Мари Сав
Пять мгновений любви
Глава 12.
Яра открыла глаза и зажмурилась от яркого света, лившегося из окна. Первые минуты она не могла понять, где находится, почему не в своем домике из одеял и пледов, почему не слышны голоса сестер, почему так болит голова и почему она в одежде.
Она перевернулась на другой бок и увидела Сашу, которая лежала рядом и уже не спала. Та грустно улыбнулась, а на неё обрушились воспоминания, как ушат ледяной воды.
– Ой, прости-прости-прости, мне так неловко! – закопошилась Ярослава, пытаясь выбраться из-под одеяла. – А где Миша?
– Ярик, успокойся. Они с Русланом на кухне спят, – фыркнула Саша. – Иногда им полезно поспать на полу.
В этот момент двери комнаты открылись и просунулась сонная и растрепанная голова Макарова.
– А мы услышали ваши голоса, доброе утро.
Следом за ним вошел Руслан, с которым Миша поделился футболкой и которому она была явно малая. И тогда три пары глаз с любопытством уставились на Ярославу.
– Чего вы так все на меня смотрите, будто я сейчас на парселтанге заговорю?
– Как ты себя чувствуешь? – спросила Саша.
– Голова раскалывается. Ужас, как можно эту фигню пить, и как я ее вообще выпила.
– Очень даже легко выпила, – заметил Руслан, и снова воцарилась тишина. Яра понимала, чего от нее ждут, но сама еще была не готова к откровениям.
– А я могу принять душ?
Холодные струи текли по спине, заставляя съеживаться и дрожать. Она сидела, обхватив колени руками, и вот уже минут десять смотрела в одну точку, провожая дорожку капелек в слив. Пыталась привести мысли в порядок, но пока не получалось. Ярослава так хотела вчера получить ответы, но в итоге окончательно утонула в той грязи, что ее полили. Разбираться ни в чем больше не хотелось, она лишь не могла понять, как Юра смог прийти к такому выводу о ней.
Когда Яра посчитала, что достаточно истратила холодной воды у друзей, она вышла из душевой кабины и уставилась на себя в зеркало. Синяки под глазами так никуда и не пропали, зато на шее обнаружился кровоподтек, который не заметила раньше. Это открытие пошатнуло ее внешнее спокойствие, и на глаза навернулись слезы. Немного поморгав, чтобы прогнать непрошенных гостей, она распахнула дверь и вышла в прохладу коридора, отчего тут же поежилась. В единственной комнате друзей не обнаружилось, они уже сидели на кухне и что-то громко обсуждали.
– Яра, у нас только сырники и кофе.
Ярослава кивнула, села за стол и стала без энтузиазма ковыряться в еде.
– Не вкусно? – беспокойно спросила Саша, ерзая на стуле.
– Нет, что ты, очень вкусно. Просто аппетита нет, – вздохнула она, и отправила в рот огромный кусок сырника.
– Поговорим? – еле слышно спросила Захарова. Может быть, ее голос прозвучал у Яры в голове, а Саша даже ничего не говорила, но она кивнула.
– Мальчики, нам надо посекретничать, так что, как доедите, выйдете, пожалуйста.
– А почему нам нельзя? Как будто мы чужие, – с набитым ртом возмутился Миша, но Саша на него посмотрела так внимательно, что он сразу скис. Закинул на тарелку еще парочку сырников и позвал Руслана за собой в комнату, откуда донеслось: “Тут все равно все слышно”. Видимо, он не подумал, что это работает в обе стороны.
Ярослава фыркнула, а Саша закатила глаза.
– Миш, а сходите в магазин, – крикнула вслед.
– За чем? – его взлохмаченная голова появилась из-за угла.
– За хлебом.
– Ты уверена? – он покосился на целый батон, который лежал на столешнице.
– Да, и агушу для Яры захвати. Три штуки, – потом глянула на нее. – Нет, лучше пять.
Миша решил не переодеваться из домашнего и просто накинул куртку, стал зашнуровывать кроссовки.
– Кузнецов, а ты чего сидишь? Помоги Мише.
– Помочь кроссовки зашнуровать или хлеб донести? Понял-понял, хлеб так хлеб.
