Наталья Барикова
Без права на эмоции
Подъехав к невысокому зданию, я вышла из машины и оставив моего сопровождающего на улице пошла внутрь. Найдя кабинет заведующей, я показала ей записи, которые сделал Туз, но она с сожалением покачала головой, и мы с Женей отправились дальше. Тот же самый результат ждал нас и в других детских домах. Никто не знал никакой Галины Скворцовой и мальчика с такой фамилией нигде не было. Я откровенно запереживала, поскольку понимала, что после эвакуации, затем после возвращения детских домов в Москву мы могли и не найти там мальчика. И быть он мог невесть где, если остался в живых в это темное время. Уже отчаявшись мы заехали в самый последний дом на окраине Москвы и пройдя без энтузиазма по гулким помещениям здания, в коридорах которого отовсюду слышались звонкие детские голоса я остановилась перед дверью заведующей и постучала.
− Проходите, − услышала за дверью я строгий голос и неуверенно вошла в комнату.
− Здравствуйте, − поздоровалась я, робко переминаясь с ноги на ногу, поскольку у меня с самого детства в душе присутствовал страх перед казавшимся мне таким грозным званием «Заведующая детского сада». В детском саду воспитательница вечно пугала нас, грозясь позвать в группу эту страшную женщину, в те минуты, когда наше поведение выходило из-под ее контроля.
− Проходите, присаживайтесь, − проговорила женщина, указывая мне на стоящий около стола стул. – Вы по какому вопросу к нам?
− Мне бы мальчика найти надо, − ответила я, уже в который раз за сегодня протягивая свой блокнот.
Женщина пробежала глазами по записям и отдала блокнот мне.
− А вы кем приходитесь этому мальчику? – спросила она.
− Я – никем, − ответила я. – Но его ищет отец уже несколько лет. Но, пока безрезультатно.
− А отцу вы кем приходитесь? – прищурив глаза спросила женщина.
− Тоже никем. Он мне помог очень. Я решила отплатить ему тем же, − пожав плечами ответила я. – Ну так как? Нет у вас мальчика?
− Как вас зовут? – задала встречный вопрос женщина.
− Ольга, − ответила я.
− Ольга. Я могу с вами говорить открыто? – спросила женщина.
− Конечно.
− Мальчик здесь, в этом детдоме. Мишкой его зовут. Десять лет исполнилось ему неделю назад. Но вот только я бы попросила вас не говорить о нем отцу, − проговорила женщина.
− Почему? – удивленно спросила я.
− А вы думаете мальчику будет лучше, если он будет знать, что его отец – криминальный авторитет по кличке Туз?
− Так вы его знаете? – удивленно воскликнула я.
− Знаю. Я дружила с Галиной. Когда она умирала, то просила приглядеть за Мишей. Еще она просила, чтобы я в свое время рассказала Тузу о том, что Миша его сын. Но я решила этого не делать. Приходил сюда Туз ещё в начале войны, но я сказала, что нет у нас такого мальчика. Он тогда денег много оставил нашему детдому, поскольку он был последним в Москве, где можно было найти ребенка. Меня еще тогда терзали сомнения насчет того, правильно ли я поступаю. Но потом я узнала, что у Туза разборки его банды с кем-то начались и решила оставить в неведении и отца, и сына.
− Но ведь не вам решить и не вам судить, вы же понимаете? Туз − отец Миши. Они оба имеют право знать. Туз не такой уже и плохой человек, и я думаю был бы прекрасным отцом, если бы в свое время Галина не ушла от него и не скрыла, где находится. Да, у него такая жизнь. Но он правда хороший, − проговорила я слова, которые, как мне казалось ранее, никогда бы не применила по отношению к человеку такого уровня.
− И Галка так же говорила, − со вздохом ответила женщина. – Она до последнего вздоха жалела, что ушла тогда от него. Жалела и не могла вернуться, настолько ей было стыдно перед ним. Она и захворала то тогда, наверное, из-за разлуки с ним. Помню, лежачая она уже была, бредила перед смертью и все прощения у него просила. Я ей пот вытираю со лба, а она смотрит на меня и прощения у него просит. Страшно так было, − добавила женщина, едва сдерживая слезы.
