Павел Игоревич Коломиец
Один полевой сезон
Глава девятая
Как и обещал Игорь, он разбудил Степана рано утром. В палатке было еще темно, поэтому Степан не сразу разлепил глаза. Но как только он сумел пересилить себя, сразу же встал с раскладушки. Одевшись, он метнул взгляд на Саню, видевшего третий сон, затем отодвинул полог и вышел из палатки. На улице было значительно светлее. Из-за деревьев, окружающих лагерь, всю прелесть восхода увидеть было проблематично, поэтому Степану пришла мысль о необходимости как-нибудь встретить здесь рассвет. Для этого мог подойти пригорок или какая-нибудь иная возвышенность. Тот же вал раскопа. Однако сейчас было не до любования красотами, нужно было помочь Игорю с завтраком. Он как раз ставил на печку большую кастрюлю, наполненную водой.
– Доброе утро, Игорек, – поздоровался Степан, – что мне нужно сделать, чтобы помочь тебе?
– Доброе, Степ. Пока ничего, беседой меня развлеки, ну и слить воду с макарон позже помоги.
– Может, тогда и будить меня не следовало?
– Чтоб ты сладко спал, пока я работаю? Нет уж. Хочешь помочь? Возьми вон из продуктовки одну морковку, почисть мне ее для зажарки.
Степан зашел в продуктовую палатку и достал из левого верхнего ящика, стоявшего недалеко от входа, небольшую морковь.
– Лук тоже захвати, – раздался снаружи голос Игоря.
– Да, хорошо, – ответил Степан, разыскивая требуемое.
Принеся из продуктовки овощи, Степан сел возле мусорного ведра и стал чистить морковь, попутно расспрашивая Игоря об обязанностях лагерного дневального. Оказалось, что, помимо раскладки столовых приборов и помывки посуды, дневальный должен включать и выключать генератор, включать помпу для водяного насоса, чтобы наполнить баки с технической водой, а также резервуар в душе. Туда же относился вынос мусора да еще парочка мелких бытовых дел.
– Скажи мне, Игорь, а не проще ли дневальными девушек назначать? Посуду мыть они обязаны уметь, мусор не самый тяжелый вес, помпу тоже включить могут, – поинтересовался Степан.
– В дальнейшем так будет, когда все мужские силы на раскопе понадобятся, но первое время дневальный всегда мужчина. Лагерь готов, да не готов, куча вещей требует неженских сил. Да и еще туалеты засыпать тоже дневальный должен.
– Туалеты? – с брезгливостью переспросил Степан.
– Туалеты. А ты как думал, этим тоже кто-то должен заниматься. Но не переживай, это не сегодня.
– Первокурсники будут?
– С чего ты решил? Тебя что, Стас покусал? Ну-ка заканчивай эту дедовщину. Они работают, чтобы практику проставили, а мы за деньги. И поверь, сколько платит Сергеевич, не платит ни один из работодателей на археологическом поприще. Так что надо будет прикапывать туалеты, будем прикапывать туалеты.
Спорить было глупо, поэтому Степан просто продолжил чистить морковку. Через какое-то время к ним явился не совсем ожидаемый гость. Матвей Юрьевич вышел из своей палатки и двинулся в сторону столовой.
– Доброе утро, Матвей Юрьевич, – поприветствовал его Игорь, – не спится?
– Доброе, ребята, доброе. Да, нет. Проснулся еще в четыре, да все уснуть не мог. Что поделать, возраст. Дай, думаю, выйду на речку погляжу, – ответил Матвей Юрьевич и отправился в сторону пляжа.
Степан заметил, с какой теплотой Игорь поздоровался с Матвеем Юрьевичем, а также на то, что обратился он к нему исключительно по имени и отчеству, когда к Борису обращался только через отчество. Отношение к этому человеку сильно разнилось у Игоря и Сани. Так они подождали еще некоторое время, слили воду с приготовившихся макарон, после чего Игорь попросил Степана нарезать хлеб. Он выполнил его просьбу, попутно отметив, что хлеб заканчивается, передал эту информацию Игорю. Тот буркнул что-то насчет необходимости съездить в деревню, после чего указал Степану на половник с ковшом, велел идти будить лагерь.
