Наталья Барикова
Без права на эмоции
Я удивленно смотрела на этого пропитанного криминалом мужчину и в моей голове крутилась только одна мысль – я никогда бы не подумала, что у человека с самого дна общества могут быть такие чувства, простые человеческие чувства – привязанность, переживание, боль за близких. Мне такие люди всегда казались непрошибаемыми, шагающими по головам всех, даже самых родных, а оно вон как оказалось.
− Ну что, поможешь? – спросил Туз таким тоном, который с головой выдавал то, что он очень сильно сомневался в том, что я отвечу согласием.
Я открыла свою сумку и достав оттуда блокнот и ручку положила их на стол, и пододвинула в сторону Туза.
− Пиши все, что знаешь о сыне и своей Галине Скворцовой. Все до мельчайших подробностей. Если мальчик где-то в детдоме в Москве, я его найду. Ну, а если нет, то по максимуму узнаю о его матери все, что смогу, − проговорила я.
На лице у Туза появилось выражение благодарности и хлопнув в ладоши он быстро сел за стол. Бегло нацарапав на листке бумаги адрес Софьи, к которой я должна была обратиться, и черкнув пару строк от себя, он вырвал листок из блокнота и протянул мне.
− Это тебе. Найдешь Софью, на словах передашь, что должок закрыт будет, если она тебе поможет,− сказал со счастливым видом Туз и принялся писать информацию о своей женщине и сыне. – А это все про моих, − проговорил он и протянул мне свои записи.
Я взяла в руки блокнот и быстро пробежалась глазами по ровным строчкам текста, отметив для себя, что Туз хоть и вращался в криминальных кругах, но писал он очень и очень грамотно, что для такого рода людей в наше время было более чем необычно.
− Туз, а ты откуда-то сам? – прищурив глаза спросила я мужчину.
− Я из репрессированных. Обречен по рождению так сказать, − грустно проговорил мужчина. − Мой отец занимал высокую должность ранее при царе, затем был выслан и расстрелян. Нас с матерью не тронули каким-то чудом тогда, но жизнь попортили. Мать не прожила долго после расстрела отца и померла. Меня забрала тетка. Потом и она померла. Я оказался на улице и попал в банду Косого. С того самого времени и веду такой образ жизни, − закончил рассказ Туз.
Я с грустью кивнула головой и подумав спросила:
− Ты в Польше был? Знаю банда Косого гастролировала в свое время и там невесть каких дел натворила.
− Был и в Польше. В Кракове, Варшаве, да и Познань не минула нашего внимания, − скривив губы в усмешке проговорил мужчина.
− А язык ты знаешь?
− Знаю. Польский, немецкий, французский, − ответил мужчина, проговорив несколько фраз с довольно-таки хорошим произношением на каждом из языков. – Батя с матерью много сил в меня вкладывали. Я у них единственный сын был, наследник. Учили меня с самих пеленок. Сколько и помню себя, вечно что-то учил со своей гувернанткой. Как сейчас помню ее тощую, сухую фигуру, неизменные очки на носу и волосы, стянутые в тугой пучок на затылке. И ее коронную фразу: «Игорь Михайлович, будьте так добры, не шалите, а то выпорю и заставлю учить на два абзаца более, чем положено». Так и жил − учеба, строгость и контроль. А потом, − махнув рукой закончил рассказ Туз, давая понять, что все пошло под откос.
− И братки у тебя остались знакомые в Польше? Такие, чтоб надежные, есть? – не переставала расспрашивать я Туза.
− Остались и надежные. А тебе это зачем, конфета? – прищурив глаза спросил мужчина, беря в рот спичку.
− Да так, интересно. Да и смотрю на тебя, и твоя внешность совсем не вяжется у меня с твоим поведением, − ответила я и положив в сумку блокнот и записку вытащила карты и положила на стол. – Ладно, а теперь давай покажу, как я дома отточила то, чему вчера у тебя научилась, а затем далее продолжим мое обучение.
Туз кивнул и начал смотреть на мои выкрутасы с картами, одобрительно кивая головой.
