полная версия

Николай Феодосиевич Корсаков
Панорама. Роман с тайнами

Нам известно, что в те давние времена – времена экспансии кельтов – грекам приходилось больше думать об обороне своих земель, чем о захвате чужих; а в более поздние времена, когда грекам удалось создать очень сильную, мощную армию, Александра Македонского интересовал не захват новых территорий, а сокровища более развитых и богатых стран, по которым и прошёл он своим изумительным, но печально закончившимся походом. Египтян же интересовали только те страны, в которых сохранились после войны прослойки людей, способных воспринять и развить принесённые ими туда знания. Осуществлять же прямое руководство просвещёнными ими странами, устанавливая там свою власть, они – имея массу проблем внутри своей страны, а также с ближними своими соседями – никак не могли, да и не это ставили они своей целью.

Но в Индии их «инъекция» знаний дала в те давние времена, по-видимому, настолько блестящий результат, что население её, размножившись благодаря значительно выросшему уровню жизни, было вынуждено покидать родину и отправляться на поиски новых земель. Именно эти прижившиеся на пустовавших или населённых дикарями землях Европы племена Индии стали относить историки к индоевропейской группе народов. И нам надо хорошо представлять себе и то, что периоды бурного расцвета этих древних племён могли сменять печальные времена упадка, стагнации, а то и полной их гибели или растворения в других народах.

***

Пришла пора нам определиться, наконец, с датами исторических событий, которыми я, как вы уже заметили, не злоупотребляю, и лишь одна из которых пока совпала с известной датой, озвученной Платоном. Ведь мы вот только что уточнили, что двенадцать тысяч лет назад произошла гибель Атлантиды, но гибель Атлантиды №2, а вернее – нескольких названных так по старой памяти государств сразу, что и объясняет расхождения у древних учёных, возникшие в определении её местоположения. Эти расхождения становятся тем более хорошо объяснимыми, что учёные эти и о «вторых»-то располагали лишь слухами вместо сведений, а о «первой» – и вовсе не подозревали.

Конечно, начиная говорить о датах, первым делом надо вспомнить о том, сколько длился пермский период или мезозойская эра и сколько времени ушло, вообще, на создание Солнечной системы и зарождение жизни на Земле. Слов нет, эти совершенно грандиозные даты выглядят для нас абстрактно, но всё это – точно определённые наукой сроки. И говорят они нам явственно, что Всевышний оперирует ими так же просто, как мы назначаем сроки постройки дома или иных сооружений. Я думаю, правда, что у Создателя они определены поточнее, чем наши приблизительные «миллиончик туда – миллиончик сюда»; но если Он оперирует сроками в миллиарды лет, то наши двадцать тысяч лет – лишь миг.

А вот откуда я взял, что астронавты непосредственно занимались созданием человека разумного на Земле около 350 лет, и потом немногим более трёхсот лет атланты и гиперборейцы прожили на своём острове, пребывая во взаимной вражде и неотвратимо приближая собственную гибель в ужасной катастрофе, – это мне придётся объяснять самому, и никто мне, как говорится, в этом не поможет.

Хотя я опираюсь на всем и очень давно – вернее сказать, сверхдавно – известную цифру. Её озвучил как знаменитое «число Зверя» Святой Иоанн Богослов в своём Откровении, которое принято считать мистическим предсказанием «скорого» конца света. Вполне понятно, что он посчитал текст, который попал к нему в руки, предсказанием очень скорого будущего; но нет никакого предопределения, и нет неизбежности гибели нашей цивилизации – ни по какому зову ангельских труб.

Святому Иоанну Богослову, скорее всего, попала в руки поэма атланта или гиперборейца, пережившего атомную войну и отображавшего все ужасы этой катастрофы, случившейся примерно за десять тысяч лет до того, как Св. Иоанн начал свой перевод. Легко понять, что он при этом столкнулся, как минимум, с четырьмя трудностями: первая – расшифровка древнего текста, написанного на языке, которым давным-давно никто и нигде не пользуется; вторая – восприятие сложной образности поэмы; третья – понимание тех обстоятельств жизни колонистов и уровня вооружения армий воюющих сторон, самой возможности которых древний мудрец и пророк просто не мог себе представить. Четвёртая трудность, а вернее – общий для всех древнееврейских толкователей текстов из Ковчега Завета – неправильный подход к переводу вызывавших у них благоговение древнейших текстов, который заключался в том, что они рассматривали каждый текст как божественное указание, предупреждение свыше или универсальную мудрость, обеспечивающую власть и могущество, будучи твёрдо уверенными в том, что знания атлантам давали боги, называвшие себя титанами.

