bannerbannerbanner
полная версияРуна Райдо

Наталья Суворкина
Руна Райдо

Полная версия

– О, Вирд. Все, что угодно, Лори.

– Все, чего мы заслуживаем, моя добрая госпожа.

Гильдис.

Мой сын, мой прекрасный взрослый сын. В детстве он был таким свежим, ясноглазым, здоровым. Кто не смотрел на него – невольно улыбался. Я никогда не наказывала его, просто не за что было. Он был светлым и послушным. И не заметила, как вырос – долго не брился, усы и борода не росли, только вытянулся вверх, да стали долгими чрез меры руки и ноги. Асмунд шутил, что на мечах это почти компенсирует еще недостаточную силу.

О, Асмунд, как бы ты помог мне сейчас разумным советом. Все поганка эта, Сольви. Если б не она, разве все так бы сложилось? Ну почему я не отправила ее на воспитание в Кулах, хотя бы? И почему из-за этой девицы мужчины словно с ума посходили, что в ней такого, что братья по крови и по оружию готовы были рвать друг друга как кобели?

Хауг долго оставался почтительным и нежным, мог обнять, рассказывал, хоть и скупо, о своих мыслях, лишь иногда становился насмешливым, колючим – и то, если неловко затронуть его сердечные дела. А ведь при его положении они никогда не бывают личными.

Потом, после смерти Хрольва сына как подменили. Стал заносчивым, беспричинно дерзил, часто впадал в безудержный гнев, а после – страдал от последствий своей ярости. Вспомнить хоть ужасный случай на охоте в Быханнах – заехал на чужие угодья, убил косулю. Их застал молодой лерд из клана Мак Мурро, который возмутился таким вторжением. Они оскорбляли друг друга сначала тонко, соблюдая видимость приличия, затем – все более распаляясь, а потом Хауг возьми да и заруби его. Родственные дома всерьез тогда собирали войско. От смуты спасло лишь влияние Тэма О’ Шентера, его способность убеждать, дипломатическая ловкость. И большие деньги.

Я старалась сглаживать острые углы, брать на себя дела управления, не говоря уж о казне и рутине хозяйства. Тяжело без мужа, и я окружила себя родней. А родичи да ближние друзья, хоть и разделяли мое бремя, не забывали свои интересы. Денежки из моих рук перетекали в их карманы, а порой они и сами себя «награждали». И главное требовали, чтобы поступки юного короля вершились к их выгоде и благополучию. Устроить так полагалось, конечно, мне – я же мать. Как угодить всем, соблюсти интересы олдерменов и ярлов – Старых и Новых домов, всем заплатить, все предусмотреть? При этом выглядеть милосердной к черни, скрупулезно собирать налоги, следить, чтобы не слишком много прилипало к рукам откупщиков, ладить с магистратом, главами купеческих и мастеровых гильдий…

Воевода Оттар опытен и верен, хорошо, что имеет на Хауга влияние. Однако клонит на свою, мужскую правду: главное – оружие, войско, охрана. Укрепить и раздвинуть границы, все пометить своим следом, свое не отдать, чужое – присвоить, овец без надзору – резать, зачем же возиться их пасти да стричь. Всем показать, у кого больше и стоит крепче, прости меня святая Бритта. Это все волчьи, данские обычаи – захватить, сожрать, кое-что припрятать, остальное – сжечь. Что же останется детям? А мир, так они считают, большой, и детям хватит, всегда найдется скот, который даст себя потрошить. «Меч добудет золото» – вот что детишкам внушают. А ум? Разве на самом деле земли Зеленой Эйрин взяли одной только силой?

Не все, правда, дается и хитростью: когда мерзавка Сольви вдруг вернулась, я всерьез задумалась о смертном грехе убийства, ради спасения сына и трона. К счастью, гадание эриля меня удержало. И ведь сбылось – бастардов она наплодить Хаугу не смогла, отношения их остыли, и он сам откупился от нее невиданной роскоши замком.