Подойдя к своей палатке, Степан особо сильно закричал, что есть мочи, стуча половником о ковш:
– Подъем! Подъем, Саня!
Саня промычал что-то нечленораздельное, что было воспринято Степаном как пробуждение, поэтому он последовал к палатке Васи Борзых и его парней. Услышав подтверждение того, что и они проснулись, великовозрастный дневальный двинулся в сторону следующей палатки – палатки архаровцев. Подойдя к ней, он на секунду задумался, после чего заревел «Подъем!», и с той же силой, что и у Саниной палатки, стал бить половником о ковш. В ответ раздался голос Лени: «Слышим». Стас, видно, отказался от привычки посылать дневальных или же делал вид, что спит. Подходя к палаткам первокурсников, стоявшим следующими по очереди, он спокойно сказал: «Ребята, просыпайтесь!». Парни отозвались сразу. Голос Витька, доносившийся из мужской палатки, свидетельствовал о том, что они уже встали. Поскольку девушки не откликнулись, он подошел и к их палатке.
– Девчонки, просыпайтесь, – также тихо сказал он.
– Уже встаем, – ответила удачливая Лера.
– В смысле?! Уже утро?! – раздался заспанный голос нахальной Ольги, которая, судя по всему, еще пребывала в царстве Морфея в тот момент, когда к ним подошел Степан.
Утренний завтрак ничем не отличался от предыдущих. Все дождались, пока Борис пожелает работникам доброго утра, после чего приступили к трапезе. Степан, как дневальный, ел последним. Не нравилась ему эта роль. Он, здоровый взрослый дядька, подает вилки да ножи малолеткам, которые даже «спасибо» не говорят, воспринимая это как должное. Неохотно он вновь согласился со словами Игоря, одновременно признавая как то, что молодежь неблагодарная и невоспитанная, так и то, что в нем преобладало сейчас желание возродить дедовщину. Почему он должен обслуживать их, когда они ему в дети годятся? Может, потому что они также обслуживают его, когда сами становятся дневальными? Эта простая мысль немного кольнула самолюбие Степана. Он такой же рабочий, как и они. И то, что он сдружился со старожилами археологических раскопок, да еще и назван одним из них – человеком Бориса – никак не влияло на этот простой факт. Они получали отметку о прохождении практики в зачетке, счастливица Лера, так еще закрыла долг по археологии, а он зарабатывал деньги. В обязанностях они были равны.
Покончив с завтраком, Борис повторил вчерашние наставления и дал немного времени на сборы тем, кто шел сегодня на раскоп. Степан дождался их ухода и начал мыть посуду. Он набрал в два таза техническую воду и уже хотел приступить к помывке, как его заметил Игорь.
– Ты чего делаешь? – спросил он.
– Известно что – посуду мыть буду.
– В холодной воде?
– А ты для меня ее подогреешь?
– Зачем? Ты сам это сможешь. Берешь два железных ведра, ставишь на решетку, что стоит на кирпичах за лагерем, разводишь огонь и греешь.
– Дрова в лесу?
– Дрова в лесу. Показать, где топор?
– Спасибо, за хозку отвечаю еще пока я.
– Ну и молодец.
Степан взял из хозяйственной палатки топор и отправился в то место, куда указал Игорь, но, к его счастью, искать и рубить сухое дерево не пришлось: кто-то из предыдущих дневальных уже предусмотрительно запасся дровами, сложив их под небольшой тент. Степан собрал щепу и сухую траву и при помощи зажигалки развел огонь под решеткой. Заодно захотелось покурить. Он достал пачку и с прискорбием обнаружил, что в ней осталась одна-одинешенька последняя сигарета. Курить не перехотелось, нет, но и так тратить попусту драгоценную сигарету он уже не стал, решив приберечь ее на потом. У кого, кстати, в лагере есть сигареты? Кто еще курит? Степан вспомнил, что курил Стас во время их первой встречи, но вот в лагере он ни разу не видел его с сигаретой. Прячет? Может быть. Вася Борзых и, кажется, кто-то из его парней тоже был замечен за курением. Степан решил, что обязательно стрельнет сигарету у кого-нибудь из них, после того как они вернутся с раскопа.
