Наталья Барикова
Без права на эмоции
− И давно ты такой вариант рассматривать начала? – спросил с усмешкой Андрей.
− Только сейчас, когда увидела, как он переживает о ней и о своем ребенке, − сказала я потеревшись носом о щеку мужчины.
− Ты такая спокойная сейчас, Оля, отчего? – спросил меня Андрей совершенно не о том, о чем я ожидала.
Поразмыслив я ответила:
− Гюнтер знает, кто сдал команду. И поскольку тот человек – не фон Герцен и ценности как таковой не имеет, значит его можно убрать, когда он выведет нас на информатора. Я приблизилась к тому, о чем мечтала с дня того черного известия, поэтому эмоции сами как-то уравновешеннее стали. А может потому, что ты рядом, − проговорила я, прикусив нежно губу мужчины.
− Ты должна понимать, Оля, что убив того, кто виновен в гибели твоего мужа, ты спокойствия не обретешь. Это не приносит удовлетворения. Да и убить человека не так легко, как кажется, каким бы он негодяем не был, − проговорил Андрей, гладя меня по щеке.
− Я знаю. Точнее не знаю, а предполагаю, что так оно и есть, как ты говоришь. Но это настолько личное для меня, что я прям чувствую, что моя рука не дрогнет. И дело не только в Димке, я потеряла еще и малыша своего из-за всего этого. Я так долго не могла забеременеть и когда наконец это случилось, не смогла сберечь его из-за того, что испытала такое потрясение. Это такая боль, ты даже не представляешь себе. Он жил во мне, понимаешь, жил, мой малыш. И в одно мгновение я лишилась его. Если бы я была сильнее, я бы сберегла его. А я слабая! Я оказалась слабой и из-за этого потеряла его! Поэтому моя рука не дрогнет. Я сама хочу себе дать понять, что от меня тоже многое зависит, я хочу всю жизнь помнить о том, что такое наши слабые стороны, − разревевшись проговорила я.
Я никогда ни с кем об этом не говорила. Эта тема была запретной и такой больной для меня, что я упорно о ней молчала даже на терапии с психологами. Потерянный ребенок был моим маленьким миром, о котором не хотелось делиться ни с кем. И потеря этого маленького мира, о котором я грезила все то время, пока носила малыша, была для меня подобна концу света. Если со смертью Димки я кое-как смирилась, то вот с потерей малыша не могла. Но я настолько глубоко упрятала в себя эту боль, что мне казалось, скажи я хоть слово о ней, меня снова накроет той волной кипучей печали и безысходности, из которой я еле выбралась. Поэтому и не хотела произносить ни слова, касающегося такой опасной для моего сознания темы. Но сейчас, стоя подле Андрея, мне впервые за все это время захотелось сказать о том, что я чувствовала. Возможно потому, что знала, что и он, потерявший дорогого ему человека поймет меня, как никто другой. Возможно же, я поделилась с ним всем тем, что накипело у меня на душе потому, что мне было так спокойно рядом с ним. Я была словно снова та маленькая девочка, сидящая на коленках у папы и ощущающая то непоколебимое сильное мужское плечо, на которое всегда можно опереться и не бояться ничего – ни своих страхов, ни слабостей, ни опасностей. С Димкой все было иначе, тогда меня захватывала бурлящая лавина любви, страсти и эмоций. Жизнь не дала нам пройти разными ее дорогами, поэтому я не знала, как бы я чувствовала себя подле него в такой вопиющий момент, наполненный горем. С Андреем же было все по-другому. С ним было…спокойно и не страшно. Не страшно плакать, не страшно идти вперед, не зная, что там за поворотом жизненного пути, не страшно быть просто собой, со всеми теми переживаниями и горестями, наполнявшими меня.
Андрей обнял меня, сотрясаемую сдерживаемыми столько месяцев рыданиями по потерянному маленькому сокровищу и тихо сказал:
− Все пройдет, Оля. Мы это переживем.