− Ну вот, вы же понимаете, что нужно познакомить отца и сына. Столько детей потеряли своих родителей. А тут и есть отец, а вы скрываете. А может этот мальчонка вытащит Туза из той криминальной ямы, в которую он попал? Может ради сына этот мужчина остепенится? – строго проговорила я.
− Наивная вы такая еще, − со вздохом ответила женщина. – Из такой ямы выход только один – на тот свет.
− Все равно. Нужно дать шанс им обоим. Так нельзя. Пожалуйста, дайте мне познакомить их! – с надеждой вглядываясь в глаза женщины проговорила я.
− Хорошо, но только один раз разрешу им увидеться. Потом, как освободится, пускай берется за ум и только тогда я разрешу ему видеться с сыном, − строго ответила женщина.
− Я заберу мальчика и привезу завтра после обеда. Можно так? – спросила я, протягивая ей свое служебное удостоверение.
Женщина была явно впечатлена тем, где я работаю и записав мои данные сказала:
− Хорошо. Завтра чтоб Мишу привезли. А теперь пойдемте в класс. У него сейчас урок рисования.
Женщина вышла из кабинета, и я проследовала за ней. Подойдя к двери соседнего класса, я удивленно прислушалась, но не услышала ни звука.
− Почему так тихо? – спросила я.
− Творят! Художники, − улыбнувшись ответила женщина и тихонько открыла дверь, давая мне заглянуть внутрь.
В хорошо освещенном солнцем классе возле мольбертов стояли пятеро мальчишек и что-то увлеченно рисовали, то и дело вытирая свои замурзанные краской носы. Один из них, светловолосый мальчуган с голубыми глазами стоял ближе всех к нам и поглядев на него я поняла, что это и был Миша, так он был похож на Туза. Те же аристократические черты, тот же волевой подбородок, те же длинные, изящные пальцы рук, уверенно держащие в настоящий момент кисточку.
− Миша, подойди сюда к нам, − проговорила заведующая, и мальчишка, отложив кисточку, с улыбкой подбежал к ней и обнял. – Я хочу тебя кое с кем познакомить, ты не против? – спросила женщина у мальчика.
− Нет, знакомьте, − ответил мальчуган с искренним интересом уставившись на меня.
− Это Ольга Александровна. Она работает в Главном разведывательном управлении. Ты представляешь, она папу твоего нашла, − проговорила женщина, пожимая руку мальчика, словно успокаивая его.
− Папу? – удивился ребенок.
− Да, твоего папу, − ответила женщина.
− И где он, мой отец? – спросил мальчик с едва уловимой дрожью в голосе.
− Если ты хочешь, то можешь поехать с Ольгой Александровной. Она отвезет тебя к отцу, а завтра вернет сюда, − осторожно проговорила заведующая.
− Конечно хочу, − заметно напрягшись от такой свалившейся на его детскую головку новости ответил Миша.
− Ну и прекрасно. Тогда можете ехать, а завтра я буду ждать вас обратно, − проговорила женщина, и Миша, схватив свою кепку, радостно подбежал ко мне.
Подав доверчиво мне свою руку, мальчишка неуверенно посмотрел на меня, будто бы не зная, чего можно от меня ждать. Я же потрепала ласково его по белокурой головке, и мы направились к ждущему нас в машине Евгению.
− О, какой парень, − улыбнувшись сказал Женя при виде нас. – Похож-то как на отца своего.
− Вы знаете моего отца? – с интересом спросил мальчик.
− Да. Имел честь в свое время пообщаться с ним, − уклончиво ответил Женька и завел машину.
− Жень, ты знаешь Туза? – удивленно прошептала я так, чтобы мальчик не слышал меня.
− Знаю. Его банда с начала войны сотрудничать начала с нашим управлением. Не вся банда, конечно, а отдельные, яркие личности так сказать, самые близкие к Тузу. Некоторых забрасываем под оккупацию, если чего узнать надо среди местного криминалитета. Лучше них никто не справляется с этим.
− Не думала, что они могут сотрудничать, − проговорила я.
− Отчего же, могут. Многие надеются на реабилитацию после войны.
