Павел Игоревич Коломиец
Один полевой сезон
Степану забавно было наблюдать за изменениями в человеке, когда ему хочется показаться перед кем-то более значимым. Тем, кем он, как правило, не является. Моментально меняется все поведение человека, от мимики до манеры говорить. Вот только что был замечательный парень – и в мгновение ока будто перевоплотился. Появляется надменность и легкая отстраненность от привычного образа. Особенно это ярко выражалось в те моменты, когда нужно распушить хвост перед противоположным полом. Хотя и сложно осудить за простое желание показаться лучше, но зачастую люди совершают в такой ситуации ряд ошибок. Или сторонятся друзей, которые могут «произвести неправильное впечатление», или – еще хуже – пытаются утвердиться за счет этих самых друзей. Особенно жалко это смотрится в тот момент, когда дутый образ лопается, как мыльный пузырь, и надо понуро брести обратно к тем, кого не так давно чурался. А не лопнуть он не может, так как все ненастоящее и наносное рано или поздно сталкивается с подлинной сутью человека и всегда проигрывает ей. Так, Степан вспомнил своего одноклассника Генку Шарапова, который из штанов выпрыгивал, чтобы показаться Ольге стоящим парнем и «правильным пацаном». Пыль в глаза пустить не удалось, и попытка «развести» Степана на деньги, прикрываясь какими-то очень важными знакомыми, закончилась для Генки выбитым зубом. А Степан остался с Ольгой. Посмотрев несколько дней на ужимки прыгающего и гнувшего пальцы ухажера, отправившегося в нокаут после первого же пропущенного удара, она обратила внимание на простого парня, спокойного, но уверенного в себе. На него. И вот уже через год у них очередная годовщина свадьбы. Сколько же времени утекло с тех пор?
Пока Степан обдумывал простую мысль, что «быть» всегда выигрывает у «казаться», Санек отошел от одной из палаток первокурсников и жестом указал Степану в сторону кухни. Зайдя в нее, он уселся за ближайший стол и напустил на себя довольно важный вид.
– Смотри, Степ, нравится тебе или нет, но ты – человек Сергеевича, – без особого предисловия начал он.
– Раз ты так говоришь, – ответил Степан, без явных эмоций.
– Я даже не про то, что он твой работодатель. А про то, что Сергеевич признал тебя своим человеком. Человеком, которому можно доверять.
Степан понимал, куда клонит Санек, но уж больно ему не понравилась формулировка. Что это, в конце концов, значит – признал своим? Он, что вещь? Считает, что можно доверять? Пусть так. Но, во-первых, он сам должен сказать о подобном или показать это действием. Признание заслуг в качестве зама по МТО в расчет Степан не брал. А, во-вторых, Степан не был уверен, что сам доверяет Борису. Из всех руководителей, которым ему приходилось подчиняться, начиная с ротного в бытность службы и заканчивая Ивановичем, Борис казался самым непонятным ему человеком. Пока со стопроцентной уверенностью он мог только констатировать, что тот является фанатом своего дела. Это было видно в делах и поступках, для этого не нужны были слова. Кроме того, он точно был профессионалом. По услышанным им обрывкам фраз и по грамотному обустройству лагеря можно было судить, что Борис не только живет своим делом, но и отлично в нем разбирается. В остальном же он был непонятен Степану. Какие-то странные меценаты, стоящие за ним, конфликты с администрациями вуза и региона, которых Борис не боялся, некая закрытость при кажущейся широте натуры – все это давало Степану поводы сомневаться в том, что ему так уж хочется считаться человеком Бориса.
– По документам начальником числится Юрьевич, он же является завкафедрой археологии, на нем открытый лист12, а еще он решает дела с ректором университета. Но в экспедиции всем рулит Сергеевич. Он решает, кого брать, кого нет. Как поступать, что копать. Юревич ему не перечит и правильно делает, – тем временем продолжал Санек.
– А К… Клавдия? – запнулся, чуть не назвав ее Кувалдой, Степан.
