Наталья Суворкина
Руна Райдо
– Это можно к третьей перемене, когда вынесут свинину. А что, этот мрачный викинг твой ассистент при исполнении фокусов? Забавно.
– Нет, мой лерд. Только в поедании свинины и заливании в глотку доброго бреинбиира или любого хмельного напитка, которым вы благоволите нас угостить, – улыбнулся бард.
– Пойми, юный друг, я не капризничаю. Просто ты появился кстати. У меня важная гостья. Ты – мой сюрприз, тоже своего рода угощение. При помощи этого пира я хотел бы выразить ей мою искреннюю приязнь и благодарность.
– Я постараюсь не ударить лицом в грязь, светлейший лерд. И фокусы тоже можно. Немного огня? Как на счет небольшого фейерверка?
– Вот-вот давай. Прикажу поставить кадку с песком.
– Возможно, даме придется по вкусу сага «Приключение Кондлы» – о чудесном ином мире, населенном лишь девушками и женщинами?
– Ну… В общем подумай сам, бард. Что-то с увлекательным сюжетом, но покороче.
– Конечно. Приятного дня, милорд.
Ренар Лис.
Не переношу грубых, невоспитанных людей. Не могу удержаться, чтоб не преподать им небольшой урок, даже если меня и не касается – такая вот слабость. Правда, не все сразу видят связь между своим гадким поведением и реакцией организма, но некоторые, наиболее сообразительные, смекают. Сенешаль-то уж лекаря вызывал, с горшка не слезает. Конкретно мне нахамил два раза и дважды сделал вид, что в упор не замечает. Невежливо, я считаю. Но он все не может сложить два и два. А эта тетка просто противная. Видно, драла ребенка за ухо или за волосы. Слышал, как девочка взвизгнула, а потом эта лахудра орала на малышку, как припадочная. Рысью побежала. Ну, ничего, посиди над ямой, подумай. Так теперь всякий раз будет, как вздумаешь ее колотить. Свободно, Ренар, она одна там, на кухне.
Девочка, стоя на коленях, чистила песком пригоревшую утятницу. Точно попало ей, всхлипывает, при моем появлении вздрогнула и сжалась вся, голову в плечики втянула. Я тут же нацепил самую милую свою улыбку, приветливо ей кивнул и направился к бочке с бреинбииром. Наварят же гадости такой, как Асмунд пьет, да еще селедкой закусывает, а потом сверху луком или чесноком с солью и ломтем кислого хлеба. Хоть и образованный он человек, а все же дикий – викинг, одним словом. Я цапнул самую большую кружку пинты на полторы и стал цедить тоненькой струйкой, поглядывая на девочку. Она вроде расслабилась и снова заскребла своей тряпкой.
– Детка, – девчонка вскинулась и затряслась, но я уже стоял рядом с ней так, что перекрывал ей путь к бегству. – Не пугайся, я только хочу сказать тебе пару слов. Послушай внимательно и получишь подарок.
Асмунд.
Пир вроде собирали для своих, если кто-то из домочадцев и приятелей лерда Гелевина может претендовать на это звание, а вышел все же богатый. Одних свечей зажгли штук сто. А ведь еще не вечер, хоть в зале и темновато. Зато прохладно тут – на дворе просто страшно печет. Вообще в зале драться удобно – не слепит солнце, скамьи, столы, а на них опять же много всяческих предметов – элем плеснуть или прямо так, кувшин швырнуть в рожу – только руку протяни.
На пир являться при боевом оружии неприлично – но я эту норму этикета, пожалуй, проигнорирую. Готовились к этой пышной пьянке чуть не неделю, я уже все жданки съел, начал злиться на Ренара. Он что-то замышляет, однако, не делится своими соображениями. Ну, поиграл бы лерду этому в личных покоях, поговорил, как он умеет. Ведь так-то Лис кому угодно без масла в зад влезет. И попросил бы Эилис продать, мол другу приглянулась, или в хнефатафл бы ее выиграл, мне его учить что ли плутовать? Давно бы уехали. Бренна там переживает. Так нет: что-то затеял на пиру. А лерд этот скользкий, чем –то напрягает он меня– мутный какой-то… Вообще тревожно, и что оставил малышку мою, хоть и с Бером, и Эилис как бы не подвела, не выдала ничем, что знает нас – пока держится, но я бы брал ее поскорее и ходу отсюда … Она неглупая на самом деле, но нервничает очень. Не знает, что страшнее – у Гелевина остаться или Беру в глаза посмотреть.
