Ольга Васильевна Ярмакова
Сны за полночь
– Тикси! Тикси! Тикси!
Голоса взывали и подталкивали его зеркалу, будто требуя завершить нечто или поддаться тому, что должно произойти. Зеркало. Что-то произошло с ним, новая метаморфоза исказила и разгладила зеркальную гладь, успокоив неистовую дрожь. Только потусторонний ветер, как угорелый чёрт, носился по комнатам и торопливо гасил свечи, словно опасался не исполнить в срок чью-то волю.
– Тикси! Тикси! Тикси!
О, Боже! Господин Тикси хотел закрыть глаза, отвернуться от зеркала и убежать далеко-далеко отсюда, спрятаться и знать, что подобного не увидит. Изображение на фотографии подверглось тлению и распаду, которым предаются все тела, когда жизнь из них уходит безвозвратно. Кожа лица Алисы из персикового перешла в отвратительный пепельно-серый цвет с гниющими червоточиной щеками и синими вспухшими губами. Очи при жизни, сиявшие чистым небесным светом, теперь являли собой белую пустоту и напоминали глаза варёной рыбы. Рыжие кудряшки обесцветились и грязными растрёпанными патлами торчали во все стороны, извиваясь, будто ядовитые змеи на голове Горгоны. С той стороны она выглядывала, как и из фотографии по пояс, и Тикси вдруг мысленно представил, что могло быть ниже, а вернее, чего не могло быть, и его передёрнуло от отвращения и ужаса.
– Тикси! Тикси! Тикси!
Зазеркальная Алиса отнюдь не была мертва, она оскалилась в омерзительной гнилостной улыбке и протянула блёклые в трещинах и струпьях ручки к Тикси. Светлый фон, на котором некогда отображалось изображение девочки, растворился в тёмной мутности зазеркалья, и от этого казалось, что потустороннее существо парит в подводном мире.
Он отпрянул, но ноги его сковал колдовской ветер, обвив ступни и колени невидимой веревкой и закручиваясь всё сильнее и беспощаднее на бёдрах.
– Тикси! Тикси! Тикси! – Теперь из всех голосов говорил только один, тот, чью обладательницу сдерживала зеркальная толща стекла. – Ну, что же ты стоишь, как не родной, папочка? Подойди и обними свою дочурку.
Господин Тикси готов был поклясться, на долю секунды говорящее с ним существо изменилось и приняло облик его давно умершей дочери, его Лютика. Но перед ним вновь была Алиса в своём новом чудовищном воплощении.
– Что тебе надо? – Его голос дрогнул и ушёл в потолок комнаты визгом.
– Зачем спрашивать о том, что прекрасно известно и так, – ответила Алиса каким-то глухим булькающим голосом, и звучание его совсем не был похоже на детское.
– Я не понимаю. Кто ты? – Его голос дрожал и не подчинялся ему, но он всё-таки выдавил из себя эти нервные слова.
– Я – Алиса, Я – Юленька, Я – все те образы богоматерей и их ублюдочных детей, которыми ты потчевал меня дважды в год. Я то, к чему ты взывал столько лет, и Я то, что услышало тебя, вняв твоим мольбам и сетованиям.
Ветер спеленал Тикси до пояса, ноги замерзали и теряли чувствительность, одинокие свечи ещё отважно боролись с удушающей темнотой, подступавшей к зеркалу, бесстрашно вскидывая язычки пламени вверх.
– Я не делал ничего дурного, ничего такого запретного. Это даже не обряд и не ритуал был, а просто общение, – беспомощно лепеча, оправдывался Тикси.
– Ну да, конечно! – Алиса плотоядно смотрела на него белыми выпуклыми глазами, истлевшее платье, грязной тряпкой висело на худых костлявых плечиках. – И иконы ты вешал по незнанию, для красоты, и свечи ты зажигал от темноты, и с зеркалами ты говорил до рассвета от одиночества, папочка. Ври себе, сколько влезет, только мне не нужно. Я всё о тебе знаю.
- Это ты убила мою дочь? – Внезапная мысль пронзила его, как молния сокрушает дерево в грозу.
– Неверная формулировка, папочка. Она была готова к переходу. Твоё совершенство, твоё творение, твой Лютик. Оставалось ей помочь преодолеть этот переход. А зеркало было на виду, а его никто не догадывался укрыть от детских глаз.