– Клювдия? Она тоже при кафедре числится. Копала раньше с Моисеевой, потом немного с Дьячковым, но баба с таким характером скверным, что ее везде погнали, вот и прибилась к Сергеевичу. А поскольку они работают в одном месте, то отказать он не смог… ну или не захотел, бог его знает. В общем, эта приблуда сейчас с нами копает. Но только она не одна приезжает, а со своими людьми. Самый мерзкий из них – Вася Борзых. Мы называем его Борзым промеж собой. Тут погоняло верное. Дерзит, работать с ним сложно. В общем, скверный мужик, как и Клювдия.
– А женщина с ними? Борис, кажется, довольно радушно ее принял?
– А, Наташка? Ну, она в музее краеведческом работает кем-то. Подбилась к нам вместе с Клювдией, но тетка приятная. По крайней мере, в общении и работе. Почему дружит с Клювдией, ума не приложу.
– Замужем? – непонятно зачем, прежде всего для себя самого, спросил Степан.
– Да, бог ее знает. Погоди, а тебе зачем это? – несколько насторожился Санек, с оттенком лукавства.
– Да, просто. Надо же знать, с кем работаешь…
– А про Клювдию почему не спросил тогда? Не интересно, с кем работать надо? – уже не скрывая издевки, продолжал Санек.
Парировать было нечем, поэтому Степан просто отрезал:
– Спросил и спросил. Тебе что? Горячо или холодно с этого?
– Да, впрочем, нет.
– Ну и закрыли тему. Расскажи лучше, что там за отношения между Борисом и этой Кувалдой? – тут уже не сумев сдержаться, выпалил Степан. Уж очень закрепился образ Кувалды при ассоциации с той женщиной.
–Как говоришь? Кувалда? – быстро переключился Санек.
– Ну, Клавдия эта.
– А что, Кувалда ей подходит. Надо парням сказать. Ишь… Кувалда…
– Так что с ней?
– Работают на общем раскопе. Если рабочих приезжает много, то Сергеевич ей и ее людям отдельный раскоп выделяет. Но в этом году вроде не собирался, ты сам слышал.
Степан припомнил недавний разговор, из которого выходило, что Борис планировал разбивать два раскопа. Один – для рабочих, другой – для студентов. Ни о каком раскопе для Кувалды речи не шло.
– А еще… – начал Санек, но тут же замолк, так как на кухню вошла Наташа, дама из музея.
– Привет, мальчишки, – поздоровалась она.
– Привет, Наташка, – ответил, Санек.
– Здравствуйте! – поздоровался Степан
– Это Степа, – представил его товарищ.
– Наташа, очень приятно, – улыбнулась она Степану, а затем перевела взгляд на Санька:
– Саш, Игоря не могу найти. Не знаешь, где он?
– С молодежью вроде был, – неуверенно ответил Саня.
– Ладно, видно, пропустила, – сказала она с улыбкой и пошла в сторону палаток практикантов.
Саня испытывающее посмотрел на Степана, но тот, не подав виду, что обратил на это внимание, пролепетал что-то про необходимость разобраться с хозкой и вышел из кухни, отправившись, правда, в противоположную сторону.
Вечером того же дня дневальный, которым был назначен Стас, прокричал о начале ужина на час раньше обычного. Степан в это время сидел на поваленном дереве у речки и не услышал этого. Он позвонил Ольге, отойдя подальше от лагеря, а затем, закончив разговор, остался возле реки, вглядываясь в движущийся поток. Как известно, человек может наблюдать долго за тремя вещами: как горит огонь, течет вода и работает другой человек. Что-то особенное было в этой реке. Казалось бы, неспешное течение ее вод таило в себе какую-то загадку. Интересно, подумал Степан, раз в этих краях есть золотые находки, то намывают ли в реке само золото? Откуда-то же брались золотые артефакты?