Дрова были сухими и хорошими, огонь разгорелся быстро, не пришлось ждать долго, пока вода нагреется. Степан взял оба почерневших с наружной стороны ведра и пошел в сторону столовой. Там налил в два таза воды и начал мыть посуду. Первый таз был необходим для того, чтобы вымыть тарелки, а второй, чтобы ополоснуть. Время от времени воду приходилось менять: уж очень жирным получилась зажарка. Закончив с тарелками, он принялся за сковородку, а после – за кастрюлю. Поскольку в ней лежали макароны, отмывать ее было сплошным удовольствием. Не повезло вчера Артему, которому пришлось начищать песком возле реки кастрюлю после гречки.
Расправившись с посудой и доложив об этом Игорю, который лежал в палатке и читал какую-то книгу, Степан отправился в лес, чтобы пополнить запас дров для дневальных. Нарубив их и пополнив поленницу, он с довольным видом вернулся в лагерь. Зайдя в палатку, обнаружил, что Игорь самым бесстыжим образом спит, книга, так и оставшаяся открытой, лежала у него на груди. Степан посмотрел на ее обложку: это был «Морской волк» Джека Лондона. Степан читал когда-то это произведение про сурового капитана промыслового судна Волка Ларсона. Вспомнив образ героя, сложившийся у него после прочтения, он заметил, что нечто похожее вызывает у него Борис. Как неутомимый капитан корабля, что зовется археологическим лагерем, Борис был таким же бескомпромиссным и увлеченным своей идеей. Степан не стал тревожить сон Игоря и отправился в сторону камеральной палатки. По его плану там должны были остаться не занятые на раскопе обитатели лагеря. Оставшаяся женская часть археологов, сидя на табуретках возле камералки, начищала в наполненных водой тазах откопанную вчера керамику. Причем делала это зубными щетками. Возле ног девушек лежал пакет с находками, а на расстеленном на земле картоне сохла уже очищенная от земли керамика.
– Вы хоть не своими зубными щетками чистите? – решил пошутить Степан.
– Нет, что ты, Степа, мы ваши взяли, – парировала Наталья.
Вика посмотрела на них, улыбнулась и продолжила мыть в мутной воде свой кусочек керамики.
– Нужна помощь? – снова спросил он.
– Если ты уже свои дела сделал, то будь добр, поменяй нам воду в тазиках.
Пока Степан менял им воду, Наталья продолжала рассказывать Вике об орнаменте на керамике.
– Вот этот узор, похожий на ячейки рыболовной сети, называется «махаоновская плетенка». Такой вид орнамента встречается только на этом городище. Махаоновцы украшали им свои глиняные сосуды.
– Да я читала об этом, но вживую посмотреть всегда интересней, – ответила Вика, рассматривая отмытый кусочек.
– Ты с первого раза сдала Матвею Юрьевичу экзамен?
– Да.
– Умница! А я вот как ребята – только после практики.
– С какой попытки?
– Да ни с какой, я зашла на кафедру после полевого сезона, он сразу и поставил.
– А вы после того каждый год ездили?
– Каждый год, да.
– Не надоело за столько лет?
– Ну, знаешь ли, нет. Я экспедиции меняла, работала у разных начальников, копала разные памятники, пока мы с Клавдией Ильиничной не осели на Махаоновке.
– А почему Клавдия Ильинична больше не вывозит экспедиции?
– Ну как тебе сказать…
– Кува…лдия Ильинична вывозила экспедиции? – удивился Степан.
– Поначалу да, они с Борисом конкурировали, пока он полностью под себя Махаоновское городище не подмял, – неуверенно ответила Наталья.
– Ого, не знал. И как она?
– Как начальник? Женщина как руководительница всегда лучше мужчины будет, не бери на свой счет. Она понимает какие-то нюансы, которые не берут в расчет мужчины.