Выйдя от Туза, я сразу направилась к Гордееву, поскольку урока пения у меня сегодня не было. Постучавшись и зайдя в кабинет, я увидела, что мужчина одет в спец костюм для прыжков с парашютом.
− Переоденься, сейчас поедем прыгать, − сказал он, кивком головы указывая на аккуратно сложенную на столе одежду.
− Прыгать? – с испугом спросила я.
− Прыгать, Соколова, прыгать, − ответил мужчина, застегивая пряжки.
− Хорошо, − положив на стол сумку я развернула пахнущую льном одежду и, когда мужчина вышел из комнаты, быстро натянула ее на себя и вышла из кабинета.
На улице уже стояли и ждали меня Гордеев, Нина и Андрей. Посмотрев на то, как Нинка улыбается Андрею во все тридцать два, кокетливо накручивая волосы себе на палец, я поморщилась. Подойдя к ним, я сказала, обращаясь к Нине:
− Глебова, манеры Хильзы оттачиваешь?
− Да, я вживаюсь в образ любовницы Штольца. А тебе что, завидно? – слащаво улыбаясь проговорила Нинка и взяла под руку Чернова, которому, на первый взгляд, все происходящее было безразлично.
− Нет, чему тут завидовать? – пожав плечами проговорила я.
− У меня еще будет одно требование. Мое личное, − прищурив глаза и окинув нас взглядом проговорил Андрей. – Кадры из фильма вашей личной неприязни мои глаза более чтоб не видели, вам ясно?
− Ясно, − обидевшись ответили мы с Нинкой и прошествовали в автомобиль, который отвез нас четверых на аэродром, где нас ждал наш крылатый друг, который через четверть часа уже поднимал нас высоко в небо.
Сидя в самолете я поняла, что совершенно не готова к такому развитию ситуации. Нацепив на себя парашют, я начала застегивать пряжки, но мои пальцы от все более окутывающего меня ужаса совершенно не хотели меня слушаться, и я бессильно опустила руки. Подняв глаза на остальных, я увидела, что Нинка уже со всем справилась и смотрела на меня с такой ядовитой насмешкой, которая даже в самом бесстрашном парашютисте могла посеять зерна неуверенности. Затем она что-то тихо прошептала на ухо Андрею и тот только покачал головой. Спас ситуацию Гордеев. Он подошел ко мне, взял мои руки в свои крепкие ладони и спросил тихо:
− Боишься?
− Боюсь, − ответила я и на мои глаза навернулись слезы.
− Я тоже боюсь. Каждый раз, когда прыгаю – я боюсь, − просто ответил он, помогая мне застегнуть ремешки.
− Да ладно вам, вы, наверное, ничего не боитесь, − шмыгая носом ответила я, недоверчиво глядя на мужчину.
− Отчего же, боюсь. Страх-это нормальное состояние. Его стесняться нечего, − по-отечески потрепав меня по плечу проговорил Гордеев так же, как и когда-то мой отец.
Посмотрев на мужчину, я не удержалась и легонько чмокнула его в щеку в благодарность за такую мне необходимую в эту минуту поддержку, чем вызвала у него добрый смех.
− Видишь, Андрей, а ты говоришь, что она в обморок упадет, если ей придется мужчину поцеловать. Подход к девушке нужен правильный, товарищ майор, − проговорил Гордеев, садясь на свое место.
Я после этой фразы нахмурилась и посмотрела в сторону невозмутимо взирающего на меня Андрея и поморщилась, поняв, что раз он обсуждает такие вещи с Гордеевым, то уж точно сомневается в том, что я смогу сыграть любвеобильную немку. Прищурив глаза, я покачала головой, наматывая на ус все происходящее, и когда прозвучал сигнал первой подошла к открывшемуся люку самолета. Стоя над простирающейся передо мной бездонной пропастью, я невольно зажмурила глаза. Мои ноги начало трясти от ужаса и я, проглотив комок в горле оглянулась, беспомощно посмотрев на того, кто стоял позади меня. Ним оказался Андрей. Мужчина посмотрел на меня своими серыми глазами и успокаивающе улыбнувшись, сказал:
− Прыгай, Ольга. Нет ничего такого, чего не смогла бы осилить та девчонка, которую я помню. Ты не изменилась. Поэтому прыгай.