На другой стороне реки располагался лес. Берега обрамляли каменные валуны, в некоторых местах река подмывала могучие деревья так, что часть оголенной корневой системы нависала над берегом. Очевидно, это произошло в те моменты, которые описывал Санек: когда река выходила из берегов, а тихое течение сменялось бурным потоком. Вдали виднелся бурелом. Казалось, будто река не просто разделяет лес на две части, а является границей между двумя мирами. Один – облюбованный человеком, а другой – дикий и нетронутый. Степан присел на упавшее дерево и задумался, глядя на всю эту красоту. Место вообще располагало к размышлениям. Оно возрождало в памяти какие-то давние мечты и пережитые впечатления. О том, как ходили с классом в лес, как клали в угли картошку и ели, перекидывая между ладоней еще горячий клубень. Можно было даже не чистить, просто есть со шкуркой. Вкуснее ничего не было. Куда это все подевалось? Как давно он не выезжал в лес? Не так, чтобы на шашлыки семьями, а по-настоящему? Когда жизнь превратилась в извечный круг – работа – дом? Вопросов было много, а ответ один: он повзрослел и, кажется, успел состариться. Школа, техникум, армия, свадьба, работа. Из разнообразий были лишь редкие путешествия, да и то самое дальнее место, где он был, – Москва. Столица ему не понравилась: слишком суетная, шумная, поэтому после нее долго отдыхал в кажущейся до поездки очень суматошной столице региона. Города – что большие, что маленькие – крали много времени, некогда было даже остановиться и задуматься о каких-то мелочах. Постоянно в движении. Когда все надоедало, он менял место работы, иногда даже с меньшей оплатой, и ехал в небольшие города, как тот, из которого недавно перебрался обратно в столицу региона. Но вот так, чтобы в самую глушь, выехал впервые. За малые три дня, занятые работой, Степан понял для себя, что здесь все ему по душе. Это место и эти люди. Даже задира Стас.
А вот и он, легок на помине. Не подходя слишком близко, он окрикнул Степана. В голосе не было агрессии.
– Степ, – позвал он.
– Да, Стас? – отозвался Степан.
– На ужин идешь?
– Так рано? Час же еще до ужина.
– Борис Сергеевич велел сегодня пораньше накладывать. Игорь приготовил жаркое.
– Жаркое? Да, спасибо, сейчас приду.
Стас, казалось, хотел добавить что-то еще, но, видно, передумал и повернулся в сторону лагеря. Туда же следом за ним отправился и Степан.
Столовая была забита народом. За преподавательским столом сидели Борис, Матвей Юрьевич, грозная Клавдия и Наталья. Столы для работников тоже были заняты. За одним сидели те, кто строил лагерь, вместе с водителями, за другим – вновь прибывшие работники и студенты. Степан подошел со своей тарелкой к Игорю, тот до краев наполнил ее аппетитно пахнувшим жарким. Степан уселся между Саньком и беседовавшим с Леней Олегом. Стас уселся последним. Какое-то время в столовой стоял гул, затем Борис встал, и повисла тишина. Если, конечно, не считать квакающих вдалеке лягушек.
– Ребята, – начал Борис торжественным голосом. – Сегодня, наконец, мы можем отметить первый день нашей экспедиции. Сезон, как я говорю обычно, начинается именно с того момента, когда построен лагерь. Завтра мы начнем разбивать раскоп. За работой там будет проходить основное время вашей практики.
При этих словах он повернулся в сторону студентов.
– Как только пойдут находки, часть девочек будет переведена на камеральные работы в лагерь, – продолжал Борис, – будете помогать Наталье Семеновне мыть и шифровать керамику.
– Шифровать? – спросил шепотом у Санька Степан.
– Потом объясню, – отмахнулся тот.
– Парни, вы будете помогать остальным мужчинам: выносить землю из раскопа, отодвигать отвал, носить пакеты с находками в лагерь, – вещал тем временем Борис. – Над каждым раскопом будет назначен старший. На раскопе вы непосредственно подчиняетесь ему, а также любому из сидящих здесь за столом преподавателей. Кто найдет золотой артефакт – тому проставляю несданный экзамен автоматом.
За столом, где сидели первокурсники, засуетились.
– А если я уже закрыла экзамен? – спросила девица, которая по приезде была одета во все черное.
– Ну, дополнительную банку сгущенки попрошу Игоря Александровича выделить в твое частное пользование, – с улыбкой ответил Борис.
– Золото в обмен на сгущенку? – презрительно добавила ее соседка, та, что демонстративно закатывала глаза во время инструктажа.
– Послушай меня, краля, – при этих словах Бориса глаза у девицы вспыхнули ненавистью, – все золото принадлежит здесь государству и благодарным потомкам. Единственное, чем ты можешь здесь обмениваться, – это опытом, и ой как сомневаюсь, что твой хоть сколько-нибудь ценен в нашем деле.