С шумом и ворчанием они наконец закрыли дверь квартиры, а девушки посмотрели друг на друга. Ярослава не знала, с чего начать, и лишь теребила в руке колечко из бисера, которое обнаружила в кармане джинсов минутой ранее.
– Мы с тобой совсем недавно так сидели у тебя на Рождество в комнате под покатой крышей с бутылкой шампанского и салатом.
– Тогда мне действительно нужна была помощь, а теперь эта помощь нужна тебе. Тогда бы я без тебя не справилась, а теперь готова помочь всем, чем смогу.
Яра судорожно выдохнула и расслабилась. Посмотрела на тоненькое неровное колечко, и на него упала крупная слеза. Ее плечи стали подрагивать, а она закрыла лицо руками. Почувствовала, как Саша ее крепко обнимает, и распалась на миллион слезинок, которые превратились в целый поток.
Когда голос перестал дрожать и она перестала икать, то начала свой рассказ с самого нового года.
– Почему это так больно, Саша? Я не могу найти в себе силы продолжать жить дальше так, будто ничего не было.
– Так и не надо делать вид, что этого не было, – она бережно гладила ее по мокрым волосам. – Это ведь часть тебя. Мы все состоим из любви, и наша жизнь тоже состоит из нее, не важно, счастливой или нет. Но, как по мне, это все здорово напоминает нашу с Мишей ситуацию?
– Ты думаешь, что ему кто-то что-то про меня рассказал?
– Возможно. Потому что, если у него все в порядке с головой, он не мог так резко поменять к тебе отношение.
– Изначально он говорил этой самой Вите, что не хочет никаких отношений, почему он вдруг решил из-за меня поменять свое мнение? Как по мне, он его не менял, а захотел просто… воспользоваться мной? А на самом деле девушка ему действительно и не нужна. Либо он в последний момент струсил.
– Поговоришь с ним?
– Ни за что! Я не готова к этому. И никогда не прощу эти слова, – тихо прошептала она, чувствуя, как обида до сих пор отдавалась в ней тупой болью. – Просто надеюсь, что наши пути больше никогда не пересекутся.
Разговор по душам и правда ее освободил. Саша смогла разделить с ней горе, отчего ноша стала на порядок легче, и даже стало казаться, что она видит единственную верную дорогу. Подруга пожала плечами.
– А если здесь все сложнее, чем кажется?
– Конечно, сложнее, он ведь сам все усложнил! Если Вита согласна терпеть такое отношение к себе, то это ее дело, а я сматываю удочки.
***
За окном проносился унылый и однообразный пейзаж. Голые поля, пустые огороды, дачи, заколоченные на холодное время года, практически опавшие листья и грязь. Электричка неслась вперед по рельсам, не спеша покачивая своих пассажиров. В основном пассажирами были старушки с мешочками на колесиках, которые непонятно зачем ехали посреди октября обратно к себе в деревню. Возможно, проверить все тщательнее, а возможно, они так привыкли быть все время чем-то занятыми, что сидение дома становилось для них невыносимым.
Яра, не отрываясь, глядела в окно, прижимала к себе черный рюкзак, в котором чувствовались кругляшки апельсинов, конфеты «Мишка косолапый», любимый бабушкин яблочный джем и книга “Унесенные ветром” – подарок на юбилей.
Поезд, скрипя рельсам, остановился около их села. До дома бабы Лиды оставалось пройти пару улиц, что занимало минут десять. Она шла не спеша, прислушиваясь к своим ощущениям.
В селе жизнь будто замерла. Ничего не поменялось с прошлого ее приезда, и так вот уже двенадцать лет. Хотя заброшенных домиков становилось все больше.
То тут, то там лаяли собаки; соседский упитанный рыжий кот подставлял мордочку единственному выбившемуся из-за туч лучику; грядки больше не были покрыты зеленой ботвой и оголили свои черные внутренности. Под ее резиновыми сапожками хлюпало, а побеспокоенный гусь даже намеревался зашагать за ней следом, уже раскрыв крылья.