Услышав слово «мы», я заревела еще пуще прежнего, поскольку поняла, насколько мне нужно было это «мы», насколько я хочу жить и знать, что это «мы» будет длиться долго и станет «я» только потом, когда мы станем стариками и кто-то из нас раньше покинет этот мир, а другой будет ждать того мгновения, когда спустя какое-то время это «я» снова превратится в «мы» там, в глубокой синеве безмолвного неба, наполненного душами тех, кто взирает на нас, живущих на земле.
− Чего-то я совсем расклеилась, − хлюпая носом проговорила я, вытирая слезы платком Андрея.
− Ты не расклеилась, ты выговорилась, − ответил мужчина с нежностью во взгляде.
− Ой, не смотри ты на меня так, иначе я опять реветь буду, − уже смеясь сказала я и прижалась к сильной мужской груди. – Ладно, пойдем. Работать надо, а то мы так с нашими эмоциями совсем расслабимся здесь, − проговорила я и взяв Андрея под руку мы с ним двинулись по направлению к тому месту, где ждал нас Туз.
В этот раз около фонтана Туз встретил нас в образе художника, который рисовал Нинку. Подойдя и заглянув на мольберт, я присвистнула, увидев, что на меня с полотна взирает надменным взглядом своих больших, словно блюдца, глаз Нинка:
− Да ты художник, Игорь! Твой сын в тебя значит пошел!
− Что, красиво? – недоверчиво спросила меня Нина.
− А то! Как фотография, − ответила я.
Девушка надменно посмотрела на Туза и нахмурила брови.
− Она думала, что я ее в виде какой-нибудь козы нарисую, − смеясь ответил Туз, прищурив глаза.
− У вас что, опять война что ли? – удивленно спросила я.
− У меня – нет, у нее – да, − ответил мужчина, едва сдерживая смех.
− Нина, ну что ты так опять? – с осуждением сказал Андрей.
− А что сразу я? – возмущенно спросила Нинка и по ее дрожащим губам я поняла, что произошло что-то из ряда вон выходящее.
− Так, идите-ка погуляйте, а мы пока с Тузом перекинемся парой фраз, − сказал нам с Ниной Андрей и мы отошли к фонтану.
− Нин, ты чего? – обеспокоенно спросила я у девушки, поскольку в таком состоянии ее никогда не видела и вообще никогда бы не подумала, что эта надменная красотка умеет так переживать.
− Оль, я кажется влюбилась, − с наворачивающимися на глаза слезами проговорила она, нервно бросая в фонтан мелкие монеты.
− Ты? В кого? – удивленно спросила я, и когда Нинка не ответила я в недоумении перевела взгляд на что-то серьезно обсуждающего с Андреем Туза. – В Туза что ли?!
− Да, в него, − дрожащими губами проговорила девушка.
− Вот так новость! − засмеялась я. – Растаяло сердце снежной королевы!
− Не смешно, − надув губы сказала Нинка.
− Ну, а ревешь то ты чего? Или Туз тебе не пара считаешь? – с насмешкой сказала я, вообще не представляя себе, какая может быть из них пара, с таким-то характером, как у неё.
− Это не я так считаю. Это он так сказал мне вчера, − начиная всхлипывать сказала девушка.
− Что, так и сказал? – удивилась я, поскольку по тому, как Туз смотрел на Нинку мне и то было понятно, что и она ему нравилась очень.
− Да. Так и сказал. Дворовой король и принцесса из дворцовых палат не могут быть вместе. Они друг другу не пара, − прошептала Нинка и по ее щекам потекли слезы. – И я ему в ответ гадостей столько наплела, что стыдно прям теперь.
− Слушай, − нахмурив брови и подумав пару минут проговорила я. – Не думаю, что он прям это и имел ввиду. Скорее всего, он не хочет начинать ваши отношения из-за того, кем он является. Он ведь понимает, что если у тебя с ним будут отношения, то это бросит на тебя тень. Ты ведь из какой семьи, Нина. Папа – капитан милиции, мама – преподаватель истории в университете. А кто Туз сейчас? Криминальный авторитет из семьи репрессированного начальника. Если мы выполним задание, то мой отец поможет очистить биографию его и у него будет возможность начать жизнь заново. А пока этого не будет, Туз вряд ли захочет жизнь тебе портить, − покачав головой сказала я.