− Могут реабилитировать? – удивленно спросила я.
− Могут, конечно. За особые заслуги перед родиной. Там уже как товарищ Сталин решит.
− Ясно, − задумчиво проговорила я, поглядев на мальчугана с восторженным интересом выглядывающего в окно быстро движущегося автомобиля.
− Нравится? – спросил Женя у мальчугана, тоже заметив восхищение у него на лице.
− А то! Я никогда не ездил на таком автомобиле. У товарища Сталина, поди, такой же, наверное, – проговорил мальчик, погладив рукой блестящую поверхность машины. – Я только на грузовике катался. Дядя Игнат, который продукты к нам в детдом привозит, иногда катает нас с пацанами у себя в кабине.
− Ну, грузовик – это тоже неплохо, − смеясь ответил Женька.
Где-то через час машина остановилась у моего дома. Мы с Мишкой распрощались с Евгением и поднялись ко мне в квартиру. Миша осторожно снял свою обувь, смешно поджимая пальцы в серых носках, будто бы боясь запачкать паркет. Затем так же осторожно снял пиджачок, кепку и повесил их на вешалку. Затем он вытер свой чумазый нос и спросил:
− Мне можно пройти?
− Конечно, проходи, будь как дома, − потрепав мальчугана по плечу ответила я и он медленно оглядываясь пошел рассматривать мою квартиру.
− Как тут красиво! – восхищенно проговорил мальчик и я поняла, что он и квартир-то не видел в своей жизни, живя среди сереньких стен старого детдома.
− Спасибо, но у меня самая обычная квартира, − усмехнувшись проговорила я.
− Да какая же она обычная!? Она же как из сказки. Комнаты такие большие. Даже ковер на полу есть, − изумленно проговорил мальчик, заглядывая в просторную гостиную. – Это же и кошку можно завести. Или собаку. Живя в такой-то квартире.
− Можно и кошку. Война только закончится, тогда и о кошке можно будет подумать, − улыбнувшись ответила я.
− Нет, заводить надо сейчас, когда возможность есть. Мамка тоже всегда так говорила – заведем, как комнату побольше получим. Но не получила, померла. У нас в детдоме есть кошка, Люська, старая такая, хромая. Крыс знаешь как ловит! Вот таких огромных, − восторженно проговорил мальчик, разводя руками дабы показать мне, насколько важна эта их старая кошка в детдоме. – Люська – это хорошо. А свою бы хотелось, − печально добавил мальчик.
− Будет у тебя и кошка, и собака. Подожди только немножко, − едва сдерживая слезы ответила я, опускаясь перед мальчуганом на корточки.
− Конечно будет! Теперь папка нашелся. Он заберет меня и у меня будет тоже своя квартира. Вот тогда и заведем кошку. А может Люську заберем из детдома. Она хоть и старая, но тоже, наверное, рада будет своему дому собственному. Правда крыс негде будет ловить, ну ничего, привыкнет, − проговорил мальчуган и погладив меня по голове спросил, − а ты папку моего хорошо знаешь? Он какой? Хороший?
− Хороший. Твой папка самый лучший только потому, что он твой, − с едва уловимой грустью проговорила я, не зная, как теперь выпутываться из этой ситуации.
Мальчишку нужно было представить Тузу, а как правильно это было сделать, дабы не травмировать ребенка тем, что его отец – персона криминального мира и сейчас находится в местах, не столь отдаленных, я не знала.
− А у вас с ним чего? – зыркнув из-подо лба на меня неуверенно спросил мальчик.
− У нас с ним? – удивленно спросила я, не совсем поняв сначала его вопрос, а когда до меня дошло, что он спрашивал, я рассмеялась. – У нас с ним ничего. Мы просто друзья, − закончила я фразу, не зная какое слово будет более уместно, дабы у мальчика не возникало более вопросов.
− Ну, раз у него есть такой друг, как ты, значит он точно хороший, − ответил мальчишка, и я поняла, насколько этому худенькому пареньку с искренним взглядом голубых глаз было важно, чтобы его отец был хорошим человеком.
− Хороший, не переживай. Ладно, давай я тебя накормлю и мне нужно будет отлучиться на пару часов. Ты не против, если с тобой посидит моя соседка, тетка Тоня? – спросила я у мальчишки.