То, что случилось потом, меня оглушило, придавило могильной плитой отчаяния. Вина терзает и жжет мою грудь, словно раскаленные щипцы палача. Я пустила в ход все средства влияния, какие только может иметь мать и убедила Хауга жениться. Клан О’Нейл аэп Лагин, родичи Короля за Рвом, никогда не смешивали свою кровь с иноземцами. Но оскорбить отказом короля– этого они не посмели бы. Смешав королевскую кровь двух народов, король первым бы исполнил Брачный Закон, что было бы отнюдь не лишним после восстания Бриана Бору и ужасов взаимного истребления, последовавших за ним. Эта невеста – само воплощение прекрасной земли Эйрин – вот все эти символы, пророчества, романтические и поэтические фигуры, до которых равно охочи без исключения все сословия.

Да и наконец – юная и миловидная девушка, с огромным денежным и земельным приданым, к тому же. Но, конечно, его убедил Оттар – он настоял, чтобы земли были отрезаны от побережья – корона приобретала удобную бухту и несколько островов – Хауг ведь мечтал о верфи для строительства сотен боевых кораблей.

Конечно, земли все равно теперь конфискованы, а девушка носит ребенка короля. Но разве так я хотела? Хотела счастья для сына. И еще…вот эти странные тревожные сны, ощущение надвигающейся медленно, но неотвратимо, беды, наползающей тучи, мрака… Тени Зла. И что творится с погодой, Иисусе! Глупые суеверные бабы твердят о каком-то пророчестве – великом Хладе и Гладе, наступающем, якобы, из-за неправедного поведения короля. Как будто не все в руках Божьих. Язычники. Прав Отец Закона – только выжигать крамолу каленым железом. Не далее как вчера двух болтунов приковали постоять на лобном месте в масках позора – интересные – одна с длинным языком и ослиными ушами, другая в виде головы безобразной птицы – зубастый клюв до земли. Прочим, кто станет судачить о подобных вещах, позорным столбом не отделаться. Языки вырвут уже по-настоящему, чтоб другим любителям потолковать о пророчествах неповадно было.

* * *

Рыночная площадь уже погрузилась в полумрак, ее окутывало сырое зябкое марево, в котором плыли огни жаровен, бессильные разогнать промозглый холод.

Но, несмотря на ледяной туман, чувствовалась весна: народ гулял, ото всюду несло запахами жареного мяса, пива, нечистот, чего-то сладкого и пряного, пахло дегтем и свежеиспеченным хлебом. Девчушки, закутанные по самые курносые носы, подавали на пробу всем желающим крепкий бьер в стеклянных кружечках и подогретое пиво в глиняных, предлагали соленья, ячменные хлебцы, орешки – острые или медовые в пряностях.

Асмунд хотел было заглянуть в знакомый трактир, где подавали отменно приготовленную оленину с брусникой и сливами, вареными в меду и недурное зимнее пиво, да побоялся опоздать – после.

Он поднялся по узкому проулку, довольно круто уходившему вверх. Встреча была назначена в доме братства Зеленой Бочки. Это братство представляло гильдию молодых богатых купцов, христиан и непременно еще не женатых. Старшие сынки почтенных горожан. А домик небольшой, но симпатичный. Толкнув изукрашенную резными фигурами дубовую дверь, Асмунд прислушался. Дом был пуст. Он поднялся по лестнице на второй этаж, и стал ждать, разглядывая высоко расположенные небольшие витражи, изображавшие портреты почетных членов братства и сцены пивоварения и торговли. Красивый получился хмель у мастера – совершенно изумрудный. Богатый был город, спокойные и правильные времена. Нынешняя небывало морозная и затяжная зима ослабит рожь. Если лето выдастся холодным и коротким, урожая опять не будет, как в том году. Иссякнут городские закрома, из деревень хлынут беженцы и армии грабителей с севера. И хорошо, если просто всякий сброд…

Внизу послышались шаги и шорох шелкового платья. Несмотря на возраст, королева Гильдис ступала так легко, что рассохшиеся медового цвета ступени почти не звучали под ее сапожками.

Асмунд поклонился.

– Да дай же обнять тебя, противный мальчишка. Четыре года не подавать о себе вестей, а я знаю точно, что и на Пасху прошлый год, и в нынешний адвент ты был у святой Бритты, заказывал службу по матери. Не навестил меня, такой поганец. Можно подумать, что у Ярры было полно сестер, а у тебя полно теток.

– Простите меня. Асмунд поцеловал прохладную увядшую щеку – Вы знаете, почему я… избегал являться во дворец.