На их дворике около гаража, предназначенного для мотоцикла, все так же лежал ее брошенный маленький голубенький велосипед. Краска с него еще не полностью слезла, но он уже насмерть покрылся ржавчиной. Под сливом с крыши стояла бочка, собирающая дождевую воду; деревянные качели, построенные папой, пропитались дождевой водой, отчего дерево разбухло, а веревки почернели.
– Ярочка, ты чего тут делаешь? – раздался позади голос ее бабушки – бабы Лиды. Она шла к ней, переваливаясь с ноги на ногу, в телогрейке и цветастом красивом платке, который шили на заказ – подарок мамы. – А я тебя ждала у Зиновьевых.
– Здравствуй, ба, – она крепко обняла старушку и чмокнула в сморщенную щеку. – А ты с каждым годом все краше и краше.
Та засмеялась и покрутила внучку перед собой, чтобы получше рассмотреть со всех сторон.
– И ты тоже, моя ягодка. Пошли, мы с Дашей уже чайку заварили, с листьями смородины, как ты и любишь, пирожков напекла яблочных. И вафли я купила, лимонные.
– Нет, бабуль, постой, – Яра так и осталась стоять около крыльца. – Я хочу зайти.
На лице бабы Лиды проскользнула обеспокоенность.
– Зачем, Ярочка?
– Мне надо, просто для самой себя.
Она стащила сапожки, заправила прядь волос за ухо, крепче сжала лямку рюкзака и тихо нажала на ручку двери.
Внутри пахло выпечкой, дрожжевым тестом и корицей, а еще, как говорил Вилли Вонка, “благородной старостью”, немного пылью, шерстью и сушеными яблоками.
Яра осматривалась, пытаясь восстановить в памяти, как она запомнила бабушкин дом в семь лет. Та же вешалка с куртками, старый кухонный гарнитур, только выкрашенный краской молочного цвета, раньше он был серым. На подоконниках цвели фиалки и герани, огромное зеркало с комодом стояло в ее спальне. У него все также был отколот нижний правый угол – неудачный бросок попрыгунчика. Старая печка, которая давно не использовалась по назначению, в ней теперь хранилась обувь.
Везде на полах лежали паласы, а в некоторых местах круглые коврики, связанные бабой Лидой из разных старых лоскутов длинными зимними ночами.
Чем ближе Яра подходила к кладовой, тем больше замедляла шаг. Бабушка неустанно следовала за ней. Наконец она остановилась, разглядывая дверь. Дверь была другая. Приоткрывая ее, захотелось зажмурить глаза, но она наоборот раскрыла их шире.
С той стороны больше не было следов от ее ногтей, ручка вообще была без замка. На полу лежал ковер, закрывая бетонный пол. По всему периметру и в шкафу стояли многочисленные банки с ярко-красным вишневым компотом, клубничным и смородиновым вареньем, засоленными помидорами и огурцами. На стенах висели сушеные травы, из которых вся их семья любила заваривать чай. Старые куртки перекочевали немного вглубь.
Ярослава шагнула в кладовую, бабушка обеспокоенно засуетилась.
– Ярочка, внученька, давай мы свет сейчас включим.
– Не надо, подожди. Еще немного.
Стук сердца ускорялся, но такого страха, как прежде, она не испытывала. На указательном пальчике левой руки крутила маленькое черное колечко, пересчитывая бисеринки. Все чудовища отступили вглубь. Теперь здесь даже пахло не сыростью, а травами и пылью.
Место, которое вселяло страх, исчезло. Вместо него была уютная кладовка, которая хранила в себе целую кладезь вкусностей. Закрой бы кто-нибудь сейчас Ярославу в этой комнате, она первым бы делом слопала варенье и выпила компот, перед тем, как плакать и проситься наружу.
– Здесь совсем не страшно, – выдохнула она и повернулась к бабе Лиде.
– Прости ты меня, Ярослава, каждый день молюсь о прощении, – она промокнула глаза шерстяными носками, которые прихватила для внучки и всю дорогу несла в руках.
У Яры тоже на глаза навернулись слезы, и она поспешила обнять старушку.
– Это ты меня прости. Я просто такая трусиха, а оказывается, здесь ничего страшного и не было. Мне надо было давно приехать, вместо того, чтобы трястись в темноте.