И так как эта полная их уверенность происходила из пришедшего к ним из глубин тысячелетий знания о том, что атланты, научившись всему у титанов, сделались настолько могущественными, что их возможности граничили с не выразимым обычными словами чудом, то и искали они в текстах то, чего в интересующем их виде найти было там невозможно. И хотя не могли среди прочих не попадаться им научные тексты по математике, физике, химии, биологии и другим отраслям науки – но разве были они способны в то время в них разобраться и понять наверняка вызывавшие у них особый интерес формулы иначе, чем некие магические знаки, обеспечивающие их владельцу – если знает он, как управлять их магией, – полный контроль над сверхъестественной силой? Будем же справедливы и заметим тут и то, что человечеству давали импульсы к развитию не какие-то иные – а только эти написанные древними евреями тексты, пусть и содержали переводы первоисточника досадные ошибки, пропуски и неточности.

Неизвестный автор поэмы, на глазах которого разворачивалась вся жуткая картина ядерной войны, не мог не расценить произошедшее тогда как страшнейшее из преступлений, совершённое полностью озверелыми людьми. Поэтому по небу в его поэме летают драконы с легко угадываемым – аналогичным применяемому в современной авиации – вооружением, а из моря выходят звери, напоминающие то десантный корабль, то подводную лодку, вооружённую торпедами и ракетами. Саранча же, символизируя несметное количество угроз, изображает собой то смертельную радиацию, мучающую людей пять месяцев, то до зубов вооружённые войска, то бронетанковую технику, грохочущую, как множество колесниц озверелых варваров. Падающие время от времени с небес под трубные звуки (вой бомб?) звёзды, уничтожающие треть за третью всё живое и отравляющие воду в реках, – суть атомные бомбы или ракеты с ядерными боеголовками.

Картину страшных зверств и тотального уничтожения, наполняя души читателей леденящим ужасом, дополняет знаменитое и таинственное мистическое «число Зверя». Число 666, по-видимому, нанесённое на тела сподвижников «Зверя». Во все времена никто не мог объяснить, откуда взялась эта цифра, что она значит? Так вот, мне кажется, что вызывавшая всегда массу споров и предположений цифра на самом деле является сроком существования первой цивилизации – от зарождения её и до ужасной гибели; именно поэтому цифра эта тогда и настраивала на крайнюю ненависть обе стороны в одинаковой степени. А ведь вину за произошедшие на Атлантиде события естественно было бы поделить между собой, покаяться и зажить в мире и согласии; но нет – вместо этого толпы возбуждённых молодчиков (точно таких же, каких мы видим сейчас) носились по улицам и заставляли наносить «число мести» на свои тела тех, кто сохранял ещё благоразумие.

И вот зверское чувство мести – которое, как нам хорошо известно из жизненного опыта, легко и полностью затмевает разум, мгновенно уничтожает мораль человека и парализует связь ума с душою, – в трагический момент наибольшего накала, вспыхнув, как горькая «звезда полынь», превратило в ничто вторую земную цивилизацию. Это и было названо автором поэмы вторым приходом Зверя. Потому что он – бесспорно – был прекрасно осведомлён о первом его появлении на острове Атлантида.

Конечно, некоторая часть текста по вполне понятным причинам не поддалась переводу вовсе, а то, что удалось всё-таки перевести, Св. Иоанн Богослов не мог представить себе как события, произошедшие десять тысяч лет тому назад, потому что ни в шумерских, ни в ассирийских, ни в еврейских, ни в вавилонских, ни в египетских, ни в греческих, ни в эфиопских и так далее текстах ничего подобного не описывалось, кроме битвы богов друг с другом либо с титанами, что в этот переводимый текст никак нельзя было включить. Но при этом описанная в поэме битва выглядела настолько реальной, а не фантастичной, что невозможно было не отнести её к сфере непостижимых для нас мудрости и всеведения богов, спешащих предупредить человечество.