– Да уж пора вам с Хаугом примириться. Ты ведь старше, вон седина светится, простил бы его. Он и по мечу, и по крови брат тебе, в конце концов! Что я, впрочем… Я ведь тебя хочу просить о таком деле, Асмунд, милый, что как бы на смерть вас не рассорить. Но это я могу доверить только тебе. Только ты имеешь право быть воспитателем моего внука, до времени заменить ему отца.

Асмунд владел своим лицом, но королева догадалась.

– Нет, нет … Сольви занята совсем другими делами. Похоже решила построить золотой замок Сория-Мория наяву. Но соперницы, способной родить наследника, невинной, знатной, достойной по родовитости стать королевой, она не потерпит. Если уж Сольви не пощадила собственное дитя… Да, я все знаю. Милый Асмунд, мне очень жаль.

Девушка – дочь крови Старых Домов. Это близкие родичи ард-риага – короля пяти пятин за Рвом. Родители прятали ее в монастыре. Почти утраченный шанс получить дитя от такого союза. Кроме нее есть из чистокровных мунитир на хенресин королевского рода лишь Рианнон О’Нейл – ей уже за сорок. Но вместо свадьбы произошли ужасные…события.

– А именно?

– Ты должен тайно увезти девушку в свой замок в Муммане на Лох Меар. Спрятать, когда появится малыш – заботиться, едва подрастет – заняться его воспитанием. Тебе доверена высокая честь стать воспитателем будущего короля.

– Мне позволено спросить? Почему мы встречаемся здесь? Почему это поручение дает мне не Хауг? Почему я должен увезти его невесту, то есть похитить? И, простите, не примите как неуважение…Сольви, ревность – все это не слишком правдоподобно. Кто спросит Сольви, когда речь идет о политически важном союзе?

– Асмунд, девушка теперь не невеста, а пленница.

– Еще не легче. Похоже, я действительно что-то пропустил. Вы меня не посвятите?

– Прости, но нет. К счастью, вожди Старых Кланов тут же отреклись от Брана и Ангуса, уверяли в своей полной непричастности к заговору. Ни один клан их не поддержал, и мы договорились молчать. Были приняты меры для пресечения в столице любых слухов об этом… прискорбном происшествии. Хоть, конечно, публичные казни послужили бы уроком знати и развлечением добрым подданным, однако, ни к чему будоражить чернь.

 

– Все равно не пойму, почему вы затеяли похищение девушки в тайне от Хауга? Собираетесь каким-то образом обмануть вашего сына и короля? Простите, тетушка, эта дикая затея обречена на провал. Нас поймают через сутки – другие и смерть – это лучшее, на что я смогу надеяться.

–Я прошу тебя, потому, что верю – ты справишься. Конечно, вас будут искать и преследовать. И люди Сольви тоже. Ты ошибаешься в степени ее влияния и интереса к этому делу. Ее шпионки повсюду. Не скоро еще я вытравлю заразу. Все бы еще ничего, но партия Вереска – вот кто дергал старого Ангуса за ниточки, кто все замутил. С этими так просто не совладать, вы можете только спрятаться, раствориться в лесах, запутать след. Я не сразу подумала о твоем родовом замке, покинутом и полуразрушенном, далеко за Рвом. Отвези ее за Ров, Асмунд. Кто еще из мужчин, которым я могу доверять, способен проехать скрытно через весь Западный край? Ты опытен, не станешь лезть на рожон, знаешь лесные тропы, у тебя есть друзья… ну… не совсем обычные…

– Вы просите меня, потому что знаете причину, по которой я не могу вам отказать. Заставляете меня выбрать между двумя способами самоубийства.

– Все обойдется. Зато я могу быть уверена, что когда понадобится, ты будешь биться и не отступишь, не продашь.

– Я буду биться с кем, тетушка? Со своим королем, с побратимом? Он осадит замок, и мы с ним положим наших людей? Да у меня и некого призвать там, за Рвом. Здесь-то людей жалкая горстка. Если девушка – последняя надежда Старых Семей, если она или ее дитя интересует Воинов Вереска, уж не знаю, хотят они их убить или сделать знаменем своего бунта, история совсем не романтическая. Все это может привести к новому витку войны. Сколько усилий мы с Отцом Порядка и Эйриком лагманом приложили, пока я еще мог этим заниматься при дворе, чтобы сделать Право всеобщим, приемлемым для всех: и христиан, и приверженцев старой веры, и данских ярлов, и недобитых ими олдерменов. Хоть как-то обуздать взаимную резню, насилие над простым людом.