Девица прикусила язык и дальше слушала Бориса со вниманием, как и остальные студенты и рабочие, разве что лысый мужичок, названный Саньком Борзым, поглядывал на работников, сидящих за другим столом. Борис объяснил всем правила поведения и общежития в лагере и на раскопе, представил работников, строивших лагерь, назвав каждого по имени и отчеству, затем пожелал всем приятного аппетита и уселся трапезничать.
Из нововведений Степан услышал о том, что после завтрака, обеда и ужина дневальный моет посуду за остальными участниками экспедиции. Во время постройки лагеря они мыли посуду каждый сам за собой. Теперь же, когда число обитателей лагеря увеличилось, самоуправление, по всей вероятности, уступило место ранее заведенному порядку.
Кажется, Борис слегка увлекся с речью, подумал Степан, заметив, что жаркое немного остыло. Однако умял все быстро и, как водится, с аппетитом. Съев основное блюдо, он оглядел уставленный блюдами стол. Нельзя сказать, что он ломился от разносолов, но был лучше, чем обычно. Добавились салатники, из которых каждый накладывал себе сам, несколько подносов с бутербродами, а вместо чая или компота были поданы кувшины с домашним квасом, который Борис привез сегодня из Махаоновки. Едва ли такой ужин будет всегда, просто Борис, как заметил Степан, любил произвести впечатление. Сегодня ему захотелось предстать перед работниками в образе радушного и гостеприимного хозяина. Хотя, возможно, такой стол накрывают каждый раз по случаю открытия сезона. Не хватало чего-нибудь покрепче кваса в таком случае, ну да бог с ним.
После окончания ужина Борис встал, громогласно назначил дневальным на завтрашний день некоего Артема, а также объявил о том, что трапеза окончена. После чего сел обратно на свое место и завел разговор с Матвеем Юрьевичем. Ну как разговор – Матвей продолжал ужинать, время от времени кивая на очередную фразу Бориса. Постепенно столовая стала пустеть. Кто-то продолжал еще сидеть и разговаривать, а кто-то ушел в свою палатку. Когда стало смеркаться, Стас врубил генератор, чем вызвал сразу смену обстановки: в столовой появился свет, а также произошел стервятнический налет студентов с зарядными устройствами на удлинители с розетками. Степан разговаривал с Саней, который объяснял ему значение терминов: шифровать и двигать отвал. Первое означало «подписывать тот или иной артефакт особым шифром при помощи туши и пера», которым Степан писал еще в школе. Шифр, как правило, содержал самые необходимые сведения об артефакте: место, дату и условия его нахождения. Это главный документ артефакта. Второй термин обозначал перекидывание лопатами подальше от раскопа кучи уже отработанной земли, в которой точно не осталось ни кусочка керамики или иной редкости. Краем глаза Степан заметил, как Леня собирает тарелки и складывает возле тазов с водой. Стаса поблизости не было.
– А разве не Стас дневальный сегодня? – спросил он у Санька.
– Стас, все верно.
– А почему Леня посуду моет? Стас его заставил?
– Нет, – рассмеялся Санек, – Стас его в карты обыграл несколько раз на желания. Вот, Леня и моет.
– Понятно, – с разочарованием произнес Степан.
Людей на столовой становилось все меньше. Вскоре за столами остались сидеть только Степан с Саньком, да девушка, сдавшая все экзамены. Она читала какую-то увесистую книгу. Борис и Матвей ушли раньше, Игорь тоже куда-то пропал. Степан поговорил еще некоторое время с Саней и тоже засобирался на боковую. Однако тот остановил его.
– Погоди, Степ.
– Чего еще?
– Скоро самое интересное начнется.
– В смысле?
– Сейчас народ спать ляжет, мы у Сергеевича посидим.
– Так он меня не звал, – неуверенно ответил Степан.
– Ну, раз я тебе это говорю, значит, звал.