Поэтому, учитывая известную его тягу к предсказаниям, Св. Иоанн не мог интерпретировать эту поэму иначе как пророчество о страшных событиях, которые должны уже «вскоре», учитывая неоспоримую древность этого текста, произойти. Конечно, Св. Иоанн дополнил переводимый им текст там, где не мог его даже приблизительно истолковать, своими, присущими его времени реалиями и символами в виде «семи голов» и «десяти рогов», «двух маслин», «свечей» и т. д., осовременивая его и таким образом создавая уже своё собственное «откровение». Значение которого как единственного описания того страшного события для нас столь велико, что моими комментариями его нельзя ни поколебать, ни поставить под сомнение. Нам надо всегда помнить, что – на том уровне знания – древние пророки делали всё, чтобы вдохнуть в людей веру в Бога и укрепить её в них, и быть им глубоко благодарными за это.

А почему я делю эту понятную нам – в результате очередного романа с тайной – цифру на 348 и 318 лет? Как ни печально, и тут я никого не могу пригласить в соавторы, потому что опираюсь в этом делении только на собственные интуитивные построения. А именно, я прикидываю, сколько же потребовалось астронавтам времени, чтобы закончить своё дело, учитывая его необычайную сложность и как бы намеренную неподатливость исходного материала, и попытаться, кроме того, не то чтобы завершить эксперимент – потому что он продолжается и будет продолжаться ещё энное количество лет до его перехода на качественно новый уровень, – а довести свою работу (созданного ими зародыша новой разумной жизни в Космосе) до той степени совершенства, после которой возможно саморазвитие этой жизни, включая как самоуничтожения, так и последующие самостоятельные возрождения, которые им не нужно будет больше контролировать и направлять, являясь с небес на землю.

И у меня никак не получается поделить эту исходную цифру, в которой нам не приходится сомневаться и которая была известна и до Св. Иоанна, но ещё не была облачена в столь грозные одежды, а считалась просто «нехорошей» из-за отголосков событий, потонувших в совершенно неоглядных далях, – не получается у меня поделить эту зловещую цифру как-то иначе и обделить временем «золотой» период нашего развития, а от последующего периода убавить лет или к нему прибавить, потому что нам с вами «удалось» подойти к опаснейшему смертельному противостоянию, за которым – самоуничтожение, всего за какой-то век интенсивного развития науки и техники, а у атлантов этот срок определялся не состоянием их науки, а лишь мощью морального стержня, который был внедрён в их сознание астронавтами. То есть нравственный закон в их душах не позволял им довольно долго напасть друг на друга.

Кроме того, я не могу не учитывать и то, что для образования своих достаточно многочисленных колоний и обучения в них полудикарей островитянам тоже требовалось не одно столетие. И если бы они не успели их тогда, до полной гибели Атлантиды, создать, то необходимы были бы им уже не около восьми тысяч лет для достижения того пика развития, на котором человеку начинает казаться, что он не только может, наконец-то, проявить своё могущество и превосходство над врагом своим, но уже практически обязан осуществить свои планы тотального его уничтожения, которые только и были как бы… главнейшей целью всего его бытия, после достижения которой и умереть не жалко; а стало быть, нужно было им, учитывая трудности образования колоний без поддержки метрополии, гораздо больше времени для этого. И мы только что как раз и выяснили, что около двенадцати тысяч лет тому назад произошёл-таки тот самый второй приход «Зверя», то есть – тот самый апокалипсис, о приближении которого нас решил предупредить Святой Иоанн Богослов, невольно перепутав прошлое с будущим.

Впрочем, что касается моей разбивки цифры 666 на два периода именно таким образом, то я – ни в коем случае – не настаиваю на ней. А вот коснувшись темы возрождения уничтоживших себя цивилизаций (а говорим мы здесь именно о самоуничтожении, потому что апокалипсис не случается по иным причинам, кроме достигших высших концентраций жадности, ненависти и злобы, не имеющих никакого иного воплощения!), мы можем вполне твёрдо опереться на знаменитый миф о возрождающейся из пепла птице Феникс. И совершенно неправ будет тот, кто скажет, что миф не может быть достаточной опорой; может, а в некоторых случаях является опорой и средством проникновения в тайны бытия гораздо более мощным, чем даже самая высокая и старая пирамида, потому что Слово Его, иногда пробивающееся сквозь слой навеянных человеческим воображением лживых образов легенды, всегда несёт нам удивительно всеобъемлющую информацию, которую надо лишь полностью из него извлечь. И если в этом мифе совсем не о том, покажется вам, идёт речь, то – о чём же? Ведь ни одна из земных пустынь не превратилась на наших глазах в плодородную землю, и такую тенденцию невозможно себе представить. Не было и не будет случая возрождения истреблённых видов насекомых, птиц и животных – так что птица Феникс является образом всё-таки нашей, земной, цивилизации. Что могло бы нас и порадовать, если бы не происходила перед этим всякий раз полная гибель человечества.

