Мари Сав
Пять мгновений любви
В душе творился такой кавардак из чувств: смущение, радость, счастье и… гордость. Да, она гордилась, что он именно ее так уверенно ведет сейчас за руку к своим друзьям, к себе домой.
Савелий и Герман пару раз переглянулись, но было видно, как они пытаются скрыть улыбки. Вита недовольно буравила взглядом, но с какой-то растерянностью и смирением. Другие две девочки с интересом разглядывали их, даже не стараясь это скрыть. Юра отпустил ее, как только они вышли в коридор, чтобы надеть куртки. Это немного расстроило, тепло его руки было таким родным. А еще все чувства бурлили в ней так явственно, что Яра пугалась, откуда все это взялось, и почему именно сейчас она стала оголенным проводом.
Когда они вышли на промозглую улицу, парни заказали две машины: в одной должны были ехать Савелий с двумя незнакомками, а в другой – Герман, Вита и они с Юрой.
Савелий сразу же закурил, а Ярослава стояла и думала, стоит ли ей вообще познакомиться с двумя другими девушками. Она уже решилась, как позвонила мама. Пришлось немного отойти от их компании, чтобы на фоне не слышался шум, потому что Герман принялся громко рассказывать какую-то занимательную историю.
– Доча, ты дома? – начала сходу. – Ты не позвонила, мы заволновались.
– Только еду, мам.
– Куда?
– Домой, – в этот момент ее взгляд пересекся со взглядом Юры, и она поняла, что он слушает их разговор, а не своего друга, потому что глаза волнующе заблестели. – На такси. Как там бабуля?
Пока мама рассказывала ей все новости дня, они не прерывали зрительный контакт. Ярослава решила во чтобы то ни стало выиграть этот раунд. Это была бы ее маленькая победа.
– Дырку в ней не прогляди, – хохотнул Герман и хлопнул друга по плечу, заставляя Юру прервать их бой. – Пошлите, наша машина подъехала.
Яра поспешно попрощалась с мамой, пожелала ей сладких снов и побежала за их компанией, хотя он все равно ее ждал. Она все еще думала, правильно ли поступила, что согласилась, но была спокойна насчет Юры. А проводить ночь в темном огромном холодном зале, пусть и не одной, не очень прельщало. Он открыл для нее дверь, и она села в самую середину, в то время, как Вита – впереди, а Герман по левую сторону.
– Я точно не помешаю? – решила все же уточнить, пока пристегивала ремень безопасности.
– Точно.
Хорошо, осталось лишь… не наломать дров.
***
Юра видел улыбку Германа, и еле сдерживался, чтобы не отвесить ему подзатыльник. Вита сидела тише воды, ниже травы, хотя предполагал, какое у нее сейчас примерно состояние.
А от Ярославы исходило тепло. Она к нему сейчас находилась также близко, как в новый год на лестничной площадке или в медпункте.
Сам еще в полной мере не мог осознать, что они вдвоем едут к нему домой, но если бы он ее оставил там, то никогда бы себе не простил. Ключевое слово “домой”, она так и сказала, видимо, родителям, отчего сознание стало подбрасывать “ужасные” картинки, которые могли вызвать желание оставить ее дома навсегда. Вот Яра ходит по квартире в одной лишь его футболке или вообще без нее. Вот они смотрят телевизор. Вот она читает с таким же упоением, как в репетиционных залах, или танцует на кухне, пока готовит. А вот он готовит для нее и это, скорее всего, чертовски приятно.
Кажется, Юра снова задержал дыхание, поэтому постарался тихо вздохнуть и покосился на рядом сидящую девушку. Она в руках теребила шапочку, на коленях лежал черный рюкзак, а взгляд следил за картой, открытой у водителя.
Перевозбужденный мозг начал подкидывать очаровательно милые моменты, будто сладкие кадры из кино. Сейчас он возьмет ее за руку, а она положит голову к нему не плечо и уснет, пока они не доедут до его дома, а потом…он занес ее бы в квартиру, как спящую принцессу. Откуда взялась в нем эта романтическая чепуха…
Сознание немного затуманилось, его стало клонить в сон, и принц сам стал спящей принцессой.