– Например?
– Ну, посмотри на наш лагерь? Кажется ли тебе он удобным для его обитателей?
– Вполне.
– И туалеты в виде ямы, и душ, в который набирают воду прямо из реки, отчего теряется всякий его смысл, и отсутствие какого-либо тента на раскопе, где рабочие могут укрыться? Все устраивает?
– Ну я устраивался работать, а не на курорт ехал. И на такие вещи смотрю по-другому. У меня есть все, что нужно для удобной работы: вкусная еда, крыша, под которой я могу переночевать, и койка, на которой могу это сделать, зарплата, отличный коллектив. А то, что ты перечислила, я и лишением назвать не могу. Так, блажь.
– Ничего себе, блажь, я в этот ваш туалет провалиться боялась, когда эти еле отесанные бревна только увидела, – внезапно включилась в разговор Вика, надо полагать, имея в виду, бруски, вкопанные в землю над туалетной ямой параллельно друг другу, чтобы на них можно было встать.
– Ну ты же должна была знать, куда едешь? Археологический лагерь – это прежде всего место для работы, а не отдыха.
– Вот то-то и оно, Степа, – сказала Наталья, – археологический, а не спартанский. Я-то не жалуюсь, ко всему привыкла, просто при Клаве такие моменты учитывались.
– Ну, из того, что мне рассказывал Саня, здесь самый настоящий рай на земле. Вот у того же Дьячкова вашего, люди, говорит, на нарах спят, вместо раскладушек.
– Это как так на нарах? Как в тюрьме, что ли? – удивилась Вика, посмотрев в сторону Натальи.
– Не на нарах, а на деревянных настилах, на которые укладываются мягкие матрацы, это, во-первых, – не желала сдаваться Наталья. – Об Олеге Андреевиче вообще разговор отдельный, это во-вторых. А то, что Саня-болтун рассказывает, дели минимум на два, это в-третьих.
– Олег Александрович – это Дьячков?
– Да, он.
– Тут про него много говорят и редко в хорошем ключе. С ним ты тоже работала?
– Да, с ним тоже копали, до того как перебрались окончательно в Махаоновку.
– Я понял, его тут все не любят, но вот почему, никто толком нормально объяснить не может. Расскажи, как человек, судя по всему, не такой предвзятый, кто этот Дьячков и почему его так ругают все?
Наталья сперва будто напряглась, а потом звонко рассмеялась. На нее с удивлением одновременно посмотрели и Степан, и Вика, так и не приступившая с начала разговора к чистке куска керамики, который она держала в руках.
– Да уж, Степ, теперь я понимаю, что имел в виду Игорь, рассказывая о тебе. Ты действительно задаешь слишком правильные вопросы в лагере, в котором на них тебе никто не ответит, – как-то загадкой выпалила наконец переставшая смеяться Наталья.
– Ну ты-то ответишь?
– Я-то? – она с интересом посмотрела на него несколько по-другому, нежели раньше, будто оценивая. – Я отвечу. Что тебя интересует? Сама личность Дьячкова или почему его терпеть не могут люди Бориса?
Вот оно, подумал Степан, люди Бориса, не участники экспедиции и не работники, а именно люди Бориса. Причем сама она себя не причисляет к ним, хотя имеет отличные отношения с этими людьми и вхожа в круг близких Борису, судя по вечеру их приезда. Лагерь не монолитен, это уже понятно, просто раньше казалось, что идеи о подобном разделении придерживался только Саня, а тут Наташа первой же фразой подтвердила его предположения.
– Сама личность, – ответил он.
– Олег Александрович – человек не простой, да чего греха таить – сложный. Его не только здесь недолюбливают. В других лагерях и от других руководителей тоже хорошего слова о Дьячкове не услышишь.
– Чем же он так всем не угодил?
– У каждого своя правда будет. Одни расскажут про неспортивное поведение во время раскопок, другие про то, что он обманул их с зарплатой.
– Что значит «неспортивное поведение»?