Чтобы завершить наш обзор тайн и событий, случившихся в первые восемь тысяч лет нашего развития, мы должны ещё раз (наверняка не последний!) вернуться к великому Семаилу и его коварному, как считалось, совету Творцу – создать на Земле подобное Ему самому и Его Детям, но плодовитое, грешное и приносящее зло в земной их мир существо, которое, вместе с тем, должно было привнести в этот мир и добро, – и разнообразить, таким образом, прямо скажем, скучноватую до тех пор жизнь.

Сосредоточим своё внимание на том, почему Семаил назван в этом тексте «великим», хотя совершенно очевидно, что называть его так, ставя в один ряд со Всевышним, крайне бестактно и недопустимо. Наверное, здесь мы сталкиваемся вновь с неточностями перевода, и Семаила «великим» можно называть не в моменты его бесед с Творцом, а – по отношению к нам, сотворённым благодаря его идее создания разумной жизни в Космосе эволюционным путём, но под непосредственным его, Семаила, присмотром. Древний еврей-переводчик и интерпретатор этого текста никак не мог себе представить, что так можно называть Семаила после его «несогласия» с Господом и низвержения Им Семаила на грешную землю с такой силой, что его полёт можно было тогда сравнить с падающей звездой, – что мы сейчас уже готовы понимать, наоборот, как одобрение Творцом этого проекта Семаила в целом и отправку его и его соратников в космическом корабле (а мы уже знаем: это – хорошо оборудованная малая планета) на Землю для осуществления эксперимента.

Впрочем, и сам автор первоисточника вполне мог сравнить полёт этого корабля с падающей звездой, а великого Семаила, приближённого Творцом к себе исполина, имевшего, в отличие от прочих, двадцать четыре крыла, с ехидством и иронией назвать «князем тьмы», имея в виду, что он меняет своё близкое общение с Господом на Престоле (мне кажется, что так называют они свою родную планету) на жизнь в окружении «тёмных» дикарей на грешной Земле. Кроме того, он брал на себя тяжкие заботы и неблагодарный (нас, действительно, сложно назвать благодарными!) труд на совершенно необозримые времена, а потому его и ждали насмешки большинства обитателей планеты Престол, считавших этот нарушавший существовавшие до этого миллиарды лет порядок и гармонию проект сущим безумием.

Но можно ли представить себе, что Творец, миллиарды лет до того позаботившийся о создании Земли, а затем – рая на ней… что мог Он не предусмотреть накопления у Его Детей тоски и недовольства однообразием безжизненных пространств, что не предвидел Он прихода к Нему Семаила и его компании. Думаю, что нет: Он не только предвидел это, но и заранее побеспокоился о том, чтобы совершенно неожиданным для них превосходным этим ходом разнообразить жизнь Своих Детей, несмотря на демонстративное непонимание некоторыми из них этой новизны.

Мог ли древний философ и мудрец, разбиравший этот текст, понять все тонкости взаимоотношений на Престоле; и мог ли он понять Семаила иначе, чем бунтовщика и противника Самого Господа, совместив его образ с образами Сатаны, Вельзевула, Мефистофеля, Воланда,.. а его «низвержение» на Землю, в «темь», мог ли понять иначе… чем помещение его в преисподнюю? Даже и то очень уже удивительно, надо сказать, что этот древний еврейский пророк, стремившийся постичь как роль Бога в создании всего сущего, так и своё стремление к познанию Бога в себе, и это – на фоне идолопоклонства всех иных народов, – что этот древний пророк не только сумел довольно верно перевести первоисточник из Ковчега Завета, но и хитроумно вплёл в текст собственную философию и своё понимание Зла как посланного с Небес на Землю проклятия Бога, сделав это с тем невинным бесстыдством, с которым человек всегда обеляет себя перед лицом Высших Сил.

Но разве мы не должны сейчас понимать всё это несколько по-другому и совмещать образ Семаила не с Сатаной, а с проектом Прометея? И почему не использовать тут вместо одного образа два или больше? Трудно подыскать ответ сразу и не обратить внимания на то, что нам – намеренно или в силу сложившихся обстоятельств – оставлен минимум информации, и другие герои полностью обезличены. Зато нам нравится называть одно лицо самыми разными именами. И как тут скажешь безапелляционно, что влияло в те времена на точность перевода; но что примешивался тут национальный колорит, собственные понятия, предпочтения и цели – это наверняка. И что мы должны быть благодарны переводчикам, давшим нам ту часть информации, которую удалось понять им самим, а особенно (и чрезвычайно!) – Семаилу, воплотившему на Земле свой являющийся на самом деле лишь малой частью планов Всевышнего замысел, так это – вне всяких сомнений – наша обязанность и дело чести.

