Павел Сергеевич Бутяев
Племя
– Ну и скажите: не бред-ли это?
– Я не был никогда человеком религиозным, – отложил книгу в сторону Шон, – но, если я не ошибаюсь, в заповедях такого не было.
– И вы не ошибаетесь.
– Вадим дошел до того, что заставляет людей верить в лживые заповеди? Он меняет под свой лад то, что устоялось за долгие века?
– Умно, ну согласитесь. Вот так взять – и поменять. Зато теперь ему стали верить вдвойне больше.
По мере пребывания в гостях, у Шона складывалось все более презрительное мнение о Вадиме. Если по прибытии в город и на следующий день Родригес относительно к нему с неким терпением и малым, но хотя бы каким-то, уважением, то теперь не осталось ничего, кроме отвращения при одном лишь упоминании его имени. Так что, когда Роза и Шон покинули дом Льва, они даже представить себе не могли, каким надо быть мерзким человеком, чтобы подчиняться Вадиму совершенно бездумно, следовать каждому его приказу. Хотя, возможно, у этих людей просто нет другого выхода. Скажи слово против – вылетишь отсюда и станешь кормом для мутантов.
Глава 6
Шон проснулся посреди ночи. Липкое, потное лицо сверкало при свете луны, просачивающегося сквозь слегка приоткрытые шторы. В комнате было невыносимо душно, что довольно странно, учитывая прохладную ноябрьскую погоду на улице. Поднявшись с кровати, Шон сразу же направился в ванную. Дотянувшись в темноте до выключателя, Родригес включил свет и, облокотившись руками на раковину, взглянул на себя в зеркало. Многочисленные капли пота скатывались по лицу к шее, оставляя за собой сверкающий след. Зачерпнув в руки воды из стоящего рядом металлического ведра, Шон умылся и снова посмотрел в зеркало, теперь же на свои глаза: сонные, слегка покрасневшие, залитые кровью по бокам. Что же сделало его таким сегодня? “Заболеваю? – подумал Родригес. – Нет, нет, точно нет”. Еще раз облив лицо прохладной водой, Шон снова лег на кровать, отбросив одеяло в сторону, закрыл глаза и попробовал уснуть. Но не вышло.
Сегодня его ожидал первый день работы, потому Шон лег чуть раньше обычного, чтобы уж точно выспаться, но, похоже, его план потерпел неудачу. Спешно одевшись, Родригес вышел на улицу и сел на скамейку, стоявшую прямо перед входом в подъезд. Ладони его слегка тряслись, и само тело отчего-то точно колотилось. На легком, прохладном ветре жар постепенно начал спадать. Шон стал дышать плавнее и глубже, но сон полностью ушел. Что это на него напало? Родригес не хотел верить в то, что заразился чем-то, да и заразиться он вряд ли мог, а если мог, то наверняка бы знал где. Еще немного поразмыслив о паре проведенных в городе дней, Шон поднялся со скамейки, подошел к краю дороги и осмотрел улицу. Почти никого не было, одно лишь здание бара звучало песнями и криками, бурными разговорами. Глубоко вздохнув и потерев глаза, Шон направился прямиком к бару.
Это было одноэтажное широкое здание с большими темными окнами, сквозь которые ничего не было видно. Двойная дверь была совсем грязная, испачканная в остатки еды и напитков; как только она открылась, раздался противный и громкий звон колокольчиков, что привлекло внимание посетителей. Родригес ощутил на себе несколько настороженных взглядов, которые, между тем, спустя пару секунд вновь опустились на свои стаканы и тарелки. Шон прошел к самому дальнему столику и сел за него на рваный диван, окинув взором все помещение. Бар этот оказался больше, нежели он представлял его себе. Столов оказалось бесчисленное множество, и почти за каждым сидело по два-три человека, звенели стаканы и рюмки, мерзко скребли по тарелкам вилки, поднимались порой споры, которые со временем перерастали в неразборчивый гвалт. Почти у самого входа находилась барная стойка, полка за которой была наполнена самого разного рода выпивкой и закусками. Убедившись своими глазами в отсутствии кофе, Шон облокотился на диван, закрыл глаза и слушал музыку, которая, между тем, пришлась ему вовсе не по вкусу.