Юра не слышал, как высадили Германа, не слышал вопрос Яры и ответ Виты. Проснулся лишь оттого, что теперь уже она потрясла его за руку.
– Юр, давай сейчас выйдем? В магазин зайдем.
– Что? В какой магазин?
– Мне неудобно, что я просто так второй раз к тебе заявлюсь, что-нибудь купим. Вита говорит, тут до твоего дома совсем недалеко.
Он огляделся, сквозь струи вновь начавшегося дождя выхватил яркое пятно – круглосуточный гипермаркет, который действительно располагался рядом.
– Ладно, – Юра всячески старался избегать ее взгляд, быстро отстегнулся и вышел из машины, наполняя легкие свежим влажным воздухом. Запоздало подумал, что не попросил Виту сообщить, как она доедет, что делал всегда вот на протяжении нескольких лет.
– Эй, Вит, напиши, как доедешь, – произнесла Яра, прежде чем выйти, и легонько прикоснулась рукой к впереди сидящей девушке. – Доброй ночи.
Каждая секунда, проведенная вместе с Воронцовой, раскрывала ее все с новой и новой стороны, и он уже не мог сказать, какая ему нравится больше.
Юра уже осознал, что безоговорочно капитулировал перед ней. Ни осталось ни единого сомнения в его чувствах, но остался страх, который настолько прочно вгрызался в его душу и сердце, разрывая их на мелкие кусочки. И страх был сильнее.
Быстро добежали до магазина, прикрывая головы сумками, что почти не помогло, они промокли до нитки.
– Итак, что ты любишь?
Тебя.
– Перловку я тебе покупать не буду, даже не проси, – она стояла и пыталась отжать волосы.
Он мельком пробежался по ее лицу, концентрируясь на крохотных деталях: капелька воды на губе, комочки туши под глазами, ее запах, который стал более сильным при контакте с дождем.
– Я, если честно, ем все, а вот сестра любит вафельки.
– Вафельки?! – возликовала Воронцова. – И я люблю вафельки! Лимонные, ммм, сказка.
Она первая двинулась между продуктовых рядов. В магазине не было покупателей, хотя ничего удивительного: поздно, плохая погода, да и жил он далеко за центром города.
В супермаркете играла музыка Geri Halliwell – «It's Raining Men». Яра начала пританцовывать потом оглянулась, широко улыбнулась ему и играючи подтолкнула в плечо.
– Не стой, как истукан, – смеялась эта чертовка. – Мы одни в магазине, можем делать, что захоти-и-и-им! Давай повеселимся!
Все цвета стали ярче, звуки вдруг громче. Он почувствовал вкусный запах выпечки и ее духов. Юра не понял, в какой момент поддался ее уговорам и закружил за руку во время припева. Она улыбалась, не разрывая зрительный контакт, не расцепляя пальцы. Весь мир перестал существовать, были лишь они одни.
Ярослава внезапно радостно взвизгнула, запрыгала на месте и показала куда-то за его спину. Там стояла продуктовая тележка, к которой она уже летела на всех парусах.
– Всегда об этом мечтала!
Он снова поймал то чувство, что так настойчиво ускользало из его рук и пыталось унестись ввысь в небеса. Чистое, как прозрачный воздух, светлое, как луч солнца, необъятное, как весь мир. Чувство счастья, чувство жизни. Глупая улыбка трогала его губы, пока он смотрел, как Ярослава разгоняется, отталкивается и летит на тележке по пустому магазину. Вот она оборачивается и смеется, а смех доносится до него раскатами. Волосы растрепались, на губах наполовину съеденная бордовая помада, и ему не надо находиться рядом, чтобы знать: когда она вот так улыбается, на носике появляется едва заметная морщинка. Она такая красивая. Искорка.
Юра ее догнал, когда она затормозила около ингредиентов для выпечки и уставилась на полку с киселем.
– Сколько вкусов! Достань, пожалуйста, мне вон тот, клюквенный, – она привстала на носочки и показала на розовую упаковку. Это здорово позабавило, он и не думал, что Яра такая невысокая.
Когда геройский поступок был совершен, она с хитрым взглядом кивнула на тележку.