На сверхсложность миссии Семаила-Прометея указывает нам ещё и то, что дикие племена, сохранившие с давних времён, измеряемых сотнями тысяч лет, свою самобытность и примитивный уклад жизни, намеренно прячутся от любых смутивших бы хоть в малой мере их покой контактов с нашей развитой цивилизацией в сельве и джунглях. Конечно, причины, заставляющие дикарей отвергать цивилизацию (при явном отсутствии стремления у них к познанию, а значит, и к осознанию очевидных для нас преимуществ перед первобытным – нашего образа жизни), можно было бы отнести только к звериной осторожности и чисто животному страху. Но опыт общения с ними и попытки адаптации их к цивилизованной жизни показывают, что они, являясь, в сущности, такими же, как мы, людьми, не столько боятся встречи с современным человеком, сколько совершенно равнодушны к несомненным выгодам такого общения. И мы, и наша цивилизация их совсем не интересуют. И это можно объяснить – учитывая то, что они по-своему – и даже превосходя нас во всём, что касается их контактов с природой, – достаточно умны, – только внутренним запретом, который можно преодолеть лишь очень значительными внешними усилиями Детей Бога, свидетелями и соучастниками которых мы все являемся.

Было бы большой ошибкой для нас пожелать остаться в плену того образа древнего мифа, который подаёт нам этот «внутренний запрет» как запрет Бога-Отца «вкусить от плода познания» для Адама и Евы. На самом деле созданный Богом «царь природы» был задуман Им и воплощён как пример невозможности духовного и интеллектуального роста этой копии Его Детей, если не вдохнёт Он Сам в него искру Божью, что пока поручил Он сделать Своим Детям, руководствуясь причинами, к которым мы будем ещё много раз возвращаться, стараясь их лучше понять. Но и сейчас мы можем ясно видеть трудности, с которыми столкнулись Они при выполнении этой небывалой для космоса задачи. А те, кому «огонь Прометея», несмотря на все мои усилия, кажется весьма малопонятным образом древнегреческого мифа, – попробуйте мысленно представить себе свою судьбу в диком племени и затем сравните полученную вами картину с нашим сегодняшним днём; разница как раз и составит эффект этого «огня».

И всё же – вернёмся к «запрету». Действительно ли Бог-Отец, создавая дикаря – который должен был стать «царём природы» и ждать, когда созреет желание Детей Бога сделать из него разумное и высокодуховное существо, —вложил в творение своё этот «запрет» как преодолимое только сверхусилиями, включая участие Духа Святого в этом процессе, препятствие к пробуждению в нём тяги к познанию? И как Он сделал это? Нет ли здесь мистической тайны? А именно – той тайны, что положена в основу мифа об Адаме и Еве?

Надо сказать, что образы этого мифа дают нам больше поводов для размышления, анализа и… фантазий, чем наши знания о геноме и наш опыт приручения диких животных, который показывает, что кормление из рук, ласка и дрессировка, хотя и эффективны, но не дают полной гарантии от взрывов дикой ярости и желания вновь оказаться на свободе. Поэтому проще, наверное, нам признать, что поведение дикаря столь же естественно, как и поведение любого дикого животного; и не пошёл бы он никогда в школу и не стал бы учиться в университете, если бы не были произведены над ним сначала хирургические и другие более тонкие операции Детьми Бога, а потом не был бы послан на Землю Дух Святой!

А почему не были сделаны такие же операции с обезьянами, свиньями, слонами или дельфинами? Милые мои фантазёры, наличия сообразительности и ума маловато для таких преобразований и начала проекта, а потребовались тут – оказавшись, как нельзя более кстати – и полное внешнее сходство с Детьми Бога, и удивительная физическая красота атлантов!