− А мне все равно, кто он! Понимаешь? – усевшись на край фонтана сказала Нинка, мельком бросив взгляд в сторону Туза. – У меня ни к кому еще таких чувств не было, Оля. И не будет, я знаю это. Мне очень трудно завязывать отношения с мужчинами, ты ведь знаешь какой у меня характер. А он единственный из всех, кто очень легко к моим взбрыкиваниям относится. И мне хочется становиться лучше именно подле него. Ты представляешь, Оля? Я хочу быть лучше, чем я была на самом деле все это время. Он всегда может что-то такое спокойно сказать, от чего мне и злиться уже не хочется, все сразу отступает. Он удивительный человек. Я никогда таких не встречала, − Нинка говорила и говорила, а по ее щекам текли слезы, которые она то и дело смахивала своими ладонями.
− Слушай, ну так скажи ему все это. То же, что и мне сказала сейчас, − проговорила я.
− Да как я ему скажу такое?! Он же мне ясно дал понять, что у нас с ним ничего не может быть.
− Знаешь, что я поняла, Нина, за свою столь недолгую, но такую насыщенную эмоциями жизнь. Лучше сказать сейчас, чем не сказать никогда. Даже если ты и не услышишь в ответ того, чего желаешь, твои чувства должны быть высказаны. Так будет лучше.
− Правда, что ли? – недоверчиво спросила девушка, поглядывая из-подо лба на меня.
− Я бы так сделала. А решать тебе.
− Ладно. Скажу, сегодня же вечером скажу ему, − уверенно кивнув головой проговорила Нинка, вытерла слезы и поправив прическу встала с фонтана.
− Ну вот и хорошо. А теперь пойдем, нужно обсудить кое-какие моменты рабочие, − улыбнувшись и потрепав Нинку по плечу проговорила я, и мы с ней вернулись к мужчинам.
Туз при виде заплаканных Нинкиных глаз нахмурился и покачал головой, но промолчал и взяв карандаш начал дальше рисовать ее.
− Значит так. Завтра мы с Олей попробуем пробраться к нашим в партизанский отряд. Нужно выйти на связь, чтобы добиться пересмотра нашей цели, − сказал Андрей выложив мои соображения насчет того, чтобы завербовать фон Герцена. – А сегодня нужно бы попасть в кабаре мадам Лёли. Фон Герцен сказал, что Гюнтер там завсегдатай. Ты не знаешь, что это за заведение? – спросил он, обращаясь к Тузу.
− Отчего же не знаю. Знаю. Лёля Войцеховская, знаменитая в определенных кругах мамка. Еще до войны у нее было здесь подпольное заведение с девочками, выпивкой и разнообразными развлечениями. Кто в карты любит играть, кто с девочками развлечься, кто просто посмотреть на развлекательные номера, которые ставят ее танцовщицы – все туда ходили. Теперь, я так думаю, ничего и не изменилось, − не глядя на нас проговорил Туз вырисовывая Нинкины губы на портрете.
− А ты, я так думаю, самый заядлый клиент был у нее, когда находился в Кракове, − с сарказмом проговорила все еще сердитая на мужчину Нинка.
Карандаш в руке Туза на мгновение замер и мужчина, нахмурив брови, посмотрел на нее и сказал:
− Я, Нина, исколесил такие злачные места, о которых ты даже и не слышала никогда, засыпая на шелковых простынях своей мамы. Вот почему я тебе и сказал вчера, что дворовые с дворцовыми не пара. Для тебя это все дико и неприемлемо. Для меня же было в порядке вещей. Вы меня никогда не поймете, барышня.
Нинка испуганно захлопала своими ресницами и тут же покраснев от стыда тихо сказала:
− Прости, пожалуйста. Я не хотела.
Туз все так же хмурясь окинул ее недовольным взглядом и продолжил рисовать.
− А что ты можешь сказать об этой самой Лёле? – решив не обращать на перепалку спросил Андрей.