И этим заслужил презрение и вражду с обеих сторон. Вы знаете, как ко мне стали относиться. Хенресин – как к ренегату, предателю интересов своего народа. Даны – как к опасному выскочке, ведущему двойную игру.

– Асмунд, дорогой, – прервала его королева. Я не могу сию минуту осветить тебе весь огромный пласт …реальности. Я сама не разобралась еще. Просто поверь моему материнскому предчувствию. Ведь речь идет о жизни моего внука.

Хауг не осадит твой замок. За Ров он не сунется при всем своем безрассудстве и вряд ли помнит, что ты все еще лерд этой величественной руины на лох Меар. Да и как он узнает, что это ты?

В любом случае не вижу человека, который может справиться лучше.

Асмунду оставалось лишь молча поцеловать протянутую ему холодную сухую руку.

Глава 2

Асмунд.

Несмотря на растерянность и злость, в которые повергло меня приказание Гильдис, голод давал о себе знать и я отправился в «Лосось и лось». Похоже, меня втягивают в скверную историю. Вид у меня был довольно потерянный, и пил я мало, так что Люция подсела ко мне и участливо предложила девочку. Я вежливо ответил, что слишком устал. Это было правдой и, когда поднявшись через четверть часа в комнату, я обнаружил в постели саму госпожу Люцию, то не слишком вдохновился. Однако, она была столь изобретательна и профессиональна, что вынудила меня воспользоваться услугой, которая, как ни странно, облегчила не только мой кошелек, но и состояние духа. Во всяком случае, я смог уснуть.

Встав затемно, я выехал по направлению к Морской Маргри – круглой башне, имеющей небольшие подъемные ворота, радуясь, что в столь глухой предутренний час не встретишь ни души. Они уже ждали меня – старый Тэм О’Шентер и девушка, закутанная в дорожный теплый плащ с капюшоном, полностью закрывавшим ее лицо. Для нее подвели лошадь.

– Ее зовут Бренна, – бросил Тэм, слегка подтолкнув ко мне девушку.

– Верхом удержится?

– Не знаю. Главное, чтобы ты удержался, когда она всю дорогу будет ругаться и нести чушь. Скоро тебе станет тошно от этой крошки, Асмунд. А еще она умеет бить в голень со всей дури и норовит вцепиться в глаза или лягнуть в пах. Дурная девка, не балуй ее.

– Сдается мне, ты уже от нее пострадал, а, Тэм?

– Да поезжай ты с Богом, Асмунд, скоро тебе расхочется зубоскалить. Эта лисица пыталась меня искусать, а когда получила по заслугам – разжалобить. Зубы бы ей выбить, а вышло – по уху. Смотри, как бы не сбежала. Сажай ее, и трогайте, пока улицы пусты.

Руки девушки, закрытые широкими рукавами, оказались скручены. Я вынул засапожник. Такие маленькие, ледяные, посиневшие от врезавшейся веревки. Видно, она им насолила… Я подсадил ее, она упала лошади на шею. Почти ничего не весила.

– Оно видно – опасная особа. У нее есть вещи?

– Вот торба какая-то, держи.

Я порылся, нашел, на счастье, рукавички. Торбу сунул в свой баул. Тэм наблюдал с недоброй усмешкой.

– Она, кажется не преступница, а, воевода? И птаха вырывается и клюет пальцы, если ее схватить рукой. Старик плюнул и полез на галерею. Деревянная лестница заскрипела сердито: обрюзг…Отроки подняли решетку.

– Послушай, девица. Мы сейчас тихо и спокойно отсюда уедем. Я не причиню тебе вреда и стану защищать от любого, кто захочет его причинить. Но очень прошу – не вздумай поднимать шум или вытворять другие глупости. Убежать от меня ты не сможешь, а в беду – попадешь. Нам не стоит привлекать к нашим особам лишнее внимание. Поняла?