Чтобы ещё больше прояснить затемнённые временем места мифа, который, наряду с Книгой Бытия, надо считать основополагающим объяснением нашего прошлого, замечу: широкая программа преобразований, названная в мифе «огнём Прометея», никак не могла быть, как мы это уже хорошо понимаем, украденной им у богов; и здесь мы опять сталкиваемся с неправильным переводом сложных философских доктрин, в которых после катастрофы на Атлантиде – задним числом – доказывалась порочность попытки Прометея подменить своими действиями прямую Волю Бога. «Взял на себя функцию Бога… принял на себя слишком много… взял без спросу… присвоил себе право» вполне могло быть переведено как «украл», тем более что всей глубины текста переводчики не могли себе даже приблизительно представить. И, конечно, дело ещё и в психологии человека, который и тут не мог упустить удобный случай переложить всю вину за произошедшие с людьми несчастья на Прометея, сделавшего их жизнь осмысленной и продуктивной.

Прикованность Прометея к земной скале, объяснённая в мифе «волей богов», означает полную невозможность закончить этот эксперимент после первой, второй и так далее катастроф и его продолжение на необозримые времена, в течение которых, как в мифе о Сизифе, катящем свой камень на вершину, эксперимент этот будет бесконечно закатываться и возобновляться. А страшные муки прикованного к земной скале на закате Солнца – действительные нравственные мучения Прометея, Семаила и всех не названных нам причастных к эксперименту от осознания полной невозможности предотвращения ими своим вмешательством очередного «заката», то есть страшного конца очередной цивилизации в ужасной войне.

Этой экзекуции суждено продолжаться до тех пор, пока человечество не придёт к простому осознанию необходимости собственных активных усилий для построения на Земле новой цивилизации нравственности и интеллекта космического масштаба. И от нас требуется не пассивное ожидание Спасителя, а активное соучастие в этом процессе через построение в себе неприступной крепости нравственности, которую никаким соблазном не покорить.

Глубокое осознание нами необходимости самоанализа и самоконтроля (ибо никто нас ни к чему не принуждает и принудить не может!) связано Богом напрямую с подъёмом ограничительной планки нашего интеллекта. Постепенно перед нами откроются все тайны, что так мучат нас сейчас. Всякая подлость и несправедливость, и любое преступление станут совершенно невозможными, и вся система юриспруденции, поражающая нас иногда своим уродством, отпадёт, как «высохший лист с зелёного древа жизни». Случится так, как говорил Иисус Христос: «Разрушится старый храм веры и придет Новый». Но имел Он в виду, конечно, не смену объекта поклонения или изменение ритуала. Здесь проглядывает, как мне сейчас кажется, намёк на грядущее абсолютно новое понимание человеком всего мироустройства и своего места в нём, связанное с новым проникновением в самую суть Его слов, обращённых ко всем нам.

У меня нет сомнений в том, что на земле, где так много соблазнов и так заразительно бушует жизнь, крайне неуместными были бы призывы к полному аскетизму как средству выхода на новый нравственный уровень духовного развития. Согласитесь, трудновато представить себе идеалом для всего населения земли отшельника, пустынника или столпника, как и вообще любого фанатика веры, избравшего для себя единственной целью всей жизни укрощение плоти во имя возвышения души. Нельзя не поклониться подвижникам веры, давшим нам, грешным, пример такой жизни, но невозможно и представить себе массовость подобного самоотречения на земле. К тому же, есть у людей занятия, требующие большой самоотдачи и сосредоточения и ведущие нас к нравственному совершенству не хуже самоистязания, потому что достижение необычайных профессиональных высот самым таинственным образом бывает связано с твёрдостью нашего кредо. И нельзя тут не заметить, что в нас неизменно вызывают восхищение те немногие из людей, в жизни которых не можем мы найти какого-либо изъяна и порока, и мы любим издали любоваться сиянием этих вершин духа, периодически то здесь, то там возникающих, – но только превращение этих локальных деталей земного пейзажа в единое неоглядное сверкающее пространство позволит нам спасти этот мир.

***

Время летит незаметно, и вот уже около восемнадцати тысяч лет прошло с момента зажжения «огня Прометея» на острове Атлантида, а нравственность землян скатилась, к сожалению, к тому печальному уровню, что позволял им приносить первенца своего в жертву идолам, чтобы их задобрить, а себя избавить от страха. Умерщвлённого младенца они закапывали под фундамент собственного жилища, чтобы идол не перепутал жертвующего с соседом. Представим же себе психологию человека, который способен искать опору для будущего – своего и своей семьи – в убийстве собственного сына своими руками, и мы поймём, что при таком трагическом развитии событий на Земле у Детей Бога не оставалось иного пути,.. кроме как совершить попытку номер два.