− Ежи, один из моих бывших, с которым я сейчас наладил отношения, захаживает к ней сейчас, я у него прощупаю почву, чтобы знать наверняка, как она к фрицам относится. А так, раньше она была хорошей бабой, надежной. Никогда не принимала чью-либо сторону, всегда оставляла для себя право выбора. Действовала только так, как сама считала нужным. За это ее все уважали. К девочкам своим хорошо очень относилась, они у нее как сыр в масле катались. Никогда гнилых мужиков не подпускала к ним. А сейчас как, надо узнать.
− У тебя времени узнать все – до вечера. Вечером все идем к ней в заведение. Тебе, Игорь, надо наладить отношение с Лёлей, чтобы узнать, с кем обычно общается Гюнтер у нее. Мы же с фройляйн Миллер, − с усмешкой проговорил Андрей, окинув меня взглядом, − как любители всяких развлечений пойдем смотреть на представления ее девочек. Если получится, то тебе, Нина, нужно будет обратить на себя внимание Гюнтера, дабы подцепить его на такой нужный нам крючок.
Услышав, что предстоит ей сделать, Нинка испуганно посмотрела сначала на меня, потом на Туза и неуверенно сказала, обращаясь к Андрею:
− А если я не смогу? Одно дело играть с вами, Андрей Владимирович, а совсем другое цеплять немца.
− Ты сможешь, − окинув взглядом ее ответил Туз. – Чтоб такая, как ты и немца не смогла подцепить?
− Это что ты имеешь ввиду? – возмущенно спросила Нинка.
− Да ничего ужасного я не имею ввиду, успокойся. Я просто говорю о том, что такую красавицу ни один офицер не пропустит, − усмехнулся Туз, видя, как задела его реплика девушку.
Нинка покраснела и опустила глаза.
− Весело тут у вас, − хмыкнув проговорила я, уж очень забавно смотрелись эти оба вместе.
− Нина, нам нужно выйти на этого человека, поэтому постарайся, я тебя очень прошу, − строго проговорил Андрей. – И еще одно. Если нам дадут добро насчет фон Герцена, то нужно будет его девчонку выкрасть и посадить на самолет на пару с Гюнтером. Поэтому вам нужно будет проследить за ее домом и за ней самой, дабы знать досконально ее распорядок дня. Куда, когда она ходит, с кем встречается и встречается ли. Нужно знать все до мельчайших подробностей.
− А если подключить к этому еще и мальчишек, которые ночью приходили? – осторожно спросила я.
Андрей окинул меня взглядом и сказал:
− На твоих мальчишек у меня другое планы будут, не переживай, без работы не останутся. Но об этом позже. А теперь расходимся и встречаемся у мадам Лёли в семь вечера.
Андрей обнял меня за талию, и мы с ним направились вдоль аллеи по направлению к штабу.
− Андрей, я обещала мальчишкам, что сегодня занесу им деньги и продукты, − остановившись осторожно сказала я, понимая, что мне может влететь от него снова.
Мужчина только бровью повел и покачав головой ответил:
− Хорошо. Сейчас машину нашу заберем и купим что-то им, да поедем. Раз уж обещала.
Я взвизгнула и повесившись ему на шею расцеловала его в обе щеки.
− Только обещай, что впредь все свои добрые дела будешь совершать только после одобрения их мною, − уже более строго сказал мужчина.
− Честное слово, обещаю, товарищ майор, − прочирикала я, довольная уже только от той мысли, что Андрей вообще разрешил мне помочь тем голодным мальчишкам.
Спустя несколько минут наша машина мчалась по адресу, который оставили мне юные воришки. Не успели мы остановиться возле нужного нам дома, как к машине сразу же подбежали мои ночные друзья, которые явно целый день провели в ожидании моего визита. Выйдя из машины, мы с Андреем остановились напротив них и окинув взглядом переглянулись. Мальчишки были такими худенькими, одетыми в потертую одежду, что сразу стало понятно, что моя помощь им была как манна небесная.
− Мамка просила вас в дом, − шмыгнув носом проговорил Васька. – Она поблагодарить вас хочет за продукты.
− Ну, ведите к мамке своей, − усмехнувшись проговорил Андрей и ребята как воробышки запрыгали по лестнице, приглашая нас войти.