− Конечно. Я подожду, не переживай, − улыбаясь ответил веселый мальчуган и вприпрыжку поскакал на кухню, где плюхнулся на диван и смешно болтая ногами начал ждать, пока я приготовлю ему ужин.
Насыпав мальчишке в тарелку картошку и поставив перед ним чашку с горячим какао я уже готова была выть, смотря на то, как мальчуган осторожно проводит своими тоненькими пальцами по причудливым рисункам, которыми была украшена посуда. До меня только сейчас стало доходить, насколько эти ребята, жители строгих стен детских домов были лишены всего того, что зовется словом комфорт. У них не было красивой посуды, не было таких игрушек, не было всего того, что могли дать родители. И хотя я понимала, что все то, что так восхищало этого мальчугана в моем доме было просто мишурой, как тогда мне сказала Софья, но и эта мишура порой приносила пусть маленькие, но радости в жизнь людей. Будь то красивая фарфоровая чашка, оставшаяся по наследству от бабушки, или же милый коврик у подножия твоей кровати, на который ты ставишь ноги промозглым зимним утром, или же уютные занавески на кухне, которые скрывают за своим пестрым покрывалом родные картины твоего любимого города. У этих мальчуганов и девчонок ничего этого не было. Отвернувшись к мойке, дабы мальчик не увидел моих слез, набежавших на глаза, я быстро вымыла кастрюлю и вышла в коридор, где постучалась к моей соседке, Антонине Петровне, добродушной старушке лет семидесяти, в прошлом учительнице немецкого языка и литературы.
− Оленька, рада тебя видеть, − проговорила Антонина Петровна, радостно мне улыбнувшись и откладывая на стоящий рядом комод вязание.
− Антонина Петровна, вы можете мне помочь? Не приглядите за мальчуганом одним у меня дома? А я отлучусь на пару часов и быстро вернусь. Пожалуйста, − попросила я пожилую женщину.
− Отчего же, пригляжу, конечно! – улыбнувшись ответила старушка, прихватив ключи от квартиры она захлопнула дверь, и мы с ней направились ко мне.
− Здравствуйте, − проговорил вежливо Миша, уже успевший убрать со стола и вымыть за собой посуду. – Я Михаил, − представился он женщине.
−Ох, ты какой воспитанный, − подмигнув ему ответила старушка. – А я – Антонина Петровна.
− Очень приятно, − сказал мальчик и помог женщине снять теплую вязанную кофту и повесить ее в шкаф.
− Ну, я побежала? – задала вопрос я Антонине Петровне и когда та утвердительно кивнула, быстро накинув на плечи пиджак выскочила на улицу и помчалась к моему бывшему преподавателю домой.
Жил Андрей совсем недалеко от моего дома, минутах в десяти езды на трамвае. Но я не стала дожидаться транспорт и быстро пошла пешком в нужном мне направлении. После случившегося, когда в сорок первом я ехала на трамвае и началась бомбежка, я испытывала жуткий страх перед таким видом передвижения по городу. Я тогда, помню, упала на пол и не могла пошевельнуться от дикого ужаса, охватившего меня. Все люди ринулись из вагона, а я лежала, накрыв руками голову, пока какой-то детина-солдат не дернул меня, поставив на ноги и со словами «Беги, дура!» не вытолкал меня на улицу. Отбежав всего на несколько метров и спрятавшись за баррикаду, я увидела, как в одиноко стоящий трамвай попала бомба и он разлетелся на куски. Ощущение того, что моя жизнь всего каких-то пару минут назад висела на волоске, напрочь отбила у меня желание ездить на трамваях, хотя раньше, когда еще была маленькой, я дико визжала от восторга, сидя на коленях у отца и смотря на мелькающие за большим окном дома, машины и людей, чем вызывала у него улыбку.