– Что? Даже не проси, катать тебя я не буду.
– Вредина! – легко запрыгнула в нее и села, явно ожидая, что он передумает. Молчание затягивалось, Воронцова упрямо смотрела на него, а во взгляде проснулись бесята. – Ну же, сдайся! Иначе тебе придется оставить меня здесь.
Юра глубоко вздохнул и взялся за ручку тележки. Она расхохоталась.
– В отдел печенек, пожалуйста.
– Так точно, капитан, – усмехнулся он ее тону.
Он бежал между стеллажей, Ярослава счастливо смеялась, закрывала глаза на поворотах и визжала, когда сильно заносило. Их “транспортное средство” издавало лязгающие звуки, и вскоре проснулись недовольные работники магазина.
– А ну прекратите! – услышал он, а затем совсем уже страшное:
– Я вызвала охрану, ловите их!
– Кажется, у нас проблемы, – тормозя и задыхаясь, прошептал он.
– Бежим!
Юра помог ей выбраться из тележки, и они бросились наутек. Вслед неслись грязные ругательства, но им было все равно. Каждый из них в этот момент получил намного больше, и никто не смел испортить настроение.
Осенний воздух, пропитанный запахом мокрой земли и озона, приветливо встретил после душного супермаркета. Они все еще смеялись, а он тащил ее за руку в сторону дома.
– Постой, я так устала, – выдыхая, проговорила Яра.
– Ты устала? Между прочим, это я тебя катал минут пять до всего этого.
– Пф, ты прямо как мой папа, ему лишь бы поспорить. Ой, что это? – Яра с удивленным видом достала из кармана пачку киселя, которую по инерции засунула себе в карман, когда они убегали из магазина. Она смотрела на него таким взглядом, будто достала метеорит: со смесью ужаса и непонимания. Юру позабавил ее вид, и он начал смеяться. – Смешно тебе?
– Ну ты и преступница-моралистка! Украла, а теперь переживаешь.
– Ничего я не крала и вообще, если что, ты меня не видел, иначе мне придется тебя убить.
– Я вообще не знаю, кто ты. Пошли, спрячу у себя, а то магазин потерю киселя за пятьдесят рублей точно не переживет.
– Вообще-то за шестьдесят девять.
– Ну все, завтра уже банкротами станут.
– Блин, а как же гостинец?
– Ничего страшного, в следующий раз что-нибудь принесешь.
– А следующий раз будет?
– Бог любит троицу, – он пожал плечами и мысленно впервые в жизни помолился, чтобы оказался прав.
***
Квартира их встретила тишиной и покоем. Обычная двушка среднестатистической семьи. В коридоре поклеены обои под кирпич, столик с зеркалом весь завален всяческими заколками, ободками и косметикой, стоял огромный массивный шкаф, который обычно идет в комплекте со всей квартирой, а на потолке красовалась советская люстра-фонарик.
– Немного не прибрано… мы не ждали гостей, но в общем располагайся… – бормотал себе под нос Юра, будто бы он стеснялся своего дома.
– Шутишь? У вас практически девственная чистота, ты наш кавардак не видел, потому что у меня сестренки… В общем потому что у меня сестренки.
Ей показалось, что он немного выдохнул и расслабился. Подал тапочки розовые с заячьими ушами.
– Сестры, – зачем-то пояснил, будто она могла подумать, что его. Принял у нее куртку и пошел на кухню ставить чайник. – Ты сильно голодная?
– Я перед концертом поела в буфете, – отчего он сморщился, будто она сказала, что попила из лужи, и заглянул в холодильник. – Но от еды я никогда не откажусь. Дома никого? – спросила Яра, разглядывая небольшую, но уютную кухню.
Гарнитур был старым и деревянным, недавно выкрашенным в зеленый цвет, чайник грелся на газовой плите и скоро собирался засвистеть, на столе лежала скатерть в цветочек.
– Нет, мама в ночную, сестра у подруги осталась ночевать.
– А папа? – вопрос вылетел быстрее, чем она подумала. Его плечи напряглись, но он тут же вернул их в исходное положение, вздохнул и закрыл холодильник. Видимо, еды так и не раздобыл.