Я кивнула и повернувшись сделала шаг навстречу самому ужасному за всю мою жизнь страху – страху высоты. Порыв ветра подхватил меня, и я начала стремительно лететь вниз. Дернув кольцо парашюта, я была подкинута вверх и уже через мгновение парила над зеленеющими просторами своей Родины. Такого ощущения свободы у меня не было еще никогда. Это был не просто прыжок для меня, это был огромный шаг на пути к гармонии в себе. Ведь каждый раз, когда мы делаем что-то, превозмогая над своими страхами, мы становимся сильнее. Так было и в этот раз. Помня то, насколько страх высоты всегда мучил меня, я осознала сейчас, чувствуя глубоко в груди укореняющееся ощущение удовлетворения от победы над тем промозглым чувством, что я становлюсь сильнее, становлюсь терпимее, становлюсь ближе к тому ощущению штиля в душе, о котором говорил мне Туз. Когда парашют опустился, я встала на ноги и отцепила его, затем подняла глаза к небу и закричала от радости, настолько чувство, переполняющее меня в тот момент, было прекрасным. Через пару минут все остальные тоже опустились на землю, и я радостно побежала к ним. Нинка невозмутимо стояла подле Андрея сгребая свой парашют в кучу, я же с диким визгом подлетела к ним и всех по очереди обняла и расцеловала.
− Это так классно! Это просто что-то невероятное! Это чудо! − восторженно говорила я, глядя на мужчин, которые едва сдерживали улыбку при виде моей неподдельной радости.
− Ну да. Особенно, когда ты будешь лететь, а немчура будет обстреливать тебя, такую беспомощно висящую на парашюте. Вот будет клаааассно, − протянула недовольно Нинка, которая как всегда не могла терпеть мои эмоциональные выходки.
− Да ну тебя. Если есть повод и время для этого – надо радоваться, Нинка, − проговорила я. – Потому что, потом такой момент может уже и не подвернется никогда, − грустно закончила я фразу и нахмурившись стала так же складывать свой парашют.
Андрей подошел ко мне и протянул руку для пожатия. Я неуверенно дала ему свою ладонь, и он проговорил:
− Вот теперь я узнаю ту взбалмошную девчонку-студентку, которой ты была всего несколько лет назад, Соколова. Молодец, девочка. Глядишь, и выйдет что из тебя, − сказал он и усмехнулся.
Я пожала его руку и уже с улыбкой закинув на себя парашют, потащила его к ожидавшей нас машине. По дороге в штаб все молчали, погруженные каждый в свои мысли. Вернувшись в здание, мы переоделись и разошлись каждый по своим делам.
Выйдя из штаба, я развернула записку, которую мне дал Туз и направилась по тому адресу, где жила Софья. Найдя нужный мне дом, который выделялся на фоне остальных своим отделанным лепниной фасадом, я поднялась на пятый этаж и постучала в дубовую дверь, которая спустя мгновение отворилась. На пороге я увидела небывалой красоты женщину лет сорока пяти, одетую в элегантный длинный шелковый халат бежевого цвета. Женщина удивленно окинула меня взглядом и проговорила:
− Здравствуйте, вы по какому вопросу?
− Здравствуйте. Меня зовут Оля. Я от Туза, − проговорила я и протянула женщине записку.
Женщина бегло пробежала по ней глазами и уже с интересом перевела на меня взгляд.
− Он сказал, что если вы поможете мне, то долг будет закрыт, − тихонько прошептала я и добавила, − помогите, пожалуйста.
Женщина молча улыбнулась и отошла в сторону, давая понять, что я могу войти. Пройдя внутрь квартиры, я огляделась и ахнула, настолько красивым было помещение, в котором жила эта красавица. Женщина заметила мою реакцию и снисходительно махнув рукой сказала:
− Это все мишура, не обращайте внимание.
− Да уж, мишура, − проговорила я, все так же восхищенно рассматривая окружающую обстановку пока мы шли на кухню.
Зайдя в небольшую комнату с красивой кухонной мебелью, женщина указала мне на стоящий у стола диван, и я села. Сама же она облокотилась о стену и закурив сигарету внимательно на меня посмотрела.