Слуги еще носят на столы первые блюда – густую похлебку из полбы с курицей и пастернаком, гороховую кашу, печеные бобы с чесноком, расставляют закуски: холодную вареную телятину на толстых ломтях однодневного хлеба, соленую треску и кувшины с гипокрасом. Вот что за ерунда – разбавлять вино, добавлять мед, анис, корицу и прочую дрянь. Мы с Ренаром такого не пьем. Подождем, пока нормальное вынесут.
Надеюсь, Лис знает, что делает и не придется все же драться. Начнется не скоро, хоть и поливают уже нетерпеливым гостям на руки из кувшинов, а хозяин с почетной гостьей еще не явились.
Зато у главного входа и дверей в помещения меж залом и кухней давно стоят здоровые молодчики с алебардами. А перед алебардистом прыгать с полуторником, знаете ли…плохая идея. Клайдеб тонковат и легковат по сравнению с этой массивной железякой, которой неслабые и рослые эти ребятишки будут бить просто, безо всяких финтов сверху вниз по головушке дурной. Один раз попадут и достаточно. Или по руке. Или плечо разрубят. Закрываться полуторником от прямого удара алебарды бессмысленно – сломается. Можно применять только «слив». Слить замах алебарды, уйти в диагональ, зайти во фланг и рубануть в висок или шею. А им всякие там приемы без надобности. Ну, если только алебардой за ногу подцепить. Поэтому единственное, что можно сделать – это броситься под замах алебарды. Просто повалить его и постараться прирезать кинжалом или хотя бы головой о каменный пол хорошенько приложить. Можно ударить или резануть по шее, лезвие у меня всегда на совесть заточено. Или звездануть эфесом в лицо.
Да что за мысли… Я даже прикоснулся к серебряному молоту на шее. Не буду я драться с алебардистом, Тор меня охрани, ну его. Он на службе, а я тут гость, кушать буду, барда вот слушать, фокусы смотреть. Изумительные фокусы, кои продемонстрирует нам великолепный мессир Ренар Лис, в данный момент с великим тщанием полощущий свои музыкальные персты, брезгливо оглядывая блюда с тушеными овощами: тыквой, морковью, брюквой, шпинатом и модными теперь солеными каперсами. Но вот взгляд его падает на прочие приносимые закуски: целиком зажаренную на вертеле дичь – голубей, фазанов, зайчатину с гарниром из жареного корневища лопуха, гусей и уток, томленых в медных гусятницах, приправленных розмарином, печеную в золе мелкую птицу – жаворонков и перепелок с перцем, коих подали с весьма дорогими соусами на основе виноградного сока с травами и чесноком. И вспыхивает веселием несытый глаз моего рыжего друга, и кивает он виночерпию, требуя этой светлой кислятины, и впивается острыми зубами в румяную гусиную ногу. Все уже жуют и галдят. И сосут эль кувшинами, вовсе хозяина не дожидаясь. И я поем. А вы, здоровяки с алебардами, постойте.
Много у этого господина, видно, денег. Оладьи на меду, угри, варенные в смеси эля и морской воды, копченая, соленая и жареная рыба: лосось, сельдь и треска. И на десерт наверняка подадут сладкую пшеничную кашу с медом и изюмом, вафли, фрукты и сыры. А может булочки с кремом. Бренне бы понравилось. Скучаю, ужас как. Я-то больше по рыбке и кислятины этой не надо. Налей мне лучше пинту пива, любезный, и отойди, не терплю, когда за спиной стоят.
Тут ударили в гонг и, наконец, мы смогли улицезреть лерда Сиверта Гелевина, который явился под руку с худой высокой дамой в красном бархатном платье, отороченном блестящим мехом ласки. Ее длинную шею украшало ожерелье из горного хрусталя, а меж сильно выпирающих ключиц переливался превосходный кабошон опала. Ренар вдруг перестал уплетать перепелок и уставился на кабошон. Ну да, красивый камушек. Гелевин усадил подле себя свою гостью, приветливо кивнул в зал, пригубил из кубка и что-то бросил в рот.