– Я за него, – как можно безразлично произнес, чем выдал себя еще больше. Яра уже поняла свою ошибку и пыталась придумать, куда же перевести диалог, но Юра принял ее молчание за ожидание, поэтому пояснил: – Его не стало, когда мне было тринадцать, несчастный случай. Пришлось быстро повзрослеть.
Он отвернулся к чайнику, который издал пронзительный свист. Ярослава не знала, куда себя деть и что надо говорить в таком случае.
“Мне жаль” не могло выразить всю ее поддержку, а другие слова были пустыми словами, от которых он бы лишь отмахнулся. Поэтому она подошла и обняла его сзади, пока он переставлял чайник. От неожиданности Юра вздрогнул и чуть не пролил кипяток.
– Хочешь, кисель сварю? Не зря же я его нам раздобыла, – проговорила она, уткнувшись ему в лопатку.
– Давай, а я лепешки сделаю, будешь?
– Еще спрашиваешь. Если ты меня голодной спать уложишь, то я ночью тебя съем.
– Мне нравится твой аппетит, – Юра наконец к ней развернулся, но был все еще серьезен, а тень грусти не покинула темных глаз.
Ярослава расхохоталась, запрокинув голову, эта привычка передалась ей от Влады.
– Вот за аппетит меня еще никто не хвалил. А как же слова про то, что мне стоит поменьше налегать на пирожки, м? – она ткнула ему пальчиком в грудь и вопросительно изогнула бровь.
– Я иногда несу фигню, но ничего такого не имел в виду. Мне нравилась твоя фигура, ну то есть… и сейчас нравится. И вообще ешь сколько хочешь, – рассердился он на себя за то, что растерялся.
Она удовлетворенно хмыкнула и пошла за киселем, который так и остался в куртке. В коридоре было темно, Юра успел выключить свет. Яра не видела выключателя, поэтому глубоко вдохнула: она справится, справится ведь? И быстро пересекла пространство до шкафа, открыла, нашарила свою куртку и бегом рванула на кухню. Ее маленькая пробежка не осталась незамеченной.
– Черт, я и забыл, ты могла бы попросить включить свет.
– Все нормально, – сердце немного прыгало, но она справилась, почти целую минуту в темноте!
– Что с тобой произошло? Ведь есть причина, из-за чего ты стала бояться, – с интересом спросил Юра, а Ярослава поняла, что раз он ей открылся, то и она может, тем более так хочется. Хочется его близости не только в физическом плане, но и духовном.
– Это случилось, когда мне было семь лет. В деревне у бабушки. До этого момента я очень редко контактировала с чужими людьми, все время проводила с Владой – моей старшей сестрой. Ей тогда было девять. И тут Влада слегла с воспалением почек, ее положили в больницу. Мама, конечно же, находилась с ней, тем более она плохо переносила третью беременность. И вот папа взял меня к бабушке, где в то время гостил мой дядя. У него два сына, они старше меня. На тот момент им было лет одиннадцать-тринадцать. Меня просто спихнули им на руки и сказали, чтобы они за мной присматривали. Я, конечно же, обрадовалась, приставала к ним с дурацкими играми, бегала, как привязанная. А они бесились.
Это сейчас я могу их понять, тогда я не понимала, почему от меня пытаются отделаться. И вот, когда я, видимо, их допекла окончательно, они согласились на прятки, и как только я спряталась в маленькую кладовку размером со шкаф, заперли меня в ней. Я думала, они так шутят, сначала сидела тихо, потом начала их звать, а они не откликались, просто убежали на задний двор играть с мальчишками. Моей бабушке что-то нагородили, папа с дядей уехали на рыбалку, поэтому меня долго никто не искал, а они вообще забыли.
Я… до сих пор помню сладковатый запах сырости, плесени, холод от стен, грязный пол… брр – она передернуло плечиками. – А потом моя детская фантазия разыгралась и полезли чудовища. Мне казалось, что из рукавов старых курток тянутся ко мне руки, что они шевелятся, словно живые. – На лицо набежала тень, будто она снова оказалась там. – Половины времени я просто не помню. Нашли меня через несколько часов, всю окоченевшую от холода, около двери. Я ее еще всю исцарапала… у меня была истерика, никому на руки не давалась, здорово всех перепугала. И с тех самых пор боюсь, что монстры снова вернутся. Я понимаю, что все это глупости, но перебороть себя не могу, – судорожно вздохнула.