− И чем я могу помочь такой воспитанной девушке, как вы? – проговорила она, давая понять, что мы из разных кругов и мне не стоит ничему у нее учиться.
− Понимаете, я разведчица. То есть еще не разведчица. Но могу ею стать, если за две недели научусь всему, чтобы сойти за одну даму, немку весьма определенного круга и специфического поведения, − проговорила я и дословно передала описание Хильзы Миллер Софье. – У меня так не получается себя вести. А вот у моей напарницы−это просто в крови все. Она такая красивая, грациозная, смелая в делах с мужчинами. Если я не научусь быть такой же, то мою кандидатуру отвергнут и поедет она. А мне просто необходимо это назначение. Жизненно необходимо.
− Жизненно необходимо…не видела я еще человека, который бы так рвался навстречу своей смерти, − проговорила женщина, выпуская густой клубок дыма. – Тебе что, не сидится в Москве под теплым боком своего мужа? – спросила она, указывая на мое обручальное кольцо.
Я перевела взгляд на свою ладонь и потерев кольцо, которое так и не сняла до сих пор после известия о Димкиной смерти ответила тихо:
− Это прошлое.
− Разошлись что ли? Иль погиб? – спросила Софья, все так же изучающе смотря на меня.
− Он разведчиком был. Его самого и всю группу поймали и расстреляли, − проглотив комок в горле ответила я.
− Так ты потому так рвешься на фронт, что умереть хочешь? – приподняв бровь спросила женщина.
− Нет. Мое задание напрямую связано с тем, кто виновен в смерти моего мужа. Меня туда направят, понимаете? Если я смогу туда попасть, я смогу отомстить и спать спокойно. Если не погибну, конечно, − ответила я.
− Ясно, − проговорила женщина, гася сигарету о хрустальную пепельницу. – Хорошо. Помогу. Уважаю в женщинах такую самоотверженность. Сама когда-то такой была. И Тузу передашь тогда, что должок закрыт. А то он на мне как камень висел все эти годы. Все думала, чем же мне расплачиваться придется с ним. А такой вид расплаты мне уж очень по душе, − нараспев проговорила женщина и подойдя ко мне подала руки, заставив меня встать на ноги.
Я встала, и Софья обошла кругом меня, затем подняла подбородок, развернула мои плечи назад и шлепнула ниже поясницы.
− Нда, − констатировала она только ей одной ведомый факт и вытащила шпильки из моих волос, заставив их рассыпаться по плечам. – А теперь пройдись, − сказала она отойдя в сторону и я прошла из кухни в коридор и обратно под пристальным взглядом моей новообретенной наставницы.
− Ну что? – спросила нетерпеливо я, совсем не понимая, что во мне могла видеть Софья, разглядывая мою походку.
− Ну что-что?! Запущенный вариантик. Эдакая девчушка в длинной юбке без капли раскрепощенной. Ты точно замужем была? – с насмешкой спросила меня Софья.
− Точно, − обидевшись ответила я.
− Поверю на слово, − скривившись ответила Софья и добавила, − понимаешь, детка, тебе надо сыграть тигрицу, а ты – мышь, ну на худой конец…даже нет, ты – мышь и не более того.
− Да ладно вам, я всегда нравилась мальчишкам, − так же обиженно ответила я.
− Вот именно. Мальчишкам. А эта особа, − сказала она, беря в руки фотографию Хильзы и показывая ее мне, тыча при этом пальцем в образ немки, − эта особа нравится не мальчишкам. Она нравится матерым волкам. Мужчинам такого уровня, которых ты и в жизни то не встречала, поскольку сидела под папкиным крылом, который и близко бы тебя к ним не подпустил. Тебе нужно ее сыграть, эту волчицу, и без капли оттенка того, которой ты являешься сейчас.
− Ну так научите, как стать волчицей, − строго проговорила я.
− Научите, − хмыкнула Софья и небрежно кинула фотографию на стол, затем выражение ее глаз сменилось на искрящееся и игривое и она, прикусив свою пухлую нижнюю губку алого цвета кокетливо произнесла, − научу. Только не обижаться, не ныть, не стесняться и впитывать все как губке, поняла меня?
