Вадим, стараясь подавить в себе злость, но та подступала все ближе, и лишь она помогала вспомнить, что Вадим тоже живой человек. – Это что еще за новости?
– Что-то не так? – спросил Шон, даже не вставая со стула, чем еще больше бесил своего собеседника.
– Ты, кусок идиота, притащил в мой город монстра? Ты думаешь своей головой? Если я дал тебе право проводить опыты, это не значит, что ты здесь всесильный. Здесь я сила! Только я имею право на такое, но даже я себе такого не позволяю!
– Да, и я понимаю почему. Вон, посмотри, – Шон, не стесняясь, указал пальцем на стоящего в дверях ученого, – этот гений, доктор власть-подлизовских наук, многого ли добился? А? – Родригес ненадолго замолчал. – Вот именно! – вдруг закричал он и вскочил со стула, оказавшись всего в нескольких сантиметрах от лица Вадима, чем заставил понервничать стоящего рядом солдата. – Он не сделал ни черта полезного! Потому что он способен только жалобно скулить, как последняя собака! И сколько таких, как я в прошлом, вылезших из кожи вон, лишь бы угодить его величеству? Но вдруг, когда у меня появилась возможность поставить его на место, вы пришли сюда, чтобы лишить меня этой возможности. Но знайте, я ее так просто вам не отдам, это дело всей моей жизни, а вы все и понятия не имеете, что это такое, ведь для вас жизнь – всего лишь гонение за прошлым, желание вернуть прежние устои, их самые мерзкие стороны. Вас воспитали во лжи и жестокости, и теперь вы хотите мстить за то, что кто-то оказался лучше. Достойно принять поражения вы не сможете никогда.
– Сколько красивых слов, да вот только совершенно пустых. Ты заикнулся о моем воспитании. Это прекрасно, давай же, я тебе расскажу. Мой отец мог бить меня несколько раз в день, за все: мятую одежду, невыученные уроки, незаправленную кровать – и с каждым ударом я понимал свою ошибку, пытался ее исправить. Когда стал взрослее, я понял, почему мой отец так поступал. Он это делал потому, что сила в жесткости, в тотальном контроле и дисциплине. Боль закаляет нас, боль лучше любой книги. Сколько требовалось просидеть за книгами в поисках истины – часы. А сколько ударов требуется для осознания этой самой истины – всего парочку. Но удары дают нам возможность прочувствовать эту истину, окончательно ее закрепить в своем инстинкте, ведь человек – животное с теми же инстинктами. Я говорю все это для того, чтобы ты понял один простой факт: бить нужно всех, кто этого заслуживает. Всех: рабочих, подчиненных, женщин, детей, друзей – порой нужно вправлять мозги. И сейчас ты как никто другой заслуживаешь этой участи. Ты посмел оскорбить меня на моей земле, лезть в мое прошлое, унижать моих людей. Язык – твой враг. Ты – ходячий труп, Шон. Если ты сейчас же не поймешь это, то только усугубишь ситуацию.
– Мне плевать, что ты думаешь обо мне, о моей дальнейшей судьбе. Ты заявился сюда, пугаешь меня своей всесильной властью, пытаешься заставить меня дрожать от страха. Но я не тот, кем мог тебе показаться. И я готов поставить жирную точку в нашем диалоге – я продолжу свои опыты.
– Продолжай, упертая ты скотина! Но заруби себе на носу: мне плевать, если что-то случится с тобой или твоей подружкой, вы мне надоели! Хоть сдохните, я буду даже счастлив! Но если я узнаю, что от ваших опытов пострадает хоть один житель…
Покрасневший от гнева Вадим изо всех сил пытался испепелить Шона своим взглядом, но Родригес уверенно отражал эту атаку. Гордой походкой, но полный злобы и привкуса поражения, Вадим со своей свитой ушел из гаража, оставив Шона охлаждаться от яростного спора.
Поняв, насколько Родригеса вывели из себя, Роза подошла к нему сзади и нежно обняла за плечи. Ощутив на себе ее легкие ладони, Шон стал дышать глубоко и неторопливо, закрыв глаза. По телу пробегала легкая дрожь.
– Никогда не видела тебя таким, – мягким, полным гордости голосом заговорила Роза, – но это было круто.
Шон улыбнулся на этот забавный комплимент и повернулся к девушке, пытаясь утонуть в ее блестящих глазах, вдыхая сладкий аромат ее духов. Какой же контраст! Насколько же переменчивы бывают эмоции, когда переходишь от криков с врагом к приятным разговорам с любимым человеком, но очень важно совладать с собой, чтобы пламя гнева, разросшееся после спора, случайно не перебросилось на невинных.
Смерив мутанта взглядом, параллельно посматривая в сделанные записи, Шон с небольшим усилием дернул за дверь клетки. Помещение заполнил металлический грохот.