– Вы меня похищаете?

– Предполагаю, не я первый.

– Куда вы меня повезете?

– Главное прочь, а там – все равно. Нет? Может, хочешь обратно в башню? Оттуда дорога одна.

– Нас поймают, и тогда дорога точно одна – на плаху. Верни меня назад, я не поеду.

– Все, дорогуша, поболтали. Имей в виду, что похищение языкастых девчонок не является моим излюбленным занятием. Я промышляю иначе. И внезапное поручение тебя сопровождать как раз сорвало мои планы заработать несколько марок. Но меня лишили выбора. У тебя, однако, он есть. Ты можешь чинно и благородно ехать верхом рядом с достойным кавалером и сокращать дорогу приличной беседой. Либо я снова свяжу тебе руки, и, увы, лишу возможности издавать звуки, скажем, при помощи платка. Поедешь не как леди, а как пойманная беглая рабыня. Как тебя больше устраивает.

Я с многозначительным видом достал из седельной сумки веревку.

– Не надо. Я поеду с вами. Однако, не могу удержаться от наблюдения, что вы произнесли намного больше слов, чем я.

– Но за тобой непременно должно остаться последнее.

Решетка лязгнула, опускаясь за нами. И тут налетел такой дикий, ледяной ветер со стороны моря, что дыхание перехватило. Я взял ее кобылку за вторую уздечку, и мы затрусили через поле в ближайший лесок, тут было тише. Двинулись друг за другом по самому краю оврага – здесь было почти сухо, иначе копыта коней глубоко уходили во влажную лесную почву. Где просохнуть лесу, когда так редко выходит солнце, и то и дело валит снег. Трава и то прошлогодняя, лишь кое-где сквозь нее пробивались озябшие бутончики первоцветов. Девица помалкивала, вцепившись в луку седла, с ветвей капало за шиворот, зато совсем рассвело и тропинка пошла вверх. Я присмотрел более-менее сухой пятачок, чтобы подкрепиться. Помог девушке спешиться, полез в баул за лепешками и сыром и вдруг почувствовал, что она беззвучно рыдает под своим капюшоном. Ну, так и есть – трясется от плача, глаза уже опухли, ухо красное – хорошо старый Тэм ей приложил.

– Эй, что случилось, птаха? Девица…э… Бренна. В лесу и так достаточно сыро.

– Не убивай меня.

– Что? Да что ты выдумала?

– У меня есть богатая родня, свяжись с ними и получишь хорошие деньги.

– М…заманчиво. Выкуп… Вот интересно, с воеводой и его головорезами ты бранилась и дралась, а меня умоляешь не убивать. Я такой страшный, да?

– А зачем мы заехали в лес и почему остановились? Королева приказала завезти меня в чащу и убить?

– Ага. И привезти ей твою печень. Вообще-то я собирался поесть. Держи лепешку. Сыр твердый, но вполне съедобный. Грызи, мышонок – трусишка. Но в одном ты права. Я тебя убивать не собираюсь, но есть те, кто, возможно, собирается. И теперь это наша общая, к сожалению, проблема.

– Куда ты меня везешь?

– Вот тут мед во фляге – хлебни, станет не так зябко. Он с имбирем, крепкий и …не совсем обычный. Люди, которым он нравится, готовы платить за бочонок такого пойла серебряную марку. Дело принадлежит моему другу, но по ряду обстоятельств, он не может вести торговлю сам. Я его партнер. Мы сейчас направляемся к нему, потому что, во-первых, там ты будешь в полной безопасности, во-вторых, надо нам с ним обсудить дела. Ведь предстоит долгое путешествие.

– Куда?

– За Ров. В мой замок, птаха. Я лерд.

– У тебя за Рвом есть замок, а ты торгуешь хмельным и водишься с какими-то…Девкам своим рассказывай.

– Девкам, с которыми я вожусь, гораздо интереснее содержимое моих штанов и особенно их карманов, чем замок за Рвом. Ладно, ладно, не смотри так сердито, госпожа моя. Вижу, когда закипает гнев, страх проходит. Как мед?

– От него щиплет во рту. Но он очень…

– Тихо. Видишь те большие елки в низине? Вон там?

– Да, а что…?