– Что ты сделала с ней?!
– Она слишком много времени проводила у зеркала. Лютик пела песни, расчёсывая свои прелестные волосы, а иной раз и делилась секретами, вплотную прислонившись к зеркальной поверхности, так близко, что на стекле оставался след от её дыхания. Так близко, так сладко…
– Но это всего лишь зеркало! – закричал господин Тикси. – Все зеркала одинаковы. Это всего лишь стекляшки, в которые люди смотрятся, чтобы увидеть своё отражение.
– Зеркало не стекляшка, папочка. Ты даже не представляешь, что и кто смотрит на тебя каждый день с другой стороны, мечтая вырваться и вцепиться тебе в глотку! О, ты себе не представляешь и уже не представишь! Но… ты можешь увидеть.
– Я не хочу! – Испугался Тикси и напряг все силы, чтобы разорвать невидимые путы на ногах.
– А как же Алиса? – Существо в зеркальном омуте вновь протянуло к нему руки. – Как же Солнечная Алиса? Ты и её оставишь, а потом будешь зажигать свечи и на её два дня в году?
- Её ты тоже прибрала? – Его голос потух, на него вновь смотрела с зеркальной стороны та прежняя Алиса, дочка его друзей, живая и хорошенькая.
– Она выбрала меня. Почему-то все хорошенькие девочки так любят подолгу любоваться в зеркале своим отражением. Причесываются, корчат рожицы, или манерничают, так забавно выпячивают губки. И все, как один разговаривают с зеркалом, шепчутся в него, пестуют в нём свою гордыню и исключительность.
Существо вновь приняло свой истинный жуткий образ и разразилось ядовитым булькающим смехом. Кожа на лице полопалась и из трещин потёк гной, господина Тикси передёрнуло от увиденного. Он мысленно благодарил зеркало за то, что не чувствовал того смрада, который должно быть исходил от томящегося по ту сторону монстра.
– Все «солнечные» дети рано или поздно попадают сюда, – продолжало существо. – Зеркала для людей – это приманка, это ловушка, в которую они сами добровольно идут из чистого себялюбства. Чем больше девочка смотрит на своё отражение, тем больше света отдает ему, тем больше плоти получает её зеркальный двойник.
– Но ведь мне много лет, я тоже часто смотрюсь в зеркала и ничего такого не чувствую. – Тикси возобновил борьбу с ветром. – Я же не умер в детстве, я же живой и здоровый. Так почему именно они?
Существо замерло, но лишь на секунду, затем взгляд его стал жёстким и яростным, а черты лица исказила беспощадная и лютая улыбка. Потусторонняя Алиса смотрела на своего оппонента с крайним презрением и вожделением, не свойственным детям и людям вообще.
– А зачем нам ты? – быстро заговорило чудовище десятками голосов. - Ты не такой, как они. Ты не солнечный, ты не счастливый. Чего добился и получил от жизни ты, папочка? Семью? Ха! Пыль от неё! Дочка умерла, жена сбежала, не вынеся твой скулёж и взгляд вечно битой собаки. Кому нужен такой муж? Ты – магнит, притягивающий таких светлых детей, как Лютик и Алиса, ты наша личная приманка. Вот ты кто! До сего дня мы держали тебя в сохранности и оберегали от недугов. Разве тебя не удивляло, как и всех тех, кто контактирует с тобой каждый день, что ты чрезвычайно здоров, что тебя обходит стороной любая хворь и напасть? Разве тебе это не было подозрительным? Ну же, ответь!
Озноб пробежал по спине господина Тикси вперемешку с окаянным ветром, уже затягивавшим узел на его груди. Да, признался он себе, после смерти Лютика, он и вправду обращал внимание, что болезни словно сторонились его, в то время, как все его знакомые были подвластны нападкам сезонных вирусных атак. Но, чтобы причиной его могучего здоровья было обычное зеркало?
– Признаюсь, ты мне нравишься, папочка. Ты туп, и тёмен, как ветер, что сейчас подбирается к твоему горлу. Именно за это качество тебя и выбрали. Я выбрала тебя, папочка!
Снова разразился жуткий хохот, от которого дальше лопалась кожа на лице псевдо Алисы, а гной вытекал из гниющего тела и мутно-зелёной жижей сочился к подбородку, с которого капал крупными каплями.