– Это не глупости, Яра.
Она пожала плечами и положила пакетик с киселем, который, пока рассказывала, без конца мяла в руках, так, что из плотного кирпичика он стал обычным порошком.
– А что с твоими братьями?
– Они извинялись, но тогда от их извинений было ни тепло, ни холодно, а сейчас… я до сих пор с ними не общалась. Просто не езжу, как, например, сегодня. У бабушки день рождения, и я, зная, что там будут все родственники, не поехала. Тем более в ее дом. Приеду на выходных к ее соседке. Просто… – она замолчала, будто боялась открыть самый страшный секрет на свете: – Я от этого так на базе испугалась за Сашу. Она оказалась очень сильной, а я – трусиха. Не представляю, что было бы, если бы Олеся закрыла меня. Мне кажется, я либо сошла бы с ума, либо сразу же, не думая, в окно сиганула. Я даже Саше предлагала этот вариант – вылезти по простыне, потому что на тот момент, мне казалось, это намного разумнее, чем оставаться одной в замкнутом пространстве. Его я тоже теперь не люблю.
– Я бы не оставил тебя одну, – вдруг произнес он. Ярослава ему благодарно улыбнулась. Говорил ли Юра правду или таким образом хотел ее поддержать, но она поняла, что он хотел до нее донести.
– Шлем к черту грустные мысли, надо готовить!
Следующий час они провели за приготовлением. Кисель был сварен и теперь остывал на широком подоконнике, Яра сидела на нем же и наблюдала, как Юра жарит лепешки на масле. Он просто сделал тесто для пирожков, раскатал кругляшки, и теперь они вкусно пахли на всю кухню. Изделия были неровной формы, совершенно разные, как кляксы, оставленные кистью художника, отчего напоминали их самих. Таких двух неидеальных, со своими тараканами в голове, но внезапно оказавшихся вместе на одной кухне.
– Пахнет божественно! – поделилась она, весело болтая в воздухе ногами взад-вперед.
– Ты их еще не пробовала, вот попробуешь… – самодовольно заявил Юра.
Яра даже затаила дыхание. Он в этот момент казался ей нереальным, будто старую его версию заменили на новую, отчего тянуло к нему с еще большей силой. Он был хмурым, серьезным, ворчливым, хранившим целый ворох своих секретов, недосягаемым. Но, как оказалось, мог быть заботливым и домашним, улыбаться и даже изредка смеяться. Ей нравилось его разгадывать, узнавать с разных сторон, и чем больше она видела, тем больше влюблялась. Яра вспомнила вопрос мамы прошлым утром и свои мысли, что ей нравится в нем все, такой, какой он есть. Теперь она убедилась в этом на все миллионы процентов.
Юра Богданов однозначно являлся героем всех ее романов.
Настойчивая мысль больно стукнула в висок, словно выбивая из мира грез и мечтаний, вернула с небес на землю: “Но они только друзья. Ему не нужны отношения”. Несколько раз она ее повторила, чтобы лучше врезалась в память.
А в голове прозвучали слова Саши, чтобы она попробовала его переубедить.
Яра соскочила со своего места и подошла к нему.
– Как твоя бровь? – она легонько коснулась кожи около лейкопластыря, красной и припухшей, а на самом деле еще и горячей. – Тебе ее надо обработать.
– Перед сном, – он мотнул головой, чтобы она перестала дотрагиваться до больного места. – Лучше попробуй, – Юра протянул ей оторванный кусочек лепешки. Яра доверчиво откусила, и из ее груди от удовольствия вырвался стон.
– Ммм, божечки-кошечки, ничего вкуснее в жизни не ела. За исключением… лимонных вафель, и то признаю, что они уступают.
Он залился краской, кажется, впервые за все время их знакомства, за исключением эпизода в медпункте, и ей безумно понравилось за этим наблюдать. Она готова была закидывать его комплиментами, пока Юра будет каждый раз замирать от ее слов.