Слегка приоткрыв глаза, Родригес заметил приближающегося к нему высокого парня, лет двадцати пяти. Одет он был по-спортивному, в легкой футболке и черной джинсовой кофте. Его светлые волосы приобрели на синем свете помещения такой причудливый оттенок, что казались скорее голубыми или даже фиолетовыми. На правой руке у него Шон разглядел большую татуировку с тремя красными розами. Парень присел напротив, взглянув круглыми зелеными глазами на Родригеса. Пухлый нос и тонкие, длинные губы как-то не сочетались на нем, из-за чего назвать его внешность приятной было несколько неудобно. Парень немного прокашлялся и наконец заговорил, глядя то на Шона, то куда-то в сторону.
– Привет! Ты не против, если я тут сяду? Да, впрочем, если бы был против, то, вероятно, уже бы прогнал, – засмеялся он. Шон уже успел посчитать его не только за идиота из-за беспричинного смеха, но и за смышленого человека. – Ты приезжий, да? Я слышал. Вы, скажу по секрету, – он даже начал шептать, слегка наклонившись к столу, – вы – первые иностранцы в нашем городе. Да-да, представляешь? Меня, кстати, Кириллом звать. Я уже в этом городе давно, можно сказать, почти с самого рождения. Как приехал сюда с родителями в школу поступать, так до сих пор, даже после апокалипсиса, здесь живу, – и вновь он слегка засмеялся. Чтобы не показаться грубым, Шон тоже слегка улыбнулся.
– Очень приятно… познакомиться. Я Шон.
– Что-то ты как-то болезненно выглядишь. Нормально все?
– Нормально. Не выспался просто.
– И вместо того, чтобы подольше поспать, ты пошел в бар. Интересно ты расставляешь приоритеты.
– Бессонница напала. Впрочем, неважно.
– Тебя уже устроили на работу? Кем ты у нас будешь?
– Вадим Александрович направил меня на помощь вашему врачу. Я всю жизнь был биологом, но и в медицине, конечно, также силен.
– О! Это очень хорошо! У нас в прошлом месяце три человека скосило от болезни какой-то. Может хоть ты поможешь, мозгов нам не хватает для таких вещей. Как назло, в такое время все врачи куда-то исчезли. Поговаривали, сразу после начала всего “этого”, врачей и биологов со всей страны свезли в одну огромную секретную лабораторию, там и до сих пор они, если живы еще. Не знаю, верить ли вообще этому.
– Я постараюсь помочь, если сам не помру, – посмеялся Шон и почему-то от этих слов ему стало даже тоскливо и мрачно, будто бы в них скрывалась правда, которую он так боиться осознать сам. А может быть, это предзнаменование?
– Да брось ты! – Кирилл постучал три раза по краю стола. – И так хватило бед. Вас вон откуда подобрали. Я слышал, там ужас твориться, три деревни мутанты смели. Ну и страшное дело же! От Новожарковки еле отошли, а тут и Новоземелье. Со Светлоградом, надеюсь, такого не произойдет, – сказал он это уже без былого веселья. – А я вот на электростанции работаю, только сегодня у меня выходной. Ага, бывает вот так! У кого-то рабочая неделя только начинается, а у кого-то подходит к концу. Щас же все так устроено, что работать надо всегда. Ну а кто же против биологии человека пойдет? Если устали – надо бы отдохнуть. Слава Богу, Вадим это понимает, а то с некоторыми вещами у него точно голова едет.
– С каким вещами, например? – заинтересовался Шон, как только услышал упоминание о Вадиме. Похоже, что недолюбливают его не только он, Роза и Лев, но и другие.
– Да вот, например, на прошлой неделе нам дали указ увеличить мощности. А как же нам это сделать, если оборудование обслужить надо? Я уж подумал, что шутит он или перепутал чего. Ан нет! Говорит: “Увеличить!” – и все! Нам пришлось тут половину города просить, чтобы люди высказались, что бред это полнейший. Если мы хотим, чтобы электричество у нас было еще хотя бы несколько лет, то нужно следить за оборудование, скрупулезно и дотошно проверять каждый болтик, иначе потом будет худо. Это хорошо, что люди нас поддержали. А если бы не они? Вот так вот, брат, тут бывает.
– Должно быть, ты его недолюбливаешь? – спросил Шон, усмехнувшись в голове из-за того, что его вопрос так похож на заданный ему же на днях вопрос Льва. Да и задал он его, как раз вспомнив тот разговор.