– Как думаешь, – спросил Родригес, – выдержит эта клетка, если Драугр вдруг оживет?
– Не знаю, наверное.
Закрыв все возможные замки, Шон и Роза направились домой.
Шон удобно расположился на диване, закинув ноги на его потрепанные бортики, прокручивал в голове каждую мысль, возникшую после опытов, и с каждым разом эти мысли звучали по-разному, их ясность терялась, как на потрепанных видеокассетах. Одно противоречит другому. Прижав колени к подбородку, в кресле сидела Роза. Она не могла сейчас помочь Шону с его мыслями, ее теории только сбили бы его с верного пути, мешались, загрязняли его и так загруженную голову. И ничто так не бесило Розу в данный момент, как собственная бесполезность, ну и, разумеется, Вадим. Она только-только перестала считать себя обузой, лишним грузом, который тянет Шона назад, как снова это чувство проникало в ее разум. Что она сейчас может сделать? Разве что обнять и поцеловать. Высказать какую-то теорию? Нет уж, Роза как никто другой знает, насколько важно уединение со своими мыслями, чтобы прийти к ответу. Поэтому она молчит, молчит и слушает только свой внутренний голос.
Через несколько минут по комнате прокатилось тихое сопение. Роза перевела взгляд с окна на Шона, который уже успел задремать. С заботливой усмешкой девушка задрала голову и сама стала отходить в сон. И как сладко бывает в этот миг! Когда твой враг, сдирая с себя кожу, так зол от собственной слабости. Когда он, будучи поверженным, уходит и томительно ожидает своего конца. А в это время ты, совершенно спокоен, лежишь в уюте, в покое, зная, что победа уже близка, ты можешь спокойно уснуть, и сон пускает тебя к себе. Это чувство столь ласковое и пленительное, что вызывает зависимость. Хочется ощущать это вновь и вновь, ты чувствуешь в себе ту самую силу, с которой готов одержать очередную победу.
Шон вскочил от глухих ударов в дверь. Отряхнув голову от пылинок сна, он подошел к двери и открыл ее, впустив в квартиру запыхавшегося, даже немного напуганного Кирилла.
– Твой мутант…
– Ожил? – перебил Родригес, не дожидаясь, пока его друг переведет дыхание после пробежки.
– Да, – удивленно подтвердил он, – откуда ты…
– Я так и думал, – Шон вернулся в комнату, в спешке бросая в рюкзак все необходимые для опытов вещи.
– Но ведь не может же такого быть, что они бессмертны? – растерянно предположил Кирилл.
– Я тоже надеюсь на это, но от этих тварей можно ждать чего угодно. Пару месяцев назад я думал, что их можно убить выстрелом в голову, позже понял, что жало – их слабое место, а теперь оказывается, что жало играет какую-то иную роль.
– Может быть, оно им нужно только для атаки на жертву?
– Отруби хищнику когти – он будет жить, отруби Драугру жало – он станет овощем, пока не отрастит себе новое.
– Тьфу ты, – сплюнул Кирилл. – Ящерица какая-то выходит.
Все трое вышли из дома и уже быстрым шагом направлялись к гаражу. Некоторые прохожие озирались на них, одни и вовсе смотрели с полной недоверчивостью и даже ненавистью, значит, слухи о мутанте в городе разлетелись гораздо быстрее.
Из гаража раздавался жуткий грохот. Гремел металл, хрипел и рычал запертый в клетке зверь, завывал и стонал от своей беспомощности. Шон подошел к двери первый и стал медленно открывать ее, готовясь в случае чего захлопнуть ее. Заглянув одним глазом в щель, Родригес успокоился: мутант все еще находится в ловушке. Уже гораздо увереннее Шон вошел в помещение и сразу же подошел ближе к зверю. Тот, заприметив человека, принялся еще активнее биться всем телом о стены клетки, отчего та слегка покачивалась, он издавал протяжные голодные крики, оголяя острые клыки. Роза устремила свой взгляд на глаза мутанта. Нет, не может быть, в них ведь нет ни капли ярости, они смотрят так жалко и слабо, как глаза больного человека. Девушка не может перестать смотреть на них. Они словно просят о помощи, будто они и есть остаток души, потерянной души, застрявшей между жизнью и смертью. Роза очень медленно подошла к Шону и дотронулась до его плеча, чтобы привлечь внимание.
– Посмотри на его глаза, – задумчивым голосом сказала девушка, чем отчасти испугала Шона.
– Они совсем не его, они не идут этому зверю.
– Потому что это глаза не зверя, а человека, – поправила Роза.