– Но почему сегодня? Именно сегодня? Чем особенен этот чёртов день?! – взревел господин Тикси, чувствуя, как оковы ветра стягиваются в районе плеч.
– Нас породнила твоя кровь. Да, да, твоя бесценная кровь, которую ты капля за каплей отдавал во славу тому, что живёт и дышит за зеркалом. Хотя нет, не дышит, потому что воздуха здесь нет. Здесь лишь пустота и вечная ночь, хотя, признаюсь, что вода идеальный проводник. Я собрала всю твою кровь, до единой капли, и она, как видишь, течёт во мне, пульсирует и жаждет воссоединиться с остальной частью.
Тикси объял ужас посильнее того холода, каким окутывал его ветер, словно паук, который любовно и заботливо оборачивает свою жертву в мягкую липкую паутину, оставив затем на обед. Поздно Тикси понял свою ошибку, осознал ту беспечность, с которой он принимал особые ванны перед своими обрядами. Но он же не знал, он не понимал тогда, к чему это ведёт, он был уверен, что это лишь минутный импульс и безобидный церемониал, который помогает ему отчасти стать чище и облегчить груз вины!
– Но ты могла забрать их без моей помощи, признай это! Зачем я-то тебе понадобился? Я зачем нужен тебе?
–Моё могущество бесконечно и неоспоримо, но только за этой проклятой перегородкой! – Алиса с ненавистью ударила по стеклянной поверхности с той стороны, но звук получился каким-то приглушенным и сдавленным. – Это чёртово серебро, из которого делали зеркало, оно удерживает меня и обжигает, когда я пытаюсь выбраться. Я не могу дотянуться до этой самодовольной малышни, но я могу воздействовать на них через избранных мною слуг. И ты был избран мною после долгих наблюдений. Ты оказался хорошим слугой, покладистым. Ты понял мою суть и принял меня, хоть и под благодушной маской церковных ликов.
– Но это ложь! – выдохнул господин Тикси, ветер обвил его горло. – Я никогда о тебе не знал и не думал тебе служить.
– Ты ошибаешься, папочка. В тот день, когда ты впервые посмотрел в зеркало, в то самое старое зеркало в доме родителей твоей матери, ты стал моим. Помнишь то зеркало? Оно тебя притягивало, манило к своей глубокой чуть мутноватой тайне. Сколько дней, а тайком и ночей ты просидел у того зеркала, прежде, чем твои родители обеспокоились и заметили перемены в тебе? Та старуха, твоя бабка, она-то знала, в чём дело, догадывалась, что кроется по ту сторону стекла. Она-то и оторвала тебя, не дав мне полностью завладеть тобой и прибрать тебя раньше. Но затем я следила за тобой из других зеркал, не таких, как то, но всё же, полезных. Я видела, как ты рос, как обзавёлся семьей. И тогда я поняла, что ты созрел для меня. Ты был готов.
Тикси вспомнил, как каждое лето гостил с родителями у бабушки и дедушки за городом, в тихой и славной деревеньке. В большом кирпичном доме места было предостаточно для игр, отдыха и тайн. И одна тайна нашла пятилетнего Тикси на чердаке.
Там хранилось старинное, охваченное в тёмное потрескавшееся дерево, зеркало. Эта находка была накрыта большим отрезом серой ткани, покрывшейся внушительным слоем пыли от нетронутости и запущенности за многие лета. Но любопытный мальчик стащил покрывало с тайны и обнаружил высокое прямоугольное зеркало выше детского роста, с неровной, местами вздувшейся поверхностью, помутневшей от времени и имевшей по уголкам мелкие трещины.
Тикси смутно помнил, чем пленило его то старое зеркало, но после недели тайных посиделок на чердаке, бабушка выследила внука и застала его, молча сидящим и неотрывно глядящим в зеркальную даль. После этого маленькому Тикси строго запретили ходить на чердак, а чтобы он туда не залезал тайком от взрослых, на чердачную дверцу повесили замок. Мальчик больше не видел того зеркала, но какая-то странная тоска, непонятная тяга, как заноза засела в нём с тех пор.
Каждый последующий год, навещая дом родителей матери, Тикси охватывало странное беспокойство и чувство утраты. Он позабыл о случившемся вплоть до юношеского возраста, а когда вновь оказался на чердаке, то старого зеркала там не было.