– Как тебе объяснить? Он не совсем по-джентльменски поступает. К примеру, получает открытый лист на те памятники, что открыл не он. Археологическое сообщество такого не понимает и не одобряет.
– Хочешь сказать, что он отжимает чьи-то памятники?
– Не совсем. Памятник могли открыть, но разрабатывать дальше не стали. По разным причинам. Например, не приступают к новому памятнику, пока не выработают старый, или рады бы и вести пару памятников, но не хватает на это финансирования и людей. Поэтому из двух памятников выбирают тот, что уже известен и сто процентов принесет результат. Такие памятники могут долгие годы стоять нетронутыми, но официально числящимися. Вот за такие памятники и берется Олег.
– Так что он не правильного делает? Если никто не копает, а он готов, почему бы ему этого не сделать?
– Запретить ему никто не может, в этом плане все его действия ни капельки не противоречат букве закона, но я немного о другом. О морально-нравственном аспекте. Среди нас принято считать, что открывший памятник имеет на него полное моральное право. Но как ты заметил, моральное право – не юридическое. Поэтому Олег часто забирает чужие памятники, используя свои связи.
– Интересное дело, – задумчиво произнес Степан, значит, он берет себе, что хочет?
– Не совсем так. Он не идет на прямую конфронтацию, работая именно на тех памятниках, на которых никто долгое время не разрабатывал.
– А своего памятника у него нет? Или он разрабатывает сразу несколько?
– Ты не далек от истины. У него, действительно в сезон может быть одновременно два или три памятника. Сам он занимает самый перспективный, а остальные отдает своим подручным – аспирантам. Делает на них открытые листы и ведет сразу несколько раскопок одновременно. Причем далеко не всегда и не каждый год придерживается принципа «начал копать памятник – доводи его до конца». Если памятник не столь перспективен, он забрасывает его. А вообще, занимается часто поденной работой.
– Это в каком плане?
– Работает на «спасательных раскопках». Вот, к примеру, начинается какое-то строительство, во время которого обнаруживают археологический памятник. Тогда привлекают Олега, и он за один сезон полностью разрабатывает памятник, спасая, его таким образом. Конечно, спасательные работы не идут ни в какое сравнение с вдумчивыми многолетними раскопками, но часто деляги не заморачиваются даже спасением, просто получая разрешение на работы и уничтожая памятник.
– Вот сволочи!
– И не говори, так не один памятник был уничтожен. Олег, что о нем не говори, спасает их. Хотя именно за это его и не любят больше всего, считая коммерсантом от археологии.
– Ну да, теперь я понимаю Санька.
– Уверяю тебя, Саня не любит Дьячкова абсолютно по другим причинам, а вовсе не из-за того, придерживается ли Дьячков морального кодекса археолога, или нет.
– Почему же?
– Говорят, Олег не самый чистый на руку руководитель.
– Это правда?
– Не знаю, но так говорят.
– Тебя он хоть раз обманывал?
– Нет. Ни меня, ни кого из моих близких он ни разу не обманул. Платил всегда ровно столько, сколько обещал. Возможно, под обманом имеют в виду, что с этих раскопок он имеет куда больше, по сравнению с тем, сколько платит рабочим. Но здесь, все просто, не устраивает плата – не нанимайся. А нанялся, так не сетуй на то, что получил столько, сколько обещали, а не сколько хочется. Хотя, спору нет, Борис платит своим рабочим не в пример больше.
– Моего друга обманул Дьячков, – ни с того ни с сего выпалила Вика.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Наталья.
– Я про своего друга. Он на пару курсов старше меня и проходил у Дьячкова практику. После того как практика была пройдена, Дьяков предложил ему остаться и работать уже за плату. Но к концу сезона вместо обещанной зарплаты подарил ему футболку с логотипом раскопа.
– Ты меня удивила, – неуверенно произнесла Наталья, снова приступив к помывке керамики.
– А если я останусь после практики, Борис Сергеевич возьмет полноценной рабочей за оплату?
– Не знаю, Вика. Обычно студенты после месяца раскопок очень хотят домой. Не помню, чтобы кто-то из них хотел остаться, кроме архаровцев Бориса.