Простая истина сорвалась с губ, и немедленно захотелось ею поделиться с Юрой, потому что он тоже знал каково это – бояться.
А следом ее накрыло сожаление, что она так мало времени проводила со своей старушкой. Руки бабушки, которые были покрыты тонкой, даже прозрачной кожей, похожей на мятую бумагу, успокаивающе гладили по волосам, снимая напряжение. От нее пахло кремом для рук с ромашкой, травяным чаем, какао порошком и шерстью. Вокруг глаз разбегались лучистые морщинки, а взгляд ласкал, как прикосновение маминых рук.
– Все хорошо, цветочек, все хорошо. Пойдем чай пить. Где ты хочешь? Хочешь мы с Дашей сюда все перенесем.
Яра лишь покивала и поплелась вслед за бабушкой, помочь перенести все угощения, что та так старательно приготовила для нее. А дверь кладовой так и осталась открытой, выпуская наружу всех монстров, что там заточила. Она сама их создала, сама же придумала им дом, теперь же они были свободны также, как и она.
Шлепая сапожками по грязи, она как мантру повторяла, прокручивая черное колечко, чтобы ее слова дошли до его хозяина: “Заглянуть в глаза своему страху совсем не страшно, страшно не попробовать”. И искренне верила, что Юра еще обретет свое счастье, не ломая чужие жизни.
Глава 13.
Колючая мелкая крошка засыпала голую землю и тут же таяла, не давая той окраситься из черного в белый. Зима должна вступить в свои права только через неделю, однако уже прогоняла ноябрь.
Погода за окном словно проецировала происходящее в Юре: он тоже обрастал ледяной броней, а участки черноты так и не светлели.
Он снова сидел в концертном зале и смотрел в окно, пока шло собрание культоргов. Его мало интересовало происходящее, знал только, что Савелий потом все равно повторит им с Германом по сто раз, будто их там и не было.
Гера тоже сидел, уткнувшись в телефон, подперев подбородок кулаком, и улыбаясь разводил какую-то очередную девушку.
Юра еще раз посмотрел на своего друга и вдруг подумал, что тот был совсем не красавец. Нос с горбинкой, впалые щеки, испещренные мелкими ямками – шрамами от подростковых угрей. Кустистые брови, тонкие губы, волосы у него были жесткими и постоянно торчали в разные стороны, чтобы он с ними не делал. Тем не менее его обаянию мог бы позавидовать сам Казанова. Юра ни разу не видел, чтобы Гера мог не добиться своего и тайно гордился. Его харизма открывала все дороги и не только ему.
– … на республике культоргом будет Савелий, – донеслось до них, отчего они удивленно переглянулись и уставились на напряженную спину друга, который вдруг весь выпрямился и натянулся, как струна.
Обычно такой роли удостаивалась Лера, из года в год получающая номинацию «Лучший культорг», а Савелий становился ее заместителем. Однако сейчас все поменялось. Тот сам находился в шоке и вместо того, чтобы радоваться, обеспокоенно сверлил Леру взглядом.
– Что изменилось? – все же поинтересовался он. Директор департамента по молодежной политике университета, которая как раз и занималась проведением собрания, кинула взгляд на Леру, как бы давая той возможность все самой объяснить.
– У меня свадьба через месяц. Я не потяну организацию ее и концерта, поэтому я сама передаю тебе свои полномочия. Знаю, что ты справишься. Но я, конечно же, буду тебе помогать, так что не расслабляй булки, Савелий, – подмигнула она, а ее белый хвост в этот момент скатился с плеча.
– Ууу, кажется, накрылась моя свиданка с головой на ближайшие две недели, – резюмировал Герман, блокируя телефон и растирая виски. – Он нас с тобой сожрет.
Юра был такому исходу только рад, потому что устал брать ночные подработки. Он снова пытался зарыться от собственных чувств в работе, а так Буров его загрузит по полной, что он даже собственного имени помнить не будет, не то что ее.
Правда крылась в том, что скорее он забудет себя, чем Воронцову, но ему нравилось обманываться.