Всю жизнь в каждом зеркале неосознанно он искал ответы на вопросы детства.
– Вспомнил, папочка? А ведь я с тобой тогда говорила и ты меня слушал. Ты был хорошей губкой, впитывал всё, что я тебе велела. И девочек мне подарил.
Тикси и сейчас смутными отрывками помнил о волшебном отражении чердачного зеркала из детства и о тех словах, что оно нашёптывало ему днями и ночами, соблазняя, обещая и порабощая его разум.
– Что?! Я никого тебе не дарил! Я не причастен к их смерти. Это были несчастные случаи.
– Разве? – От ехидного голоска существа, у Тикси воздух застрял в горле, а может это ветер его передавил? – Неужели ты до сих пор веришь в свою чистоту и невинность? Ты потерял свою добродетель в тот момент, как сорвал покров с того зеркала и внял моим речам. Дети не могли стать моими, пока на них не пало клеймо твоей любви, папочка. Ты сделал доступ к их душам мне открытым, словно на блюдечке. Через тебя и твои сомнительные ритуалы я подобралась к детишкам и заполучила их.
– Не может этого быть! Ты врёшь! Ты всё врёшь! Я не мог стать монстром!
– Поздно оглядываться назад, папочка, пора двигаться вперед. Я заждалась тебя. Я изголодалась. Мы все здесь голодны. Вечно во тьме, холоде. И этот не проходящий терзающий голод! Сделай шаг и стань нами, а мы тобой. Это просто. Твоя жизнь прошла путь и здесь его конец. Ну же, всего один шаг, и всё закончится.
– Нет! Прошу, отпусти меня! Отпусти….
Его слова впитал в себя ветер, намертво запечатав уста Тикси холодом. Теперь он был полностью окутан с ног до головы шелестящим и почти любовно сжимавшим его в своих объятиях ледяным вихрем. Кровь пульсировала всё медленнее и всё реже в теле пленника, конечности остывали, не сдавалось лишь упрямое сердце, возмущённо качавшее жизнь и сопротивлявшееся смерти.
– Один маленький штришок, одна деталь и мы будем вместе, папочка.
Существо сбросило с себя обличье Алисы и предстало в истинном виде. В свете пяти свечей, ещё борющихся с ветром и тьмой, в зеркале простирало к нему костлявые руки со звериными когтями чудовище с телом, отдалённо напоминавшим человеческое, скорее сродни собачьему. Покрытое густой чёрной шерстью, с парой изогнутых рогов и пастью полной, как у акулы острейших клыков, вытянутая морда плотоядно и с триумфом взирала на Тикси своими белыми слепыми глазами. Из головы монстра исходили десятки серых змей, извивавшихся и кусавших друг друга в ярости.
«Так вот как на сам деле выглядела Горгона. И она стала пленницей своего отражения, а не погибла от меча героя». – Пронеслось в голове замерзающей жертвы.
Господин Тикси был всего в полушаге от зеркала, подтягиваемый изнутри магического стекла, когда монстр в последний раз ему улыбнулся, а затем дунул в лицо. Послышался треск зеркальной поверхности, ветер усилился и в окончательном завывании яростно налетел на остатки спасительного света.
Свечки гасли поочерёдно: одна, вторая, третья, четвёртая. Пятая устояла, но через мгновение и она отдала свою огненную душу тьме, проиграв неравную битву.
– Свершилось! – Жуткий нечеловеческий голос, состоявший из тысяч голосов, сотряс квартиру на пятом этаже.
В ту ночь из противоположного дома можно было увидеть, как в одной квартире на пятом этаже творилось нечто неладное со светом. То в ней горел приглушённый ровный свет, то он моргал и стихал, а затем во всех окнах этой квартирки разом вспыхнули молнии, а затем бабахнул гром и всё погасло. И больше ничего не происходило. Лишь темнота и тишина.
На следующее утро господин Тикси вновь не вышел на работу, и телефон его не отвечал на звонки коллег и начальника. Вечером один из сотрудников Тикси всё-таки приехал навестить коллегу из опасения, что дела со здоровьем его осложнились.
К удивлению приехавшего мужчины, дверь оказалась не запертой. В квартире было темно, тихо и сильно пахло горелым парафином. Сам господин Тикси, давно окоченевший, с выпученными от ужаса глазами и искаженным в крике ртом, лежал перед зеркалом, сжимая в левой руке фотографию маленькой девочки.