Степан удивился, но кивнул в знак согласия. Они посидели еще некоторое время, после чего Стас выключил генератор и позвал их к палатке Бориса. Ее они установили на некотором удалении от лагеря, за кустарником. Теперь Степану стало ясно почему. Кусты вкупе с удачно поставленной машиной закрывали от любопытных глаз вид на полянку перед его палаткой. За эти дни Борис также обустроил место, где ему предстояло жить в течение этого сезона. На дереве рядом был повешен отдельный умывальник, перед палаткой стоял раскладной столик и стулья, на которые уселись Борис с архаровцами, а также присоединившийся к ним Матвей Юрьевич. Возле стола суетился Игорь, накладывая закуску и разливая по стопкам откуда-то взявшийся коньяк.
– Вечер добрый! – поздоровался Степан.
Борис смерил его презрительным взглядом. Взоры остальных собравшихся, кроме Игоря, также были обращены в его сторону. Все они будто изменились. На их лицах не было ни следа расположения. Игорь продолжал разливать коньяк, избегая встречи со взглядом Степана. Санек отошел от него на несколько шагов и также замер.
– Ну, а теперь скажите мне, Степан Ильич, – обратился к нему Борис с холодком в голосе, – с какой целью Дьячков послал вас к нам в лагерь?
Глава шестая
Первым на ум Степану пришло переспросить, что именно сказал ему Борис. Однако мгновенное замешательство ушло, и он уже точно отдавал себе отчет: сказано было ровно то, что он услышал. Вторым было желание понять, не является ли сказанное шуткой? Однако по сосредоточенному лицу Бориса не видно было, что он шутит. Поэтому на смену ступору пришел вопрос: а не охренели ли они тут все часом? Попутно его посетило ощущение, что произошла какая-то путаница. Очевидно же: это какая-то ошибка, и следует объяснить всем тот простой факт, что никакого Дьячкова он в глаза не видел и узнал о его существовании лишь здесь, в лагере. Мысли приходили разные, но ни одна из них не побудила Степана к конкретному действию. Так он и стоял ошарашенный на протяжении некоторого времени, прежде чем не выдавил из себя изумленное:
– Что?
Не зная, чего дальше ожидать от Бориса, Степан уже собирался закричать, но тут заметил на лицах архаровцев едва читаемые улыбки. Вернее, такой она была у Олега, Леня же очевидно прикусывал щеки, чтобы не засмеяться. Прежде чем окончательно догадаться, что здесь происходит, Степан услышал ворчливый голос Игоря, ставившего початую бутылку на стол:
– Дурак ты, боцман. И шутки у тебя дурацкие.
И тут Борис сделал то, чего не делал за все дни пребывания в лагере, – от всей души расхохотался. Остальные также начали смеяться, даже Матвей Юрьевич и тот улыбался, а, казалось, серьезный человек. Не смеялись только Игорь и Санек. Первый всем видом показывал, что не понимает таких шуток, а второй смотрел в сторону Степана как-то виновато, слегка пожимая плечами: мол, не моя идея, прости.
Казалось, дважды за короткое время на лице Степана отразился весь спектр переживаемых эмоций. От удивления и злости, до понимания и веселости.
– Ну, чего стоишь, казачок ты наш засланный, – обратился к нему Борис, одной рукой вытирая проступившие слезы, а второй указывая на свободное место за столом, – садись, гостем будешь.
Степан присел на железный стул, стоявший аккурат напротив Бориса. Его разыграли, но, очевидно, не до конца, слишком рано розыгрыш испортил Игорь.
– Видел бы ты свою рожу, – не унимался Борис.
– А с чего ты вдруг решил, что я вообще на это как-то отреагирую? Что эта фамилия мне о чем-то скажет? – с вызовом спросил у Бориса Степан. – Я твоего Дьячкова в глаза не видел,
– Наблюдал я за тобой, Степа, как и за всеми здесь. Но за тобой особенно. Ты человек новый, а ведешь себя как бывалый, вон архаровца моего шугаешь почем зря, – тут он указал в сторону Стаса, – интересуешься многим, не стесняешься спрашивать о том, что тебя заботит. В общем, проявляешь участие. Работникам моим ты нравишься, да и я пока доволен тобой. Труд, вижу, любишь и не избегаешь, за пару дней в коллектив наш влился. А это чего-то да стоит. Поэтому ты здесь с нами.
– А розыгрышем чем обязан?