То, что происходило между ними, сложно было описать словами. Оно ощущалось на уровне чувств и эмоций, наэлектризованного воздуха, малейших прикосновений. Глупо было это отрицать, и Ярослава совершенно точно не хотела этого делать.
– Почему ты так на меня смотришь? – он все еще стоял смущенный и пытался спрятать от нее взгляд.
– Как? – лукаво улыбаясь, поинтересовалась она.
– Будто сейчас меня все-таки съешь.
Яра посмеялась, собрала уже подсохшие волосы в короткий хвост и пошла разливать кисель.
Над столом увидела фотографию: женщина, удивительно похожая на Юру, мужчина со светлыми волосами и немного полноватый, но с такими добрыми глазами, что казалось, будто он обнимает через фотографию, и сам Юра со своей сестрой. Они были еще совсем маленькими и безумно счастливыми. Никто не предполагал, что горе придет в их семью так скоро.
– Сколько лет твоей сестре?
– Семнадцать исполнится. Когда отца не стало, Эле было лишь семь, она еще букву “р” не выговаривала. Ей тоже пришлось несладко, но я сделал все, чтобы продлить детство. По крайней мере, она может спокойно учиться в школе, не думать о работе и покупать все девчачьи мелочи, что ей так нужны.
– Это очень многого стоит, – оторвать взгляд от фотографии было тяжело, словно прошлое наблюдает за ней сквозь снимок.
– А твоим сестренкам сколько? – Юра поставил на середину стола лепешки, некоторые получились с поджаристой корочкой, но от этого менее аппетитнее выглядеть не стали. Яра облизнулась.
– Машке – десять, она всем бегает и говорит, что в будущем станет Мэрилин Монро, вот как хочешь, так и понимай. Остается надеяться, что дурь из головы вылетит. Анюте – двенадцать. Она решила, что учеба ей ни к чему, потому что она найдет себе миллионера и выйдет за него замуж. Кстати, справедливости ради замечу, что из нас всех – она этого может и добиться. Владе – двадцать один. Она у меня без образования, зато уже с мужем, с которым познакомились на кладбище, потому что они были готами. Работает посуточно на ликеро-водочном заводе, а в свободные дни преподает танцы. Я из нас всех самая скучная, обо мне даже рассказать нечего. Я не собираюсь стать Мэрилин Монро, выйти замуж за миллионера и работать на ликеро-водочном. А еще не знаю, зачем тебе вся эта информация, – она задумчиво жевала лепешку и осознавала, что, действительно, скучно живет.
– Да брось, я уверен, что это не так, – Юра слушал ее внимательно и серьезно, что вызывало множество мурашек, которые щекотали кожу.
– Я всю жизнь сижу дома за книгами либо в танцзале. Я – трусиха: боюсь темноты, боюсь замкнутых пространств, боюсь сцены. Свободное время я в большинстве случаев уделяю девочкам, даже сейчас не могу представить, что их рядом нет и я могу расслабиться и отдохнуть.
Юра покачал головой и отхлебнул кисель.
– Вкусный, кстати, я со времен школы, кажется, не пил его, – похвалил. Прия-я-я-ятно. – Ты не только такая.
– А какая я? – она подалась вперед, заглядывая в два бездонных омута, стараясь отыскать там себя.
– Ты… – было видно, что ему тяжело говорить, Яра даже задержала дыхание и замерла, чтобы не спугнуть. – Кисель вкусно готовишь.
– О, а то без этой функции я бы не прожила. Тут либо комплименты явно не твой конек, либо… – она откусила очередную лепешку, тяжело вздохнув.
Юра нахмурено сверлил взглядом чашку и заговорил также, не отрываясь от нее, медленно, продумывая каждое слово.
– С тобой наоборот не соскучишься. Ты… танцуешь потрясающе, шутишь также, не боишься встать на защиту тех, кто тебе дорог. А еще я думаю, что ты – самая лучшая сестра на свете.
– Это я что же, ха-ха, – Яра довольно потерла руки. – С нового года наконец накопила лимит на новый комплимент от Юры?