Спустя пол часа я уже стояла у дома Андрея и взирала на красивое здание из кирпича. Я всего лишь раз была подле этого дома, когда в конце первого курса я с несколькими мальчишками и девчонками, такими же нерадивыми учениками, как и я, нарисовали стенгазету со смешными рожицами и подписав ее не очень хорошими словами в день рождения нашего строгого преподавателя тихонько пробрались в подъезд и наклеили наше творение на стену прямо перед дверью в его квартиру. Затем с диким хохотом выбежали на улицу и помчались в университет. Когда Андрей вошел тогда к нам в аудиторию, то все заливались смехом. Некоторые мальчишки и девчонки, у которых с ним были хорошие отношения, строго шикали на нас, но нам было все равно. Помню я встала тогда, и спела песенку на немецком языке, поздравляя его с днем рождения. Андрей же тепло поблагодарил меня и всех моих подельников без тени обиды, и сказал, что лучшего подарка он в жизни не получал, ведь в него, дескать, было вложено столько чувств и труда, что грех было называть его плохим сюрпризом. Подняв брови вверх, я вздохнула, ведь только сейчас поняла, каких дров я наломала тогда и как нехорошо себя вела по отношению к нему.
Поднявшись на второй этаж, я тихонько постучала и через пару минут дверь мне открыла пожилая женщина с измазанными тестом руками и обсыпанным мукой переднике. Подле нее стояла девчушка лет семи и жевала пирожок с интересом разглядывая меня.
− Ой, я ошиблась, наверное, − испуганно проговорила я, окинув взглядом женщину и девочку. – Я ищу квартиру майора Чернова Андрея Владимировича, я была уверена, что он живет здесь.
− Живет здесь майор, − улыбнувшись проговорила женщина. – Андрей мой сын.
− Простите, я не знала, что он живет с вами, − все так же испытывая неловкость проговорила я.
− А вы кто будете? – спросила женщина.
− Я работаю с ним. Точнее он мой наставник сейчас, − проговорила я и добавила едва улыбнувшись, − можно его увидеть?
− Андрей приедет через пол часа не более, можете зайти и подождать его здесь, − ответила женщина, отходя в сторону и предлагая мне войти.
− Спасибо, − ответила я и зайдя в квартиру, в которой вкусно пахло свежеиспеченными пирожками скинула с ног свои туфли-лодочки и прошла за женщиной в гостиную.
− Подождите здесь, − кивнув мне на стоящий у стены диван сказала женщина, − а я сейчас закончу печь пирожки и чай вам сделаю, отужинаете с нами.
− Спасибо, с удовольствием, − проговорила я, усаживаясь на мягкое полотно дивана.
Женщина вышла из гостиной, оставив меня одну. Я огляделась и увидев на противоположной стене висящие фотографии встала и подошла к ним. Из-за до блеска отполированных стекол на меня смотрела красивая молодая девушка с курносым носиком, длинными толстыми косами и кокетливыми ямочками на щеках. Окинув взглядом другие фотографии, я увидела, что вся стена увешана изображениями этой красавицы. Сняв одну из них, я поднесла к свету, дабы поближе ее рассмотреть.
− Это моя мама, − в этот момент услышала я подле себя тоненький голосок и едва не выронила от испуга рамку.
− Твоя мама? – спросила я, посмотрев на девочку.
− Да. Красивая, правда? – задала вопрос девочка и провела своей маленькой ладошкой по стеклу.
− Очень, − улыбнулась я и повесила рамку обратно. – А твоя мама здесь тоже живет? – осторожно спросила я.
− Нет, моя мама погибла. На фронте. Она – герой, − с гордостью сказала девочка, откинув свою тяжелую косу с плеча.
Я напряженно посмотрела на девочку и мне стало неловко от того, что я не знала о жизни Андрея ничего. Оказывается, он был женат и у него росла маленькая дочурка. Издав прерывистый вздох, я села на диван и в этот момент в комнату вошла мать Андрея, неся перед собой небольшой пузатый самовар и ставя его на круглый стол, находящийся по центру просторной гостиной.
− Присаживайтесь, − мягко проговорила она и я подсела к столу.
Далее женщина принесла дымящиеся пирожки, от которых исходил запах корицы и яблок, поставила чашки и блюдца, и положила на вазу чудо, которое было очень тяжело достать в то время – горсть конфет.