Вспомнив о случае с мутантом и фотографией, Шона снова бросило в жар, по телу охлаждающей волной прокатились мурашки. Голова закружилась, но Родригес изо всех сил старался не терять над ней контроль. Только бы не упасть без сознания.
– Нужно убить его. Снова, – пытался проговорить Шон, но речь его звучала вяло. – Дай мне пистолет, – обратился он к Кириллу.
– Ты в таком состоянии не сможешь, – Кирилл достал пистолет и, закрыв один глаз, прицелился. – Думаю, стоит закрыть уши.
Выстрел. Вновь поражено слабое место, вновь Драугр упал, вновь пороховой запах защекотал ноздри. Как же все циклично, словно вся жизнь – уже заранее заготовленный сценарий, где известен финал каждого, а мы лишь персонажи этой жестокой пьесы.
Шон раскрыл дверь в клетку, заранее взяв с собой большой охотничий нож. Встав на колени, он перевернул мутанта на спину, схватил нож обеими руками и со всей силы воткнул в грудь зверя, рассекая ее. Густая темная жидкость брызнула во все стороны, медленно стекая на пол.
– Что ты делаешь? – возмутился Кирилл, да и Роза, мягко говоря, была удивлена.
– Оставьте меня здесь на время. Я хочу кое-что проверить, – монотонно прозвучал ответ.
Пожав плечами, Кирилл с Розой вышли, оставив дверь в гараж слегка приоткрытой, чтобы Шон не задохнулся в таком зловонном запахе.
– Нас вчера видели, – обратился Кирилл к Розе, – один рабочий засек, как мы волокли мутанта, теперь он пожаловался правительству.
– Да мы уже в курсе и с правительством уже успели переговорить.
– И как прошли “переговоры”?
– Как прошли, говоришь? – девушка ненадолго замолчала. – Думаю, для нас все вполне неплохо.
Спустя чуть больше получаса Шон показался возле гаражной двери, весь изможденный, но, вероятно, увлеченный своей работой.
– Идите пока домой, – слабо проговорил он, – у меня тут, как оказывается, очень много работы.
– Нет уж, – сразу же возразила Роза, – я знаю твое состояние и не собираюсь оставлять тебя одного.
Шон понял, что уговаривать ее бесполезно, потому настоял лишь на том, чтобы Кирилл пошел отдыхать, на что тот все же согласился.
Роза уселась на стул, нервно пытаясь нащупать свежий воздух среди тошнотворной вони. Родригес успел хорошенько потрепать тушу зверя, из-за чего та уже начала походить на фарш.
– Ты что-то сумел понять, не так ли? – заинтересовано спросила Роза.
– Да… Иди, посмотри сюда, не бойся.
Подойдя к телу, Роза с боязливым отвращением посмотрела на истерзанную грудь, заметив в ней что-то необычное. Конечно, девушка совсем не привыкла видеть внутренности, будь то человеческие или животные, но даже она прекрасно понимала, что подобные вещи для организма ненормальны. Чуть левее центра, там, где у простых людей расположен такой важный и романтизированный орган, как сердце, находилась темная опухоль больших размеров. Она покрывала большую часть грудной клетки, пульсировала, а исходящие из нее нити, подобно венам, сетью проходили через каждую конечность.
– Удивительно, правда? – восхитился Шон, заметив легкое недоумение в глаза девушки. Та плавно кивнула.
Опыты Шона длились еще несколько часов. Чего он только ни делал за это время, какими только приборами не тыкал в лицо и органы Драугра. Под конец, когда над городом уже поднималась желтая луна, Родригес ставил жирную точку над своими экспериментами. В его блокноте оказалась исписана каждая страница, и почти на каждой странице было неопровержимое доказательство для каждой построенной Шоном теории.
Крепко обхватив рукоять ножа ладонью, Шон проткнул густую черную опухоль, отрезал каждый исходящий из нее сосуд. Теперь жизнь точно покинула это тело. Пульсации прекратились, жало больше не регенерировалось. Для этого зверя наступил конец. Эти жалкие глаза закрылись навечно. Быть может, сейчас Шон спас чью-то душу, позволил ей наконец спокойно отойти в иной мир.
Из маленьких чашек поднимался, закручивался и исчезал в свете настольной лампы пар. Аромат светлого травяного чая вскружил голову, его терпкий вкус согревал, расслаблял и уносил куда-то вдаль, как морские волны. Три молодых исследователя собрались вокруг стола в хорошем настроении. Несмотря на все трудности, через которые им пришлось пройти, они все же достигли успеха. Они выиграли эту войну, в своей победе их уверенность была несравненно высокой.