Все, кто еще не были так пьяны, что сочли нужным сделать вид, будто чинно ждали лерда, не притрагиваясь к блюдам, с удвоенной силой начали чавкать, хрустеть, рыгать, оживленно общаться, брызжа через щербины, гоготать, обливаться элем, сморкаться на пол, наступать псам на лапы и хвосты, с удовольствием их браня и дополнительно пиная, перекрикиваться со знакомыми на другом конце стола, пихаться, хвастаться и затевать свары, мириться, в приливе приязни разрывая пополам жирные куски из-за которых только что вздорили, опустошая кубки и здоровенные кружки – словом веселиться.
А дама, положив на край их отдельного с Гелевином, стоящего на высоком настиле стола, симпатичный мешочек из меха куницы, плавным неторопливым движением откинула вуаль. И тут Лис захлебнулся вином, так, что оно пошло у него носом. Он кашлял и торащился на даму, даже не замечая, что я со всей дури колочу его по спине.
Наконец, к моему огромному облегчению он задышал, порозовел, с видимым усилием натянул подобие улыбки и, мучительно сглотнув, приветствовал красную леди.
– Прекраснейшая Гвента…
– Милейший Ренар – улыбнулась в ответ дама, тоже как-то кривовато. Удивлена, не скрою…
– Надеюсь, приятно, блистательная?
– Признаться, не очень…
– Взаимно.
– Твоя прославленная вежливость?
– Моя знаменитая откровенность…
– Так это ты нам сегодня поиграешь и потешишь нас историями? – теперь леди улыбалась более натурально, но взгляд небольших темных глаз оставался пристально-колючим.
– Приложу максимум усилий, дабы развлечь столь изысканное и взыскательное общество.
– Тогда надеюсь на приятный вечер. Ты, кажется, в прекрасной форме, Ллю-Ллоу Гифес? Ах, нет, Рейневан, прости, Ренар…
– Надеюсь, моя прекрасная форма хотя бы отчасти соответствует содержанию, в отличие от некоторых э…воплощенных сущностей, премудрая Керидвен. Ах, нет, прошу прощения, леди Гвента…
– Хоть я и не поняла, кого ты тут решил изображать, барда или все-таки филида, на арфе бренчать ты умеешь. Этим советую тебе и ограничиться.
– Выбор был и вправду сложен, дорогая Гвента. Ведь филиды не играют на пирах рилы, а бардам не позволено исполнять саги. Все у них сложно, такая запутанная система… Вода – стихия филидов, принимает форму сосуда, но нечего и думать придать форму огню.
Дама, видно решившая пропустить ход, молча поглаживала свой кабошон длинными бледными пальцами.
Но Лиса похоже понесло и он, с притворным оживлением, обычно сопутствующим общим приятным воспоминаниям, продолжал во внезапно повисшей тишине.
– Ты тоже отлично выглядишь. Совершенно не изменилась с нашей последней встречи. Напомни, когда это было? Давненько, а если точнее – очень, очень давно… Кажется, Рим тогда еще не успел убраться восвояси, и на стене… Хотя, постой: сменила прическу? Каштановые блестящие волосы… Тебе идет…к этому лицу. Мне не нравится, когда у дамы на голове шевелится и шипит…
К счастью, сидящий в непосредственной близости к лерду и даме сенешал вдруг оглушительно пернул и жалобно произнес: «Прошу прощения». Все взгляды обратились на то, как он задергался в попытках вылезти, а затем на нетвердых ногах, но весьма поспешно бросился к выходу. Зал грохнул хохотом, а леди погрозила Ренару пальцем.
– Ну, его-то за что, проказник. Оставим прошлые недоразумения, поиграй нам кейли, Ренар. Пора людям поплясать, размяться.
Ренар без возражений достал арфу из торбы, прошел на предназначенное для него возвышение, устроенное напротив кресла лерда, и один за другим сыграл несколько простеньких, но приятных и заводных хорнпайпов, под которые с удовольствием подрыгали ногами и покружились разогретые элем парочки.