– Нет, ты не подумай, мы, конечно, благодарны ему, но иногда он ведет себя, как… Неважно! – Шон внимательно слушал его, мысленно смеясь. – А ты, кстати, не один ведь приехал, не так-с?
– Не один. С Розой. Ее устроили работать ко Льву в театр. Не знаю, правда, чем они там занимаются, но Розе это нравится. Сегодня опять видел, как она что-то писала, да с таким жаром и энтузиазмом.
– Да, культурные люди – они такие. Вечно со своими тараканами в голове.
– А у кого их нет?
– Да у всех есть. Но у них их больше, и особенные они. Она, кстати, Роза эта, подруга твоя или родственница что-ли? Как вы тут оказались вообще?
– Нет, мы совершенно случайно встретились, недалеко от Новоземелья. Ну а оттуда вместе. Порой кажется, что без ее поддержки, я бы не справился.
– Вот оно что, – засмеялся Кирилл. – Так это значит, вы… ну… как бы… понял? – Шон в ответ также закатился смехом.
– Может быть.
– Ясно, ясно. Ты говоришь, со Львом она работает? Про Льва тут много плохих вещей говорят.
– Например?
– Зачастую, все одно и то же про него твердят: мол, полнейший эгоист, только о себе думает, а других продаст.
– Это они оттого говорят, что мерзко им, ибо Лев не работает на привычной им работе.
– Я тоже думал, что так. Может быть, ты и прав. Он же, народ, – Кирилл поводил головой в разный стороны, как бы показывая взглядом на всех окружающих людей, – всю жизнь свою проводит в зависти и мраке.
– Кстати, – Шон вспомнил один очень важный разговор с Розой, – ты не слышал что-либо о лагере мародеров где-то здесь?
– Еще бы. Эти твари нас постоянно атакуют, столько человек уже потеряли из-за них. Они здесь не так далеко, километров тридцать, но сейчас эти тридцать километров кишат мутантами, потому и мы, и они заключили, так сказать, временное перемирие. У них там армия обучена ого-го как! Но у нас зато генералы талантливее, потому и не отдали пока Светлоград. Хотя оборона эта очень шаткая. Может, когда-то и побываешь на севере города, где линия укреплений проходит. Там как раз-таки городок один есть интересный, но опасный.
Проговорили Кирилл с Шоном на разные темы до самого утра, а когда стрелки часов остановились на половине восьмого, Шон попрощался с ним и направился на работу.
Преодолев очередной перекресток, Родригес вышел на улицу с круговым движением, в центре которого возвышался слегка разрушенный, уже нерабочий фонтан из мрамора. Прямо напротив расположилось небольшое одноэтажное здание белого цвета с коричневой крышей, слегка заостренной на краях. Это и была так называемая больница, которая на деле оказалась не более, чем обычной поликлиникой. Раскрыв большую дверь из бледного, потрепанного временем дерева, Шон вошел в больничный коридор. По краям неаккуратно были припаркованы ржавые каталки, заправленные кусочками желтоватой, порванной ткани. Двери в некоторые палаты оказались раскрыты, откуда в коридор и поступал солнечный свет, ведь лампы, похоже, здесь не работают. Родригес прошел в один из дальних кабинетов и прямо возле двери столкнулся с единственным работающим здесь доктором. Это была худенькая, низкая девушка; она была практически ровесницей Шону, но выглядела гораздо моложе. Ее небольшое лицо казалось очень даже симпатичным, но, так же, как и ее зеленые, с карим отблеском, глаза, было каким-то закрытым. В мимике она так же была очень сдержана, выдавив из себя подобие полуулыбки при встрече с Шоном. Локоны ее кудрявых темных волос аккуратно ложились на лицо, слегка прикрывая собой многочисленные веснушки.
– Привет, – сказала она довольно уверенным тоном. – Ты здесь новый врач? Шон, правильно? Рада знакомству. Меня зовут Вероника. Пойдем, введу тебя в курс дела.
Вера провела Шона по нескольким палатам. Все из них оказались бедными: голые койки, толстые трещины на стенах, порванные кружевные шторы. Затем девушка показала Шону пустую комнату с одним лишь стулом и хлипким столом, который, по ощущениям, вот-вот должен упасть. Здесь, по слова Вероники, можно отдохнуть или вести записи больных.