− Угощайтесь. Это конфеты. Папа иногда приносит их мне. Я очень их люблю, − гостеприимно проговорила девочка, беря одну конфету с вазы и кладя ее подле моей чашки.
− Спасибо, − сказала я и отпила из чашки мятный чай. – Я не представилась вам, извините, − спохватившись воскликнула я. – Меня зовут Соколова Ольга.
Услышав мое имя, женщина удивленно посмотрела на меня и сказала с едва уловимой улыбкой:
− Уж не та ли Соколова, которая на день рождения Андрея со своими одногруппниками вывесила перед дверью в его квартиру шедевр?
− Она самая, − покраснев ответила я, понимая, что уж если и мать мужчины знает об этом эпизоде, то поступок был нехорошим, мягко говоря.
Женщина встала и молча куда-то вышла, через минуту вернувшись с большим свитком, развернув который и положив его передо мной на стол сказала со смехом:
− Он до сих пор хранит сие творение.
Я поглядела на стенгазету и ужасное чувство стыда накатило на меня. С полотна смотрели на меня чертики с лицами преподавателя, какие-то лешие и домовые, по середине красовалась нелицеприятная надпись на немецком языке и возглавляла эту всю чертовщину надпись: «Лучшему в мире МУЧИТЕЛЮ!»
Я провела рукой по пожелтевшему от времени ватману и сказала извиняющимся тоном:
− Это ужасно. Как мы могли такое сделать, ума не приложу.
− Он тогда пол часа хохотал, разглядывая эту картину, − на удивление тепло ответила женщина, потрепав меня по плечу, словно давая понять, что нисколько не сердится на меня. – Затем убрал ее в шкаф и вот, хранит.
− Надо было выбросить, − скривившись ответила я, косо смотря на то, что тогда мне казалось таким смешным. – Я ужасно вела себя, когда была его студенткой.
− На самом деле, я даже рада, что вы были для него такой встряской в те годы. Он тогда только разошелся с Жанночкой и пребывал в ужасном состоянии. А став работать в университете и столкнувшись с такой избалованной студенткой, какой вы тогда были, смог отвлечься и прийти в себя хоть немного, − тепло проговорила женщина.
− А, разве…? – спросила я, недоуменно указывая на играющую с куклой на диване девочку.
− О, нет, нет. Ирочка не его дочь. Она дочка Жанны, его бывшей невесты. Они встречались. Когда Жанночка заканчивала мединститут, решили пожениться. Да только не судьба. Как-то они пошли в гости к другу Андрея, который только вернулся из Германии. Он был там на стажировке, но назревали уже разногласия между нашими странами и Олегу пришлось покинуть страну. В общем Жанна и Олег влюбились друг в друга и через какое-то время она сказала Андрею, что уходит от него. Сын был сам не свой тогда. Он работал тогда в управлении военными делами. И когда все случилось, это я ему тогда предложила сменить обстановку, дабы хоть как-то начать выходить из того состояния, в котором он находился. Так он и начал работать в университете. Ну и сразу попал под ваш обстрел, − смеясь сказала женщина. – По началу он, помню, злился так на вас. Я советовала ему отпустить ситуацию и дать вам учиться так, как самой хотелось, учитывая то, что вам покровительствовали в университете. Но Андрей очень упертый и сделать так, чтобы вы учились, было для него уже делом принципа. Потом он злиться перестал и уже со смехом нам с отцом по вечерам рассказывал про все выходки, которые вы выкидывали, чтобы позлить его.
− А девочка? Как она у вас оказалась? – осторожно спросила я.
− Олег и Жанна в начале войны на фронт пошли. Он в разведку, она хирургом. Ирочку оставили на попечение пожилой матери Жанны. В конце сорок третьего оба погибли, оставив дочку сиротой. А спустя пару месяцев умерла и бабушка Иры. Девочку хотели забрать в детдом, поскольку более родственников не осталось, кроме сводной сестры Жанны. Она, кажется, работает там же, где и вы. Но она наотрез отказалась воспитывать Иру, дескать сама ещё молодая, куда ей ребенка. Вот я по просьбе Андрея взяла опеку над ней, теперь так и живем одной семьей. Ирочка очень любит Андрея, папой его называет. А меня бабой Шурой. Вон, для нее всю стену фотографиями завесили, чтобы она смотрела и помнила о своей матери, − закончила свой рассказ женщина, быстро смахнув со щеки скатившуюся одинокую слезу.