Пройдя в дом я на минуту оторопела. Внутри была такая чистота и порядок, какие я редко где встречала. Белые занавески на чисто вымытых окнах, выстиранные красивые разноцветные дорожки на полу, милые небольшие подушки, отделанные ручной вязкой, как картинки взирали на нас с дивана, до блеска начищенный самовар на круглом столе, накрытом белоснежной вязаной скатертью. Это была не квартира, это был какой-то кукольный домик, настолько все смотрелось мило и необычно. Из соседней комнаты к нам вышла невысокая худенькая женщина лет сорока, укутанная в теплую шаль. Вид у неё был усталый и болезненный и я поняла, что наша помощь именно здесь как нельзя кстати пришлась.
− Здравствуйте, меня зовут Хильза, − улыбнувшись представилась я. – А это мой друг, Вернер фон Штольц.
Женщина неуверенно улыбнулась и увидев едва уловимый испуг в ее глазах до меня только тогда дошло, что мы в ее глазах то были немцами, которые зашли в ее дом, и чего от нас ждать она не знала.
− Вы присаживайтесь, − приятным голосом пригласила она нас за стол и когда мы сели, налила нам и себе из самовара чай. – Меня зовут Ксения Бордовская, − представилась она. – Я бы хотела поблагодарить вас за вашу доброту и попросить прощения за своих сорванцов. Они у меня хорошо воспитанные. Только сейчас так случилось вот, что я не могу зарабатывать нам на жизнь и они, решив таким образом помочь мне, влезли в ваш дом.
− Нет, не извиняйтесь. Все мы знаем в каком положении сейчас люди здесь. А если еще и беда постучалась в дом, то вообще невозможно себе представить, как можно выжить в такое время, − успокаивающим голосом проговорила я.
Женщина окинула меня взглядом с некоей опаской, и мне стало неловко от этого.
− Я вам здесь деньги принесла, хватит на пару месяцев, я думаю, − проговорила я, кладя перед женщиной на стол пачку немецких денег. – И в коридоре мы оставили коробку с продуктами.
− Зачем вы все это делаете? – спросила женщина испуганно посмотрев на меня. – Вы ведь немцы.
Я в тот момент, по большому счету, вообще не представляла себе, что отвечать этой побитой жизнью молодой женщине, сердце которой уже не верило в какую-то человечность. Спас ситуацию Андрей, который понимал, что наш поступок нужно было как-то объяснить, чтобы не возникало ненужных вопросов.
− На самом деле, у нас к вам есть пара вопросов. Как обмолвился ваш сын, вы работали на заводе художником. Возможно вы пересекались там с девушкой одной, ее звали Катерина Стрижнова. Невысокого роста, светловолосая, худенькая такая. Она на упаковке работала, − спросил мужчина, пытаясь узнать хоть что-то о нашей пропавшей радистке.
По лицу женщины пробежала тень облегчения, поскольку непонятная наша помощь обрела свою причину. Нахмурив брови она спустя минуту молчания ответила:
− Да, была такая девушка. Она забирала у нас после сушки самые хрупкие предметы и работала на их упаковке. Дружить я с ней не дружила. Так, могла перекинуться парой ничего не значащих фраз. Поэтому ничего о ней сказать не могу определенного. Знаю только, что она резко перестала приходить на работу и ее заменили. В чем причина – тоже не знаю.
− А с кем она дружила или может тесно общалась с работы с кем-то? Может мужчина какой к ней приходил или встречал ее после работы? – спросила я.
− Не знаю даже. Время сейчас такое, понимаете, все стараются держаться обособленно. Она часто после работы шла домой в компании Златки из бухгалтерии. Они, кажется, с ней в одном доме жили. А мужчина, да. Один раз только приходил искал ее, наверное, после того, как она бросила работу. Хотя могу и ошибаться, это же когда уже было, − пожав плечами сказала женщина.
− А описать его вы не можете?
− Не могу точно сказать, не особо обратила тогда внимание на его вид. Высокий такой, темноволосый, кажется. Около пятидесяти лет ему на вид. Одет в обычную гражданскую одежду. Сигару курил еще. Его тогда Галина, та которая на проходной работает, отругала, чтобы он подальше отошел от двери. Поэтому я на него и обратила внимание. А так, собственно, и все. Больше ничем вам помочь не могу, − грустно посмотрев на нас сказала женщина, отпивая из чашки чай.