– Не переживай, сейчас у нас работы будет не так много, – успокоила она Родригеса. – У нас пока что перемирие, война закончилась, хоть и ненадолго. Как вспомню те дни… Каждый день по два человека сюда поступают, а порой и самой приходилось на границу города выезжать.
– Ты была врачом? Я имею в виду раньше, до всего произошедшего.
– Я ветеринар. Люди, конечно, не совсем похожи на кошек и попугаев, но что-то да получается. А сейчас и врачей ты больше не встретишь: их всех загнали в секретные лагеря, одному Богу известно, что теперь с ними. Послушай, мне пора, надо кое-куда быстро дойти, я вернусь через час или два, – сразу после этих слов Вера слегка кивнула головой и быстрым шагом направилась к выходу. Зайдя в кабинет, Шон уселся на неудобный, скрипящий стул, закрыл глаза и размышлял обо всем, что придет в голову, благо мыслей было достаточно.
– Знаете, это очень неплохой сюжет. Это, действительно, можно превратить в пьесу, – бурчал себе под нос Лев, переводя взгляд с одной строки на другую. – И долго вы это писали?
– Это моя старая книга, – улыбнувшись, ответила Роза. – Я вчера вспомнила и написала первые главы по памяти. Я была уверена, что вы оцените.
– И я оценил, – снова сказал очень тихо Лев, откладывая тетрадь с текстом в сторону. – Надеюсь, дальнейшая развязка окажется не менее захватывающей.
– Да уж, знаете, мне очень много в свое время пришлось перерыть информации, чтобы написать это.
– В этом и есть вся прелесть писательства! – воскликнул Лев, расхаживая взад-вперед по помещению. – Если бы только другие поняли это.
Роза наблюдала за Львом, продумывая в голове свой план. Выведать нужную ей информацию, на самом деле, было не так сложно, нужно всего-лишь подобрать меткий вопрос. Это как долгая шахматная комбинация, в конце концов приводящая к мату.
– Я так подумала… А что, если люди хотели бы почитать что-то об их нынешнем мире, о нашей современной действительности.
– Ох, я так не думаю, – перебил Лев. – Скорее наоборот, они горят желанием уйти от реальности, но, тем не менее, отказываются впускать к себе внутрь искусство. Что же за странные люди!
– Нет, вы посмотрите, – настаивала на своем девушка, – у Светлограда есть свои враги. Мы могли бы написать что-то о них, и это сыграло бы как политическое оружие, как пропаганда, но и как искусство, разумеется.
– Леди, – начал Лев, смеясь, – даже не пробуйте лезть в политику, это гадкое место, где таких, как вы, не примут, ибо у вас есть ум и собственное мнение. Да, к сожалению, искусство и политическая пропаганда всегда были так тесно связаны, но давайте хотя бы сейчас попробуем ослабить это цепь. Лучше помогите мне вот здесь, – он подошел к большому плакаты возле сцены с одной лишь надписью “Наше новое искусство!”, который был слегка наклонен на одну сторону.
Роза подошла к плакату и осторожно поправила его, всмотревшись в текст. “Их новое искусство, – размышляла девушка, – на самом деле забытое старое, которое никто здесь не видел. Подумать не могла, что воспользуюсь этой пословицей!”. Но помимо мысли о пословицах, Розе пришла в голову новая идея.
– А что же по поводу других поселений? Их отношение к искусству как-то отличается от нашего?
– А кто остался-то? Кроме нас, разве что мародеры. А у них какая может быть культура?
– Расскажите мне об этих мародерах, – Роза пыталась держать свой голос под контролем, но в нем все равно чувствовалась частичка неимоверного любопытства.
– Думаешь, мне известно о них много? Не так все, на самом деле. Знаю, что лагерь их к востоку отсюда, километрах в пятидесяти. Раньше у нас с ними война была, а теперь… перемирие, – Лев выделил последнее слово таким тоном, что сразу становилось ясно его отношение к “перемирию”.
– Простите, – начала Роза, собирая свои вещи, – мне пора. Вы же не станете меня задерживать? Я сделал всю назначенную мне работу.
– Конечно, – безразлично пробормотал Лев, но на лице его появилось непонимание и лёгкое удивление.