– Почему архаровцы? – вдруг спросил Степан.
– С историей у тебя совсем плохо? – переспросила, Наталья, но после того как увидела выражение лица Степана, стала спешно объяснять. – Была такая историческая личность – Николай Петрович Архаров. Вояка и держиморда, каких поискать. Участвовал в подавлении чумного бунта при Екатерине Великой, за что был назначен московским обер-полицмейстером. Начальником полиции то есть. Он железной рукой наводил порядок, и его очень боялись жители города. А полицейских при нем, действующих в соответствии с его видением поддержания законности, прозвали архаровцами.
– Из всех архаровцев, получается, только Стас подходит под это описание.
– Не думаю, что Борис заморачивался тем, чтоб парни подходили под определение этого термина, когда давал им такое прозвище, скорее всего, он просто отметил таким образом то, что признает их как часть своей команды.
– Слушай, раз уж коснулись Бориса, ты не ответила мне на второй вопрос?
– Разве ты его задавал?
– Ты сама озвучила его, когда спросила, что именно я хочу узнать. Почему люди Бориса не любят Дьячкова?
– А ты сам как думаешь?
– Предположений много.
– Он хотел забрать себе Махаоновку.
– Каким образом, если Борис ее копает?
– Борис считается начальником и действительно ведет дела, но открытый лист он давно не брал. Вернее, ему перестали его давно выдавать. Открытый лист на Махаоновку получает Матвей Юрьевич, а не Борис.
– Да, я знаю это.
– У Матвея Юрьевича, сам понимаешь, возраст. Этим и хотел воспользоваться Олег, но Борис тогда невероятными усилиями отстоял Махаоновку за Матвеем Юрьевичем. Его связи оказались позубастее связей Олега. Поэтому тот отступил. Но планы на этот памятник не оставил. Да и Махаоновка – довольно жирный кусок для тех, кто любит деньги. Финансируют ее так, как не финансируют ни один из других памятников.
– Разве? Борис жаловался, что от государства почти ничего не получает.
– Получает, причем довольно много, но не напрямую.
– Через меценатов и покровителей?
– Знаешь, что Степ. Тут мы ступаем на довольно зыбкую почву. Я и сама не хочу влезать в разборки верхов, но скажу, что государство Бориса финансирует очень, мягко говоря, неплохо.
– Но не на прямую?
– Но не на прямую.
– А зачем тогда им это?
– Все любят красивые цифры в отчетах и свои фамилии после удачных проектов, а Махаоновка – очень удачный проект. Экспонаты из нашего музея посетили не один город России. Наше золото не хуже золота скифов, и его охотно презентуют не только у нас, но даже за границей. Разумеется, есть люди, которые это курируют.
– Эти люди являются теми самыми покровителями Бориса?
– Степ-Степ, уймись, – снова рассмеялась она, – ты точно к нам работать приехал, а не выяснять в пользу Олега, кто финансирует Бориса?
– Вы сговорились, что ли? Меня уже Борис решил проверить.
– Да я знаю. Мне Игорь рассказывал.
– И что скажешь?
– Борис – большой ребенок.
– Вот то-то и оно.
– Ладно, не отвлекай нас, нам еще целый пакет чистить.
– Помочь вам?
– Как хочешь.
Втроем они успели почистить всю имеющуюся керамику, да еще и хватило времени для обязанностей Степана. Он набрал в душ воды, также заранее поставил ведра греться на костер и к моменту, когда его позвал помогать Игорь, был уже свободен. Рабочие вернулись с раскопа за полчаса до обеда и как в прошлый раз отправились купаться. Девушки заняли очередь в душ, сразу после того, как место забронировала за собой Кувалда, а парни сразу отправились на речку. Степан поинтересовался у пришедшего с раскопа Лени, нашли ли что-нибудь ценное сегодня, но тот ответил, что на весь снятый слой у них в основном керамика, правда, в этот раз куда больше. Целых два пакета. Их предстояло отмыть Наталье и Вике после обеда, на который всех ждал рыбный суп. В этот раз без второго. Почему? Игорь не сказал, а Степан не поинтересовался. Сам он думал, что причиной стал глубокий сон, в который погрузился повар после завтрака. Глубокий, а главное – долгий. Степан не очень протестовал против такого решения, поскольку посуды придется мыть ему явно меньше, нежели если бы в наличии было и второе блюдо.