− Жизнь, − прошептала я уныло, проведя по лбу ладонью и стараясь переварить все то, что сказала мне женщина.
− Ну ладно, давайте не будем о грустном, − тряхнув головой сказала женщина и пододвинув ко мне блюдце с пирожками добавила, − кушай, дочка.
− Это кто у нас тут дочка? – спокойно спросил Андрей, заходя в комнату и хватая на руки подбежавшую к нему малышку.
Мы так увлеклись разговорами, что совсем не услышали, как он вернулся.
− Это баба Шура Олю так назвала. Она к тебе в гости пришла, − прочирикала девочка, целуя Андрея в щеку.
− Здравствуйте, − поздоровалась я, неловко вставая со стула.
− Да сиди. Не в штабе же находимся. Будь как у себя дома, − с улыбкой проговорил мужчина, снимая китель и усаживаясь к нам за стол.
− Ну я пойду, Ирочку уложу спать, а вы пока поговорите, − с улыбкой проговорила женщина, беря девочку за руку и уводя ее в другую комнату.
− Что-то случилось, раз ты прямо домой ко мне пришла? – с усмешкой спросил Андрей.
− Вы извините, если я помешала вам, − заливаясь краской стыда протарахтела я.
− Оль, хватит меня уже воспринимать, как страшного серого волка. А то мне уже неловко, честное слово, − сказал мужчина откидываясь на спинку стула и тепло смотря на меня.
− Да, простите. Я вот по какому вопросу. Я сына Туза нашла. Он меня просил помочь ему. Туз столько лет искал его, но не смог, поскольку заведующая не захотела говорить ему, что его сын живет в ее детдоме. Я бы хотела завтра организовать встречу для них. Но чтоб как-то так, чтобы мальчик не узнал, что его отец осужденный, − проговорила я с надеждой глядя на мужчину.
− И что ты хочешь от меня? – спросил Андрей.
− Можно Тузу выйти на улицу без сопровождения военного? Просто на территорию штаба, где небольшая площадка для отдыха у нас. Пусть они пообщаются так, чтобы мальчик не понял, что Туз под наблюдением. А потом я увезу его в детдом и все, они смогут увидеться уже только тогда, когда срок Туза закончится. Ребенок так верит в то, что его отец хороший. Мне бы не хотелось, чтобы он разочаровался в нем раньше времени.
− Ольга, ты хоть понимаешь, кто такой Туз? – строго спросил у меня мужчина. – Ты хоть представляешь себе, что будет, если он сбежит?
− Он не сбежит! Я верю ему, − уверенно произнесла я.
− Веришь ты ему, − проговорил Андрей, окинув меня тяжелым взглядом. – Ты дело его почитай сначала, а потом верь уже.
− Я читала. На нем нет убийств, а это уже кое о чем да говорит, − пожав плечами ответила я.
− Помимо убийств бывают и другие нелицеприятные дела. А у него это не просто дела, а целая паутина дел, которыми он хоть и сидит, но все так же руководит, − сказал мужчина.
− А чего ж вы тогда его вытащили, чтобы он нас с Ниной учил? Другого не могли найти картежника что ли? – вспылив спросила я.
− Вытащили потому, что только его банда согласилась сотрудничать в пользу Родины. А у них он один такой виртуоз.
− Ну, вот видите. Значит я права, не убежит он!
− Ладно…приводи мальчишку завтра. Я дам разрешение на такого рода свидание с Тузом, − строго сказал Андрей.
− Спасибо! Спасибо! – затрещала я и вскочив со стула подлетела к мужчине и поцеловала его в щеку.
− Вот и мне перепала благодарность Соколовой, а не только Гордееву, − усмехнувшись сказал мужчина и тоже поднялся из-за стола.
− Мне домой пора! – в ужасе воскликнула я, разглядев на красивых деревянных часах, висящих на стене, который уже час.
− Я отвезу тебя. Время уже позднее. Нельзя одной возвращаться, − сказал мужчина и мы вышли на улицу где сели в его служебный автомобиль.