Когда Роза вышла из здания театра, был уже полдень. Солнце прорвалось сквозь редкие серые тучи, отчего его свет казался бледно-желтым. Худые деревья изредка подрагивали ветвями от порывов холодного, обжигающего лицо ветра. Разузнав очередную информацию о лагере, перед Розой стоял лишь один вопрос, но, пожалуй, самый сложный, ведь его не решить простыми расспросами. Как добраться до лагеря? Отправляться туда пешком было бы смертельно глупо, но и где найти транспорт? Из всего, что могло хоть как-то передвигаться, Розе было известно лишь о поезде, но этот вариант уж точно стоит отбросить. Именно поэтому сейчас девушка направилась к единственному знакомому ей человеку, имеющему неплохие познания в технике, – Михаилу. К счастью, найти его труда не составит: с самого приезда он работает и живет в одном и том же месте – мастерской.
Миновав очередную широкую улицу, огражденную железным забором, сменяющимся местами на рваную проволоку, Роза свернула в узкий переулок, где первым, что ее встретило, стало трехэтажное здание, возле которого красовалась массивная табличка из грязного картона. Текст на табличке был, как несложно догадаться, вырезан ножом, настолько аккуратно, насколько это возможно. И, может быть, в нынешней обстановке эта вывеска смотрится очень даже привлекательно. “Цветы”. Но есть ли какое-то дело до процесса создания вывески и ее изящества, когда она гласит о таком? Любопытство стало волной овладевать Розой, но та, все же, взяла себя в руки и прошла мимо этого здания, которое, определенно, было открыто. Удивление по поводу того факта, что в этом городе выращивают и продают цветы, как и прежде, ушло так же быстро, как появилось. “Особенно, учитывая то, что здесь есть даже электричество”, – окончательно отогнала мысли от себя девушка. Пройдя еще несколько десятков метров по сырому асфальту, Роза повернула налево, выйдя на короткую тропинку из грязной, вытоптанной травы. Тропа вела прямиком к зданию из красного кирпича, над грязными окнами которого расположилась надпись из кусков металла: “Мастерская”. Слева к зданию примыкала прикрытая прозрачной красноватой кровлей лестница, ведущая на второй этаж. Взобравшись по грохочущим ступенькам из тонкого железа, девушка навалилась всем телом на ржавую дверь, которая так и не хотела поддаваться, пока, наконец, не приоткрылась, издав при этом до того противный скрип, что услышали его, наверное, в километре отсюда.
Роза оказалась в небольшом помещении, состоящем из двух потрепанных кресел-качалок и деревянного стола, за которым виднелся проход к лестнице на первый этаж. Девушка осторожно спустилась к основной комнате здания, откуда гулким эхом разносилась неразборчивая речь. Первый этаж мастерской оказался очень просторным, но, тем не менее, до краев забитым различным мусором, металлоломом и запчастями. Дверь первого этажа снаружи была заколочена, а изнутри заставлена огромными шкафами с приборами. Вдали от всего этого хлама, в самом углу комнаты, расположились массивные столы со ржавыми станками, а также верстаки. Рядом с ними что-то активно обсуждали два человека. Первый из них, среднего роста с длинными кучерявыми волосами, держал в руке небольшое устройство с множеством проводов, постоянно вращая его и показывая своему собеседнику со всех сторон, чуть ли не прислоняя прибор к его носу. В этом настойчиво рекомендовавшем очередной механизм человеке Роза без труда узнала Михаила. Второй же мужчина, высокий, толстый, с редкими седыми волосами, был ей незнаком. Вероятно, он простой гражданин Светлограда, столь многочисленного города. По нынешним меркам, разумеется. Роза медленным шагом подходила все ближе, но вовлеченные в беседу люди ее, похоже не заметили или же не хотели переводить на нее свое внимание. Наконец девушка сумела разобрать речь этого интереснейшего диалога.
– Но я же вижу, что провода не подходят, – усталым голосом повторял незнакомец.
– Вам это всего-лишь кажется, – доказывал обратное Михаил. – Вы правы лишь отчасти. Провода, которые стояли здесь изначально, не подходят, но я установил переходник, теперь он спокойно подойдет для разъемов вашего радио.
– Ладно, допустим, я вам верю. Сколько, вы говорите, это стоит?
– Восемь светлов, – уверенно и четко озвучил цену Михаил. Покупатель широко раскрыл глаза, так что те походили на два огромных глобуса.
– Нет, ну это слишком, я дам за это только пять, – в голосе слышалась дрожь и неуверенность, что, похоже, шло на руку Михаилу.