− Поняла, − серьезно произнесла я.
− Да и, кроме того, то, чему я тебя научу поможет тебе в будущем и себе найти не мальчишку, а матерого волка, − с улыбкой проговорила женщина, взяв меня за руку и стягивая обручальное кольцо с пальца и кладя его на стол, кивая при этом в сторону него своей хорошенькой головкой. − А это – прошлое. Самое прекрасное, самое волнующее и дорогое. Но это – прошлое. Такого, что было у тебя с твоим первым мужчиной, более у тебя не будет ни с кем. Это нужно принять и понять. И отпустить. Но будет еще что-то, что будет иметь свое очарование и красоту. Будет мужчина, девонька, вот увидишь, будет такой, который тоже заставит биться твое молодое сердечко так же сильно, как оно билось при встрече с тем единственным, за которого ты когда-то замуж выходила.
Софья произнесла эти слова с такой уверенностью и добротой, что я почему-то вздохнула с облегчением, глядя на одиноко лежащее на столе маленькое колечко золотого цвета. Эта красивая молодая женщина в ту минуту вселила в меня веру в то, что жизнь у меня не закончена. Выполнить бы мой долг перед Димкой и жить дальше…если судьбе будет так угодно. Я подняла свои красные от надвигающихся слез глаза на эту великолепную женщину и обняла ее, сказав тихое «спасибо». Софья потрепала меня по щеке и проговорила:
− Первое правило – никаких эмоций. Такие женщины, как эта немка, и эмоции показывают только тогда, когда им это выгодно. Поэтому. Плачешь только тогда, когда понимаешь, что это повлияет на мужчину в хорошем смысле этого слова. Некоторых мужчин просто выводят из себя слезы, поэтому плакать при них запрещено категорически, там другие приемы работают. Но об этом позже. А сейчас пойдем в гардеробную, оденем тебя и будем учить.
Пройдя через всю огромную квартиру, мы зашли в довольно-таки внушительную комнату, всю завешенную нарядами. Посреди нее стоял стол, накрытый красивой бархатной скатертью, в дальнем углу красовался белый туалетный столик с зеркалом, а возле одной стены стояло огромное зеркало, к которому и подвела меня Софья.
− Чтобы вести себя так, как та женщина, нужно любить себя, свое тело, свое отражение в зеркале. Зеркало – твой самый лучший друг, потому, что оно помогает тебе видеть себя в любом свете, − проговорила Софья, расстегивая на мне платье и стягивая его на пол, благодаря чему я осталась стоять перед своим отражением в одном только белье.
Подтянув бретельки на бюстгальтере, она помогла мне красиво уложить свою грудь, которая тут же приняла пленительные очертания, вызвав у меня улыбку.
− Ты молодая и очень красивая девушка, Оля. Нужно только научить сиять эту красоту в нужном свете, а для этого ее необходимо обернуть в нужную обвертку, − проговорила Софья и достав одно из платьев из стоящего рядом шкафа помогла его надеть.
Когда на платье была застегнута последняя пуговица я обернулась к зеркалу и ахнула. Я выглядела совсем иначе благодаря этой не такой уже и откровенной, но так мастерски подобранной под меня одежде. Мягкий голубой цвет ткани оттенял мои серые глаза, туго затянутый широкий пояс, завязанный в затейливый бант, придавал моей талии изящный вид, слегка увеличенный вырез сзади открывал соблазнительно мою спину, а красивое декольте умело поддерживало пленительные очертания моей груди. Такое ощущение, что платье было шито прямо под меня, настолько идеально оно село на мою фигуру.
− Ну? Понимаешь теперь, о чем я? − спросила женщина, видя мой изумленный взгляд.
− Да, − ответила я с улыбкой и покрутилась вокруг себя.
− Теперь походка, − строго продолжила Софья, пройдясь по комнате из одного конца в другой. – Бедра – твой главный козырь. Когда идешь, то делай едва уловимые, плавные, покачивающие движения, дабы у мужчин, которые на все сто всегда провожают женщин взглядом, разгорался интерес к твоему телу, которое при такой походке соблазнительно окутывает ткань платья.