– А считай это боевым крещением и проверкой. Мы тут люди с чувством юмора, особенно Юрьевич, – Борис кивнул в сторону коллеги, – это, как водится, признак интеллекта. Трудоголики нам нужны, мы тут все такие, но безмозглые трудяги – нет. Да и нечего Стаса нашего кошмарить, сам напросился.
– Может, хватит, Борис Сергеевич? – недовольно проворчал Стас.
– Ишь ты! Я их выкормил, вырастил, а они на меня голос повышают, – наигранно обиделся Борис и уставился на Степана. – Ну что, Степан Ильич, добро пожаловать в команду?
Вместе с этими словами он протянул свою руку. Степан посмотрел на нее не очень долго, чтобы не обидеть, но достаточно, чтобы дать понять, что в эти игры он играть не намерен, а после этого ответил на рукопожатие.
– Ну вот и славненько, – улыбнулся Борис
Все начали устраиваться за столом. К Степану подошел Санек, присел рядом и испытующе посмотрел ему в глаза: не обиделся? Степан понимающе подмигнул ему, про себя подумав, что нужно будет вернуть шутникам должок. Игорь уселся во главе стола, справа от Матвея Юрьевича. Тут был интересный момент: ни один из руководителей, ни юридический, ни настоящий, как сам называл себя Борис, не сели во главе стола, уступив это место повару. Но даже сидя здесь, Борис, как показалось Степану, указал на свое положение в лагере – уселся ровно посередине. По правое плечо от него сидел Матвей Юрьевич, а по левое – Стас. Леня устроился напротив Игоря, а Олег напротив Стаса. Места нашлось для всех.
– Такого стола не хватало в первые дни, – приметил Игорь, – да и стульев тоже.
Степан молча согласился с ним, вспомнив ящики, за которыми и на которых им приходилось сидеть в первое время, пока не было установлены столы и лавки.
– Я же давал тебе стол, Боря? – удивленно спросил у коллеги Матвей Юрьевич.
– Давал, Юрьевич, только он общему благу служит: на нем Игорь готовит, – ответил Борис, поматывая стопкой с коньяком, в знак того, что устал от томительного ожидания.
– Ну, Сергеевич, с тебя тост, – понял намек Игорь, тоже подняв стопку.
– Долго разглагольствовать не буду. Скажу только, что завтра все начнется по-настоящему, – с этими словами Борис обвел взглядом остальных, – а значит, предлагаю выпить за удачу. Пусть она не отворачивается от нас и в этом сезоне.
С этими словами Борис залпом опрокинул стопку, взял со стола зеленый лук и, обмакнув его в пиалу с солью, закусил. Остальные последовали его примеру, закусывая кто чем горазд: соленой капустой, маринованными грибами и огурчиками. Олег и Леня в очередной раз предпочли этому способу лимонад.
– Сколько вас дураков учить, – проворчал Игорь, – запивать вредно, закусывать надо.
– Закуска градус крадет, – попытался отшутиться Олег.
– А газировка, значит, не крадет?
– Вредно, скажу я вам на свете жить: от этого умирают, – схохмил Санек.
– Я тут смотрю, клуб любителей Петросяна собрался? – с холодком заметил Игорь.
– Ты чего злой такой сегодня? – поинтересовался у него Санек.
– Не злой, а уставший. Ну и злой! Куда без этого! На такую ораву приготовил сегодня, хоть бы кто подошел после ужина «спасибо» сказал!
– Считаешь, себя незаслуженно обделенным благодарностью? – поинтересовался Борис.
– Да от вас-то доброго слова не дождешься, оно и ежу понятно, но вот новички. Хоть один бы подошел, поблагодарил. Нет, воспринимают как должное.
– Да вроде одна поблагодарила, – неуверенно сказал Олег, – та, что на готку похожа.
– Это с кучеряшками которая? Забитая?
– Она.
– Ну ладно, значит, не все прогнило в датском королевстве. Только не припомню, когда она это сделала.
– Когда из-за стола встала и за книгой пошла.
– Так уж и быть, сменю гнев на милость, – делано заерзал на стуле Игорек.
– Странная она какая-то, – немного подумав, добавил Санек, – что про нее скажете, Матвей Юрьевич?