– Нет, – отвечал он все так же твердо и уже откладывал деталь от радио на полку большого металлического шкафа, – с такими суммами я без еды скоро останусь. Вы думаете, что этот механизм так просто устроен? Я создавал и модернизировал его месяцами, чтобы сейчас отдать за гроши?
– Ну ладно, постойте! – растерялся мужчина, заметив, что деталь покинула его поле зрения. – Давайте хотя бы за семь. Ну больше дать я не могу, – Михаил вздохнул, закрыл глаза и сделал очень спокойный вид.
– Забирай.
Покупатель нехотя, но с большим волнением достал из сумки несколько купюр и положил на край стола, схватил деталь с полки и, слегка кивнув в сторону продавца, спешно покинул мастерскую. Вновь раздался этот противный дверной скрип.
На лице Михаила возникла хитрая улыбка, говорившая об очень удачной сделке. Гордо задрав голову, он подошел к Розе и с не менее гордым тоном заговорил:
– Учитесь, мисс! Эта безделушка стоит не больше трех светлов, а как дорого она смотрится при таких рекомендациях, – было прекрасно видно, что Михаил безумно собой гордится. – Честно говоря, я и изготавливал ее за пару часов, что говорится, на коленках. Но если заставить покупателя поверить в невероятное качество ручной работы… Красота! Кстати, как вы поживаете? Уже освоились?
– Постепенно. Наверняка, это лучшее, что может быть в нашей жизни.
– Да, наверное. А где же ваш друг? Забыл, как там его… Я и ваше имя, буду честен, запамятовал.
– Шон сейчас на своей работе, в больнице.
– Ну и хорошо. А вы, собственно говоря, с какой целью хотите посетить мое заведение? Сомневаюсь, что вам что-либо здесь нужно, да и я, к тому же, уже разболтал вам секреты своего бизнеса, – он усмехнулся, будучи уверенным в своих мыслях.
– Я знаю, что вы хороши в технике. И у меня здесь возник такой вопрос, – Роза замялась, не зная, как продолжить разговор. – Предположим, чисто теоретически, возможно ли создать в нынешних условиях транспортное средство, способное проехать сотню километров? – Михаил сначала сильно удивился такому неожиданному вопросу, но затем, даже чуть было не засмеялся.
– А куда вы собрались? – спрашивал он все с той же хитрой улыбкой. – Вас здесь что-то не устраивает?
– Да нет, я… просто интересуюсь.
– Просто интересуйтесь спокойной жизнью – вот вам мой совет. А разъезды по кишащим мутантами землям оставьте для других.
Девушка поняла, что Михаил тверд в своих убеждениях и ни за что не расскажет правды, потому находиться здесь и пытаться выпытать информацию было безнадежно. Нужно искать другой способ.
Сквозь запахи машинного масла, железа и сырости, Роза ощутила другой аромат, так сильно напомнивший ей сладкий запах вишни. Внимание ее привлекло необычное растение на подоконнике. Толстые серые листья, точно змея, обвивали такой необычный цветок. Темно-красные лепестки слегка подрагивали, словно живые, склоняясь своими кончиками над идеально круглым серебряным шариком в центре, из которого росли многочисленные тычинки, так напоминавшие роскошную шерсть домашнего животного. Роза подошла к этому удивительному растению, детальнее осматривая его.
– Что это? – спросила она, не сводя глаз с по-настоящему живого цветка.
– Местные называют его вишневый глаз. Удивительно, правда? – сам Михаил, казалось, изменился в своей речи, взглянув на это растения, словно оно обладало чудесной магией. – Их здесь очень много. Прямо за стенами города растут тысячи его собратьев. Даже несмотря на погоду.
Аромат этого цветка сводил Розу с ума, голова ее закружилась, и девушка оказалась где-то внутри своего разума, в мире, где все смертельные опасности и переживания оставили ее, где она одна. “Это настоящее волшебство, такого не может быть”. Роза точно увидела саму себя со стороны, а рядом это растение; перед глазами вдруг появилась сестра. Казалось, она смотрит не на Розу, а как бы сквозь, на что-то далекое. Но предстала перед глазами она совершенно спокойной, даже счастливой, именно такой, какой она была перед началом судных дней. Где же теперь она? Сейчас Роза видит ее прямо перед собой, как наяву. Ее, себя, волшебный цветок с его чудным ароматом, Шона. Но все стало растворяться, с глаз пропала пелена и вновь перед ними предстала картина грязной мастерской.