− Ничего, спасибо и на этом, − улыбнулась я. – Вы нам очень помогли.
− Да чем я-то помогла? Это вы вот, − со слезами на глазах сказала она, кивнув в сторону лежащих денег. – Мы погибли бы без вас.
− За мальчишками только смотрите. Если еще попадут в такую ситуацию, не факт, что на их пути встретятся такие люди, как Хильза, − вставая строго проговорил Андрей.
− Теперь я на поправку пойду, смогу теперь за ними получше присматривать. Да и они напуганы очень после своей выходки. Спасибо вам еще раз, − поблагодарила нас женщина и мы покинули ее дом.
− Высокий, темноволосый значит, − проговорил Андрей, сосредоточенно ведя машину.
− Как думаешь, тот же, который к Гюнтеру приходил? – спросила я.
− Скорее всего. Знать бы еще хоть какую-то примету.
− Ты по-прежнему считаешь, что это только кто-то из наших? Может нет? − осторожно сказала я.
− Нет, Оля, это однозначно кто-то из наших. Немцы не могли в таком масштабе срывать все, что здесь намечалось. Наша крыска где-то подтачивает, наша, − с нотками злости проговорил Андрей.
С тяжелыми мыслями я уставилась в окно, безразлично смотря на мелькающие городские пейзажи. Мысль о том, что кто-то из наших мог сдать Димку и его ребят, да и всех остальных, кто погиб здесь, так и не выполнив задание, паршивым червячком ненависти подтачивала меня изнутри. Самое страшное, что этот кто-то мог быть кем угодно. Возможно даже я, отец, Андрей или еще кто лично знал этого ползучего гада, поскольку информация утекала такого уровня, что становилось ясно, что человечек с самих верхов черпал ее и сливал фрицам.
Проезжая возле поворота на центральную площадь, мое внимание привлекла понуро бредущая толпа людей, подгоняемая немецкими солдатами. Люди были на вид такими несчастными и истощенными, что мне стало не по себе. Здесь были все, начиная от женщин с младенцами на руках, и заканчивая согнутыми от старости стариками. Андрей замедлил ход машины и остановился у обочины.
− Это евреи? – тихо спросила я.
− Да, перегоняют скорее всего куда-то.
− Сволочи, как скот гонят, − с ненавистью проговорила я.
В этот момент какой-то молодой парень достал из кармана небольшой пистолет и выстрелил в не ожидающего такого поворота события солдата. Немец рухнул замертво и в толпе началась паника. Все начали пытаться бежать, спасая свою жизнь. Солдаты же открыли огонь, стреляя во всех без разбора. Люди падали, но все равно пытались скрыться от палачей, понимая, что их в любом случае ждет смерть в руках немецких карателей. Женщины бежали крепко обнимая своих малышей, молодые пытались помочь старикам, которые в свою очередь отталкивали их, давая понять, что им и так жить осталось недолго. Спустя минуту на улицу влетел грузовик и пара десятков вооруженных немецких солдат высыпала наперерез убегающим. На улице началась настоящая бойня. Не жалели никого, ни стариков, ни детей. Не прошло и пяти минут как все были убиты. Более сотни человек всего за несколько минут словно и не было на этом белом свете. Я сидела в машине в каком-то кошмарном оцепенении, не в силах поверить в то, что видела. Когда улицу укрыла тишина, знаменуя собой конец кровавой бойни, из грузовика вышел высокий молодой офицер и обходя побоище из пистолета добивал тех, кто еще подавал хоть какие-то признаки жизни. Метрах в пятидесяти от нашей машины среди других тел погибших людей приподнялась женщина и, склонившись над своим ребенком, закрыла его собой. Офицер увидел это и направился к ней, медленно, словно растягивая удовольствие до того момента, как прервет еще одну жизнь.
− Андрей, − беспомощно прошептала я, посмотрев на мужчину.
− Оля, мы не можем помочь, − хриплым голосом ответил он.
Я же, недолго думая, открыла дверцу машины и выпорхнула быстро наружу, не дав Андрею опомниться.