Софья говорила и говорила, заставляя меня то и дело повторять за ней разнообразные жесты и движения, которые должна была, по ее мнению, уметь делать каждая женщина. Она учила меня красиво садиться за стол, элегантно и в то же время соблазнительно держать бокал, отпивая глоток и смотря на мужчину поверх него, завлекая его взглядом, кокетливо стрелять глазками и томно взирать, дабы увлечь, как она любила выражаться, матерого волка. Затем мы отточили описанные в донесении жесты и привычки Хильзы, присущие только ей, этой загадочной женщине, образ которой мне предстояло носить на себе в случае одобрения моей кандидатуры. Позже мы перешли на макияж и прически, благодаря чему я самостоятельно смогла нарисовать на своем лице то, что утром изобразил на мне Андрей. Мы так увлеклись, что совсем потеряли счет времени и когда вышли из гардеробной, то увидели, что на улице стояла уже непроглядная темень.
− Так поздно уже! – проговорила я с сожалением.
− Оставайся сегодня у меня. А завтра поедешь отсюда на работу. Позвони отцу и предупреди его, − предложила Софья.
− А я вам не помешаю?
− Нет, моего сегодня не будет. У них заседание допоздна, поэтому я сказала, чтобы ночевал у себя, дабы не беспокоить меня в столь поздний час, − улыбнувшись ответила Софья и повела меня на кухню, где начала готовить незатейливый ужин пока я разговаривала с отцом по телефону.
Усевшись за стол и с наслаждением отпивая из чашки кофе, я спросила:
− А как целовать мужчину, если у тебя с ним ничего нет? Как сыграть страсть и влюбленность? Этому же нельзя научиться, наверное?
− Почему? – пожав плечами проговорила Софья. – Тот мужчина, с которым ты будешь играть эту роль, он тебе не противен? У тебя есть к нему симпатия хоть какая-то? – спросила она, закуривая сигарету.
− Я даже не знаю, никогда об этом не задумывалась, − ответила я и впервые за все это время и сама задала себе вопрос насчет Андрея. – Он красивый молодой мужчина. И он ни капельки мне не противен. И можно сказать что да, он мне очень симпатичен.
− Ну и в чем тогда дело? Просто наслаждайся его обществом в такие минуты и все. Наслаждаться обществом мужчины – это прекрасно. А у вас еще, конечно опасное, но такое романтичное задание. Как в кино прямо. Так что не вижу ни одной причины, по которой мне бы нужно было тебе здесь давать указания. Нужно целовать, обнимать или еще что? Просто делай и все, − ответила женщина с улыбкой глядя на мое недоумение, написанное на лице.
− У напарницы это так хорошо выходит, прямо как по-настоящему, − проговорила я, откидываясь на спинку стула и рассказывая Софье как Нинка лихо крутится подле нашего бывшего преподавателя.
− Так может у нее это и есть по-настоящему, раз она не отлипает от него. Ты не думала об это? Может он ей нравится просто? – спросила Софья засмеявшись.
− Может и так, − задумчиво проговорила я, удивленная тем, что совсем не рассматривала такой вариант.
− Ох, девчонка ты еще, Оля,− все так же смеясь прощебетала Софья.
− А как вы с Тузом познакомились? – решив перевести нашу беседу в другое русло спросила я. – Нет, если не хотите, можете не отвечать, − добавила я, увидев на лице женщины образовавшуюся напряженную складку меж бровей.