В это время господа, более серьезно подготовившие себя при помощи бранвина, начали выкрикивать требования барду устроить шиан-нос. Ренар скинул куртку, тоже опрокинул чарку, хоть, обычно Лис не употребляет столь крепких напитков, и вышел с арфой на середину зала. Он заиграл и запел совершенно отвязную песню о пьянице Малыше Конале, который, возвращаясь поздно ночью сильно навеселе, заблудился и решил, что его морочат фейри. Он свалился в реку с мостика, поскольку спьяну его шатало, и в ужасе, что будет утащен на дно кельпи, стал громко молиться и звать на помощь. Женушка, которая отправилась забирать своего выпивоху из паба с фонарем в руках, услышала его вопли, вытащила из тины, поколотила и была принята за прекрасную, но злую фею… И все в таком духе. На грани, в общем, поскольку припев состоял целиком из брани женки, которая больше пристала бы старому золотарю.
Ренар играл в центре круга, образованного танцорами, слегка поддерживая и задавая тон движениям, а они отплясывали так, что даже смотреть на них было жарко. В подтверждение этого факта они избавлялись от одежды выше пояса и, сбросив ее под ноги, от души оттаптывались на ней, не жалея. Как и предполагал лерд Гелевин, особо ретивые молодцы остались на полу, прочие выражали удовольствие громкими криками.
У Ренара тоже выступила испарина на лбу. Он присел на свое прежнее место и сразу оказался окружен людьми, которые желали свести с ним знакомство и выпить. Готовилась перемена блюд, слуги освобождали столы от объедков, прибирали и с пола, в частности помогая тем, кто решил прилечь, покинуть зал и освежиться.
Лорд Гелевин негромко разговаривал с Гвентой. Ренар же, уступив просьбам своих новых почитателей, рассказывал известную сказку в не вполне традиционном варианте. Я сначала не слушал, но конец был таков « Медвежата и просят лиса рассудить их по справедливости. Ну как им разделить меж собой девицу, не пополам же разодрать? Лис подивился, конечно, какая проблема, девице все равно – они же близнецы. В чем вопрос, кто первый, что ли? Так она не головка сыра – цела останется. Зачем ссориться, ведь можно и вдвоем. (Слушатели восторженно гогочут). Но они только надулись и решили все же подраться. И пока два жадных медвежонка кусались и тузили друг друга, лис с девицей переглянулись и от них улизнули…»
По– моему, не смешно, но слушателям понравилось. Ренара хлопали по плечам и жали руки, некоторые порывались даже обниматься. К моему удивлению, он все это терпел и изображал своего в доску парня. Очень странно.
Мне стало ужасно тоскливо, так уже надоело, да и душно от факелов и свечей. Но тут с оловянным блюдом, на котором высилась гора свиных ребер в пивной глазури, вошла Эилис. Когда она дошла до нас, я дернул ее за руку, потянул к себе на колени и со вкусом начал нацеловать в шею, глядя на Гелевина. Он продолжил беседовать с Гвентой, словно не видит, хотя все вокруг просто обалдели от такой вызывающей наглости. Тут ведь не трактир. Я сдавил Эилис еще крепче, так, что она даже пискнула и затрепыхалась, и прошептал ей на ухо: « Теперь от нас не отходи далеко, если что-то начнется, держись за моей спиной. Не знаю, что Лис задумал, но чувствую, вечер скоро перестанет быть томным». Гвента, наконец, заметила и посмотрела на нас с интересом, а лерд, выглядевший утомленным и недовольным, отвернулся и что-то ей вяло бубнил, держась то ли за желудок, то ли за сердце.
Я еще немного потискал девчонку, усадил рядом с собой и тихо продолжил: « Ничего не бойся, Эилис. Ты обидела моего друга и будешь доставлена ему в целости. Надеюсь, он накажет тебя хорошенько».