Борис сегодня был в явном расположении духа, о чем говорили шутки и остроты, отпускаемые им в сторону рабочих. Одна из них предназначалась и Степану. При встрече с ним Борис поинтересовался, каково это – чувствовать себя иждивенцем? И услышал, что как только Степан встретит иждивенца, обязательно у него уточнит. Ответ Борису пришелся по душе и, рассмеявшись, он похлопал Степана по плечу. Он уже привык к подобной фамильярности. Этот и ряд других случаев выдавали Бориса человеком настроения. Если первокурсница находила золото первой, да и еще не вспомнила из какого пласта дерна достала его, он сердился и пребывал в раздражительном состоянии духа, отчего все старались держаться от него подальше, а если он улыбался, то для остальных участников экспедиции наступали спокойные времена. Добрый начальник – хорошее предзнаменование и счастливый день. Борис был добр и весел. Причина неизвестна: или ничего страшного не случилось после нахождения первокурсницей золота, или он просто встал с той ноги. Факт тем не менее оставался фактом. После часового отдыха все вновь ушли на раскоп, а Степан вновь остался в лагере. В этот раз Наташа тоже отправилась на раскоп, оставив промывать керамику только Вику. Видно, она следовала следующей логике: я тебя научила, теперь справишься одна. Поскольку Степан вымыл посуду во время сонного часа, освободившееся время он решил посвятить добрым делам. Предложив Вике помощь, он встретил искренний благодарный взгляд, после чего уселся на Наташиной табуретке и принялся начищать зубной щеткой керамику. Оказалось, что без Наташи, дело идет вовсе не так споро, и Вике точно понадобилась бы помощь.
Проходящий мимо Игорь предложил раскинуть партейку в карты, но Степан ответил, что обязательно оставит повара в дураках сразу после того, как поможет первокурснице. Ожидая, что Игорь тоже присоединится к ним, он удивился, когда услышал его отказ. Повар попросил разбудить его, как закончат, и снова ушел спать. Вот она – альтернатива работе на высокой кухне. Состряпал суп и спишь весь день. С другой стороны, каждый должен заниматься своим делом. Помощь девушке не входила в обязанности Степана, но бездельничать он тоже не мог, а спать не хотел. Тем более что благодаря помывке появлялась возможность хоть как-то прикоснуться к археологическому ремеслу. Некоторое время они мыли молча, затем Степан решил разузнать о студентах у Вики побольше и начал с вопросов о ней.
– Ты сама хотела поступить на археолога? – спросил он.
– Я не собиралась стать археологом. Я хочу стать историком.
– А археологи – не историки?
Вика удивленно на него посмотрела, подумывая, не подшучивает ли он над ней, но после того как убедилась, что это не так, или, возможно, вспомнив, как Наталья упрекала его в незнании истории, глубоко вздохнула.
– Есть такая штука как специализация, – ответила наконец она.
– Я это знаю.
– Ну, раз знаете… в общем, она есть и на истфаке. Кто-то является специалистом по Древнему Риму, кто-то изучает Петровскую или Екатерининскую эпоху, археологи специализируются на той эпохе, что откапывают.
– А если ты изучаешь эпоху Петра Первого, что тогда откопаешь ты?
– Ну, как вам объяснить? Археологи занимаются в основном только древностями, теми, что можно выкопать из-под земли. Люди, изучающие более молодые, если так можно выразиться, периоды, работают в архивах и изучают источники.
– Работают с бумажками?
– Ну, если грубо сказать, то да.
– То есть одни копают, а другие ковыряются в бумагах. Это же скукота.
– Для кого-то скукотой может показаться ковыряние в земле. Но вы, как я вижу, очень рветесь на раскоп. По всей видимости, вам это интересно. Я это уважаю. Почему же вы тогда обзываете то, что интересно мне, скукотой?