Теперь они с Герой внимательно ловили каждое слово директора, который расписывал им все тех задание. Культорги и их заместители, переговариваясь, покидали коворкинг зал, а Савелий продолжал ссутулившись сидеть на стуле, опершись локтями в колени и запустив пальцы в волосы.
Герман ушел вместе с другими, чтобы собрать списки участвующих коллективов, а Юра замялся, не понимая, почему его друг такой поникший, хотя стремился к этой должности почти четыре года.
Он подошел ближе и внимательно уставился на притихшего Савелия. Сейчас он словно стал другим, не собой. Уставшим, осунувшимся, немного бледным, а под глазами были заметны синяки.
– Сав, ты чего? Надо радоваться! Ты ведь – культорг университета! Ты так долго к этому шел, так мечтал.
Он хмыкнул и принялся потерянно похлопывать себя по карманам в поисках сигарет.
Закурил прямо в помещении, не заботясь, что может сработать сигнализация. Это на него совсем не походило, потому что он всегда чтил правила и требовал этого от других. Юра открыл окно, пропуская свежий воздух.
– Не об этом я мечтал, не об этом.
– Да брось, ты что расстроился, что Лера сама уступила тебе свой пост и ты не был выбран решением деканата?
Савелий снова покачал головой.
– Она замуж выходит, – тихо произнес, словно боялся, что как только слова пронзят пространство, их уже будет не вернуть. – Понимаешь?
Юра не понимал. Точнее он уже все понял, но не мог как-то все это уместить в голове.
– Постой. Но как же… Ты… она… Ася? – у него получались лишь отдельные обрывистые фразы, которые никак не хотели складываться в предложение.
– Я предлагал ей встречаться на первом курсе, даже не раз, но она все время отказывала мне. Я взъелся и как-то так вышло, что решил доказать, какой я на самом деле. Утешить свою задетую гордость, вот что я хотел. Показать ей, кого она потеряла. А потом, когда Лера бы поняла, то, может быть, все и получилось… Это сейчас глупо звучит, тогда я был настроен очень решительно.
– Почему я об этом не знал? – пальцы неприятно похолодели.
– У тебя была Олеся, и я тебе завидовал, если честно. У тебя получилось добиться девушки, а у меня – нет. Мне было стыдно в этом признаться, и я предпочел это от всех скрыть.
– Но как же Ася? Ты ее не любишь?
Савелий поднял на него тоскливый взгляд, как у побитой собаки, и немного улыбнулся, при этом глаза его так и оставались грустны.
– Я к ней привязался.
– И всё?
– И всё. Просто понимаю, что без нее мне будет тяжело. У нас все так внезапно закрутилось, а сейчас я уже и не представляю, какого это – быть не с ней. Три года, Юра.
– Ты думаешь, это честно по отношению к ней? Ты представляешь на ее месте другую? Или как это вообще происходит? – он начал злиться, потому что не понимал друга и не хотел понимать. Отказывался вообще верить в происходящее. А еще обида за Асю тяжелым камнем легла на сердце. – Это ведь сродни измене. Или ты ей итак изменял? Ты поэтому к Саше клеился в новый год? Чего ты молчишь?! – Юра зачем-то потряс спинку его стула, будто это помогло бы быстрее выбить ответы.
– Ты мне и слова сказать не даешь, – резонно и все еще спокойно заметил Савелий. – Поэтому я тебе и не рассказывал, знал, как ты отреагируешь. А я боюсь потерять тебя. Мы с тобой почти восемнадцать лет не разлей вода. Пойми…
– Не хочу я понимать! – Юра с грохотом поставил стул перед ним и уселся, скрестив руки на груди.
Они погрузились в тягостное молчание. Пока Савелий продолжал пускать облачка дыма.
– Я так устал от самого себя. Постоянно бегу-бегу-бегу, потому что боюсь остановиться, оглянуться, посмотреть на свою жизнь и поступки, задуматься о том, что я вообще творю. Разочароваться в себе в край.
Юра ему не ответил, и он снова замолчал. Скрытый смысл многих слов начинал доходить до него. Друг постоянно намекал, а он так погряз в собственных проблемах, что не заметил рядом утопающего.