Тут снова ударили в гонг, внесли фаршированную косулю, и лерд встал. Все заволновались и загалдели, поскольку приближался важный момент: лерд разделит главное блюдо в соответствии со статусом и заслугами гостей. Нас он довольно быстро наделил вполне приличными кусками, а Ренару, дабы подкрепил силы перед выступлением, поднесли кубок от красной леди. Ренар с мягкой укоризненной улыбкой покачал головой, расстегнул рубашку и, продемонстрировав такой же как у леди опал, возможно, немного поменьше, поднес кубок ко рту. Опал вспыхнул алыми и багровыми красками. Лис поставил кубок на стол и сказал, обращаясь к Гвенте
– Госпожа, благодарю за честь. Совсем забыл передать вам привет от нашего общего знакомого мессира Морголта. Надеюсь, вы оценили содержимое шкатулки, ведь за него я поплатился целостностью своей рыжей шкуры. Это был ценный жизненный опыт, за который я обязан прежде всего благодарить вашу милость. Впрочем, в злополучной шкатулке попадались преполезнейшие штучки, и особенно они пригождаются на таком веселом пиру, не правда ли? И он, будто случайно, задел рукавом кубок, который щедро залив вином стол, покатился и упал с приятным музыкальным звоном. Лис извинился и, опустившись на свое место подле нас с Эилис, невозмутимо принялся за косулю.
Я совсем уже утратил всяческое представление о смысле происходящего, хоть почти физически чувствовал нависшую над нашими головами грозовую тучу. Пришлось делать вид, что сосредоточенно жую довольно жесткое мясо, демонстративно не выпуская из похотливых лап свою рыжекудрую жертву, что, как я заметил, привлекало осуждающие взгляды гостей напротив. Вдруг Эилис пихнула меня локтем, глазами указывая на хозяйский стол.
К столу с серебряной вазой в руках робко приблизилась худенькая девочка. Трудно сказать, сколько такому недокормышу может быть лет. Может десять, а может и тринадцать. Гвента усадила испуганную неожиданным вниманием крошку за стол и потчевала чем-то сладким из той самой вазы. С моего места сложно было различить, что она ей там скармливала, но зато ясно было видно, что от ее расспросов ребенок зарделся, как луговой мак, а Гвента, вроде удовлетворена ответом. Она принялась наглаживать девочку по голове и налила вина, в которое Гелевин добавил несколько капель из красного флакона. С каждым часом наш хозяин выглядел все хуже: сгорбился, скособочился, словно спину прихватило. Он явно испытывал страдания, над переносицей и в углах рта обозначились резкие морщины, лицо посерело,
– А теперь просим гостей этого дома отставить кружки и кушанья – возвысил голос констебль, поскольку сенешал так и не вернулся к столу. Наш гость э… мессир Рейневан исполнит сагу. Мой же долг напомнить людям, что когда пред лицом мирного домашнего огня исполняется старинная история, никто не должен пить, есть и разговаривать.
– Постой, бард, – произнес лерд, пытаясь придать странно надтреснутому, дрожащему голосу твердость и громкость – прежде чем ты начнешь, мне хотелось бы, чтобы ты выбрал себе, помимо платы, дар нашей приязни.
– Благодарю за щедрость, мой лерд. Я бы хотел получить в услужение на ночь эту рыжеволосую девушку, что сидит рядом с моим другом.
– Ну… – Сиверт был не удивлен, но недоволен. Ты и так, как мне говорили, перепробовал всех сколько-нибудь смазливых девиц в замке. И, потом, она вроде понравилась твоему приятелю.
– О, не стоит об этом беспокоиться, мой добрый лерд. Мы с другом умеем делить любые блага.
Гелевин нахмурился и неопределенно кивнул.
– Хорошо, на одну ночь. Эта девушка вообще-то стирает и штопает одежду, бард.
– К тому же у нас для вашей милости – продолжил Лис – есть ответный дар. Столь же скромный, как красота этой бедной девушки. И он извлек из кармана куртки черный бархатный футлярчик.
– И что это? – скривился Сиверт.
– Всего лишь серебряная булавка для закалывания плаща, мой господин, но весьма старой и искусной работы. Внутри она имеет твердый стержень, выкованный из камня, упавшего с неба, поэтому ее сложно сломать. Надеюсь, вы не оскорбите гостей отказом принять их дар. Вы окажите мне неслыханную честь, если заколете ею плащ прямо сейчас. Ведь кажется, вам зябко? Красавица – обратился он к Эилис – помоги его милости.