− Миллер, − гневно окликнул он и тоже вышел из машины.
− Господин офицер, − громко позвала я немца, который уже взвел курок и направил пистолет на женщину и ребенка.
− Черт, − услышала я позади себя гневную реплику Андрея.
− Господин офицер, − широко улыбаясь я соблазнительной походкой направилась к месту побоища.
Мужчина перевел взгляд на меня и опустил оружие.
− Слушаю вас, мисс, − с интересом смотря на меня проговорил мужчина.
− Господин офицер, − подойдя близко к нему я протянула ему свою руку и представилась. – Я Хильза Миллер, редакция газеты «Ангриф». Можно вас на пару слов?
− Да, но сейчас не совсем подходящий момент. Вы сами видите, чем я занят, − ответил офицер.
− О, дорогой господин офицер, сейчас как раз подходящий момент! Мы с моим напарником видели все, что сейчас происходило из окон нашего автомобиля. Это ужасающее зрелище. Столько злости и неповиновения в этих людях, − на ходу придумывала я свою речь, которую бы этот палач мог принять. – У меня возникла идея. А что если вы оставите в живых эту женщину и ее ребенка и заставите ее рассказать в гетто, чем может закончиться очередное такое непослушание со стороны ее людей? Вы ведь знаете, что информация, донесенная из первых рук всегда самая коварная, − хищно облизав свои губы, накрашенные кроваво-красной помадой и поведя бровью сказала я немцу.
Мужчина недоуменно посмотрел на меня и недовольно нахмурив брови ответил:
− Можно и оставить.
В этот момент к нам подошел наблюдающий до этого за нашим разговором Андрей и сказал:
− Хильза, вечно у тебя какие-то капризные выдумки, направленные на устрашение людей. Сколько можно так развлекаться?
− Вернер, прекрати! Это не развлечения, а моя работа! Господин офицер ведь знает, что я права, − кокетливо поправляя волосы и изо всех сил изображая то, что мне глубоко наплевать на то, что вокруг нас лежали десятки убитых людей.
Офицер подозвал одного из солдат и тот, выполняя приказ, помог женщине встать и взять на руки испуганного ребенка, затем он повел их к грузовику. Женщина испуганно оглянулась и в ее глазах я прочитала жгучую безысходность, словно все то, что я сделала, было зря.
− Вы не представились, − все так же улыбаясь, проговорила я офицеру.
− Штурмбанфюрер Гюнтер фон Риц к вашим услугам, мисс Миллер, − представился офицер и улыбка в два счета сползла с моего лица, настолько я не ожидала увидеть этого скота перед собой.
− Вернер фон Штольц, репортер, − переключил внимание офицера на себя Андрей, дав мне возможность справиться с эмоциями.
− Вы очень неосторожны, если останавливаетесь наблюдать за такими операциями, как эта. Пуля-дура, ненароком может и вас задеть, − проговорил немец, окинув нас взглядом.
− О, то, что сейчас происходило – сущий пустяк по сравнению с тем, что нам периодически доводится наблюдать, господин штурмбанфюрер. Работа, сами понимаете, − едва сдерживая дрожь в голосе елейно пропела я.
− А еврейку вы правда хорошо придумали оставить в живых. Пускай пощекочет нервы своими рассказами в гетто, − надменно усмехнувшись проговорил немец. – А сейчас извините, служба, − добавил он и поцеловав мне руку направился к своей машине.
Немцы сели в свои автомобили и спустя минуту мы с Андреем остались одни посреди этого кровавого побоища. Опустив глаза к земле, я посмотрела на лежащего рядом застреленного молодого парня. Из-под его тела к моим ногам, извиваясь, словно змея, пробиралась кровавая дорожка. Когда она была уже подле носков моих туфель я вздрогнула и быстро развернувшись пошла в машину. Сев на сиденье и закрыв дверь, я завыла как белуга.
− Не могу, это выше меня. Не могу на это смотреть и улыбаться, делая вид, что я довольная немка! Эта улыбка уже будто бы приклеена ко мне. Да что они за люди такие! Сколько людей в одно мгновение на тот свет отправили! Дети, женщины, старики! Никого не жалеют, сволочи! Не могу так!