– Тихо. Спускайся туда и полезай под елку. Убедись, что тебя не видно и сиди там. И ни звука, чтобы ты ни услышала. Не вылезай, пока я не приду за тобой сам, поняла?

* * *

Судя по звукам, далеко слышимым в тумане, времени у него было достаточно. Асмунд бросил взгляд в низину: старые ели представляли собой такие роскошные непроницаемые шатры, что даже ему не было видно, где спряталась Бренна. Затем не торопясь вытянул свой бастард. Клайдеб – один из двух прекрасных клинков, купленных после продажи приличного надела, крутанул его пару раз, размял кисти и вернул в ножны. Откусил от лепешки. На поляну выкатили трое: два отрока и с ними старший – боец примерно одних с Асмундом лет. Один из отроков был знаком. Олавов усыновленный – Хелги. С Олавом ходили на одном корабле. Хель! Как неудачно. Мальчика надо сберечь. Асмунд прихлебнул из фляги и приветственно помахал ею в сторону конных.

– Здорово, мужи.

– И тебе. Асмунд?

– Вроде я.

– Отдыхаешь? Кобылу вижу, а где ж девица?

– Пошла по нужде. Вон за тем валуном присела. А что?

– Так далеко пошла? А не сбежит?

– Это вряд ли. Живот у нее прихватило. А стыдится. Вот и искала камушек побольше да подальше. А что?

– А ты не штокай, а давай ее пожитки. Гильдис приказала вернуть ее назад. Передумала.

– А… Слушай, отрок, ты Хелги, Олавов сынок? Ты пойди к тому валуну, но девице не показывайся. Стой за березой и жди. А то она вас увидит, побежит с перепугу, еще свалится в какое бучилово. Потом вытаскивай. Хелги в нерешительности поглядел на старшего – тот кивнул.

Когда Хелги отошел на порядочное расстояние, он не услышал за спиной бульканье перебитой артерии своего приятеля. Тело опустилось на мягкий мох беззвучно.

Обернулся на звон мечей и растерялся. Харолд и этот Асмунд бились, со страшной скоростью и силой нанося удары. На миг Хелги выпал из реальности и ему показалось, что старшие показывают им правильный красивый бой.

Секуще-рубящие движения, лаконичные, быстрые, серии ударов и финты, вот Харолд парирует плоскостью, затем батман и колет, а Асмунд показывает движение уклонения. Контрудар и Харолд снова защищается жестким отбивом, затем атакует с целью сблизится, ростом он пониже. А вот лезвие против лезвия с целью надавить и поймать в ловушку после сопротивления, снова разошлись, вот удар, направленный в сустав, нет догадался, парировал…

И тут Харолд поскользнулся. Может осклизлые прошлогодние листья или гриб, может раскисший помет лесного зверя…Нога поехала назад и, прежде чем он успел восстановить равновесие, Асмунд прыгнул, сшиб противника, используя свой немалый вес, навалился и вогнал клинок глубоко подвздох, с усилием пропоров кольчугу.

Хелги стоял и не мог пошевелиться. Старшие преподали правдивый урок: удача на миг отвернулась от недруга – используй мгновенно, максимально, ни жалости, ни благородства. Потому, что в следующее мгновение она может изменить тебе.

Асмунд поднял с земли какую-то тряпку, тщательно протер свой бастард, по очереди оттащил тела за кусты можжевельника, отошел к яме, заполненной талой водой, чтобы вымыть залитые кровью руки.

Хелги стоял и смотрел. Ужас неминуемой смерти, паника его парализовали. Он понимал, что убежать не сможет – ноги стали слабые, непослушные

«Девица!», – вдруг вспомнил он, обнаружив в своей руке нож. Надо схватить девицу, приставить к горлу…Только вот где она…

– Эй, Хелги! Иди сюда. Да не бойся, не трону. Нет нужды. Кто послал вас и так понятно. Харолдов меч мой по праву, а лошадей забирай. Да спрячь ты нож. Передай королеве Гильдис…а впрочем, ничего… Ступай.

 

– Что я скажу в замке? Как объясню, что ты меня отпустил?

– Сказать советую правду. Все знают, что Олав мне друг.

Глава 3

Бренна.