Эилис послушно встала и, провожаемая взглядами притихших гостей, направилась к Сиверту Гелевину, которого действительно била крупная дрожь. Гвента наблюдала за ней с плохо скрываемой ненавистью, но ничего не сказала и даже отступила от Гелевина на шаг. Только девочка за их столом совсем освоилась и с наслаждением ела из вазочки смоквы с орехами в меду.
– Твой друг, Ренар, не тот ли знаменитый олдермен Бриан О’ Браен? – спросила Гвента голосом, ставшим внезапно резким и каким-то скрипучим.
– Я как раз искала встречи с ним, чтобы предложить помощь в предстоящем ему важном деле. Ты ведь хочешь победить в главном поединке твоей жизни, не так ли, достойный лерд Бриан?
Ренар слегка наступил мне на носок сапога, я спохватился и встал.
– Благодарю за честь, которую мне оказывает столь знатная дама личным знакомством. Возможно, некий шутник ввел леди в заблуждение, бесстыдно воспользовавшись ее благородством и добротой. Я не припомню, чтобы собирался вступить в поединок с кем либо, миледи.
– Подумай хорошенько. Мое участие на твоей стороне – залог успеха. Ты думаешь, Хауг не заручился ничьей поддержкой? Даже не сомневайся. Дорого я не прошу – можешь прямо сейчас просто пообещать мне сущую безделицу. Ты и не знаешь даже о ее существовании, стало быть, она тебе ни к чему. Помощь сразу, плата – потом. Подумай, как сладка месть и прекрасна жизнь. А то, чего ты в своем доме и увидеть не ожидаешь – поверь, вовсе тебе не нужно.
Ее темные блестящие глаза словно держали, не позволяя отвести взгляд, колючий голос впивался в мозг, мешая собраться с мыслями и дать разумный ответ. Тут Лис под столом со страшной силой врезал мне по голени. Больно, стервец, аж пот прошиб, но, Бездна, спасибо.
– Еще раз благодарю, блистательная леди за любезное предложение помощи. К сожалению, не представляю о чем речь, поскольку не женат, не имею дома и имущества, кроме доброго меча и нескольких личных вещей. Что мое – хорошо мне известно и со мной, а все прочее – пока мне не принадлежит.
– Мы еще поговорим, достойный Асмунд. Полагаю, совсем скоро ты изменишь свое решение. Но смотри, чтобы не было поздно.
Ну, что ж, премудрый филид, покажи свое искусство и …возможности, – обратилась она теперь к Ренару и хищно оскалилась мелкими, острыми и какими– то не человеческими зубами. Мне показалось даже, что она зашипела как ласка, хоть этого, конечно, не было. Действительно, что – то в ее повадках напоминало мне юркого, гибкого и такого сладострастно-кровожадного зверька. Странно, ведь дама, высокая и статная, с ее сдержаными манерами не должна бы производить такого впечатления.
Лис медленно поднялся. Выйдя из-за стола, он слегка поклонился гостям, губы чуть тронула лукавая улыбка, и Ренар незаметно подмигнул нам с Эилис. Затем лицо его стало сосредоточенным, неподвижно-серьезным и строгим, он прошел на отведенное для исполнения саги место, и стоял некоторое время, опустив голову и прикрыв глаза, тихо перебирая струны, словно прислушиваясь к словам, приходившим к нему откуда-то издалека. Наконец Ренар поднял голову, посмотрел странно потемневшими глазами на замерших гостей, перевел тяжелый, давящий взгляд на Гелевина и начал глубоким звучным голосом.
– Будет исполнена в этом покое сага о Нейде сыне Адны, что произнес глам дицин на короля Коннахта, брата отца своего. О деле неправом, что жажда власти заставила совершить Нейде и трех язвах Ущерба, Гибели и Позора, что наложил он на лик короля.
Будет история эта в добрый час для честных ирландцев, что слушают здесь, вкусивши и пищи, и эля. Благо тем, кто на пиру саге внимают: пребудут в чести и мире, не оскудеют у них сундуки, закрома не опустошатся, мор обойдет стороной, и огонь не охватит их кровлю. На поле боя врага одолеют с богатой добычей, и волны не поглотят ступивших на борт, что услышали слово о Нейде. Будет победа в суде и в торговле прибыток. Будет удача в потомстве с доброй женою на ложе и умноженье в стадах.