Андрей молчал, нахмурившись смотря в окно. Затем повернулся ко мне и взяв меня за подбородок сказал:
− Ольга, еще один такой порыв твоей человечности, и мы все окажемся в такой же горе трупов вскорости! Ты роль играй. Да не заигрывайся! Ты женщину эту сейчас спасла, а завтра она уже будет гореть в крематориях Аушвица. Ты бездумно рискуешь! У нас цель с тобой другая! Помни об этом!
− Прости, я не подумала, прости, пожалуйста, − прошептала я, понимая, что Андрей действительно был прав.
− Ох, Соколова, − недовольно покачав головой проговорил Андрей и заведя машину направил ее прочь от этого места, которое пропахло запахом смерти.
Дома я сразу же залезла в горячую ванную словно пытаясь смыть весть тот увиденный кошмар, которым по моим ощущениям, и я была пропитана насквозь. Набрав в легкие воздух, я опустилась на дно ванной и пролежала так, затаив дыхание, практически минуту. Вынырнув я положила голову на край и закрыв глаза начала приводить эмоции в порядок, поскольку действительно поняла, что заигралась на этот раз, как и сказал Андрей. Из головы не шла мысль, как могли поступать так люди. Война – это понятно. Это сражения, битвы, смерти. Но как можно было поступать так, как поступали эти солдаты армии СС, без единых чувств истребляющие людей только потому, что какой-то там один тараканишка сказал, что евреев нужно стереть с лица земли. Высшая раса! Если такого рода люди – высшая раса, то не дай господь распространения такой высшей расы по всему миру. Одного Аушвица мне хватило выше крыши на тот момент. А теперь так вообще, после увиденного в моей голове все происходящее на этой войне не могло найти никакого объяснения такой бездумной жестокости. В моих глазах эти люди с одержимым блеском во взгляде были ступеньками, по которым дьявол восходил к вершине власти. Вот стоило только сделать так, чтобы ступеньки эти рухнули и весь проклятый карточный домик рассыплется, увлекая за собой того, кто так мастерски-кроваво его возводил. Выйдя из ванной, я увидела, что к нам в комнату пришла Света и сидела у балкона о чем-то болтая с Андреем. Девочка выглядела довольно-таки неплохо, если учесть то, что ее маленькое сердечко разрывалось от переживаний о своей матери, которую она вряд ли еще когда-либо увидит.
− О, мисс Хильза, − вскочив и подбежав ко мне проговорила девочка. – К нам сегодня приходил тот немец, господин фон Герцен, который разрешил меня забрать из Аушвица. Он оставил вам конфеты и еще какую-то коробку, − сказала девочка показывая на стол, где лежало все перечисленное.
Я вопросительно посмотрела на Андрея и подойдя к столу взяла в руки красиво перевязанную лентой коробку, и открыла ее. Внутри лежало красивое синее платье и длинные перчатки из черного шелка. К платью прилагалась записка, в которой было сказано, что он хотел бы увидеть меня в этом платье на ужине и ждет, когда я обозначу заветный день. Еще там лежала записка, лично подписанная ним для того, чтобы мы смогли беспрепятственно пройти на территорию кабаре мадам Лёли. Отдав записку Андрею, я повернулась к Свете и присев подле нее на кровать спросила:
− А господин фон Герцен долго был здесь?
− Нет, он отдал мне эти подарки и переговорив о чем-то со служанкой покинул дом.
− А у тебя ничего не спрашивал?
− Спросил. Довольны ли вы мною.
− И что ты сказала?
− Сказала, что я вас слушаю и ничем не расстраиваю, − подмигнув мне ответила девочка.
− Умница, − потрепав девочку по подстриженной головке проговорила я.
− Он же не вернет меня назад? Господин Штайнер сказал, что я теперь останусь рядом с вами, − заглядывая мне в глаза, как побитый щенок спросила девочка.
− Не вернет, не бойся, − уверенно ответила я.
− Спасибо вам огромное, − обняв меня своими исхудавшими от голода ручонками проговорила Света. – Если бы маму еще забрать оттуда, − мельком посмотрев на Андрея сказала девочка.