– Поэтому тебе и надо поговорить с Ярой. Один разговор так многое может решить. Вдруг она несчастна в тех отношениях. Просто мы все неидеальные, совершаем ошибки, потому что постоянно стоим перед выбором, и зачастую не можем знать наверняка: правильный ли делаем или нет. Я сделал неверный, теперь расхлебываю. А вот у тебя еще есть шанс исправить положение. Я же видел, как она на тебя смотрит.
Они не обсуждали произошедшее с Ярославой с той самой злополучной ночи в клубе.
Вряд ли у него был шанс все исправить, потому что отношение к ней он изменить не мог, хотя и отчаянно любил. Да и слова, сказанные на пьяную голову, было не возвратить. Как и не возвратить Виту, которая с того момента отделилась от их компании.
Юра встал, похлопал друга по плечу и сказал:
– Пойдем.
– Куда? – Савелий с удивлением и даже какой-то опаской уставился на него.
– Концерт ставить. На тебя между прочим возложили ответственность, мне ли тебе об этом напоминать?
– И это всё? Ты мне ничего не скажешь? – он встал и растерянно захлопал белыми ресницами, которые на фоне падающего снега были почти неразличимы.
– Думаю, ты сам в себе уже разобрался, просто не можешь набраться смелости и признаться в этом.
– А ты останешься со мной? – прозвучало жалобно, будто он пытался удержать девушку, отчего Юра ухмыльнулся.
– Кто же с тобой еще после этого всего разделит радость и горе, богатство и бедность, болезнь и здравие, пока смерть не разлучит нас?
– Да иди ты, – Савелий хлопнул его по плечу, и они вышли в шумный коридор.
***
Дни пролетали незаметно, весь университет стоял на ушах. Савелий пытался кинуть все силы на то, чтобы не опозориться на всю республику, но надо отдать должное Лере, которая могла успокоить его одним взглядом и действительно помогала, как и обещала.
Юра часто ловил себя на мысли, что то и дело рассматривает толпу студентов или ходит в наушниках, но без музыки, пытаясь поймать знакомый громкий голос, который ранее вызывал в нем чувство беспричинного счастья.
– Ее здесь нет, друг, – наконец Герман заметил его маленькие отвлечения. – Лера сказала, что она отказалась от участия, собственно, как и ее дружок.
– Не понимаю, о чем ты, – огрызнулся Юра, прогоняя звуковую дорожку еще разок, потому что до этого даже и не услышал ее.
Гера хмыкнул и встал.
– Мне действительно по барабану, – процедил ему вслед Юра.
Тот лишь пожал плечами и ушел, а на его место внезапно приземлилась та, которую он никак не ожидал увидеть.
– Привет, – улыбнулась Олеся и дружески подтолкнула его плечом, будто между ними и не было этого болезненного разрыва длинною в полтора года.
– Чего тебе? – совсем не приветливо, зато честно.
– Поговорить хочу, – она положила голову на спинку дивана и посмотрела на него.
– Ну, говори.
Олеся немного помолчала, словно обдумывая, с чего ей начать.
– Хочу кое-что пояснить. Я не жалею о том, что было между нами. – Тишина, однако его спина напряглась. – И никогда не жалела. Тогда я это сказала и еще много чего ужасного, потому что рассердилась на тебя, но потом поняла, как была не права. Ты был моим лучшим другом, ты был моим первым парнем, моими первыми серьезными отношениями. Ты показал мне, каково это быть любимой, обустраивать свой дом и вообще жить с кем-то. Но знаешь, что я еще поняла? Что мы с тобой слишком одинаковые, и нам было бы скучно.
Юра обернулся к ней.
– Другие тебя должно быть хорошо развлекали?
– Я не об этом! Давай сейчас ни обо мне отдельно и ни о тебе, а в целом. Нужен такой человек, который будет зажигать звезды в нас самих, заставлять жить и чувствовать эту жизнь, который будет заставлять смеяться и верить в лучшее, когда все рушится к чертям. Мы с тобой какие-то слишком замкнутые в самих себе по большей части, интроверты от головы до пяток. Если еще добавить и пессимизм, то вообще убойная смесь. Поэтому мы в начале и сошлись. Нашли пристанище друг в друге, но не зря говорят, что притягиваются противоположности. Я заскучала через шесть лет, ты бы тоже рано или поздно… и не смотри так на меня!