− Отчего же. Отвечу. Рассказ, правда, не для воспитанных барышень, − с насмешкой окинув меня взглядом сказала она и продолжила, − Я раньше была девушкой не очень нравственного поведения, мягко говоря. В двадцать лет я как-то ужинала в ресторане и познакомилась с Косым. Ты я думаю в курсе, кто это такой. Ну и деньги, внимание, наряды сделали свое дело. Я стала его любовницей. Но Косой был человеком, который любил поколачивать периодически своих женщин и мне часто перепадало от него. Со временем мне все это надоело, и я решила уйти от него. Но не тут-то было. Косой упорно не хотел меня отпускать и как-то раз закрыл на одной квартире, приставив ко мне в охрану Туза, дабы я не смогла сбежать. Сам же каждый вечер захаживал ко мне и издевался, заставляя насильно ложиться с ним в постель, избивал, таскал за волосы, в общем делал все, дабы я запомнила его на всю жизнь на прощание. Как-то утром, когда Косой ушел, я сидела на кухне зареванная и услышала, как дверь в квартиру отворилась и ко мне на кухню вошел Туз. Он тогда положил передо мной на стол довольно-таки внушительную сумму денег и адрес одной квартиры. Затем сказал мне уходить и оставаться на той квартире до тех пор, пока он не уладит все с Косым. Я быстро собралась и убежала. Вечером в мое новое жилище приехал Туз с кучей продуктов и нужных мне мелочей и приказал ни под каким предлогом не покидать квартиру, поскольку взбесившийся Косой начал искать меня по всему городу. Туз тогда все так обставил, будто бы я сама расшатала решетку на окне и смогла улизнуть таким образом. Так я и жила на квартире, пока все не улеглось и Косой не нашел себе другую пассию, благополучно забыв про мое существование. Туз каждый вечер приезжал ко мне и вскоре мы стали любовниками. Он был таким со мной…Я даже не знаю, как сказать. Он не был тем криминальным отбросом, которого я видела ранее, пока была рядом с Косым. Это был совсем другой человек. Умный, начитанный, рассудительный, спокойный. Я всегда любовалась ним и думала, какая бы судьба его ждала, не случись тогда революции. Он же был человеком из высшего света, а оказался на самом дне. Затем я смогла со временем выйти из своего укрытия. Туз на тот момент влюбился в другую женщину, и я очень тяжело перенесла наше расставание. Пошла работать помощницей в подпольный бордель, где познакомилась…в общем не буду трогать эту тему. И оказалась здесь, − с улыбкой окинув свои апартаменты закончила рассказ женщина.
− Дааааа, − протянула я, с восхищением смотря на Софью. – Прямо как в сказке про Золушку.
− Да уж, про Золушку, − хмыкнула в ответ женщина. – Про Золушку из борделя. Ладно, пойдем спать, − добавила Софья и мы пошли каждая в свою кровать.
На следующее утро я проспала, не услышав будильник. Вскочив, я с ужасом увидела сколько время и начала поспешно натягивать на себя платье. Софья тоже только-только проснулась, и заспанная вышла из своей комнаты.
− Ты куда прям так срочно летишь? – зевая спросила она. – Позавтракай хотя бы.
− Да какое там позавтракай! Мне сейчас позавтракать только осталось и благополучно вылететь из штаба. Андрей прощать мне опоздания не будет, я знаю, − проговорила я, наспех умываясь и причесывая волосы.
− Андрей это тот, с которым играть нужно будет? – спросила с интересом Софья.
− Да, он такой строгий! Совсем не изменился с того времени, когда заставлял меня зубрить немецкий, − приподняв брови и покачав головой проговорила я.
− Вспоминай, что я вчера тебе говорила насчет мужчин и применяй на практике, − разведя руками с улыбкой произнесла Софья, открывая мне входную дверь. – Привет Тузу передавай. И сама как будет надобность забегай ко мне, может еще какие вопросы возникнут, − потрепав меня по плечу сказала женщина и я, утвердительно кивнув ей, помчалась в штаб. Через пол часа я, запыхавшаяся, влетела в здание штаба и быстро постучавшись зашла в кабинет Гордеева. Нинка сидела на стуле, закинув нога на ногу и снисходительно глядя на меня сказала:
− Соколова, ну ты совсем не изменилась. А сейчас время-то военное, строгое. Нельзя опаздывать.
Я закрыла глаза и вздохнула, дабы не взорваться. Затем посмотрела на мужчин и проговорила, едва переводя дух:
− Извините меня, пожалуйста. Больше такое не повторится.
− Я очень на это надеюсь, − строго ответил Андрей.
− Можно мне поговорить с вами наедине? – спросила я у мужчин, давая понять, что персона Нинки нежелательна сейчас в кабинете.