И тут по комнате пролетел слабый едкий смешок, а входная дверь с треском захлопнулась.
Знаете ли Вы?
Не говорите с зеркалами!
Не пойте песни при Луне,
Не подзывайте Их устами,
Не прикасайтесь к стороне!
В уста устами не целуйте,
Обман за зеркалом живёт.
Хоть Дьявол нем,
Вам отзовётся
И душу вашу приберёт!
НЕ ЖЕЛАЙ, ДА НЕ ИСПОЛНИТСЯ!
– Темно…. Какого хрена так темно?! Что это за дыра, твою мать?! Где я?! Дерьмо собачье!
Антон очнулся в темноте. На языке противной пресной плёнкой налипал пыльный воздух, обильно затягиваемый внутрь рта при вдохе. Юноша ничком лежал на полу, погружённом в толстенный слой пыли, ватные слои которой мягко обволакивали пальцы и лицо, норовя проникнуть внутрь нежданного нарушителя покоя. Это место явно не было его спальней, из которой, он точно помнил, не выходил.
Шаря руками вокруг, он вдруг наткнулся на нечто тёплое и живое, оно лежало рядом.
– Что это ещё за штучки дерьмовые? Какого чёрта здесь происходит? Кто здесь?!
В ответ «нечто» задвигалось и, вздохнув, приподнялось, коснувшись его рукой.
– Ты кто, мать твою? – Антон шарахнулся в сторону, но запнулся о другое тело, до контакта мирно лежавшее на полу. – Что здесь происходит?!
– Ты чего орёшь, как оскоплённый хряк? – Сонный и ленивый голосок впереди принадлежал девушке, почему-то спавшей на том же грязном полу. – Захлопнись.
– Ты кто? – вновь повторил Антон, но уже тише; за его спиной кто-то пробуждался после того, как он споткнулся коленом об него, отползая в сторонку.
– Кто? Кто? Дед Пихто! – раздраженно ответил девичий голос. – Чего орёшь, как резаный? Ты ненормальный?
– Дура! Очнись! Мы в каком-то подвале. – Антон с облегчением выругался, он был рад, что не один в этом месте.
– Хватит ругаться, мачо! Всё-таки ты в компании дам. – Другой девичий голос за спиной сделал выговор оторопевшему парню. – Если ты хам, то это легко исправить. Достаточно вырвать тебе твой поганый язык. Терпеть не могу трусливых парней, да ещё и сквернословящих.
Теперь Антон находился меж двух девушек, окончательно пришедших в себя от сна, если они спали в действительности. Но в помещении раздались ещё шорохи, потягивания и вздохи как минимум двух человек.
– Так, я не знаю, что за прикол здесь происходит, но мне определённо пора в общагу. Где здесь выход? Мачо, может, ты подскажешь? – Голос за спиной Антона принадлежал определенно высокомерной выскочке, так он решил, а ещё этот голос ему был очень уж знаком.
– Понятия не имею, где этот чёртов выход. Я не знаю, как здесь оказался, а ты о выходе спрашиваешь, дура, – рявкнул в темноту парень. – Сама его ищи.
– Я предупреждала, чтоб ты не ругался! – Голос угрожающе приблизился.
– А то что?! Ударишь меня, сука? Ну, попробуй! – Парень сжал пальцы в кулаки.
– Заткнитесь вы оба! – Чуть поодаль их перепалку окрикнул мужской голос. – Надо думать, как выбраться отсюда, а вы собачитесь, идиоты хреновы.
– А ты кто ещё такой, умник? – Антон нервно заёрзал, не зная откуда ожидать нападения.
– Тот, кто не собирается почём зря ругаться с девчонками, чтобы спрятать свой страх. Бояться – это нормально. Я думаю, всем здесь не по себе. Но орёшь только ты один.
– Заткнись! – смущённо бросил Антон в сторону незнакомца.
– Вот видишь. – Мужской голос улыбался.
– Ладно, чувак прав, нам стоит типа объединиться и сообща выбраться отсюда. Так? – Пятый голос с хрипотцой, донёсшийся с другой стороны, принадлежал ещё одной девушке.
– Я только «за». – Поддержала предложение первая девушка, на которую Антон наткнулся вначале. – Хоть и весело с вами, ребятки, но местечко не по мне.