Степан не сразу нашелся, что на это ответить, так как претензия девушки была, скорее справедливой. Но промолчать тоже было нельзя.
– Не обижайся, просто мне кажется, что здесь ты наглядно видишь результат своего труда. Блин, да о чем мы говорим?! Откопать золото ты разве можешь в своем архиве?
– Только фигурально. Золото не откопаю, но работа в архивах нуждается в не меньшей внимательности и дает для науки не меньшую пользу. Может быть, менее заметную, чем золото в краеведческом музее, но не менее важную.
– Приятно, что у нас такая ответственная и небезразличная молодежь. Остальные ребята тоже такие?
– Ну… они хорошие. Но большинство поступило потому, что на истфак проходной балл был ниже, нежели туда, куда они хотели поступить.
– О как!
– Да, так сейчас везде. Слышали же, что Оля говорила, о своем отношении к археологии? Она попросилась сюда, только чтобы практику закрыть и зачет получить. Крепостной себя назвала.
– И все, как она?
– Не знаю, я не сказать чтобы очень тесно со всеми ними общалась, хотя Лера и Артем – хорошие. А Витек, как мне кажется, просто от армии косит, так как не хватило баллов для поступления туда, куда хотел. Он вроде говорил, что родители не захотели за его обучение платить.
– То есть ты одна пошла учиться туда, куда хотела?
– Из тех, кто здесь, наверное, да.
– Уже не так восхищаюсь нашей молодежью.
– Ну справедливости ради хочу сказать, что образование – это еще не показатель и не мерило способностей человека.
– Тут ты права.
Степан, положил очищенный кусочек керамики на лежачий на земле картон и взял из пакета новый образец. Тот оказался странно изогнутым. Степан недоуменно поглядел на него.
– Это венчик, – объяснила Вика, – верхняя часть сосуда. Вернее, кусочек от нее.
– Понятно, спасибо. Кстати, все хотел узнать – что за книгу ты постоянно читаешь?
– Это философия. Гегель.
– Ну и как? Интересно?
– Пожалуй, это не совсем подходящее слово. Гегель, как и Шопенгауэр, хотя и обожали Канта, оба отрицали его положение о фундаментальной непознаваемости вещей самих по себе. Гегель считал, что все сущее познаваемо, а…
– Постой-постой. Вижу, что интересно.
– Не обижайтесь, но, кажется, что вы сейчас лукавите.
– Ну, я смотрю на это таким образом: это не практично, а значит, не несет пользы.
– Вы материалист?
– Как скажешь, – рассмеялся Степан, – я не ищу умных слов, чтоб как-то обозначить свою жизненную позицию. Но она примерно такая: если я могу это потрогать, понюхать и увидеть, значит, в этом есть какой-то смысл. Это сделано для чего-то или кого-то. А разговоры о том, что познаваемо ли сущее, или не познаваемо – удел тех, у кого много времени.
– Вы совсем не читаете?
– Почему? Читаю иногда. Детективы там, помоложе был – любил Джека Лондона.
– Это многое объясняет.
– Что, например?
– Лондон был социалистом.
– Джек был бродягой, моряком и золотоискателем. И писал о том, что пережил сам. Поэтому книги у него были честные и интересные, потому что про жизнь. А был ли он социалистом или еще кем, это дело десятое.
– Я понимаю, что вы хотите мне сказать. Но если у вас будет время, я рекомендую вам к прочтению Гегеля. Знаете, мозги тоже заставляет поработать.
– Считаешь, что у меня не работают мозги?
– Глупости какие вы говорите. Я просто посоветовала вам книгу, только и всего.
– Хорошо, дай почитать.
– Договорились.
Отмыв весь пакет и вспомнив, что обещал разбудить Игоря, Степан отправился в их палатку. Игорь проснулся сразу же оттого, что его похлопали по плечу. Проснулся с криком: «Проспал?» Но получив отрицательный ответ, успокоился. Вдвоем они разыграли партию в дурака, после которой дураком остался Степан. Следующая игра подтвердила этот приговор.