Гордеев молча кивнул Нине на двери и та, хмыкнув, оставила нас одних.
− Можно мне отсутствовать пару дней? – неуверенно проговорила я, поглядев на Андрея, который услышав такую фразу с усмешкой поглядел на меня.
− Да хоть десять, − ответил он.
− Мне правда надо. Очень, − извиняющимся тоном проговорила я.
− Я не сомневаюсь, − в таком же духе ответил мужчина.
− Да брось ты, майор, − оборвал его Гордеев строго. – Оля, если тебе нужно, то я тебе разрешаю не приходить два дня, но не более того. Но ты должна довести за эти дни вокал до ума, особенно те две песни, которые тебе написала Мария Федоровна. Договорились? – мягко проговорил Гордеев, и я облегченно вздохнула.
− Спасибо вам огромное! Я все сделаю на отлично, − счастливо улыбнувшись я подлетела к Гордееву и поцеловав его опять в щеку, показала язык Андрею как раньше в университете, чем вызвала его усмешку, пулей вылетела на улицу и отправилась в управление к отцу.
Зайдя в кабинет отца, я плюхнулась устало на стул перед ним и бросила сумку на пол.
− Папа, ты не представляешь себе! Я с такой женщиной познакомилась! – вспоминая вчерашний день проговорила я.
− Это с той, у которой ты ночевала? – с сарказмом проговорил отец.
− Да. Папочка, она такая красивая, я таких женщин никогда не видела. Она меня столькому научила, ты не представляешь себе…потрясающая особа! – в восторге проговорила я.
− Это ради этого ты из штаба отпросилась? – строго спросил отец.
− Нет, не ради этого, − уняв свои эмоции ответила я. – Мне помощь твоя нужна.
− В чем?
− Мне нужно мальчика одного найти. Он, скорее всего в детдоме каком-то. Его мать умерла лет пять назад. И о ней бы узнать хоть что-то. Где похоронена хоть, − проговорила я, вытаскивая из сумочки блокнот с записями и кладя перед отцом.
Отец бегло пробежал глазами по записям и спросил:
− Тебе зачем это надо?
− Это не мне. Это человеку одному надо. Он мне помог, теперь я хочу хоть что-то для него сделать.
− Какому человеку?
− Осужденному одному. Его Тузом зовут. Он нас с Нинкой в штабе в карты играть учит. Немка же виртуозная картежница оказалась, вот нужно, чтобы и мы умели играть мастерски. Ну так что, поможешь? – заглядывая хитро в глаза отца спросила я.
− Осужденный…карты…немка. Оля, тебе не кажется, что не нужно бы тебе во все это лезть? Может хватит уже? Поигралась и хватит, − строго проговорил отец.
− Я не играюсь, папа. Для меня это очень важно. Я только оживать начала в надежде, что все у меня получится. Ты понимаешь, папа? Я оживать начала! – тихо прошептала я отцу.
Отец долго сидел и молча смотрел на меня. По его лицу было видно, что он радовался тому, что я действительно крылья начала расправлять после того, что со мной произошло. Но, в то же время он прекрасно понимал, что то, к чему я стремилась так отчаянно, могло в два счета лишить меня всего, и жизни, и крыльев. Посмотрев еще раз на записи, он взял телефон и попросил секретаршу вызвать какого-то человека. Через пять минув в кабинет постучали и на пороге появился молодой парень примерно моего возраста с рыжими волосами и румяным, улыбчивым лицом.
− Женя, знакомься, это моя дочь, Ольга.
− Очень приятно, − проговорил парень, улыбнувшись искренней улыбкой.
− Евгений, вот здесь записи, нужно найти мальчика одного и узнать о женщине, − проговорил отец, протягивая блокнот парню. – Возьмешь машину и вместе с Олей объедете все детские дома Москвы. Авось мальчишка где-то здесь находится. Если нет, то завтра поедешь к Михаилу Георгиевичу в управление, к тому, к которому мы ездили на прошлой неделе, и попросишь его поднапрячься, чтобы найти информацию.
− Будет выполнено, товарищ полковник, − проговорил парень и мы с ним направились на улицу, где сели в автомобиль и поехали в один из ближайших детских домов.