Сделав несколько небольших глотков горячего чая, Шон начал свою речь, но слова его путались от невероятно расслабляющего напитка:
– В общем, подытожив все, вот что мы имеем: жало выступает в роли нервного центра, оттуда вирус управляет телом, поэтому при уничтожении жала Драугр падает, казалось бы, замертво, но лишь на несколько часов; опухоль в груди – это что-то вроде сердца, которое качает их аналог крови по организму, но мало того, именно здесь происходит важный процесс для жизни мутанта – здесь синтезируется вирус. Как я понял, кровь жертвы, которую мутант высасывает с помощью жала, попадает в опухоль, где каким-то образом помогает рождаться новым организмам. Вот чем обусловлено их бессмертие. Но это, пожалуй, еще не самое удивительное. С помощью одного из радиодатчиков я обнаружил поступающие к жалу сигналы на частотах, практически неуловимых для простого прибора. Значит, жало выступает еще и в роли некоего приемника.
– И что это может значить? – увлеченно спросил Кирилл.
– Возможно, мутант получает сигналы извне, которые и движут им. Я не знаю, как такое возможно, но… Кирилл, я хочу попросить тебя, чтобы ты сделал устройство, которое сможет распознать такие частоты и их источник.
– Конечно, я попробую.
– Но нам нужно поймать еще одного Драугра.
– Чего уж не сделаешь ради науки, – посмеялся Кирилл, подливая себе чаю.
Следующим днем, когда стемнело, команда вновь выбралась за пределы города. На удивление, никакой охраны не было, и сопротивление им никто не оказал. На этот раз заполучить мутанта оказалось гораздо проще. Он встретился им всего в паре сотен метров от стен города, совсем одинокий, да и гораздо слабее своих товарищей. Дойдя до гаража, зверя заперли в той же клетке.
– А что будем делать с этим? – спросил Кирилл, указывая на мертвого Драугра.
– Пускай лежит здесь, девать его некуда.
Кирилл запустил специальный прибор для обнаружения частот, который затрещал и запищал, словно дозиметр в эпицентре радиации.
– Да… Сигнал и впрямь есть. Я поработаю над этим. Иди пока отдыхать, – Кирилл пожал на прощание руку Шону и отправился к своему рабочему месту, куда сразу же высыпал коробку с кучей различных плат, микросхем, антенн и прочего барахла.
Спалось Шону гадко. В мысли один за другим проникали силуэты, возникшие точно миражи в туманном полумраке сна. То это были лица знакомых ему людей, то омерзительные рожи мутантов, то выдумки воображения, которые смешали в себе внешность каждого и породили совершенно новых, невиданных ранее сущностей. Они заглядывали так глубоко, как бы крича во все горло о своей способности видеть наши страхи и манипулировать, они грозятся сотворить невиданное, лишь дай им эту возможность. Преградив путь в спокойный мир снов, эти существа подбираются все ближе. Длинными тенями они показывают свое присутствие, и ты чувствуешь холод, тоскливый мороз, пробегающий по коже в эту минуту. Нельзя позволить им овладеть тобой.
Роза тихо сопела. Только этот тонкий свистящий звук возвращал Шона в свой чистый разум. Он становился неприступной стеной для темных сил зла, звучной мелодией мира, песнью долгожданной, добытой трудом и кровью свободы, счастьем, что казалось таким далеким, вера в существование которого, казалось, пропала навсегда.
Где-то за окном протяжно завывал ветер. Покачивались худые стволы берез, изредка дотрагиваясь тощими ветвями до окон, слегка постукивая. Ночь. Стук. Гул ветра. И в этом вся жизнь, в этом и есть все прекрасное. В дверь неожиданно бешено застучали, точно в порыве сумасшествия, и между увесистыми ударами звучали отчетливые крики:
– Шон! Открой, скорее! – это кричал Кирилл.
Шон за мгновение успел собраться и уже открывал входную дверь. Завалившись в квартиру, Кирилл испуганным взором окинул Розу и Родригеса, которые тоже были сильно возбуждены от такого необычного визита.
– Давай, пошли! Эта тварь выбралась из клетки и теперь громит весь гараж! – еле держась на ногах, докладывал Кирилл.
– Господи! Да почему же ничего не может пойти так, как надо? – Шон со злостью напялил на себя куртку и, заметив, что Роза делает то же самое, спросил. – Может, останешься дома? – но девушка, как всегда, была неотступна. Вся троица устремилась к гаражу.
Роза глотала ледяной воздух на бегу, вслушивалась в звуки ночной природы, но слышала только собственное сердцебиение. Какое оно сегодня необычное, такое мягкое, даже как бы воздушное, и тем не менее очень частое. Так может биться только чистейшее сердце, ничуть не омраченное тьмой и разрухой, беспределом морали, ставшим совершенно естественным в новом мире. И как же жалко на этом свете видеть таких людей, этих светлых существ, будто им здесь не место. Нужна ли им такая жизнь, которую им пришлось принять?