После того, как Асмунд убил этих людей на поляне, поехали быстрее, и вскоре выбрались на открытое место. Я ничего не спросила про убитых: ни кто они, ни за какую вину. Хоть и видела торчащий из можжевельника сапог, старалась не смотреть туда. Асмунд этот человек опасный. Он как это вот холодное море спокоен, как море коварен и безжалостен. Как все даны. Куда он везет меня на самом деле, что у него на уме? На простого бонда не похож, но и на отигнира тоже. Какой он лерд? Уложил двоих бойцов, я и «Отче наш» прочитать под елкой не успела. Наемник? Говорит чисто по-нашему, вроде ласково – все с усмешкой, как с малым дитем. А мог бы сделать что угодно – я представила, как он хватает меня за волосы и бьет лицом о ствол дерева или сворачивает шею одним движением. Или прижмет к земле да задерет подол на голову. Я тут одна с ним, в этой чаще нет ни души. А если б и услышали, кто ж сунется. Выпустит кишки и бросит на съедение лисам. Или люпусы сожрут. Говорят, они теперь везде рыщут.

Мы выехали на берег, чтобы в известном Асмунду месте напоить лошадей из ручья, текущего с холмов в залив.

Ветер разогнал тучи, на миг открылось небо, яркое, какое бывает только весной. Солнце осветило темные громады можжевельника, и они сделались изумрудно-веселыми, светился молочный ягель, вспыхивали бусины прошлогодней брусники, пылал сосновый подлесок, подступивший к самой воде, и виден был далекий остров в солнечной дымке – Березовый, так называло его племя, когда-то населявшее этот край.

Но, через минуту, небо опять стало белесоватым, как брюхо мертвой рыбы. Снова его затянула снежная туча, крупные хлопья таяли у кромки мутной ледяной воды. Сквозь мглу еще просвечивал белый кружок солнечного диска, но вскоре и он растаял.

Дни-то должны уже стать длинными, светлыми, но на этот раз Старуха не хотела уступать. Сумрак словно пропитал воздух, подслеповатая серость, морось стали привычны. Влага на лице, сырая одежда, озябшие руки и ноги. Ломота в каждой косточке, суставе, сведенные мышцы, усталость. Погреться бы в бане, посидеть в душистом жару, напиться теплого молока с хлебом, уснуть под одеялом у огня. Дома, с Уной.

– Эй, птаха, ты что, спишь? Свалишься. Дай-ка я тебя пересажу к себе.

– Нет, пожалуйста, не надо. Я не сплю, просто задумалась. Замерзла немного. Мы не остановимся погреться у костра?

– Не противься, это глупо. Давай. Не получится погреться, птаха. Придется двигаться всю ночь без остановки на ночлег. Поедем берегом. На открытом месте при свете луны немного видно, а в лесу хоть глаза выколи темнотища. Нас, конечно, снова могут побеспокоить мужи по твою душу, мы ведь как на ладони в лунном свете с любого холма. Хотелось бы оказаться под крышей Мил Моинир как можно скорее. В усадьбу Бера они точно не сунутся. Поэтому мы должны промелькнуть как тени.

– Почему усадьба так называется – Медовая Поляна?

– Пересаживайся на моего Зверя, тогда расскажу все. Тебе понравится история, похоже на сказку.

– Все, что ты мне говоришь с момента нашей встречи, не более, чем сказка, я уверена. Даны лгут, как дышат.

– Но я полукровка, малыш, так что иногда хочу соврать, а правда фррр…и вырвалась. Я хенресин по матери.

– Не трогай, убери от меня руки!

– Эй! Ну-ка втяни коготки, ты, дикий котенок! Надо очень… Я хочу тебя закутать в свой брэт. Сиди смирно и скоро согреешься.

Тело предательски требовало тепла и опоры, и я позволила Асмунду прижать меня к себе и укрыть своим плащом. Моя голова билась о его грудь, когда вороной Зверь шел по кочкам. Хоть, надо признать, конь у него замечательный: мощный, но умный и осторожный, бережный к всаднику.

– Ну, слушай, госпожа моя, хм… дозволенные речи.