– Предлагаю для начала назвать свои имена, чтобы было удобнее общаться, – сказал мужской голос. – Начнём с меня. Я – Михаил.
– Я – Линда, – произнесла девушка, сидевшая перед Антоном.
– Жанна, мальчики и девочки, – откликнулась девушка позади Антона.
– Мария, или просто Мара, чувачки, – выдохнул голос с хрипотцой.
– Антон.
– Отлично, – продолжил Михаил. – Кто-нибудь помнит, как оказался здесь? Я, например, совсем не помню. Последнее, что в памяти – сидел за своим столом в доме и просматривал новенький номер журнала Роллинг Стоун. А потом провал, темнота, как здесь.
– Чувак, со мной такая же чертовщина произошла, – прохрипела оживленно Мария. – Только я смотрела телек, а затем – бац! Я когда очнулась здесь, сначала решила, что заснула и вся эта хреновина мне снится.
– Мистика какая-то, – задумчиво произнесла Жанна. – Я сидела в комнате, в общаге и ждала свою новую соседку, эта дуреха хуже предыдущей, которая вечно всё забывала. Эта курица, которую подселили ко мне неделю назад, забрала ключ от нашей комнаты и отчалила по своим делам, а я не могла уйти, пока она не вернётся. Но, хоть убейте, не помню, что произошло. Просто сидела и ждала. Помню, глянула на часы, а там было ровно восемь вечера.
– Во-во! – оживилась Линда. – Я тоже запомнила это время. Потому что должна была позвонить мама, она обычно звонит с работы в это время, и я иду на кухню, готовить ужин к её приходу. Я посмотрела на часы и посмотрела на телефон, зная, что она сейчас позвонит. А потом ничего. Пустота. Я здесь, с вами.
– А ты чего-нибудь помнишь, Антон? – Михаил обратился к парню, всё ещё пребывавшему в ступоре.
– А? Я? Нет, я ни фига не помню. Где-то в тоже время я прилёг на кровать, нацепил наушники и собирался в полной мере насладиться старым диском Нирваны. Помните их альбом «In Utero»? Вот железно помню, что слушал песню «All Apologies», она меня особо цепляет, когда слышу её где-нибудь. И чёрт возьми, это было последнее что я помню с того момента!
– Не кипятись, мачо, у нас одна проблема на пятерых. Я правильно поняла, что нас только пятеро и больше никого нет в этом забытом богом и Сатаной месте? Или кто-то ещё дрыхнет блаженным сном? – Жанна нервничала, но старалась держать всё под контролем.
– По-моему, кроме нас больше никого нет, насколько мне слышно, – ответил Михаил.
– Слушай ты, королева Марго, прекрати называть меня сраным мачо! – Антон вскипел не на шутку. – Ты, обыкновенная заносчивая сучка, и не смей делать вид, что ты одна тут важная персона. Может, остальные и дадут тебе сесть на их жалкие шеи, но только не я!
– Ой, ой! Какая бравада для того, кто только что визжал, словно кастрированный хряк, как правильно сказала Линда. – В голосе Жанны звучало презрение и еле сдерживаемый гнев.
– Что?! Да ты напросилась, сука! – Антон замахнулся, но Михаил успел перехватить мощный кулак взбешённого парня. – Не лезь! Ты ещё кто такой, чтобы лезть туда, куда не стоит? Эта сука напросилась! Таких, как она, просто нужно учить не распускать яд своим поганым языком! Иначе она будет отравлять всё вокруг собою.
– Герой! Ничего не скажешь! Красавец-мужчина. Браво! – Жанна издевательски подначивала Антона и одновременно корила. – Да таких, как ты, в тюрьму надо сажать. Потом бьют жён и детей, оправдывая своё никчёмное и трусливое существование.
– Прекратите оба! Заткнитесь! – Михаил орал в пыльный наэлектризованный воздух. – Деритесь и убейте друг друга, но потом, когда выберемся отсюда. Сейчас главное, найти выход и убраться.
– А ты кто такой, командир? – распалённый Антон уже пёр на Михаила. – С чего это ты взял, что будешь тут главным?
– С того, что у него мозгов и здравого смысла больше, чем у тебя! – Неожиданно вклинилась Линда.