Приоткрыв маленькую дверь в магазин с той самой завораживающей вывеской, Роза, еще не успев войти, сразу почувствовала дивную смесь запахов. Голова закружилась от такого разнообразия и их необычного сочетания. Внутри было уютно, несмотря на отсутствие ремонта. Темно-серый гладкий бетон – основной материал стен этого заведения – гармонично смотрелся вместе с грубоватой текстурой темного дерева, из которого оказались сделаны все полочки и касса. Но Роза, похоже, даже не обратила внимания на все эти материалы, которые скрывались под густыми травами, цветами, кактусами и прочими растениями, которые, словно ковер, устилали каждый уголок. Здесь было все: бело-розовые фиалки, ароматная лаванда, где-то вдали проглядывались крохотные лепестки бледной герани. Конечно, многое из этого – всего-лишь искусственные растения, но Роза точно знала об одном настоящем цветке, который создала сама природа в этом страшном ужасе, что сотворило человечество. И это растение точно должно быть здесь. Девушка проходила между рядами совсем медленно, потому ей вовсе казалось, что она плывет где-то в джунглях, по широкой полноводной реке, а по обе стороны ее окружают леса с такой красивой фауной. И наконец они… Среди всех красот ярче всех сияли листья именно этого растения, их серость напоминала цвет мокрого асфальта после проливных дождей, а серебряный шарик в центре был самой настоящей жемчужиной, такой хрупкой, словно хрустальной. Было боязно прикасаться к этому цветку, страх разрушить его красоту не отступал, но руки сами тянулись к этому творению бедной природы.
– Вы хотите что-то купить? – раздался низкий женский голос, и Роза, слегка вздрогнув от неожиданности, оторвала свой взгляд от цветов, обнаружив прямо возле себя женщину лет сорока. На руках ее были надеты перчатки, испачканные землей. Даже сквозь аромат цветов, Роза ощутила этот запах пропитанной влагой земли.
– Я бы хотела взять его, – девушка неуверенно указала дрожащим пальцем на понравившийся ей цветок. – Сколько он стоит? – женщина, услышав вопрос о цене, рассмеялась.
– Вишневого глаза стало так много, что брать за него ту же сумму стало как-то неудобно. Так что… Можете забрать его за один светл.
Роза потянулась к карману и достала оттуда одну из нескольких купюр, которые сегодня дал ей Лев за хорошо проделанную писательскую работу. Продавщица, не дожидаясь оплаты, уже упаковывала растение в целлофановый пакет, отдав в придачу старый глиняный горшок.
– Вам нравится его запах? – спросила женщина, обменивая цветок на небольшой кусочек бумаги с бесчисленным множеством печатей. Роза кивнула, продолжая любоваться. – Тогда вам должно понравится это. – продавщица ненадолго отошла к кассе, взяв оттуда небольшой флакончик темно-красной жидкости. – Это самые настоящие духи. Да, вы не ослышались! Прямо из этого растения. Я сама их научилась делать. Попробуйте, – женщина с небольшим усилием нажала на крышку флакона и тот рассеял по воздуху немного маслянистой жидкости. Роза вновь уловила этот фантастический вишневый аромат.
– Восхитительно, – прошептала она, пытаясь раскрыть расслабленные веки, – сколько это стоит?
– Это, разумеется, уже дороже. Шесть светлов.
Роза достала из кармана все деньги и бегло посчитала их. Ровно шесть светлов. Особо не раздумывая, она отдала все купюры продавщице, заполучив вишневые духи. Девушка понадеялась, что не расстроит никого тем, что отдала всю свою первую зарплату на это волшебство. Тем более оно того, точно, стоило. Что-то не меняется даже после конца света. Все попытки воссоздать старый мир так полюбились Розе, что устоять перед стремлением вернуть очередной атрибут прежней жизни она не в силах. Да и черт с этими деньгами! Получить последние радости от жизни стоит гораздо большего. Девушка особенно поняла это после пережитого прошлого, кучи смертей и страданий. Но и сейчас она продолжает ощущать смерть где-то рядом, ее мрачный холод не покидает Розу ни на мгновенье. Как омерзительно ее присутствие.