– Дети есть дети, они всегда с причудами. Каждый со своими и каждый курс с новыми, – с доброй улыбкой ответил тот.
– А в целом как вам молодежь наша? – тут уже Игорь задал вопрос, обращенный ко всем.
– Помимо того, что они неблагодарные едоки? – ехидно переспросил Саня.
– Ну, это всего лишь значит, что в вашем хамском кругу прибыло, я не об этом.
– Пацаны – стремные, девахи вполне себе, – емко и коротко ответил Стас.
– Кучерявая особенно? – подшутил над ним Олег.
– На сестру твою похожа.
Олег выругался в адрес Стаса, а Санек объяснил недоумевающему Степану, что Стас некоторое время встречался с сестрой Олега, но любви у них не вышло, то ли по его дурости, то ли из-за ее скверного характера, по словам самого Стаса. После этого друзьями архаровцы быть не перестали, но крепко поссорились. Потом, правда, помирились: чего делить-то?
– Мне другая брюнетка понравилась, – тихо произнес Леня.
Санек понимающе кивнул, судя по выражению лица, что-то хотел сказать, но сдержался. А вот Стас не промолчал:
– Не твой уровень, Лень.
– Тебе почем судить?
– Да так, не осилишь такую девчонку, у нее характер сильный.
– А у меня слабый?
– Тебе… поспокойнее девушка нужна.
Это было первое препирательство между Леней и Стасом, которое увидел Степан, и удивительно в нем было то, что Стас попытался увести разговор, чтобы напрямую не обидеть, товарища.
– Остальные что скажут? – прервал неловкое молчание Борис.
– По мне – нормальные, судить пока рано, вот только попугай ряженый мне не очень понравился, – высказал свое мнение Олег.
– Согласен с Олежкой, – кивнул Санек.
– А ты, Степан, что скажешь? – поинтересовался Игорь.
– Соглашусь с Матвеем Юрьевичем. Дети и есть дети. Куда приехали, судя по внешнему виду, не сильно понимают. Ведут себя естественно: кто дерзит, кто друг друга держится. Пареньку, которого Олег назвал попугаем, очень хочется быть своим и для них, и для нас. По крайней мере, с парнями пытался вести себя по-свойски. Не знаю, понял он или нет, что его своим не слишком хотят видеть, но, думаю, попытки оставит не сразу.
Борис внимательно слушал и время от времени едва заметно кивал. Надо полагать, в знак согласия. Затем повернулся к повару.
– Сам что скажешь, Игорек? – спросил он.
– Ну, как остальные – судить рано. Но надменность в них какая-то чувствуется. Немного напоминают мне клиентов нашего ресторана. Палец о палец не ударили, а туда же: ведут себя как короли мира.
– Ну, – заметил Степан, – некоторая отчужденность естественна, когда попадаешь в непривычную для себя обстановку и знакомишься с новыми для себя людьми.
Тут он посмотрел на Стаса – тот взгляда не отвел.
– Нет, Степ, ты меня не понял, – продолжал Игорь, – то, что они, за исключением того дурика, обниматься и брататься не полезли, я прекрасно понимаю. Но то, как они себя ведут, разговаривают промеж собой, едят, наконец, показывает, что они считают себя выше нас. А ведь ничего еще в жизни не добились.
– Кто о чем, а повар о еде, – попытался в очередной раз схохмить Санек, – как едят они, ему уже не нравится. Чавкают или плюются после съеденного, что ли?
– Суди, дружок, не выше сапога, – угомонил его Игорь и продолжил. – Как бы смешно ни звучало, но то, как человек ест, тоже о многом говорит. Я вот заметил: вы едите быстро, с аппетитом и наслаждением. Почему я на вас не ругаюсь, что после еды вы меня не благодарите? Потому что вижу по вашим лицам: вы моей стряпней наслаждаетесь.
– Ну, еще потому наверное, что у тебя с чувством собственного достоинства все в порядке, раз ты каждый раз для себя «спасибо» не требуешь? – заметил Борис.
– Ну, это тоже.
– А как они едят? – спросил Степан.