У короля Хрольва Змеиное Жало был удачливый хевдинг – Гуннар по прозвищу Свартхед. Был он очень некрасив, и, как видно из его прозвания, черноволос, маленькие карие глазки смотрели на мир из-под косматых бровей, зато силен и свиреп. Однажды в бою он получил страшный удар по голове. Два дня пролежал хевдинг без сознания, однако дышал, и конунг велел унести его с поля боя и везти домой вместе с прочими ранеными.

Когда Гуннар очнулся в драккаре посреди волн, он вскочил, заревел, набросился на ближайшего к нему гребца и покалечил его голыми руками и зубами. На Гуннара насели вдесятером, связали. Весь путь он не ел и не пил, был странно слаб, однако постепенно пришел в себя.

С тех пор стал хевдинг берсерком. Все уважали его и боялись, даже сам Хрольв, поскольку в бою он стоил семерых воинов, но, как это бывает с берсерками, впадая в священную ярость, не владел собой и не различал своих и чужих. Когда он впадал в боевое исступление, в нем не оставалось ничего человеческого – ни разума, ни чувств. Не восприимчивый к боли, он не истекал кровью от самых глубоких ран.

– Этого не может быть. Все люди и звери могут истечь кровью.

– Ну, так говорят. Но на самом деле, конечно, после боя берсерки иногда умирают от потери крови и нервного истощения. Ну, не перебивай, птаха, из меня и так никудышный скальд. Я рассказываю, как положено: вооруженный двуручной секирой, без кольчуги, а часто и вообще обнаженный до пояса, он ревел, изо рта показывалась пена, и он, прорубаясь сквозь строй врагов, выглядел так безумно и устрашающе, что те забывали об оружии и бежали. Однако, берсерк обретает скорость и ловкость медведя. А от медведя далеко не убежишь. Они, говорят, даже топор или меч чувствуют как когти, как продолжение лапы. Берсерк на языке данов означает «голая рубаха» – они не только без брони бьются, но и голое тело раскрашивают черным – узорами битвы. Хотя, не только они – боевая магия есть и у нас.

– У нас? Мне показалось, ты дрался за данов. Я уже слышала подобные рассказы, но думаю, тут много выдумки? Правда, что они пьют одурманивающий отвар из грибов, чтобы впасть в подобное состояние?

– Нет, птаха. Ничего Гуннар не пил. Ты права – не так это часто бывает на самом деле. Большинство тех, кто называют себя берсерками, просто врут, притворяются, чтоб их боялись. Но Гуннар – нет. Всему виной был удар по голове, что-то там повредилось, вот и стал он впадать в безумие. Это состояние приходило, когда он видел картину боя, слышал его звуки, чувствовал смрад – запах крови и внутренностей. Важно также и самовнушение и всеобщее убеждение, что он действительно становится не человеком. Он ничего потом не помнит, не отвечает за свои поступки в этом состоянии, как бы ни были они чудовищны и жестоки. Это все же приступ болезни, поскольку потом берсерка накрывает состояние непреодолимой слабости, которое иногда длится долго.

– А ты раскрашиваешь лицо перед битвой, Асмунд? Или тебе, чтобы убивать, это не требуется?

– Не требуется. Я не слишком верю в пользу краски в этом деле. Кто не в первый раз топает в строю и понимает, что сейчас будет – боится и так. А кто не боится, иногда успевает об этом пожалеть, а иногда – нет.

– А ты боишься?

– Естественно. Пока не сшиблись. Потом становится некогда, да и возникает особое состояние, когда кровь ударяет в голову. Не знаю, как это описать…восторга? Нет, наверное. Но приятное. Его трудно забыть или чем-то заменить. Поэтому, кроме страха, перед боем испытываешь нетерпение и волнение. Как перед тем, чтобы лечь с желанной женщиной.

– Хвастаешься?

– Похоже, да, девица. Трясу фазаньим оперением…

Но боевая «магия» имеет и другой смысл. Раскраска как бы дает воину «иное лицо», помогает стать на время кем-то… не собой, тем, кто не испытывает ужаса и жалости.

– А ты жалеешь тех, кого убиваешь?

– Не в бою. Иногда, признаюсь, после всплывают…впечатления.

В детстве мне даже оленю было трудно перерезать горло. Однажды отец приказал мне, потом учил свежевать. Мне было плохо, хоть я и виду не показал. Потом привык.

Рейтинг@Mail.ru