Он снова отвернулся, переваривая ее слова, в глубине души осознавая, что в чем-то Олеся была права. Даже при ее описании этот нужный ему человек стоял перед глазами и улыбался своей широкой улыбкой и шаловливыми огоньками в глазах.
– Я должна была тебе сказать обо всем этом раньше, слишком затянула. Прости меня, пожалуйста, за это и… спасибо за всё! – она оставила легкий поцелуй на его щеке и упорхнула, будто ее рядом и не было.
Этот разговор выбил его из колеи, но внезапно стало легче. Раньше он копался в себе и думал, что проблема была в нем. После слов Олеси в момент разрыва их отношений о том, что она обо всем жалеет, Юра засомневался, что с ним вообще кто-нибудь захочет быть. Мысли немного прояснились, словно туман обиды, который заволакивал их до сих пор, отступил.
***
Тем же вечером он сидел на кухне, монтировал видеоряд, пока Эля готовила коронное блюдо – макароны с сосисками – и вываливала на его голову недовольство по поводу предстоящих экзаменов.
Она ничуть не уступала Юре в росте и в худобе. Вот и теперь ее тощие голые коленки торчали над столом, пока она присела в ожидании закипания воды. Крашеные белые волосы молочным водопадом струились по спине и плечам и щекотали ногу, отчего она то и дело ее чесала.
Эля внимательно следила за его действиями серыми глазами, которые каждый раз до боли напоминали глаза отца. Возможно, поэтому Юра старался избегать ее взгляда всякий раз, когда оказывался предметом ее наблюдения.
– Ты меня не слушаешь, – возмутилась она, выхватила из его рук блокнот с карандашом, в котором он делала пометки и нарисовала мордочку с высунутым языком.
– Я могу повторить все слово в слово. Ты лучше бы за сосисками следила, – он вернул себе вещи и посмотрел на кипящую воду, разлетающуюся брызгами на добрую половину плиты.
Она лишь махнула на него рукой и достала телефон, где начала смотреть видео, не собираясь убавлять громкость. Ее болтовня сменилась раздражающими вирусными песнями, звучащими сейчас буквально отовсюду.
Юра устало потер глаза и откинулся на спинку стула, рассматривая свою сестренку и постукивая карандашом по столешнице. Ей явно было все равно, что она мешала. С интересом рассматривала что-то в телефоне, и на секунду на ее лице промелькнула улыбка.
Раздался звук уведомления, на экране высветилось сообщение от Савелия: “Предложил Асе взять паузу. Она начала намекать на то, что и нам пора свадьбу устраивать, а я точно не готов”.
И вдогонку: “Непривычно дома без нее. Приходи, у меня есть дошик”.
“Чисто холостяцкий обед”.
Юра задумчиво потер лоб, пытаясь переварить новость. Ему казалось, что Савелий так на это и не решится. Мысли прервала фраза из видео на телефоне Эли: “Сегодня мы проводим конкурс, кто быстрее выпьет бутылку лимонада…”. Он вздрогнул, потому что голос был знакомым. Дальше раздался какой-то шум, еще несколько голосов, которые подбадривали, но Эля, быстро стрельнув глазами в Юру перелистнула видео.
– Кто это?
– Что?
– Чей это голос сейчас был? Знакомый очень.
– А, ты его не знаешь. Я с ним познакомилась год назад на аниме-вечеринке. Помнишь, ты меня с Дашей еще туда провожал?
– И ты с ним общаешься? – сердце сжалось от мысли, что Эля уже выросла, заканчивает школу, интересуется парнями, а он этого не заметил или отказывался замечать.
– Пф, нет. Он, наверное, даже не знает, что я на него подписана. Просто интересно наблюдать…
То, что она избегала смотреть на него, говорило лишь о том, что “наблюдала” она часто. Юра пересел к ней поближе, противно проскрежетав стулом по полу, и кивнул на телефон:
– Покажи мне.