– С какой-то брезгливостью, что ли, будто я каждому в тарелку таракана положил. Нет в них чего-то… живого. Они впервые обсуждать что-то начали в тот момент, когда Сергеевич упомянул о зачете по практике. А до этого даже между собой почти не общались.
– Ну, не суди их уж слишком строго. Они только от мамкиных пирожков оторвались, а ты уже сетуешь, что они с недоверием в лагере едят.
– Так, я не понял, Степ? Тебе порции слишком большими кажутся?
Все рассмеялись. Отчасти Степан мог согласиться со словами Игоря, но все же к молодежи относился с некоторым снисхождением. Своих детей у них с Ольгой не было, а вот с отпрысками друзей он всегда находил общий язык. Обсуждал с ними мультфильмы и их героев, ту же миссис Клювдию, затем они подрастали и рассказывали уже о том, что хотят новую игрушку, потом уже ничего не рассказывали, так как жили своей, как им казалось, взрослой жизнью. Но даже в такие моменты всегда были рады ему и обсуждали, что угодно, что не касалось именно их сокровенного, личного пространства.
Студенты детьми считаться уже не могли, но своей показушной взрослостью напоминали их. Наверное, тем взрослый и отличается от ребенка, что он не желает «казаться» взрослым. А некоторым, такое чувство, и вовсе никогда не хотелось этого. Борис старше его, а ведет себя так, будто бы, наоборот, только выпустился из университета и является самым главным архаровцем. Игорь очень интересно изъясняется, очевидно, много читает, но сам порой страдает юношеским максимализмом. Похоже, единственным из здесь собравшихся по-настоящему взрослым человеком был Матвей Юрьевич. Он в основном молчал и слушал, вклиниваясь в разговор редко и лишь по делу. Да и на остальных, даже на Бориса, смотрел, будто бы со снисходительностью и какой-то отеческой любовью. Этакий усталый патриарх с теплотой и заботой слушающий про успехи и мысли своих нерадивых чад. Интересно, почему он лишь номинальный и юридический руководитель?
Мысли Степана были прерваны вопросом Игоря, обращавшегося к самому Борису.
– Мы твоего мнения, Сергеевич, не услышали.
Борис почесал подбородок, затем поднял стопку и заявил:
– Ну, выпьем за то, чтобы они оказались хорошими людьми, а главное – работниками.
Все весело присоединились к Борису, хотя Игорь, судя по его кислому лицу, остался недоволен ответом.
– Ну, ты как отец родной – не сказал, а рублем одарил. Все наши споры сразу рассудил, – проворчал он, а затем присоединился к тосту.
– Вот скажи мне, Игореш, какие споры ты имеешь в виду? Что они плохие едоки или что нужно посмотреть в дальнейшем, как они будут себя вести? Я вас услышал: я с вами со всеми в какой-то степени. Давай уже предоставим студентикам шанс реализоваться и показать, чего они стоят на самом деле. Чего судить попусту?
Игорь скривился и попросил передать ему опустевшие стопки. Далее разговор со студентов перешел на другие темы. Степан узнал, что водителей автобусов также приглашали, но те предпочли компанию Клавдии Ильиничны и ее людей, которые устроили свои посиделки где-то в районе реки. На вопрос Степана, кто же тогда следит за студентами, если все разными компаниями празднуют начало сезона, Борис ответил, что ему досконально известно, что сейчас практиканты сами отмечают, собравшись в одной из палаток. И что по его плану минут через двадцать их должен шугануть один из архаровцев. Интересно получается, подумал Степан, лагерь преподносится как единый организм, а сидят все в итоге порознь. Одни – у реки, другие – у палатки Бориса, третьи – в своей палатке. Не очень это соотносилось с идеей археологического лагеря как единой дружной семьи. Впрочем, своей «археологической семьей» Борис считал, судя по всему, лишь тех людей, кто сидел сейчас рядом с ним. Почему в ее круг пустили его, он так до конца и не понимал. Ну ведь не по тому, что он хороший работник, в самом деле? Неужели трех дней хватило Борису понять, что он свой человек? Или разгадка кроется в чем-то другом? А может, и нет никакой загадки, водителей автобусов тоже вон приглашали. Так или иначе, лучше держаться Бориса, чем грозной тети, которую он прозвал Кувалдой.