– Эй, чуваки, мои часы на мне. Они показывают двадцать три сорок пять. Через пятнадцать минут наступит чёртова полночь, – спокойно добавила Мария, о которой все забыли.
– Что? Полночь? Это, если мы все попали сюда после восьми вечера, то пролежали всего около четырех часов? Так получается? – Линда беспокойно заёрзала на своём месте.
– Я же говорю, что хватит собачиться, – настойчиво повторил Михаил. – Ребята, ищите по всем стенам то, что может быть похожим на дверь. Ни у кого нет при себе фонарика или телефона?
– У меня есть зажигалка, чувак, – отозвалась Мария.
– Отлично, Мара, экономь огонь, мы не можем знать, как долго нам здесь ещё торчать.
– Эй, ребята, а может это просто шутка? – Жанна оказалась рядом с Антоном. – Я, кажется, поняла, где мы.
– И где же мы, мисс сноб? – язвительно поинтересовался он у неё.
– Если я не ошибаюсь, то такое количество пыли и ещё стеллажи со всяким хламом, которые я сейчас нащупала, могут быть только в одном месте – в подсобке университета, – не без гордости и игнорируя колкость Антона, ответила Жанна.
– Откуда ты знаешь, что это именно она? – поинтересовался Михаил.
– Ну, на прошлой неделе мне и ещё двум девочкам дали задание прибраться тут. Грязи здесь столько накопилось! Такое ощущение, что в это помещение не наведывались со времен его постройки. Когда мы увидели это безобразие, то решили оставить всё, как есть. Уж больно жирно будет – убирать то, что до нас никто не убирал.
– А если бы вас проверили, мадам белоручка? – Антон не унимался.
– Как видишь, никому это не нужно, – холодно произнесла Жанна.
– А ты случаем не из группы гимнасток? – спросила Жанну Линда.
– Да, я оттуда, – подтвердила та.
– Так вот откуда мне так знаком твой голос и твой снобизм! – воскликнул довольно Антон. – То-то я замечал, как ты и в группе среди гимнасточек нос задираешь.
– Куда нужно будет, туда и буду задирать нос, мачо. Мне хоть есть что задирать, в отличие от некоторых. Думаешь, я тебя не узнала, капитан «Белых Волков»? – огрызнулась Жанна.
– Стерва! – Кинул в темноту Антон.
– Как остроумно! – Отбрыкнулась девушка.
– Чуваки, я, кажется, нашла её. – Пока все были заняты склокой меж Антоном и Жанной, Мария с дрожащим огоньком зажигалки шарила вдоль отдалённой стены погружённого во тьму помещения, совсем потерявшись из виду среди безликих стеллажей. – Если это был розыгрыш, то какой-то безпантовый. И дверь, кажись, заперта.
Все бросились к двери, и каждый подёргал ручку, но выход был надёжно заперт.
– Жанна, вспомни, был ли ещё какой-то выход отсюда? – Михаил всё ещё держал в руках круглую дверную ручку. – Это очень важно.
– Нет, вход только один. Мы не убирались, но я из любопытства обошла всё. Кстати, окон здесь тоже нет, – ответила девушка.
– Мы в ловушке, ребят. – Линда начала паниковать первая. – Какой-то урод нас сюда притащил. И никто нас не найдёт, потому что сюда никто и не придет. Зачем сюда идти? Самое идеальное место.
– Прекрати сейчас же! С чего ты взяла, что нас кто-то сюда приволок? – Антон не хотел поддаваться панике, но она и к нему вновь начала подступаться. – Может Мисс Заносчивость права и это просто глупый розыгрыш. А те, кто это проделал, стоят сейчас за дверью и обделывают штаны от смеха, слушая, как мы тут от страха трясёмся.
– Тогда позови их, умник! – Линда случайно коснулась рукой локтя Михаила, и он почувствовал, как дрожь страха сотрясает девушку.
– Не бойся. Всё будет хорошо. – Он доверительно дотронулся до её плеча, и она тут же прильнула к нему, ища защиты.
– Ну да, конечно! Эта любимая всеми фразочка – всё будет хорошо. Тьфу! Любимый сленг неудачников и слабаков. – Бесновался Антон. – Мир катится к чертям – Всё будет хорошо! У тебя отобрали мечту – Всё будет хорошо! Тебя обманули – Всё будет хорошо! Тебя вытащили из дома и бросили, чёрт знает, зачем в тухлый подвал – Всё будет хорошо! А ни черта не будет хорошо! Не будет!