В зале было так тихо, что отчетливо слышался треск факелов. Голос Ренара все креп, становился более низким и звучным, аккомпанемент арфы словно связывал слова между собой вязью затейливых узоров в нечто большее, чем традиционный зачин к древней истории о проклятии, позоре и искуплении. Филид произнес благословения на одном дыхании, помедлил, не спуская глаз с Гелевина, который съежился за своим столом, и, собрав все силы, произнес, словно обрушил лавину:
– Но, горе, если найдется меж нас человек недостойный: трус, что товарищей предал, брани бежавши, изменник, кто злонамеренно клятву нарушил, присягу; или за род свой не воздал отмщенья как должно, не расплатился, как обещал, за товар иль честное служенье, либо себя опозорил мужеложеством, кровосмешеньем, иль сына женил и возлег со снохою нечестно – продолжал филид – пусть тот покинет покой и саге меж нас не внимает. Ядом слова разольются в жилах убийцы иль вора, члены охватят огнем колдуна, осквернителя и нечестивца. Кости его сокрушат и суставы заставят распухнуть, высушат кишки, все члены расслабят у мужа, что прибегает к волшбе двора неблагого. Будет разрушен от кровли до первого камня дом господина и проклят: кровлю охватит огонь, ветер стены развеет, бурный поток поглотит и размоет дома сего основанье, земля погребет и укроет руины приюта презлого. Сам господин, что творит преступленья нечестья, убийства, ради черной волшбы невинную кровь проливая, будет запятнан печатью Ущерба – красной, позора – Белой, Гибели – черной и проклят вовеки, как и король, что Коннахтом правил всесильно.
Гелевина вдруг словно переломило пополам – он неестественно согнулся, сложился от невыносимой боли, достав лицом до колен, и, издав протяжный вой, заскреб ногтями по полу. Гвента вскинула руку со скрюченными пальцами в сторону Лиса, но было поздно: вой Гелевина перешел в хрип и он, скорчившись, рухнул на пол. Сиверт катался по полу, раздирая лицо, и потрясенные гости увидели, что на лобу у него расцветали, зловеще наливались крупные и отвратительные волдыри – красный, как засохший струп, белый, наполненный гноем и черный, источающий ужасное зловоние мертвой гниющей плоти.
Тогда Гвента, вероятно решив, что виновнику все равно не уйти далеко, а время дорого, взвалила лерда на плечо, а девочку схватила за руку и, демонстрируя совершенно немыслимую для леди силу, потащила их к выходу, ведущему на кухню. Гробовую тишину разорвал пронзительный женский визг, и народ, включая стражу, наконец, в панике бросился давиться у главных дверей зала, стремясь поскорее его покинуть. Стало очень шумно и тесно, но я бросился за Лисом против движения толпы, расталкивая гостей весьма неделикатно.
Умница Эилис не отставала, но держалась, как ей было велено, за моей спиной. И правильно, поскольку сразу за дверью мы сначала споткнулись о грузную тушу повара, впрочем, возможно просто лишившегося чувств, а затем нам пришлось перепрыгнуть два уже без сомнения мертвых тела воинов, которые умерли, даже не успев обнажить мечи и лежали странно вытянувшись, полностью преграждая нам путь.
На кухне было темно, она без окон, а факелы кто-то вынул и унес – горела только большая жаровня. В ее свете боковым зрением я уловил в движение, успел отшвырнуть Эилис в некое подобие ниши, и, мгновенно развернувшись, отклонить клинок нападавшего, при этом смачно врезав ему ногой по самому дорогому. Удивительно, но точнехонько попал. Того, что бросился на меня слева, я перехватил за руку, резко рванул на себя, разворачивая спиной и нанес удар острием в бок. Но первый противник уже совладал с болью и вновь атаковал меня простым нисходящим ударом. В ответ на мою контратаку он довольно сноровисто воспользовался приемом полумеча, перехватив собственный клинок посередине и, таким образом его усилив, отклонил мой в сторону. Своим же острием этот ловкий малый попытался ткнуть меня в шею, но я перехватил его меч голой рукой за плоскость у начала заточки, увел вниз и вбок и быстро уколол противника в глаз. Это хорошая, быстрая смерть, коротко вскрикнув, он рухнул мне под ноги. Из темного угла неожиданно раздались аплодисменты и голос Лиса язвительно произнес:
– Ну, и сноровка! Все, пойдемте, больше никого не будет. Я оставил тебе этих, чтобы ты чуть размялся и сбросил напряжение. Потому, что вы увидите финал представления, но поучаствовать в нем не сможете. Только, умоляю, ни звука, Эилис. Время для истерики я предоставлю чуть позже.