– Сама выпросила, – беззлобно огрызнулся.
Она быстро и мимолетно оставила поцелуй на его колючей щеке и сложила ноги по-турецки, сидя на стуле, будто ничего и не было, пока он, кажется, балансировал на границе между обмороком и явью.
Яра вообще чувствовала себя комфортно и в своей тарелке. Уплетала за обе щеки выпечку, наслаждалась каждой его эмоцией и запоминала все в мельчайших подробностях. Обстановка казалась нереальной и умиротворяющей, словно она попала в другую свою жизнь, в параллельную вселенную. Где может вот так сидеть с Юрой на кухне, разговаривать обо всем и ни о чем одновременно, чувствовать счастье и верить, что любовь может случиться в ее жизни.
Кухня, волосы и одежда пропахли запахом жаренного теста и раскаленного масла, пленочка на киселе красиво матово переливалась от света небольшой люстры, часы тихо настукивали мелодию вечности, а холодильник уютно жужжал и покряхтывал.
Кажется, она даже зажмурилась от удовольствия.
Юра сосредоточено дул на горячий напиток, при этом смешно хмурясь. У него уже появилась складочка между бровями, которую хотелось непременно разгладить, чтобы взгляд прояснился, а пока что его заволокли тучи. Подбородок покрывала небрежная щетина, которая добавляла ему развязности и, кажется, развязывала руки Яре, потому что они так и чесались провести по ней. Ей нравилось разглядывать его, поэтому она пряталась за свою большую чашку и громко прихлебывала, чтобы спрятать факт своего наблюдения.
– Так что все-таки с вами приключилось в новый год? – первым нарушил молчание Юра, немного откашлявшись.
– Санта-Барбара приключилась… – и она рассказала ему во всех красках, как они быстро паковали вещи и убегали после сцены, разыгранной Сорокиной, а потом про Мишу, который несколько дней ждал Сашу под окнами дома, не зная, что она съехала.
– Они до сих пор вместе?
– Да. Иногда мне кажется, что они – это самое крепкое, что есть в мире.
Ярослава заметила на его лице ухмылку, от которой по спине побежали противные мурашки. Он моментально на глазах превратился в того самого Юру, который постоянно молчал или ворчал, взгляд стал острым, режущим на кусочки, и сразу вся прежняя атмосфера сошла на нет.
– Что такое? Почему ты так реагируешь?
Он молчал и смотрел на свои руки, сжимающие чашку. Яра видела, как костяшки побледнели, на его смуглой коже это казалось ещё более чётким.
– Ты не веришь в любовь? – возможно, ей надо было замолчать. Возможно. Но она всегда считала, что открытый диалог – это ключик ко всем дверям, даже к таким прочно закрытым, как душа Юры.
Он дёрнул головой, словно хотел сказать, что не верит, но не сказал. Потом откинулся на спинку стула и начал качаться на его задних ножках, держась за столешницу.
– В любовь – верю, в верность – нет. Тем более я точно бы не смог оказаться на месте Миши. Саша – актриса, у актёров и всех публичных личностей в жизни тысячи ролей и больше половины из них – играть в любовь, – это прозвучало слишком остро, словно скальпелем сделали надрез на живом теле.
– Это лишь означает, что у него высокий уровень доверия к ней, – Яра не собиралась сдаваться, и она не могла уместить у себя в голове эти мысли, так ловко подкинутые им. Она знала своих друзей, знала их историю и могла поручиться собственной жизнью за их счастье.
– И я за них рад.
Ярослава пыталась отыскать в его словах ответ. Должна быть причина всего: его поведения и его одиночества, его взгляда полного печали и тоски, его слов…
– Тебя кто-то предал?
Часы на стене слишком громко отсчитывали секунды, казалось, уши от их шагов сейчас заложит.
– Невеста, – еле слышно ответил Юра. Бросил в нее этим словом, словно оно было чем-то запретным и взрывоопасным.
Она посмотрела на него широко распахнутыми глазами. Проходила секунда, вторая, третья… Ей тяжело было осознать.
У него была невеста.
Он кого-то сильно любил.
До того сильно, что хотел жениться.
Она его променяла на другого?