Спустя десять минут мы уже стояли подле моего дома. Андрей взял мою руку в свою и наклонившись легонько поцеловал. Я же провела рукой по его плечу и кокетливо наклонив набок голову послала ему воздушный поцелуй так, как учила меня Софья. Затем быстро развернулась и пошла в подъезд.
Открыв дверь в квартиру, я зашла в прихожую и обомлела. С противоположной стены на меня смотрел нарисованный огромный кот, на полу же сидел Мишка в компании моего отца, и они с ним на пару дорисовывали сие великолепие.
− О, дочка! – радостно сказал отец, вытирая измазанные краской руки о свои брюки. – Смотри кого мы тебе с Мишей нарисовали.
Я удивленно посмотрела на отца, потом на Мишу, который с долей испуга смотрел на меня, поскольку понимал, что картина хоть и рисовалась в паре с моим отцом, но разрешения то никто у меня не спрашивал и как я отреагирую он не знал.
− Вот это да! − только и смогла проговорить я.
− Красиво, правда? – гордо спросил отец.
− Да, красиво, − уже более спокойно ответила я, поскольку нарисованный кот и правда был великолепен.
Рыжего цвета, с огромными, хитро прищуренными зелеными глазами, лукавой кошачьей улыбкой и красивенным пушистым хвостом. Отойдя к двери, я окинула взглядом кота и сделала для себя открытие, что его как раз мне и не хватало на той пустой блеклой стене, которая располагалась напротив входной двери.
− Его Васькой зовут. Пока вы не заведете настоящего кота, этот будет всегда встречать вас на пороге. Совсем как настоящий, − по-детски наивно улыбнулся мальчик, быстро подправив кисточкой недорисованный ус моего котяры.
− Миша, ты талантище. Правда! Спасибо тебе огромное! − проговорила я, присаживаясь на пол подле отца и начиная реветь. – Мне такого подарка еще никто в жизни не делал.
− Вот видишь, а ты говорил ругаться будет, − проговорил отец, пожимая худенькое плечо моего маленького гостя.
− Так это еще и твоя идея! − вытирая зареванный нос сказала я отцу. – А где вы краски взяли?
− Да я домой съездил, там же твоих вещей тьма тьмущая. Ты же знаешь, я все храню. Так в комоде и нашел те краски, которыми ты тогда в университете тот непотреб рисовала для Андрея, − сказал отец и я с удивлением отметила про себя, что мое прошлое и та стенгазета уже третий раз за день всплывает в моем настоящем.
− Ох, папочка, как же я тебя люблю, − проговорила я, прижавшись своей щекой к сильной груди моего горячо любимого отца.
− Ладно, сорванец, давай в ванную и спать. Поздно уже, − сказал отец, обращаясь к Мишке и вставая с пола. – А ты, Оля, подожди меня на кухне, пока я Мишу уложу. Нам поговорить надо.
− Да, конечно, − ответила я и поднявшись на ноги пошла на кухню, где, заварив кофе себе и отцу, села за стол.
Минут через пятнадцать на кухню зашел отец и сел подле меня, затем взял чашку и сделав глоток кофе проговорил:
− Оль, я тут подумал. Мишу может давай у себя оставим?
− Что значит у себя? – поперхнувшись от удивления спросила я.
− Ну ты же завтра его с Тузом познакомишь, а потом что? Обратно его в детдом? Такой мальчуган талантливый, воспитанный. А через пару лет вдруг попадет под влияние подростков и все. Что его будет ждать? Та же судьба, что и отца? – с сожалением проговорил отец и я поняла, что он проникся к этому худенькому мальчишке-художнику.
− Пап, но у него же отец есть, − осторожно сказала я.
− Да я знаю. Но пока то этот отец там, а Мишка бы у нас побыл. Я уже и с бабой Тоней поговорил, она помогать будет, когда тебя или меня не будет дома. У нее никого нет, она с радостью, − проговорил отец, положив свою руку на мою ладонь.
− Ты уже и с бабой Тоней поговорил, − укоризненно сказала я. − Значит ты уже все решил, так ведь?
− Ну так да, решил, − ответил отец.