– Зачем? – она на него покосилась, но пожала плечами и смахнула вниз несколько роликов, чтобы вернуться.
Руки противно похолодели. Он увидел то, чего так опасался и о чем предупреждало подсознание, когда услышал этот голос.
На экране появилось лицо Руслана Кузнецова. Его волосы были выкрашены в черный, черные очки, которые он практически никогда не снимал, серьга в ухе в виде креста.
“Сегодня мы проводим конкурс, кто быстрее выпьет бутылку лимонада…”
Он переключил камеру: Ярослава и Саша стояли на изготовке с литровыми бутылками Меринды. По счету они начали пить, а Юра, сам не понимая, зачем он все это делает, как мазохист, всматривался в картинку.
Вот стоит Миша, с другой стороны Стас, а рядом с ним невысокая фигуристая девушка, которая закрыла лицо руками и смеялась.
Саша с Ярой синхронно опустили недопитый лимонад, под хохот друзей.
– У меня сейчас он из носа польется!
– Ага, а у меня из глаз, – Яра запрокинула голову к потолку и начала обмахивать себе лицо, чтобы загнать назад выступившие слезы.
Видео оборвалось, а Юра уже включал следующее. Сердце неприятно ныло, но было интересно заглянуть в чужую жизнь, частью которой он так и не стал.
На следующих кадрах Кузнецов уже снимал, как они все танцевали и пели песню «Солнышко» в караоке по телевизору. Яра была в его очках и прыгала на диване с Сашей.
Потом Руслан перевел камеру левее, и ему открылось то, что он никак не ожидал, отчего быстро остановил воспроизведение. Стас полулежал на диване, на его коленях сидела та самая незнакомая девушка, вот она наклонилась и поцеловала его.
Ее мелкие кудряшки скрыли их лица, но то, что они целуются, не было никаких сомнений.
– Юр, ты чего? – Эля с интересом заглядывала в экран, чтобы узнать, что же его там так заинтересовало. Он поспешно снял паузу, а через несколько секунд его самым страшным опасениям пришлось подтвердиться.
“Эй, сладкая парочка, ну-ка отлепитесь друг от друга, а то смотреть противно” – и Руслан со смехом кинул в них подушкой.
Карандаш, который Юра до сих пор держал в руке, с хрустом переломился. Так же, как он сломал свою собственную жизнь. Человек сам ее ломает: неправильный выбор, зависимость, предательства… Он же – собственными импульсивными словами. Не удосужился проверить, не спросил ее, просто все порвал, поджог мостик, что возник между ними. А на той стороне сквозь огонь на него смотрела Яра.
Все казалось нереальным и слишком остро ощущалось. Толстовка душила, из-за чего он поспешил ее оттянуть от шеи, но облегчения не последовало.
– Ярослава, – тихо с горьким сожалением произнёс Юра, не зная, что хотел сказать. Просто её имя сорвалось с губ, распалось на буквы, звуки. Будто он больше не имел право его произносить, оно было для него под запретом навсегда.
Легче поверить в вину другого, чем признать свою, и он теперь в ней захлебывался и лихорадочно перебирал варианты, как можно исправить ситуацию. Но ответ был прост: Яра его уже никогда не простит ни за те ужасные слова, ни за то, что он убежал от нее, ни за поцелуй с Витой. Не будет больше чертят в глазах, лепешек ночью, тепла её тела под одеялом, громкого раскатистого смеха и умопомрачительных поцелуев.
Эля недоуменно смотрела то на Юру, то на экран своего телефона, не понимая, что происходит. А он спрятал лицо в руках, чтобы скрыться от света, что пролился на него, все еще не веря, помотал головой и выдохнул:
– Эля, я такой дурак.
А потом достал телефон и отправил Савелию короткое сообщение: “Выезжаю”.
***
Ярослава сидела на кухне загородного дома Макаровых и разводила себе кофе. Раньше они часто проводили здесь время: собирались на шашлыки, отмечали все праздники, просто отдыхали или находились в звукоизоляционной комнате, где Вова воссоздал свою группу и репетировал.
Вот и теперь они отмечали два радостных события: день рождения Миши и приезд Стаса с Кристиной.