И он скользнул в полукруглую дверь, такую маленькую, что я едва протиснулся. Коридор, впрочем, оказался довольно просторным и освещенным масляными светильниками. Мы шли недолго, но несколько раз свернули, так что я сосредоточился на запоминании пути – мало ли…
И вдруг оказались у открытых высоких и широких резных дверей опочивальни Гелевина. Лис сделал предупреждающий жест, мы приблизились так тихо, как могли и замерли. Нам с Эилис отсюда ничего не было видно, только тени людей, двигавшихся в глубине покоя и полосы закатного солнца на полу – желтые и алые. Да, я же видел с улицы – у него высокие узкие окна с цветными стеклами…
– Пожалуйста, Ренар,– прошептала в отчаянии Эилис. – Он ведь убьет Анну-Ми!
– Сиверт Гелевин – раздался скрипучий и надтреснутый, но требовательный голос Гвенты. – Времени нет, не медли. Соберись, преодолей боль и слабость. Да будь же мужчиной! Девчонка не совсем готова, но все уже возможно, она недавно в первый раз уронила кровь. Силы много ты не получишь, слишком мала и слаба, но не умрешь и сможешь продержаться до Самайна. Сиверт! Я даже приблизиться не могу к этой дряни у тебя на плаще. Гаденыш Рейневан! Давай! Вытащи его и раздень девочку, скорее!
Раздался протяжный стон, словно исторгнутый из самой глубины воспаленной утробы, и странная бесформенная тень пришла в движение. Я увидел Гелевина, который согнувшись и одной рукой держась за живот, двинулся к маленькой фигурке. В другой его руке блестнул золотой серп. Девочка стояла спокойно, ровно. Лерд Гелевин приблизился к ребенку и, собрав последние силы, рванул рубашку, обнажая едва набухшие грудки.
К счастью, Лис успел накрыть ладонью рот Эилис и что-то ей зашипел на ухо.
Но, расстегнуть булавку одной рукой и снять собственный плащ у Гелевина так легко не получалось. Вдруг в тишине раздался звонкий голос ребенка
– Мой лерд! Вы опасаетесь, что девичья кровь бьет сильной струей и запачкает ваш роскошный плащ? Позвольте в последний раз послужить и помочь вам.
Гелевин кивнул и наклонился, чтобы девочке было удобнее… вытащить из ворота острие булавки длиной с ладонь и резко вонзить его до самого замочка прямо ему в сердце. Мы услышали скрежет металла, царапающего камень, и тело Сиверта Гелевина лерда Каэр Бадх Бран, словно тряпичное, сползло на пол, освещенный густо-малиновым, дарованным последним лучом, цветом, таким красивым – глаз не оторвать.
Глава 13.
Асмунд стоял, не решаясь заглянуть в шатер. Как он ни прислушивался, ничего не выходило разобрать. Старуха говорила что-то тихо и невнятно. Голоса Бренны он не слышал, и это пугало. Ладонь непроизвольно сжимала гарду бесполезного сейчас клинка. Он злился на то, что опоздал, на старую ведьму, что прогнала его, не позволив войти к его девочке. На беспечного, как всегда Лиса. На виноватую Эилис, которая не страдает, а больно ей, его чистой, неповинной ни в чем малышке. На Бера, что там, помогает ей, а он стоит тут, как дурак, и не в силах ничем помочь. На это бесконечное ожидание. Почему она молчит? Женщины же должны кричать, наверняка что-то происходит неправильно, плохо.