– Успокойся, истеричка! И так тошно, а тут ты вопишь, как свинья недорезанная! – Жанна тоже начала сдавать позиции истерике.
– Такая умная?! Сделай тогда что-нибудь! Вытащи нас отсюда! – злобно выкрикнул Антон.
– И сделаю. У тебя-то мошонка слаба. – Жанна подошла к двери вплотную и прокричала. – Эй, кто это сделал?! Немедленно откройте дверь! Ваша шутка удалась, но всему, знаете ли, время и место. До Хэллоуина ещё два месяца, ребята. Посмеялись и хватит. Открывайте эту чёртову дверь!
Но за дверью не раздалось ни шороха, ни смешка, ни шага.
– Чуваки, сдаётся мне, что там никого нет. Что-то тухло для розыгрыша, вам не кажется? – Мария единственная спокойно стояла в стороне и курила сигарету.
– Ты бы лучше повременила с куревом, подруга. – Жанна отобрала сигарету у Марии. – Неизвестно как долго нам здесь куковать, а воздуха здесь и так мало, чтобы разбавлять его этим дерьмом. Да и пожара нам ещё не хватало для веселья.
– Эй! Я бы поделилась! – Обиделась Мария и тихо добавила. – А ты и, правда, стерва.
– Эй, надо попытаться ещё! – Антон забарабанил поочередно кулаками ногами в дверь. – Эй, кто-нибудь слышит? Эй! Откройте! Выпустите нас отсюда! Эй! Сюда! Сюда! Мы здесь! Нас заперли! Эй!
– Неплохая попытка, герой. – Жанна затушила конфискованную сигарету. – Как видишь мы одни на этом забытом всеми и вся складе. Вечером была суббота, а как мы все прекрасно знаем, в воскресенье ни одна здравомыслящая душа не зайдёт по своей воле в это заведение. Выходной как, никак, детки.
– Она права. – Михаил успокаивающе поглаживал плечи Линды, прижавшейся к нему намертво. – Надо успокоиться и придумать, как нам выбраться отсюда.
– А чего думать-то? Вышибать дверь надо. – Антон пару раз приложился плечом, но дверь не поддалась, оставив на память болезненный ушиб.
– Головой учись думать, умник, – Жанна язвила. – Эта дверь прочнее твоих кулаков, хоть ты у нас и накаченный хоккеист.
– Попробуй ты, мисс выскочка, – огрызнулся Антон.
– А может её чем-нибудь протаранить? Я в фильмах такое видела, – предложила Мария.
– Ага. И чем мы будем молотить эту дверь, дурёха? Опрокинем стеллаж? Здесь кроме кучи бумаг нет ничего. – Жанна пнула перекладину ближнего стеллажа.
– Надо поискать, может, что-то найдём. Сдаваться точно не нужно. – Михаилу удалось расцепить прочные объятия Линды. – Ищите везде.
Как только все они разбрелись в разные стороны, на ощупь шаря среди безличных секций прямо перед собой и под ногами, за дверью где-то в недрах коридоров до склада долетел невнятный звук, который вскоре усилился и стал отчётливо напоминать топот ног. Кто-то шёл сюда, к запертой двери.
– Ребят, вы слышите? Сюда кто-то идет! – Линда припала к двери. – Точно сюда. И их много! Эй! Мы здесь! Сюда!
– Я же говорила, что это чьи-то проделки. Наверняка младший курс, там одни идиоты после школы, детство во всех местах плещется. – Жанна презрительно фыркнула.
– А сама-то всего лишь на втором курсе, взрослая та наша, – съязвил Антон.
– Да уж взрослее некоторых здесь, – насмешливо отозвалась девушка.
Шаги, вернее топот, приближались, уже отчётливо и ясно было слышно, что людей, идущих к подсобке, было много.
– Эй, ребята! Мы здесь! Откройте эту дверь! – вновь закричала Линда.
Топот резко стих у самой двери, но тут же с той стороны зажёгся свет, тонкой рамочкой сочившийся по контуру двери.
– Эй, откройте дверь! – Михаил подключился к крикам Линды. – Ребят, ваша шутка удалась, выпустите нас.
Странная тишина стояла за дверью вместе с теми, кто только что подошёл к ней.
